Над верхней губой у нее топорщились анекдотичные темные усики, составляющие на удивление органичный ансамбль с мазком угольной пыли на скуле и наведенными под глазами тенями.
- Шахтер? Скорее студент, подрабатывающий на заводе ван Кронка.
- Ну, возможно. Только уж слишком смазливый студент.
- Утонченный.
- О, да!
Дора фыркнула, показывая, какого она мнения о маскараде вообще. Порывшись в белье, пять минут назад висевшем в гардеробе, а сейчас горой лежащем на столе, она вытянула свободного кроя куртку с рядом крупных металлических пуговиц.
- А это у тебя откуда?
- Так я тебе и сказала! - Виолетта выхватила куртку из рук Доры. - Она стоила мне фаунд.
- Ей красная цена - три шильда.
- Не скажи, - Виолетта просунула руки в рукава. - Ткань очень плотная.
Она запахнула полы.
- Ну, не знаю.
Дора заставила подругу повернуться, рассматривая, как сидит куртка на ее тонкой фигуре.
- В целом, годится, - сказала она, застегивая куртку на две средних пуговицы. - Груди, по крайней мере, почти не видно.
- Мне сказали, раньше в таких ходили матросы.
- А сейчас каждый второй оборванец, - сердито произнесла Дора.
- И я!
- И ты, - кивнула Дора. - Но я не понимаю, зачем тебе это нужно. Ладно бы это был какой-то закрытый клуб.
- А закрытый клуб мне не интересен, - заявила Виолетта, снимая куртку.
Затем она освободилась от юбки и расшитой сорочки, оставшись в одних коротких, чуть ниже колен, панталонах.
- Подумаешь, сидят состоятельные мужчины под пятьдесят или даже за пятьдесят с такими вот лысинами и с такими вот животами (округлыми жестами она показала размеры и того, и другого) и читают газеты. Или играют в карты. Или обсуждают всякие дела в мире и кто сколько дохода из них в прошлом месяце поимел.
Виолетта вытянула из белья на столе серые мужские брюки.
- Ты отстала от жизни, Ви. Сейчас в таких клубах нюхают чалдонскую пыль, - сказала Дора, наблюдая, как хорошенькие, худые ножки подруги уходят в штанины. - Все только и ждут возвращения чудес.
- Опять?
Виолетта легко подпрыгнула, натягивая брюки до пупка.
- А что, ты не слышала, что в Крэшбоу явили жемчужное ожерелье, а в Нильгреме кто-то надышал целый ларец?
- И что?
Брюки оказались великоваты. Стоило их отпустить, как они заскользили вниз, открывая белый батист панталон.
- И ничего, - Дора пришла на помощь и в одном из ящиков комода добыла подтяжки. - Не так уж часто у нас появляются чудесины. А целых две сразу... Повернись.
Виолетта повернулась. Дора зацепила петли подтяжек за пуговицы на поясе брюк и перекинула их через плечи подруге.
- Лови.
- Ага.
- Потом, - сказала Дора, - говорят, король тоже обеспокоен. Он-то знает побольше нашего. И еще служба охраны короны...
- Что?
- Мне Марта сказала, что они с полицейскими нюхачами уже вторую неделю ходят по складам в Гарррипорте. Где найдут какую пыль, все изымают подчистую. Понимаешь, Ви? Значит, тоже ждут скорого возвращения.
- Вот поэтому мы и идем на лекцию.
Виолетта поддернула подтяжки. Эластичные ленты аккуратно прикрыли соски ее небольших грудей.
- Хуже, чем в борделе, - оценила полуголую подругу Дора, хотя в голосе ее и проскользнули нотки зависти.
- Ты была в борделе?
- Брат был.
- Ф-фу!
Гримаска гадливости на мгновение исказила лицо Виолетты.
В первый же день знакомства брат Доры, Виктор, предложил ей полную страсти ночь на конюшне. Почему там? Лошади, видите ли, будоражат его своими звуками. И сам он себя чувствует от этого жеребцом. В общем, что-то было у него с головой, и Дора придерживалась того же мнения.
- Рубашку надела бы!
- Я уже поняла.
