-Над тобою солнце светит, родина моя! - надрывалась Ротару.
Голос плыл над площадью.
От трибуны - к зданию горисполкома. И, отражаясь, возвращался обратно.
-Ты прекрасней всех на свете, родина моя!
Ветер гонял пыль.
Единственная в городе пятиэтажка ловила стеклами низко висящее, красное, будто распаренное, солнце.
Витька поежился.
-Что-то никого.
Дядя Саша подошел к окну, чуть подвинул, выглядывая, плотную занавеску.
-Сейчас полезут, - он сел на стул рядом с Витькой. - Отстреливать надоест.
Они прятались на втором этаже почты в маленькой угловой комнатке, где раньше сортировали корреспонденцию. Телеграммы и открытки ворохом усыпали пол. Выше, в башенке, в радиостудии, сидел Кустинский.
Чиркнула спичка. Прыгнули по стенам тени. Дядя Саша затянулся "беломориной" из старых, андегских еще запасов.
Витька уперся щекой в ложе карабина, повел дулом. Никого. Только былинки качаются между плитами. А в горисполкоме?
-Ты не думай, - сказал дядя Саша, выдохнув дым через ноздри, - явятся. Первомай они помнят.
-Почему? - спросил Витька.
-Память остаточная. Иногда, где жили, помнят. Иногда, где работали. И непременно - праздники. Демонстрации.
-Я тоже помню, - сказал Витька.
Правда, помнил он смутно. Больше ощущения помнил. А еще флаги над головой и Таньку Скворцову с белыми бумажными гвоздиками. И все.
-Хорошо, город маленький, - дядя Саша задержал папиросину в крепких пальцах. - Страшно подумать, что в Москве сейчас.
Голос его дрогнул.
Витька знал, у дяди Саши там жили родственники, сестра с дочкой. Вестей от них не было никаких.
Шурша открытками, в раскрытую дверь вошел ненец Валеев.
-Тихо совсем, - сказал он. - Свежих следов мало.
Дядя Саша притушил окурок в жестяной банке.
-Что думаешь?
Валеев откинул капюшон малицы. Сел на корточки в проеме. Круглое лицо его с куцей седой бородкой сморщилось.
-Плохо думаю, - сказал он, - поели здесь всех. В поселки ушли. Качгорт, Сахалин, Искатели. К аэродрому мал-мала.
-Думаешь, зря гоняем? - дядя Саша кивнул в сторону окна.
-Как будто праздник! - грянуло там.
Витька даже вздрогнул.
-Почему? - удивился Валеев. - Сколько-то убьем. Только аккумулятор посадим, думаю. Песни долго играть надо.
-Ясно, - вздохнул дядя Саша. Поднявшись, он подхватил автомат. - Пройдусь до Кустинского. Смотрите в оба.
Валеев, улыбаясь, пропустил, кивнул вслед.
-Осторожней, мал-мала.
Витька отлип от окна.
Дядя Саша бухал сапогами - вот правее, а вот выше. А вот совсем в стороне. В руках у Валеева появилась тонкая костяная трубка.
-Что, Витька, страшно? - прищурился он.
Витька фыркнул. Старый ненец из расшитого бисером кисета набил трубку махоркой.
-Что, совсем не страшно?
-Дядя Выя, - сказал Витька, - я уж не мальчик вам.
Валеев покосился, вздохнул.
-А мне страшно. Людей убиваю. Плохо это. В тундру хочу. В тундре хорошо.
-Я, ты...
Ротару вдруг умолкла.
Ненец посмотрел на потолок. Витька приник к стеклу. Площадь была все также пуста. Рядышком, у остановки, перегораживая проезжую часть, стоял "пазик" с открытыми дверцами. Справа от трибуны серел забор.
Витька покопался в кармане телогрейки. Карамель нашлась не сразу, прилипла, размякнув, к прокладке. Последняя.
Ободрав фантик, он сунул конфету в рот.
Так они и сидели - один попыхивал трубкой, уставившись в полутемный коридор, другой сосал карамель, считая сколы краски на стенах.
Потом ненец запел. Какие-то "мань", "нямда", "нява пыда".
Лучше бы снова Ротару, подумал Витька. От нудного, чуть ли не на одной ноте напева делалось тоскливо.
-Это героическая песня - сюдбабц, - сказал Валеев, пыхнув трубкой в паузе. - Про героев, мал-мала.
И опять "нямда", "нява", "пыда хавханда".
Наверху что-то грохнуло, послышалась ругань дяди Саши, а за ней тонкий вскрик Кустинского.
-Плохо в городе, - сказал Валеев, оборвав сюдбабц. - На стойбище надо.
-А что там, на стойбище, хорошего, дядь Выя? - спросил Витька.
-Много чего. Оленей паси. Ягоды собирай. Птицу бей. Медведя бей. Песца бей. Песни вечером пой. Шкуры шей. Малицу шей. Мертвых совсем нет.
-Так уж и нет?
Ненец пожал плечами.
