От автора:

  

   События, описанные в романе, никогда не происходили. Персонажи никакого отношения к реальной жизни не имеют. Все совпадения случайны.

  

  

  

  

  

  

   "Каждому по вере его и по делам его: законнику - по закону,

   узнику совести - по совести, пальцовщику - по понятиям".

   И. Х.

  

  

  

  

  

  

  

  

Часть первая

НАШ ЧЕЛОВЕК В ЛХАСЕ

МОСКВА, наши дни

  

  

  

  

  

   Глава 1. УТРО ПРОСТИТУТКИ

  

  

  

   Б л у м (выходя со Стивеном Дедалом

   из публичного дома). Мейлахи говорил,

   что вас поперли из башни за неуплату аренды.

   С т и в е н. Бык Маллиган? Вот же трепло!

   Б л у м. И где вы теперь обитаете?

   Д е д а л. В Ясеневе.

   Б л у м. Ни фуя себе!

  

   Дж. Джойс (черновые наброски к роману "Улисс").

  

  

  

  

  

   ...Небольшая комната, убого обставленная, наподобие той, где она когда-то жила с мамой в Казахстане, в городе Уральске. Лиза висела на стене в виде плоской плюшевой игрушки, изображавшей тигрёнка, и с этой точки обозревала комнату. Голову она повернуть не имела возможности, поэтому не могла видеть, что творилось за окном, и есть ли у комнаты выход. И существует ли вообще что-либо вне этого помещения. Кое-как все же осмотревшись боковым зрением, Лиза вдруг поняла, что это и есть ВЕЧНОСТЬ. Конечно, это жилище ничем не напоминало страшненькую загробную баньку Свидригайлова, с черными пауками по стенам; но перспектива висеть плюшевой игрушкой (да еще и плоской) на стене и созерцать убогий советский интерьер ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ! - вызывала такой ужас, такую смертную тоску, что... от страха она проснулась.

  

   Болела голова.

   Приходя в себя, она с тихой радостью оглядела интерьер своей теперешней комнаты - современный, уютный, без лишнего хлама; только то, что нужно молодой энергичной девушке, срывающей из столичного сада первые плоды.

  

   Лиза решительно отбросила одеяло. То есть, таковым был нейронный импульс намерения, но воплотился он в замедленное и болезненное движение. Плечо пронзала тупая боль, словно кто-то вчера выворачивал ей руку. Кто бы это мог быть? Неужто пьяной подралась с кем-то. Наверняка с кем-то из молоденьких писюшек, заполонивших "Night Flight", в котором они оказались под утро. После чего вышибла Дэн, или как его там... Сука. Давненько ей не выкручивали руки.

  

   Наконец, она все же встала, нашарила свои пушистые розовые тапочки, чтобы босыми ногами не шлепать по холодному ламинату, направилась в ванную.

   Невидимый палач, севший на плечи, зажал череп в тиски и закрутил винт до упора. Тут поможет только хорошая стопка, желательно покрепче. Лиза не была алкоголичкой, но по роду занятий приходилось изрядно выпивать с клиентами. Конечно, она блюла норму, а иногда попросту хитрила, тайком выливая спиртное из своего бокала или подменяла его пустым. Но вчерашние проводы "на пенсию" подругу Ленку - святое дело, так что пили от души. Теперь с этой души воротит...

  

   Она достала из гудящего холодильника початую бутылку белой текилы, плеснула на треть стакана, залпом выпила. Закусила двумя ломтиками консервированного ананаса, которые оставались на дне банки.

   Невидимый палач сразу стал откручивать тиски, сжимавшие голову.

   Приняв контрастный душ (горячая вода шла с перебоями), Лиза закуталась в мохеровый халат якобы от "Хуго Босс", почистила зубы. Посвежевшая и ароматная, уселась за трельяж делать фейс и вообще наводить марафет. Ежедневный этот ритуал отнимает немало времени. Мужчины, например, не любят бриться, но ни одна женщина никогда не скажет, что время, проведенное перед зеркалом, - потерянное время. Кроме наведения красоты, это еще и некая инвентаризация и чуть ли не бухгалтерский учет новых вдруг появившихся морщинок, провисаний кожи, жировых складок или, прости господи, прыщей.

  

   Критически разглядывая себя в зеркало, она не находила пока особо резких диссонансов в своей жизненной симфонии, в той её части, которая следует сразу после увертюры: чистый профиль, высокие скулы, таинственные раковины ушей, спирали которых уходят в некое внутреннее море. Карие глаза, слегка раскосые, беззащитный рот, приоткрытый для наслаждения и боли.

  

   Постепенно, по мере того, как накладывался тональный крем, оттенялись веки, удлинялись и увеличивались в объеме ресницы, выделялись брови, красились и обводились губы, Лиза превращалась в Лайзу. Лайза Минелли - это её рабочий (панельный) псевдоним. Лайзе нравилось свое лицо, оно чем-то напоминало лицо её соотечественницы - певицы Алсу, только немного подкачали зубы. Нет, они ровные и белые, но улыбаться приходилось очень осторожно, так как передние зубы чуть-чуть выдавались, и Лайза спешила натянуть на них верхнюю губу.

  

   Груди ее не отличались величиной, но зато обладали чудесной формой и упругостью. Свои густые блестящие темно-каштановые с рыжими искрами волосы (здесь мамины русские гены перебороли казахские гены отца) она гладко зачесывала назад и стягивала одной заколкой на затылке. Мало кому могло прийти в голову, что еще несколько лет назад она была дремучей провинциалкой, с отличием окончившей медицинский институт, и не многие верили, что ей двадцать шесть лет.

  

   Разумеется, Лиза пыталась устроиться по специальности, но то, что ей предлагали, было до того убого и унизительно, как по зарплате, так и по статусу, что тут, собственно, и объяснять не стоит. Пыталась она взобраться и на подиум. Но современные тенденции демонстрации мод таковы, что не оставляли ей никаких шансов. Еще в конце прошлого века её могли принять на эту работу. Но с начала нового века предпочтение отдавалось девушкам, чей рост был не ниже 180 см. Лиза имела рост 169 см. Это льстило клиентам, но не устраивало всяких там продюсеров.

   Были, были и другие попытки реализовать себя в иных сферах, но не сложилось, не срослось, как сейчас говорят. Короче, жизнь складывается так, как она складывается.

  

  

   Приведя себя в порядок, Лайза убрала постель, свое ложе любви, сексодром, как любила говорить подруга Светка. Накрыла кровать - поперек себя шире - алым шелковым покрывалом с драконами. Драконы здесь не случайная деталь. Эти мифические существа, кроме всего прочего, символизируют сексуальную мощь.

   На завтрак Лайза приготовила сандвич под названием "жизнь удалась". То есть, отрезала ломоть батона, намазала его обезжиренным маслом, сверху наложила слой красной икры, зигзагами полила все это майонезом, на этот слой нанесла порцию черной икры. Откусила. Продегустировала. Съедобно. Икра еще не испортилась. В большую фарфоровую чашку насыпала столовую ложку растворимого кофе в гранулах, две чайных ложки сахара, налила кипятку из пыхтевшего чайника...

  

  

  

  

  

  

  

   Глава 2. БЫЛОЕ И ДУМЫ

  

  

   С марихуаной и другими легкими наркотиками её познакомила Светка - первая и лучшая из учителей столичной жизни в наиболее трудный период, когда Лиза, приехавшая из провинции, еще не оправилась от культурологического шока. Это она, Светка, первым делом предложила сменить дореволюционное имя "Лиза", обещавшее вечную бедность, на голливудское - "Лайза", отчего рейтинг ученицы сразу поднялся на несколько пунктов, как в глазах товарок, так и у клиентов. Лайза звала подругу - сэнсэй. Той нравилось.

  

   Светка почти закончила философский фак МГУ и быстро поняла, что к чему в этой жизни. Например, что хорошо оплачиваемый fuck - предпочтительней лекций по античной философии...

   Подруга давала ей уроки, как обращаться со зверушками, учила её в полевых условиях, когда они шли по Тверской.

   - Дэвушки, а дэвушки, - рычало лицо кавказской национальности, высовываясь по пояс из окна лимузина, как из Панкисского ущелья, - слюшай, айда, прокачу на хую, да?

   - Извините, - вежливо отвечала подруга Светка, - мы торопимся на философский семинар.

   - Нэ хатите паджариться на зажигалке? - удивился горец.

   - Отвали, - огрызнулась Светка и потащила подругу в первый попавшийся женский бутик.

   - Никогда, - внушала она Лизе, когда они шли вдоль витрин, заваленных бусами и зеркалами, - никогда не садись к ним в машину, сколько бы денег они тебе ни предлагали, поняла? НИКОГДА!

   - Угу, - испуганно отвечала Лиза. Блеск хрустального лабиринта бутика, запах новой одежды её пьянил. Она видела отраженные в зеркалах свои азиатские скулы, скользящие вдоль хромированных прилавков с турецкой кожей.

   - Можешь им хамить, но не груби. Не посылай их на хуй и не говори "ёб твою мать". Они понимают это слишком буквально. Могут замочить. Помни, что говорил Конфуций: "Три слова вызывают десять тысяч бед".

  

   Лиза наматывала свисающий локон на палец, запоминала, как мужчина мотает на ус. Она, впрочем, имела некоторый (не сексуальный, к счастью) опыт общения с черными парнями и знала, что язычок с ними распускать не стоит.

   Светка много чему научила Лайзу: как брать деньги с клиентов, чтобы не кинули; как быстро выбраться из машины, если клиент пьяный и пытается тебя изнасиловать; как вести себя, когда идешь покупать дозу...

   Светка сама торчала в основном на снежке*: как она говорила, чтобы сбить депрессняк. Сначала она его разбавляла мятным зубным порошком, называя эту щадящую смесь - "Артек". Потом все чаще соскальзывала на чистый.

   [*снежок или кокс - кокаин]

   "Мне так лучше работается, - говорила Светка. - Рожи клиентов не так противны. Все как-то смазано, не в фокусе, будто во сне..."

  

   Но Лиза уже заметила, что те, кто всерьез ныряют в кайф, большую часть времени КОРЧАТСЯ по углам, а не работают. Озабоченность Светки объяснялась её первым возрастным кризисом. В наш скоростной век тридцать лет для проститутки - преклонные лета. Многие уходят из бизнеса. С возрастом становится все труднее конкурировать с молодыми. Что ни месяц всплывают все новые шлюшки, еще более юные, сексапильные и наглые. Новые кадры заполняют рестораны, стриптиз-бары, гостиницы, вытесняя старожилок на улицу, в подворотни, на вокзалы...

   Лиза тоже все чаще с ужасом думала о своей дальнейшей судьбе, содрогаясь от мысли, что придется пополнить ряды неудачниц.

  

   Однажды Лиза спросила Светку, как она относится к гей-движению? Светка ответила довольно резко. Оказалось, что кого она однозначно не любила, так это педерастов. Лиза удивлялась. Обычно проститутки хорошо и даже снисходительно относятся к педикам, как люди относятся к своим братьям меньшим - собакам или кошкам. Но Светкина ненависть озадачивала. Поэтому Лиза уточнила: "Ты имеешь в виду геев узкого профиля или вообще?"

   "И тех и других, - ответила подруга. - Потому что, когда пидарасы побеждают - тогда нет ни любви, ни философии, а есть только то, что чернь называет блаженством".

   Вскоре Лиза заметила, что испытывает антипатию к мужчинам с косичками. Сказывалась Светкина шлифовка.

  

  

  

   И так было день за днем, пока она жила у Светки на квартире, из вечера в вечер на Тверской, между Ямской и Калмыцкой - участок, где они работали, - когда вокруг неоновых ламп кружатся безумные мотыльки, а воздух пропитан запахами духов и жратвы из уличных забегаловок.

   А хмурым утром, под влажным небом просыпающейся столицы, задремав на заднем сиденье такси, они ехали домой. Иногда таксист - рязанский или калужский мужик - просил разрешения у дам прихватить попутчика, припозднившегося ночного треш-тусовщика, бледного, с поднятым воротником, голосующего у обочины, - они миролюбиво соглашались. Таких мальчиков они жалели. Как правило, те были из малоимущих слоев. Они отчаянно мечтали приклеиться к сладкой жизни богемы. Но часто возвращались домой, не солоно стебавши.

  

   Нравилась ли ей такая жизнь? На этот вопрос Лизе ответить было трудно. Другой жизни она не знала. Вернее, знала, но прежняя жизнь была еще гаже. Если не считать прекрасной поры студенчества.

   Сложность не в том, чтобы ответить на вопрос, зачем мы живем, говорила Светка, зевая, а в том, чтобы не задавать его себе. Все мы шлюхи в мире наживы. "Lots of money? Love story. Got no money? I am sorry". "Много денег? Лав-стори. Нету денег? Сорри" - кредо московского "Night Flight".

   - А как же Гегель? - слабо возражала Лиза. - С его звездным небом над головой и нравственным законом внутри?..

   - Это сказал Кант.

   - Ну пусть будет Кант... Дело в данном случае не в имени, а в принципе.

   - Гегель-Мегель! Они не жили в эпоху гедонизма. Музыку сфер заглушила попса. Звездное небо надо мной не видно из-под крыши машины, в которой меня разложили. А внутри меня лишь безнравственный член...

  

  

   * * *

  

   ...А какое-то время спустя Светка просто исчезла, никто ее больше не видел. Одни говорили, что она вышла замуж за какого-то шейха - то ли арабского, то ли сибирского; другие трепались про Америку. Более прозорливые и безжалостно-реалистичные предположили, что она откинулась от передозы. Толик это называл нырнуть всухую. Но вот уж об этом Лайзе думать совершенно не хотелось. И она поспешно свернула эксперименты с наркотиками, пока не поздно.

   Ну, почти завязала - курица не птица, Белоруссия не заграница, марихуана не наркота.

  

  

   * * *

  

   Так новая сцена жизни развернулась перед Лайзой целиком, четко, резко и ясно высвеченная неоновыми огнями. На ней она была новичком, но уже считала своими все эти бесконечные километры прилавков, суету площадей, клубы и магазины. А еще у нее был благосклонный пастух по имени Толик, который так же мог рассказать дикарке обо всех хитроумных проволочках, на которых держится изнанка вещей. Про всех актеров на сцене, назвать их имена и спектакли, в которых они играют. Он дал ей почувствовать, что она среди них не чужая.

  

   Вообще, на её, Лизин, скоропалительный взгляд, Толик Узбеков был хорошим человеком. Девчонок своих не бил, не тиранил, относился к ним почти с братской любовью. Не то, что другие звери сексуальной эксплуатации женщин. Узбеков был просвещенным патроном. Он знал, что рабов надо держать в строгости, но истязать и калечить курочек, несущих золотые яйца, считал не разумным. Девочки понимали это и не наглели, не разбегались и не работали на стороне. Поддерживали самодисциплину и пестовали внутреннего редактора. Потому что знали, если Толик потеряет свое стадо, то ведь свято место пусто не бывает. Появится новый пастух, который, возможно, будет использовать кнут гораздо чаще, чем пряник.

  

   К Лизе Толик Узбеков почему-то сразу проявил особую благосклонность. Впрочем, может, и не сразу, но проявил. Даже, казалось, он ухаживает за ней. Конечно, это все выдумки панельной романтики, типа того - проститутка нашла свое счастье. Просто, по-видимому, Толику Лиза нравилась как человек. А может, как неотесанная болванка, в смысле заготовка, из которой умелый мастер (о, сладкий яд тщеславия!) может выточить утонченную фигуру, этакую светскую блядь. Ну, блядь - не блядь, но гетеру. Которую будет не зазорно выпустить в высший финансовый свет.

  

   В отличие от утонченно-интеллектуальной Светки, которая любила духовную и телесную пищу, привозимую с Востока, Толик был человеком простецким, где-то даже примитивным, как американец или итальянец. Не даром же он и кухню их любил.

   Ему нравилось по выходным дням подъезжать к Лизиному скромному дому на своем шикарном спортивном "Феррари" ярко-желтого цвета, где было места только для двоих. Он вез раскрасневшуюся от счастья простушку в кино или зоопарк, а потом - в какое-нибудь маленькое кафе и угощал её там. Он ставил перед ней гамбургер, жареную картошку и стакан колы или пепси и молча смотрел, как она смущенно ест всю эту дрянь. Но для него-то, с полуголодного детства, выросшего на картошке, это была первоклассная жратва.

  

   Однажды он подарил своей любимице обалденные часы фирмы Порше. Лайза была в восторге, часики -- первый сорт! Хотя и не новые.

   (Вообще-то часы подарил ей один сумасшедший иностранец, которого она эскортировала два дня. Но Лиза честно сдала в кассу и часы тоже. Все по понятиям. Просто Толик в тот день расщедрился).

   Внутренний голос подсказывал ей, что не следует принимать подарки от людей подобного сорта, без серьезного душевного отклика со своей стороны. Но Толик успокоил, сказав, что это премия за хорошую работу с валютным контингентом.

  

  

  

  

   Глава 3. ОЛИГАРХ ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

  

  

   Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.

   Моя прекрасная душа.

   (Бреду из редакции, 3-й час ночи.

   Кругом проститутки.)

  

   Василий Розанов.

  

  

  

  

   Несмотря на критические дни, Лайза решила все-таки пойти сегодня на работу. Потому что допустила опасное накопление долгов, с которыми нужно срочно разделаться. Это подобно нарыву, если вовремя не предпримешь меры - исход может быть самым печальным. Во-первых, нужно было заплатить хозяйке за аренду. Иначе вылетишь из квартиры, как пробка, и прощай евроремонт. А во-вторых, она задолжала Толику Узбекову полторы штуки баксов. Конечно, можно вернуть долг из своего "Стабилизационного Фонда", но не хотелось делать этого из принципиальных соображений. Начнешь потакать себе - покатишься по наклонной плоскости. Запас он и есть Запас. Раз возьмешь, два возьмешь - глядь, а никакого запаса уже и нет. А ведь жить придется и тогда, когда состаришься. Поэтому, работай, пока молода.

  

   Хотя Толик был не плохим парнем и справедливым пастухом, и не требовал немедленной уплаты, и даже делал некие туманные намеки на их с Лайзой совместное будущее, - тянуть с уплатой все же не следовало. Поскольку ритуальные слова с просьбой о брачном союзе еще не были произнесены, а стало быть, отношения у них оставались сугубо деловые. Профессиональные и личные дела несовместимы, как гений и злодейство, как меценат и спонсор. К тому же она понимала, что выходить замуж за своего сутенера - это дурной вкус. Все равно как соблазнять капустой козла, у которого свой огород.

  

   Да, в сущности, что она о нем знает? И у Толика были замечены срывы. Подруги рассказывали - сейчас с тобой целуется, а минуту спустя, получив по трубе нагоняй от бригадира, может пустить провинившуюся по кругу на веревочке. Он это любит. Недаром девочки дали ему кличку Хорек. Всем известно - этот зверек является шокирующим примером безудержного сладострастия. И все-таки к чести Толика надо признать, и это опять вводило Лайзу в заблуждение, что он был нежадным парнем. Если надо, всегда одолжит денег. Вообще он мэн с широким кругозором, начитан. Часто повторяет слова Акутагавы: "Не тот пидарас, кто зад подставляет, а тот, кто, имея деньги, взаймы не дает".

  

   Но даже когда у Лизы не было долгов, она иногда использовала свои критические дни (когда работникам панели даются законные отгулы), чтобы провернуть операцию под кодовым названием "Хата джапан" - "японский флаг". Помните, красное пятно на белом фоне? Ну вот. Попросту говоря - подать себя девственницей.

  

   При Лизиной молодости строить из себя virgo intacta* [*нетронутая девственница (лат.)] труда не составляло. Трудность в другом. Нет, не в том, что это опасно. Многие думают, что женщинам в критические дни не рекомендуется вступать в половые сношения. Даже анекдот такой есть. Какая разница между женщиной, у которой месячные, и террористом? Ответ - с террористом можно договориться.

  

   Это неправда. Как говорится: нельзя, но если очень хочется, то можно. Вообще, как сказал Карл Маркс своему другу Фридриху Энгельсу, когда тот писал научный труд под названием "Происхождение семьи, частной собственности и государства": "...женщина - такая живучая тварь, что ей все нипочем".

  

   Трудность в другом - найти клиента, который не заподозрил бы в тебе матерую проститутку. Тут надо умудриться преодолеть некий парадокс мужского сознания. Мужики ведь как? считают, что если целка, то не проститутка, значит, платить ей не надо. Стало быть, надо ловить это хорьковое племя на чем-то другом. Например, расплакаться и заставить возместить моральный ущерб. В этом смысле лучшие клиенты восточные люди. Западных фирмачей на менструации не проведешь, они парни ушлые. А восточный лох, чья родина к югу от <...>, всему верит, особенно в чудо девственности. Только частенько упертые они на презервативы. Не хотят ими пользоваться. И вот тогда вполне можно инфекцию подхватить. Здесь надо быть настойчивой. Хотя, в конце концов, его ведь можно заставить помыться. Главное, не нарваться на чечена. На его большой и острый. НОЖ. Бр-р-р-р.

  

   Лизе припомнилось, как она, после очередного облома с престижной карьерой, сидела продавщицей в киоске одного чечена - Махмуда. И вот пришел в киоск хозяин Махмуд с каким-то поставщиком. Поставщик - мелкий спекулянт - приволок ящик сигарет. Чечен купил у него эти сигареты. Для проверки картонный ящик нужно было вскрыть. Чечен достал свой страшный нож. С жутким треском вспарывая толстую полиэтиленовую упаковку с тары, он осклабился нехорошей улыбкой и, глядя на Лизу, произнес: "Наташя, вот так с тэбя снять кожу, хорошё, а? Ха-ха-ха... Шутю..." У Лизы арктический циклон прошелся по лопаткам. Она даже не посмела обидеться, что хозяин опять забыл её имя, лишь вымученно улыбнулась. Ничего не ответила - язык присох к нёбу, склеилась гортань и судорожно сократилась еще никем доселе не потревоженная матка. А спекулянт тоже обмочился со страху: даже не пересчитав полученные деньги, бледной тенью испарился из киоска. На следующий день Лиза, сославшись на болезнь матери, попросила у хозяина расчет. А еще через месяц мучительных исканий - рванула в Москву.

  

  

  

  

   Лайза надела куртку из серо-зеленой мшистой замши, толстой и мягкой. Подумала, что это лучший прикид для предстоящей операции.

   Уже на улице она хватилась - забыла взять кошелек! В кармане обнаружились лишь Богом забытые две сотни, причем даже не долларов. Возвращаться, разумеется, нельзя - не будет удачи. Лиза была суеверной. Впрочем, проститутки, как и летчики и вообще люди, чьи профессии связанны со смертельным риском, истово верят в приметы. Придется ехать в метро. Заодно вспомним беспорочную юность. Сколько она накатала под землей...

  

   Лиза храбрилась. Честно сказать, метро её пугало. Давненько, ох, давненько она не спускалась в подземное царство морлоков, с тех пор, как перешла в касту элоев.

