Эстениш был счастлив. Он лежал на мягкой перине, под пуховым одеялом, которое перед сном заботливо подоткнула ему мать, и с глупой улыбкой на устах пялился в утренний сумрак. Спать не хотелось совершенно. Ещё бы! Столько эмоций, столько забытых ощущений! Эсти чувствовал себя так, словно отсутствовал дома не каких-то жалких пять-шесть дней, а несколько лет.
"Слава Солнцу, всё закончилось". Эстениш с наслаждением прислушался к привычным звуками: за окном, выходящим на задний двор, во всю горланил петух, прославляя наступление нового дня, а Таниш и Данатуш, как обычно, разгружали телеги с мукой для утреней выпечки, работали с размахом, сопровождая разгрузку громким уханьем и залихватским пением. "Видно вчера на танцы ходили, не остыли ещё", - благодушно подумал Эстениш. Обычно он немного завидовал плечистым, бойким близнецам, за которыми девчонки буквально табунами ходили, но это осталось в прошлом. Теперь у Эсти была невеста, почти жена, а значит, о танцульках и интрижках придётся забыть. Юноша сдвинул брови, пытаясь определить, вызывает ли у него грусть такое положение дел, и хмыкнул: Алемика стоила не только каких-то там танцулек, она стоила всей его прежней жизни.
С улицы донёсся голос матери. Госпожа Рейника Шагор сердито отчитала близнецов за то, что они мешают спать младшему брату, и на заднем дворе стало тихо. Даже петух замолчал. Эсти не удивился бы, узнав, что мать сгоряча свернула ему шею. Ради вернувшегося сына, она готова была и не на такие подвиги. Сегодня уж точно. Эстениш улыбнулся шире не куда: "Всё-таки приятно, когда тебя любят!"
Он повернулся на правый бок, сунул ладонь под щёку и вздохнул, вспомнив, как часто-часто забилось сердце при виде знакомой красной двери с большим дверным молотком, выструганным прошлым летом его старшим братом Аланишем. На глаза навернулись слёзы, прямо как пару часов назад, когда, после длительного ожидания на пороге, он увидел заспанную мать и вмиг оказался в её нежных объятьях. Рейника плакала и причитала, гладила Эсти по плечам и голове, совершенно растрепав его огненно-красную шевелюру, но парень не жаловался. Переждал минутку-другую, а потом представил матери Алемику, с молчаливого согласия девушки гордо присовокупив к её имени - "моя невеста".
Ох и радости было! Рейника провела сына и будущую невестку в столовую, усадила за стол и принялась выставлять на столешницу миски и плошки с салатами и закусками. Затем растолкала Лимику, единственную в доме служанку, и отправила её разогревать суп и мясо, а сама уселась напротив сына и стала расспрашивать, где его эти дни носило. Эсти тогда всех богов возблагодарил за то, что отца и братьев дома нет. Уж кто-кто, а Палниш с него живого не слез бы, пока не узнал все подробности. Мать же его сбивчивый, наспех придуманный рассказ удовлетворил. По крайне мере, к словам она не придиралась, подробностей не выпытывала. Лишь ахнула, когда сын поведал, что какие-то незнакомые личности схватили его и повезли в неизвестном направлении, и облегчённо вздохнула, услышав, что похитители оставили Эсти на обочине дороги.
- Они, как я понял, приняли меня за кого-то другого, а как разобрались - отпустили. Слава Солнцу, не убийцы какие-нибудь оказались, так, обычные проходимцы.
Рейника согласно покивала и посетовала на то, что сыну пришлось так долго добираться до дома, без еды, без воды. На что Эстениш возразил, что дорога в Бершан показалась ему даже приятной, потому что встретил он Алемику, которая возвращалась из далёкой деревни от родственников. Эсти в красках расписал, как появление девушки спасло его от голода, как они коротали путь за разговорами, всё лучше и лучше узнавая друг друга, и, наконец, решили пожениться. Рейнику несколько смутил тот факт, что её будущая невестка путешествует по лесным дорогам одна, но Эстениш моментально сориентировался и заявил, что Мика была с обозом, и отстали они от него специально, чтобы побыть вдвоём. И тут же стал рассказывать какая хорошая у девушки семья, что живут они в достатке, а сама Алемика служит в Доме Совета - личной горничной Морики Теригорн.
Услышав это, Рейника немного расслабилась и совсем другими глазами взглянула на будущую невестку: теперь она производила впечатление работящей и добросовестной девушки. Мать доброжелательно улыбнулась Алемике, и Эсти поспешил объявить, что жениться намерен незамедлительно.
