`
Я - В НЬЮ-ЙОРКЕ
Я - в Нью-Йорке, зрю
Манхеттен.
"То судьба", - подумал я:
Есть аспект на заграницу
В гороскопе у меня.
Прет восторг, сдержать нет
мочи.
Тех, кто б хаял - не найду.
Но сдержу его, короче,
Даже в критику пойду!
Стен громада справа, слева...
"Где же неба синева?"
Я иду по дну ущелья -
"Ширина-то, какова?"
Интересно бы измерить...
Ноги есть - так нет проблем:
Уолстрит - шагов тринадцать,
На Бродвее - двадцать семь.
По такому вот ущелью
С интересом я ходил,
Неожиданного много
В том ущелье находил.
Как-то шел, встречая утро,
По Авеню номер пять:
Парк Центральный - вот он, рядом,
И хотелось все объять.
Стены высятся громадно,
И, куда ни кинешь взгляд,
На скамейках аккуратно
Чернокожие лежат...
Это номер так уж номер!
Удивил меня Нью-Йорк:
Что угодно чаял видеть,
А такого - нет, не мог...
Может,то и есть свобода,
Демократии венец:
Бомжам можно на скамейки,
Ну а Трампам - во дворец?
"Негр" - табу на это слово,
В Вашингтоне гид вещал.
Даже скажешь "чернокожий"-
Гнев в ответ не будет мал.
Мол, шахтером называйте,
Будет все тогда "о кей"!
А уж если "негр" сказали, -
Убегайте поскорей!
Раз шахтеры, так шахтеры -
Сила слова велика,
Только некая неловкость
Надавила на бока.
Чую, как волна протеста
Ударяет в мозга плес:
Каждый знает, что шахтеры -
То работа на износ.
Ну а это - попрошайки
По ддругому все живут.
Многих даже обижает,
Если нищим назовут.
Захотелось, дескать, скушать
Вдруг сегодня бутерброд.
Мелких денег нет с собою...
Удивительный народ!
"Это хобби, образ жизни" -
То и дело здесь твердят,
Но глаза бомжей иное,
Между прочим, говорят.
Вы взгляните, посмотрите:
В них - потерянность души,
Непонятная тревога
И потребность: все круши!
Видел в Гарлеме трущобы
И не принял все всерьез,
Но однажды в Вашингтоне
Гид с экскурсией привез!
Возле бомжей по Нью-Йорку
Я задумчиво ходил,
Наконец, собравшись с духом,
Вдруг активность проявил.
Не ищите тут резона.
"Нищий" с Волги инженер
Возле нищего с Гудзона
Молча квотер(1/4$) положил...
Если уж такое дело,
Надо все переварить -
Ведь сомнение засело,
Стало сильно стопорить.
Даже глыба - Маяковский
Скушать все здесь не сумел
И, "за месяц не доевши",
Сплюнул все, что чуть не съел.
Мост красивый Верезано,
Звезды смотрятся в Гудзон.
Все прекрасно, словно в сказке,
Не иначе: вижу сон.
Не помог настрой таковский:
Да простят мне небеса,
Я, ведь, как и Маяковский,
Плюнул около моста...
Звезды даже обомлели,
То увидели когда:
Неужели Маяковский
Вновь наведался сюда?
КРОКОДИЛА ЧАС ВАРИЛИ
Чайна-таун? Что такое?
Попытайся, угадай!
Думал, что живу в Нью-Йорке,
А попал, никак, в Китай!
Вот оазис так оазис
Нам явился наконец!
Здесь с экзотикой не сладишь,
Равнодушию - конец.
Но восторги окоротим:
Перво-наперво - еда.
Очень есть нам захотелось -
Так бывает иногда.
Вот заходим в магазинчик,
И глаза у нас - в раскос,
Столь экзотика крутая.
Что купить-то? Вот вопрос!
Оживилась тут Марина,
Хоть не знаем, что хотим.
Ну а кто она такая,
Мы, пожалуй, промолчим.
Вот еще пакет отброшен.
На него глаза скосил...
Угадать слабо, что было?
Это ж, братцы,- крокодил!
Разве можно тут теряться? -
Я пакетик ухватил.
Крокодилами бросаться
Моментально прекратил.
Жизнь устроена прегадко:
Все кого-то жрут и жрут.
Есть других бывает сладко.
