Солнце садилось. Дождь давно кончился, тучи слегка разошлись, и на мокрый, взъерошенный город выплеснулись слабые сизоватые потоки скупого вечернего света. Лето уходило; из оврагов тянуло холодной промозглой сыростью, во влажном, напитанном свежестью воздухе чувствовалось легкое, словно мимолетный поцелуй, дыхание осени, но небо... Нет, это было что-то невообразимое, неземное по своей красоте! Все мыслимые и немыслимые оттенки красного, начиная от ярко-алого на западе и заканчивая кроваво-багровым на востоке, растекались по необъятному куполу небосвода, подобно краскам на брошенной палитре, переходили друг в друга и исчезали, точно яркие всполохи зарниц ясной июльской ночью...
С востока надвигалась тьма. Огненная пелена тлеющих туч казалась там особенно плотной, зато широкая, матово сияющая радуга разноцветной стрелой пересекала окровавленное небо и плавно растворялась в тонких нежно-голубоватых лучах заката. Чуть поодаль от главной радуги виднелась еще одна, расплывчатая, как разбавленная водой акварель, почти прямая, похожая на сноп пламени из жерла далекого вулкана...
Старенькая "Альфа-Ромео" деловито катила по узкой дороге, соединяющей две окраинные улочки. Желтые блестки габаритов слабо отражались в мутных лужах, мягко урчал видавший виды двигатель, колеса глухо шуршали по мокрому асфальту. На глубоких выбоинах и колдобинах отчаянно лязгали подвески.
Он задумчиво смотрел сквозь забрызганное грязью лобовое стекло, небрежно поворачивая руль и покручивая ручку настройки радио. Она - белокурая, хрупкая, миловидная - слегка приспустила тонированное стекло и несколько раз жадно вдохнула холодный вечерний воздух.
- Бензин не вечен, - он бросил взгляд на приборную панель, люминесцирующую призрачным зеленоватым светом. - А на двести километров вокруг заправки не работают. Да и денег у нас нет...
- Посмотри туда, - вместо ответа она протянула тонкую руку и указала за окно.
Они проезжали крохотную деревушку - остаток того, что еще не успела поглотить жадная громада города. Темно-малахитовые копья деревьев, неподвижные и немые, словно античные статуи, четко вырисовывались на сочно-багровом фоне угасающего неба. Резко очерченные пирамидки деревянных домиков беззаботно пускали в бушующую над ними огненную стихию густые фиолетовые струйки дыма, на удивление гармонично вписывающиеся в окружающую торжественную красоту восхитительного вечера.
Он опустил боковое стекло. Салон наполнился по-осеннему сырой прохладой и дождевой свежестью. Она зябко поежилась и плотнее вжалась в мягкое кожаное сидение.
- Холодно? - он нежно коснулся ее колена, и в этом жесте чувствовалось столько любви и преданности, что она невольно закрыла глаза от счастья.
- Нет... Спасибо, любимый, - она поцеловала его небритую щеку. - Какой сегодня вечер! Господи, неужели ты благословляешь нас?!
Он не верил в бога. Но в тот момент ему действительно показалось, что небо благосклонно позволяет им бежать. А, впрочем, ему было глубоко плевать на все запреты и разрешения. Ведь с ним бежала она.
- Вечер для конченных, романтиков и влюбленных, - с улыбкой произнес он. - И мы подходим под все три параметра...
Он достал сигарету, закурил и, выпустив облако дыма, тут же улетевшее в открытое окно, выключил радио. Она задремала, опустив сидение и разметав по подголовнику светлые волосы. Свежий ветер слегка шевелил ее непослушный локон.
Автомобиль взобрался на вершину холма и, всосав новую порцию бензина, бодро ринулся вниз. Перед ними раскинулся город. Темные параллелепипеды зданий, мрачные громады заводов, похожие на средневековые замки, тонкие опоры ЛЭП, словно бы плетенные из проволоки, и - тысячи огней. Желтых, в беспорядке разбросанных по глыбам домов; оранжевых и голубоватых, вьющихся змейкой; алых, рыжеватых и зеленых; слепяще-белых и красноватых. На миг им предстояло влиться в яркий калейдоскоп ночного города, но очень скоро он останется позади. Ведь все разнообразие цветов и форм в этой игрушке создается лишь за счет зеркал и нескольких стеклянных осколков...