- Сначала нужно согласие родителей получить, - мягко заметила Алемика и покраснела.
- Тогда я завтра же отправлюсь к твоему отцу!
Эстениш прямо-таки пылал решимостью, но у Мики в планах было иное:
- Завтра мне нужно сходить в Дом Совета.
- Сходим. - Эсти кивнул и, взяв девушку за руку, вдохновенно добавил: - Одну я тебя никуда не отпущу! С утра и пойдём. А к твоим родителям можем и после обеда поехать.
Сказал и мысленно себе поаплодировал: немного прогуляться им обоим точно не повредит. Впереди маячила встреча с будущим тестем, и подготовиться к ней стоило основательно. Обговорить детали, к примеру, чтобы их рассказ выглядел правдиво и не вызывал лишних вопросов. "Чем банальней всё будет звучать, тем лучше. Никаких фантошей, тиратцев и федералов. Просто чья-то глупая ошибка! Похитили, увезли, выбросили - и все дела!.. Интересно, как они там? - Эстениш ужаснулся внезапно возникшей мысли и потряс головой, прогоняя её прочь. - Хватит! От них всех одни неприятности! А у меня впереди счастливая семейная жизнь".
Юноша поднялся из-за стола и громко объявил, что им с Алемикой нужно отдохнуть после долгого пути. Рейника не возражала. Проводила девушку в комнату для гостей, потом вернулась к сыну и, словно он вновь стал маленьким, уложила его постель. Укрыла одеялом, поцеловала в лоб. Немного постояла, разглядывая его лицо, точно искала на нём ответы на свои незаданные вопросы, пожелала спокойной ночи и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь...
Эстениш покосился на окно, за которым по-прежнему было тихо, и прикрыл глаза, испытывая несказанное счастье от того, что его нелёгкое путешествие наконец-то завершилось. Хотел прикинуть в уме, как бы половчее обстряпать разговор с родителями Алемики, чтобы те узрели и осознали, что их будущий зять человек трезвомыслящий и обстоятельный, и на него всегда и во всём можно положиться, но ни до чего не додумался: усталость победила лёгкое волнение, и юноша заснул, сладко и безмятежно, как можно спать только под родной крышей.
Правда выспаться ему так и не удалось. Около десяти утра в комнату проскользнула Алемика. На цыпочках подошла к кровати, села на край и нетерпеливо толкнула Эстениша в плечо:
- Эй, вставай поскорее, нам пора.
- Куда?
Юноша продрал глаза и непонимающе взглянул на невесту. В постели было тепло и приятно, вылезать из неё совершенно не хотелось, а уж куда-то там тащиться - подавно. Особенно после стольких дней непрерывной скачки и беготни!
- Давай попозже, - попытался увильнуть Эсти, но Алемика была категорична:
- Или ты встаёшь и идёшь со мной, или прощай навсегда!
К прощанию Эсти был не готов, поэтому с деланной бодростью откинул одеяло и вскочил с кровати:
- Я уже!
- Оденьтесь, господин "уже". - Алемика хихикнула и отвернулась, а Эстениш громко ойкнул, сообразив, что стоит перед девушкой в одних трусах, и ринулся к шкафу.
Стремительно натянул штаны и рубашку, сунул ноги в сапоги и объявил:
- Можем идти.
- Не кричи, - шикнула на него Алемика, - не хочу, чтобы твои родные знали. Давай уйдём потихоньку.
- Тебе не понравилась моя мама?
- Очень понравилась. Просто сейчас я не готова к общению с ней. Все мысли о Доме Советов. Мне не терпится посмотреть, что там делается.
- А что там делается? Всё, как обычно. Сидят старейшины и решают, что нам делать и как жить.
- Да пусть их! Я за имущество своё беспокоюсь. У меня в комнате целых шесть платьев висят. А в шкатулке под кроватью серьги агатовые спрятаны, что мне леди Гедерика на день рождения подарила.
- И что?
- А то, что меня уже вон сколько в Бершане нет. Вдруг всё разворовали?
- Я тебе новые платья куплю. И серьги.
- Само собой. Но эти мне тоже нужны. Ух, я этим прохвосткам устрою, если хоть одной рюшки не досчитаюсь! - Алемика угрожающе потрясла кулаком и встала: - Ладно, идём, а то полдень скоро.
- А что в полдень? - с любопытством поинтересовался Эстениш, направляясь к двери.
- Подготовка к обеду начнётся. Как пить дать припашут.