Скинув подтяжки, Виолетта, пока не сползли брюки, по-быстрому напялила через голову светлую сорочку и утрамбовала излишнюю длину ее за пояс. Подтяжки на место - и все, готово. Лишь бы усики не отклеились.
В зеркале отразился молодой человек худого телосложения и среднего роста. Студент не студент, скорее, бедный конторский служащий, где-то на складе или у топки измазавшийся в грязи. А если еще куртка...
Виолетта осталась довольна своим видом.
- Дора! - возмущенно произнесла она, увидев, что подруга еще и не приступила к переодеванию. - Ты что, передумала идти?
- Вовсе нет. Я пойду как я.
- Почему?
- Во-первых, пускают всех, - сказала Дора, наматывая на шею из бельевой кучи темный шарф. - И женщин, и даже подростков. Три перри и два перри. Во-вторых, посуди сама, что это будет за кошмар.
Она наклонилась к столику с париками и взяла с него два комка волос. Приставленные к щекам, они образовали небрежные рыжеватые бакенбарды. Скрыть природу женского лица им, конечно, было не суждено.
- А если бороду? - спросила Виолетта.
Дора с укоризной посмотрела на подругу.
- Я стану всего лишь девушкой с бородой. И, по-моему, это вызовет только нездоровый интерес среди публики.
- Поэтому я и переоделась! - воскликнула Виолетта. - Чтобы этого нездорового интереса не было! Не Виолетта Оддстоун, дочка Гарольда Оддстоуна, совладельца торгового дома "Свенсон и Одстоун" посетит лекцию, а никому не известный парень с Диккери или Челхэма.
- Просто тебе идет мужская одежда. А мне?
Дора повернулась сначала в профиль, потом анфас. Девушка она была крупная, лицо имела полное, розовощекое, с носом-кнопочкой в веснушках.
- Хорошо, и что ты предлагаешь? - сдалась Виолетта.
- Я иду как твоя девушка. Надо только выбрать платье похуже, - сказала Дора, копаясь в выложенном белье. - Парень с Диккери привел свою избранницу послушать про былые чудеса. Так нормально?
Она прижала к себе простое хлопковое платье темно-синего цвета с длинным рукавом.
Подумав, что грудь подруги в мужской наряд и впрямь будет спрятать проблематично, Виолетта кивнула.
- Только нужна еще пелерина.
Она звякнула в колоколец. Послышались шаркающие шажки, и в дверь комнаты заглянула пожилая служанка.
- Звали, госпожа?
- Да, Фирна.
- Ой! - всплеснула руками та, увидев Виолетту в брюках, рубашке и с усиками. - Вы ли это? Что вы с собой сделали?
- Ничего.
- Как же ничего? Стыд и срамота! Вы кого это, молодая госпожа, обдурить хотите? Хорошо, я по голосу вас узнала. А так бы весь дом могла по тревоге поднять. Ведь что за мужчина в девичьей комнате? Чужой, как есть чужой. Но Бог миловал.
Служанка приложила пальцы к сердцу и лбу.
Она была верующая. Как многие, считала, что однажды Бог решил наказать возгордившихся чудесников и послал в мир длани свои - Херманна и Эвха, которые выступили против тысяч и тысяч отступников и разбили их на Чалдонских полях.
Пали чудесники, рассыпались под огнем черной пылью, а люди с тех пор в наказание лишились чудес, потому как не их это дело - тягаться с Богом в мастерстве мысленного творения.
И поделом! Чисты помыслы в сердце, чисты в голове.
- А это что?
Фирна узрела одежду, вываленную на стол.
- Что ж вы такое творите-то, госпожа? - запричитала она. - Старые гардеропы для театру своего распотрошили, все к себе перенесли, а теперь что, уж выкинуть хотите? Так ведь и одежды не напасешься.
Руки ее принялись сортировать и складывать платья.
- Оно ж можно и не себе. Разонравилось вам, госпожа, наигрались, так и отдайте мне. Или вон Бетти. Она уж вам пол лбом в благодарность обобьет. У нее двое мальчишек погодки и сестры младшие.