   Честное слово, если бы она не была немного поддатой после текилы, то ни за что не пошла бы на такую авантюру, как "хата джапан". Глупо все это, детские игры. Нет, чтобы со всей серьезностью искать жениха или состоятельного папика и покончить с позором панели... Но хмель толкал на какие-то дурацкие подвиги.

   А может, и не только хмель. Женщины в критические дни ведут себя не совсем адекватно. Например, на острове Борнео (того самого, губернатором которого хотел стать Паниковский) девушки во время месячных три дня и три ночи проводят на крыше своего дома. (Прикиньте, что вытворяют!)

  

  

   Прежде чем выйти на площадку Филёвской линии метро, Лайза остановилась возле книжной палатки. Красномордый книгопродавец пил походный чай с лимоном, не снимая с коротких рук шерстяных митенков.

   Чтобы быть во всеоружии невинности, следовало купить какую-нибудь книгу. Она стала выбирать из пестрого хлама литературного хайпинга, не зная чему отдать предпочтение. Ей приглянулся Джозеф Конрад "Сердце тьмы", но может быть, для метро это слишком претенциозно и следовало бы взять что-нибудь из pulp fiction? Например, новый роман Мякининой... Или Серовой, или Черновой, или Улановой... Черт бы побрал эту проблему выбора.

  

   <...>

  

   Наконец ей приглянулся последний бестселлер Горемыкиной под названием "Как обмануть подруг и выйти замуж за олигарха".

   - Вон ту, пожалуйста, дайте... - поднявшись на цыпочки, указала покупательница на верхний ряд.

   - 40 рублей... - назвал цену книгопродавец, жуя лимон, оставшийся после чая.

   Лиза поспешно сунула ему деньги, получила сдачу и пошла ко входу на филёвскую станцию.

   Через два шага она длинно и жидко сплюнула на засранный собаками и бомжами газон. Сидевший в её желудке чертик поскреб коготками стенку. У нее была повышенная кислотность, и она даже вида не переносила ничего кислого.

  

  

  

  

   Лиза вошла в застекленный павильон, через который проходят на станцию.

   Обычно на станциях метро её охватывали юнгианские аллюзии коллективного бессознательного древних товарок - прошедшие через века воспоминания, передававшиеся чрез долгую череду поколений жриц любви.

  

   Станции метро, а того хуже вокзалы, всегда напоминали собой знаменитые в Вавилоне ворота богини Иштар. Первыми вас встречают нищие - убогие всех мастей, или маскирующиеся под калек бесполые личности. Там и сям попадаются, оскорбляя глаз, грязные, как смертный грех, бомжи. Не менее жалкий вид имели так называемые беженцы. Казалось, представители всех рас и народностей собрались здесь, как черные вестники приближающейся всемирной катастрофы. А может быть, она уже наступила? В смысле - он. АПОКАЛИПСИС. Все лихорадочно делают деньги, кто как может. Кто нытьем, кто катанием, кто угрозами, обманом и очень немногие - честным трудом. Лайза по праву причисляла себя к последним. То есть к честным труженикам. Сказано ведь: последние станут первыми. А кто полагает, что проституция - дело легкое, тот просто гад, фарисей и лицемер, иди-ка сам попробуй...

  

   Заплатив 22 рубля, (раньше вход в метро стоил 5 копеек) Лиза вышла на платформу. Станция Фили - открытая наземная площадка, похожая на обычную линию пригородных поездов, Ну почти обычную, и почти открытую, во всяком случае, небо еще можно было увидеть, если не над головой, то, по крайней мере, над рельсами. Это успокаивало и давало возможность подготовиться к "сошествию в ад".

  

   Со стороны Багратионовской в сцило-харибдовскую щель филёвской станции с гулом ворвался поезд, современный дракон, с визгом затормозил, и сейчас же его стало тошнить толпой. Едва проблевавшись, железный монстр поспешно стал заглатывать новую порцию грешников, в том числе и бедную Лизу. Сегодня она действительно бедная. "Осторожно, двери закрываются, - объявил внутренний голос чудовища, - следующая станция Кутузовская". Его многочисленные ротовые отверстия со змеиным шипением захлопнулись, и монстр помчался дальше, завывая, как демон смерти, нырнул в черную дыру тоннеля, в свою привычную подземную среду обитания. На пассажиров сейчас же обрушился отраженный от стен грохот.

  

   Поначалу в вагоне грешников было не так уж и много, даже имелись свободные места. Лиза села и раскрыла книгу. Стала читать где-то с середины листа. Горемыкина писала: "... некоторые наивные дурочки, в надежде поймать олигарха на крючок, посещают разные модные тусовки, всеми правдами и неправдами проникакают (так было напечатано) даже в VIP-клубы. Так знайте - олигархи там не водятся. Лучше поищите их возле себя, в своей среде обитания (эта Горемыкина, наверное, пришла в литературу из Минрыбхоза, подумала Лиза). Часто они, олигархи, переодевшись в простые платья, как известный принц, спускаются в гущу народа, чтобы там пошарить на дне, тем самым удовлетворить свои низменные инстинкты..."

  

   Лиза посмотрела вокруг себя и, честное слово, не обнаружила ни одного олигарха. Уж его-то, попадись он только, она бы вычислила под любыми одеждами. Надо только поймать его взгляд и уловить "...сквозь опущенных ресниц / Угрюмый, тусклый огнь желанья".

   Напротив уселся молодой парень, который только что вошёл на "Студенческой", - студент или начинающий бандит - и стал пялиться в её промежность. Лиза сдвинула ноги, подумала, что в его штанах, кроме взбудораженного члена, ничего нет. От таких, знала по опыту, хлопот получишь больше, чем прибыли. Скорее всего, просто отберет сумочку. И вообще, сидя в одиночестве на лавочке, богача не встретишь. Надо идти в гущу народа, в потную толпу..."

  

   Сквозь окна тормозящего состава Лиза заметила толпу на перроне, поняла, что уже близится центр города. На кольцевой она встала и направилась к выходу. Но не с целью покинуть вагон, а чтобы быть в гуще событий.

   И вот они нахлынули. Лизу закрутило людским водоворотом, её сдавили, дохнув перманентным перегаром в ухо, прижали к группе людей, которая напомнила ей толпы с картины Брейгеля. Сзади сейчас же кто-то прижался твердеющими гениталиями к её выпуклым ягодицам. Еще Лиза почувствовала, что стала объектом пристального тактильного изучения сразу нескольких особей мужского пола. Одна особь, не очень таясь, обшарила лизины карманы и забрала жертвенную десятку, специально для этого там оставленную Лизой, когда она получила сдачу от покупки билета на проезд. Остальные деньги (господи, жалкие гроши!) были в сумке, которую надо было держать обеими руками, прижав к животу. Да еще эта идиотская книга!

  

   Другая более дерзкая рука залезла под юбку. Холодные пальцы скользнули по ногам, и Лиза пожалела, что не надела брюки, как и хотела, но почему-то в последний момент передумала, и вот теперь расплачивайся. Все эти мерзкие прикосновения казались Лизе некими желудочными щупальцами подземного чудовища. Скорее бы уж он пустил желудочный сок, чтобы растворить всю эту гадость без остатка.

  

   Рука, перебирая пальцами, пробежала вверх по ноге, по самой чувствительной, внутренней её стороне. Лиза сомкнула бедра, придавила наглого паука. А тот настойчиво пыталась проникнуть в средоточие её женского естества. "А может, это клиент?" - подумала Лайза, которая никогда не работала кротихой, то есть, проституткой, промышляющей в метро. Ловить клиентов на чужой территории - крайне опасно. Запросто получишь нож в брюхо от бдительного чужого сутенера.

  

   Вообще-то Лайза старалась не нарушать Проституционную конвенцию, но ей срочно нужны были деньги, которые следовало быстро отдать, пока у Толика не переменилось настроение. Лайза разжала ноги и повернулась лицом к мужчине, который, как она предполагала, её домогался.

  

   Мужчина - безликий тип, имя которым легион, - отдернул руку и стал к ней спиной. Тогда она, со всей поддельной страстью прижалось к нему грудью. Мужчина занервничал и стал пробираться к выходу. Лайза не отставала, проскальзывала следом, заполняя вакуум, который образовывался за его спиной...

  

   Мужчина поднимался по эскалатору, воровато озираясь. Лиза стояла двумя ступеньками ниже. "Никуда ты, гаденыш, от меня не денешься, - думала она. - Соблазнил бедную девушку, теперь расплачивайся. Я вас, хорьков, проучу, как лазить по чужим ногам, играть на чувствительных струнах.

  

   Но, выйдя на улицу, Лайза словно очнулась. Что с тобой, сказала она себе, оставь ты этого недоноска в покое. Вспомнила свои первые недели в Москве, когда предлагала себя каждому встречному таксисту?.. неужели ты ляжешь в постель с человеком, который ездит в метро? Очнись! Ты же не такая чокнутая, как эта Горемыкина.

  

   Между тем мужчина подошел к проезжей части, где его поджидала машина - "Линкольн-таункар", длиною с крейсер. У Лайзы потемнело в глазах и потяжелела прокладка. Надо же - такой облом случился, - беспомощно подумала она, глядя на удаляющуюся рояльную корму, зеркальный никелированный бампер и адское созвездие темно-красных огней, один из которых глумливо подмигивал. - Упустить такого клиента! Вот дура - где твое чутье, мымра? Где профессионализм? - я тебя спрашиваю. С подходцем надо к таким ублюдкам!.. Сволочь! Извращенец поганый, дрянь, сука! Тварь, кровопийца, олигарх твою мать!..

  

   Лайза со злости швырнула в урну книгу, оказавшуюся на диво прозорливой и потому тем более отвратительной. До того было обидно, что слезы брызнули и покатились тяжелыми шариками по щекам, словно капельки ртути.

   Она шла как громом пораженная без руля и без ветрил. Вытирая слезы и сопли. Наконец успокоилась и как в награду увидела более реальный объект, который вышел из здания, где располагались далеко не бедные офисы. Правда, он не сел в машину, а пошел пешком, это был, конечно, минус. Но, может быть, он вышел размять ноги, подышать свежим смогом.

  

  

  

  

  

   Глава 4. КАРАОКЕ-БАР

  

  

   Чтобы не вспугнуть мужчину прежде времени, Лайза старалась не смотреть на него в упор, а держать объект лишь в поле периферического зрения. Для этого она как любопытная муха вертела головой по сторонам и даже заглядывалась на небо.

  

   В небе ничего интересного не было - лишь размытая серая муть. По сторонам горизонт событий тоже был погружен в какую-то не сфокусированную размытость, точно в компьютерной игре "COMBAT-3". Мокрый снег (вот уже и снег пошел!) косо летел по воле ветра, залепляя газоны с канадской зеленой травой, но цветные камни тротуара по-прежнему оставались голыми, словно обладали внутренним жаром. Лайза бросила взгляд вниз, на свои ноги, обутые в японские полусапожки, новые и дорогие, "Хинза", из тонкой мягкой кожи с синтетическим утеплителем, с длинными острыми носками, окантованными латунными вставками. Носками, которыми так действенно можно было пинать под яйца оборзевшим клиентам.

  

   Мужчина, которого она преследовала, подошел к таксофону, на углу дома, рядом с каменной лестницей, ведущей куда-то вверх. Он сунул чип-карту в приемную щель, стал набирать номер.

   "Господи, с кем я опять связалась, у него даже трубы нет! Какая-то сегодня косая полоса пошла..." Однако, наученная горьким опытом (опыт бывает как сладкий, так и горький, а также соленый и кислый), не поспешать с выводами, Лайза остановилась поблизости, делая вид, что подтягивает чулки, одновременно демонстрируя ему точеную красоту своих ног.

  

   "Да, - говорил он в трубку, косясь на лайзины ноги. - Да". Затем опять: "Да". Еще раз: "Да". И повесил трубку. Вытащил карту из щели и, свернув за угол и шагая через три ступеньки, направился прямиком в какое-то заведение. Лайза не могла упустить мужчину, который все время говорит "да". Это хороший клиент, еще были бы у него деньги...

  

   Вот, оказывается, куда вели те ступени. Это был китайский караоке-бар "Шанго", что в переводе означало типа "хорошо", "кайфово". И затеплилась в промежности надежда, что безденежный человек вряд ли бы полез в фирменный бар. А отсутствие у него мобильника можно легко объяснить тремя причинами: может, у него украли трубку - кругом ведь ворье, - а новую он еще не успел купить; либо он его поставил на подзарядку, либо он одного с Лизой поля ягодка. Ведь она тоже никогда не пользуется мобильным, боясь электромагнитного излучения, ПРОНИКАЮЩЕГО ПРЯМО В МОЗГ! Светка над ней подшучивала, предлагала пользоваться наушником, но Лиза и этот вариант отвергала. С наушником и проводом - только клиентов смешить, она будет походить на глухую тетерю, пользующуюся слуховым аппаратом. Или того хуже - походить на шизоида, который идет по улице и сам с собой разговаривает. Все эти её причуды иногда доставляли массу хлопот, но здоровье дороже.

  

  

  

  

  

   В полупустом зале было жарко, пахло тибетским ладаном и лапшой быстрого приготовления. Посреди помещения горел газовый очаг, на вытяжной трубе которого висели два красивых, цвета охры, лука, орудия изгнания бесов (налоговых и санитарных инспекторов).

   Мужчина сел за низенький столик у окна, зашторенного шелковыми занавесками с вышитыми на них драконами и фениксами. Официант в синей маодзедунке и белых кедах быстро принял у него заказ и убежал за кулисы. Лиза заняла соседний столик, усевшись на стул с плетеной ротанговой спинкой. Нарочно не обращая на мужчину внимания, она принялась разглядывать кулисы - расписные бамбуковые ширмы. Благостный пейзаж Южного Китая: туманные холмы на горизонте, рисовые поля возле дороги, прячущиеся в бамбуковых рощах вдоль Янцзы деревушки.

  

   Лиза едва ли не жалела уже о затеянной по прихоти своей глупой игре. Но когда ей принесли блюда, заказанные наугад, она вдруг почувствовала зверский голод. Впрочем, ничего удивительного - приближалось время ланча.

   Лапша, пряная уха из карпа и свиные шкварки по виду, аромату и вкусу не имели равных. Лайзе нравилась её новая игра. Наполнявшая её сытость прибавила наглости. Она уже в открытую разглядывала мужчину. Его нужно было соблазнить во что бы то ни стало, хотя бы потому, что надо ведь расплатиться за ланч. А у нее совсем нет денег. То есть настоящих денег. Кошмар! Такого с ней никогда не было! во всяком случае, за последние три года.

  

   По мере того, как над ней сгущались тучи неплатежеспособности, мужчина ей нравился все больше. Правда, его порывистые движения немного раздражали. Его левая бровь дергалась, указывая на склонность к потере самоконтроля. В то же время твердая, решительная линия губ придавала его лицу некую грубоватую чувственность, не оставлявшую женщин равнодушными.

  

   Между тем мужчина по-прежнему не обращал на девушку внимания. Он скорчился над столиком, над своими глиняными горшками, внутренние стенки которых блестели от прозрачного жира. Неловко орудуя палочками, глотая слюнки предвкушения, он доставал из горшка кусочки потрохов - волокнистые, красноватые, мягкие, сочные, проспиртованные и пропитанные пряностями и травами с резким, сладко-соленым вкусом, в котором мёд смешивается с плесенью...

  

   Лиза, чтобы оттянуть время, заказала рисовую водку. Маленькая бутылочка имела на этикетке всего один иероглиф - квадратик, перечеркнутый посередине горизонтальной линией. Чтобы отвлечь официанта от дурных предчувствий, она попросила расшифровать наименование спиртного напитка. Официант, с лицом, похожим на всех китайцев, объяснил, что иероглиф "ЖИ" означает "солнце", или "свет". Напиток был странноватый, но, в общем-то, неплохой, если его проглотить. "Да будет свет!" - провозгласила Лиза полушепотом и опрокинула в себя еще одну порцию огненной жидкости из фарфоровой маленькой чашечки. Действительно, очень скоро в помещении как будто стало светлей.

  

   "Разрешите вас пригласить", - сказал мужчина (тот самый!), вдруг оказавшийся перед Лайзой. "Я не танцую", - смутилась она. "Я тоже, - ответил мужчина, поднося к её губам микрофон, похожий на половой член. - Давайте споем на брудершафт". Ну да, это же караоке-бар, - вспомнила Лайза. Она машинально схватилась за член, то есть микрофон, но мужчина не отдавал. И так они, держась за один предмет и глядя на экран, щека к щеке, запели под музыку и диктат появляющегося текста:

  

  

   Вы-ы-ход-и-и-ла на берег Наташа,

   Вы-ы-ход-и-и-ла на берег крутой.

   Да-ста-ва-а-ла автомат "калашу",

   Па-а-лива-а-ла с горки ледяной.

  

  

   Наконец, когда спевка кончилась, Лайза смогла разглядеть мужчину повнимательней. Бледные глаза на скульптурном лице. Кожа, кстати, загорелая, летом, видать, был на югах. (Турция? Таиланд?) Темные мягкие слегка волнистые волосы зачесаны назад, открывали умный лоб. Лайза затруднилась определить его возраст: это было лицо молодого ещё человека, но по щекам залегли морщины, предрасположенными в будущем стать глубокими. Высокий, в руках, плечах и осанке что-то от атлета.

  

   Как медик и специалист по мужчинам, Лайза попыталась набросать его психологический портрет.

   При всей своей кажущейся веселости, что-то в нем было трагическое. Человек с печоринской ленью к жизни и с этакой хемингуэенкой в глазах. Легко можно представить, как в сумрачный период года, когда уровень серотонина в организме падает из-за отсутствия солнца, он подносит к виску короткоствольный "бульдог"... (детские впечатления Лизы, оставшиеся от отца).

  

   Лайза почему-то не сомневалось, что у него есть оружие, и он умеет им владеть. А еще иногда он бывает опасен. В какие-то моменты времени от него веет чуть ли не божественным могуществом. (Впрочем, возможно, это впечатление создает мужественный запах его одеколона "Лоренс Аравийский" - пряный, жаркий запах пустыни.) Но по большей части он совершенно беззащитен и легко раним.

   К какому общественному классу бы его отнести? Похож ли он на состоятельного человека? Пожалуй, нет. Скорее на мелкого предпринимателя, который никак не может выйти на высокую орбиту. Впрочем, решила Лайза, крокодил тоже может летать, только очень низко и недалеко.

  

  

  

  

  

   Пётр (так его, оказывается, звали) заплатил за ланч. Расплачиваясь, денег не жалел, дал официанту хорошие чаевые. Лайза оценила его щедрость. В таких случаях у нее что-то сладко сжималось внизу живота и там становилось тепло. Первый раз это произошло далекой зимой, когда ей было 9 лет: на крыше сарая (они бегали с ребятами по крышам) она нашла кем-то брошенный кошелек. Кто его туда зашвырнул? - неизвестно. Кошелек, конечно, был пуст, но Лиза на всю жизнь запомнила то сладостное чувство, очень близкое к оргазму (хотя она тогда не имела понятия, что такое оргазм), когда увидела на белом-белом снегу черную мокрую кожу и блестящие металлические рожки с шариками. Как знать, не этот ли фрейдистский образ кошелька как вместилища-влагалища лег первым кирпичиком в здание её будущей взрослой жизни. Она училась, мечтала быть врачом, а подсознание усмехалось. Оно-то знало: у тебя сформировалось сознание проститутки, и значит, быть тебе проституткой. Кошелек - деньги - пизда, такая вот связь.

  

   Наевшись, напившись, напевшись, они вышли из караоке-бара в середину зимнего дня. Прополоскали альвеолы холодным кислородом начинающейся зимы. В воздухе кружился совершенно фантастический снег, занося средневековые замки и стеклянные призмы современной Москвы. Мос! Ква! Хотелось квакать! Или плакать. Или хохотать! У Лайзы было пр-р-рекр-р-расное н'строение. Оказывается, можно иметь хорошее настроение и, не взбадривая себя наркотой. Главное, встретить хорошего человека.

  

   Приобняв девушку за плечи, человек с библейским именем повел её в неизвестную даль. "Куда мы идем?" - "Тут близко". "У тебя здесь офис или дом?" - "И то и другое". "Ты живешь, где работаешь?" - "Я работаю, где живу". "Яс-с-сненько. Ты знаешь, у меня анал... анал-л-логичная сит'ация... си-ту-а-ци-я... Слушай, Пётр, Петя, Петенька... я вообще в доску пьяная. Так что имей это в виду, когда будешь в-в-водить в меня... тьфу... меня вводить в курс дела... и особо меня не кантуй... А впрочем, кантуй не кантуй, а сам знаешь, что получается... ха-ха-ха... какое здесь у вас эхо. Старые подъезды... а где цветы, где ковровые дорожки? Трудящиеся все спидздили?.. пардон, моветон, шерше ля фам... Привет, барбос... Хороший у вас швейцар... с бакенбар...бардами... Пётр, а у тебя есть халат с бранденбургами?" - "Есть". "Люблю мужчин в халатах, это как-то по-японски. Впрочем, можно и без халатов, дай Бог, чтобы хоть по-русски-то получилось... ой, что-то я разболталась. А ты немногословен. Ты краток, как на допросе... Слушай, а куда мы едем в этой железной клетке?" - "Уже приехали". "Слушай, Пётр, ты с этими ключами у двери, как Апостол Пётр у врат рая... ну, отворяй дверь в рай" - "Прошу".

  

  

  

  

  

  

  

   Глава 5. БАСКЕРВИЛь-ХОЛЛ

  

  

   Едва она переступила порог квартиры Петра, как сразу протрезвела. И тут же увидела, как в темноте прихожей горит уголек на корпусе подзарядного устройства. Ну, так и есть - мобильник Петра заряжался.

   Хозяин квартиры дернул за шнурок - зажегся свет. Гостья огляделась. Под ногами лежал зеленый коврик с золотой надписью "Добро пожаловать". Об этот коврик даже жалко было вытирать ноги, такой он был чистый. Стоя с краешку, гостья наклонилась (хозяин любезно её поддержал за талию), расстегнула молнии на своих сапожках, скинула их, остроносых, поставила аккуратно в уголок. Петр таким же галантным манером помог ей снять куртку и под локоток препроводил в комнаты.

   Собственно, была всего одна комната, но преогромная, а диагонально постланный ламинат, делал её еще просторнее. Беленые кирпичные стены в английском стиле. Модный стеллаж из натурального дерева, в меру уставленный книгами. Краснокожий с фиолетовым оттенком диван, с глубокими впадинами и кнопками молчаливо беседовал в компании пары кресел такой же упитанности. У эркерного окна - стол обтянутый все той же кожей. На столе стоял компьютер с плоским монитором. Одноногое, пятипалое рабочее кресло анатомической конструкции, казалось, ждало хозяина, любезно расставив мягкие подлокотники.

