Дом на песке (вариант для конкурса Мир Дозоров - 4)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Она появлялась каждый раз без предупреждения, не созваниваясь и не списываясь заранее. За пятнадцать минут до прихода она могла сбросить СМС с содержанием что-то вроде "Встреть меня на такси через десять минут".
Впрочем, за годы, проведенные в ожидании Альберт научился чувствовать ее появление без всяких звонков.
Примерно за пару дней внутри растет бодрящий холодок. Накануне ночью снятся мутные сны, днем все валится из рук, начальница орет, клиенты хамят, продавцы в магазине обсчитывают, в троллейбусе давят тетки с сумками и особенно громко плачут дети.
Все это сгущение темных красок значит только одно - скоро на пороге его съемной квартиры появится она.
Она войдет, снимет свои дорогие туфли, поставит их в прихожей на начинающий отслаиваться кое-где у плинтусов линолеум, пройдет в большую комнату, распространяя вокруг себя запах дорогих духов.
В комнате на столике перед кредитной ЖК-панелью ее будет ждать заказ в десятую, а то и пятую часть его зарплаты - "Якитория", "Сайгон", "Boston" - роллы, вьетнамская еда, рыба и морепродукты. Иногда, когда на ее лице отражается тень воспоминаний и она становится особенно истеричной - требует заказать что-то из кавказской кухни.
Заказ на одну персону -- все она съедает сама.
Она пьет почти всегда "Мартини", реже берет недорогое игристое вино.
За столом она, макая роллы в соевый соус, жалуется ему на жизнь - на цены, начальника, грозится бросить гражданского мужа, пересказывает дрязги между своими подружками.
Она с ним не спит. Она не спит с такими как он - отучившимися на менеджера в сомнительном вузе и понаехавшими из небольших казахстанских городков молодыми старичками, живущими на съемных квартирах и работающими оформителями страховки в отделениях кредитования. Ей есть с кем спать и без него.
После ее ухода происходит всегда одно и то же - все то количество вылитого на него перед этим жизнью негатива, собственная нарастающая злоба просто исчезают, стоит ей переступить порог. Да вот только ничего хорошего на этом месте не появляется - примерно через час валится дикая беспросветная тоска, из которой все рабочие неурядицы, мелкие склоки кажутся биением жизни, и Альберт начинает ждать нового дня как спасения.
Круг замыкается и повторяется каждый раз вновь, год за годом.
За одним небольшим отличием - полгода как она не живет с гражданским мужем.
В этот вечер все было по-другому. Нет, все внешние признаки были те же самые - разве что в этот раз было особенно тяжело, но на памяти Альберта бывали разы и похуже.
Просто в тот день Альберт понял, что этот ее визит - последний.
Он понял это каким-то глубинным чутьем - утром, перед выходом на Кутузовской в глаза ему бросился приклеенный на стекло двери вагона стикер с рекламой - "Сегодня все закончится. Хочешь новый телефон? Хватит ждать, оформи кредит в..."
Сегодня все закончится. Блондинка со стикера как будто бы произнесла эту фразу в его голове с интонацией автоответчика, но и без этого совпадения Альберт все знал.
Никто ему ничего не объяснял, но он все знал заранее - так же, как знал, что он - ходячая консервная банка. Что если по какой-то причине он решит сменить работу, номер телефона и просто уехать в никуда - она его найдет. Работу поменять не получится - ему откажут. Сбережений у него нет - зарабатывает он ровно столько, чтобы хватало на жилье и еду.
Но дело, конечно же, не в сбережениях и не в работе. Как-то раз, года полтора назад, он попробовал уйти - ненадолго, взять передышку, как уверял он себя, чувствуя, что она следит за ним и из его головы.
Услышав, что у него дела, она хмыкнула тогда недовольным смайликом в вотсапе, и только. Вечером она не пришла.
Альберт сломался на третий день. Двое суток, проведенных без еды и без сна, скомканная простыня на матрасе, трясущиеся руки и ввалившиеся глаза. Лучи солнца сквозь жалюзи выжигают сетчатку, телефон звенит как колокол Апокалипсиса, диктор с экрана телевизора читает ему смертный приговор.
- Когда ты приедешь? - обезвоженное горло саднило, и голос был каркающим, как у старика. Знание о том, что напрямую озвучивать условия игры нельзя - оба они делают вид, что ничего особенного не происходит, они просто бывшие одногруппники, собирающиеся поболтать пару раз в месяц на полчаса - жило в голове Альберта наравне со всем прочим, но в тот раз он был близок к тому, чтобы перейти эту черту. Скажи она "нет", он мог бы сорваться и начать орать в трубку, словно наркоман в поисках дозы, потом плакать, требовать и угрожать, потом унижаться снова.