- Фирна! - притопнула ножкой Виолетта. - Ничего я не хочу выкидывать! У тебя старая пелерина есть?
Служанка заморгала.
- На что вам?
- Для дела.
- Никак в мужской клуб, упаси господь, собираетесь забраться?
- И ты про мужской клуб! - рассердилась на Фирну Виолетта. - Будто других мест в Лоннтауне больше нет!
- А где еще на голых мужчин посмотришь? В банях да в клубах, которые сами по себе есть нечто среднее между баней и кабинетом. Я вас всех насквозь вижу, милые вы мои. Мне-то, правда, в мое время попроще было. Бережком Старой Эрны пройдешь, и пожалуйста - купаются гуртом, то угольщики, то студенты, всякого насмотришься.
- На лекцию мы идем, - сказала Дора, появляясь из-за ширмы, где переодевала платье. - Ви не хочет, чтобы на нее обращали внимание.
- Так и брали бы шляпки с вуалью!
Виолетта развернула служанку к себе.
- Фирна, что ты за примитив! Такие шляпки лет пять уже как не в моде. Тем более, что я в образе, - она коснулась усиков. - Видишь? Ты про пелерину лучше скажи: есть?
Служанка кивнула.
- Есть, госпожа, как не быть.
- Неси! - потребовала Виолетта.
- Она, правда, не слишком хороша, - обернулась у двери Фирна. - И, боюсь, с месяц уже не стирана.
- Тем лучше.
Служанка удалилась торопливым, шаркающим шагом.
- Так, - подскочила к небольшому бюро Виолетта, - сколько денег взять?
- Шильда три-четыре, - сказала Дора, сбивая рукава у плеч в складки.
Солнце проникло сквозь шторы, легло на чумазое лицо Виолетты, делая его одновременно задорным и глуповатым.
Дора фыркнула.
- Что? - обернулась Виолетта.
- Представляю, как ты ведешь меня под ручку, - сказала подруга. - Кавалер и его взятая с боем крепость.
- А еще нам придется брать двуколку.
- Ты только учти, что ты не такая богатая, как Виолетта Оддстоун.
- Точно!
Виолетта принялась выбирать монеты помельче.
- Вот, госпожа, - появилась в дверях Фирна. - Если вас устроит.
Она развернула шерстяную накидку с плетением понизу.
- Ну и замечательно! - сказала Виолетта, мазнув по накидке взглядом. - Мы вернем ее тебе вечером.
- Подходит, - оценила Виолетта. - Гармонии цвета, конечно, нет. Но это ж было бы чудо. Ну-ка! - Она поймала подругу под локоть. - Фирна, оцени.
Служанка встала напротив пары и сложила руки на животе. Морщинистое лицо ее приняло насупленное выражение, свело брови и выпятило губу. Несколько секунд длилось вдумчивое молчание.
- Оно ж, госпожа, больно щуплы вы в роли ухажера при такой даме, - сказала наконец Фирна. - Я бы подумала, что она слепая.
- Фирна!
- А вообще - срамота.
- Все, иди! - разозлилась Виолетта. - Пусть Джеллис вызовет нам двуколку.
- То спрашивают, то гонят...
Служанка, ворча, вышла в дверь.
- Дождя нет? - Виолетта сбила оконную штору.
Косой сноп солнечного света упал на пол. Девушка, задрав хорошенькую головку, какое-то время следила за движением облаков.
- Думаю, Ви, кепки тебе хватит, - сказала Дора. - Особенно если волосы с затылка подобрать.
- Возможно.
Виолетта постояла, оглядывая комнату и постукивая каблуком туфельки.
На неубранной кровати, в волнах взбаламученного пухового одеяла тонул медвежонок Бэгли, составлявший компанию ей на ночь. Одежда на столе - это ладно, Фирна развесит. Платье и сорочка не понятно где. И это, опять же, занятие для служанки.
Куртка.
- Ой! - сказала Дора.
- Что? - обернулась Виолетта.
- Туфли. Женские.
Виолетта проследила за взглядом подруги. Коричневый, заостренный носок туфельки выглядывал из широкой брючины нелепой деталью.
Ох, как близок был провал!