   Лайзе обстановка понравилась. Солидно, сдержано, стильно. Настоящий мужской интерьер. Петр ушел на кухню, очевидно, готовить кофе, а гостья продолжила осмотр мужского гнезда. Над диваном висела картина, писанная маслом, кажется, подлинник. На картине изображен был старинный паровоз с гигантской трубой, большими яйцеобразными фонарями и огромным скотоотбрасывателем. Паровоз увлекал фиолетовые вагоны в грозовую степную ночь, примешивая свой дым с проблесками искр к косматым тучам. Для Лайзы все эти фрейдистские мотивы были более чем понятны. Дымящийся фаллос - мечта мужчины. Она усмехнулась и перешла к другой стене. Там висела в роскошной раме олеография Ван Гога "Арлезианка". Ну, это уже банально.

   Лайза выглянула в окно. От горячего её дыхания холодное стекло запотело. И все же через этот флер было видно, как сквозь метель мчатся стада машин и как, рискуя жизнями, перебегают им дорогу люди.

   Возвращая внимание к комнате, взгляд Лайзы привлекла лежащая на столе записная книжка в черном переплете из искусственной кожи, с тисненым золотом логотипом фирмы "Блактон". Гостья испытала жгучий порыв заглянуть под обложку и увидеть на благородной голубизны бумаге мужественный почерк. Какие тайны доверял хозяин квартиры своему блокноту? Любовные похождения? Или гобсековские скучные подсчеты: приход-расход, дебит-кредит? А может, так: "Среда. Вчера замочил Косорылова. Это семнадцатая моя мишень. Завтра получу вторую половину гонорара и - на Багамы. Устал. Душа отдыха просит".

   Или еще более романтично. Он у приемника. Светится шкала. Звучит песня: "У синего, синего моря, где чайки летят над волною... та-та-та-та-та-та... поцелуй соленых губ". Песня обрывается и начинается диктовка пятизначных групп цифр: "Цвай, зекс, драй, нойн, айн... зибен, ахт, драй, фир, цвай...". Он быстро записывает, держа запасные карандаши в другой руке. Потом берет томик Гёте и расшифровывает запись. Прочитав, сжигает записку. От горящей записки прикуривает сигарету. Затягивается сладким дымом отечественных сигарет и, глядя прямо в камеру, говорит: ..."

   - Ёк твою мать! - под грохот на кухне выругался Петр.

   - Что случилось, Пётр? - крикнула Лайза из комнаты.

   - Да кастрюлю уронил...

   - Тебе помочь?

   - Не надо, я сам...

   "Ну, сам, так сам", - сказала себе гостья и подошла к стеллажу, взяла наугад книгу, каковой оказалась проза и стихи Набокова. Законным образом открыла обложку, прочла первую строчку стиха: "Уйдя на хутор бабочек ловить, / Вернулся в дикий Петроград...".

   Тут в комнату вошел Пётр, держа в руках поднос, на коем стоял паровозно дымящий зеркально-блестящий кофейник, чашечки тонкого фарфора, хрустальная вазочка с сахаром и прочая снедь.

   - Прошу, мадам, - сказал хозяин, гостеприимным жестом указывая гостье на столик и кресло. - Или, может быть, мисс?

   Гостья вздрогнула. Вот он - момент истины! Как он её подловил. Лайза впала в растерянность. А ведь именно к этому и готовилась. Что ответить? Правду или все-таки начать игру "хата джапан"?

   Пока она думала, Пётр уже разливал кофе. Что ж, решила она, будем играть по умолчанию. Каждый свою игру.

   - Хотите... - весело, как хвостом, взмахнула голосом Лайза, чтобы затушевать неловкое свое молчание, - ...угадаю, кем вы работаете?

   - Попробуйте, - в краткой своей манере ответил Пётр и лукаво улыбнулся.

   - Вы - частный детектив.

   - Мимо. - Отхлебнул кофе.

   Лайза надула губки. Но быстро опять воодушевилась.

   - Применим дедуктивный метод. Вы ведете записи... - Её взгляд прыгнул к столу. - Нет-нет, я не читала, просто увидела записную книжку и подумала... э-э-э... может быть, писатель, а?

   - В яблочко, - ответил Пётр, но не обрадовался, отставил чашку и почему-то нахмурился. Лайза усекла, что её новый знакомый, кажется, не любит слова "писатель". Но разговор надо было продолжать.

   - А в каком жанре вы работаете?

   На лице писателя мелькнула уже явная гримаса отвращения, однако он быстро справился с эмоциями, гордо поднял голову к потолку и пояснил:

   - Я концептуалист.

   - Ага, - глубокомысленно произнесла гостья. - Это, наверное, модно, да? Концептуализм там, постмодернизм...

   - Да как вам сказать... - Пётр неопределенно повел плечами. - Это, скорее, опасно, чем модно.

   - Понимаю. Конкуренция, издательская политика и все такое... Мне один такой постмодернист нравится...

   И Лайза завела никчемный разговор о шарлатанском романе одного популярного пройдохи. Лицо Пётра опять скривилось в гримасе отвращения.

   - Ох, извини, - спохватилась гостья, - я слышала, что вы, писатели... тьфу, черт... короче, творческие работники... на дух не переносите друг друга. Совсем как мы... Ух, ты! Х-ха! Я хочу сказать - как мы, женщины. Да. В каждой видим соперницу. Так бы и выцарапали глаза друг дружке! Уж такова наша природа... Прекрасный кофе.

   - Музыку, хотите, поставлю?

   - А у вас какая?

   - Всякая.

   Они встали с кресла и подошли к стеллажу, где на одной из полок громоздилась блестящими кубами музыкальная установка.

   - Вот здесь, - Пётр указал на ряды коробочек с дисками, - оцифрованный винил, музыка шестидесятых годов: "Дорз", "Роллинг Стоунз", "Бердз", "Дип Перпл", "Моуди Блюз", ну и в таком роде. Здесь, - Пётр перебросил руку на другую полку, - семидесятый год, там дальше - 80-е, ну, знаешь - "АББА", "Бони-эМ"... А тут - рок девяностых...

   - А современная? - спросила Лайза.

   - А разве есть современная музыка? - удивился Пётр и пояснил: - После 2000 года музыка выродилась... А здесь, - хозяин квартиры любовно погладил диски, - классика. Есть концерты и даже оперы. Хочешь послушать "Goetterdammerung"?

   - А что это такое?

   - "Сумерки богов". Вагнер.

   - Ох, это, наверное, слишком тяжело. Что-нибудь полегче поставь.

   - Как насчет "Волшебной флейты" Моцарта?

   - Слушай, ты можешь завести нормальную музыку, без всяких этих выгибонов? - уже раздражаясь, сказала Лайза.

   - Пожалуйста, выбирай сама.

  

   Пётр пропустил её к полкам и, стоя за спиной, давал пояснения. Лайза разглядывала диски, а третьим глазом, который, как известно, у женщин находится на затылке, определяла расстояние до объекта. Расстояние оказалось оптимальным. Петр находился близко. Прицелившись, Лайза наклонилась, как будто что-то разглядывая внизу стеллажа. Стыковка была удачной. Она безошибочно почувствовала его стержень. Теперь, если он нормальный мужик, инициатива должна была перейти к нему. По Лайзиному сценарию - он начинает напирать, она выпрямляется, он сзади берет её за груди. Они еще тесней сближаются. Потом она поворачивается к нему - и начинают раздевать друг друга.

  

   - У тебя есть Элвис Пресли, "Люби меня нежно"? - непривычно волнуясь, произнесла Лайза, при этом она все еще находилась в г-образной позиции и явственно ощущала, каким hard стал on. Ей даже послышалось металлическое звяканье. Вдруг стальной браслет сковал её запястье, а второй обвил железную стойку стеллажа и защелкнулся. Правая рука бедной Лизы оказалась прикованной к стеллажу. Лиза дернулась, стеллаж не шелохнулся, он хорошо крепился к полу и потолку. У неё похолодел живот, когда она осознала, что влипла в неприятную историю.

  

   Среди людей её профессии ходили страшные легенды, о том, как иногда проститутки попадали в лапы к садистам, маньякам и прочим выродкам. Это были жуткие истории. Рассказывали, что редко, очень редко кому-либо удавалось вырваться от психопата. Каждая девушка, слышавшая эти былички, думала про себя - конечно, это ужасно, это может случиться с каждой, но ведь не обязательно, чтобы это случилось со мной. Подсчитывали даже вероятность такого события. Оказывалось, что вероятность была небольшой, гораздо меньшей, чем оказаться под колесами сумасшедшего джипа. И все успокаивались, и шли на работу почти без страха.

  

   Между тем выродок нашел и включил заказанную гостьей песню. "Лав ми, лав ми..." - нежным голосом запел Элвис. А Лизе впору было кричать: "Хелп ми! Хелп ми!". Лиза заплакала. "Милый, милый Элвис, подумала она, где твой пистолет, которым ты расстреливал свои телевизоры, когда они тебя раздражали. Достань его - никелированный, длинноствольный, с огромным барабаном, большой-пребольшой револьвер - и застрели этого гада!"

  

   - Что вы собираетесь делать? - через плечо спросила Лиза. Она находилась в унизительной и совершенно беззащитной позе.

   - Ничего особенного, - ответил маньяк, - просто мы тебя трахнем, и все.

   - Зачем же меня приковывать наручниками?..

   - Потому что мой друг будет нервничать...

   - Какой еще друг?.. Такой же постмодернист?..

   - Ага. Можешь не волноваться, мы не причиним тебе вреда.

   - Так это игра? - с надеждой в голосе спросила Лайза.

   - Как тебе сказать, для него это все слишком серьезно.

  

   Господи, взмолилась жертва, она была согласна даже на друга. Хотя пизнес-леди не любят ситуации, когда тебя снимает один, а на хате оказываются еще и друг съемщика, а то и несколько жлобов, причем вставить норовят три члена, а оплатить за один.

   От слов Пётр перешел к делу. Он поднял подол лайзиного платья и забросил его ей на спину.

   - Тебе не жарко? - спросил Пётр, увидев подъюбочную женскую упаковку, и потянул вниз первый слой.

  

   Только теперь она вспомнила, что не успела снять шерстяные колготки. Обычно она зимой как делала? Если была у клиента, просилась сначала посетить ванную, там она снимала снизу все теплое, заворачивала и клала в пакет. И потом уже, в одних прозрачных колготках, приступала к любовным играм. Уходя, снова тепло одевалась. Она берегла свой рабочий орган. Не то, что некоторые молоденькие дурочки, которые из какой-то ложной стыдливости зимой работали в тонких трусиках. Хронический цистит (насморк письки) - это еще самое малое, что можно заполучить от такого форса. Вот и получали в скорости воспаление придатков и бесславно покидали проституционный фронт.

   - Жарковато, - призналась Лайза, послушно переставляя ноги, как распрягаемая конюхом кобыла.

   - О! А это что у нас? - спросил мучитель, разглядывая открывшиеся прозрачные колготки, которые Лайза надевала скорее не для красоты, а чтобы шерстяные не раздражали кожу.

   - Теперь снимем трусики, - комментировал свои действия насильник, стянув и отбросив второй, прозрачный, слой. - Замечательные трусики, с кружевами. У вас хороший вкус. - Этот подонок из уважения даже перешел на "вы". - Нет, эту последнюю деталь туалета я, пожалуй, оставлю. Пусть мой друг оценит и сам потрудится. Я, думаю, ему это доставит удовольствие. А теперь, если не возражаете, я заклею вам рот и, с вашего позволения, приглашу друга.

  

   Не дожидаясь, впрочем, возражений и позволения, Пётр заклеил липкой лентой рот жертве и позвал друга.

   И друг явился. Из кухни, клацая когтями по паркету, вышел огромный дог, с острыми ушами и большим членом. Настоящая собака Баскервилей, одно из воплощений женских кошмаров.

   Лиза замычала, забилась в истерике, боком прижалась к стеллажу.

   - Мой друг нуждается в случке, - спокойно сказал Пётр. - Но не каждая сучка ему подходит. Потом с владельцами весьма хлопотно договориться... Вы не представляете, как трудно собаке подобрать партнера.

   Лиза пыталась порвать цепь. Дог зарычал.

   - Вы раздражаете его, - пояснил владелец пса.

   Свободной рукой она хотела отклеить рот, но лента так прилипла, что рвала кожу.

   - Кричать не советую. Он этого не любит. И вообще, если будете вести себя как пугливая овца перед волком, он просто разорвет вас на куски. Так что примите позу покорности, закройте глаза и потерпите пять минут. Ему больше не надо.

  

   Видя, что Лиза приняла позу покорности, владелец дал команду своему кобелю:

   - Хамас, действуй.

   Хамас, роняя слюну, бросился к жертве. Оскалил пасть и цапнул девушку за мягкие ягодицы - не больно, только зацепил клыками за трусики и попятился, их снимая. Трусики затрещали, порвались, слетели с тела. К ногам пса упали. Дог наклонил голову, понюхал впитавшуюся в материал прокладки кровь. Его дико возбудила кровь человеческая. Он бросился к Лизе и, высунув огромный мокрый язык, с хлюпаньем стал слизывать кровь, сочащуюся из бедной Лизы. Свет померк перед глазами её. Она чувствовала, что сейчас умрет от ужаса и отвращения.

  

   В лихорадочных поисках чего-нибудь тяжелого, она схватилась за ручку одного из плоских ящиков, которые располагались в нижней тумбе стеллажа. Она выдернула ящик, оттуда посыпалась всякая всячина. Лиза действовала левой рукой, но, по счастью, она была левша. Когда кобель встал на задние лапы, а передними обхватил женщину за ребра (когти вошли под кожу), и что-то горячее и липкое прошлось по внутренней стороне бедер жертвы, Лиза с разворота двинула ящиком псу по морде. Пес взвизгнул, отлетел (наверное, сам отпрянул от боли в носу) на середину комнаты. За ним, кувыркаясь, полетел ящик, который Лиза не удержала.

  

   Быстрыми и нервными движениями, царапая паркет и извиваясь телом, пес начал подниматься для новой атаки. Лиза, ища другое орудие защиты, моментально припомнила, что когда из ящика сыпались бумаги и прочие предметы, один из таких предметов очень тяжело бухнул у её колена. Она взглянула себе под ноги и не поверила. На полу лежал блестящий, с длинным стволом и огромным барабаном револьвер "Смит энд Вессон", какой она и просила у Элвиса. Казалось, он услышал её молитвы и ниспослал оружие возмездия. Недаром, многие фанаты считают его богом.

  

   Лиза благодарно схватила "S&w" за ручку, он был тяжелым, пришлось под ствол подставить колено. Лиза не знала, заряжено оружие или нет, есть ли где-то предохранитель, нужно ли взводить курок? Ничего в этом она не понимала. Она просто нажала на спуск изо всей силы. Раздался оглушительный грохот. Пуля попала в раскрытую пасть атакующего пса, разнесла в осколки верхушку черепа, разбрызгав мозги по всей комнате. Мертвое тело собаки рухнуло к ногам взбунтовавшейся женщины.

   - Ах, ты тварь! - зверем взревел Пётр и бросился на Лизу.

   Револьвер грохнул еще раз.

   Бедная Лиза рухнула в черную пропасть обморока.

  

  

  

  

  

   Глава 6. ДОСЬЕ

  

  

  

  

  

   Лиза очнулась и подумала, что ей опять приснился кошмарный сон. Руки и рот были свободны, она лежала на диване. Однако диван и помещение были чужими, значит, это никакой не сон, но кошмар продолжался.

   Она резко опустила ноги на пол. Кожа дивана под ней скрипнула. Лайза потрогала себя и поняла, что одета. Во всяком случае, прозрачные колготки были снова на ней. И платье на месте.

   Против нее в кресле сидел незнакомый мужчина и в упор её разглядывал.

   - Ну, вот, очнулись, это хорошо, - Он расстегнул пальто, выпрямил спину, готовясь к разговору.

  

   Это был человек лет сорока, с военной выправкой, точен в движениях и почти красив, если бы не физический изъян - кубической формы голова. Как врач, Лиза поняла, что это результат неправильных действий акушерки. Неопытная, она сплюснула голову, когда тащила ребеночка при родах. А восстановить побоялась, можно было повредить мозг. В другое время она бы посочувствовала этому человеку, но сейчас он ей внушал ужас.

  

   - Кто вы?! - спросила Лиза, почти крича.

   Закинув ногу на ногу, с любезной улыбкой, от которой Лиза внутренне похолодела, человек сказал:

   - Успокойтесь. Вам ничего не угрожает. Разрешите представиться - полковник ФСБ Мурашко из Тринадцатого Главного Управления. Мы...

   И тогда Лиза увидела, что у двери стоит - в каком-то кротком и тем более гнусном ожидании - другой человек, казенного вида: приземистый, неприятный, в черном пальто, с волчьим углом смуглого лица.

   Вслед за тем она поняла, что на кухне ещё находятся не менее двух человек, говоривших придушенными голосами. Звякала ложечка о стекло стакана, словно они чаи гоняли.

   - А где этот... и собака!? - Лиза взвизгнула, забралась на диван с ногами. И опять она увидела.

  

   В углу комнаты, на полу, кто-то лежал, прикрытый простынею. А посредине на кровавом паркете были нарисованы мелом две контурные фигуры. Одна напоминала человека, другая - собаку.

   - Не волнуйтесь, пса уже унесли, сейчас унесут Петра, - сказал полковник Мурашко и громко щелкнул пальцами.

   Тотчас из кухни вышли те двое, вытирая рукавами мокрые от чая губы. Подошли к тому, кто был накрыт саваном, взялись за носилки (труп, оказывается уже лежал на носилках) и, маневрируя, вышли из комнаты на лестницу.

  

   - Я их убила?! - опять, на грани истерики, вскричала девушка.

   - Да, знаете ли, наповал, - безразлично махнул рукой этот страшный человек.

   - Как вы здесь оказались?

   - Да вот шли к другу в гости выпить рюмку чая, а его укокошила любовница.

   - Я не любовница! Мы только познакомились! я не виновата!..

   - Тихо, тихо, соседи услышат. Вы тут со своей стрельбой и криками переполошите весь дом...

   - Имейте в виду, - умерив голос, стала оправдываться Лиза, - что он пытался меня изнасиловать... и даже не сам, а с помощью своего жуткого пса. Господи, как это все мерзко, гадко, отвратительно!

   - Однако вы лихо с ними расправились.

  

   Его пасмурность рассеялась вдруг резким крикливым весельем, свойственным безъюморным людям. Но вообще, выражение его интеллигентного лица было проницательное и сосредоточенное. Он был, наверное, умен, хотя это замечалось не сразу.

   - Мы, признаться, не ожидали от вас такой прыти. Впрочем, это даже хорошо, что вы такая... мужественная женщина.

   - Ну, да... поневоле станешь прыткой. Вас когда-нибудь насиловал собачий кобель или вообще насиловали? - Лиза готовила аргументы в защиту своих действий на основе аффекта.

   Мурашко всем свои видом дал понять, что его никогда не насиловали. Он сам, да, бывало, насиловал. Лиза поняла это по его глазам. В них сейчас было то же самое выражение, что и в глазах братвы, которые приходили на девичий субботник.

   - Скажите, мне придется отвечать?.. за убийство? - спросила Лиза, натягивая на колени платье и прижимая руками подол.

  

   Мурашко неопределенно пожал плечом.

   - Ну, если будите с нами сотрудничать, мы вас отмажем, - смилостивился полковник. - Это дело мы взяли под свой контроль. Милицию мы не допустим. Это сугубо наше дело. Потому что... - ладно, открою вам секрет - убитые были нашими сотрудниками.

   - И собака?

   - А что тут удивительного.

   - Но зачем?.. Зачем ему это нужно было? Вроде бы он показался мне порядочным человеком... Он что, сумасшедший извращенец? Это, знаете ли, не очень хорошо характеризует вашу организацию.

   - Ну, - Мурашко распрямил пальцы и протянул руку, - позвольте уж нам самим решать, каким должен быть имидж нашего учреждения. - Он вернул руку на подлокотник. - Да, признаем. Пётр перегнул палку. Действовал слишком прямолинейно и грубо. А задание у него было простое - проверить вас на стрессоустойчивость.

   - Меня?! На стрессо... Да меня каждый день проверяют на устойчивость! Какое вы право имеете! Чего вам надо? Да я на вас в суд подам!..

   - Не советую. Тогда точно сядете за ограбление и убийство, с отягчающими...

   - Какое ограбление, мать вашу?! - Лиза разошлась вовсю, её обуял праведный гнев.

   Мурашко повернул голову к своему сотруднику, замаявшемуся уже стоять у дверей, и сказал: "Луис, поставь пленку".

  

   Мужик со странным для россиянина именем, откуда-то имея на руках кассету, подошел к видику, запустил её в нутро аппарата, кургузым пальцем нажал "PLAY". На вспыхнувшем экране Лиза увидела комнату Петра в черно-белом изображении.

   - Это снимала камера наблюдения, установленная в квартире нашего сотрудника, известного вам Петра, - пояснял немой фильм полковник Мурашко. - Вот как развивались события.

  

   Лиза увидела, как эти события развивались, и увиденное ей совсем не понравилось. Комната долго была пуста, даже пса не было видно. Вдруг из коридора в комнату вошла женщина. Её запечатлели со спины. Камера не очень удачно была установлена. Лиза с удивлением узнала себя. Вернее, не себя, этого не может быть, а женщину, одетую в точности, как Лиза. Типаж вообще-то подобрали довольно точный. Женщина воровски оглядела комнату, и камера, наконец, показала её лицо. Правда, издалека и не четко. Глаза женщины закрывали огромные черные очки. Но, в общем-то, она была похожа на Лизу, Лиза вынуждена была это признать.

  

   Между тем лизин двойник принялся торопливо обшаривать углы помещения, открывать шкафы, рыться в ящиках. В общем, действовать, как обычный квартирный вор. Вот женщина нашла пачку денег, видно была, как она обрадовалась. Её даже, кажется, охватила какая-то эйфория, так что она вынуждена была присесть на корточки, стиснув ноги и зажмурив глаза, и так просидеть несколько секунд. По-видимому, секунд довольно сладостных, почти оргазменных. (Лиза почувствовала, что краснеет.) Потом женщина с силой выдохнула воздух и, не торопясь, стала запихивать деньги во внутренний карман своей (якобы Лизиной) куртки.

  

   Потом воровка продолжила свое левое дело. И тут, в одном из ящиков стеллажа, она обнаружила знакомый Лизе револьвер. С интересом его осмотрела, с чисто женским любопытством, одним глазом, заглянула в дуло.

   И вдруг замерла. Повернула голову в сторону коридора. (Лиза услышала, как гулко бьется собственное сердце) В комнату вошёл человек, держа за поводок рвущуюся собаку. Собака беззвучно лаяла на женщину. Женщина, как в немом кино, также беззвучно что-то кричала в ответ, картинно закатывая глаза. Вдруг собака сорвалась с поводка или хозяин натравил её. Воровка выстрелила из револьвера. Дальше Лиза не смотрела. Помощник Мурашко выключил телевизор и забрал кассету.

  

   - Ну-с, - поддел итог сеансу полковник. - Вот так это было.

   Лиза взорвалась:

   - Неправда! Это какая-то гнусная подстава! Все было не так! Где вы откопали эту суку, похожую на меня?

