Кран спел мне песню о том, что воды нет. Я подставила руку в надежде, что воде нужно время , чтобы добраться до тридцать второго этажа. Надежда не сбылась. Пропев пару куплетов, он вообще замолк. Я набрала номер диспетчерской.
-За те деньги, что я плачу за эту квартиру, аварийка должна нести почётный караул у всех кранов, и не кранов тоже. - Я бросила трубку.
Господи, почему я такая невезучая! Даже вода, и та не хочет ко мне течь. У них , наверно, опять сломался насос. А не фиг строить такие небоскрёбы на неподготовленной почве. Я плюхнулась в кровать. Пытаться заснуть было бесполезно после того нагоняя, который устроил мне редактор. А может всё просто? И он меня элементарно банально ревнует? Как он на меня смотрел...Сказать, что он меня раздел, значит не сказать ничего. Он набросился на меня и поимел прямо на моих глазах, весь горя желанием и страстью, к которой примешивались гнев и нарастающее и ненавистное им самим чувство стыда. Ему стыдно, что он меня хочет. Он отчитывал меня, как школьницу из-за какой-то ерунды, в то время как я отдирала его глаза и губы со своего обнажённого тела. Дурачок. И в итоге у меня горит статья, а у него горит всё внутри. Неужели меня можно так хотеть?
Я вскочила с кровати и подбежала к зеркалу. Включила свет. Ну, допустим можно. Я провела рукой по вздёрнувшимся и принявшим форму вишен соскам. Долго всматривалась в изгибы своего тела, изучала все линии, как будто видела его впервые. Поворачивалась, нагибалась, принимала совершенно неожиданные позы. Я упивалась своей раскрепощённостью и уже хотела себя сама. Но ведь он никогда не видел меня такой. В редакции я ходила обычно в удобной, но далёкой от сексуальности одежде. А когда стояла перед ним, то прикрывалась папкой с бумагами, обнимая её, как родную, загораживаясь тем самым от его пожирающих взглядов. Неужели разглядел?
Обхватив руками плечи, я наклоняюсь к зеркалу, всматриваясь в своё лицо. Глаза распахиваются из тьмы желания. Длинные ресницы взлетают - жгучее острие иглы в бархате глаз жалит и дрожит. Тонкие томные тайные губы - тёмнокровные моллюски.
Кто это? Я не одна. Вижу чьё-то отражение в зеркале. Медленно оборачиваюсь, боясь спугнуть. Он неподвижно стоит, прижавшись всем телом к панорамному окну. Весь в неоновом свете. Руки лежат на стекле. На нем ничего нет ,также как и на мне. Разглядывает. Множество голубых огоньков пляшут вокруг него, исчезают и появляются. Льётся беззвучная музыка. Завораживает. Озадачивает. Не могу вместить. Ноги ватные. Не слушаются. Дыхание сбивается. Чувствую, как краснею. Не могу отвести глаз. Растворяюсь. Душа задыхается. А есть ли у меня душа? Эта птица, летящая через жизни? Подхожу к стеклянной стене и приникаю к леденящему стеклу. Холодно. Внутри похолодело. Должно быть, я стала совсем белой. Красные розы и белые розы. Какие красивые цвета. Я сейчас белая. Роза. Бледные, бесстрастные пальцы касаются окна. Бледные, бесстрастные, порочные пальцы. Скользят по телу, ищут тепла. Холодная, хрупкая рука. Неизвестно откуда взявшаяся робость - беззвучная музыка.
Всматриваюсь. Тёмные, полные истомы глаза. Нахлынувшая тоска. Уже на грани. Его глаза на мне. И руки. Нет, это мои руки. Или его? Пытаюсь что-то сказать. Голос тонет в эхе неоновой музыки. Губы прижимаются к стеклу. Поцеловала. Ещё.
Я откидываюсь от окна. Он неоновым светом растворяется во мне, и душа ( а есть ли у него душа?) струит, и льёт, и извергает жидкое и обильное семя во влажный тёплый, податливо призывный покой моей обнажённости. Робкий смех. Слёзы радости.
Будильник не хотел со мной дружить, и каждое утро сообщал мне об этом. Открыв по очереди глаза, принялась изучать потолок. Белый. Ровный. Падает. Закрыла глаза. Как хочется спать...
Вскочила с кровати. Бегом к окну. Никого нет. Расстроилась. Отправилась здороваться с краном. Вода полилась тонкой жмотной струйкой. Оставила ванну наполняться, а сама опять к окну. Кто это был? Такой знакомый и такой далёкий. Наваждение. При мысли о ночном экстазе опять наполнилась влагой. Постояла немного. Упивалась воспоминаниями. Прижалась к стеклу. По ноге потекло.