-Наверно, встают, мал-мала. Только холодно, засыпают сразу. Таких обходи, и все. Даже совсем не трогай.
-Лето короткое, - сказал ненец. - Если ближе к морю уйти, можно совсем тихо жить. Голодно будет мал-мала. А может, нет.
Витька подумал, что если бы мертвые встали не позапрошлым летом, а зимой, их бы всех заморозило. И город бы выжил. И все северные поселки тоже.
И Красное. И Тельвиска. И Андег.
Он механически поднял прилипшую к ботинку открытку. "Дорогой папа! От всей души поздравляем тебя с пятидесятипятилетием..."
-Неба утреннего стяг... В жизни важен первый шаг... - взревело радио на площади. - Слышишь: реют над страною...
-Ветры яростных атак, - подпел Витька.
Эту песню он любил. Под нее хотелось лететь грозной конной лавой и саблей так - раз! раз! раз!
Как в кино.
Затопал, возвращаясь, дядя Саша. Гораздо медленнее, чем поднимался. Словно тяжесть тащил.
-Принимайте, - появляясь, пропыхтел он.
Витька убрал со стола керосиновую лампу, поставил выше, на шкаф. Валеев переместился на стул в углу. А дядя Саша, сгорбившись, втащил на себе стонущего Кустинского. Грузное тело ахнуло о столешницу.
-Вот придурок-то!
Освободившись, дядя Саша упер ладони в колени. Задышал с присвистом, невидящими глазами уставясь на Витьку. Раздувались ноздри, билась жилка на виске.
-Пове... повеситься захотел...
-Сам ты... - Кустинский слабо заворочался.
Он был толстый, заросший, в куртке-вахтовке и синих утепленных штанах. Когда-то он здесь, на местной радиостанции, работал.
-Да ну вас! - Кустинский заполз под стол - только ноги торчать остались.
Дядя Саша, подмигнув Витьке, исчез в проеме.
В разбитое окно задувал ветерок. Запахи разогретой земли и нарождающейся зелени щекотали ноздри. Если зажмуриться, можно было представить себя в прошлом, в пятом классе пятой городской школы - и никаких мертвецов, ничего...
Витька вздохнул и снова взялся за карабин.
Опа! Мертвецов прибавилось. Тот, что стоял у стены горисполкома, сошел со ступенек. Еще трое стояли на дальнем краю площади. Головы у всех были подняты к ретранслятору, прикрепленному на столбе у самой трибуны.
-И вновь продолжается бой!
Одна мертвая была совсем голая. И молодая. Маленькие груди стояли торчком, пятнышки сосков казались черными, внизу, между ног...
Витька сглотнул и отвернулся, чувствуя напряжение в паху.
Они ж, наверное, гнить должны, поскакали мысли, а не гниют. Кожа только серая, а так вообще...
-Что там? - спросил Валеев.
-Собираются.
-Надо же.
-В бобине записи - на пятьдесят две минуты, - сказал из-под стола Кустинский. - Эти ваши соберутся, а оно - все.
Он рассмеялся.
Где-то внизу скрипнула дверь.
Витька, вздрогнув, подумал, что лучше бы им оставаться в Андеге. Года три еще протянули бы на запасах рыболовецкого колхоза. И мертвецы там уже постреляны.
Правда, ни муки, ни соли. Ни патронов.
-Пятьдесят две мину-уты! - пропел Кустинский.
-Дядя Андрей, хватит, - сказал Витька.
-Нас всех съедя-ят!
Придурок, подумал Витька. А еще коммунист.
Мертвых на площади становилось все больше. Пошатываясь, они шли по улице, обтекали "пазик", с той стороны, с этой, от речного порта, с Качгорта, с новых домов. Почти все - в летней одежде, в рубашках, куртках, брюках, юбках, в легкой обуви.
Пошипев, радио разродилось новой песней.
-Утро красит нежным светом...
На секунду Витьке показалось - действительно демонстрация. Первомай. Только без шаров и транспорантов.
-...стены древнего кремля...
Мертвецы толпились у трибуны, строились, сбивались тесней. Витька намечал цели - сверху макушки были как на ладони.
-Просыпается с рассветом вся советская земля!
-Паскудство! - раздалось от дверей.
Дядя Саша, появившись, провел ладонями по косяку. На дереве остались бурые полосы. Запах гнили шибанул в нос.
-Бли-ин, - Витька закрылся рукавом.
-Извините, - дядя Саша отер руки о штаны, - вляпался внизу в какую-то гадость.
-Воняет мал-мала, - сморщился Валеев.
-А мы все равно отсюда уходим, - дядя Саша потянулся за лампой. - Дурная идея была с радио. Дальние все равно не стекутся. Ни с хлебозавода, ни с аэропорта.
-И стрелять не будем? - удивился Витька.
-А смысл? - дядя Саша уложил лампу в рюкзак. - Вот если б взорвать... - он помолчал. - Сейчас по ближним домам пройдемся. Соль, спички, посуда. Что найдем, в общем. Пока эти слушают.