   - Может быть, и подстава, - спокойно ответил Мурашко. - Но для суда этого доказательства будет более чем достаточно.

   - Я проститутка, а не воровка! И уж тем более не убийца, - оправдывалась Лиза.

   - Всяко бывает, - простецким тоном возразил Мурашко. - Где проституция, там и воровство, где воровство, там и убийство. Цепочка известная. Вам нужны были деньги, вы полезли в квартиру. Не вовремя явился хозяин. Мы не утверждаем, что вы хотели его убить. Но так уж получилось...

   - Враньё!!!

   - Вы станете утверждать, что вам не нужны были деньги?

   - Откуда вы знаете? Я прилично зарабатываю...

   - И все же недостаточно, чтобы вовремя вернуть долг. Например - полторы тысячи баксов небезызвестному Толику Узбекову, - ответом убил её полковник.

   - Это что, Толик вам сказал? Под-д-донок...

   Мурашко торжествующе улыбался.

   Лиза зажалась, отвернулась, обхватив руками колени.

   - Я не знаю, кто вы такие, и что вам надо от меня. Может, вы английские шпионы и хотите завербовать меня, что бы я работала против СНГ. Только вы ошиблись, я патриотка. Не улыбайтесь. Если хотите знать, проститутки самые ярые патриотки.

   - Согласен. Вот что... давайте по порядку, - Мурашко поднялся, снял пальто, продолжая говорить, - а то вы, с вашими истериками, поломали весь протокол.

   Он предстал в хорошем гражданском костюме, вновь уселся.

   - Итак, как уже было сказано, - продолжил Мурашко. - Я и мои коллеги представляем Тринадцатое Главное Управление ФСБ России. Вот мое удостоверение.

   Он раскрыл книжечкой и показал документ с красной полосой, фотографией, подписями и печатями. Лиза, однако, смотрела на его руку. Пальцы у него были длинные и чувствительные, такие бывают у музыкантов или развратников.

   - Что это за управление такое? - подозрительно спросила Лиза. - Чем оно занимается?

   - Законный вопрос. И в свое время вы получите на него ответ. Пока же могу сообщить вам его сокращенное название. Это Управление называется ЛИЗА.

   - Шутите?

   - Отнюдь.

   - И чем же, позвольте узнать, заинтересовала вашу ЛИЗУ, - Лиза утрированно подчеркнула чудную аббревиатуру голосом, - моя скромная персона. Вам ведь известно мое... э-э-э... ремесло. А, может быть, вы хотите, чтобы я охмурила какого-нибудь дипломата или подставила его, так же подло, как вы умеете это делать. Так у вас, вроде, свои сучки имеются.

   - Разумеется, у нас имеются сотрудники для любого вида секретной работы. Да, мы многое знаем. В частности, о вас и вашей семье. И даже более того. Нам известно также и то, а чем вы не знаете.

  

   Полковник Мурашко говорил медленно и доходчиво, как разговаривают с маленькими детьми, и к тому же понижал голос, чтобы создать видимость доверительности.

   - Ну хорошо, успокоилась Лиза, - Давайте ближе к теме...

   - Вот это по-нашему. По-чекистски. - Полковник прочистил горло. - Для начала откроем ваше семейное досье и кое-что прочтем из него.

  

   Мурашко поднял к себе на колени, стоявший на полу портфель. Щелкнув замочками, не торопясь открыл его - псевдо-крокодилово изделие, по-актерски умело нагнетая ожидание; вынул папку с многозначительным названием "Дело N", причем буква "е" в слове "Дело" было написана согласно дореволюционной орфографии - через "ять". Старинная, стало быть, папочка! Вверху на сильно потертой обложке под мрамор были наклеены ярлыки с аббревиатурами известных и уже канувших в Малую Лету карательных госучреждений: "ВЧК", "ОГПУ", "НКВД", "МГБ", "КГБ"... Ярлыки были перечеркнуты: самые древние - химическим карандашом, остальные - чернилами и пастой шариковой ручки. Единственной из не зачеркнутых аббревиатур оставалась нынешняя - новая: "ФСБ России". Похвальная преемственность.

  

   Мурашко перевернул обложку. Под картонкой, прижатые мощной пружиной, находились кипы листов, с постепенным переходом от пожелтевших и ломких от ветхости - ко все более свежим. Лиза на секунду почувствовала себя подпольным миллионером Корейко, которому великий комбинатор Остап Бендер зачитывает прошлые его прегрешения. Между тем Мурашко выборочно читал, и Лиза действительно узнала много интересного.

  

   Оказывается, её предки по материнской линии находились в сношении с тибетскими ламами. Не оттого ли она испытывала нежность к буддизму? Но если Лизина любовь была платонической, то её прабабушка любовь свою воплотила в реальные дела. Прабабушка, которая долгие годы прожила в Тибете(!).

  

  

  

  

  

  

   Мария Евграфовна, урожденная Шляпникова, синолог, тибетолог и гималаевед, родилась в самом конце девятнадцатого века, в 1899 году, в Нижнем Новгороде. Отец её был гимназический учитель географии, а мать служила классной дамой в епархиальном училище.

   В 1904 году её родителям представились перспективные вакансии, и семья Шляпниковых переезжает в Петербург. Мария окончила гимназию в 1915 или в 16-м году, когда вовсю бушевала Мировая война, которую все сначала приняли восторженно, а потом отринули как нечто постылое, не оправдавшее надежд. Девица Мария увлеклась было революционными идейками, но вовремя одумалась. По настоянию родителей дочь поступает на Высшие женские (Бестужевские) курсы, каковые курсы (словесно-исторический факультет) и заканчивает с отличием уже после Октябрьского переворота, получив диплом Петроградского университета. (В 1918 г. по распоряжению Советского правительства ВЖК были преобразованы в 3-й Петроградский университет, а в 1919 г. слились с Петроградским университетом).

  

   Советскую власть юная Мария приняла безоговорочно, когда к ним на квартиру явились пьяные накокаиненные матросы с "Авроры" на предмет изъятия буржуйских ценностей. Не сразу, однако, выяснилось, что они ошиблись квартирой. Направлялись, "понимашь", в квартиру Шниерзонов, а попали к Шляпниковым, бедным (к тому времени) учителям. Шляпников-отец, вытирая платочком кровь с разбитого носа, извинился за ошибку. Матросы извинения приняли, ущипнули Шляпникову-мать за ягодицу, а бестужевскую девицу Марию - за щечку. От греха подальше родители и юная Маша переезжают в Москву.

  

   В начале 20-х годов, несмотря на лихое время, Мария продолжила свое образование, увлекшись Востоком. Будучи одаренным полиглотом, она изучила китайский с диалектами - мандаринский и пр., группу сино-тибетских языков, тибето-бирманских, западногималайских, восточногималайских; освоила монгольские диалекты - северные и южные, а также говоры Внутренней Монголии - и стала работать в Институте Востоковедения. В тех же двадцатых (еще был жив Ленин и был почти в своем уме), Мария подала прошение в правительство большевиков, с просьбой отпустить её в Гималаи.

  

   Разумеется, её просьба не дошла бы до Ильича. На счастье Марии, её документ попал на глаза председателю Малого Совнаркома Александру Григорьевичу Гойхбаргу. Бывший приват-доцент Бестужевских курсов А. Г. Гойхбарг не мог не поддержать свою курсистку. Тем более что имел большое влияние в красном правительстве. С 18-го года он работал в Наркомюсте: являлся членом Коллегии НКЮ и заведующим Отделом кодификации и законодательных предположений.

  

   Немалую роль здесь сыграла и бывшая бестужевка Надежда Крупская. И вскоре ВЦИК Совнаркома, в лице Ильича, заинтересовался необычными планами Шляпниковой. С позволения советской власти и не без её помощи, Мария Евграфовна, тогда еще просто Мария, отправилась в свою первую трансгималайскую экспедицию. Целью было разыскать Шамбалу и завязать сношения с Великими Махатмами. Мария уполномочивалась послом Кремля. Для этого ей были предоставлены верительные грамоты, подписанные Лениным. (В то время он по старой привычке активно искал поддержку, где только можно.)

  

   Экспедиция относительно быстро пересекла Европейскую Россию, Сибирь, пограничный город Зайсан. Переправившись через Черный Иртыш, они оказались в монгольских степях. Тяжелейшие переходы в Гималаях и Тибете Мария переносила стойко. Несмотря на запретительные законы, ей удалось пробраться в самое сердце Снежной страны, завоевать доверие местных жителей. Шамбала, однако, так и не открылась смелой женщине.

  

   По возвращении на родину, Мария уже не застала в живых ВУМПРа (вождя и учителя мирового пролетариата) Ленина. Всеми делами в стране заправлял "этот грузин". Мат его был груб и по-хамски вульгарен, в отличие от мягкого и интеллигентного матерка Ильича. Грузина не интересовали мифические Махатмы. Его привлекала конкретная политика, в реальных странах. Например, в Китае. К тому времени там начались, вернее, продолжились, бурные события. Все, какие ни на есть востоковеды, направлялись туда. Машу направляют в Южный Китай, в Нанкин, в качестве помощницы Блюхера, бывшего там военным советником от Страны Советов, для укрепления гоминьдановской армии в их борьбе с северными милитаристами.

  

   Позже, начавшиеся трения (из-за непомерных амбиций Чан Кай-ши) между коммунистами и партией Гоминьдана (каковую партию создал первый вождь и учитель китайского народа (еще до Мао) великий Сунь Ят-сен), Блюхера отозвали, а вместе с ним и Марию.

   В Москве Мария обнаружила, что беременна. Ну, родила, оказалась - дочь, назвала её Нанкой (в честь памятных воспоминаний о пребывании в Нанкине); воспитывала одна, родители к тому времени ушли в лучший мир.

  

   Когда Блюхера арестовали, Мария - бывшая его соратница и, стало быть, сообщница (чего греха таить, довольно близкая, красный командир-то был видным мужчиной) - поняла, что ей срочно нужно уехать в новую трансгималайскую экспедицию. Отправив дочку к дальним родственникам в город Семиозерск, она обратилась за помощью к своим восточным друзьям, в Единый Буддийский Народный Фронт (ЕБНФ), находившийся в то время в Москве. Индийский революционер Свами Махариша Наг и его китайский товарищ Вынь Хуй помогли ей достать поддельный китайский паспорт.

  

   Хуй и Свами так же помогли ей перейти границу Внешней, а потом и Внутренней Монголии. На Севере Китая она попала на территории, контролируемые коммунистами. Видела Мао. Как грамотная, она была мобилизована на работу санитаркой. Японцы напирали, рвали фронты, раненых везли тысячами. Потом Мария попала в плен к японцам. Как грамотную, её хотели расстрелять, но вовремя подошли гоминьдановские войска и выбили японцев. Затем последовали долгие скитания по провинциям. Наконец Мария сумела прибиться к каравану, который шел в нужную ей сторону.

  

   Через горные перевалы проникла беглянка на южные плоскогорья Тибета, годами путешествовала по его восточным провинциям и северными пустынями трав. Странствовала под видом нищей-паломницы, с фальшивым паспортом, с легендой вместо подлинной биографии.

   Во время последнего похода пересекла весь Тибет от южной его границы до самой Лхасы. К старости отшельницей поселилась в безлюдной местности. Своими подвижническими подвигами приобрела репутацию и авторитет дубтоба (маг) и женщины-ламы (жетсюн кушог). Помогло то, что в Тибете матриархат.

  

   Были у нее ученики.

   Сидя в своем горном гнезде, часто вспоминала дочку. Особенной зимой, отрезанная от всего мира, когда дороги и перевалы засыпало снегом. От всего мира, но не от Центра, которому была по-прежнему верна. Ведь она дала слово Ленину, а он обратно слово не вернул. Поэтому регулярно, с помощью своей магической силы, раз в месяц она посылала "по ветру", как говорят тибетцы, телепатические шифровки. В Москве штабной перципиент принимал сначала народную тибетскую мелодию - тым-дым-тым-дым... и как бы горловое пение: оаэггы-ы-о-у-гг, а затем группы цифр.

  

   В Центре ею были довольны. Особенно ценные сведения были получены от неё во время неоднократных китайских вторжений в Тибет. Кроме того, она была самым финансово необременительным агентом. О её бескорыстии среди чекистов ходили легенды. Начальник шифровального спецотдела Глеб Бокий часто удивлялся: "Вот баба, даже батарейки для рации не просит выслать, на своей энергии работает. Вот всем бы так".

   В сводках разведуправления, отправляемых в Кремль, Марию называли не иначе как "наш человек в Лхасе".

   Однако, сказать по чести, Мария Евграфовна не совсем уж бескорыстно работала на Москву. Женским сердцем она понимала - если хорошо будет Стране Советов, то и дочке её тоже будет хорошо. Её Нанке...

  

  

  

   * * *

  

  

  

  

  

  

  

   "Пизда - очень серьезная вещь".

   Эдуард Лимонов

  

  

   Несмотря на суровое военное детство, Нанка выросла девицей легкомысленной. Еще бы - без отца, без матери, родственники ей мало уделяли время, она платила им той же монетой. Кстати о деньгах. С детства испытывая в них нужду, она быстро научилась их зарабатывать. В пятидесятые годы в стране победившего социализма профессия проститутки не была столь почетной, как сейчас. Нанка рано познакомилась с "право-предохранительными" органами, как она их называла. Приводы за спекуляцию, "аморальное поведение" и неразборчивые связи - вот далеко не полный список её подвигов к своему двадцатилетию.

  

   Кончилось это тем, чем и должно было закончиться. Нанка забеременела неизвестно от кого. Родственники посоветовали ей сделать аборт. Но в те времена косо смотрели на аборты, вернее, это Иосиф Виссарионович косо смотрел на аборты, и потому все тоже косо смотрели на аборты - поэтому они были запрещены. Так, благодаря косому взгляду товарища Сталина, на свет появилась премиленькая девочка, будущая Лизина мать. Её так и назвали: СталИна (с ударением на "и") - в честь товарища Сталина.

  

   Денег в семье катастрофически не хватало. И Нанка взялась за старое. Но провинциальный Семиозерск был маловат для её амбициозных проектов. Нанку безудержно потянуло в столицу, как её маму Марию тянуло в таинственный Тибет. Оставив Сталину на попечение родственников, Нанка укатила покорять златоглавую.

   Живя на блатных хазах, Нанка впервые познала стопроцентного иностранца и одуряющий запах иностранной валюты. А потом нагрянул умопомрачительный Всемирный фестиваль молодежи в Москве, и Нанка развернулась во всю. Вот тогда ею заинтересовались "предохранительные" органы покруче милиции. Они не били её, не запирали в обезьяннике, не домогались её в отдельной камере, - вели себя интеллигентно. Но от их спокойного тона Нанку бросало в дрожь.

  

   Впрочем, она напрасно боялась. Ей предложили условия просто сказочные - из банальной проститутки стать постельным агентом КГБ. Её устроят в систему "Интуриста" и, она по-прежнему будет встречаться с иностранцами, но уже на, так сказать, законных основаниях и под прикрытием Конторы. Эта крыша так же будет подыскивать ей клиентов - не каких-нибудь бедных зарубежных студентов, а, например, дипломатов, работников иностранных торговых фирм и в таком роде. Все, что Нанка заработает, она могла оставлять себе (валюту она сдавала и получала рубли по курсу Центробанка), а в Контору передавать письменные отчеты и аудиозаписи, добытые во время интимного сеанса.

   Знала бы Нанка, что мягким к себе обращением со стороны лукавых органов обязана "Тибетской маме", лица которой она уже не помнила.

  

  

   Курировал Нанку подполковник КГБ Усмурняк Сергей Леонтьевич. Она подписала договор (чернилами, чернилами...), и её отправили в 121-ю спецшколу. Там агентов, вернее, агентш (хотя были и агенты - голубого профиля) обучали танцам, хорошим манерам, приемам джиу-джитсу и технике половых сношений по древней методике "Кама-сутра". Эту методику еще в двадцатых годах привез в Россию небезызвестный индийский революционер Свами Махариша Наг. Да-да, тот самый Свами, который помог в свое время матери Нанки уехать в Синие страны. Удивительно, как своенравный Рок, хитроумно сплетает нити судеб человеческих.

  

   (Кстати, потом, в 49-м году, Сталин живьем закопал этого йога в землю у кремлевской стены по его собственной просьбе. Как своеобразную бомбу времени. Откопал Махаришу уже Горбачев. Живой и даже ничуть не постаревший йог уехал на родину с благой вестью о Перестройке).

  

   Нанка оказалась способным агентом. Виртуозно владея вагинальными мышцами, она легко могла разговорить самого молчаливого датчанина или японца. Полиглотские способности матери и милитаристский талант отца позволили ей без труда в совершенстве овладеть языками и покорить заморские страны. Вскоре она уже работала выездным агентом: Испания, Франция, Германия... Куратор - уже полковник (благодаря её успехам) - поговаривал даже о США. Но удовольствовались Аргентиной. Что-то в Штатах у них сорвалось, возможно, причиной тому была недостаточная осведомленность советских спецслужб о матримониальных вкусах президента К<...>, отягощенных интригами Мэрилин Монро.

  

   Закончила Нанка свою карьеру так, как заканчивают её большинство агентов. К началу семидесятых, она, потеряв былую привлекательность, вышла со службы в отставку и была отпущена на вольные хлеба - во Францию. Через год с небольшим на Шамп з'Элизэ (Елисейские Поля), у подножия Эйфелевой башни нашли её сплющенное тело. Догадки, циркулирующие в Конторе о причине её гибели, были разными. Одни считали, что она добровольно отправилась в последний полет. Нанка любила красивые жесты. Другие предполагали, что её заманила и столкнула завистливая французская подруга-проститутка. Это, впрочем, маловероятно, потому что там же все огорожено и кругом натянуты сетки. (И только есть одна узенькая калитка из гнутой металлической трубы - платный проход для самоубийц.)

  

   К тому же у Нанки была хорошая пенсия, выплачиваемая в валюте, что позволяло ей безбедно проживать в четвертом арандисмане, в самом центре Парижа, в отеле "Ambasador".

   Хотя, кто знает?.. Hotel "Ambasador", что на рю Трюмо, - место и без того хлебное. Клиенты все сплошь престарелые, но очень горячие латиноамериканские дипломаты. Так что "паркуа па?", как говорят французы - почему бы нет? Конкуренция зла. Конкурентка подпилит любую решетку, порвет любую сетку. Возможно, да, Нанка пошла по старой дорожке. Недаром арабы утверждают, что горбатого верблюда...

  

  

  

   * * *

  

  

  

  

  

   Вот такие героические бабки были у Лизы. Настоящие русские бабки.

   А что же Сталина? А вот Сталина подкачала. Хотя, что значит - "подкачала"? Наоборот, все её считали правильной девочкой. Короче говоря, Сталина выросла и прожила жизнь закоренелым совком. Ни о каких столицах не помышляла. Жила в своем заштатном Семиозерске (от некогда семи озер остались два и те были засраны) работала на фабрике "Серп и Молох" - сначала сшивальщицей, потом волочильщицей и, наконец, - мотальщицей. Пятого разряда.

  

   Однажды на фабрику приехала её судьба в образе скуластого, узкоглазого, жизнерадостного казаха. Из Казахстана пришла партия овечьей шерсти, но с документами вышла неувязка. Фазир Нарамбеков из Алма-Аты приехал разбираться. Парень молодой, веселый, на кабызе* играет (* народный струнный инструмент), поет непонятные песни, а остановиться негде. В гостинице номеров нет. А у Сталины, передовика производства (или - "передовицы"?), квартира пустует. Родственники-то все вымерли от старости, вот она и жила одна.

   Фазир, пока выправлял документы, тесно сошелся со Сталиной. Уезжая в свой Казахстан, умыкнул передовую девушку, - и ни дирекция, ни профком ничего не могли поделать.

   В 1985 году родилась Лиза Нарамбекова.

   В 1988 году папа-Фазир уехал в очередную командировку. И не вернулся. Мама-Сталина подала во всесоюзный розыск. Всё, что смогла установить милиция дышащего на ладан Советского Союза, это дату, когда Фазира видели живым в последний раз. Он играл на кабызе у некой гражданки, проживавшей в Могилеве. Гражданка заявила, что о дальнейшей судьбе Фазира ничего не знает, и без сожалений отдала кабыз. Музыкальный инструмент переслали Сталине. Теперь кабыз не возят по командировкам, он постоянно висит на стене. Но каждый день 20 мая - предположительная дата гибели Фазира - струны кабыза издают самопроизвольное гудение. Ровно сутки звучит эта потусторонняя музыка, потом постепенно умолкает. И так до очередного 20 мая следующего года. В остальное время кабыз молчит, как мертвый. Приходили экстрасенсы и аномальщики, интересовались этим странным явлением, изучали - крутили рамочками, включали счетчики Гейгера. На вопросы Сталины отвечали уклончиво. Советовали обратиться к Кашпировскому или Чумаку. Только один экстрасенс сказал бедной женщине, что видит её мужа в каком-то мире, где очень много воды. Как это понимать - не растолковал. Скорее всего, и сам не знал.

  

   В мрачные 90-е годы начался процесс выдавливания русских, в первую очередь - из столицы. (Слушая разговоры взрослых, Лиза-подросток представляла это типа - как пасту выдавливают из тюбика, потом выплевывают за ненадобностью). Мама потеряла работу, пришлось за бесценок продать квартиру в Алма-Ате (трехкомнатная, с паркетными полами) и переехать в Уральск. Там было больше русских и дискриминация мягче. Мама устроилась на завод. Им дали комнату в семейном общежитии (когда они дали взятку казаху-коменданту).

  

   В казахском Уральске у Лизы не было никаких перспектив. Но злая судьба вдруг расщедрилась. Семья одной Лизиной подруги уезжала в Россию, в город Екатеринбург. И Лизу, которая к тому времени окончила школу, взяли с собой. У мамы как раз завелся какой-то ухажер, её жизнь хоть как-то устраивалась. Лиза почувствовала себя лишней в той проклятой комнате. Короче говоря, мама была не против. Она сама мечтала вернуться в Россию, но сил для новой жизни уже не было. Дай бог, дожить бы эту.

  

  

  

   В Екатеринбурге Лиза получила какой-то вид на жительство и поступила в мединститут. Через шесть лет получила диплом. Срок вида на жительство истек в связи с окончанием учебы, и надо было уезжать обратно в Казахстан. Возвращаться в страшную комнату.

  

   В отчаянной борьбе за лучшую жизнь Лиза уезжает в Москву. Переходит на нелегальное положение. Там встречает Толика Узбекова, который берет её под свою опеку...

  

  

   Однако Лиза не знала, что за её судьбой следило зоркое недреманное око ФСБ России, преемницы КГБ. Спецслужбы не только следили, но иногда негласно помогали. Родители той девочки никогда бы не взяли Лизу с собой в Екатеринбург. Но их ПОПРОСИЛИ. И те не могли отказать. Все эти щедроты ФСБ объяснялись писанными и неписанными правилами спецслужб - всегда держать в поле зрения семью, члены которой хоть когда-либо сотрудничали с ними. И началу такому сотрудничеству положила прабабушка Лизы - Мария Евграфовна Шляпникова, которая в 2010 году, в возрасте 111-ти лет, покинула бренный мир и ушла в нирвану.