Парень с Диккери в туфельках? Какой же это парень? А не проверить ли его на прочие, не свойственные парням причуды?
- Фирна!
Подхватив куртку, Виолетта выбежала из комнаты. Дора последовала за ней. Широкий коридор, картины на светло-серых стенах, белые двери прочих комнат, стеклянные пузыри осветительных ламп.
Трок-ток-ток-ток - каблучки Виолетты застучали по ступенькам изогнувшейся лестницы.
- Фирна!
- Э-э... Госпожа?
В холле Джеллис, в сюртуке, в башмаках, с зонтом, только что вернувшийся с улицы, остолбенел от образа Виолетты в мужском костюме и при усиках.
- Где Фирна?
- Так это...
Джеллис показал рукой в сторону крыла для прислуги. Возможно, он пытался сообразить, какая болезнь приключилась с его хозяйкой.
Женщин с усиками он встречал, но чтобы они выросли так внезапно?
- Дора, подожди меня здесь, - Виолетта на ходу надела куртку.
Если бы не распущенные волосы, ни дать ни взять - мальчишка-курьер, разыскивающий адресата в хозяйском доме.
- Фирна!
Заоткрывались двери. Из комнат, кухонь, чуланов завыглядывала прислуга. Кто-то охал, кто-то спешил скрыться. Зазвенело на каменном полу оброненное фамильное серебро.
Виолетта проскочила кладовые и через бельевую направилась прямиком в кухню.
Всюду пыхал пар, развевались простыни, мелькали фигуры прачек, жуткие остроносые тени утюгов плыли по белым волнам.
- Фирна!
У нас слишком большой дом, подумала Виолетта, проносясь мимо многочисленных лоханей, столов и шкапов, пугая своей стремительностью медлительных, распаренных женщин в мокрых, облепивших тела платьях.
- Госпожа! - предупредительно крикнул кто-то.
С шумом плеснула вода. Виолетта, взвизгнув, перескочила через мутный поток, вихрящийся и уносящийся в отверстие в полу.
Туфли, впрочем, все равно намокли.
Широкий проем, бутыли лавандовой и жасминовой воды, чтобы простыни, рубашки и панталоны приятно пахли, струйки свежего воздуха из приоткрытого окошка под потолком. Пары служанок растягивали покрывала и тонкие драпировки на веревках. Пространство туманилось от водяной взвеси.
Уф-ф! Виолетта вырвалась из бельевой, как узница из заточения.
Короткий - в шаг - промежуток между комнатами и вот она, кухня, царство жара и огня, полное печей, плит, вытяжек и уходящих под потолок труб, а также железных столов, кастрюль, сковородок и разделочных досок.
Здесь стоял звон и стук ножей, мелькала посуда, клокотала вода, что-то взбивалось, брызгало кровью, смешивалось и растворялось в черных котлах. Четыре повара - Оддстоуны могли себе это позволить и позволяли вот уже полвека - трудились над завтраками, обедами и ужинами для двенадцати персон, белея фартуками и шейными платками.
Генриетта Симонд была здесь местным богом с ежемесячным жалованием в пять фаундов и четыре шильда. И Гарольд Оддстоун, и Элизабет Оддстоун, и Шеймус Оддстоун, и Пенелопа Оддстоун-Книпс, и прочие родственники, а также Бьерран Свенсон были в непреходящем восторге от того, как она готовит, потакая их многочисленным вкусам.
Худая, с рыбьим лицом, с пустыми глазами и рыжими бровями, нарисованными карандашом, Генриетта Симонд ходила от стола к столу, от повара к повару безмолвной, затянутой в красное платье тенью в длинных черных перчатках и смотрела, принюхивалась, помешивала, пробовала, успевая между делом выпотрошить утку, отбить пятифунтовый кусок говядины и нарезать тонкими кольцами лук.
Виолетта выбежала прямо на нее. На нее и на сковороду, в которой шипело и плевалось разогретое масло.
- Стой! Куда?
Рука в черной перчатке, останавливая девушку, растопырила пальцы. Сковорода проплыла у Генриетты Симонд за спиной, безошибочно найдя железную подставку на столе.