Принцип жизни очень крут!
Но заманчиво тот принцип
Кардинально повернуть:
Скушать тех, кто нас желает
С аппетитом навернуть.
Крокодил для этой цели
Идеально подходил:
Он,представьте,был же случай,
Даже солнце проглотил!
А к тому же есть и карма -
Воздаянье за грехи,
И рептилию нам скушать
Шансы были велики.
Крокодила час варили,
Зато съели вмиг его.
Мясо вкусное такое!
Стало на сердце легко...
Посещай же Чайна-таун
И, конечно, не зевай:
Коль кого-то хочешь скушать,
Крокодила покупай!
БОЖЕ МОЙ
Кони-Айленд, что в Нью- Йорке,
Пляж огромный, захожу.
Хорошо-то как сегодня!
Во все стороны гляжу...
Нет такой толпы, как в Сочи.
Каждый, в общем, на виду.
Может русский знает кто-то?
Но а как его найду?
Отыскать вам итальянца?
Я скажу, что нет проблем.
Долго даже не смотрите:
Итальянец - ясно всем.
Всюду штучки золотые.
И добро бы на руках,
Ведь у женщин, мать честная,
Это даже на ногах!
Долго ль, недолго ль -
Другая ситуация пошла:
Рядом публика чужая
Во мне русского нашла.
"Рашен, рашен"- в разговорах
Уловил на берегу,
Но общаться на английском,
Извините, не могу.
Вскоре вдруг ко мне подходит
Неприметный такой сэр,
Говорит, что, мол, еврей он,
Эмигрант из СССР.
Двадцать лет назад уехал
Из родного Душанбе,
Жена - русская, москвичка,
Покорилась, мол, судьбе.
С той поры живет безбедно,
Мир объездил, все фортит,
"Но от скуки умираю,
Нет уж мочи"- говорит.
Я ему: "Езжай в Россию,
Там веселья не объять,
Там такого будет вдоволь -
За всю жизнь не расхлебать!"
"Это верно, - отвечает,
До того тоска в груди,
Что нельзя было не съездить,
Будь, что будет впереди!"
Год забыть вояж не может.
Съездил он, и сам не свой:
Ведь такое там увидел -
Смог сказать лишь: "Боже мой!"
Душанбе... Эмоций - море.
Видно черт туда занес.
Очень был потом доволен,
Что, хоть, ноги-то унес.
Да, унес, и уж далече:
До Москвы уже унес.
Тот же черт опять попутал:
Тестю он визит нанес.
Тесть же, выпивши изрядно,
Вдруг изрек: "Тебе не жить.
Я тебя с еврейской мордой
Очень долго буду бить!"
Эмигрант вздохнул глубоко
И продолжил: "Боже мой!
Что же там вы натворили
С замечательной страной?"
Вот как дело обернулось,
К чему встреча привела:
Я в Америке - ответчик
За российские дела!
Время шло. С упреков ношей
Воротился я домой
И, бывает, вспоминаю
Кони-Айленд, "Боже мой".
ЕСТЬ НАДПИСЬ В ТУАЛЕТЕ
"Ходить бывает склизко
По камешкам иным.
О том, что очень близко
Мы лучше промолчим".
А коль молчать нет силы,
Тем боле сотни лет,
В России найден выход,
Представьте, - туалет!
Желанная свобода
Для русской-то души:
На стенах места много -
Пиши да и пиши!
Благое начинание
Признание нашло
И даже за границу
В развитие пошло.
В любой стране планеты,
Хоть в дальнем уголке,
Есть надпись в туалете
На русском языке.
Такое есть вот мнение.
Поверить в то легко,
Но все же червь сомнения
Засел неглубоко.
В Нью-Йорке по Манхеттену,
Случалось, я ходил,
Отдельных туалетов,
Увы, не находил.
Неужто испугались здесь
Влияния извне?
Такая мысль безумная
Являться стала мне...
К тому же на Бродвее,
Во сне я или нет?
Какой-то чернокожий
Устроил туалет.
Не то, что б в уголочке -
Представьте: "посередь".
Авто аж испугались
И принялись гудеть.
Коль есть нужда какая,
Пожалуйте в отель!
Неужто мысль такая
К вам не пришла досель?
Вам туалет покажут,
За труд то не сочтут,
И денег, слава Богу,
Ни цента не возьмут.
