Сергей присутствовал, когда руководитель лаборатории ИТЭ (гнездившейся за стенкой кабинета Феофана Никича) вводил новую сотрудницу в курс дела. Она тогда ещё переспросила, как бы не понимая сути проблемы:
- Вы занимаетесь определением счастья? Странно... Мне кажется, даже подростки знают, что это. Намного труднее определить своё предназначение и исполнить его. Догадаться, в чем твой долг? Ведь разум, тело без болезней, магическая сила - это кредит, и как понять, на что именно он тебе дан?
- И что же такое, по-вашему, счастье? - Ивана Людвиговича задело небрежение, с которым выскочка из Москвы говорила о теме его будущей докторской диссертации. - Расскажите, раз вы так давно в данном вопросе разобрались. А то вот коллектив уже три года, как бьётся, и вопрос всё равно до конца не ясен.
Руководитель ЛИТЭ на досуге не любил задумываться о счастье. Часто человек, работая годами над общественной проблемой, в глубине души считает, что она стоит на самой последней строчке в предъявленном человечеству и лично ему списке.
Поэтому, наверное, остаются вечными вопросы религии, экологии и снабжения населения горячей водой.
- Я вам, Иван Людвигович, лучше докажу, - улыбнулась тогда Ирина. - Экспериментально.
От Ирины веяло юношеской созидающей энергией, она словно светилась от идей, которым только предстоит воплотиться. Этим её наивным вдохновением хотелось заражаться. Может, просто быть рядом и наблюдать с доброй улыбкой, как за пушистым котенком.
Сергей никогда не смущался знакомиться с интересными женщинами. Он собирал особую коллекцию. Уже на вторую субботу новая коллега была приглашена после работы в кафе.
Небольшой зал на одиннадцатом этаже новой высотки был пуст и прохладен. Здесь всё лучилось чистотой, ненавязчивостью, к тому же хорошо готовили. Все остальные кафе в округе уже были испробованы и надоели. Дома же мать была обычно занята и он готовил всегда сам, всегда блинчики - один с мясом, один с творогом, всегда оба на одной сковородке. Своё свободное время он полностью отдавал чтению. Нет, не правда; всё его время было чтением. Сергей читал, когда ел, читал, когда ехал в транспорте, на службе читал с монитора, ложась спать, не глядя нажимал торшер и листал страницы. Дома не терпел телевизора, не держал собаки, с матерью-риэлтором они жили в разных координатах, а отец ушел слишком давно.
От прадеда-татарина Сергею достались крупные красивые губы с надменным любованием и круглые чувственные ноздри. Русые волосы аккуратным ежиком, льдисто- голубые глаза; Сергей высок, его телосложение можно описать как "ничего лишнего": оструганный рубанком деревянный брусок, глазу просто не за что зацепиться. Пиджак слишком свободно вставал над плечами сидящего, что молодого ученого не портило и не смущало. Обыденная форма для обыденной рабочей рутины.
Девушки были ему скучны. Ни в их словах, ни в поступках не находилось и намека на оригинальность.
Да, в общем-то, и читать стало неимоверно скучно. Просто к чтению выработалась привычка.
Впрочем, как и к работе.
Впрочем, как и к взаимозаменяемым девушкам.
- Счастье, Ирина, - говорил он иронично, словно презирая определение, которое давал, - Это семейный очаг, любимое занятие и вкусная еда. Стандарты тебе надо знать.
Голубовато-холодные зрачки наблюдали за московской красоткой с неуловимой долей скепсиса, словно и тело, и душа её были абсолютно прозрачны. Она чувствовала себя хлореллой на приборном стекле, простейшим, внутри которого двигаются какие-то червоточины, кусочки пищи. Причем, казалось - только их передвижения и занимают собеседника.
- Настроение человека зависит от количества вырабатываемых эндорфинов. А количество зависит от правильного питания, достаточных физических нагрузок...
- Но мы же говорим не об этом, Сергей. Что ты сам думаешь, только честно?
- Да, конечно, - он чуть скривил уголки губ, - Ну, по-моему, Ир, счастье - это стабильная работа, которая тебе нравится, приличный доход, здоровье и полная семья. Что тут ещё можно разрабатывать? Вся ваша лаборатория, - извини, моё мнение, - просто мается дурью.
Девушка беспокойно посмотрела в сторону и немного нахмурилась. Гримаска ей чрезвычайно шла.
- Если всё так просто, - наконец, сказала она тихо, - Если во всех учениях это сказано, если мы все это понимаем - почему же мы все не счастливы?
"И почему ты, Сергей, такой умный, такой восхитительный, - читалось в её карих глазах, - Почему ты не счастлив?"
Сергей отвернулся, сощурился на мгновение. Потом отхлебнул ещё кофе латте. Латте здесь подавали отличный, четырехслойный, с клюквенным сиропом и взбитыми сливками.
- А ты как считаешь? - наконец, спросил он.
Ирина, глубоко и беззащитно склонив голову направо, изучала сумрак под столом. Молчала. И вдруг решительно вытолкнула:
- По-моему, счастье - это свобода.
Она замерла, приостановив себя, но тут же - неудержимый поток скорее боли, чем речи, понес её:
- Больше свободы - больше счастья, нас слишком притягивает земля, мы теряем столько времени, ожидая "потом", разыскиваем и поглощаем пищу, добываем средства, нам нужны деньги, вещи!..
Девушка чуть-чуть приблизилась к Сергею и убеждающе зашептала:
- Сережа, мне тоже кажется, что счастье - не проблема. Я в своей жизни никогда не искала счастья: все занимали мысли - как помочь больному отцу, сестре, как выполнить долг перед Родиной. Все, что кроме; только не его. Но если бы взяться! Если бы поручили кто-нибудь! Если бы всего лишь задуматься над этим!..
- Поздно уже, тебе долго возвращаться, - маг слегка улыбнулся; он был похож сейчас на сытого кота. - Пойдем ко мне? Здесь недалеко, смотри, - он указал в окно, - Вон там, за магазинчиком с сапогом на вывеске, дом-шоколадка. Семнадцатый этаж, последнее окно справа - моё.
- Как-нибудь потом зайду, - мягко улыбнулась Ирина.