Аннотация: Полуфиналист "Конкурса Нереалистической прозы - 2009" Финалист конкурса "Химия и Жизнь - 2009"
Престидижитатор
Визг тормозов. Серая лента ремня больно впивается в грудь.
- Идиотка! - Инга с яростью давит на клаксон.
Ворона нехотя срывается с мокрого асфальта.
В небе над вспаханным полем медленно кружат черные точки. Сквозь приоткрытое окно доносится многоголосое карканье этого живого омута, вихрящегося среди низких осенних туч.
Я провожаю птицу взглядом, пока та не теряется из вида. Под конец она взмывает вверх, спеша присоединиться к стае сородичей.
Минивэн мягко набирает скорость.
Я оборачиваюсь и бросаю взгляд на Кристину. Сидя за спиной Инги, она нетерпеливо барабанит по стеклу длинными пальцами.
- Ну? - в ее голосе сквозят нотки нетерпения.
Я молча смотрю на миловидное лицо дочери. В свои пятнадцать она очень привлекательна. Улыбаюсь в ответ.
- Ну что еще? - она уже кричит, не скрывая раздражения. Карие глаза широко распахнуты, гримаса негодования искривила губы и заставила морщины собраться у переносицы.
Узнаю свою дочь. Она и впрямь хороша собой, но лишь когда не строит этих чудовищных гримас.
- Ничего, - спокойно отвечаю я. Выдержав паузу, добавляю: - Не ори на отца. И не кривись. Кристина фыркает, картинно закатив глаза. Я снова улыбаюсь, и ее миленькое личико озаряется ответной улыбкой. Она показывает мне язык и отворачивается к окну, демонстрируя неубедительную заинтересованность в калейдоскопическом мелькании проносящихся мимо полей. Барабанная дробь ее пальцев усиливается.
- И не тарабань, пожалуйста, - добавляет жена, плавно выкручивая руль.
Я не умею водить машину. Несколько раз пробовал научиться, но тщетно. Я слишком невнимателен для того, чтобы сидеть за рулем. Говорят, многие иллюзионисты отличаются исключительной рассеянностью в обычной жизни. Очевидно, это плата за внимание к мельчайшим деталям во время исполнения трюка.
Инга прекрасно водит, хотя права получила всего полгода назад. И я всецело доверяю своей жене.
Мы вместе уже семнадцать лет. За эти годы я в полной мере познал цену семейного счастья.
Но сегодня. Черт бы побрал этот вызов...
Кристина нехотя прекращает свои нервные дроби. Рядом с ней на детском автокресле мирно посапывает ее пятилетний брат. Я протягиваю руку назад и забираю из его расслабленных пальцев портативный видеоплеер. На экранчике суетятся потешные герои мультфильма.
Максим, как и его сестра, унаследовал лучшие черты своей матери. Большие глаза, аккуратный ротик, густые кудри. От меня детям достались лишь темный цвет радужки и высокие, причудливо изогнутые брови. У меня красивые дети, красивая жена.
Я очень их люблю.
...В памяти всплывает давний разговор. Я сказал тогда, что устал от бесконечных путешествий, что мечтаю укорениться в каком-нибудь городе и завести семью. Меня уговаривали продолжать многолетнюю карьеру, но я был непреклонен. И тогда мне предложили место привратника. Совсем не пыльная работенка, учитывая тот факт, что посетителей не было многие годы. 'Но однажды заявятся незваные гости, - предупредили меня. - И тогда тебе придется разобраться с ними'. В меня верили. Ведь когда-то я был одним из лучших.
Чтобы не заскучать на новой должности, я нашел себе занятие по душе. Моей новой страстью стал цирк. Старые навыки помогли мне сродниться с этим уютным мирком. И довольно скоро я стал известным в городе фокусником. Мне очень нравилось удивлять и веселить восторженную публику. Особенно самых маленьких зрителей...