Всю прелесть такового
Я тоже ощутил -
В отели башни Трампа,
Случалось, заходил...
Роскошно, пышно было,
Но все ж не по себе.
Казалось, сердце ныло
По простенькой избе.
Бывало, мысль шальная
Жила невдалеке:
"Где надпись, где, родная,
На русском языке?"
Однако каждый знает:
'Кто ищет, тот найдет'
И что надежда наша
Последнею умрет.
Нашлась, конечно, надпись...
Сказать что в ней? Сейчас?
Скажу, все начиналось
Словами: 'А я вас...'
И как усердно автор
Все буквы обводил!
Видать, что не однажды
К слова-то подходил...
А дальше круче было!
Мы лучше промолчим -
"Ходить бывает склизко
По камешкам иным".
ЭТО ЖЕ ХЕМИНГУЭЙ!
Кони-Айленд, пляж в Нью-Йорке.
Время к вечеру спешит.
Солнце где-то уж в сторонке.
Путь к Сегейту мой лежит.
Удивлений всех не скрою:
Всюду чайки, все бело,
Словно в Обнинске зимою
Вдоволь снега намело...
Борода и та седая,
Цветом чаечкам подстать.
Говорят, Хемингуэя
Вроде стал напоминать.
Кстати, тот везде поездил -
Заглянуть мог и сюда.
Наш Владимир Маяковский
Кони-Айленд видел. Да!
Но чего-то ожидаю
И предчувствием томим
Взгляд к прохожим обращаю
С вопрошанием немым.
Принцип есть: "Ищите женщин!"
Что искать-то? Вот она:
Машет издали рукою
Мне старушечка одна.
Да, старушка, но остались
Красоты былой следы.
Мексиканская одежда
Выделяла из среды.
Ко мне быстро приближалась
И кричала громко: "Хэм!"
Что такое? Что за слово,
Непонятное совсем?
Подошла ко мне и что-то
Стала с чувством говорить.
Повезло, нашлись такие,
Что взялись переводить:
"Да, ушли года, я знаю,
Одного лишь не пойму:
Эрни, Эрни, ты - как прежде,
Я ж - старуха. Почему?"
Что со мной? Вы только б знали!
Слов запас - одно: "О кей".
Из толпы вдруг закричали:
"Это же Хемингуэй!"
ПОЦЕЛУЮ ЛЕБЕДУ
Над Нью-Йорком небо
жаркое,
Солнце просится в зенит,
И домов чреда из Бруклина
На меня в упор глядит...
Все чужое: люди, улицы,
Даже неба синева.
Аж душа моя волнуется:
"Здесь чужая и трава?"
Ведь писатель наш Куприн
Говорил, тем паче,
Что на родине цветы
Пахнут все иначе.
Где ж родная травка милая?
Неужели извели -
Небоскребами застроили
Нефтяные короли?
По Авеню восемнадцать
Я давно уже хожу,
А травы, что мне знакома,
Все никак не нахожу.
Но внезапно сердце екнуло,
Средь асфальта вдруг когда
На меня взглянула пристально
Не красотка - лебеда.
Круг спасенья - не иначе,
Чудный на душу бальзам.
Я смотрю: ужель удача?
И не верится глазам...
"Да, она" - я очарован.
Слава, слава небесам!
Вот так день мне уготован,
Как не верить чудесам?
Пусть красивой не считается
Эта сорная трава,
Но в России почитается -
Хороша о ней молва.
Лебеда, не ты ль в воспета
Аж, Есениным самим?
Без тебя грустил под небом
Он далеким и чужим.
Дескать, если грустно станет,
Это вовсе не беда,
Есть же дома под курганом
Молодая лебеда...
Дескать, хочется в ту
местность,
Лебеда где, лебеда.
С ней уйти бы в неизвестность,
Раствориться навсегда...
Здесь в Нью-Йорке мысли
эти
Удивительно близки -
Ведь никто не застрахован
На чужбине от тоски.
Что ж, гуд бай, теперь
доволен,
Принял бодрости заряд,
А иссякну - мало горя:
Я вернусь и буду рад.
На Авеню восемнадцать,
Даст мне Бог, опять приду,
Как любимую подружку,
Поцелую лебеду...