В тот вечер она вела себя тихо и умиротворенно, в ее глазах даже мелькнуло что-то вроде сочувствия - впервые за все эти годы. Таким взглядом она, наверно, посмотрела бы на щенка под колесами машины.
Уже перед самым уходом, отставив в сторону чашку с недопитым кофе, она вдруг посмотрела на него так, что ему стало холодно и по-настоящему страшно - так, как страшно не бывало еще никогда.
"Теперь ты знаешь, что будет с тобой, если попробуешь уйти?" - спросили ее глаза. "Усвоил урок?"
Одновременно с этим в ее взгляде читалось удовлетворение. Ягненок попробовал загон на крепость, вышел за ворота в ночь и увидел, что там темно, холодно и нечего есть. Ягненок вернулся назад.
Идя от Кутузовской к залу оформления кредитов, Альберт впервые задумался, почему работу Эрика выбрала ему именно возле этой станции и в этом районе. Она разрешала ему мало: смартфон - дешевый, китайский и тормозной, мебель в квартире - безымянная и безвкусная, никаких личных вещей, увлечений, никакого спорта, кроме пробежек по утрам, и уж подавно никаких друзей или женщин. При этом работа - не на окраине, в хорошем здании, в большом светлом зале, с толпами народа и кондиционированным воздухом, дешевыми и вкусными бизнес-ланчами и комнатой отдыха с настольным теннисом.
Стоя перед входом в зал в ожидании открытия, Альберт незаметно для себя нащупал ответ - дико становилось ему именно в праздничные или просто весенние вечера. В зал заходили самые разные люди, хватало тех, кто выливал на него потоки ненависти и тягучей темной злобы - старики, таксисты, мутные барыги, жены алкоголиков, просто раздраженные или озлобленные люди. Хватало тех, от кого сочился просто холодок нейтрально вежливости, почти всегда сдобренной презрением - солидные мужики и тетки в хорошей одежде.
Но особенно тяжело Альберту становилось тогда, когда в зал заходили компаниями веселые студенты снимать стипендии. Друзья галдели, переругивались, парочки обнимались - а Альберт за столом с открытым терминалом смотрел на экран и знал, что впереди у него еще один тяжкий день, ночь мутного сна - и так по накатанной в ожидании нового цикла. Девушка в очереди прижимается к парню, мороженое размазывается по лицу; она смеется и вытирает ему нос платком, целует его и они стоят дальше, обнявшись - а Альберт за терминалом, которого в его двадцать не целовала девушка и не целует в его двадцать шесть, вбивает данные с бланка в базу, считая дни до ее прихода.
Вот это ощущение, рождаемое невозможностью прикасаться с к простым человеческим вещам и составляло ту тягучую питательную среду, которую, словно плесень с поверхности содержимого открытой банки с компотом, она выращивала на нем, а потом снимала раз за разом.
- Я приду сегодня в восемь.
Ее звонок и единственная фраза в трубке стала еще одним кусочком общей картины последнего дня. После работы Альберт направился к ресторану в соседнем здании - сегодня ему можно. Так надо. Ему принесли пасту с карбонарой, стейк, десерт, хорошего вина и фруктов. Он прожевал ужин, глядя на пары и компании за соседними столиками, оплатил счет и чаевые и вышел, успев подумать, что, скорее всего, нелепо смотрелся в одиночку в своей дешевой рубашке и брюках в дорогом заведении.
Ровно в восемь она позвонила в дверь.
- Опять была у него в больнице? - была ли эта наглость следствием слегка ослабшего контроля, или просто чувствуя конец Альберт потерял инстинкт самосохранения, трудно сказать. Она посмотрела на него с удивлением, и впервые за все годы - не как на вещь.
- Ну что тыыы, Альбертииик, - неожиданно вдруг затянула она, опустив глаза, - Ты же знаешь, что к этому козлу я больше не хожууу...
Решила показать, какая она с ними - отметил он про себя.
- Ну заходи тогда. Снимай бахилы, проходи в комнату.
Он отвернулся, чтобы пойти зажечь в гостиной свет.
- Не надо в комнату и не надо свет. Я ненадолго, Альбертик.
Женские руки легли ему на плечи. В какой-то безумный миг Альберту даже почудилось, что вот сейчас она возьмет и скажет - "Я сегодня поняла, что люблю тебя и мне нужен только ты, я так давно ждала этого вечера".
В следующую секунду Альберт подумал о другом, не менее абсурдном. Если есть такие как она, демоны, забирающие жизнь, высасывающие ее по капле из людей - должны же быть другие, кто спасает и защищает, ангелы, силы добра и света? Где они, почему они не остановят этот кошмар? Почему ему не приходило в голову их просить о помощи?
- Они все знают и так, - прозвучал ее голос за ухом. Она говорила вслух, уже отметя собственные правила, - Они все знают и они мне разрешили.
