Герцог Феликс во главе своего отряда дружинников гнал коня вверх по горной дороге вдоль высоких крепостных стен к воротам города.
В сердце горело лишь одно страстное желание, чтобы ворота оказались открыты. Он старался не думать о том, что Лученция могла приказать их закрыть. Ведь тогда бы это рушило все... Все, что столь удачно складывалось к их обоюдному удовольствию. И ведь надо же было такому случиться. Знал бы собственными бы руками придушил дочь, эту гадину, что посмела пойти против его воли и не только опозорить род, но и поставить под угрозу все его планы и его собственную свадьбу. Мерзавка! И как он не догадался посадить ее под замок? Ведь видел, видел, что девчонка частенько наедине с Антонио стремится остаться... Однако понадеялся, что это лишь симпатия меж будущими родственниками и даже препятствовать не стал... Вот глупец! Но ничего, он еще заставит дочь раскаяться в том, что не оправдала его доверия. Главное, чтобы Лученция не встала на сторону сына. Потому что это равнозначно войне с ней, а с ее гордостью и неуступчивостью, даже ее поражение даст ему обладание лишь территориями, но не ею... Ведь на свадьбу она явно лишь ради сына согласилась... Черт, и как же он так просчитался... Хотя сам виноват, сам... Разбаловал дочь донельзя, вот и результат! А женщин надо в строгости и узде держать. Чтоб даже помыслить перечить не смели.
Чуть придержав коня на повороте, герцог Феликс, наконец, увидел ворота, и их распахнутые створки несказанно порадовали его. Проскакав мимо вытянувшейся перед ним и салютующей стражи, он немного сбавил темп, ибо крутые узкие и петляющие улочки города плохо подходили для бешеной скачки особенно в окутавших город сумерках.
Ориентируясь по вложенным в брусчатку улиц белым кусочкам мрамора, сверкающим в отблеске висящих на стенах домов фонарей, он вел свой отряд к дворцу Лученции.
У парадной лестницы, он приказал дружинникам спешиться и ждать его, а сам, бросив повод подбежавшему слуге, поспешил вверх по лестнице.
Дворецкий, услужливо распахнувший перед ним дверь, доложил, что правительница в своих апартаментах, и если он соизволит подождать в приемной зале, то ей сейчас же доложат о его визите.
Едва удостоив его ответным кивком, он прошел в приемную залу и, нервно прохаживаясь по центру, стал ожидать появления Лученции.
Она не заставила себя долго ждать. Чуть растрепанные волосы, подобранные в подобие высокой прически несколькими шпильками, и откровенно не парадное платье, выдавали то, что его визита она явно не ожидала.
- Что-то случилось, сеньор? - ее улыбка была как всегда обворожительна.
- Ровным счетом ничего, если не считать того, что Ваш сын, сеньора, захотел связать себя узами брака с моей дочерью. Вы дали ему благословение на этот брак?
- Как я могла? Ему нет и пятнадцати. К тому же я дала согласие на брак с Вами. И потом, с чего Вы взяли, что все обстоит именно так? Мой сын уехал охотиться, а не свататься к Вашей дочери. То что Вы говорите, это какое-то недоразумение... Этого быть не может!
Ее изумление было столь искренним, что у него непроизвольно вырвался вздох облегчения. Приятно было осознавать, что и она, подобно ему, лишь жертва обмана, а не хитрая интриганка, играющая за спиной.
- И тем не менее, Ваш сын, сеньора, сбежал с моей дочерью. Она оставила мне записку.
- Вы шутите, сеньор?
- Нет, Лученция, к сожалению, не шучу, - он шагнул к ней, подхватил руку и коснулся нервно дрожащих пальцев губами.
- О, Господи... - она зябко повела плечами и судорожно сглотнула. - Как Вы, наверное, ненавидите теперь моего мальчика...