- Ерунда! - Эсти развернулся и, поймав девушку за руку, притянул её к себе: - Скажешь, что замуж собираешься, от тебя и отстанут.
- Ага, как же. Знаешь, какая у нас старшая горничная? Её даже свадьба не остановит! Из-под венца утащит и работать заставит, - обиженно проговорила Алемика, но, взглянув в глаза парня, смягчила тон: - Ты не думай, я не лентяйка какая-нибудь, просто терпеть не могу, когда ко мне придираются... Ну что, пошли?
- Пошли, - кивнул Эстениш, не сводя глаз с коралловых губ Алемики. - Только можно я сначала тебя поцелую?
- Вот ещё!
Девушка вспыхнула и поспешно вывернулась из его объятий. Эсти лишь тяжко вздохнул: с тех пор как они вернулись в Бершан прошло всего ничего, а их отношения изменились. Ещё вчера Мика выглядела более решительной и независимой, она кокетничала с Эстенишем, посылала ему многообещающие взгляды, стремилась держаться рядом. Пока они шли от дома сильфа, всё время разговаривали, благодарили судьбу за то, что их нелёгкое, полное перипетий путешествие подошло к концу, строили нехитрые планы на будущее. Им было легко и приятно шагать рядом. Но сейчас что-то неуловимо поменялось, Эстениш это кожей чувствовал.
Скорее всего, на них повлияла смена обстановки. Раньше они были предоставлены сами себе, а теперь оказались в доме Шагоров, где, как ни крути, следовало подчиняться определённым правилам. В них появилась скованность, словно они постоянно находились в комнате со стеклянными стенами, и в любой момент их могли увидеть и осудить за проявленную вольность. Да и маячившая впереди встреча с родителями Алемики уверенности обоим не прибавляла.
"Я всё равно на ней женюсь!" - сказал сам себе Эстениш и следом за Микой покинул спальню.
По дому витали божественные ароматы еды, видимо, Рейника готовила что-то особенное для сына. Эсти на мгновение остановился, жадно втянул ноздрями воздух и тут же получил ощутимый тычок в бок.
- Мы торопимся!
- Ну да. Правда, что нам мешает сначала позавтракать? Знаешь, сколько дней мне приходилось жить впроголодь?
- Два? Три? Зато сегодня ночью до отвала наелся.
- Ты жестокая.
- Ничуть. Ты сам вызвался сходить со мной, так идём.
Алемика взяла юношу под руку и потащила его к выходу, мысленно умоляя Солнце, чтобы никто не попался им на пути.
Сегодня светило благоволило девушке, и дом они с Эстенишем покинули тихо, не вступая в объяснения с госпожой Шагор. Вышли на улицу и быстрым шагом направились в сторону центральной площади. Эсти немного злился на Мику за грубый тон, поэтому молчал. Выглядел он при этом ужасно забавно, как нахохлившийся рыжий воробей. Алемика даже стала подумывать, а не попросить ли у него прощения, но одёрнула себя: иногда строгость мужчинам на пользу. Так частенько говаривала матушка, а ей девушка привыкла доверять. Так и шли бы они до самого Дома Совета, но на пересечении Оружейной и Песчаных улиц случилась удивительная для Бершана вещь: город тряхнуло, как от подземного толчка.
Алемика и Эстениш замерли, испуганно глядя по сторонам, на таких же перепуганных невероятным событием людей, и бросились в объятья друг друга.
- С тобой всё хорошо? - взволнованно спросил Эсти.
- Да. - Мика кивнула. - А что это было?
- Точно не землетрясение. Нам ещё в школе рассказывали, в Ликане землетрясений не бывает.
- Значит, магия?
- Скорее всего. - Эстениш крепче прижал к себе девушку. - Нам лучше вернуться.
- Ни за что! - отрезала Алемика и, вцепившись в руку юноши, потащила его за собой. - Если это магия, то магия жутко сильная, значит, либо в Доме Совета колдовали, либо в Храме Солнца. Так пойдём и посмотрим, что да как!
- Лично я предпочёл бы держаться от них всех подальше, - проворчал Эсти, покорно следуя за возлюбленной и стараясь не обращать внимания на взволнованных бершанцев, что суетливо бегали по улицам, сбивались в группки и взволнованно обсуждали странный подземный толчок.
- Не глупи! Мы только глянем одним глазком и, если что не так, тотчас уйдём. Обещаю!
- Ладно, - сдался Эстениш, хотя всё его нутро вопило: "Вернись! Не ходи!"