Каково это - прожить нормальную жизнь с друзьями, весельем и семьей, с радостями и огорчениями, а не годы в аду в ожидании нового дня кормежки, после того, как посмотрел на симпатичную одногруппницу и подумал, какого размера у нее грудь под лифчиком?
- Не волнуйся, мальчик мой, я сделаю все быстро. Ему я отомщу еще и за тебя.
Каково это?
На шею Альберта легла мягкая лента, теплая и словно живая. Лента стала наливаться теплом - а потом мир разлетелся навстречу ему тысячей бутылочных осколков, вонзился в него миллионами холодных игл и наступила темнота.
Удивительно, насколько сильно живет в нас тактильная память. Руль был на ощупь таким же, как раньше, вплоть до мельчайших трещинок я запомнил, оказывается, его фактуру. На консервации машину прокатывали, и, паркуясь в подземке торгового центра по итогам поездки никаких нареканий у меня не возникло. Молодцы.
Уже сидя за столом в небольшом семейном ресторане, я смотрю в окно, если можно так, конечно, назвать стеклянную стену от пола до потолка, и вспоминаю, как мне особенно часто снилось именно ощущение рук на руле, нажатие педалей, переключение коробки передач.
Там, где я провел столько ночей, это была единственная вещь. которая мне снилась, почти так же часто, как и ты.
Ты войдешь в двери центра примерно через полчаса.
Я не знаю, сколько у тебя было мужей и любовников. Я могу узнать об этом, заглянув в ткань времени или просто спросив, но я не хочу.
Я хочу увидеть правду в твоих глазах, какой бы она не была.
Эрика думала, что это будет выглядеть эффектно - собираться подольше, чтобы заставить меня ее вернуть. На самом деле с каждой театрально собранной шмоткой это выглядело все более жалко. Представление до конца выдержать не удалось - главная актриса плюхнулась посреди разбросанной одежды на диван и заплакала.
- Такси ждет.
- Не трогай меня!
Или я стою возле двери в пяти метрах от дивана, или у меня галлюцинации.
- Давай, бери что тебе сейчас нужно, я тебе остальное потом передам.
- Да не трогай меня, сказала!
- И начинать не думал.
- Сумки помоги вынести!
- Не хочу.
- Мужик называется!
- Не мужик, а сильный и независимый мужчина. Ты не кухарка и не домработница, я не таксист и не грузчик.
- Ладно, без тебя обойдусь, - всхлипывая и вытирая слезы, она начинает листать записную книжку телефона.
А в телефоне много всяких интересных номеров. Список на все случаи жизни.
Вот Артем, ее бывший парень, от которого она ушла ко мне. Артем женился по залету и периодически предлагает ей за него замуж, обещает развестись с женой. Артем купил в кредит древнюю "Мазду", возит ей купленный по дешевке китайский сортовой чай - один из вариантов его приработка. Не разведется, конечно, просто надоело ему все, хочет смены обстановки.
Вот Сережа - из богатой семьи, помоложе, в двадцать три моет машины, папа воспитывает в сыне характер. С ним она хочет дикой мутной страсти - чтобы бил, унижал, валяться в ногах у него, бегать туда-обратно, выслеживать соперниц.
Вот Саша из соседней в детстве многоэтажки. Саша хотел стать панк-звездой, а стал алкоголиком. Этому, как только она уйдет, будет, наверно, перепадать пару раз в месяц.
Числа им нет - Сашам, Денисам, Димам. Есть еще десяток кавказских имен - для вершины коллекции.
Она не знает, что я знаю. Любое магическое вмешательство она почувствовала бы еще в бытность неинициированной - но в данном случае магия не нужна, нужно всего лишь уметь настраивать синхронизацию, удаленный доступ и автосохранение паролей.
А еще, например, смотреть историю в браузере, где среди наиболее частых вкладок - групповые изнасилования. Обязательные для ведьм темные вечери, закрытые от просмотра, теоретически не предполагают непременных оргий - но на деле такое бывает там чуть менее, чем всегда.
Всем этим добром она собиралась пользоваться, разумеется, не сразу. Годик-другой, скорее всего, она думала поднакопить сил и опыта, а потом... А потом закрутятся все эти Миши-Стасы-Валеры, зачастят под видом курьеров в непроницаемое здание Дневного Дозора, и вот тогда начнется настоящая жизнь.
А чем, по мнению новоиспеченной ведьмы, должен заниматься ее гражданский и без пяти минут реальный муж Вадим Марченко, Иной, Светлый четвертого уровня, какова его роль в ее жизни?
Ну, во-первых он должен уйти с формальной должности в четверть ставки в Дозоре. Без практики, даже небольшой, контролировать его будет проще, он будет слабеть и терять навыки.