- Чего тебе здесь надо?
- Фирну, - ответила Виолетта.
Рыжая нарисованная бровь приподнялась в удивлении.
- А почему она должна быть здесь?
- Ну... - девушка растерялась. - Мне казалось, она пошла сюда.
Симонд коротко кивнула.
- Понятно. Ветер в голове. Что под носом?
- Я не обязана перед вами отчитываться! - вспылила девушка. - Это усы!
- Я так и подумала, - ледяным тоном произнесла богиня кухни. - Вашей служанки, как видите, здесь нет.
Она успела окунуть мизинец в стоящую на плите миску и снять мелькнувшим язычком янтарно-желтую каплю соуса перед тем, как взглянуть на стоящую перед ней Виолетту прозрачными голубоватыми глазами.
- Вы поняли?
- Я так и подумала! - заявила в ответ Виолетта.
Симонд ее бесила.
Дура! Рыбина! - шептала Виолетта под нос, возвращаясь из кухни в холл прихожей. Вся из себя! Скользкая, как... как рыбина!
Она даже топнула на некстати появившуюся из дверей девочку-служанку с ворохом белья:
- Кыш!
Ту сдуло обратно в комнату.
- Фирна!
- Да, госпожа.
Старая служанка, кланяясь, появилась перед Виолеттой, когда та уже была готова что-нибудь разнести. Ах, кровь Оддстоунов, горячая, гремучая, пороховая! Из двухвековой тьмы дышит, грохочет великий предок-чудесник, сам Томас Оддстоун, повелитель огня и искр. Как жаль, что время чудес все не возвращается! Уж рыбину-Симонд Виолетта хорошо б прожарила в кухонном интерьере.
Или запекла?
В десять лет Ви посвятили в историю семьи, в предание о знаменитом зачинателе фамилии, в то, что она является потомком Огненного Томаса и, вполне возможно, если чудеса вернутся, в ней проснется самая настоящая способность управлять огнем.
Именно в то время Виолетта, когда ее кто-то обижал, полюбила повторять себе под нос, что живи она на двести тридцать семь лет раньше... Дальше следовали кары обидчику, достойные самого пра-пра-пра и так далее прадеда.
Отец, однажды услышав эти слова за ужином, расхохотался. Папенька вжился в новую эпоху, в мир фабрик и рельс, пара и машинерии, и считал времена чудес не более чем занимательной сказкой.
Хотя чалдонскую пыль для "возбуждения ума" иногда нюхал.
- Где ты пропадаешь? - возмущенно выговорила служанке Виолетта.
- Господь-хранитель! - моргнула и приложилась пальцем ко лбу Фирна. - Я ж у себя. Где мне быть?
- Мне обувь нужна.
- Так найдем мы вам обувь, госпожа. Обуви в доме много. Уж чего-чего, а обуви у нас - на кажный случай.
- Мне мужская нужна.
Фирна кивнула.
- Найдем и мужскую. - Она развернулась и зашаркала по коридору. - Идите за мной, госпожа.
Смирив шаг, Виолетта последовала за неторопливой служанкой. Они свернули, углубляясь в недра служебной половины дома. Наплыл стрекот швейной машины. Из редких окон квадратами ложился под ноги синеватый свет.
- Я все же думаю, госпожа, - повернула голову Фирна, - что на вашу тонкую ножку и маленькую ступню больше подойдут детские башмачки или сапожки.
- Детские?
- Для мальчиков. Если вы хотите, чтобы они выглядели как мужские.
- Да, ты права.
Они пересекли широкую залу, часть которой была заставлена садовыми статуями и вазонами. У дальней стены двое рабочих щетками чистили разделенного на детали позолоченного бронзового великана. Один - руку, другой - бедро. Голова, отсоединенная от туловища, стояла на подоконнике, отрешенно повернутая к окну лицом.
- Сюда, госпожа, - сказала Фирна.
Следом за ней Виолетта нырнула в неприметную арочную дверь и оказалась в полутемной комнатке с прилавком, за которым сидел улыбающийся смуглый и бородатый чужеземец в белой рубахе и в чалме.