- Мне и самой это всё не нравится, - тем временем говорила Алемика. - Но я хочу назад свои вещи. А ещё посмотреть в глаза главной горничной и сказать, что увольняюсь, потому что всегда нужно доводить дело до конца. Пусть заплатят, что положено, рекомендации напишут - и катятся лесом!
- Не переживай, работу я тебе найду.
- Я и сама найду. После Дома Совета меня в любой дом с распростёртыми объятиями возьмут.
- Конечно, - машинально кивнул Эстениш, нервничая отчего-то всё больше и больше.
А народ вокруг понемногу успокаивался. Новых толчков не последовало, и жители Бершана в своих оживлённых, темпераментных разговорах всё чаще склонялись к мысли, что данное неординарное событие случилось по вине какого-то бедолаги, что перепутал слова в заклинании или направил свою магию на неверный объект. Эта простая мысль, пришедшая в чью-то светлую голову и с энтузиазмом подхваченная народом, успокаивала горожан даже лучше, чем если бы перед ними выступил сам Миганаш Теригорн с заявлением, что всё в порядке.
- Совет разберётся!
- Штрафовать таких разгильдяев надо!
- За парту обратно сажать! - доносилось со всех сторон. И постепенно люди угомонились, занялись своими делами. Лишь единицы, не удовлетворённые простым объяснением, направились в сторону центральной площади.
Впрочем, Эстенишу и Алемике дела до невольных спутников не было. Мика тихо сетовала на то, как жестоко обошлась с ней судьба, обещала, что сегодня в последний раз переступит порог дома Совета, и раз за разом твердила, что назло всем станет счастливой и богатой.
Эсти молча кивал её словам, совершенно не вникая в их смысл, и вертел головой, будто пытался отыскать в лицах горожан причину своей внутренней тревоги. Такого с юношей ещё не случалось: каждая клеточка его тела вибрировала и дрожала, и это было не похоже на озноб. Да и не чувствовал себя Эстениш больным, скорее игрушкой из детского конструктора, которую собрали из крохотных деталей, но собрали чересчур небрежно, и теперь она готова развалиться на составляющие.
- Не могу так, - пробормотал Эсти и рванулся вперёд, перехватывая инициативу.
Теперь уже он тащил Алемику за собой. Но не в сторону площади, а в к небольшому, по-домашнему уютному скверу, которым начиналась Кленовая улица, уходящая в сторону от центра.
- Эй! А ну-ка стой! - Возмущению девушки не было предела. - Что ты задумал, Эсти?
- Ничего. Хочу немного отдохнуть.
- С ума сошёл?
- Пока нет. - Эстениш плюхнулся на ближайшую скамью, благо она была свободна, заставил Алемику сесть рядом и, продолжая сжимать её руку, проговорил: - Давай сходим в Дом Совета завтра.
- Почему?
- Э... - неловко протянул юноша, подыскивая нужные слова, но ничего убедительного придумать не сумел, поэтому сказал, как есть: - У меня плохое предчувствие.
Алемика недоверчиво прищурилась. Несколько мгновений она рассматривала своего жениха, раздумывая, соглашаться на его предложение или нет, а потом решила уточить:
- Это из-за странного подземного толчка?
- Нет. Не уверен... Такое со мной впервые. Не знаю, как объяснить, только я совершенно уверен, что идти нам никуда не надо.
Эсти умоляюще посмотрел на девушку, и та сдалась:
- Ну, хорошо. Давай завтра сходим. - Алемика придвинулась ближе к Эстенишу, положила голову ему на плечо и улыбнулась: - А может, ты из-за сватовства нервничаешь? После Дома Совета к моим родителям ехать надо, вот ты и трусишь.
- Вот уж нет! - воскликнул Эстениш так громко, что проходившая мимо пожилая пара одарила его укоризненными взглядами. - Извините, - на автомате произнёс юноша и обнял Алемику за плечи: - Я хочу жениться. И с родителями твоими познакомиться хочу. Да по-другому и быть не может. Ещё когда мы на берегу Учары стояли, я тогда уже решил - мы будем вместе. А когда тебя в Исанту забрали, чуть с ума не сошёл, всё думал, как ты там одна среди врагов.
- Так ты в Исанту из-за меня поехал?
- Даже не сомневайся. Я как от Дигнара вырвался только о тебе и думал. Ты мне веришь?
Алемика подняла голову, в её глазах плескался восторг:
- Да. Ты привёл меня в свой дом, познакомил с мамой и братьями. Это о многом говорит. - Девушка помолчала и со смущением, окрасившим её щёки ярко-алым, добавила: - Я тоже всё время о тебе думала, с самой первой встречи.