Во-вторых, он должен потолстеть, подурнеть, сменить свой второй свежести бизнес-класс на семейный сарай или немаркий кроссовер, расширить квартиру через ипотеку, решать проблемы и переносить запилы мозга. Никакого спорта, модной одежки и стрижек с щетиной, катания на мотоциклах, походов на концерты, рыбалки и компьютерных игр. Хотя как раз вот отупляющие игрушки можно оставить.
В общем, должен стать тряпкой-решалкой у прекрасных ног. И весь этот великолепный образ лепиться будет по кирпичику, от случая к случаю, может даже не один год. Зато результат того будет стоить.
- Альбертик? Привет, приедь, пожалуйста, мне у бывшего нужно вещи забрать. Где? Все, жду.
О как. Не думал, что она хотя бы помнит, как зовут невзрачного технаря с соседнего потока, которому на втором курсе, поругавшись со мной, строила глазки, а он даже в списках имеется.
Альбертик позвонил в дверь ровно через десять минут. А как только его нога переступила порог комнаты, Эрика повесила на него метку Самота.
Умирать Альбертик будет долго и мучительно, да так, что и врагу не пожелаешь. Пить она его будет примерно полгода - год, и хорошо еще, если убьет потом быстро.
- Быстро ты научилась, - разумеется, я сказал это не вслух, а кинул по ментальному каналу. И не самому простому заклятию она научилась, но одному из самых жестоких. Подсказал кто?
- Вадим.
- Что?
- А хочешь, я с него ее сниму?
- Что ты за это хочешь?
- А ничего. Просто скажи - и я сниму.
- Ну на другого повесишь.
- Нет. Хочешь, пообещаю, что нет? Давай - я сниму метку с мужчины, который позарился на твою бабу, только скажи. Скажешь, светленький мой - и я сниму с него.
- Я не твой, а свой собственный. Смысл? Вмешательство у тебя все равно останется.
- Тогда пока.
- Ну пока.
Выходя из квартиры, Альберт выглядел так, будто ему хочется извиниться.
Закрыв дверь, я пошел к холодильнику, налил из запотевшей бутылки треть стакана, и, не закрывая дверцы, выпил. Два года. Два.
А неделю назад, пока я был в командировке на первой работе, она инициировалась в Темную.
Оперативная группа обычно насчитывала от трех до пяти человек. Старшим был следователь - он выполнял обязанности руководителя, боевой маг и маг поддержки из оперативников. Иногда группу дополняли перевертышами или кем-то послабее, но костяк был неизменен.
На этот раз мне достался тот еще состав. Боевым магом был Рома - пухлый парень, стесняющийся своего высокого роста, длинных рук, громкого голоса, девушек и постоянно жалующимся на все подряд. При всей своей натуре нытика и меланхолика Рома был перфекционистом. Наборов боевых заклинаний он знал не очень много, но те, которыми пользовался, отточил до автоматизма. В реальном бою одно удовольствие было наблюдать, когда он, сосредоточившись, выполнял пассы и чертил сложные знаки со скоростью пианиста.
Все бы ничего, но Роме было семнадцать лет и он учился в десятом классе. Такова особенность Дозоров - нечасто, но берут по способностям, невзирая на биологический возраст.
Магом поддержки в смену поставили Аню, худощавую девушку из Волгограда. У Ани была модельная внешность, ребенок - и свежий развод с вполне среднестатистическим мужем-человеком. Срабатывались мы прилично, и общались вне работы - но вот собирала Аня нестандартный набор заклинаний, в котором почти всегда отсутствовала магия лечения.
Венчала опергруппу Катя - девчонка-перевертыш лет девятнадцати с забранными в хвост черными волосами и красивым, но угрюмым лицом. В смену она мне попадала раз пять или шесть, в Сумрак при мне не выходила, обходясь против вампиров заклинаниями усиления в обычном облике. Не носи она затасканные джинсы и безразмерные футболки и толстовки, со своей стройной фигурой выглядела бы очень даже ничего.
Нет, каждый по отдельности из этой компании был очень даже не плох и сам по себе более чем уместно смотрелся бы в хорошей команде, но вот в целом...
Первое правило старшего - если кажется, что что-то не так, то это так и есть. Не было опытных - иногда опыт значит больше, чем свежие мозги молодежи. Не было целителей. Ну валялись у меня в кармане парочка заплаток, но лечиться по большому счету было нечем. Неприятный холодок пополз по спине, но волновать сотрудников я не стал. Незачем.
Все трое сидели за столом оружейки, которая служила в нашем небольшом отделении еще и комнатой ожидания для дежурной группы. Аня с Ромой хлебали кофе, Катя мрачно уткнулась в телефон. С Ромой я поздоровался за руку, как со взрослым, Аню приобнял за плечи, а Катю, расположившуюся с другого конца стола, трогать не рискнул, ограничившись общим приветом. Забрав со стойки ведомости на табельное, уселся в середине заполнять.