-А я говорил, - высунулся Кустинский.
-Да что ты говорил! - поморщился дядя Саша, наглухо застегивая ворот брезентухи. - Ты вон вешаться хотел. Мы сейчас уйдем, так пожалуйста.
-У каждого есть секунда слабости.
Кустинский вылез из-под стола и в комнатке сразу сделалось тесно.
-Витька, - сказал дядя Саша, - глянь-ка еще, как там?
Автомат в его руках клацнул затвором.
Витька вытащил из дыры в окне карабин, чуть прибрал занавеску в складки.
-Ух ты!
Площадь была полна.
Даже не верилось, что столько мертвецов могут собраться так быстро. Всего-то четыре песни отзвучало. Или пять?
Витька, загребая коленями телеграммы с открытками, прижался к стене. Хоть он и стрелял уже в мертвецов, руки все равно сделались потными.
Бум-м! Ружье грохнуло снова. Что-то с шумом обрушилось.
-Мертвецы! - раздался крик ненца.
Дядя Саша выскользнул в коридор.
-На пол!
Короткая очередь из автомата показалась оглушительной. Огненные отблески плеснули в комнатку.
-Витька!
-Сейчас!
Сердце колотилось как сумасшедшее.
Витька выставил карабин вперед и прыгнул к дяде Саше. Стреляя от живота, он почти не целился. Первый выстрел, второй...
Впереди поднимались по лестнице чуть подсвеченные (внизу, видимо, были разломаны входные двери), покачивающиеся фигуры.
Мертвецы.
Ни Валеева, ни Кустинского видно не было. Пахло порохом и кровью.
-Стреляй! - крикнул дядя Саша.
Отступив, он вытягивал из кармана новый "рожок".
Витька вскинул карабин. Поймал на мушку голову ближайшего мертвеца.
-Стреляй!
Приклад ахнул в плечо. Мертвеца швырнуло вниз, кого-то он сбил еще. Но вверх уже понимались новые фигуры.
-За мной!
Дядя Саша подскочил к лестнице. Пнул чересчур расторопного. Перезаряженный автомат выкосил, расчистил путь длинной очередью. Гарь повисла в воздухе.
-Вниз!
Ухватив Витьку за рукав, дядя Саша по трупам спустился на площадку между пролетами. Новая очередь в дымном мареве свалила еще четверых. Чуть шевелящемуся Витька выстрелил прямо в лоб.
Ниже не было никого. От дверей тянул ветерок. Слышалось, что по радио все еще поют про Москву.
Витька мысленно пересчитал патроны в обойме. Вроде бы еще четыре оставалось.
-Держись левее, - сказал дядя Саша.
-Они нас засекли, да? - шепотом спросил Витька, крадясь вдоль стены.
-Похоже. А уж после стрельбы...
Они прошли небольшой светлый зал с прилавками. Витьке вспомнилось, что раньше здесь продавали марки и календарики.
-Может, побежим?
-Куда? - Дядя Саша прислонился к стенному выступу, показал Витьке, чтобы чуть отстал. - Влетишь в толпу - и ага. Нет, Витька...
Он не договорил.
Из-за выступа на него шагнул мертвец.
-Черт!
Поднять автомат дядя Саша не успел, мертвец свалился на него, увлекая за собой на пол. Очередь бесполезно ударила в неживое тело.
А с улицы заходили еще трое.
-Дядь Саша! - Витька запаниковал.
Он не знал, в кого стрелять.
Мертвец на дяде Саше шевелился и подтягивался к его лицу.
-Ай! - вскрикнул вдруг дядя Саша. - Укусил!
-Дядь Саша! - Витька заревел и расстрелял остаток обоймы.
Попал лишь раз. Одного из трех вошедших унесло обратно на улицу.
Потом на Витьку навалились, выбили из рук карабин, он зажмурился и закричал, ожидая, что сейчас его начнут есть.
-Не надо!
Что-то твердое, солоноватое ткнулось в зубы.
Захлебнувшись криком, Витька прикусил мертвую чужую ладонь. Его поволокли. Солнце брызнуло в закрытые глаза. Мелькнуло деревце.
Ноги колотились по растрескавшемуся асфальту. Все громче звучало радио.
-Будет людям счастье, счастье на века...
Меня сожрут на площади, подумал Витька.
Мертвые, мертвые, мертвые толклись вокруг него, расступались, хрипели, задевали одеждами. Страх ледяным комом перекатывался в животе.
-У Советской власти сила велика...
Витька почувствовал, что его поднимают. Поставили... Толкнули... Ладонь изо рта исчезла, оставив гнилостный привкус.
Он стоял на трибуне, а вокруг стыло серо-зеленое море голов: мертвые лица, пустые глаза, пустые глазницы.
Его снова толкнули.
-Что? Что? - обернулся Витька.
Высокий рыжий мертвец в ободранной куртке, рыкнув, показал ему на площадь.