- Скоро уже? - нетерпеливо спрашивает Инга, спугивая пронзительным сигналом очередную птицу. В это субботнее утро трасса совершенно пуста. Лишь изредка встречаются вороны, деловито снующие по мокрому асфальту.
От дома до взморья каких-то полсотни километров. Но мы даже в разгар сезона редко наведываемся на побережье. Чем ближе ты живешь к морю, тем реже тянет его увидеть. Приедается.
Я настоял на маленьком путешествии, расписывая прелести прогулок у осеннего моря. Максим согласился без раздумий: поездка сулила очередное веселое приключение. И какая разница - летом или осенью. Кристину пришлось долго уговаривать, соблазняя совершенно нелепыми обещаниями. А Инга...
Инга как-то призналась мне, что с детства не любит шум прибоя. Он навевал ей воспоминания об отце и о том, как он в бешенстве орал на мать, а она, маленькая девочка, рыдала в палатке, заткнув уши. Это было в Крыму. Они поехали в отпуск, жили прямо на берегу моря - дикарями. Отец напивался почти каждый вечер и устраивал скандалы, избивая мать в кровь. Позже, когда он забывался беспокойным сном, выгнав дочь из палатки, они с матерью всю ночь напролет плакали, сидя на берегу. И лишь к рассвету, обнимая избитую, униженную и уставшую мать, Инга засыпала под мерный шелест волн. Через полгода отец погиб в пьяной драке, но в сердце Инги навсегда поселился страх перед морем...
Мне нужны они сегодня. Быть может, я сильно рискую. Подвергаю их жизни серьезной опасности. Наверняка можно было придумать иные варианты. Но я принял твердое решение. За минувшие годы я многому научился, и теперь как никогда уверен в собственных силах.
- Скоро, - я киваю в ответ. Инга сосредоточена на дороге, но боковым зрением замечает мой кивок. Смотрит в зеркало заднего вида.
- Уснул. Давно?
Кристина тихо произносит:
- Минут семь.
Густая стена лесополосы слева резко расступается, являя нашим взорам бескрайнюю гладь. Вода выглядит унылым серым полотном среди буйства осенних красок.
- Море! Пап, вон же море!
Максим открывает глаза, едва услышав восторженный возглас сестры, и начинает пристально всматриваться в окно. Наконец, удивленно спрашивает:
- Моле? Мы уже плиехали?
Еще нет, но уже близко. Я способен безо всякой карты указать, где нам лучше свернуть. Я знаю это. Чувствую.
Это чувство сродни тому, что приходит к человеку, когда кто-то стоит у него за спиной. И это - разновидность страха. Я ощущаю, как его липкие щупальца начинают пробираться сквозь тщетно возводимые в сознании барьеры. Одновременно я обнаруживаю волну нарастающего возбуждения. Страх смешивается с возбуждением и преобразуется в нечто новое, пугающее своей потаенной силой. Что это - ярость?
- Пап, а покажи фокус, - внезапно просит Максим.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Страх, возбуждение и ярость отступают, где-то внутри меня стягиваются в тугую пружину, готовую в любой момент развернуться. На смену им приходит долгожданное умиротворение.
- Не отвлекай отца, - бросает Инга и обращается ко мне: - Так, где нам лучше свернуть? Ты не прозеваешь?
Не прозеваю. Я отчетливо ощущаю то место, где меня уже ждут. Куда меня позвали.
Открыв глаза, я оборачиваюсь. Кристина настороженно вглядывается в морскую даль. Максим нетерпеливо ерзает в кресле.
Подмигиваю мальчику, и он широко улыбается. Подняв руку, демонстрирую пустую ладонь. Собираю пальцы в кулак, делаю кистью замысловатые пассы, произнося какую-то неразборчивую чушь.
Рывком откидываю руку в сторону Максима, одновременно раскрывая ладонь:
- Вуаля!
В его глазах вспыхивает смесь восторга с изумлением, и он своими ручонками сгребает с моей ладони золотистый шарик. Октябрь - не время для абрикосов, но в тот момент мне в голову не приходит ничего более подходящего.