  

  

  

  

  

  

  

  

   Глава 7. НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК

  

  

   Полковник Мурашко закрыл папку. И тотчас на кухне смолкло радио, которое до этого играло увертюру к опере Вагнера "Лоэнгрин".

   - Прошу всех встать, - сказал Мурашко, поднимаясь с кресла. - Почтим память наших товарищей минутой молчания.

   Лиза встала с дивана. И даже дальний человек Луис тоже отлепился от косяка и стал по стойке смирно. Склонив голову, они молчали. Лиза в уме решала вопрос, чью, собственно, память они чтят - прабабушки Марии, бабушки Нанки или Петра с псом? Возможно, решила она, что всех четверых.

   - Можно сесть, - разрешил Мурашко, когда двадцатисекундная минута молчания истекла.

   - Итак, гражданка Нарамбекова, как собираемся жить дальше? - спросил полковник, голосом выделяя нерусскую фамилию визави.

   Лиза намек поняла. Но смело ответила:

   - А что ж, как жила, так и буду жить. Я честный гастарбайтер, никого не трогаю. Между прочим, регулярно плачу членские взносы в Фонд Нравственности...

   - ЧЛЕНСКИЕ взносы это хорошо, - опять выделил голосом полковник ФСБ, - но все же нелегальный гастарбайтер, - Мурашко потряс длинным развратным пальцем, - есть нелегальный, незаконный. За это мы можем выслать вас на вашу историческую родину, к Назарбаеву.

   - Да, Господи, да что же это... - взмолилась Лиза, - что ж вы прицепились к бедной девушке. Ну, уеду из вашей гостеприимной страны, где людей травят собаками, вам легче станет?.. Неужели мы, интеллигентные люди, не сможем договориться.

  

   И Лиза сделала так, что Мурашко на несколько секунд увидел её, просвечивающий сквозь прозрачный нейлон, магический треугольник. На полковника это демонстрация женской силы не возымела никакого действия. Либо он хорошо владел собой, либо только недавно слез с бабы, либо бабы вообще не его половой профиль.

   - Игорь Валерьянович, - обратился к полковнику скучающий по углам Луис, - скажите ей про подарок. Наследство все-таки...

   Судя по тому, что Мурашко не одернул своего подчиненного, который учил его, как надо вести вербовку, эта сцена была отрепетирована.

   - Ах, да! - не совсем убедительно воскликнул Мурашко, схватившись за свою квадратную голову. - После своей кончины ваша прабабушка оставила вам, Лиза, кое-что из своих вещей. Браслетики там, серьги. Очень ценные вещи. И среди прочего - ритуальный кинжал пурба. Тоже вещь весьма своеобразная.

   - Давайте, - протянула руку Лиза.

  

   Мурашко полез в свой портфель, но вынул оттуда не ожидаемый сверток или ларец, как представлялось Лизе, - а очередную бумагу. Вернее, газету. Лиза успела прочесть заголовок. Это был "Колокол Березовского" - издаваемая в Лондоне газета на русском языке и нелегально распространяемая в России.

  

   Мурашко зачем-то положил её на колени и этим ограничился. Усмехнулся:

   - Ишь вы какая скорая... Подарочек находится в Лондоне. Во всяком случае, скоро туда прибудет с нарочным. Чтобы его получить, надо поехать в Англию. Без нашей помощи вы туда не попадете. А если и попадете, то не сможете узнать - где и с кем надо встретиться. Прабабушкин наследственный подарок должен будет привести её последний ученик.

   - А вам-то откуда это известно?

   - Ах, Лиза, Лиза, забыли, с кем имеете дело? Ну, хорошо, поясню. Во время последнего сеанса связи, наш человек в Лхасе, то есть ваша прабабушка, сообщила, что вскоре уезжает в бессрочную командировку... ну, вы понимаете, куда... - Мурашко воздел очи горе, - в связи с этим, завещает передать свое небогатое имущество наследникам, буде таковые найдутся. Посланный от нее человек обязан ждать наследника в Лондоне в определенные дни и часы, в определенном месте. Поёлику наследники не объявятся, вещи перейдут в собственность ученика. Как видите, Лизавета Фазировна, посланнику даже выгодно, чтобы вы не явились на встречу.

   - А если он, этот посланник, вообще не приедет на встречу. Присвоит себе, и все. Кто ему укажет?

   - Ну, там, в Тибете, воля учителя, воля гуру - закон. Об этом можете не беспокоиться. И насчет всего остального тоже. Пароль для связи нам известен. В Лондон мы вас переправим, но...

   - Но не без-воз-мез-д-но, - зажав нос, сказала Лиза, подражая насморочному прононсу Совы, знакомой Винни Пуха.

   - Оченно верно, - так же насмешливо отозвался полковник. - Меморандум о сотрудничестве все-таки придется подписать.

   - Хотите, чтобы я попутно сфотографировала для вас Биг Бен вместе с Вестминстерским аббатством?

   - О нет, Лиза Фазировна. Дело гор-р-раздо серьезнее. И шутки кончились. При нашей расторопности, вам "карячится", как выражаются в определенных, зековских, кругах, если не расстрельная статья, то очень большой срок. А, выполнив наше задание, всего ОДНО задание, вы можете выйти на пенсию с хорошим валютным содержанием и жить, где вам вздумается. Хоть на Багамах.

   - Заманчивое предложение, - протянула Лиза, мысленно представляя себя богатой и независимой. - Что я должна сделать?

  

   - Ничего такого, что выходило бы за рамки ваших профессиональных способностей. Вы должны будите познакомиться с одним человеком и подарить ему прабабушкин - а к тому времени уже ваш собственный - кинжал... Видите ли, Лиза... - голос Мурашко стал еще более доверительным, - нам нужно завязать с этим человеком известные отношения. Для этого мы должны его заинтересовать. Денег у него - куры не клюют, так что его не купишь. Но есть у него одна слабость - он коллекционирует старинное оружие. Думаем, на ваш кинжал он клюнет. Вещь старинная, редкая и где-то даже волшебная... Ха! Шучу. Но вещь для любителя, несомненно, ценная.

  

   - А нельзя это дело провернуть без меня. Подарите ему этот кинжал сами...

   - Да мы бы с радостью, - Мурашко развел руками. - Но вот незадача: посланнику даны четкие указания - передать наследство лично в руки наследникам. И вообще, должен вам сказать, тот человек, который нас интересует, очень осторожен. Раскусить нашего профессионального агента ему ничего не стоит, как два пальца... А вас как наживку, у которой не будет на лбу печати ФСБ, он проглотит... ну, в смысле, поверит...

  

   - Но если я подпишу с вами соглашение, у меня появится эта ваша печать, - резонно ответила Лиза и почесала лоб.

   - Ну, ладно, так и быть. Возьму грех на душу. Ничего подписывать вам не придется. Соглашение будет устным. Так сказать, джентльменским. Вы нам доверитесь, мы - вам. Вот видите, условия более чем простые, не скажу - легкие, вы уж постарайтесь... А Родина вас не забудет. Все-таки вы наполовину россиянка. И на хорошую половину, смею заверить. Одна прабабушка чего стоит, да и бабушка была тоже не промах. Ну как, ударим по рукам?

  

   Мурашко протянул руку. Пальцы его дрожали. Наверное, с похмелья. И тогда Лайза сделала то самое, что все мы иногда делаем непонятно почему, хотя какая-то часть души точно знает, что иначе нельзя. Она согласилась.

   Посчитав, что теперь имеет полное право расслабиться, Лайза достала из тайничка сумочки заветный косячок и прямо при всех закурила.

   - А вот это вы сделали последний раз, - сказал полковник ФСБ, сразу унюхавший специфический дым, - во всяком случае, до тех пор, пока сотрудничаете с нами.

   Он встал и вырвал самокрутку из рук Лизы.

   - Какого черта! - взвилась на дыбы полуроссийская гражданка. - У меня привязанность! Меня без этого депрессняк давит...

   - Перестаньте маяться дурью. Никакая у вас не привязанность. Мы ведь знаем.

   Мурашко сунул косячок себе в рот и сделал несколько мощных затяжек. Потом закатил глаза.

   - Ох! Едрит твое масло, забористая Марья. До жопы пробирает... - удовлетворено сказал он.

   - В этой траве слишком высокое содержание ТГК, - сказала Лиза и пояснила, - тетрагидроканнабиола - одного из основных алкалоидов конопли. Первый раз, когда я попробовала, вообще блевала.

   - Кто вас приучил к этой гадости?

   Лиза махнула рукой:

   - Так, одна деваханическая подруга...

   - Деваха?..

   - Ага, Девакан. Это место такое, где встречаются все хорошие люди после смерти.

   - На кладбище, что ли? - усмехнулся Мурашко.

   Лиза видела, что под прикрытием циничной материалистической усмешкой в глазах полковника все же робко пробивается трансцендентальное любопытство. И потому она пояснила:

   - В переводе с санскрита "Девакан" - место богов. Небесная сфера, в которую переходят человеческие существа, сбросив свои физические и астральные тела, мир блаженства и единения душ.

   - Настоящее единение душ бывает только в наших рядах, - сказал полковник ФСБ.

   - Каждому по вере его, - зловеще заключила Лиза и вернулась в деловое русло:

   - Ну, так покажите мне клиента?

  

   Мурашко безжалостно придушил недокуренный бычок в пепельнице и раскрыл загодя приготовленную газету. Из нее выпала фотография. Протянул её Лизе. На фотографии был изображен человек - абсолютно голый, с калькулятором в руке. Лиза пригляделась и узнала.

   - Так это же...

   - Тс-с-с, - приложил палец к губам Мурашко и отдал приказание: - Никаких имен вслух не произносить. Для вас он просто - объект "Х". Понятно?

   - Так точно, товарищ полковник! - по-военному ответила Лиза. Но не удержалась от штатской привычки, добавила:

   - Ну и заданьеце. Ничуть не легче, чем соблазнить Тони Блэра.

   - Хуже, Петька, хуже, как говорил Василий Иванович. - Мурашко почесал затылок чапаевским жестом. - Тони-то Блэр доверчивый простак, до женщин падок, как и его бывший друг Билл. А этот, - Мурашко кивнул кубической головой в сторону фото, - осторожный и подозрительный лис, себе на уме. К нему на хромой кобыле не подъедешь.

   - Так куда же мне, с моей суконной, русско-казахской физиономией? - посетовала Лиза.

   - Физиономия у вас - что надо, - похвалил и обнадежил девушку полковник, который знал толк в девушках-агентах и просто девушках. - Восточную экзотику он любит. На этом и строится весь расчет. Я прав, Луис, а?

   Мурашко повысил голос, повернувшись к своему молчаливому товарищу, про которого Лиза время от времени забывала.

   - Компрендо* [*в натуре (исп.)], - ответил Луис. - Клянусь вечными льдами Йошкар-Олы, в которых замерз мой отец.

   - Итак, - в который уже раз резюмировал полковник, - Вам предстоит совершить, так сказать, vouage... где вас ждет little sexual affair - маленькое сексуальное приключение.

   - Ну и когда состоится операция, - спросила Лиза, переходя на профессиональный жаргон агентш.

   - Не скоро, - сказал Мурашко, надевая пальто. - После Нового года. Где-то в конце февраля намечен визит Далай-ламы в Лондон. Вместе с ним приедут разные паломники, в числе которых будет и Посланник. Короче, все детали обговорим позже перед вашим вылетом. Возможно, будут некоторые поправки. В общем, поживем - увидим. Одевайтесь. Мы отвезем вас домой.

   - А что мне теперь делать? - Лиза была в растерянности.

   - Как "что"? Продолжать жизнь пизнес-леди, - Мурашко взял портфель. - Да, кстати, теперь вы свободный художник. Мы выкупили вас у вашего хозяина, Кирилы Петровича. Бригадир подразделения Коновалов уже поставлен в известность. Толик Узбеков, ваш пастух, тоже информирован. Так что ничего не бойтесь. До отъезда мы вас пристроим в хороший отель. Будите зарабатывать неплохие деньги. Без налогов и поборов. Под нашей крышей там вас никто пальцем не тронет, если, конечно, не полезете куда-нибудь на чужую территорию.

   - Что я дура?! - Лиза была в смущении от такой заботы.

   - Ну вот и славно.

  

  

  

  

  

   Они вышли из квартиры покойного Петра. Мурашко опечатал дверь, и в сопровождении Луиса они двинули вниз по лестнице, почему-то не пользуясь лифтом.

   На улице их ждала черная машина - последней модели отечественная "волга" с раскосыми фарами. Мурашко галантно усадил девушку на заднее сиденье и присоединился к ней. Луис сел за руль, и они поехали в сторону центра.

  

   Уже вечерело, и Москва вся сияла как фальшивый бриллиант, а Кремль походил на рождественский пирог. Так и хотелось разрезать его и съесть. Впрочем, там уже давно все разрезано на доли и съедено. Скоро доедят последние крохи, и всем придет Пи<...>

   - Мне в Фили, - напомнила Лиза.

   - Мы знаем, - ответил Мурашко. - Луис подбросит меня до виртуального Феликса, а потом отвезет тебя. Ехать тебе далеко, может, соснешь?

   - Ну, хорошо, - привычно согласилась Лайза и стала расстегивать пальто Мурашко в районе ширинки.

   - Да я ж не в этом смысле, - вздрогнул полковник, но быстро расслабился, когда мягкие горячие губы упруго обхватили его головку.

   "Хорошо, что я сегодня помылся", - подумал Мурашко.

   Луис молча рулил, глядя прямо перед собой. Выехав на известную площадь, он заложил вираж и сделал два неторопливых круга, центром которого было пустое место, оставшееся от "Феликса". Остановился он, когда Мурашко кончил со звериным рычанием, выплеснув Лизе в лицо горячую, полезную для женской кожи, порцию мужской семенной жидкости.

  

  

  

  

   Глава 8. НА ЯВОЧНОЙ КВАРТИРЕ

  

  

   Так у Лизы началась новая жизнь. Она стала пизнес-леди высшего разряда. На работу в отель она приезжала часам к четырем-пяти, когда англичане садились пить вечерний час, и к рассвету успевала заработать денег столько, сколько раньше не зашибала и за неделю. И никому ничего за это не отстегивала. И никого не боялась. Мало того, могла уже выбирать клиента. Даже иногда отказывала какому-нибудь аномальному липучему голландцу или упившемуся до усрачки брутальному лесорубу из хвойной страны Суоми

   Швейцар Пахомыч, с двойными бакенбардами и перхотью на черном кителе с золотыми галунами, по-собачьи подобострастно приветствовал дорогую шлюху. Лайза (на работе она всегда Лайза) игриво царапала его снизу за подбородок и целовала в нос.

   Подруги с панели люто завидовали Лизиному фарту. Толик тоже засунул куда подальше свой менторский тон и больше не угощал её пролетарскими биг-маками. Теперь, когда их не связывали производственные отношения: начальник - подчиненная, Толик всерьез задумался о возможности брачного союза с этой фартовой бабой.

   По понедельникам и четвергам Лиза с утра ходила в секретный тренажерный зал, принадлежащий Конторе, куда пускали только ФСБ-персон. Под руководством опытных тренеров занималась чем-то вроде бодибилдинга, училась простейшим приемам самбо, джиу-джитсу и кунг-фу. Увлекающаяся Лиза попыталась было дополнить свои тренировки стрельбой из пистолета. Там был у них подземный уровень, оборудованный под тир. Но ей ответили, что стрельба не входит в курс её подготовки и что она и так метко стреляет.

   Лиза не стала настаивать. Нагрузки и без того были приличными, поэтому по утрам она расслаблялась в массажных и косметических салонах. Короче, вела обалденный образ жизни! За что с усердием благодарила полковника Мурашко: два раза в неделю - по вторникам и пятницам, где-то часиков в три, на явочной квартире, недалеко от Арбата. Из всей "Кама-сутры" Мурашко любил глубокий отсос и простейшую дог-позицию. Другого ничего не признавал. Все-таки при всём его, во многом поверхностном, интеллигентском лоске, он был и оставался солдафоном.

  

  

  

  

   Между тем время быстро летело. Кончились депрессивные месяцы ноябрь и декабрь, отсверкали фейерверками новогодние каникулы, необычайно длинные для россиян. Даже самые стойкие устали пить и похмеляться. Наконец кончился лютый февраль, морозы постепенно отступили, солнце светило ярко и чувствовалось уже тепло приближающейся весны.

   И вот пришло время загранкомандировки.

   На явочной квартире полковник ФСБ Мурашко передал Лизе Нарамбековой новенький заграничный паспорт, авиабилет до Лондона, немного наличности в фунтах и евро и перетянутую резинкой пачку пластиковых карт, с помощью которых она могла получать деньги в любом банке Европы. Да что там Европы - по всему миру! Однако пыл её быстро остудили. "Деньги почем зря не транжирь, - напомнил Мурашко тоном ревнивого супруга. - Траты должны быть разумными. Наличные прибереги на экстренный случай. Расплачиваться в основном будешь с помощью карточек. У них там все так делают. Вообще запомни, большая сумма налички на руках у них у всех вызывает подозрение. Могут стукнуть в полицию. И тебя возьмут под колпак - либо Скотланд-Ярд, либо, что еще хуже, Британские службы госбезопасности, учитывая твой статус иностранки...

   - Понятно, - сказала Лиза, опустила руку и включила стоявший на полу кассетник. Солист группы "Би-2" с надрывом запел:

  

  

   На линии огня

   Пустые города,

   В которых никогда

   Ты раньше не бывала...

  

  

   От этих слов Лизу всегда пробирали мурашки, особенно когда звучал припев.

  

  

   Полковнику никто не пи-и-шет,

   Полковника никто не ждё-ё-от...

  

  

  

   - Выключи, - приказал Мурашко.

   - Вам не нравится?.. Это моя любимая песня...

   - Сейчас не время.

   Лиза нехотя приглушила музыку.

   Одеваясь (застегивая брюки, завязывая галстук перед настенным зеркалом) полковник давал последние инструкции.

   Лиза, после душа, обнаженная лежала на диване, курила сигарету с ментолом и слушала шефа, разглядывая свои коленки. После обязательного двухразового секса они покраснели - ковер на полу хоть и мягкий, а все равно натер её нежную кожу.

   - На время операции тебе присвоен оперативный псевдоним "Алиса". Но для всех остальных ты по-прежнему Лиза. Загранпаспорт выдан на твое настоящее имя.

   - А зачем тогда псевдоним?

   - Под этим именем тебя будут знать наши из группы поддержки. Ты будешь работать под их прикрытием. Но самостоятельно.

   - Интересно, - усмехнулась Лиза. Чужим я представляю себе подлинную, а для своих фальшивую. Это, по-вашему, нормально?

   - Так требует инструкция.

   - Идиотство.

   - Ошибаешься, детка. Одна из заповедей разведчика: Предают только свои.

   - Товарищем Сталиным запахло...

   - Да нет, это я поодеколонился, - сознался Мурашко, возвращая на полку флакон с мужской туалетной водой "Кремлевская".

   Полковник сунул в рот сигарету, достал зажигалку из кармана брюк, прикурил. Повертел зажигалку, повернулся к девушке.

   - На-ка вот держи.

   Мурашко бросил ей на диван блестящий предмет. Лиза ловко поймала, даже не вставая.

   - Это тебе мой подарочек, будешь меня помнить там, в Англии.

   - Ух, ты! Это что? Зажигалка? Тяжелая. Фирма!

   - А то. Настоящий "Ронсон".

   Лиза пощелкала. Огонь горел ровным голубым, почти невидимым пламенем, как хорошо настроенный автоген.

   - Спасибо, Игорь... Валерьянович... Скажите, а у вас какой псевдоним?

   - Это совершенно не важно, - резко отрезал полковник. - И запомни: там, за границей, мою фамилию ты не должна произносить ни при каких обстоятельствах. Ясно?

   - Так точно! - Лиза шутливо отдала честь. Но потом стала канючить:

   - Ну, пожалуйста... товарищ полковник... На всякий непредвиденный случай... Псевдоним скажите свой... А то получается, будто вы и не существуете вовсе. Это не к добру.

   - Ну, ладно, - суеверно испугался бесстрашный полковник. - На время операции мое имя "Артур".

   - Странно. Как-то не очень для вас характерно. Я бы для вас придумала что-нибудь железное. Вы имена с потолка берете?

   - Нет. В разведке работают по системе. Разрабатываются концепции... По концептам и подбираются имена.

   - А в этой операции какой концепт?

   - Концепт Круглого стола. Работать-то будем в Англии...

   - Ага! А вы, значит, король Артур.

   - Правильно. А железные у меня - доспехи...

   - Тогда понятно, - Лиза хохотнула.

   - ...а твой клиент, согласно этой концепции, проходит у нас под именем "Мерлин".

   - Насколько я знаю легенду об Артуре, Мерлин это такой вредный колдун. А разве э-э... мистер Икс... похож на колдуна?

   - Конечно. Сидит там, в Лондоне, сука, колдует...

   - Тогда почему я Алиса? Это имя ведь совсем из другого концепта, скажем, Алиса в Стране Чудес. Как-то не в тему получается, а?

   - В этой операции были задействованы две концепции. Потому что их разработка велась двумя разными концептуалистами. Вообще-то, это обычная практика. Для конкуренции так сказать...

   Мурашко потряс кулаком.

   - Но одного из них ты укокошила... Пришлось взять самое лучшее из обеих концепций и соединить их в одну.

   - Вы имеете в виду Петра?

   - Да.

   - А-а-а... То-то он называл себя концептуалистом... Ой, я так расстроена... Неужели нельзя было как-нибудь иначе устроить мою проверку?..

   - Не расстраивайся. Он боец невидимого фронта. А на фронте, даже невидимом, погибают. Это лишний раз послужит тебе уроком, что наши игры очень, очень, очень серьёзны...

   - Игорь Валерьянович, а можно я "Мерлина" буду по-прежнему называть мистером Иксом. Привыкла уже. А "Мерлин" что-то не катит, не романтично как-то...

   - Называй как хочешь. Мне без разницы. Лишь бы ты задание выполнила.

  

   В тоне Мурашко Лиза женским своим чутьем уловила нотки ревности. И надо признать, она испытала приятное чувство. Все-таки она еще может влиять на мужчин.

   - Теперь насчет человека, с которым ты должна встретиться, - говорил Мурашко, имея в виду посланника из Тибета. - Ты с ним поосторожнее, странствующий отшельник. Кто он, точно мы не знаем. То ли лама, то ли шаман. Хрен поймешь. Скорее, и то и другое. Короче, налджорпа, как их в Тибете называют, то есть маг. Речь этих налджорпа иногда бывает неучтивой. А выходки непредсказуемы, порой - смертельно опасными. Говорят, они могу убить даже взглядом. Мы тебя, конечно, кое-чему научили, но... сама понимаешь, против его ментального каратэ тебе практически нечего противопоставить. Тут нужны магические способности, а этому учат годами, которых у нас с тобой нет.