- Вадим, вот скажи, мне куда идти? - продолжая, видимо разговор с Аней, затянул Рома. Старая песня о главном - свои планы на после школы он обсуждает каждую смену и менял уже раз пять, - Родители хотят все-таки пихнуть на геодезический.
- А бабушка?
- Бабушка хочет, чтобы пошел на физический.
- Как урожденный гуманитарий дам тебе совет - иди по бабам.
Аня прыснула в кружку, Катя еще сильнее помрачнела, а Рома покраснел.
- По каким бабам, они на таких как я не смотрят.
Конечно, на тех, кто ростом метр восемьдесят семь и весом в восемьдесят не смотрят ни разу.
- Ну значит, мне больше достанется. Тут уж не взыщи.
- Сам-то много находился? - стрельнула глазками из-под челки Аня.
- Много. Всех огулял, кто не попрятался.
- Мужик, - заключила Аня, вытягивая из пачки тонкую сигарету, - Когда успел только?
- Как от гражданской полгода назад ушел, так и начал. За табельное подпиши, потом курить пойдешь. Что брать будешь?
- Давай ускорялок десятка три, глазков штук десять, Ганимеда и свинцовку.
Типичная жалоба на магов поддержки от боевиков - мало ускоряют, мало мониторят - была применима к кому угодно, только не к Ане. Аня старалась на полную, зачастую в ущерб премии и баллам КТУ, почти не используя боевой и контролирующей магии.
- Ань, а вместо десяти ускорялок не хочешь ветерок взять?
Я либеральный начальник, у меня не подчиненные, а сотрудники, и там где надо, я слушаю их мнение.
- Ну давай. Баризу тогда дай мне еще.
Вот это разговор. Сразу бы так.
- А мне скипетр сразу выпиши, - влез Рома. Разбаловал их.
- Сядь. Сейчас с Аней закончим, потом с тобой. Все?
- Да. Я пошла курить?
- Иди.
- Сам не начал?
- Я веду здоровый образ жизни. Померанцев, подходи.
- Мне скипетр, гайку и вырвиглазы.
- Уверен?
- Уверен.
- Забирай. На смотровой сегодня ты первый сидишь. Через два часа Аня меняет.
- Понял.
- Приступай.
Мы остались в оружейке вдвоем. Борясь с желанием услать куда-нибудь Катю и отхлебнуть из плоской фляжечки из кармана куртки, я продолжил ковыряться в ведомости.
- Почему ты меня всегда ставишь на вторую линию?
Ого, какое событие. Я удостоился целой фразы - да еще и с обсуждением моих решений.
- А ты на первую хочешь?
- Просто ты всегда ставишь меня на вторую. Почему?
Положив ручку на ведомость, я откинулся на спинку стула и посмотрел на Катю. Мрачная, замкнутая, не умеющая нравиться, хамящая начальству. Что-то в этом есть настоящее.
- Ну я не считаю тебя неквалифицированной, если ты про это, - и это было правдой, - Давай на первую тебя сегодня. А Рома с Аней встанет.
Она хмыкнула с кривой ухмылкой.
- Справишься? - вопрос словно застал ее врасплох, - Учти, не потянешь - пойдешь на вторую.
Ставить перевертыша в первую линию - глупость неимоверная. Хотя, можно в принципе - Рома закроет ее его любимыми щитками, Аня будет пичкать ускорялками. Можно.
Развернул ведомость и протянул ей. Инициативу я наказываю обязанностью доведения ее до конца.
Коммутатор над столом ожил. У штатного софиуса Славика голос был, как и полагается доброму духу, живущему в технике, распевный и с хрипотцой, напоминал чем-то домовенка Кузю. Хотя, если задуматься, софиусы и есть домовые. С поправкой на технический прогресс.
- На Соколе пятнадцать - два. Подозреваемые оборотень и ведьмак, уровни силы третий и пятый.
Множественные человеческие, значит. Ну, понеслась, даст бог не пропадем без лекарей.
Степняк получил свое сумеречное имя просто - он оборачивался в степного кота, felis silvestris lybica. Он уже обернулся, и в полутемном спортзале с подпертыми сваленными стульями и скамейками главными дверями светились, словно два китайских фонарика.
- Один? Как договаривались?
- Наши внизу все.
Вторым был Марун - ведьмак.
Степняк - третий уровень, Марун - пятый. Оборотни сами по себе не очень опасны, а Степняк даже среди собратьев слыл довольно слабым, один на один я возможно и вытянул бы, несмотря на его третий - но против двоих шансов было мало. Марун еще и был напичкан под завязку заклинаниями короткого действия, увешан артефактами и свитками.
Собственно, он-то и был главным виновником торжества. Последняя оставшаяся в живых девчушка, на вид лет пятнадцати-шестнадцати, забилась в угол, со свистом втягивая воздух сквозь покрытые запекшейся коркой губы. Остальные лежали внутри круга.