- Скорее свою дочь, чем Вашего сына, Лученция... - тихо выдохнул он, не отрывая от губ ее руки.
- Если я соглашусь немедленно обвенчаться с Вами, Вы можете мне пообещать, что оставите их обоих в живых, и не будете держать на них зла?
- Вы хотите обвенчаться немедленно? А как же церемония в столице? Что скажет король? - оторвав ее руку от губ, он с недоумением воззрился на нее.
- Сеньор, Вы знаете, как я люблю сына... Ради его жизни я готова пожертвовать не только церемонией, но и собственной жизнью. Так что если у Вас возражений нет, то я думаю, имеет смысл провести церемонию немедленно. Вряд ли они успеют обвенчаться раньше нас. Да даже если и успеют, доказать это им будет весьма проблематично. Так что дело за Вами.
- А Вы чрезвычайно умны, Лученция... Я впечатлен. Что ж я клянусь не держать зла на Вашего сына, ничего не предпринимать против него и, как и обещал ранее, сделать нашим наследником.
- А что насчет Вашей дочери? Вы простите ее?
- Она опозорила род, - хмуро проронил он.
- Вы простите ее! Иначе я не стану венчаться, - ее брови угрожающе сошлись на переносице, и она недовольно отдернула руку.
Зная ее упрямый нрав, Феликс сделал примирительный жест:
- Хорошо, прощу. Не надо злиться.
- Я не злюсь, а предупреждаю, что это мое непременное условие, - не переставая хмуриться, с напором проговорила она.
- Согласен, - кивнул он, с удовольствием наблюдая, как на ее лбу разглаживаются складки, а губы трогает легкое подобие улыбки.
- Тогда я прикажу послать за священником и пойду переоденусь к церемонии.
- И чем скорее, тем лучше, Лученция, - он вновь подхватил ее руку и нежно поцеловал.
Как только она скрылась в дверях залы, он поспешно вышел во двор и, подозвав начальника своих дружинников, приказал: оставив здесь лишь пару охранников, прочесать все окрестные монастыри и церкви в поисках сбежавшей парочки. А после того как отыщут, выяснить не пытался ли кто-то их обвенчать и если такая попытка была, дерзнувшего это сделать без родительского благословения немедленно прикончить, после чего доставить сюда живым и невредимым сына сеньоры, а его дочь тайно и без свидетелей убить, сказав всем, что дорогой она сбежала. Выслушав заверения, что все будет в точности исполнено, он вернулся в залу.
Лученция замерла у окна, наблюдая за суетой во дворе и пытаясь определиться, что же ей делать. Решение сына сбивало все планы, однако давало шанс переиграть все. Видя, что герцог отсылает большую часть дружинников, в голову ей тут же закралась мысль, воспользоваться тем, что он остается в ее замке практически без охраны. Однако подлость подобного поступка настолько претила, что резко тряхнув головой, Лученция постаралась сразу ее отогнать. Даже ради сына она не пойдет на такое. Такой надо родиться, чтобы не чувствовать угрызений совести, а она не из таких... Хотя будь на ее месте сам герцог, наверняка бы воспользовался подобным стечением обстоятельств. Хотя если не ожидает от нее подобного, то возможно и нет... Возможно, она ошибается насчет него.
Нервно сглотнув, она прижала руки к вискам. Будь что будет. Даже если потом ей придется пожалеть и не раз, что уступила, лучше оказаться безвинной жертвой, чем бесчестной тварью, решившейся на подлость.
- Господи, помоги! - она обернулась к распятию, висевшему на стене. - Не оставь меня своею благодатью, помоги любовью и мир в пределе сохранить, и неразумных чад Твоих, что против воли герцога пойти задумали, спасти. Пусть желание мести оставит его сердце, и поселятся в нем любовь и спокойствие. Да и мне позволь обрести искреннюю любовь к нему... Может чего и лишнего прошу, так не слушай меня тогда ... Пусть будет на все воля Твоя святая. Все приму, - она размашисто осенила себя крестным знамением и, шагнув в сторону, решительно дернула шнур, вызывающий камеристку.