- Ещё бы! Я таким красавчиком был, - усмехнулся Эстениш и качнул головой от досады: - Теперь-то я тебе, наверное, не так интересен.
- Не говори ерунды! Дело совсем не во внешности. Ты так смотрел на меня.
- Как?
- Словно я особенная. И сейчас так смотришь, хотя я теперь совершенно обычная и совсем не похожа на леди Гедерику.
- Мика... - Эсти поцеловал девушку в щёку. - Ты самая лучшая.
- А ты, похоже, успокоился, - прошептала Алемика, млея в объятьях возлюбленного. Да-да, именно сейчас, в эту самую минуту, она поняла, что действительно любит медноволосого развозчика, который ради неё отправился в другую страну. "Это ли не доказательство настоящей любви?" - подумала девушка и, потянувшись к Эстенишу, нежно коснулась его губ своими.
Эсти шумно выдохнул, точно собирался прыгнуть в воду, и пылко ответил на поцелуй Алемики, мгновенно превратив его из целомудренного в страстный. Бершан пропал. Исчезли люди, деревья, дома. В целом мире не осталось ничего, кроме простой деревянной скамейки и двоих влюблённых, позволившим горящему внутри чувству вырваться наружу. Их поцелуй был долгим и сладким, как цветочный нектар, а когда он завершился, Алемика и Эстениш ещё долго сидели обнявшись, впитывая тепло, слушая дыхание друг друга, и мечтая о том, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.
А потом случилось невероятное. В небо над Бершаном врезался гигантский столп света, озарив город миллионами ярких серебристых искр. Он полыхал всего несколько секунд и сразу погас, а на город навалилась тишина. Напряжённая, звенящая от потрясения.
- Дом Совета... - разорвал тишину испуганный женский голос.
- Нет, Храм Солнца. На нас напали, - хрипло возразил мужской, и улицу затопил нестройный хор голосов.
Волна паники в один миг накрыла город. Люди выскакивали из зданий, кричали, хватали на руки детей. Кто-то бросился к городским воротам, в стремлении покинуть город, но большинство ринулось к центру, к Дому Совета и Храму Солнца, что олицетворяли собой мощь и силу Ликаны.
Алемика и Эстениш тоже побежали. В сознании юноши с новой силой вспыхнуло: "Берегись!", но река всеобщего хаоса уже захватила Эсти, не позволяя остановиться и подумать. Его, как и других бершанцев, вперёд гнало отчаянное желание узнать, что же стряслось в их спокойном и дружелюбном городе, и если стряслось что-то плохое - помочь, спасти, поддержать. А, главное, убедиться в том, что их мир остался прежним: привычным и знакомым, стабильным и благополучным.
Осознание того, что впереди, в центре выжженного, отполированного магической вспышкой квадрата земли лежит её несчастная девочка тяжелым камнем давило на Морику. Она тяжело дышала, жадно хватая губами чуть влажный весенний воздух, смахивала тыльной стороной ладони слёзы, что так и норовили заслонить её взор от непоправимой беды, спотыкалась и почти падала, но каким-то чудом удерживалась на ногах и продолжала бежать вперёд. А перед глазами одна за другой вставали милые сердцу картины: вот Геда сделала первый шаг, вот неумелой ручкой начертала на листе корявую букву "А", вот она сидит на толстой дубовой ветке и жалобно хнычет, потому что взобраться силёнок хватило, а спуститься - никак. Очередной взмах руки, и из-за тумана слёз вновь проступает распластанная на земле фигура.
- Геда, Геда, - срывается с одеревеневших от ужаса губ. "Как такое могло случиться. Мы же считали, что магия проклятых тебя охраняет. А она убила тебя?"
До цели оставалось не более десяти шагов, когда Морика внезапно остановилась. Замерла, как вкопанная, а горестный взгляд тёмных, как безлунная ночь, глаз стал растерянным и беспомощным. Тело лежащей перед ней женщины, израненной и обожженной, прикрывали остатки жёлтого балахона.
- О, нет.
Колени Морики подломились, и она рухнула на землю. Уронила голову на грудь, изломлено всплеснула руками и, закрыв лицо ладонями, зарыдала-завыла, раскачиваясь из стороны в сторону. Её девочка, её милое солнышко Гедерика испарилась в магическом всплеске вместе с окаянными желтушницами и их трижды проклятым Храмом, и теперь Морике никогда не прижать к своей груди дорогое дитя, пусть даже мертвым.