Я потянул ткань времени, восстанавливая причинно-следственные связи. Вот таким оказался школьный учитель географии, толстый дяденька лет пятидесяти пяти, любивший в курилке с физруком поругать цены и поностальгировать по советским временам - убийца, насильник, садист.
Дело было поставлено на поток. В спортзал он заманивал, насиловал, издевался, потом стирал память, на время оргий накрывал несильным куполом непроницаемости. Все было чисто, пока сегодня он, войдя в раж, случайно не убил жертву. Поняв, что деваться некуда, убил остальных, напоследок оттянувшись всласть, впитал силы, сколько смог, вложился в свою броню по полной - и остался ждать Ночной Дозор. Одну истерзанную девчонку оставил в заложницах.
За четыреста лет маруновой жизни - ни одного нарушения классом выше седьмого. Звоночки были, но никто не предавал значения - исследователь-краевед, педагог, пустили к детям...
Степняк, знакомый с ним больше двухста лет, от оргий подпитывался сбоку остаточными всплесками. На суде ему грозит максимум недонесение, дадут посмеяться, да и то в банке, скорее всего, найдется индульгенция, и ничего Степнячку не будет.
Степняк, словно угадав ход моих мыслей, кинул мне ментальный образ. По невыразительному лицу ведьмака я понял, что считывать передачу он не умеет.
Маруна не развоплотят. Максимум - снимут уровень, запрет деятельности - слишком много накоплено у него индульгенций.
Гора трупов - а убийцам ничего не будет.
Степняк облизал переднюю лапу и устроился поудобнее.
Я открыл канал ментальной связи.
- Чего делать будешь?
- Посмотрим.
- Наказать хочешь? Злишься, что не можешь, да?
Я смотрел на лицо Маруна. Лысина, рыхлое грудастое тело, сиротские штаны и растянутый свитер. Лицо типичного озлобленного на весь мир неудачника, не умеющего нравиться женщинам, заводить знакомства и соблазнять, но одержимого идеей владеть как вещью, подчинять и унижать. Такие обычно лапают в метро, сублимируют изнасилования и сально шутят в адрес тех, кто послабее.
- Почему не могу?
- Ого. Ну-ка, расскажи как.
- Легко. Беру и наказываю твою рыхлую подружку.
- Ты нас двоих не потянешь.
- Не двоих. Ты уйдешь.
- Отпускаешь?
- В рапорте напишу, что он был один. А с тебя - молчание, что тебя отпустил. Он тебя не выдаст - ты сильнее.
- Молодец. Тонко чувствуешь момент. Завидую Иарэну с такими учениками.
Степняк очень стар. Сколько веков он ходит по земле трудно сказать, кот умен и осторожен, хоть и ленив и не особо силен в магии, да и в дневном Дозоре всегда держался сбоку.
Я улыбнулся, глядя Маруну в лицо и продекламировал:
- Сильный имеет право на свою силу...
- ... завоеватель - право на тиранию, - подхватил Степняк, и его зеленые глаза ярко загорелись, а ноздри затрепетали.
- ... и судьба побежденных - говорить на языке мольбы, - закончили мы в унисон.
Книга Ашхруга, одна из тех, что ни разу не была переписана ни на одном из человеческих языков. Темная книга.
- Да-да-да, - заговорил Степняк, уже не стараясь прятать мяукающие интонации, встав на четыре лапы, и обходя полукругом, - Да. Ты прав, светлый. Хорошая книга и слова правильные. Как приятно поговорить с начитанным человеком.
Со стороны он выглядел как большой умный кот, который съел масло.
- Считай, что мы договорились.
- О чем? - безмятежно спросил Марун.
- Неважно, - промурлыкал Степняк, - Не бери в голову.
За спиной у меня на ладони полыхнуло светом, а между лап Степняка под углом вне зоны видимости Маруна качнулся язычок тьмы. Клятвы мы произнесли ментально.
Такова судьба созданий тьмы - им не на кого рассчитывать и некому верить. Так было и будет всегда.
Я приоткрыл брешь в барьере, как раз на уровне окна спортзала.
- Допрыгнешь?
- Обижаешь. Да, а это тебе за начитанность, Светлый.
Степняк в прыжке царапнул лапой Маруна по спине, зацепив и оборвав большую часть артефактов. С печальным звоном на пол посыпались, словно с новогодней елки, какие-то колокольчики--висюльки-побрякушки. Вторым прыжком он легко достиг окна, и, помахав на прощание хвостом, выпрыгнул наружу.
Начитанность! Был бы ты сам начитанным, кошак драный, знал бы, откуда ваши передрали текст для своей пафосной поделки. "Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном". Даже я, атеист и алкоголик, и то знаю. Впрочем, продолжение стиха, в котором говорится про чародеев я предпочел не вспоминать.
Марун тем временем понял момент и стал готовиться к атаке.