Максим впивается зубами в сочную мякоть, по подбородку мальчика стекает струйка прозрачного сока. Душистый абрикос наполнен свежестью и сладостью, словно только что сорван с ветки. Довольный мальчуган, аппетитно жуя, произносит что-то. Я разбираю - "А еще есть?" - и с видом сожаления пожимаю плечами.
- Что ты ему дал? - с интересом спрашивает Инга, и я поворачиваюсь к ней. Вместо ответа вскидываю вперед руку, почти касаясь пальцами лобового стекла:
- Здесь.
Инга недоверчиво всматривается вдаль, пытаясь обнаружить знак поворота. Его нет, однако Инга послушно сбавляет скорость.
Через сотню метров мы сворачиваем. Неприметная грунтовка петляет среди невысоких холмов, покрытых густым сухостоем.
Наконец, дорога кончается, и жена, вопросительно взглянув на меня, давит на тормоз. Минивэн останавливается под раскидистым кленом, чья крона охвачена огненным куполом увядающих листьев.
Я открываю дверь и выхожу из машины. Стылый октябрьский воздух наполнен запахом палой листвы. Я полной грудью втягиваю этот пьянящий аромат, обнаруживая в нем оттенок близкого моря. Оно там, за этим холмом.
Плотнее запахиваю легкое пальтишко, ощущая промозглый ветерок. Убрав руки в карман, пинаю ворох влажной листвы. Красно-желтый фонтан взмывает ввысь. Я слышу, как сзади восторженно хлопает в ладоши Максим. Высоко подняв голову, я закрываю глаза и делаю еще один долгий вдох.
...Через несколько минут мы спускаемся вниз на разведку. Впереди, держась за руки, бодро шагают дети. Вскоре мы выходим к морю. Я оглядываюсь. Позади высится глинистый обрыв и прорезающая его неприметная тропка, по которой мы шли. Где-то наверху под кленом стоит минивэн, в котором с книжкой в руках греется Инга.
Сразу от тропинки начинается широкая песчаная полоса пляжа, протянувшаяся в обе стороны на многие километры. Из-за крутых обрывов в этих краях практически нет приемлемых спусков к воде. Только такие вот едва приметные тропки среди немногочисленных расщелин. Поэтому даже в разгар сезона пляжи нередко пустуют.
Максим, радостно визжа, тотчас устремляется к воде. Кристина бредет вслед за ним, обхватив себя руками. Ей зябко, несмотря на теплый вязаный свитер и плотную ткань узких джинсов. Любуясь за тем, как ее длинные волосы развеваются на пронизывающем ветру, я стою под обрывом, там, где начинается песок.
Дети останавливаются у кромки воды. Ветер налетает порывами с разных сторон, создавая то причудливую рябь, то пенистые барханы. Неровные волны выплескиваются на берег и опадают с грозным шипением.
Метрах в трехстах справа от места, где Максим и Кристина принялись швырять камни в море, я замечаю двоих мужчин в рыбацкой одежде. Они заняты возней со старой лодкой. Любопытно.
- Море сегодня изумительно, не правда ли?
Повернув голову, обнаруживаю слева от себя сидящего на складном стульчике пожилого человека. Он приветливо кивает мне. На его круглом морщинистом лице сияет широкая улыбка. Ослепительно белые зубы, высокий лоб и цепкий настороженный взгляд придают ему вид эдакого преуспевающего адвоката из какой-нибудь престижной конторы.
На нем - элегантный черный плащ с поднятым воротником и фетровая шляпа с широкими полями. В проеме воротника виднеется переливающаяся оттенками лилового шелковая сорочка, скрепленная на шее белоснежной "бабочкой". На ногах - лакированные туфли, абсолютно не пригодные для прогулок по песку. И еще эта трость с позолоченным набалдашником, лежащая на коленях...
"Пижон, - проносится в голове. - Вырядился, словно бы на праздник".
Я сдержанно киваю в ответ.