Бедная женщина отключилась от мира, её больше не интересовало происходящее вокруг. Она не увидела, как с близ лежащих улиц на площадь стекаются бершанцы, как бежит от Дома Совета толпа ошарашенных магов во главе с федералом Тарго. Горе затмило собой все инстинкты, не позволило учуять опасность, когда слабо дрогнули израненные, опаленные пламенем шуарской магии пальцы жрицы, как по казавшемуся мёртвым минуту назад телу пробежала волна болезненной дрожи и тяжелые, лишенные ресниц веки приоткрылись.
Жрица с лютой ненавистью уставились на Морику:
- Мой Орден... Погубили... Убью...
С глухим рыком Барбаника растопырила пальцы, прижала их к гладкой, ровной и плотной, как застывшее стекло, поверхности и зашептала заклинание. На потрескавшихся губах запузырилась кровавая пена, глаза утонули в глазницах, превратившись в два угольно -чёрных провала, кожа на скулах лопнула, обнажила кости черепа, и вместе с этим жутким преображением на выжженной магией земле появилось множество черных кругов. Секунда, и в центре каждого из них уже стояла мёртвая жрица Солнца. Истрепанные взрывом жёлтые балахоны, обуглившаяся плоть, пустые стеклянные глаза. Вопли ужаса вспороли воздух над площадью, и тут же переросли в истеричны, панический вой, потому что мертвые жрицы ожили и ринулись во все стороны, в едином порыве - убивать, убивать, убивать. Они хватали людей, с нечеловеческой силой поднимали их в воздух и рвали на части: руками, зубами - как зараженные бешенством звери.
Первые же крики заставили Морику очнуться. Она отняла ладони от лица, испуганно посмотрела вокруг и вскочила на ноги. Царившее вокруг безумие заставило её позабыть об утрате. Леди Теригорн вскинула руки и запустила смертоносную молнию в спину одной из восставших жриц, которая методично, как заведённая механическая кукла, рвала тело несчастной бершанки, погибшей только потому, что оказалась не в том месте и не в то время, притянутая на площадь собственным любопытством. Молния пробила в теле жрицы дыру, но остановить не остановила. Отбросив истерзанное тело в сторону жрица с молниеносной скоростью устремилась вперёд и вцепилась в спину опрометью бежавшего прочь мужчины.
Морика хотела продолжить атаку, но сделать ничего не успела: в её лодыжки вцепились чьи-то невероятно сильные руки и от резкого рывка женщина полетела на землю лицом вниз. Удар выбил из лёгких воздух и на несколько мгновений Морика потеряла ориентир в пространстве. А когда сознание вновь стало ясным, обнаружила что не может подняться, потому что сверху на неё навалилось смердящее гнилью тело. Леди Теригорн вскрикнула от отвращения и попыталась скинуть его, но замерла: щёку опалило зловонным дыханием и прозвучало:
- Твоя дочь покусилась на святое, и теперь все вы заплатите за её прегрешения. И в первую очередь ты.
Как ни странно, Морика узнала голос.
- Барбаника?!
- Точнее то, что от меня осталось.
Шершавые пальцы сомкнулись на шее леди Теригорн и слегка надавили. Главная жрица явно не собиралась убивать свою жертву быстро. Она жаждала длительной и жестокой расправы, такой, чтобы та почувствовала всю глубину её ненависти и презрения.
Но Морика не собиралась сдаваться. Справившись с потрясением, она вцепилась в ладони Барбаники, стремясь разжать хватку, и стала дергаться, пинаться и лягаться, стараясь сбросить её с себя.
- Ты убила мою дочь. Ты убила мою Гедерику!
Не ожидавшая такого яростного напора со стороны жертвы, жрица на мгновение ослабила хватку, и этого вполне хватило, чтобы Морика извернулась и оказалась с Барбаникой лицом к лицу. Женщину тут же замутило при виде её обезображенного лица, но жгучая ненависть помогла почти мгновенно справиться с отвращением и прошептать заклинание. Она надеялась обездвижить главную жрицу, захватить её и предать суду, но заклинание не подействовало. Барбаника лишь рассмеялась и сильней навалилась на женщину, вновь потянувшись к её шее:
- Твоя дочь убила меня. На этом свете меня задержала лишь запретная магия, коей годами я наполняла свои тело и душу. Я мечтала возвысить свой Орден и Ликану. Сделать нашу страну самой влиятельной во всём Иртане, но выродок, которому мы позволили выбраться из твоего чрева, разрушил мои мечты.