Я не думал его убивать.
Но когда Марун стал призывать болотную хмарь, алое лезвие клинка начало отрастать в правой руке само собой.
Ведьмачий арсенал довольно разнообразен, их магия особенно хитра - построена в основном на заклинаниях обвода, сплошной обман и жульничество - ведьмаки в бою зачастую отвлекают внимание, создают иллюзии, заставляют тратить силы и вкладываться в бой, расшатывают психику и играют от контроля. В этом они похожи на ведьм, разве что менее зависимы от артефактов. Лучшая тактика против них в бою - использовать простые, но эффективные заклинания, зачарованные предметы, пули и не верить своим глазам.
Поэтому, когда из хмари поползли полусогнутые фигуры, я не стал размениваться по мелочам. Марун ударил могильным холодом в мою сторону - но меня там уже не было. Прыгнуть на ускорении я думал ему за спину, но Маруна, по-видимому, окружала аура ослабления магии. Если бы не щедро залитая Аней ускорялка, был бы шанс не допрыгнуть до него в один прыжок. Удар пришлось нанести немного сбоку - но и этого хватило с лихвой. Удар рассек сверху вниз тужурку на меху вроде тех, что носят вахтеры, и под тяжестью навешанного на нее хлама она свалилась вниз, обнажив жирное тулово, прикрытое дешевой синей рубашкой в разводах пота, задев руку и часть бока.
Марун заорал по-бабьи и плюхнулся на жирный зад, зажимая рукав, набухающий от крови, хмарь поредела и фигуры исчезли. Даже скучно как-то.
Рубашка, как и тужурка, была увешана разными побрякушками, скотчем к спине была примотана какая-то книжка, булавками приколоты к спине листки. Готовясь к встрече с Дозором, Марун, похоже, выгреб и понавесил на себя вообще все, что несло хоть какой-то отпечаток Силы. Один из листков я подцепил на кончик лезвия и поднес к глазам.
Грамота за организацию конкурса краеведения, 1983 год. Маруна тогда назначили завучем, и грамота была пропитана мрачной завистью изнывающих по номенклатурным пайкам коллег. Ох, знали бы они, какую службу своей злобой и кому послужили...
До прибытия Дневного и составления протокола оставалось совсем немного времени - как раз столько, чтобы хватило на небольшое превышение полномочий при задержании. Я перехватил меч у гарды и вонзил прямо в жирную спину в разводах пота.
Даже после этого у Маруна был шанс остаться в живых. Будь у меня обычный меч - так бы оно и было, но мистический "Клинок рассвета" - стопроцентная магия, при контакте работающая в том числе как сканер, считывающая мгновенно фон и ткань времени и транслирующая ее заклинателю.
Дальнейшее произошло за доли секунды.
Войдя в плоть ведьмака, клинок словно ожил. Из сканера ударило прямо внутрь ауры дикое количество ментальной информации - мне как будто бы приснился миллион снов в секунду.
Там было все - пророчества, планы Маруна, ветки вероятностей - и возможные результаты того, чем он продолжит заниматься, когда останется жив. И это знание было темным.
До прибытия Дневного Дозора оставались минуты. Минуты на то, чтобы решить, что делать с тем, что я узнал. Оставлять ли Маруна в живых и допустить, чтобы линии вероятности сошлись так, как я увидел в нескольких вариантах. Допустить, оставить как есть - или положить конец.
Они появились в зале словно ниоткуда - сначала как смутные, едва различимые тени, они с каждой секундой обретали очертания, становясь все более различимыми. Несколько сотен фигур разного возраста, пола и роста. Одна из них была точной копией прадеда, каким его запечатлел на фотографии из семейного архива неизвестный полевой фотограф.
Фигуры, протягивая руки, на все лады просили: "Помоги!" затем иллюзия исчезла. Никакого присутствия силы я непочувствовал, и увиденное списал на остаточное влияние ментального обмена - очевидно, мозг просто не выдержал потока.
Я колебался.
Фантом, похожий на прадеда, в моей голове произнес "Давай".
Убийство Иного - развоплощение.
Давай. Ударь. Отомсти.
Выдохнув, я перехватил рукоятку поудобнее и воткнул лезвие глубже - прямо в черное ведьмачье сердце.
На труп Маруна я накинул сетку, имитирующую свечение ауры, чтобы темные хотя бы несколько минут думали, что он жив, а в воздухе распылил Меморию - разрушить тающие линии вероятности еще быстрее, чтобы никому из темных, прочитавших тут линии ткани времени, случайно не пришло в голову повторить марунов замысел.
- Вторая линия - занять позицию в углу. Ставьте барьер, атака по моей команде. Первая линия - остутпить, выход - по моей команде. работаем на обезвреживание. Выполнять.
Их надо задержать, пока линии не рассосутся окончательно. Чем дольше, тем лучше.
