Аннотация: Паганнини - гениальный музыкант, непревзойдённый талант, ярчайшая фигура в истории музыки... и человек, продавший свою душу Дьяволу.
Но кто же на самом деле был великим скрипачом?
Венский концерт
Весна в тот год выдалось жаркая. Солнце было неумолимо, дул горячий ветер, в котором многим чудились запахи далёкой Сахары. Однако мало кто ответил бы на вопрос, что именно подмывало их на такое сравнение. Возможно, чрезмерная сухость воздуха, а, может, и что-нибудь другое. Вряд ли бы кто взялся с полной уверенностью утверждать, что знает, как именно пахнет Сахара.
Люди на улицах Вены в начале девятнадцатого века искали спасение в тени раскидистых деревьев и у весело журчащих фонтанов. Представители аристократии собирались в светских салонах, пережидая неожиданную утреннюю жару за бокалом шампанского и неторопливым разговором. Город жил сонно и лениво. Однако некоторая деталь всё же выделялась на фоне всеобщей скуки и лени.
Возле "Редутензала" с самых ранних часов собралась огромная толпа. Люди, не взирая на адский солнцепёк, добровольно выстаивали в длинной очереди, слышались смех и оживлённые разговоры. Толпа, собравшаяся послушать концерт генуэзской знаменитости, дышала нетерпением и восторгом.
--
А вы слышали, как он исполняет...
--
Вы подумайте! В самом деле?!..
--
Говорят, он убил свою жену!
--
Да бросьте, он - гений! Гении не способны на такое!
--
А вам что-нибудь известно о его договоре с Дьяволом?
--
Ну, знаете ли...
--
Говорят, что сам Франц Шуберт будет!..
Примерно такого рода возгласы раздавались из очереди.
Где-то часам к одиннадцати толпа начала редеть. Просто любопытные разошлись, а истинные ценители искусства просочились в концертный зал, к тому времени уже полный знаменитостей - поэтов, музыкантов, художников. Хватало также и великосветских ценителей искусства, которые пришли не одни, а со своими семьями. Народ шумно переговаривался, местами посмеивались, местами сплетничали, а местами и сидели тихо, погружённые в свои мысли, готовые открыться волшебству божественной музыки. Разговоры и томительное ожидание продолжалось ещё около получаса, и особо выделялась пара, вернее, троица в четвёртом ряду. Две женщины, одна совсем молодая, а другая лет пятидесяти (возможно, мать или опекунша) и мужчина средних лет в чёрном сюртуке. Последний сидел, молча уставившись на сцену, зато две женщины о чём-то яростно спорили. Один раз молодая даже порывисто поднялась, собираясь уйти, однако тут же села на место, и спор продолжился с новой силой.
Наконец, на сцену вышел главный виновник торжества. Зал на мгновение замолчал, затем по рядам пронёсся вздох удивления, настолько необычно и, пожалуй, жутковато выглядел исполнитель. Его невероятно тощая фигура выполняла роль вешалки для чёрного костюма, длинные чёрные волосы обрамляли бледное лицо, с усталыми запавшими глазами, в которых выделись сходство с давно потухшим, но некогда очень ярким и жарким костром. Большой крючковатый нос как-то нелепо выделялся на измождённом лице музыканта.
В руках у этой странной, немного гротескной фигуры была скрипка - инструмент, позволявший её обладателю покорять сердца публики, навек завоёвывать души сидящих в зале, вне зависимости от пола и возраста.
Скрипач окинул зрителей равнодушным взглядом и сделал несколько шагов по сцене. Тут же стены "Редутензала" ходуном заходили от шквала аплодисментов, предназначавшимся тому, чья слава уже давно облетела всю Европу. Напряжение спало. Удивление от первого впечатления прошло, и теперь люди неистово аплодировали своему кумиру.
Музыкант ещё раз прошёлся по сцене, затем остановился и неуклюже поклонился. В этот миг его лицо просветлело, глаза вспыхнули странным живым огнём, а губы сложились в какую-то совершенно особую улыбку, напоминающую всё, что угодно, но только не саму улыбку. Он выставил вперёд одну ногу, положил скрипку на плечо, и коснулся струн смычком.