  

   Лиза раздавила в пепельнице из чешского цветного стекла окурок и тоже стала одеваться, начиная снизу. Полковник подошел, взял девушку за ближайшую к себе грудь, слегка сдавил её сильными пальцами, поцеловал в сосок, чуть-чуть укусив его зубами. Как трогательно, подумала Лиза. Он был верен своим ухваткам.

  

   Она стала привыкать к его манерам и привычкам. Он ей даже нравился. Жаль, что староват для нее, а то, чем черт не шутит, можно было подумать о замужестве с ним. А то ведь - все трахают, а замуж никто не берет. Ей представилась одинокая старость проститутки: шеренга безымянных мужчин, уходящих в туман прошлого, и никого рядом - ни детей, ни мужа. Слезы навернулись на глазах.

  

   Полковник понял это по-своему.

   - Не дрейфь, подруга, мы сумеем тебя защитить. В момент передачи посылки мои люди возьмут его на мушку. Если он попытается что-нибудь с тобой сделать, мы прострелим ему башку.

   Господи! Он о ней заботился. Лиза с благодарностью взглянула на полковника. Подумалось, не такой уж он и старый. Седина еще не тронула макушки густых темных волос. Лишь при особых поворотах головы можно было догадаться, что половина этого лица восстановлена пластической операцией после того, как его ранило осколком в Аргуне.

  

  

  

  

   Глава 9. Рейс Москва - Лондон

  

  

   В Шереметьево Лизу отвез подручный полковника Мурашко, человек с нерусским именем Луис.

   Лиза как-то спрашивала полковника, кто такой этот Луис, почему у него такое странное имя? И почему он клялся вечными льдами, в которых якобы замерз его отец.

   Мурашко ответил, что Луис испанец, из второго поколения. Его отца в числе других эвакуированных испанских детей в тридцатых годах привезли в Москву. Почти никому не удалось вырваться из братских объятий Сталина и уехать после войны на родину в Испанию. А кто сильно настаивал, того отправляли в противоположную сторону. Так Фернандо, отец Луиса, оказался в Йошкар-Оле, где однажды и замерз. Потом его выпиливали изо льда.

   Но вообще-то, несмотря ни на какие льды и снега, испанцы в большинстве своем были преданы новой родине. "Порвем любого, - высказывались они даже сейчас, уже будучи пенсионерами, - если кто-то будет плохо говорить о России". Они остались преданными коммунистами-интернационалистами.

  

  

  

   В 8-00 её самолет вылетал в Лондон. В здании аэропорта, куда ни посмотри, бросались в глаза милицейские и спецназовские патрули с автоматами и собаками. Казалось, что здесь - в лабиринтах лестниц, залах ожидания, торговых, служебных и неслужебных помещениях - царит перманентный комендантский час. В общем-то, так оно и было.

   В последний момент примчался на своей ракете Толик Узбеков. Лиза стояла в очереди на таможенный досмотр. Впопыхах он запнулся о чей-то чемодан, чуть не упал, приземлился на колени, как джигит, и так, скользя по гладкому полу, подъехал к Лизе. Она вскрикнула:

   - Сумасшедший! Напугал меня...

   - Прости, опоздал, еле вырвался от своих...

   - Вот бригадир тебе шею-то намылит.

   - Ай, да пошли они!..

   - Мог бы и не приезжать. Мы ж с тобой по телефону простились.

   - Забурела... Не хочешь уж и знаться. Москвы, значит, тебе уже мало. Европу факать будешь?

   Лиза смотрела на Узбекова добрыми глазами человека, который уже никому ничего не должен, ничем не обязан, глазами свободного человека, а значит, счастливого. Толик подстригся и выглядел молодо и был особенно круглоголов по сравнению с Мурашко.

   Луис, чтобы не мешать молодым, отошел к киоску, где купил пачку папирос и испанскую газету "Аста маньяна" ("До завтра"). По строгим правилам органов госбезопасности, он должен лично проследить, чтобы провожаемый агент сел в самолет. И лишь когда авиалайнер взлетит, он поедет докладывать руководству.

  

  

  

  

   Лиза первый раз в жизни оказалась в огромном салоне Боинга. Согласно билету, её разместили в бизнес-классе. Соседние кресла пустовали, и Лиза по детской привычке села у прямоугольного иллюминатора. Подняла за козырек пластиковую шторку - увидела голубовато-белые рассветные поля аэродрома, цепочки огней на взлетно-посадочных трассах, далекие таинственные служебные сооружения с крутящимися и качающимися радарными антеннами.

   Вдоль герметичного борта их самолета ветер гнал нити снежной поземки, похожие на обрывки кружевного платья, которым природа пыталась прикрыть неприлично голый бетон взлетной полосы. Где-то под брюхом гигантского лайнера стал вспыхивать проблесковый огонь, будто вспышки от электросварки, и Боинг, завывая турбинами, медленно двинулся на стартовую позицию. Лиза возбужденно отвернулась.

   В салон вошла стюардесса с объявлением о длительности полета и его режиме, что можно делать, а что - ни в коем случае. Она свободно говорила по-русски и по-английски - этакая cosmopolitan, красивая девушка в небесных одеждах. Лиза даже позавидовала её героико-романтической работе. Но потом открестилась - пусть хоть озолотят, но летать каждый день и при этом глубоко в подсознании прятать мысль о возможной катастрофе, - нет уж, извините...

   Наконец зажглись предупреждающие надписи, и бортпроводница объявила: "Fasten Scat Belts". Потом наклонилась и помогла пристегнуться какому-то толстому неуклюжему пассажиру. Лиза, глядя на это, еще сильней подтянула ремень безопасности возле своей худенькой талии, чтобы не болтаться в кресле. Летать она побаивалась. Да что там говорить, ужас как боялась.

   Турбины набрали обороты, и когда звук достиг апогея, самолет вдруг рванулся по дорожке, словно его подхватила могучая рука некоего великана - и швырнула в небо. Боинг, сильно задрав нос, взлетел. Лиза судорожно вцепилась в подлокотники. Косым взглядом в иллюминатор она видела, как удалялась засыпанная снегом московская земля - сначала очень быстро проваливалась, потом все медленнее, плавно удалялась, так, что живот успокаивался и тошнота, подступившая к горлу, улеглась.

   Вскоре Лиза уже безмятежно наблюдала, как течет внизу нескончаемая облачная псевдотвердь. А там, где летел их воздушный корабль, в стратосфере, небо было темно-фиолетовое, и вечное солнце, если на него посмотреть, яростно било в глаза.

   Лиза смежила веки и подумала - хорошо бы заснуть и проснуться уже на подлете к Хитроу. Но это вряд ли возможно при её состоянии. К тому же самолет должен был еще совершить промежуточную посадку в Берлине. Вот сейчас он летел над бывшей ГДР, а ныне объединенной Германией, в хвосте обширного снежного циклона, который надвигался с континента на Великобританию, на Остров, как говорят англичане.

   Лиза обозрела салон и увидела, что через кресло, в её ряду, сидел молодой мужчина с добропорядочной внешностью, одетый в серый деловой костюм, с галстуком в косую полоску. Она в своем волнении и не заметила, когда он присоседился. Пассажир, не обращая на Лизу никакого внимания, читал толстый гламурный журнал. Лиза чуть наклонилась и прочла название журнала - "Men's Hoalth", чуть вытянувшись кверху, - прочла заголовок колонки, которая так увлекла её соседа. Колонка называлась "Рейтинг мужских достоинств". Ну, конечно, о чем же им еще читать, как не о своих достоинствах.

   Мужчина боковым зрением заметил лизины эволюции и закрыл лицо ладонью, поставленной на подлокотник руки. Ну и хрен с тобой, подумала Лиза, очень ты мне нужен. А потом привычно пожалела мужика - может, у него маленький пенис и он по этому поводу испытывает комплекс неполноценности? Чего пристала к человеку. Лиза зевнула...

   Мимо их кресел по проходу пробежал маленький мальчик лет пяти в черной кепке-бейсболке. Бойко так проскакал на кривоватых ножках в сторону туалета. Лиза подумала, что надо бы тоже сходить, пописать сверху на бошей. Но вставать было лень и к тому же придется беспокоить мужчину, стеснительно читавшего "рейтинг". И хотя на борту было достаточно туалетов, Лиза загадала, что пойдет, когда мальчишка вернется на место...

   Прыткий малыш, однако, заставлял себя ждать. Интересно, куда смотрят его родители. Не один же он летит? А если с ним что-нибудь случится. Самолет качнется, как уже качнулся не раз, и ребенок ударится головой... Отзывчивой Лизе стало не по себе, волнение её усилилось, а вместе с волнением усилился позыв к мочеиспусканию. Она сократила мышцы вагины и положила ногу на ногу. Позыв прошел, но тревога за малыша не проходила. Вот же равнодушные люди. Ни один гад не пошевелится. Почему она должна обо всех думать и заботиться?

   Ей показалось, что она задремала, но мысль о малыше не давала уйти в сон окончательно, и она подумала, что с этим надо как-то покончить...

   Лиза решительно встала и, довольно грубо толкнув коленями читающего пассажира, который упал на спинку и совсем закрыл морду журналом, - вышла в проход. Утопая каблучками в мягкой дорожке, подошла к санблоку. Так и есть! У дверей туалета, сидел на корточках малыш. Огромный козырек его бейсболки закрывал лицо. Под козырьком шевелились кулачки, мокрые от слез. Да что же это такое! Почему никто не смотрит за ребенком?!

   Лиза нагнулась, нависла башенным краном над малышом, подцепила его за локоток, поставила на ноги.

   - Что случилось, маленький?

   - Писать хочу, - сказал маленький.

   - Ну так в чем же дело, заходи и писай. Туалет не можешь открыть? - Лиза легко распахнула дверь в обшитую пластиком кабинку. - Открыто, заходи.

   Малыш, споткнувшись ботиночком о высокий порог, вошел. Лиза его сзади подхватила, чтобы он не упал. Малыш продолжал хныкать, растирая глаза кулачками.

   - Не могу втанивки ласстегнуть.

   - Штанишки?

   - Ага.

   - Ну, давай я помогу.

   Лиза закрыла дверь. Стоя за спиной ребенка, быстро расстегнула детские его джинсики и вытащила достоинства малыша.

   - Ого! - сказала Лиза, держа на ладони вполне приличных размеров мужской член, который к тому же продолжал стремительно наращивать свою длину и поднимал голову кверху.

   Малыш по-змеиному выкрутился, стал к Лизе передом, задрал голову. Лиза резко выпрямилась. На нее смотрела одутловатая физиономия взрослого мужчины и даже уже не первой молодости. Карлик сказал уже грубоватым голосом, но все еще с детскими дефектами речи:

   - Подлочи, а?

   Лиза шарахнулась назад, ударилась спиной и затылком о закрытую дверь. К тому же карлик её не отпускал. Крюком согнутой коротенькой своей ручонки он обхватил лизину ляжку, соблазнительно обтянутую блестящими колготками. Другая развратная ладошка скользнула под подол.

   - Давай пососи! - совсем убрав детский акцент, сказало это маленькое чудовище.

   Лиза оттолкнула похабника, тот налетел задом на унитаз и упал туда, задрав коротенькие ножки. Она распахнула дверь туалета, выскочила в коридор, едва не сбив с ног стюардессу с подносом. Крепко ударилась коленкой о косяк и... - проснулась.

   В левом колене угасала боль, которым она, дернувшись во сне, ударила в стенку под иллюминатором. Мужчина, уже без журнала и потому скучающий, повернулся к соседке и с улыбкой сказал:

   - Не советую вам проверять на прочность борт.

   - Где мы? - спросила Лиза и прокашлялась, во рту у нее все пересохло.

   - Подлетаем к Берлину. Уже снизились, скоро пойдем на посадку.

   Лиза отвернулась к окну, но ничего кроме белой мути облаков не увидела.

   - Вы летите дальше или...

   - Дальше. - Лизе пришлось поддержать неизбежный разговор.

   - Первый раз в Британское содружество?..

   "Пижон, - подумала она раздраженно, - нет бы сказать просто - в Англию...", а вслух ответила:

   - Первый, - и чтобы сразу пресечь дальнейшие нежелательные расспросы, исчерпывающе пояснила: - на конференцию тибетологов и гималаеведов.

   - Кто бы мог подумать, - удивился сосед, - что у гималаеведов бывают такие красивые ноги.

   - А вы представляли нас волосатыми снежными человеками?

   Попутчик засмеялся шутке и плотоядно, как снежный человек, облизнулся. И этот туда же. Начал ухлестывать. Лиза стиснула ноги. Опять захотелось в туалет. Собственно, этот позыв и стал причиной безумного сновидения с карликом. Пока не сели, надо сходить. А то закроют туалеты.

   - Не боитесь летать? - продолжил ухаживания попутчик.

   - Нет, - нахально ответила попутчица.

   И сейчас же схватилась за подлокотники, потому что самолет вдруг резко накренился. С верхней полки противоположного вздыбленного ряда упала чья-то сумка. Турбины взвыли на повышенных оборотах. Лиза вскрикнула.

   - Не бойтесь, мы делаем разворот.

   Лизу прижало к окну. Она уткнулась носом в прохладное стекло и увидела в разрывах туч план города. Под стальным крылом с опущенными закрылками раскинулся воссоединившийся Берлин. Это был огромный супергород, во все стороны уходящий кварталами к горизонту. Бывшая столица третьего рейха, где родился план "Барбаросса" и где он умер, захлебнувшись в собственной крови.

   "Открыть бомболюки", - мысленно приказала Лиза пилоту. Из-под брюха самолета стали выпадать, стремительно уменьшаясь, обтекаемые цилиндрики - бомбы с кольцеобразными стабилизаторами. Они летели долго, и вот наконец там далеко внизу распустились огненные цветы зла. БАМ! БАМ! БАМ!.. Колечки ударных волн расширялись, перемешивая кирпичи домов и людей, там живущих, с землей.

   Самолет выровнялся, взяв новый азимут, и Лиза облегченно вздохнула. Чтобы попутчик не думал, какая она трусиха, спросила непринужденно:

   - А вы, как я поняла, не в первый раз?..

   - В Британское содружество - в первый раз... (Вот же сука, заколебал своим содружеством)... а до этого был во Франции - родине Шарля де Голля.

   - Почему именно де Голля? Франция также родина импрессионистов, Марселя Пруста, Эдит Пиаф, Луи де Фюнеса, Жоржа Батая... и многих других великих французов.

   - Видите ли, каждый дифференцирует в меру своих жизненных пристрастий. Я по натуре голлист, если вы меня понимаете. А вы, наверное, из этих... из интеллектуалов?

   - Ну почему же, временами я тоже бываю голисткой, если вы понимаете, о чем я... В Англию-то по делам или туристом?

   - В тюрьму еду.

   - ?!?

   - Да, пригласили в Пентонвиллскую тюрьму. До этого они были у нас, а теперь вот, в ответ, меня пригласили. Я изучаю пенитенциарные системы...

   - Представляю, что они увидели у нас! Ведь средневековые же казематы... Какой позор. А ведь там сидят не только преступники, но и невинно осужденные...

   - Ну, знаете ли... Это такой ничтожный процент, что...

   - Это не процент!!! - Она дико рассердилась, аж подпрыгнула, - это люди!! А у вас все время получается: лес рубят - щепки летят!

   - Да-да, я с вами согласен, - испугался голлист Лизиного праведного гнева. - Простите, кажется, мы садимся...

   Мужчина сунул в рот мятную конфету и весь вытянулся в кресле, закрыв глаза. Лиза почувствовала, как тело её стало на треть легче - так быстро Боинг снижался. Она выглянула в иллюминатор. Карта города стремительно приобретала третье измерение. И вот уже дома с серыми и красными крышами, только что видимые с высоты птичьего полета, очень близко мелькнули под крылом. Горизонт стал виден в привычном ракурсе, колеса коснулись бетона, самолет тряхнуло, шины взвизгнули, и Боинг покатил, постепенно гася скорость. Лиза облегченно расслабилась. И чуть не описалась. Проклятье! Она так и не сходила в туалет.

   Немецкий аэродром Шёнефельд выглядел провинциальным и устаревшим по сравнению с модерновым Шереметьево. И часы на здании аэропорта как будто остановились, показывали все те же 8 утра.

  

  

  

   * * *

  

  

   Потом они пролетели оставшуюся часть Германии, бывшую ФРГ, пересекли воздушное пространство Нидерландов, зацепили северную оконечность Франции - родины де Голля и всех прочих французов. В районе Дюнкерка легли на правое крыло в направлении Дувра.

   Лиза подумала, что англичанам, наверное, неприятны ассоциации, связанные со словом "Дюнкерк", где Гитлер наголову разбил их морской десант. И только из уважения к англо-саксонской расе, дал возможность уйти оставшимся в живых, а не утопил их в море, как котят.

   И вот отвалил назад материк, и под крылом раскинулись холодные воды Па-де-Кале, или Дуврского пролива, который сливался с Ла-Маншем. С этой высоты вода обрела гладкость свинцового шелка, хотя, наверняка, сейчас там сильно штормит.

   Теперь, как объявила стюардесса, они полетят по прямой линии: Дюнкерк - Дувр - Чатем - Лондон. Дувр - это название вселяет в англичан гордость. Дувр - первый и неприступный бастион островного государства.

   Лиза чувствовала себя прекрасно. Она сходила пописать и, как потом выяснилось, зря страдала. Это ведь не поезд, а самолет. Туалет был химическим и работал во всякое время. Неужели она, наивная, полагала, что какой-то сомнительной русской будет позволено гадить на головы европейцам? Это им-то, у которых даже тюрьмы, как наши санатории, только с улучшенным питанием.

   Подтверждением хорошего питание были немцы, которые в Берлине оккупировали все места. Толстые, накаченные пивом боши, горланили экспансивные песни, которые в припеве звучали как марши. Но, в общем, надо признаться, было весело. С ними как-то не страшно было умирать, если что...

   А волноваться было из-за чего.

   Англию накрыл один из рукавов циклона, шел снег, видимость была отвратительной. Хитроу не принимал ("сильный боковой ветер на полосе", объяснила бортпроводница), и самолет совершал эволюции в воздухе. Их направили на другой аэродром - Кройдон, находящийся в южной части Лондона.

   Наконец они с грехом пополам сели.

   Все пассажиры громко улюлюкали и аплодировали пилотам.

  

  

  

  

  

  

   Глава 10. ЛОНДОН

  

  

  

   Она забрала свой чемодан с "карусели", прошла досмотр и теперь стояла на площади аэровокзала, пронизываемая ветром вперемешку со снегом. Её никто не встречал, и как она знала, встречать не будет. Проклятые конспираторы, бросили бедную девушку на произвол судьбы. А если даже предполагалось негласно её опекать, то тут вышла промашка. Она должна была прибыть в Хитроу, а прибыла в Кройдон. Вот так, из-за пустяка, срываются тщательно спланированные операции.

   Гнетущие чувства одиночества и оторванности от Родины охватили её, такую маленькую, такую беззащитную. Она не ощущала себя гражданкой Большой Восьмерки. Она чувствовала себя никому не нужной единицей. Все здесь было чуждым её русско-казахскому сердцу. И визуальное окружение, и люди, и язык. Попытавшись заговорить с аборигенами, Лиза поняла, что её тренер по английскому языку, преподавал какой-то другой язык, но только не английский. Местные говорили на каком-то гортанном наречии, совсем непонятном.

   Лиза приложила носовой платочек к глазам, полным слез отчаяния.

   - Miss, what happened? - спросил её один из двух парней, которые случились рядом.

   - Nothing, - машинально ответила Лиза.

   - Let's go! - толкнул приятеля другой, и они пошли своей дорогой.

   Подъехало лондонское такси - кургузая машина черного цвета, архаичными формами напоминавшая знаменитые эмки, только с более обширным кузовом. Лиза вытерла слезы и приняла независимый вид. Водитель, сидящий на том месте, где у нормальных людей располагается пассажир, высунулся в окошко и прокаркал:

   - Miss, come here! Get in, I'le give you a lift.

   К своему удивлению, Лиза поняла, что её приглашают подвезти. Она наконец-то потихоньку выходила из филологического ступора. Так всегда бывает поначалу. Надо только вслушаться в чужую речь.

   Водитель положил её чемодан в багажник, открыл заднюю дверь и пригласил в салон.

   - Thak you, сэр. - Лиза утонула на заднем сидении. - Плиз, Ноттинг-Хилл, любой отель "Би-энд-Би".

   - Олл райт! - ответил водила, и ударил по газам.

   Лиза подумала, что американец на его месте ответил бы "о'кей". Англичане из последних сил держатся за свои традиции. Они даже фунт стерлинга не отменили, и он ходит наравне с евро. Но ползучая глобализация все равно сделает свое черно-белое дело. Скоро все будут говорить "о'кей", жрать гамбургеры и пить "кока-колу". Впрочем, это-то как раз уже свершилось.

  

  

   Они мчались по трассе имени американского автомата М-16. Лиза сразу заметила, что англичане ко всему прочему в дорожных предписаниях придерживаются правила левой руки, а не правой. И потому едут по левой стороне дороги. Встречные машины непривычно неслись по правой. Даже жутко подумать, что случится, если какой-нибудь приезжий европеец машинально перестроится в противоположный ряд, как он привык ездить у себя дома. Лиза утешала себя, что встречные машины ведут аборигены и даже вон тот громадный, тупорылый, весь увешанный фарами, грузовой трейлер, ураганом несущийся навстречу.

   Город постепенно охватывал дорогу со всех сторон. Мелькали бетонные арки эстакад, стены из мокрого красного кирпича, кованые копья выкрашенных в черное чугунных оград. Постепенно дома подрастали. Сначала это были типовые двухэтажные пролетарские бараки из красного кирпича, но с садиками. Потом пошли многоэтажки, кирпичные и стеклянные башни. Старое и новое переплеталось, сочетаясь в странном, а порой и противоестественном союзе. Но чувствовалось во всем европейская терпимость.

   Лиза поняла, почему у них нет жилищной проблемы. Их дома стоят 100, 200, 300 и более лет. А наши разваливаются на пятидесятом году после постройки. А ведь ничего нет прочнее дома, сложенного из обожженного красного кирпича. Такой дом в принципе может простоять и тысячу лет. Вот такой долговечный красный кирпич и преобладал в английских постройках.

   - А? Что? - Задумавшаяся и поглощенная впечатлениями Лиза наконец услышала, что водитель её давно о чем-то спрашивает. Не особенно вникая, она согласно кивала головой, глядя мимо любопытного затылка в шоферской фуражке, видя лишь поцелуи снежинок на ветровом стекле и стирающие их взмахи дворников. Господи, ну о чем еще может спрашивать местный таксёр заморского гостя. "Иес-иес, from Russia". - "О, рашн! Горби! Пэрэстройка!". Лиза кивала, хотя ни Горби, ни перестройки как политической реальности давно уже не существовало. Так же, впрочем, как не существует никакой реальности вообще. Кроме окончательной. Которую каждый увидит в свое время.