Она вышла к нему в светло-лиловом платье с приколотой к плечу белой розой, чудесно гармонирующей с ниспадающими шикарными локонами ее распущенных каштановых волос.
- Я готова, сеньор.
- Лученция, - Феликс с улыбкой окинул взглядом ее наряд, - я удивлен, Вы даже не стали тратить время на прическу... Что ж, это лишний раз свидетельствует о Вашей разумности и несказанно меня радует, моя дорогая. Вы само совершенство, - он протянул ей руку, чтобы провести в храм.
Ждущий их священник, нервно теребя в руках Евангелие, тут же осведомился, не согласятся ли они подождать, чтобы он мог послать за хором и прислужниками, чтобы церемония была более торжественной.
- Нет! - герцог с угрозой взглянул на него. - Не оттягивайте церемонию, святой отец, иначе очень об этом пожалеете. Да и затягивать ее тоже не надо.
- Да, да, конечно, сеньор. Как пожелаете, - с испугом закивал священник. - Я постараюсь ничего не затягивать.
Он действительно постарался максимально быстро провести церемонию и, приняв от них стандартные клятвы, объявил мужем и женой. После чего, благословив на долгую совместную жизнь, с явным облегчением проводил из храма и запер его высокие резные двери.
Оказавшись на улице, герцог почувствовал, как его теперь супруга крепко сжала его ладонь.
- Вы что-то хотите, Лученция? - повернулся он к ней
- Феликс, Вы не будете возражать, чтобы я прям сейчас послала своих ратников проехаться по ближайшим церквям? Если, как Вы говорите, наши дети хотят обвенчаться, то искать их надо именно там. И было бы лучше, если бы их нашли до церемонии... - едва заметно поеживаясь то ли от вечерней прохлады, то ли от нервного напряжения, тихо спросила она.
- Конечно, Лученция. Посылайте.
- Вы подпишите им приказ о том, чтобы обоих доставили сюда в целости и сохранности?
- Зачем? - он уперся в нее удивленным взглядом.
- Вы - мой муж, хочу, чтобы они знали, что это не столько мой приказ, сколько Ваш, - она очаровательно улыбнулась, заглядывая ему в глаза.
Он понял, что ей доложили о том, что он отправил на поиски большую часть своего отряда, и она хочет подстраховаться. Однако скрыв раздражение, согласно кивнул:
- Хорошо, Лученция. Они получат мой письменный приказ.
- Мне приятно, что Вы согласились. Надеюсь, Вы не будете разочарованы тем, что идете навстречу моим просьбам.
В ее глазах появился ласковый и многообещающий блеск. И Феликс понял, что, скорее всего, не прогадал, согласившись. Его супруга, похоже, умела быть благодарной.
Антонио и Лаура стояли перед священником в старенькой полуразвалившейся церквушке, когда туда ворвались дружинники герцога. Без всяких объяснений старший из них шагнул к священнику и уверенным ударом короткого меча в грудь прикончил его. Рывком вытащив меч из тела он брезгливо отер его о рясу повалившегося на пол монаха, а потом повернулся к Антонио, который перекрыв корпусом Лауру, постарался оттеснить ее к стене.
- Было бы лучше, если бы Вы, сеньор, не стали противиться приказу герцога доставить Вас во дворец Вашей матери, - холодно проронил он. - Нам бы не хотелось применять против Вас силу.
Антонио окинул дружинников оценивающим взглядом. Четверо хорошо-вооруженных дюжих воинов и их командир на скуластом лице которого читалась суровая решимость выполнить приказ любой ценой, были реальной силой, противопоставить которой он в данной ситуации не мог ничего.
- Если не тронете сеньориту, - он кивнул на испуганно-сжавшуюся позади него Лауру. - Я подчинюсь.