- Ой, да опять я стенку криво поставил, о госсподии, - запричитал Рома, как старая бабка.
Стену льда он поставил с зазором в сантиметра полтора к дверному косяку. Сумел бы я поставить ее так быстро и так точно, да еще и в стрессе боя с первого раза? Нет.
- Нормально поставил. Держать строй. По моей команде Аня вытягивает ветерком, ты даешь скипетр. Заряжаешь, потом повторяем.
- Атакующие?
- По твоему усмотрению.
- Понял.
Дневной Дозор появился, едва мы успели приготовиться. Следователь группы, суккуб Селена, вошла в центр зала, оставив основную группу - мага поддержки, двух вампиров и гаргулью - в дверях зала. Минут пять мы беседовали, обсуждали вопросы заполнения документов и пикировались, пока по ее побелевшему лицу я не понял, что она почувствовала, что Марун мертв.
Планшетку с протоколом она бросила прямо на пол, и, достав из-за пояса кинжал Анкаба, начала трансформироваться. Короткая юбка упала на пол, треснула майка, обнажая выросшие из-за спины перепончатые крылья, туфли уступили места копытам, а налбу выросли рожки
Какой-то парад инвалидов, честное слово. Церемониальное оружие брать на операцию - это насколько надо мозгов не иметь?
Селена сделала выпад, задев меня по руке и оставив легкую царапину. Не будь ситуация столь серьезной, я бы, наверное, поиздевался над ней всласть, но медлить было нельзя.
Простым движением ноги я выбил у нее из рук кинжал, вторым ударом, заряженным ускорением, ударил в живот, и последним пинком отправил ее в угол зала, где она свернулась калачиком, ловя ртом воздух, где я накинул на нее сеть повиновения. Не думала, наверно, что боевой маг будет атаковать тебя физическим воздействием? Вот так бывает, особенно когда должность получаешь через постель.
Селенины подопечные все это время в основном таращились на ее голую задницу. Маг поддержки попытался оживить Маруна (он, видимо так и не понял, что перед ним труп), влив в него заклинание такой силы, что, будь Марун жив, он схлопотал бы инфаркт.
Я обернулся ко второй линии за барьером.
- Начали!
Посохом Бореалиса, в народе известным под названием "ветерок" Аня вытянула мага поддержки почти к самой ледяной стенке. Рома ударил в него скипетром, и маг, закатив глаза, рухнул на пол. Будет жить, а вот очнется не скоро.
Остальные упыри топтались в дверях, и свой трюк до прибытия подкрепления Дневного ребята успели повторить еще дважды.
В случаях столкновения подкрепления прибывают хаотично, прибегают все, кто в данный момент ближе. По возмущению сумрака я понял, что прибыла тяжелая артиллерия. В зал влетел, не размениваясь на предупредительные меры, боевой маг третьего уровня Шармот. Я с ним пересекался как-то по служебке, но помнил его не очень хорошо. В своем сумеречном облике он почти не менялся - лоснящаяся харя с вылизанной триммером бородкой, злобные поросячьи глазки, поменялась только одежда. Вместо стандартного вытянутого свитера Сумрак давал ему красную шелковую рубашку и черные кожаные штаны.
У тех, кто закладывает в свой сумеречный облик по минимуму красивостей, зачастую больше заложено во все остальное.
Первым же ударом кистени Шармот попал мне в правое плечо. Правая рука повисла плетью, и клинок выпал, растворившись в воздухе.
Новый я отрастил уже в левой, и закружился с Шармотом по залу, стараясь вытянуть его в зону воздействия второй линии. Моих маневров хватило минут на пятнадцать - а потом прибыли первые подкрепления, поднятые по тревоге, и началась всеобщая свалка.
Я колол теснившего меня Шармота, но в последний момент, почти и сумаой зоны действия втрой линии он разрезал мне живот метко выпущенным сюрикеном.
Боль была адской. Уронив меч во второй раз , я упал на спину и, достав заплатку, кое-как накинул на рану. Для такой раны очень мало, но хоть жить останусь, благо Шармот потерял ко мне интерес и нырнул в гущу битвы. Пару минут я смотрел, как заплатка всасывается в рану, борясь с головокружением, а потом мир перед глазами поплыл и перевернулся.
Я очнулся от горячего дыхания возле шеи. Огромная белая собака, притащив меня в угол, сидела рядом. Увидев, что я пришел в себя, собака лизнула меня горячим шершавым языком в щеку, и, задрав хвост, прикрывая меня, словно щенка, развернулась навстречу холоду, который надвигался на нас из Сумрака.
Не собака это, а волк, понял я, разглядывая тьму зала за хвостом. Волчица. Катя.
Нет, девочка, не спасут нас с тобой ни твои когти, ни клыки от тех, кто перед нами сейчас стоит, глядя равнодушными глазами из-под серых капюшонов.