Ванна всё ещё не наполнилась. Легла в полупустую. Или в полуполную. Какая я сегодня? Пустая или полная? Белая или красная? Я ещё никакая. Ещё сплю.
В блестящем шарике душа увидела своё отражение. Какая я маленькая в огромной ванне. Тёплый тяжёлый вздох. Тёплые прикосновения. Струны. Играю. Как называется этот инструмент?
Он не смотрел мне в глаза. Смотрел сквозь.
-Статья готова? - Бросил взгляд на папку, которой я, как обычно, прикрывалась.
-Нет.- Просто сказала я, даже не пытаясь ничего объяснять и оправдываться.
Он хотел было возмутится, брови уже было приготовились к атаке, но... Гроза почему-то прошла стороной.
-Что Вы делали ночью?
Вопрос, заставивший меня уронить папку. Бумаги разлетелись. Он принялся собирать их. Я стояла, как вкопанная, и краснела. Красная роза. Он поднял страницу и прочёл: " Он неоновым светом растворяется во мне, и душа ( а есть ли у него душа?) струит, и льёт, и извергает жидкое и обильное семя во влажный тёплый, податливо призывный покой моей обнажённости. Робкий смех. Слёзы радости".
Я не помню, чтобы что-то записывала.
-Что это? - Он вернул мне папку и с бесконечной тоской посмотрел в мои глаза. По телу пробежал холодок. Тот самый, от холодного стекла. Леденящий. Похолодела и побелела. Теперь я белая роза.
Молчала.
-Надеюсь, это не Ваша статья? - Улыбнулся. В бездонных глазах запрыгали огоньки. Неоновые?
-Это не статья.
-Так что Вы делали ночью?
-Я...- Запнулась. Как в тумане. Язык не повинуется. Безумное, беспомощное, слабое дыхание. Огромные глаза. - Я плохо себя чувствую.
-Идите.
Заеду пообедать и домой. Писать. Пусть он успокоится. Впрочем, всё равно не успокоится. Это уже очевидно. Хочу ли я, чтобы он успокоился? Почему он спросил про ночь? Непонятно. А что он сам делал ночью?
Или не обедать? Есть совсем не хочется. Нет настроения. А зачем набивать желудок без настроения? Бесполезные вложения. Желудок не согласился. Что-то пробурчал. Потом протяжно запел. Как кран.
Три часа ночи. Статья готова. В глазах завелись жуки. Подошла к окну. Пентхауз напротив утопал в неоновом свете. Никого нет. Не зажигая света, рассматривала комнату. Пол в неоновых лампах. На полу огромный матрас. Голые стены. Длинное чёрное крыло рояля. Неоновая глухая музыка. Лестница ведущая наверх. Или в вечность.
Села на корточки. Оперлась на стекло. Замерла. Какое-то движение. Напряглась. Нет, наверно показалась. Ноги затекли. Села на ковёр. Вытянула ноги. Нет, не показалось. Он спускался по ступенькам, с красным полотенцем на бёдрах. Прошёл мимо окна. Бросил взгляд в мою сторону. Пустой. Равнодушный. Беглый. Скрылся в кухне. Сердце упало. Опять жду. Может включить свет? Не могу пошевелиться.
Дождалась. Что-то пьёт. Поставил стакан на пол. Подошёл к стеклу. Сердце в пятках. Задыхаюсь. Всматривается. Знает, что я здесь. Или видит в темноте, как кошка. Смотрит жадными, немного сощуренными глазами. Тёмные глазные щели алчно сужаются, до тех пор пока не превращаются в зелёные камни. Снимает полотенце. Садится на корточки. Почему-то смеётся. Обескуражена. Протягивает руку куда-то вправо. Нет . Не может быть. Неоновые лампы гаснут одна за другой. Темнота . Мрак. Ничего.
Вскакиваю. Лечу включить свет. Беззвучно: Я здесь. Бесполезно. Рука падает.
Утопила будильник. Ушла в ночь. Слёзы. Немая тоска.
Он позвонил в мою дверь , когда уже стемнело.
-Вы не пришли на работу...
-Проходите.
-Вы больны?
-Я закончила статью.
-Хорошо. Впрочем, бог с ней со статьёй.
-Я так и знала...
-Вы плакали?
-Нет. Устали глаза.
-Какой у Вас прекрасный вид из окна. Как с самолёта. Весь город на ладони.
Я упёрлась лбом в стекло и смотрела на город, утопающий в неоновом свете. Пляшущие неоновые огоньки . Одни только птицы могли заглядывать в мои окна.
Он взял меня за руки. Жадные, немного сощуренные глаза. Глаза на мне. И руки. И губы. Во мне.