- Сеньорита так же должна отправиться с нами, только несколько в иную сторону. Я доставлю ее сразу к отцу.
- Я никуда не поеду одна, я поеду лишь с ним, - срывающимся от волнения голосом, хрипло выдохнула Лаура.
- Я сожалею, сеньорита, но приказ Вашего отца не оставляет нам выбора. Так что либо Вы подчинитесь ему добровольно, либо я заставлю Вас силой, - их собеседник решительно шагнул в их сторону и властно протянул руку: - Идите сюда, сеньорита. Не вынуждайте меня забыть о Вашем происхождении.
В тоне его послышалась неприкрытая угроза. На душе у Антонию сделалось совсем паршиво. Если ратник герцога мог позволить себе так себя вести с ней, значит, получил неограниченные полномочия от герцога. Исходя из этого, Антонио стало предельно ясно, что над Лаурой нависла смертельная опасность и разлучить их хотят явно неспроста. Со своей жизнью он уже практически распрощался, но желал сделать все возможное, чтобы спасти свою избранницу.
- Я согласен сопроводить сеньориту к ее отцу. Он вправе решать не только ее судьбу, но и мою. Так что сопроводите нас обоих к нему, мы не будем противиться, - он сам шагнул еще ближе к подошедшему к ним старшему из дружинников.
- У нас другой приказ, сеньор, и мы не вправе отступить от него, - нахмурился тот.
- Я не прошу его нарушать. Вы доставите меня к моей матери, если герцог, выслушав меня, по-прежнему откажется решать мою дальнейшую участь и оставит эту прерогативу за ней.
- Это невозможно! - решительным движением отстранив его, командир дружинников жестко схватил Лауру за плечо. - Идемте, сеньорита!
- Нет! - Антонио вцепился в плечо ратника, интуитивно почувствовав, что именно ей угрожает большая, чем ему опасность.
- Антонио, не надо! Это не решит ничего. Сила все равно на их стороне. Не надо, не давай им повода унизить нас обоих, - тут же всхлипывая и глотая слезы, взмолилась Лаура с ужасом взирая на замахнувшегося на него охранника.
Тот тут же опустил руку, и Антонио отступил.
Их вывели из церквушки и уже усаживали на лошадей, когда на дороге появился еще один отряд ратников, в которых Антонио узнал дружинников своей матери.
- Как славно, что вы уже нашли их, я уж боялся, что несколько суток с коней слезать не придется, - улыбнулся подъехавший к ним первым командир.
- Вы их тоже разыскиваете? - нахмурился командир дружинников герцога.
- Исключительно по приказу вашего герцога, ставшего теперь и нашим сюзереном, - кивнул ему тот. - Так что я благодарен, что вы избавили нас от довольно хлопотных поисков, оставив лишь честь сопроводить вас всех в город.
И на удивленный вопрос: "Он приказал вам доставить обоих беглецов в город?" - протянул бумагу:
- Вот его письменный приказ, предписывающий доставить обоих в замок сеньоры Лученции, ставшей этой ночью его законной супругой.
Внимательно прочитав бумагу, начальник дружинников герцога недовольно хмыкнул, но спорить не стал:
- Это действительно его подпись и печать. Что ж, возможно, планы у него изменились, раз он стал мужем сеньоры этой ночью.