Голос Барбаники звучал всё уверенней и уверенней, словно каждая новая отнятая на площади жизнь подпитывала её и делала сильнее.
Морика похолодела:
- Ты решила убить всех ликанцев?
- Именно. Если не вышло возглавить страну живых, буду править страной мёртвых.
- Ты сумасшедшая!
- А если и так? Помешать мне ты точно не сможешь. Мои жрицы уже начали свой кровавый поход. И теперь их ничто не остановит!
Барбаника перешла на крик и осеклась. Замерла с приоткрытым ртом, втягивая носом воздух, словно охотничья собака, внезапно напавшая на след добычи, и приглушённо зарычала. А затем вдруг отпихнула от себя Морику, явно потеряв к ней интерес, и взвилась на ноги. Повертела головой, подпрыгнула и зависла в метрах полутора над землёй, по-прежнему вращая головой во все стороны. Обозрела ужасающее побоище, хмыкнула, глядя на старательные попытки магов Палниша и Тарго сдержать её восставших приспешниц, и, бросив: "С тобой разберусь позднее", устремилась вперёд.
Морика села, с недоумением глядя ей вслед, но быстро оставила мысли понять, что творится в голове у чокнутой полумертвой Барбаники, и, вскочив на ноги, бросилась в бой. Точнее попыталась броситься. Она метала в жриц молнии и шары, осыпала их обездвиживающими заклинаниями, очень жалея, что ещё в юности отказалась от мысли развивать в себе шуарскую магию, потому что все её атаки оказывались для жриц такими же пустяковыми, как для слона дробина. А самое интересное, мертвые солнцепоклонницы не спешили атаковать Морику в ответ. Они словно не замечали её присутствия или попросту игнорировали его. И тут до Морики дошло, что слова Барбаники не были пустыми, она действительно отложила свою месть, оставила её смерть на сладкое, предпочтя пока заняться более важными делами.
- Как ты?
Тарго оказался рядом так неожиданно, что Морика даже подпрыгнула. И тут же вцепилась в руку сильфа:
- Барбаника собирается истребить всех ликанцев!
- Я уже это понял. Самое мерзкое: мы не в силах остановить их. Лишь сдерживаем ненадолго. Но потом они становятся только злее. Нужно уходить.
- Куда?
- Для начала вернёмся в Дом Совета и попытаемся забаррикадироваться, - произнёс Тарго и потянул женщину за собой.
- А дальше?
- Свяжемся с Федерацией. Возможно мэтры подскажут способ, как остановить этот кошмар.
Сначала Эстениш ничего не понял. Они с Алемикой просто бежали туда, куда и все. За спинами других не было видно, что творится впереди, но стоило вывернуть из-за поворота на площадь, сразу стало ясно, что теперь она куда больше чем была раньше. А всё из-за того, что с одной стороны от Дома Совета пропал как минимум целый квартал. Именно столько, по мнению Эстениша, занимал собой Храм Солнца, со всеми многочисленными пристройками, вспомогательными зданиями и огромным старым парком. Сейчас всего этого не было, словно забредший в Бершан великан вырвал кусок города, оставив вместо него лишь пустой участок земли. Эсти даже несколько раз подпрыгнул, рискуя упасть и быть затоптанным соплеменниками, но разглядеть, что конкретно осталось после магического безумства (а по другому назвать это он не мог) не вышло. Оставалось надеяться, что когда они добегут до опустевшего места, смогут увидеть всё собственными глазами.
Но внезапно толпа остановилась. На долю секунды над площадью повисла тревожная тишина, а потом воздух взорвали сотни истошных криков. И толпа хлынула прочь. Эсти помчался было вместе со всеми, но охватившая его паника ушла так же внезапно, как и накатила. Тряхнув медными волосами, точно отгоняя остатки наваждения, юноша отыскал глазами Алемику. Девушка бежала в толпе немного впереди и выглядела совершенно невменяемой: она то вскидывала руки к небу, то запускала пальцы в волосы и дергала их, как будто хотела вырвать, и безостановочно выкрикивала:
- Спасайтесь!!! На нас напали!!!
Её голос вплетался в нестройны хор таких же истеричных голосов, точно весь город разом свихнулся. "А может, так и есть?" - мелькнуло в голове юноши, и он рванулся вперёд. Мысль о том, что он может потерять возлюбленную, заполонила сознание, придала Эстенишу сил, он прорвался сквозь разделявших их людей и схватил Алемику за руку. Не сбавляя шаг, притянул девушку к себе, крепко обнял за талию и с удовлетворением ощутил, как Мика расслабляется, как уходит истеричная дрожь из её тела, а взгляд становится более осмысленным, хотя и очень, очень испуганным.