- Чудная погодка, - у него приятный голос, наполненный бархатистыми обертонами. Будь я среди обычных зевак на каком-нибудь громком процессе в зале суда, то непременно поверил бы такому "адвокату". Его чарующий голос, кажется, способен переубедить даже грозного прокурора.
Но мы не в зале суда. И я - не обычный зевака.
В ответ молчу, повернувшись к морю. Там, убегая от наплывающих волн, веселятся мои дети.
"Адвокат" нервно покашливает. Наши взгляды встречаются. Улыбки больше нет на его лице. Он произносит:
- Нам надо пройти.
На этот раз в голосе сквозит легкое раздражение.
Я продолжаю молчать, пристально разглядывая его трость. Очень любопытный предмет. И очень опасный.
- Ты слышал? Нам надо пройти, - бархат превращается в сталь.
Театрально пожимаю плечами:
- Идите.
Это приводит его в ярость. Он порывисто вскакивает, деревянный стульчик, поднятый полами его длинного плаща, отлетает назад и глухо ударяется о глинистую стену обрыва.
- Ничтожный фокусник! - теперь он злобно шипит. Лицо побагровело, в глазах полыхает сплав презрения с ненавистью. - Ты откроешь нам Проход, или я заставлю тебя молить о пощаде, подбирая кровавые слюни...
- Ну попробуй, - перебиваю я его и резким рывком сбрасываю с плеч старое пальто.
За долю секунды до того, как его разносит в клочья мерцающий сгусток энергии, вылетевший из направленной в мою сторону трости, я успеваю нырнуть вниз и прокатиться по холодному песку. Когда рассеивается дым, и последние клочки моей одежды опадают вниз, я поднимаюсь и раскидываю по сторонам руки со сжатыми кулаками.
- Зачем тебе Проход? - спрашиваю у "адвоката", который судорожно пытается сдернуть с рубашки галстук-"бабочку". Кивком указываю на смертоносную трость, зажатую в другой руке: - К чему все эти эффектные трюки. Ты же не собираешься меня прихлопнуть, а? Я ведь нужен тебе, дружище.
- Ты - убогий жалкий клоун! - сорвав, наконец, "бабочку", он яростно отшвыривает ее прочь.
- Я предпочитаю называть себя престидижитатором. Потому как, - я разжимаю кулаки, - это только ловкость рук, и ничего более. - С моих ладоней медленно поднимаются два блестящих черных камешка. Описав дугу, они встречаются над моей головой. Слышится звонкое "дзень!", и вокруг сомкнувшихся самоцветов вспыхивает сияющая огненная сфера.
"Адвокат", спотыкаясь, пятится назад. Его лицо искажено гримасой страха. Он явно не ожидал от меня подобного.
Я стою с разведенными по сторонам руками, готовый в любой момент метнуть свой шипящий снаряд. Мой противник справляется со своими эмоциями и уверенным жестом выставляет перед собой трость. На ее кончике видны завихрения нового сгустка энергии.
Теперь мы равны. Ну или почти равны. Ведь он не знает всех припасенных мною "фокусов".
- Открой Проход, и дай нам пройти, - говорит он, и голос вновь обретает бархатистый оттенок, выражающий уверенность в собственных силах.
- Зачем тебе это? Вы же погубите тот мир, как уже погубили десятки других...
- Не твоего ума дело, фокусник! - "адвокат" вновь проявляет несдержанность. Слишком несдержанный. И его нетерпеливость может оказаться полезной.
- Каковы гарантии, что вы не вернетесь сюда? С тем, чтобы сотворить то же самое, что проделывали неоднократно в других мирах? Грязные войны, жестокое рабство и вырождающиеся народы. Ты должен...
- Я никому ничего не должен! - на этот раз он ликует.
Запоздало замечаю легкую тень, метнувшуюся над головой. Откуда-то сверху на меня стремительно бросаются двое. Присев, я успеваю отправить огненный шар прямо в грудь одному из них. Он отлетает к обрыву и падает на песок обугленной тушей. Второй нападающий бьет меня чем-то тяжелым по левой руке, и ее тотчас охватывает нестерпимая боль. Теряя равновесие, я растягиваюсь на песке. Противник наваливается сверху, заламывая мне правую руку.