   Они въехали в Ноттинг-Хилл, это западная часть Лондона, где живет небогатое население. Лиза действовала согласно запасному варианту инструкции, на случай, если бы она осталась без связи. Так и случилось. Потому она решила остановиться в скромном районе, поселившись в скромной гостинице, чтобы не выделяться. Тайный агент не может позволить себе ни афиши, ни мотовство. Хотя она недоумевала: почему, собственно, тайный агент? Разве получение наследства является тайной операцией? Но спецслужбы любят разводить секреты, как домашние хозяйки цветы. К тому же, им ведь надо за что-то зарплату получать. Или они в самом деле что-то замыслили, а Лизой делают ходы, как пешкой?

   Такси остановилось.

   - Готель, мисс, - сказал водитель и пошел доставать чемодан из багажника.

   Лиза вышла из машины, оглядела улицу. Было холодно, легкая метель подметала выстланную камнем мостовую. Неизвестная стрит тянулась в обе стороны, где почти идентичные фасады домов уменьшались вдоль пологого поворота. Типичные постройки эпохи викторианского классицизма.

   Подхватив багаж, шофер повел иностранку в тепло цивилизации. Толкнул красную полированную дверь, подвешенную на показных, надраенных до блеска медные петлях. Иностранка робко шагнула следом. Дверь за ее спиной автоматически закрыл однорукий "дожиматель".

   Предводитель протопал по кафельному полу в крупную черно-белую клетку фойе, обшитое панелями из белого крашеного дерева, остановился у стойки дежурного администратора.

   Из инструкции Лиза знала, что в Англии широко распространены так называемые гостиницы "Би-энд-Би". Недорогие, без претензий, зато гарантируют постояльцам две вещи: постель и завтрак (Bed and breakfast).

   Мурашко упоминал еще о двух услугах: бабу и бутылку. По сути, это тоже верно.

   - Hi, everybody! - подняв свободную руку, приветствовал всех шофер, хотя из "всех" в холле был только один морнинг портер, разговаривавший по телефону. Шофер поставил лизин чемодан и развязно ударил по звонку на стойке.

   - Hi, what's the matter, please? - с выражением досады на лице обернулся портье, но, увидев Лизу, расплылся в улыбке.

   Заботливый шофер, взяв на себя лишние заботы (о, знаменитая английская преданность младшего обслуживающего персонала!), объяснил администратору, что мисс (администратор поклонился Лизе) приехала из России, так что вы, пожалуйста, поселите её в номер с видом на улицу, а не на помойку. Она их видела достаточно у себя на родине.

   Портье с чисто английской жалостью взглянул на Лизу. Наверное, у нее был вид далеко не "файн", поэтому служащий спросил: "What's wrong with you?"

   - No. I'm fine, - ответила Лиза, в том смысле, что у нее все прекрасно.

   Тренер по-английскому учил: - Всегда отвечай "файн", и будешь "файн".

   Услышав благочестивый ответ, портье сразу вручил ей ключ, подвешенный к обтекаемой, как гипноглиф, деревянной бульбе. В регистрационном журнале Лиза расписалась как "M-s Narambekova". Служащий отеля попытался было прочесть подпись, но потерпел сокрушительное поражение, даже покраснел от натуги понять этих странных русских с их непроизносимыми фамилиями. Иностранка согласилась, чтобы её называли просто Лиза.

   Портье был счастлив. Он без труда мог произносить это имя, потому, что в Англии полно Лиз, в числе которых и нынешняя королева.

   В простецком "Би энд би" не было боя - мальчика для таскания чемоданов, - поэтому все тот же водитель такси, наверное, намереваясь на услугах нажить состояние, вызвался довести дело до конца.

   Утопив в стену фарфоровую кнопку, он вызвал лифт. Клетка элеватора являла собой произведение железного искусства эпохи модерн, начала прошлого века. Несмотря на старость, кабина тем не менее шла гладко и бесшумно, как и весь у них хорошо смазанный и сбалансированный капиталистический механизм. Не то, что в Лизином доме: опускаясь, на третьем этаже кабина с грохотом билась о стены как припадочная.

  

  

   В номере она расплатилась с первым своим англичанином. Он для нее стал родным, как для родившегося ребенка становится родным первый движущийся объект, иногда даже неодушевленный. А этот был уж до того одушевлен! Только теперь он стоял, сняв фуражку, стряхивая с нее нестойкий английский снег, превратившийся в капли.

   - Евро? Фунты? - спросила Лиза, открывая сумочку, где лежали заранее приготовленные деньги. Водитель уважал стерлинги и не доверял евро. Лиза выдала мужику его роялти - гонорар, сказала "огромное вам сэнк ю" и что сдачи не надо.

   Наверное, она дала слишком много, потому что водитель сильно покраснел. И вдруг в таком знакомом порыве поцеловал ей руку и, расплакавшись, сказал на почти чистом русском языке:

   - Дочка, будешь у нас в Житомире, спроси Людмилу Павлюченко. Це моя жинка. А я здесь працаю, як проклятый, бабло сшибаю. Как насшибаю, поиду до хаты. Если шо треба - поихать куда-нибудь чи мозги кому вправить - звони, вот моя визитка. Меня Антон Иванычем зовут - как Чехова... Ну, до побачения. Гуд, как грится, бай!

   И он исчез. Лиза обалдело стояла посреди комнаты, недоумевала. Что же это, почти земляк, могли ведь и посидеть, чаю выпить. Нет убежал. Испугался, что я передумаю и потребую сдачи? Хотя нет, они же все тут деловые. Работа не ждет. Это на родине они членом груши сбивали, а здесь надо крутиться. Ну ладно, ей тоже надо устраиваться.

   Она оглядела комнату. Номер был скромным, но с претензией на шик. Все чисто прибрано. Благопристойность и порядок. И запах витал не затхлый, а вполне приятный, вызывая какие-то цитрусовые ассоциации. Может, так пахла мастика для пола. Натертый паркет блестел, как зеркало.

   Возле встроенного шкафа стояло кресло, обтянутое канареечного цвета тканью. Очень веселенький цвет. Подле кресла притулился овальный столик, на котором стояла лампа на ножке с красным абажуром.

   Пара небольших мансардных окон обрамляла широкую кровать. Вот это хорошо. Лиза любила широкие ложа. В зеркало над кроватью были встроены маленькие светильники на шарнирах, похожие на лампы для чтения в самолете.

   Выглянув на улицу из окна, она увидела крыши домов на противоположной стороне улицы. Оказывается, её поселили на чердаке. Но этот европейский чердак со стенами, обитыми темно-красным атласом, был уютненький. Даже с камином, на полке которого стояла ваза с пламенеющими астрами. Беломраморный, он закрывался ширмой.

   Любопытная иностранка заглянула в его закопченную пасть и увидела две п-образные трубки с дырочками. Все просто - камин был газовый. Если не работало центральное отопление, зажигали камин и грелись. Да, действительно, просто.

   А у нас, подумала Лиза, где газу сколько угодно, люди мерзнут в межсезонье в так называемых благоустроенных квартирах. Почему, недоумевала она, люди других стран такие умные, и только мы идем своим путем? Может, здесь и кроется пресловутая загадка русской души?

   Несмотря на то, что отец был казахом, Лиза, живя с русской матерью, а потом и в России, прочно отождествляла себя с русской нацией.

   Лиза задвинула ширму. Ей хотелось посидеть у зажженного камина, но она не знала, как его включать, и потом у нее не было металлических денег, чтобы бросить в газовый автомат. Впрочем, это была ненужная роскошь. В номере и так было жарко от батарей центрального отопления.

   Лиза распаковала чемодан. Разместила одежду в стенном шкафу, где в открывшемся зеркале двигался её двойник. Раздевшись, она завернула в полотенце чистое белье, сунула туда же мыло и шампунь. Накинув халат, взяла сверток, закрыла номер и пошла искать душевую. Нужно было смыть с себя нервный пот перелета и сменить белье.

   Душ общего пользования находился в конце коридора. Да, это вам не ванна из черного мрамора в номере гранд отеля. Все это напомнило Лизе славное житье в студенческом общежитии. Только душ здесь был все-таки европейским. Шикарная стеклянная кабина в стиле космического интерьера приглашающе раскрыла овальную дверь.

   У англичан свои приколы. За пользование кабиной не взималась отдельная плата, как, например, за камин, стоимость гидроуслуги просто включали в счет. А моешься ты или нет, это уж никого не волнует. Предполагается, что ты цивилизованный человек, а значит, должен каждое утро и вечер мыться. Вот так. Мерзнуть или нежиться у камина - это твоя прихоть. А что касается гигиены - тут уж изволь подчиниться требованиям общества.

   Разобравшись с рядом хромированных краников, наша путешественница с наслаждением встала под горячие струи воды.

   После омовения она заодно уж постирала на руках колготки, трусики и бюстгальтер, хотя в душевой комнате стояли две стиральные машины-автоматы. Исконно русская привычка экономить на прачечных. Лиза не была стеснена в средствах, но привычка - вторая натура. А может быть, первая?

   Мокрое белье она развесила у себя в номере, и комната сразу обрела жилой вид.

  

  

  

   * * *

  

  

   Она проспала до обеда. Готовясь на первую свою прогулку по Лондону, она оделась потеплее. Но сначала надо было подкрепиться. Лиза спустилась вниз, чтобы потребовать свой завтрак. Это ничего, что она опоздала. Западное слово твердое: обещали завтрак и постель - дадут. Здесь вам не там, где все время обещают, а получается, как всегда.

   Бар уже работал. Лопасти потолочного вентилятора медленно перемешивали теплый безлюдный воздух. Углы утопали в полумраке, освещена была только стойка. И в этом мягком свете, как в аквариуме, на фоне пестро-этикеточного паноптикума бутылок в гордом одиночестве медленно плавал бармен, похожий на некую разновидность крупной рыбы. Его сомовьи висячие усы только подчеркивали это впечатление.

   Привинченный к стене телевизор показывал Председателя Земного Шара - среброкудрого Кофи Аннона, который что-то там говорил, робко оправдываясь перед американским президентом. Буш ехидно улыбался и патерналистски хлопал его по спине. Хлопки были столь сильны, что субтильный эбеновый старец едва устоял на ногах, закашлялся и перестал говорить. Дружеское расположение гремучезмейного ковбоя воспринималось куда мучительнее, чем его враждебность.

   Сомоватый бармен предложил запоздавшей клиентке богатый ассортимент напитков: алкогольных и без. От алкоголя с утра Лиза отказалась, села за столик и попросила свой завтрак. Бармен позвал смуглолицую буфетчицу, и та принесла брекфаст. Лиза съела все: три ломтика бекона, яйцо всмятку, стакан грейпфрутового сока, кусочек хлеба с мармеладом и большую чашку кофе выпила. Из своего опыта Лиза знала, что в чужом городе надо есть как можно больше. Незнакомый город затягивает водоворотом улиц и вихрем впечатлений, так что неизвестно, когда поешь в следующий раз. А Лиза намеривалась осмотреть Лондон основательно - едва ли еще выпадет такой случай?

   Сыто отодвинув пустой поднос, Лиза достала из сумочки пачку сигарет "Честерфилд", купленную в английском аэропорту для пробы. Увидев обнаженную сигарету, бармен переполошился, словно Лиза устроила стриптиз. Он постучал серебряным ножом по бокалу, который протирал, и когда Лиза оглянулась на хрустальный звон, сказал:

   - Lady, no smoking!

   - Yob waсhu mat? - ответила Лиза, возвращая упирающуюся сигарету в пачку.

   - What?

   - Ёб, говорю, вашу мать, - пояснила клиентка.

   - Как приятно услышать русский матерок на этом чертовом Острове, - улыбнувшись, сказал бармен по-русски.

   - Господи! Я когда-нибудь увижу здесь настоящих англичан? - воскликнула Лиза. - Вы откуда?

   - Из Пензы. А настоящую британку вы только что видели. Она подавала вам завтрак. Её зовут Мандана.

   - Так она же арабка, насколько я поняла.

   - Нет, она из Индии, - ответил пензюк. - А индийцы в Великобритании, при получении гражданства, имеют статус наибольшего благоприятствования, как негры в Америке или выходцы из Алжира во Франции. Так сказать, исторический долг перед бывшими колониями... Я вот, например, гражданства так и не получил. Только вид на жительство и право на работу. Да еще сколько пришлось помыкаться... А вы откуда?

   - Из Москвы. По делам фирмы.

   - Ах, вот даже как. Уважаю. А у нас тут борьба с курением по всей Европе идет... Никакой пощады курильщикам. Штрафуют на месте, как расстреливают, ха-ха-ха... Ладно, как землячке, разрешу вам курить, - с чисто русской беспечностью пошел на преступление бармен.

   - Да нет уж, спасибо, - сказала Лиза, встав из-за стола. - Не буду вас подводить под вышку. Пойду покурю на улице. Заодно погоду погляжу.

   - Если увидите полицейского, то лучше сигарету убрать, - вдогонку предупредил английский русский.

   - Что, и на улице нельзя курить?!

   - Да, знаете ли... Не приветствуется. Документы проверят, занесут в черный список курильщиков - "Смок лист". А вам это надо?

   - Ну вы тут вообще... Здоровенькими решили помереть? А у нас, в России, наоборот - бабы завели привычку курить на ходу.

   Бармен из приличия и солидарности посмеялся. Лиза вышла на крыльцо. Ей показалось, что она попала в предбанник. Лондона не было. Вообще ни зги не видно. Стоял туман - до того condensed, хоть его ломтями режь. И было очень тепло. Словно за ночь в Темзу напустили горячей воды, как в ванну, и эта вода согрела весь город и растопила снега. Вот как! Вчера еще была зима, а поутру вовсю весна.

   Под прикрытием туманной завесы Лиза смело закурила. Еще прибавила дыму. И немного поняла, как себя чувствовал россиянин в эпоху Николая I, когда запрещено было курить на улицах.

   Редкие машины проезжали со скоростью похоронной процессии, включив желтые противотуманные фары. Невозможно представить, как они тут ездят, когда даже пешком придется пробираться на ощупь. Может быть, они привыкли? А вообще, Гольфстрим избаловал европейцев мягким климатом. Тут в Англии, говорят (и Лиза сама кое-что видела по дороге из аэропорта в отель), растут рододендроны, пальмы и даже бамбук.

   А ведь как непрочно - хотя кажется долговечным - это благополучие. Стоит теплому течению свернуть в сторону - и всей европейской цивилизации придет кирдык. Вымрут от холода. Лизе припомнился один катрен, вычитанный ею из Нострадамуса. Там есть такие зловещие строчки:

  

  

   Британский остров

   В мороз окаменеет...

  

  

   Что Провидец имел в виду?

   Да, шестьдесят градусов мороза, конечно, никто не перенесет, кроме жителей Колымы и Верхоянска. И то недолго.

   Лиза вспомнила, что хотела взглянуть на вывеску, которую она не запомнила. А то живешь и не знаешь, как отель называется. На вывеске была надпись "Gooce & pig" Что ж, "Гусь и свинья" - название подходящее. Вполне в духе европейской толерантности и политкорректности.

   И был еще подзаголовок: "частная гостиница с правом продажи спиртных напитков".

   Да, все верно. Что на витрине, то и в магазине. Мысль о магазинах оказалась соблазнительной. Под прикрытием лондонского тумана Лиза до того осмелела, что решила, не возвращаясь в номер, отправиться на прогулку в той одежде, какая на ней была - свитер, вполне модная жилетка, джинсы и осенние сапожки. Сумочка с наличными и кредитками была при ней. Можно прошвырнуться по магазинам. Ключ от номера можно, наверное, не сдавать.

   В знак протеста, она бросила сигарету на чистую мостовую, всю в слезах, пролитых лондонским туманом, и пошла. В хаос не созданного еще мира. В совершенную неизвестность.

  

  

  

  

  

  

   Глава 11. Управление ЛИЗА

  

  

  

   Полковник Мурашко положил на стол распечатку донесения, которую принес ему офицер связи из шифровального отдела. Лондонский агент сообщал:

   ""Артуру". В рамках операции "Высокие горы Тибета". "Алиса" прибыла запасной аэродром. Негласно взята нами под наблюдение и прикрытие. Устроилась гостинице "Гусь и поросенок". По нашим предположениям, потом пойдет магазинам, тратить валюту. Жду дальнейших Ц У. "Чешир"".

   В кабинет, не постучавшись, вошел его зам - подполковник Горохов, и прямо с порога огорошил новостью:

   - Игорь Валерьянович, кажется, люди Рахметова что-то пронюхали.

   Мурашко убрал шифрограмму в папку, встал и отправил папку в сейф, запер дверцу, орудуя ключами с проворством вертухая. (Никакой электронике полковник не доверял. Только старые добрые ключи.) Опять уселся за стол, помолчал, набычившись. Наконец, поднял голову:

   - "Кажется" или точно пронюхали?

   - Точно. И теперь, кажется, готовят нам контру.

   - "Кажется" или готовят?

   - Точно готовят. Рахметов собирается прервать отпуск и вылететь в Москву. Собственно, уже вылетел. Но тут суббота-воскресенье, хочет догулять на даче, а уж с понедельничка... Как бы хвост нам не прищемил.

   Полковник отодвинул ворох служебных бумаг жестом отвращения.

   - С каких это пор Азиатский отдел ЛИЗА сует нос в дела Европейского отдела? Им что, нечем заняться?

   - Работы у них выше головы. Это точно, - согласился Горохов. - Ловить не переловить, чистить не перечистить.

   - Так какого хрена! Борьба за ассигнования? Так вроде прошли горбатые времена, когда вообще хотели обойтись без нашего Управления, без ЛИЗА...

   - Они каким-то образом узнали о вашей вербовке агента с азиатской внешностью, вот и решили, что мы что-то замышляем в их секторе.

   - Идиоты! - Мурашко встал из-за стола, прошелся по кабинету. - Мало что ли азиатов в Европе?..

   Он взглянул на стену, где висели портреты знаменитых террористов, которых уже зачистили. Почетное место занимал портрет Бен Ладена - тонкие черты, одухотворенное лицо поэта, харизма так и струилась по святой бороде. Усама - Меч Ислама. Ну, конечно, ничего человеческое ему не было чуждо. Любил, любил грешным делом звон стекла, водопады стекла...

   - Слушай, Горохов, - Мурашко крутнулся на каблуках. - Если они что-то раскопают по этому делу - нам хана. Пистолет с одним патроном каждому или ампула с ядом для всего отдела - вот такая у нас будет альтернатива после беседы с начальником управления.

   - Мне кажется, генерал нам тайно симпатизирует, - обнадежил коллегу подполковник.

   - Не обольщайся, Егор. Это он только делает вид, что ястреб, а на самом деле - голубь сизокрылый. Бабий подкаблучник.

   - Вот Берия был... - умилился Горохов. - Тот умел ставить баб в нужную позицию.

   Мурашко вспомнил, Лизу стоящую на ковре раком, и ему захотелось жить как никогда. Жаль, конечно, потерять такую девчонку, но работа есть работа. Секретность есть секретность. Бог разведки требует жертв. Иначе не будет удачи.

   Ах, подумал он с тоской, кого не хватает нам, так это товарища Сталина. Он не цацкался бы со всякими там олигархами. Троцкого в Мексике достал!

   Мурашко разразился жутким своим смехом.

   - Вот эта работа!

   Нахмурился, будто и не смеялся. "А мы до Лондона сколько лет не можем добраться. И это притом, что человек нашей закалки сидит в самом Кремле".

   - Вы про что? - нервно спросил зам, подозревая, что у шефа от перенапряга начала сдавать крыша.

   - Да так. Отца народов вспомнил.

   - А-а-а, - облегченно вздохнул Горохов. - Товарищ Сталин говорил: нет человека - нет проблемы. Хороший коммунист - мертвый коммунист. Мертвый друг - лучше живого врага.

   - Я вот ду...

   <...> [технический сбой в прослушке]

   ...кто-кто, но не Андропов. Бывало, звонит в Болгарию. "Слушай, Тодор, у нас тут в одном месте дождик пошел. Пришли-ка зонтик". Присылает.

   <...>

   ... делать с Рахметовым? - сказал Горохов. - Может отменить операцию?

   - Поздно, - хрустнул длинными пальцами Мурашко. - Агент прибыл на место. Операция "Высокие горы Тибета" началась.

   - Но он же, Рахметов, мать его, сложит два и два и поймет, постфактум, чьи уши торчат... Считать до пяти-то он умеет.

   - Я обычно считаю до трех.

   - А Луис вообще не считает, - Горохов то ли хохотнул, то ли пукнул. Или пукнул оттого, что хохотнул.

   - Мурашко пристально поглядел на зама, у того даже пальцы на ногах похолодели и <...> побежали по спине. Он знал, когда шеф смотрит леденящим взглядом, это означает, что он решился на что-то отчаянное.

   - Ладно. - Полковник опустил глаза и сел за стол. - Ты тут не рассусоливай, найди и пришли ко мне Испанца.

   - Вот это правильно. Вот это мудро. Давно пора на хрен!..

   - Ну-ну, язычок-то прикуси...

   Горохов вышел из кабинета. Мурашко подошел к шкафчику, достал оттуда бутылку минеральной воды, налил шипящего жидкого хрусталя. Цедя сквозь мелкие зубы, выпил. Отрыжка шибанула в нос. Полковник поставил стакан, подошел к доске с секретной схемой, раздвинул занавесочки из черного шелка, взял остро заточенную палочку мела и внес какие-то поправки.

   Если наглядно представить структурную схему деятельности ФСБ, как впрочем, и любой другой организации подобного типа, то вы увидите сложную, запутанную сеть дорог, которые здесь называются "направлениями". Дороги, трассы эти ветвятся, пересекаются, идут параллельно и во все стороны. Многорядные, многоэтажные, даже кольцеобразные, когда в Центр гонят туфту. И одновременно ведется строительство новых трасс, разборка старых, мелкий и капитальный ремонт. А также делаются подкопы, роются тоннели, шахты, шурфы, заклыдывают минные поля. Это не считая обычных служебных интриг, когда подсиживают, подглядывают, подслушивают и стучат...

   В дверь постучали, вошел Луис. На нем было любимое его длинное пальто до щиколоток. Полковник закрыл схему, поплевал на пальцы, вытер их платком, указал подчиненному:

   - Садись.

   - Спасибо, я постою.

   - Возникла проблема.

   Мурашко вернулся к рабочему месту, присел на край стола, помолчал, барабаня нервными пальцами по ореховой столешнице.

   - Большая проблема.

   - Унюхал уже, - выказал свою осведомленность Испанец. - Горохов забздел Рахметова.

   - Этот Рахметов у нас, как заноза в заднице, - сверкнув глазами из-под квадратного лба, прорычал полковник. - Сует свой нос, куда порядочная собака член не сует. Знаешь, что происходит, когда занозу вовремя не вытащить?

   - Загноится. Один раз папаша мой в Йошкар-Оле...

   - Во что может перерасти нагноение?

   - В гангрену. Папаша мой...

   - Что может спасти от гангрены?

   - Ампутация. С последующей реабилитацией.