В этот же самый миг словно электрический разряд прошёл по залу, отразился от противоположной стены и вернулся к музыканту. Грянул оркестр, поддерживая скрипача, чей взгляд превратился в две яркие молнии. Музыка стремилась вверх, к самому потолку, затем, на миг затихнув, обрушивалась на зрителей шквалом звука и энергии. Неописуемое сочетание, заставлявшее трепетать всех, кто пришёл на концерт. Сухая фигурка скрипача металась по сцене, смычок казался продолжением руки, длинные ноты рассыпались по залу, словно ленты серпантина, а короткие звучали ярким фейерверком таланта и мастерства.
--
Великолепно! - не удержавшись, шепнула молодая женщина своей более старшей соседке.
--
Неудивительно, - немного надменно ответила та. - Говорят, он за это продал душу Дьяволу!
--
Как бы то ни было, играет он божественно!
Пожилая дама скептически покосилась на юную особу. Девушка мгновенно смутилась и снова обратила взгляд к сцене.
Скрипач листал звуки, словно страницы в книге. Тональности плавно, лирично сменяли одна другую с необычайной чистотой и нежностью. Затем зал сотрясли заключительные аккорды оркестра, скрипач выгнулся дугой, нарисовав смычком что-то замысловато-неземное, несколько раз ударил по струнам, и в зале воцарилась тишина.
Затем началось настоящее безумие. Крики, безудержные овации, огромные букеты цветов - все это посыпалось на музыканта, как из рога изобилия. Он поднял один букет, уверенно поклонился благодарной публике и скрылся за кулисами.
Из-за кулис было слышно, что зрители продолжали неистовство, однако для музыканта это уже потеряло всякое значение. Он прошёл в небольшую комнатку, где стояли два кресла, шкаф и трюмо. Там он аккуратно положил в футляр скрипку, вытер белым платком пот, выступивший у него на лице во время выступления, и приготовился ждать. Из зеркала на него смотрел тощий некрасивый человек с чёрным, мёртвым взглядом и осунувшимся лицом. Скрипачу не понравилось то, что он увидел, но терпеть уже осталось недолго.
Минут через десять в дверь робко постучали. Человек перед зеркалом нехотя обернулся и сказал:
--
Входи.
На пороге возникла неясная фигура, с опаской оглянулась и скользнула в комнату.
--
Ну? - кивнул гость.
--
Не нукай, - раздражённо оборвал его скрипач. - Я отыграл. Публика в восторге.
--
Спасибо, - робко сказал вошедший.
--
Не благодари, - отмахнулся музыкант. - Твоё дело - пожинать лавры. Как мы и договаривались.
--
Как долго ещё? - спросил его собеседник после минутной заминки.
--
Долго? - скрипач иронически улыбнулся. - Долго для тебя или для меня?
--
Для меня...
Какое-то время музыкант думал, внимательно глядя на своего гостя. Затем повернулся к зеркалу, и лицо его начало неуловимо меняться. Исчезла бледность, впалые щёки приобрели нормальное состояние, нос уменьшился и стал правильной формы, подбородок немного подался вперёд и приобрёл чуть большую массивность, чёрные глаза вспыхнули странным внутренним светом. Фигура тоже изменилась. Плечи стали шире, под рукавами чёрного костюма проступили очертания сильных мышц, осанка стала гордой, пропала сутулость. Скрипач улыбнулся и снова посмотрел на своего собеседника.
--
Лет десять, - сказал он, словно вынес приговор. - И хватит.
--
Но... - вошедший смутился. - Это же так немного...
--
Десять лет славы! Десять лет всеобщего обожания и... - тут говорящий лукаво улыбнулся, - обожествления! Неужели это мало?
--
А больше никак нельзя? - взмолился топчущийся у дверей человек, хотя заранее знал, что любые уговоры бесполезны.
Сидящий медленно покачал головой.
--
Хорошо, - сникнув, глухим голосом согласился гость. - Только... пусть это будет не так мучительно!
--
Я знал, что мы с тобой поладим, - изменившийся внешне музыкант провёл рукой по своим густым чёрным волосам, подошёл к человеку, дружески похлопал его по тощему плечу и решительными шагами вышел за дверь.
А его гость уныло поджал губы, прошёл вглубь комнаты и сел перед зеркалом. На него взглянуло его отражение - очень худая, нескладная фигура, большой крючковатый нос, впалые щёки и глубоко посаженные тусклые глаза.
А в 1840 году после долгих мучений от целого букета сложных заболеваний скончался великий итальянский скрипач Николло Паганини. Человек, о котором думали, что он продал душу Дьяволу за божественный талант музыканта.