Я оборачиваюсь и с отвращением смотрю на его уродливое лицо. Покрытая татуировками сизовато-серая кожа. Глубоко посаженные белесые глазки, лишенные зрачков. В губастой рыбьей пасти - грязные желтые зубы в форме трехгранных пирамид. Мерзкое отродье.
В руках у нападающего сверкает сталь. Секунда - и возле моего горла оказывается изогнутый нож с широким лезвием, усеянным отверстиями разного диаметра.
Тварь что-то шипит на незнакомом языке, и с ее толстых багровых губ стекает маслянистая слюна. Совсем рядом слышится голос "адвоката". Он что-то приказывает напавшему на меня наемнику. Очевидно, требует оставить меня в живых.
Тот нехотя ослабляет хватку, и этого мне достаточно, чтобы выдернуть правую руку из его цепких лап. Я делаю быстрые пассы, переплетая пальцы в причудливые фигуры, из резко разжатой ладони вылетает тонкая серебристая нить. Она устремляется вверх с прорезающим воздух свистом и, описав широкую дугу, опускается на шею наемнику. Три полных оборота - и удавка крепко застывает на коже напавшего на меня существа.
Сжимаю пальцы, и нить на шее твари стягивается сильнее. Наемник судорожно хватает воздух своей рыбьей пастью. Я резко собираю пальцы в кулак и дергаю. Удавка глубоко врезается в грубые складки сизой кожи моего противника. Я с силой отпихиваю от себя его обмякшее тело, прежде чем из горла твари вырывается фонтан темной крови.
Встаю и я осматриваю место схватки. Хорошо, что нападавших только двое. Эти твари необычайно проворны и очень сильны.
- Папа! - раздается позади меня.
Оглядываюсь через плечо. Безвольно повисшая вдоль тела левая рука наполнена тягучей болью.
Давешние "рыбаки" крепко держат за руки яростно вырывающуюся Кристину. Максим стоит перед моим недавним круглолицым собеседником. Его смертоносная трость приставлена к виску моего сына. Глаза мальчика полны слез.
Мои дети.
Ну что ж...
Медленно иду в их сторону и останавливаюсь шагах в десяти от врагов.
- Тебе придется открыть Проход, - говорит с нажимом "адвокат" и демонстрирует белоснежную улыбку.
Кристина, перестав брыкаться, кричит полным негодования голосом:
- Папа, что происходит?
Узнаю свою дочь. В ее возрасте многие вещи не пугают, но раздражают. Я опускаю голову вниз, стараясь, чтобы мои враги, находящиеся близко от меня, не заметили легкой ухмылки. Делаю глубокий вдох и поднимаю взгляд. Медленно говорю, стараясь придать своему голосу как можно больше горечи и решимости:
- Отпусти детей, мразь!
- Ты знаешь, что мне нужно! - выплевывает круглолицый. - И давай покончим с этим. Открой Проход здесь и немедля, и мы уйдем, оставив твоих поганых отпрысков целыми и невредимыми.
Я перевожу взгляд с "адвоката" на "рыбаков". После той схватки мне не хватит сил, чтобы одолеть всех троих. Возможно, я смогу расправиться с теми двумя, но главная фигура мне уже точно не по зубам.
- Поспеши, дружище, у нас времени в обрез, - нетерпеливо заявляет круглолицый. Я знаю, что он лжет. Впереди у него столетия, но алчность толкает его вперед, и время для него уже ничего не значит.
Холодный ветер бьет мне в лицо. Без пальто, в одной лишь рубашке и джинсах я начинаю замерзать, но стараюсь не придавать этому значения. Бросаю быстрые взгляды по сторонам и за спину. Лишь бы не оказалось новых наемников. Круглолицый замечает мое беспокойство и усмехается:
- Не бойся, больше не будет этих, - он кивает в сторону трупов, валяющихся за моей спиной. И снова нервно: - Ты начинаешь выводить меня из себя!