Услышав все это, Антонио нервно сглотнул и закусил губы. Хотя прибывшие дружинники матери давали надежду, что теперь, по крайней мере, до прибытия во дворец их с Лаурой жизни в безопасности, новость о замужестве матери его не обрадовала. Он надеялся совсем на другой исход, надеялся, что вынудил мать отказать, спасая свою и его честь, но мать решила по-другому... Однако, не реши она так, возможно, они с Лаурой были бы уже оба мертвы... ну или один из них уж точно... Хотя и теперь, по прибытии во дворец, герцог вправе поступить с ними как только ему заблагорассудится, наплевав и на мнение матери, и на ее заступничество, если она вдруг решит все же заступиться за них. А может, их специально к ней и везут, чтобы лишний раз унизить, продемонстрировав свою власть и над ней и над ним... От герцога все можно ожидать, раз его дружинники даже родной его дочери угрожать посмели... Собственная беспомощность и невозможность повлиять на ситуацию дикой болью рвали сердце, и злые слезы предательски наворачивались на глаза. Но Антонио, сильнее закусив губы, сумел их сдержать.
Ко дворцу они подъехали уже ближе к полудню. Дружинники ссадили их с лошадей и под конвоем провели в зал для приемов в который почти тут же вошел герцог и небрежно махнув рукой ратникам, проронил: "свободны".
Те, отсалютовав, тотчас вышли, а герцог, окинув их мрачным взглядом, сокрушенно покачал головой:
- Отвратительно, когда предают близкие, но вдвойне отвратительней, когда предает родная дочь. Предает, наплевав не только на попечительство, заботу и ласку, но и на родную кровь. Предает, наплевав не только на собственную честь, но и на честь рода... Как ты могла, Лаура? Как? - он уперся в нее презрительно-холодным взглядом.
Антонио шагнул вперед и хрипло выдохнул:
- Это лишь моя вина, герцог.
- Помолчи! - раздраженно бросил тот. - Я хочу услышать ответ дочери.
В это мгновение дверь распахнулась и в залу скорее ворвалась, чем вошла мать и, приблизившись к Антонио, схватила за плечи, разворачивая к себе:
- Как ты мог? У тебя что совсем ум отнялся?
- Я люблю ее, мама, - глядя ей в глаза, ответил он.
- Тем более! Как ты мог так поступить с ней, если любишь? Забрать из дома без родительского благословения... Ты соображал, что творишь? Ни один любящий мужчина так поступить не может! Ты не о ней думал, а о том как удовлетворить свои желания. Это подло! В первую очередь по отношению к ней подло! Как ты мог решиться на такое, если действительно любишь, а не развлечься хотел?
- Почему подло, мама? Я обвенчаться с ней хотел... Что в этом подлого по отношению к ней?
- А то, что ты ей чуть было всю жизнь не загубил! Она что бесприданница без роду и племени, что ты не удосужился посвататься к ней, как положено? Ты совсем не уважаешь не ее, ни ее отца?
- Уважаю, но ведь в любом случае я бы не получил благословения...
- Значит, не про твою честь она, если бы благословения не получил. И заставлять ее идти против воли родительской - грех, - мать зло прищурилась, потом нервно сглотнула и, не сводя с него пристального взгляда, спросила: - Ты хоть не спал с ней?
Антонио отвел взгляд и потупился, и мать тут же с размаха залепила ему такую пощечину, что он с трудом устоял на ногах, яростно выдохнув при этом: - Скотина ты последняя!
К матери тут же шагнул герцог и, перехватив руки, развернул к себе:
- Вот что, Лученция, чтоб больше подобного не было! Я согласился, чтобы Ваш сын был нашим наследником, поэтому требую, чтобы Вы относились к нему уважительно и ни бить, ни оскорблять не смели.
А та неожиданно порывисто прильнула к нему и, уткнувшись в плечо, разрыдалась, срывающимся голосом причитая: - Ну как же он мог? Как мог? Нет, этого не может быть... Это же какой позор. Нет, я не переживу этого...
- Лученция, ну успокойтесь, не надо... О чем Вы плачете? - нежно гладя ее по плечам, принялся ее утешать, явно ошарашенный таким ее поведением герцог. - Ваш сын вел себя как любой нормальный мужчина, стремящийся получить желаемое любым путем. Это естественно. Другое дело моя дочь, которая повела себя, как последняя потаскушка... Это она позор моей, а теперь и нашей семьи, а никак не Ваш сын.