Я МНОГО СВЕТЛЕЕ ВНУТРИ
Так в жизни моей получалось,
Что часто ходил загорать
И много ль хорошего в этом
Тогда не пытался узнать.
А что же иначе-то делать?
Вернешься домой - доложи!
Ведь, с моря ты, вроде, приехал,
Загар - то твой где? Покажи!
Откуда же мода такая?
Неужто красиво 'черней'?
А, ведь, на Руси всегда было
Красивее то, что белей!
Недаром царевна из сказки
Была всех милей и белей,
И души всегда почитались
Красивее те, что светлей.
Однако с годами узналось:
Все в мире гораздо сложней,
И белое в черном бывает
Сокрыто от многих людей.
Мудрец, взявший лист белый-белый,
Где точка одна лишь черна,
Толпу, на тот лист указуя,
Спросил: 'Что же видит она?'
Ответили: 'Видим лишь точку,
А больше там нет ничего.
Нам голову зря ты морочишь.
От нас уберите его!'
'Неужто лишь видите точку?' -
Мудрец, улыбнувшись, сказал
И беленький лист, а не точку
Притихшей толпе показал...
Смотрите: на пляже в Нью-Йорке
Огромный мужчина стоит,
К тому же весь черный-пречерный...
Совсем ужасающий вид!
Он смотрит, как все загорают.
Знать, думает: 'Жалко людей,
Но, все-таки, пусть продолжают.
Внутри бы не стали черней'.
И вдруг он свой рот открывает.
Все в шоке уже или нет?
Как рот белоснежно сверкает!
А что же последует вслед?
Но этого кажется мало.
Зубную он щетку берет
И зубы усиленно чистит -
'Смотрите на зубы, народ!'
А те еще больше сверкают.
Все черное где? Чудеса!
Глаз черного зреть не желает -
Краса перед нами, краса!
Но слышится внутренний голос:
'Не только на зубы смотри!
Как жаль, что никто не узнает -
Я много светлее внутри!"
КАЖДЫЙ ЕСТЬ ЧТО ОН ЕСТ
Ресторан тот в Нью-Йорке
Назывался 'Сайгон',
Я был в полном восторге,
Когда встретился он.
Ведь экзотик любитель,
Я вьетнамское чтил
И, конечно, обитель
Эту вмиг посетил.
Изучать прейскурант
Слишком долго не стал -
Найден был вариант:
'Мне бы рыбу', - сказал.
Совсем не банально
События шли.
Скажу досконально,
К чему привели.
Повар вдруг появился
И, узнав чей заказ,
Он ко мне устремился,
Удивляя подчас.
Было это все странно:
На меня взгляд бросал
И, казалось, детально
Сей объект разбирал.
Не бывает все вечно, -
Полный творческих сил
Он на кухню, конечно,
Много раз уходил.
Технологий не знаю,
Но сказал кто-то мне,
Что он рыбу готовил
На открытом огне.
Всякий есть, что он ест' -
Говорил Фейербах. -
Замечательный тест
В ресторанных делах!
Эдмунд Кин ведь не зря
Мясо бычье вкушал,
Когда , злобой горя,
Он убийцу играл.
Роль тирана была -
Ел свинину тогда,
Коль с любовью дела -
То барана всегда.
Вселяет искусство
В творение дух,
Прекрасное чувство
Рождает вокруг.
И чувства мгновенно
Такие пришли,
Когда вдруг творение
Мне принесли.
Подобное 'чудо'
Лишь 'в сказке сказать',
А как это блюдо
'Пером описать?'
Большущая рыба,
Как будто летит,
Хотя эта глыба
На блюде лежит!
Да нет же там рыбы -
Есть целый дракон!
Взгляните на зубы:
Ведь, он это, он!
И что же в финале?
Хороший вопрос!
Еще не узнали,
Как съесть удалось?
Сам есть побоялся -
Где взять было сил?
Но пир состоялся -
Друзей пригласил...
В АВТОБУСЕ
В автобусе быстро лечу по хайвею.
Сижу у окна, с интересом глазею.
Экскурсия это: Нью-Йорк и Бостон.
Затем еще дальше. Неужто не сон?
А кто же в салоне? Что за народ?
Почти все евреи - скажу наперед.
В Нью-Йорке приют они все обрели,
Уехав когда-то с советской земли.
Хотя за окном для меня все чудесно,
В автобусе тоже, скажу, интересно.