Максим начинает тихо поскуливать. Теперь уже и в глазах дочери заметен нарождающийся страх.
- Хорошо.
"Адвокат" победоносно улыбается, видя с каким трудом даются мне эти слова.
- Я открою Проход туда, куда ты скажешь, но прежде ты отпустишь детей.
Круглолицый презрительно фыркает.
- Ну уж нет, фокусник. Мы поступим иначе. Ты немедля используешь свою жалкую магию, и Проход откроется. Мои друзья с твоими детками зайдут внутрь, после чего мы с тобой полюбовно распрощаемся. А позже ты получаешь посылочку со своими дорогими детишками. Уверяю тебя, они будут в целости и сохранности.
Очевидно, ему это кажется смешным, и он заливается смехом безумца, запрокинув голову назад. Мужчины в серых рыбацких одеждах тоже посмеиваются. В этот момент долго сдерживаемые рыдания, наконец, вырываются у Максима, и он, сотрясаясь всем телом, выплескивает наружу ручьи слез:
- Па-а-а-а-па-а-а-а!!!
К его рыданиям присоединяется Кристина, ее тоненький голосок поднимается до нестерпимого визга. На моих скулах играют желваки.
- Довольно! Хватит! Закройте пасти! - "адвокат" раздражено кричит и начинает несильно бить набалдашником своей трости по макушке моего сына. Малыш тотчас перестает реветь и продолжает лишь судорожно всхлипывать, с ужасом поглядывая вверх на своего мучителя. Дочь тоже замолкает. В ее широко раскрытых глазах застыл неописуемый ужас.
Меня начинает утомлять нервозность моего оппонента.
Он тихо произносит: - Я пошутил. Мы войдем в Проход все вместе, и как только удостоверимся, что все в порядке, дети вернутся к папочке. Это для того, - пояснил он мне, - чтобы ты не открыл Проход в какую-нибудь убогую дыру.
Секунду поразмыслив, я соглашаюсь с этим предложением.
"Адвокат" называет мне параметры того места, куда они так стремятся попасть.
Я достаю из нагрудного кармана рубашки костяные четки. Превозмогая боль в левой кисти, соединяю ее с правой и начинаю совершать круговые движения, будто бы мою руки под воображаемой струей воды. Четки то исчезают в моих ладонях, то появляются вновь. Руки двигаются все быстрее, и костяные бусинки, мелькающие среди пальцев, начинают светиться алым. У кого-то из "рыбаков" раздается восторженный возглас, но я не обращаю на это внимания. Я целиком сосредоточен на создании Прохода. Наконец, когда четки разгораются нестерпимо ярким светом, я медленно начинаю разводить руки по сторонам. Вслед им висящее в воздухе и медленно вращающееся по часовой стрелке огненно-красное кольцо тоже начинает расти. И когда руки оказываются раскинутыми в стороны до предела, а Проход соприкасается с мокрым песком, я завершаю творение громко произнесенной формулой и устало отхожу на несколько шагов назад.
Порыв ледяного ветра срывает шляпу с головы круглолицего, но тот всецело поглощен открывшимся его взору Проходом. Там, внутри алого кольца виден совсем иной мир. Заросли причудливых растений изумрудным огнем горят на фоне унылого серого моря, на берегу которого я возвел свое творение. "Адвокат" кивает своим подельникам, и те направляются к Проходу, подталкивая впереди себя ставшую вдруг покорной Кристину. Я усталым взглядом провожаю свою дочь. Вслед за ней "адвокат" толкает притихшего Максима. Мои дети оказываются внутри чужого мира. Рядом с ними, среди густых зарослей ярко-зеленых ветвей, стоят спутники круглолицего. Они уже сбросили на землю ставшие бесполезными рыбацкие плащи.
Триумфально скалясь, "адвокат" делает шаг к огненному кольцу, преисполненный готовности вышвырнуть обратно на пляж моих сына и дочь.
