Жил человек. Один. Был погружен
Всегда в свои нерадостные думы.
И окружающим казался он
Каким-то странным, нет, не злым - угрюмым.

А почему? Да видно потому,
Что не спешил всем руку жать при встрече,
Он знал, как взрослые относятся к нему,
Ещё он знал, что любят его дети.

Он их украдкой конфеткой угощал,
Чинил машинки, накачивал колеса.
От драчунов, бывало, защищал...
А сын его уже не станет взрослым.

Там бомба взорвалась, где жил малыш,
Пока он защищал дома другие.
Ах, память, сколько лет и зим не спишь,
И ночи страшные зачем, зачем такие?

Ведь по ночам приходит вновь сынок
К нему в крови, протягивает ручки.
О, если б сделать что-нибудь он мог...
Но он бессилием приговорен на муки.

Едва ступив три шага по траве,
Малыш - как облако растаял.
А кровь свою оставил на земле,
Из раны кровь, вам, взрослые, оставил.

Его отец не говорит о том,
Не может своей болью поделиться.
А в сердце, с той поры навек больном,
Надежда с радостью не может поселиться.

Себя винит он в гибели сынка,
Хотя вины и нет, и быть не может.
И ранние седины у виска.
Нет на земле того, кто всех дороже.

Кто был беспомощным, и крошечной рукой,
Держал его мозолистые пальцы...
Но это было всё - перед войной.
Ах, как тогда от счастья он смеялся!

Теперь он не смеётся. Смех детей,
Чужих, живущих, вздрагивать заставит.
А в полночь, вновь, оставив мир теней,
Придет малыш... И взрослым он не станет.

А мог бы стать таким... Он бы его...
Эх, как опять во сне он размечтался...
Но всю семью, всю, всех до одного,
Взяла война и он один остался.

Он не угрюмый. Боль внутри него
Жмёт безысходностью его большое сердце.
И лишь улыбка сына - не его,
На краткий миг даёт ему согреться.

Кишинев, 2019 г.