Там 'старые песни, песни о главном'
Доносит нам телик, а это - о давнем.
Когда ж о ромашках с экрана запели,
Глаза у соседки моей повлажнели.
Одной не понравился завтрак в отеле
И так возмущалась, что помню доселе.
Соседка, акцент не скрывая ничуть,
'Нас русских, - сказала, легко обмануть!'
Когда на чужбину ты уезжаешь,
Меняешь лишь небо, себя - оставляешь.
То в древности знали Овидий, Гораций
И, может, сейчас кто - не надо оваций!
Я это не очень пока разумею.
В автобусе быстро лечу по хайвею...
ЗАЧЕМ ВЫ ЕДЕТЕ В КИ-ВЕСТ?
Кто в годы нашей юности
Не знал Хемингуэя?
Читали все писателя,
Взрослея и мудрея.
Писал правдиво, искренне,
Лишь то всегда, что знал.
А слава - безграничная,
Ведь, каждый уважал...
Навстречу шел опасностям
Без страха зол и бед.
Весь мир его цитировал
Как Библии Завет.
Остаток жизни прожил он
На острове Ки-Вест.
То крайний юг Америки,
Красивей мало мест.
Дружил с котом особенным:
Шесть пальцев, а не пять.
Потом коты размножились -
Аж трудно сосчитать!
Тут власти,умиления
И гордости полны,
Котов тех достоянием
Признали всей страны.
Ушел писатель. Что осталось?
Зачем вы едете в Ки-Вест?
Узнать с котами что же сталось?
Чем интересен вам Эрнест?
Хотя б вон ту веселую
Спросить бы нам мамзель:
'Скажите, может, знаете,
Кем был Хемингуэй? -
А разве Вы не знаете?
Ведь это же рыбак,
Беспутный был он пьяница,
К тому же и маньяк. -
За что ж тогда он 'Нобиля'
С почетом получил? -
И это Вы не знаете?
Котов он разводил!'
Так что же получается?
Неужто у 'мамзель'
Коты весь мир заполнили,
И длится то досель?
Великое от мелкого
Совсем не отличаешь?
Душа тогда - ничтожная.
Неужто ты не знаешь?
Неплохо жить с котами - то,
Их радостно лелея,
Но пусть душа попросит вас
Прочесть Хемингуэя!
НИ ГРАММА НЕЛЬЗЯ
На море, на море,
Где радость моя,
Люблю я поплавать,
Скажу вам, друзья.
Отнюдь не в прибрежье
Средь мрачных камней, -
Нужны мне просторы -
На них веселей.
Бросаешься в волны -
Чего ждать милей?
Сольешься в них с морем,
И нас - не разлей.
В Нью-Йорке, все знают,
Залив есть Гудзон.
Коль в нем не поплавать,
Обидится он.
И в воды морские
Душевный порыв
Забросил меня
В этот самый залив.
'Удачный, - я мыслю,
Сегодня денек:
Плыву по Атлантике
Вдоль - поперек'.
Плыву и пытаюсь
Скалу обогнуть,
Но что же случилось? -
Кричат просто жуть!
Спасатели это
Мне плыть не дают.
Зачем нарушают
Душевный уют?
'Куда, сэр, плывете? -
Кричат мне, грозя,
Там скользкие камни,
Туда Вам нельзя!'
Еще интереснее
Вспомнил момент,
Но то был совсем уж
Другой континент.
И время другое,
И сам - молодой.
Любил сочинский берег
И моря прибой...
А море, какое!
Хоть Черным зовут,
Но в мире синее его
Не найдут.
С таким подружиться -
Завидный удел,
И кто погрузиться
В него не хотел?
И я погрузился,
Да ночью причем.
Никто не мешает -
Мы с морем вдвоем!
Пока, сочинский берег
И моря прибой!
Немножко б поплавать,
А после - домой!
.
Луна мне светила
Да ярко-то как!
Дорожку стелила -
Зачем мне маяк?
Волна - небольшая,
Почти полный штиль.
И как тут заметишь
Проплыл сколько миль?
Но, видно, немало:
Уж скрылись вдали
Огни городские,
Не видно земли...
Всему есть начало,
Всему есть конец,
И то подтвердилось:
Попался пловец!
Все было нормально
И тихо вокруг,
Но звук непонятный
Услышал я вдруг.