- Шримати.
Чужеземец встал и шустро поклонился Виолетте, сложив руки у груди ладонями друг к другу. Лоб его в поклоне едва не достал прилавка.
- Что он сказал? - нахмурилась Виолетта.
- Это он вас, госпожа, по-своему госпожой назвал. Индус он, - пояснила Фирна. - В Бога нашего не верит.
- Шримати, - повторил индус, застыв изваянием.
- А в чудеса? - шепотом спросила Виолетта.
- Какие в Индии ихней чудеса? Раньше наших закончились.
Фирна приблизилась к индусу и, показав на Виолетту, что-то наговорила ему на ухо. Девушка расслышала только "Асим". Улыбка чужеземца сделалась шире.
- Шривати.
Индус, поклонившись в очередной раз, выставил на пол коробку, наполненную серым песком.
- Зачем это? - спросила Виолетта.
- Отпечаток ноги просит оставить. Тогда обувь подберет.
- А откуда он у нас?
Виолетта, сев на подставленный служанкой стул, скинула туфельку.
- Так это папенька ваш его нашел. Увидел, как тот матросам на набережной башмаки чистит, и взял.
Песок в коробке был влажный, и ступня с полукружьями маленьких пальцев отпечаталась замечательно.
- Шримати.
Индус, снова поклонившись, бережно поднял коробку и поставил на прилавок. Какое-то время он, придвинув свечу, изучал отпечаток, затем, отставив большой палец, приложил ладонь, улыбнулся.
- Скажи ему, что мне нужна мужская обувь, - сказала Виолетта.
- Я сказала, - кивнула Фирна.
Индус тем временем запалил фонарь и двинулся вглубь помещения. По мере того, как он шел, неяркий свет выхватывал все новые и новые полки, на которых стояли, казалось, бесчисленные пары обуви. Вспыхивали камни на пряжках, поблескивал металл.
- Здесь есть еще башмачки вашего дедушки, когда он был маленьким, госпожа, - сказала Фирна. - Красненькие такие.
Индус пропал за полками. Свет от фонаря играл с его вытянувшейся под потолок тенью. Гигантские желто-коричневые сапоги с высокими кожаными голенищами, выхваченные мелькнувшим сполохом, на мгновение проявились на одном из ярусов. Кто из родственников приходился им владельцем, трудно было даже предположить. Возможно, это и вовсе был трофей.
- Вообще-то, я опаздываю, - недовольно сказала Виолетта, трогая усики.
Клей стянул кожу над губой, это раздражало.
- Так сейчас найдет, - сказала служанка.
С минуту Виолетта стояла, слушая доносящийся через неприкрытую дверь шорох щеток, затем подошла к прилавку в поисках колокольца или звонка, чтобы поторопить нерасторопного индуса.
Звонить оказалось не во что. На столешнице за прилавком лежала раскрытая конторская книга, полная каракулей, язык, во всяком случае, был Виолетте незнаком, зеленела обивка, несколько перьев выглядывали из стакана. Серебряная пуговица делила угол с чернильницей. На пухлой подушечке с шахматным рисунком покоилась жестяная коробочка из-под леденцов.
Фирма "Каурих".
- Госпожа! - выдохнула служанка, когда Виолетта, перегнувшись и проказливо высунув язык, завладела чужой коробочкой.
- Я только угощусь, - сказала девушка.
Строптивый "Каурих" никак не хотел открываться.
Индус пропал совсем, даже света от него не осталось. Возможно, его где-нибудь завалило семейным обувным богатством. Подумать только, еще дедушкины башмаки!
Виолетта чихнула снова. Из-за полок, из-за многочисленных пар обуви появился, распространился пятнами свет.
- Госпожа, положите, - забеспокоилась служанка. - Совсем не дело, когда вас поймают за воровством.
- Сама знаю! - Виолетта захлопнула крышку. - И это, между прочим, не воровство, а любопытство!
Она вернула коробочку на подушку.
- Погодите.
Фирна подступила и прошлась ладонями по вороту, полам, рукавам куртки, стряхивая невидимые в полутьме улики. Три, нет, четыре искорки взлетели и погасли.