Антонио напрягся, горя внутренним желанием возразить герцогу и не дать оскорблять испуганно сжавшуюся и не смеющую даже глаз поднять от пола Лауру, но тут вновь повысила голос мать, вцепившаяся руками в плечи герцога:
- Феликс, если Вы мне не пообещаете, что ни в чем не будете упрекать дочь, я сойду с ума от горя и отчаяния, что именно мой сын сотворил такое... Это ужасно, бедная девочка... Нет, я точно умру... Я не в силах вынести осознания того, на что я обрекла ее...
- Вы? Причем тут Вы, Лученция? - недоуменно осведомился тот.
- Как причем? Я воспитала такого сына. Я не предусмотрела такого развития событий. Феликс, Вы должны во всем винить меня, и я покорно приму и Ваши обвинения, и Ваш гнев.
- Лученция, ну хватит, право. Перестаньте! - герцог раздраженно поморщился. - Вы ни в чем не виноваты и не надо наговаривать на себя. И обвинять я Вас ни в чем не намерен и гневаться на Вас не собираюсь, - а потом, помолчав немного, добавил: - Но начну, если не уйметесь. Успокойтесь уже и возьмите себя в руки.
- Я постараюсь успокоиться и держать себя в руках, особенно если Вы, Феликс, покажите мне пример и уймете свой гнев на дочь, Вы гневаетесь на нее не меньше, чем я на себя и на сына. Мне нужен образец для подражания. Если я буду видеть, что Вы в состоянии изменить свое отношение к ней, то это и мне придаст сил и уверенности... и я, подобно Вам, стану стремиться властвовать своими чувствами.
- Лученция, - герцог рассмеялся, - Вы очаровательны. Ради Вас я готов забыть предательство и грехопадение дочери. Но на одном условии.
- Да, Феликс, говорите. Все, что в моих силах...
- Вы будете жестко контролировать ее. Мне не хочется, чтобы и дальше моя дочь вела себя подобно распутной девке.
- Конечно, Феликс. Теперь она и моя дочь, и я приложу все усилия, чтобы Вы были довольны ее поведением. Лишь поминать ей старое не надо.
- Не обещаю, но стараться буду. Особенно если потомком радовать, - на этом слове герцог скривился, - не станет.
- На все воля Божья, - мать перехватила его взгляд и нежно улыбаясь продолжила: - и ежели радовать Вас потомком соберется не только она, то большой проблемы в том не вижу... Неужто Вы на двойню не согласитесь, Феликс?
- О, Господи! Лученция, Вы на что это намекаете?
- Я не намекаю, а открыто говорю, что готова представить своего внука ну или внучку, если Господь ниспошлет его нам, своим ребенком. Потому что уж раз так все вышло, то это будет лучшим выходом в данной ситуации.
- Час от часу не легче... Лученция, Вы в своем уме? А если Вы не забеременеете?
- Загадывать конечно нельзя, но Вы же, надеюсь, приложите к этому максимум усилий, ну и я постараюсь, чтобы в радость Вам это было... Надеюсь, Господь призрит наши усилия...
- Лученция, Вы точно сумасшедшая, - герцог озадаченно покачал головой, а потом неожиданно его губы тронула озорная улыбка, - но я люблю Вас... люблю именно такой. Черт с ней, если Вы одновременно с ней забеременеете, я посчитаю это знаком Господним и соглашусь, чтобы Вы представили ее ребенка нашим.
- Я тоже Вас люблю, Феликс и ценю, что Вы меня поддерживаете. О таком супруге, как Вы, можно только мечтать. Вы необыкновенный. Господь видно очень любит меня, раз ниспослал Вас в мужья.
- Я так понимаю, что меня он любит не меньше, раз ниспослал Вас в жены, моя дорогая, - рассмеялся герцог, и порывисто притянув к себе, жарко поцеловал.