Прожектора луч
Тьму ночную пронзил -
Корабль пограничный
Мне путь преградил!
'Подняться на борт!' -
Вдруг приказ отдают,
Веревочный трап
С корабля подают.
Устроили сразу
Аж целый допрос.
А что же ответить?
Какой с меня спрос?
Нарушил, сказали,
Какой-то декрет,
А это сулит, мол,
Немало мне бед...
'Да с севера я, -
Говорю, прилетел
И сразу же в море -
Всю жизнь, ведь, хотел'.
И тут капитан,
Наконец, подобрел.
Неужто он душу
Родную узрел?
Сказал он мне громко,
Не так уж грозя:
'Заплыть ночью в море
Ни грамма нельзя!'
Обратно приплыл как -
Не помню, друзья,
Но твердо усвоил,
Чего мне нельзя.
С Адама и Евы
Нам воля дана,
Но разве свободной
Бывает она?
Ведь наша вся жизнь
Пролетает, грозя:
'Там скользкие камни!
Ни грамма нельзя!
ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ НА ХАЙВЕЕ
Ночная мгла. Америка.
Лети авто скорей!
Не час, не два, а более
Хайвей, хайвей, хайвей!
Когда же это кончится?
Атлантик Сити где?
Мы русские в Америке
Побыли уж везде.
Экстрима теперь хочется.
Даешь нам казино!
Ночную жизнь Америки
Покажет нам оно.
Душа наружу просится -
Дорога велика.
А ну-ка грянем музыкой
В хайвеевы бока!
Сказали - сразу сделали.
Динамик где? - К окну!
И песню нашу русскую
Врубили не одну.
Про то, что, мол, любила я,
Сейчас еще люблю
И глазки голубые
Еще подголублю.
Когда еще хайвею - то
О глазках услыхать,
Про русскую березку
И как ее обнять?
А кто же у нас слушатель?
Неужто лишь хайвей?
Хотя все это здорово,
Но как же без людей?
Не зря, однако, очень
Все думали про то,
Ведь вскоре рядом с нами
Проносится авто.
Большую видим надпись
'РОССИЯ' на бортах,
Российского посольства
Во тьме сияет флаг.
А к небесам разносится:
'Ко мне ты не идешь?
Разобьешь мое сердечко,
А чем склеить не найдешь'.
Тут бы всем остановиться,
Поклониться землякам,
Этой встрече удивиться
И ударить по рукам.
Про хайвей вы не забыли?
Остановкам здесь - табу.
Все в стремительном движеньи
С упованьем на судьбу.
Долго двигались мы вместе,
Словно встреча навсегда.
Все расстаться не решались,
Лишь гудели иногда...
В НЬЮ-ЙОРКСКОМ РЕСТОРАНЕ
Сегодня к вечеру душа взъерошена.
Дела отброшу все - гулять, гулять!
Жена согласная, глядит восторженно
И ей решимости не занимать.
Куда податься - то? Какие сложности?
Так вот же он - ближайший ресторан.
Скорей туда, коль есть возможности.
Осуществим желанный план!
Не зря ли все спешат,волнуются?
"Блаженны те, кто ничего не ждал" -
Они ничуть не разочаруются.
Мудрец давно уже сказал.
Ресторан. Администратор подозрительно глядит
И, представьте, мне ехидно он такое говорит:
У супруги вашей, дескать, моложавый очень вид.
Потому без алкоголя обойтись вам предстоит.
Я тут сильно возмутился: это что за ерунда?
Хоть жена и молодая, но годов-то тридцать. Да!!!
Ладно, думаю, всех слушать - и не выпьешь никогда!
Сев за стол мы вмиг налили два бокала, как всегда.
Что за день, откуда взялся? Не везет - так не везет -
Вижу я: администратор к нам прямехонько идет.
Подойдя, взглянув сердито, он бутылку- то берет.
Говорит, что конфискует. Лишь остался бутерброд...
Без вина его нам мало. Ну и гад! Зачем унес?'
Мы, конечно, удивлялись: вот курьез так уж курьез!
И во сне так не бывало, а не то, чтобы всерьез.
Вмиг - домой, а там смеялись, слава богу, не до слез.
Ну, Нью-Йорк! Небось запомним эту с нами "карусель"!
Ничего такого в жизни не испытывал досель!