- Мы выберемся! Обещаю! Потому что это для нас очень и очень важно! - стараясь перекричать толпу, проговорил Эстениш и обернулся.
Разобрать что к чему во всеобщей сумятице было трудно, но кое-что юноша уловил. Одиночные фигуры странных магов в развивающихся жёлтых лохмотьях хватали людей и рвали их на части, словно это были и не люди вовсе, а старые тряпичные куклы. И, что самое ужасное, бершанцы, все до одного маги, даже не пытались оказать им сопротивление. Почти все они просо бежали, позабыв о собственных магических дарах. За исключением небольшой группы магов, двигающихся со стороны Дома Совета к центру площади. Они метали молнии и огненные шары, но насколько хорошо получалось у них сопротивляться напавшим на Бершан врагам, Эсти разглядеть не успел. Он споткнулся, и обязательно бы упал, если б не Алемика. Девушка что есть сил вцепилась в жениха и помогла ему удержаться на ногах. При этом Эстениш неловко взмахнул пуками и машинально ухватило за рукав бегущего рядом мужчину.
- На нас напали!!! Спа... - Мужчина осёкся и посмотрел на Эсти совершенно осмысленным взглядом.
- Только не останавливайтесь! - крикнул ему юноша и, не до конца отдавая себе отчёт в том, что делает, стал хватать за руки всех пробегающих рядом людей. Только сейчас на него накатило понимание того, что хаос, царящий вокруг, не что иное, как результат воздействия какого-то мощного заклинания, и что он, Эстениш, каким-то чудесным образом может спасти от него бершанцев. Впервые в жизни юноша почувствовал, что является существом значимым, и с головой окунулся в спасательную миссию.
- Ты настоящий волшебник, Эсти! - восторженно воскликнула Алемика, когда поняла, что её жених не обезумел как все остальные, а наоборот, помогает людям вернуть рассудок.
А Эсти продолжал своё дело. Он весь взмок от напряжения, но упорно продолжал метаться среди толпы, хватаясь за всех, кто попадался ему на пути, словно задался целью осалить каждого жителя Бершана. Оценив ситуацию, большая часть людей всё так же стремилась покинуть площадь, но остальные разворачивались и, превозмогая напор бегущих, пробивались к центру площади, чтобы дать отпор врагу.
Несмотря на усталость, Эстениш ликовал: он верил, что благодаря его усилиям, бойня, случившаяся в центре ликанской столицы, перерастет в настоящее сражение и враг будет непременно разбит. Воинственное воодушевление побудило его развернуться и тоже устремиться к центру площади, туда, где бесчинствовали странные маги, чем-то так неуловимо напоминающие жриц Солнца. Однако поверить в то, что это действительно они, Эсти, как и остальные вменяемые бершанцы, не мог. "Они же всегда ратовали за свободу и счастье Ликаны. Хотя..." Перед внутренним взором Эстениша пронеслись ужасающие картины: развороченный обоз посреди Бершанского леса, десятки разбитых хрустальных тюрем, где страдали пленённые души иртанцев, и он сбился с шага.
- Это они. Это желтушницы!
- Что ты такое говоришь? - растерянно воскликнула Алемика.
- Не знаю, как такое возможно, но это они! - упрямо повторил юноша и с еще большим остервенением принялся хватать за руки всех попадающихся ему на пути бершанцев.
Алемика, как привязанная, следовала за женихом. До пустыря, красовавшегося вместо Храма Солнца, оставалось около сотни метров, когда толпа, двигающаяся им навстречу, неожиданно подалась в стороны, открывая широкий идеально-ровный проход. Эсти в недоумении остановился: к нему, не касаясь ногами земли, стремительно приближалась женская фигура. Юноша нервно сглотнул и попятился: сам не зная почему, он был уверен, что перед ним главная жрица Солнца.
- Ты! Откуда ты взялся?! - бурлящим от ярости голосом пророкотала Барбаника и вскинула руку.
"Так вот почему я не хотел сюда идти".
С пальцев жрицы сорвалась смертоносная молния, и Эсти зажмурился, а в голове возникла совершенно неуместная для последнего мига жизни мысль, что его Алемика теперь вряд ли вернёт себе шесть платьев и агатовые серьги, подаренные Гедерикой.