В этот самый момент тугая пружина затаившейся ярости резко раскручивается внутри меня, и я, собрав свои последние силы, прыгаю вперед и сильным пинком отправляю "адвоката" в Проход. Он, падая, поворачивает ко мне перекошенное от недоумения и злобы лицо.
В мгновение, когда с диким ревом подельники круглолицего срываются с места и бросаются к сияющему Проходу, я выдергиваю из яркого кольца костяные четки. Тотчас Проход изгибается, скручивается, и чужой мир вместе с находящимися в нем врагами и моими детьми искажается в виде уродливой кривой. Стремительно сдуваясь подобно пузырю, он всасывается в пространство между истертыми костяшками четок.
- Bon voyage, - хрипло произношу я в пустоту, и ветер вдаль уносит мои слова.
Несколько минут я стою на песке, тяжело вдыхая сырой воздух.
В небе надо мной летают альбатросы, оглашая своими пронзительными криками пустынный пляж.
Отдышавшись, я возвращаюсь к месту, где тропинка уходит вверх, на склоны обрыва. Обхожу стороной начавший стремительно разлагаться труп одного из наемников. Обугленное тело второго уже почти полностью превратилось в прах, который услужливый ветер разнесет по округе за считанные часы.
Почти вплотную подойдя к расщелине, я бросаю мимолетный взгляд в сторону, туда, где сидел в начале нашей встречи нежданный гость с круглым лицом. Рядом с отброшенным к обрыву складным стульчиком я замечаю на фоне глины что-то ослепительно белое. Подхожу ближе и, нагнувшись, подбираю. Галстук-"бабочка", принадлежавшая тому, кого я только что отправил подальше от обжитых миров.
Им понадобится не одна сотня лет, прежде чем они отыщут выход из негостеприимного измерения, где нет разумной жизни, зато полным-полно всякого рода сюрпризов. Я не берусь утверждать каких, но уж точно не из приятных. Это далекое измерение я обнаружил пару лет назад и решил держать про запас. Внешне оно как раз походило на тот мир, в который с целью порабощения отправлялись круглолицый со своими спутниками.
Я знал их цели и методы. Обладая определенного рода могуществом, они за достаточно короткий срок могли превратить любой мир в руины, высасывая из него все жизненные соки без остатка. Мир, где я обрел покой семейной жизни, им пока что не зубам, но кто знает, какие планы приходят в голову безумцам, наделенным страшной силой? Хочется надеяться, что они вообще никогда не выберутся из тех мест, куда мне удалось их спровадить. Крепко зажав "бабочку" в кулаке, я начинаю свой подъем. На моем лице играет легкая улыбка.
...Дверь минивэна распахнулась, и навстречу мне выскочил обеспокоенный Максим.
- Па-ап, ну где ты так долго был? Говолил, что только лазведаешь - с напускной обидой он принялся молотить меня своими крохотными кулачками.
Я рассмеялся и взъерошил его густые волосы. В глубине салона раздалось полное раздражения фырканье. Моя дочь.
Инга на переднем сиденье закрыла книгу и возмущенно нахмурила брови, не обнаруживая на мне пальто. "После", - одним взглядом пояснил я ей и опустился на корточки перед сыном.
- Давай-ка я покажу тебе фокус-покус.
На самый главный фокус с "детьми" у меня ушли почти все силы, но я нашел совсем капельку для последней престидижитации.
Я раскрыл кулак, в котором всю дорогу зажимал галстук-"бабочку". Визжа от восторга, Максим сгреб с моей ладони красивую белую ракушку.
Никакого обмана, только обычная ловкость рук.
Я выпрямился в полный рост и посмотрел на грунтовку, ведущую к трассе. Близился вечер, и осенний холод пробирал меня до самых костей.
Надо возвращаться домой. Здесь неподходящее место.
Может быть, на следующие выходные.
Свернуть на другом повороте.
Я ведь обещал своей семье прогулку на берегу моря...