   - За что я люблю тебя, Луис, так это за твою понятливость и преданность... То есть "люблю" - в смысле уважаю...

   "Вот же проклятые содомские времена пошли, - подумал полковник, - мужчина мужчине не может, как прежде, сказать "люблю", без того, чтобы его не поняли превратно".

   - Я тоже уважаю вас, шеф, в смысле люблю.

   Мурашко взял со стола пачку "Русская тройка", открыл - она оказалась пустой. Смял, выбросил в корзину для мусора. Луис протянул шефу свои - желтую пачку "Кэмел". Полковник зажег вражескую сигарету, потом, прищелкнув, погасил фронтовую зажигалку и вопросительно посмотрел на Луиса одним глазом, другой зажмурил от дыма.

   - У меня тут все готово, - сказал Луис, приоткрыв борт пальто, как это раньше делали спекулянты.

   Мурашко увидел, что у Луиса действительно все готово. Изнутри была пришита веревочная петля, в которую продета была длинная деревянная ручка альпенштока. Испанец шевельнулся - блеснула прочнейшая сталь ударных элементов.

   - Отличный ледоруб, - одобрил Мурашко, затянулся глубоко, выдохнул дым через нос. - И похвальная преемственность... Но ведь это варварство в наше время... а?

   - В наше время только так и можно закосить под сумасшедшего... в случае провала.

   - Псих-одиночка - это хорошо. Для официальной версии. А вот провала быть не должно.

   Когда за испанцем закрылась дверь, Мурашко слез со стола, подошел к окну и, отодвинув муаровый тюль занавески, с мрачностью Воланда долго разглядывал муравьиную суету улиц.

   "Что они знают о нас? Часть правды, насколько она доступна людям, либо, по крайней мере, какой-нибудь подхваченный или чаще всего ими самими выдуманный слух. Они ведь даже по-настоящему нас увидеть не могут. А все равно думают про нас, больше, чем нужно, но прямо рассказывать этого никто не станет. Касаться таких вещей они брезгуют. Даже если бы не было Сталина. Все равно они бы ненавидели нас, как ненавидят тех, которые любят их и защищают.

   Самые умные из них могут расшифровать аббревиатуру "ЛИЗА", как "ЛИквидация и ЗАчистка". И формально будут правы. Но им никогда не придет в голову, что для меня это означает "Любовь и Защита". Как говорится: "Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам..."

   И все это мы должны защищать!"

  

  

  

  

  

   Глава 12. Приключения в Лондоне. Ахмед

  

  

   Поначалу Лиза все время натыкалась на телефонные будки и почтовые тумбы, расставленные в изобилии по улице. Даже то, что они были выкрашены в ярко-красный цвет, не помогало. Кругом шуршали подметки лондонцев, но сами они различимы были с трудом. Как призраки, плоскими тенями появлялись они на миг, чтобы тут же стушеваться, растаять в зыбкой среде обитания. Было страшновато нарваться в этом белом киселе на какого-нибудь Джека-Потрошителя. Она прижимала сумочку к животу. Чтобы не пырнули и не отобрали.

  

   Лиза, как никогда прежде, ощущала потребность в подруге. Со Светкой она чувствовала бы себя защищенной. Светка ничего и никого не боялась. Во всяком случае, умела делать вид, что не боится. Светка учила, что страх надо рационализировать, то есть понять, а, значит, укротить.

   А еще Светка учила: если ты заблудилась, то надо усиленно думать о том месте, куда хочешь попасть - и тогда обязательно туда попадешь.

   Лиза стала усиленно думать о магазина женской одежды, и почти сразу из субстанции тумана уплотнился и приобрел зримые черты бутик с зеркальными витринами. По мере приближения Лизы к заветным дверям, воображение спешно доделывало мелкие архитектурные детали, как то: завитушки карнизов, пилястры, кариатиды, держащие козырек входа с вывеской "Настоящая леди".

   Она вошла.

   Народу в бутике не было. Лизой тотчас занялись скучающие продавщицы. Они радушно предложили клиентке чашечку чая и, выслушав пожелания, пригласили пройти в примерочную. Лизу завели в кабину, гораздо больших размеров, чем просто примерочная, и попросили раздеться почти догола. Лиза не стала спорить, привычно скинула с себя всю одежду, оставшись в одних трусиках.

   Клиентке велели (плиз) встать на круглый помост с нарисованными ступнями, на котором она почувствовала себя английской королевой, взошедшей на эшафот. Лиза не помнила точно, королеву или короля казнили в свое время англичане, но это неважно, важно, что она чувствовала, что с ней сейчас сделают какое-нибудь аутодафе.

   Прозвучала команда стать прямо, чуть расставив руки и не двигаться. Со всех сторон зажглись лампы, которые оказались не лампами, а лазерными сканерами. В довершение всего платформа стала медленно вращаться. Розовые тонкие лучи поползли сверху вниз, ощупывая каждый сантиметр лизиного тела. Таким образом, её обмерили с головы до ног. Данные были занесены в компьютер и тут же на экране большого плоского "гели" Лизе показали её компьютерного двойника. На него, как на манекен, стали примерять одежды. Лизе оставалось только выбирать. 3-D манекен вращался, и можно было оглядеть этого альтер эго со всех сторон.

   Сначала примерялись платья. Нажимая кнопку на клавиатуре, можно было примерить хоть сотню моделей за короткое время. Там же на экране видны были цифры, наподобие котировок акций. Лиза догадалась, что это были номера моделей из ассортиментного каталога, размеры одежды и цена. Цены её не пугали.

   Лиза выбрала себе для лета легкое серо-жемчужное платье, скромное, но дорогое. На себе она экономить не собиралась. При встрече с Посланником она должна иметь представительный вид.

   Потом ей подобрали супермодный плащ. Со шляпками пришлось повозиться. Лизе хотелось нечто необычное - в стиле ретро, как у Ренаты Литвиновой, и при этом современную - todey's, - чтобы не шокировать идиотов и не стать предметом насмешек.

   Наконец такая отыскалась.

   - This hat suits you, - сказала стойкая продавец-англичанка.

   - Вы полагаете?

   - Иес, леди!

   Лизе польстило, что её принимают за леди, несмотря на деревянный акцент.

   Леди кое-что купила по мелочам и на этом решила пока себя ограничить. Ведь в Лондоне есть и другие магазины. А кроме того, ей еще хотелось купить хорошую вещь непременно на знаменитой Пиккадилли. Чтобы потом при случае сказать с небрежностью VIP-персоны, это, мол, я купила на Пиккадилли.

   Когда пришла минута расплаты, Лиза, подав карточку, затаила дыхание - не возникнут ли проблемы? Напрасно она волновалась. Компьютер снял деньги с её таинственного счета, не пискнув. А если и пискнул, то вполне миролюбиво.

   Поблагодарив за покупки, дорогую гостью проводили до двери.

  

  

   После полудня туман стал рассеиваться. И выглянувшее солнце испарило последние его клочки.

   Лиза шла по улице, которая называлась Спрингфилд-роуд. Шла, как ей казалось, в сторону центра, неся в руке глянцевый пластиковый пакет на молнии. Туда она сложила купленные вещи и ставшую ненужной безрукавку. Плащ она надела сразу. В новой одежде она чувствовала себя англичанкой. Она щедро одаривала встречных мужчин ослепительной улыбкой. Некоторые даже останавливались и глядели ей вслед. Но ей не хотелось ни с кем говорить, чтобы не быть разоблаченной. Оставалось только смотреть во все глаза на этих людей, на их странные старомодные машины, восхищаться знаменитыми красными двухэтажными автобусами, в которые можно вскочить и выпрыгнуть на ходу.

   Интересное место - эта Англия, подумала Лиза.

   Возле одного из бизнес-билдинга, в чьих зеркальных стеклах отражались легкие облачка, она замедлила шаг, привлеченная чисто московской картинкой. Стоял простенький автобус с раскрытыми дверями. И женщина грубым мегафонным голосом приглашала жителей и гостей столицы на автобусную экскурсию по Лондону.

   Женщина говорила на понятном английском языке. Из чего Лиза сделала вывод, что женщина - русская эмигрантка. Билет на двухчасовую экскурсию стоил недорого. Лиза заговорила с женщиной по-русски, и не ошиблась. Та очень обрадовалась землячке. Сама она была с Урала. Раньше работала в советском туристическом бюро, пока оно не распалось вместе со страной. Несмотря на возраст - 51 год - уехала в Англию, имеет здесь этот бизнес. Конкуренции практически нет, рэкетиров тоже, короче, жить можно.

   Лиза купила билет, и, когда набралось с десяток любопытных лондонцев, автобус тронулся.

  

  

  

   * * *

  

  

  

   Лиза ничуть не пожалела потраченного времени на экскурсию. Она многое узнала не только о великом городе в частности, но и Англии вообще.

   Экскурсия закончилась на площади перед Букингемским дворцом, которая эквивалентна Красной площади в Москве.

   Сотни японцев и немцев, вооруженных видеотехникой, оккупировали площадь, перед шипастой оградой королевской резиденции.

   Все спешили посмотреть, как маршируют краснокительные гвардейцы в высоких медвежьих шапках, и ровно в 11-30 происходит смена караула. После чего гвардейцы (5 футов и 8 дюймов) замирают. Туристы фотографируются с ними в обнимку, и к несказанному ужасу гренадеров, срезают на память пуговицы с их мундиров.

   "Попробовали бы они это в свое время сделать с часовыми у мавзолея Ленина", - подумала Лиза.

   Когда вавилонский гомон толпы перекрыл первый из четырех ударов колокола Биг Бена, высокая башня которого была частью Вестминстера, экскурсанты забеспокоились и стали озираться в поисках чайного заведения. В это время часов англичане обычно пьют свой вечерний чай.

   Экскурсовод Нина предложила проголодавшимся экскурсантам отобедать в таверне с весьма символическим названием "Усталый вампир".

   Хозяин заведения - краснолицый мужчина в белом фартуке пригласил всех за столы. Хозяин уверил: "мы еще споем "Олд Лэнг Сайн" в честь наших гостей англосаксонского происхождения".

   Лиза хотя и не была англосаксонкой, но охотно присоединилась к компании, потому что тоже очень проголодалась. Если, по словам французского короля, Париж стоит мессы, то есть обедни, то Лондон, по крайней мере, стоил обеда.

   Экскурсия пила чай, потом пиво, съела обед (а может быть, и наоборот). Потом дружно пели обещанную "Застольную" - "Забыть ли прежнюю любовь и дружбу прежних дней".*

  

   [* Шотландская песня (на слова Роберта Бернса в переводе С. Маршака).]

  

   Лиза тоже пила пиво большими кружками и ела бифштексы большими тарелками и думала, что вот она, едва приехав, уже втягивается в лондонскую жизнь; приобретает друзей, ну, если не друзей, то хотя бы знакомых. Экскурсовод Нина с Урала оказалась свойской бабой. А один из экскурсантов, черный парень по имени Ахмед, оказывал Лизе особые знаки внимания, начиная еще с автобуса.

   Ахмед одет был в широчайшее "бубу". Лиза решила, что он из Сенегала, до того у него была черная кожа, аж отдавала в синеву.

   - Слушай, Ахмед, - сказала Лиза сенегальцу, который её обнимал. - Ты меня проводишь до отеля, а то я совершенно не знаю Лондона.

   - Йё, Ахмед провожать Лиза и показать город, - охотно согласился сенегалец.

   Он улыбался. Зубы у него были крупные, белые и редкие, словно надгробные плиты, заготовленные для слишком просторного кладбища. И еще Лиза заметила, что белки глаз у него были огромные, как яйца - верный признак недюжинной потенции.

   - Ты не думай, - сказала Нина, - Ахмед хороший человек. Про таких у нас в Англии говорят - "надежный, как фунт стерлингов".

   - Да-да, я ощень надьёжный шаловек. Вот мой грин-карта. Я работай компания пебзи-коля, разгрузчиком, живу Льюишэм...

   - Да, - подтвердила гидша, - таких как Ахмед, выходцев из Вест-Индии, Азии и Африки, здесь называют "Новые англичане".

   - А ты откуда про него знаешь? - как женщина женщину спросила Лиза у гидши, перейдя на русский.

   - Он мой охранник, - призналась бизнес-вумен. - секьюрити-гард. Когда его уволили с прежнего места работы за подстрекательство к забастовке, я взяла его к себе. С тех пор все время со мной ездит.

   - Зачем тебе секьюрити-гард? Ты же говорила, что рэкета нет...

   - Ну, как тебе сказать. Совсем уж ни с кем не делиться - это капитализм слишком уж по Марксу. Это не демократично. Ахмед - он же рэкет, он же моя крыша, чтобы далеко не ходить. Он же и подставной экскурсант, чтобы других заманивать... Бизнес - штука хитрая. Вот, например, хозяин этого заведения отчисляет мне небольшой процент за то, что я привожу к нему клиентов. А ты думала, мы случайно сюда зашли? Вот так, подруга.

  

   Прощаясь, женщины расцеловались по женскому обычаю.

   Когда Лиза с Ахмедом вышли на набережную. Уже смеркалось. Гасли краски заката. Зажглись розовым светом типично лондонские фонари в форме шара. Луна, перечеркнутая смоговыми дымами, поднималась над горизонтом, похожая на плохо очищенную медную сковородку.

   Черная вода Темзы плескала и шуршала мусором о гранит. Лиза и Ахмед долго стояли у парапета, взявшись за руки, вспоминая, зачем они сюда пришли? Наверное, решили они, за тем, чтобы полюбоваться, как течет река к далекому морю. И разливается мёд вечерних огней на том берегу.

   Ветерок посвежел. Луна съёжилась и осеребрилась. Лизу стал пробирать холод. Несмотря на Гольфстрим, все-таки еще не лето. Ахмед, от холода синий больше, чем обычно, не спешил предложить девушке хотя бы свой "бубу", под которым еще виднелись европейские свитер и куртка.

   Когда высокий парапет, как стена, заслонил реку, они попытались идти по парапету, но Ахмед едва не свалился в воду. Лиза сочла благоразумным спуститься на землю.

   Снимая со стены девушку, у Ахмеда была хорошая возможность её поцеловать. Но он почему-то не воспользовался этой банальной ситуацией. Душа африканца - потемки, решила Лиза.

  

   Вместо поцелуев он предложил зайти к одному другу - выпить для согрева и покурить гашиш. Лиза согласилась. Делать-то все равно нечего. Они углубились в какие-то подозрительные переулки. В одном месте не горел фонарь (оказывается, и у них такое случается), и Лиза в темноте запнулась о какую-то длинную тонкую трубу - и упала.

   Ахмед, поднимая Лизу, сказал, что ей больше нельзя пить. Лиза оправдывалась: она просто запнулась о гринвичский меридиан, который как раз проходит через Лондон.

   Ахмед стал стучать в дверь какого-то дома, где сквозь задернутые занавески расплющенными апельсинами просвечивал горевший в комнате торшер. После второго удара свет в доме погасили, как при авианалете. Ахмед ударил посильнее и стал что-то кричать по-сенегальски. Женский голос из-за двери ему тоже закричал в ответ по-сенегальски. Лиза не поняла ни слова, но общий смысл уловила: "убирайтесь к чертовой матери, а то вызову полицию".

   "Женщина! - кричал Ахмед, - как смеешь грубить мужчине?! Позови Бабола". - "Не знаю никакого Бабола, его нет дома". - "Как нет, когда я чувствую его запах". - "Бабол пьян, как бабуин". - "Скажи, что пришел Ахмед". - "Не знаю никакого Ахмеда. Бабол накурился гашиша из кальяна и отрубился".

   Ахмед, отбивший кулак и пятку, предложил идти в другое место. У него, у Ахмеда, есть еще один друг - чудак-миллионер, холостяком живущий на барже. Там уж отказа не будет. Лиза согласилась. Надо же как-то убить вечер.

  

  

  

   Когда они переходили один из лондонских мостов через Темзу (их тут столько, что в случае чего бомбить не перебомбить), Лизу заворожило поэтическое зрелище. Огни города отражались в черной воде, превращая старую реку в Млечный Путь. И как кульминация чудного мгновения - футуристический поезд огненной кометой пронесся по линии воздушного метро, пересекавшую Темзу.

   Потом опять потянулась проза жизни. Они долго куда-то шли вдоль берега, пробирались через живые изгороди вечнозеленого самшита и других кустарников. Резали какую-то колючую проволоку кусачками, которые Ахмед достал из-под своих просторных, как для яиц мошонка, одежд. Наконец спустились к воде и подошли к самой дальней из барж. Они караваном чалились вдоль берега. Лиза спросила, почему бы ни пройти как все люди по причалу, где горят фонари и стоят будки с охранниками, у которых можно найти защиту, если кто-то вздумает приставать. Ахмед сказал, что так романтичнее и короче, и очень плиз не орать громко, а то охранники услышат и будет скучно и дальняя дорога.

   На барже вдоль бортов горели разноцветные гирлянды фонариков и белый топовый огонь на мачте. И гордо развивался на ветру, поднятый на клотике "Юнион Джек", подсвеченный снизу небольшим прожектором. В иллюминаторах, напротив, не было ни фотона света. Это судно походило на уснувшую подводную лодку.

   - Может, он тоже лег спать? - высказалась Лиза.

   Ахмед успокоил её, сказал, что друга здесь нет. Он уже с неделю как уехал в командировку. И позволил Ахмеду приглядывать за его речным домом, отдав запасной ключ - так ему друг доверяет.

   - И скольких баб ты сюда приводил? - провокационно спросила Лиза.

   - Ни одна. Ахмед сам здесь один раз.

   По сходням они взошли на борт судна. Волнующаяся под пирсом черная вода посверкивала искрами звезд. И это вызывало ответное волнение в животе. Едва оказавшись на палубе, Лиза почувствовала тошноту, подступающую к горлу, хотя баржа даже не дрогнула от их веса и стояла совсем неподвижно, игнорируя мелкие шлепки прибоя по своим широким скулам. Это все, наверное, из-за пива, она никогда раньше его столько не пила. Тем более в сочетании с бренди. От такой смеси сбрендишь.

   Лиза свесилась через ограждение, и её вырвало в темные воды Темзы. Тем временем Ахмед открывал дверь запасным ключом. Видно, тот плохо подходил, дверь трещала, но все же распахнулась. Спутник Лизы спрятал под "бубу" монтировку и пригласил даму в дом друга.

   Раньше Лиза полагала, что на баржах живут бомжи, но за границей, как в сновидении, все оказалось как раз наоборот: проживать на барже - причуда миллионеров.

   Когда Ахмед нашел выключатель и зажегся свет, взору гостей предстала роскошная обстановка, чем-то напоминающая интерьер "Наутилуса". Огромные круглые иллюминаторы придавали дизайну помещения некие ретро и в то же время футуристические элементы.

   Ахмед сейчас же задернул шикарные двойные шторы - сначала легкие, потом плотные. Лиза восхищенно рассматривала бесценный фарфор, выставленный как на витрине в золоченых шкафах и освещаемый изнутри точечными светильниками. Картины, среди которых особое впечатление на нее произвели полотна с неким анатомическим направлением. Это были сюрреалистическая картина Сальвадора Дали - "Ухо Ван Гога" и классическая - с отрезанной головой Иоанна Крестителя. Очевидно, хозяин баржи был чудак.

   Потом она упала в мягкие объятия дивана и почувствовала непреодолимое желание уснуть. Однако, поборов слабость, она пошла искать ванную или, по крайней мере, душ.

   Таковые атрибуты цивилизации имелись на борту. Лиза разделась, забралась в прозрачный цилиндр, включила душ. Ледяные струи отрезвили её и помогли сообразить насчет горячей воды. В оптимальных струях она долго прочищала носоглотку, освобождая их от полупереваренных кусочков бифштекса. А главное, от противного блевотного запаха. Пить она сегодня ничего не будет - только кофе или чай.

   Выйдя из душа, Лиза нашла на стеклянной полочке тюбик зубной пасты. Она выдавливалась плоской ленточкой, была мятной на вкус и приятно холодила нёбо. Собственный палец выполнил работу отсутствующей щетки. После всех гигиенических процедур гостья надела на себя висевший на никелированном крючке чей-то махровый халат. Надо полагать, хозяйский. Она завернулась в халат, как Ахмед в свой "бубу", отметив, что неизвестный хозяин не слишком высок и объемист.

   В каюте уже играла музыка. На круглой стеклянной столешнице, толщиною в дюйм, стоял блестящий чайный набор. Тончайшие чашки полнились горячим напитком. Ахмед сидел в кресле и курил хозяйскую сигару, которую он достал из ящичка, который достал из шкафа, дверца которого не устояла перед ним. Серебряной ложкой Лиза зачерпнула воздушную горку взбитых сливок, обсыпанных тертым шоколадом, и отправила в рот. Всю эту сладость стала запивать несладким чаем.

   Ахмед затушил сигару в кадке с пальмой, подсел к девушке на соседний стул. От этого парня резко пахло африканским континентом - чем-то звериным, мускусным и жарким. Наверное, так пахнет леопард, пробирающийся через саванну.

   - Я, думаю, тебе тоже следует помыться, - сказала ему Лиза. - Давай иди, сделай буль-буль.

   - Ахмед хочет делать фак-фак.

   - Сначала буль-буль, потом фак-фак. И без резинки не дам. У тебя есть кондом?

   Сенегалец полез под свой самобраный "бубу" и достал змейку синих пачек "Pasante Halo" - простеньких, незатейливых английских презиков.

   - О'кей, - сказала Лиза и поплотней завернулась в халат. В каюте было прохладно.

   Тут она увидела стоящий вдоль одного из бортов камин. Он был не совсем обычным, потому и не сразу бросился в глаза. Это был высокий цилиндр, поставленный вертикально, похожий на печку буржуйку, как каменный топор дикаря походит на современный стальной. Из металла толщиной в броневой лист, с прозрачной лицевой стенкой - камин был красив постмодерновой красотой. Блестящая гофрированная труба выходила из стальной округлой макушки, тянулась кверху, исчезала из виду, пробив потолок.

   Камера сгорания была уже заботливо наполнена тремя вертикально стоявшими поленьями. Они были короткими, точно по размеру. Такие же - чистой стопкой теснились рядом. Лиза отметила, что живущий здесь капитан Немо был аккуратным человеком.

   Гостья открыла прозрачную стенку, вернее подняла, сдвинув вверх по полозьям вдоль цилиндра. Теперь следовало открыть задвижку, чтобы дым шел в трубу, а не в каюту, догадалась гостья. Ну вот, можно поджигать. Лиза взяла со стола спички, которые оставил её спутник, - подожгла. Аккуратный хозяин баржи, уезжая в командировку, даже лучину и бумажку догадался заранее положить между поленьями. Такая (чуть ли не клиническая) предусмотрительность претила характеру нашего бесшабашного человека, но пользоваться этим было все же приятно.

   Когда бумага занялась, Лиза закрыла лицевую панель, как мотоциклист опускает щиток. И камин загудел. Очень удобно было смотреть на огонь и при этом не дышать гарью. Лиза уселась на шкуру зебры, расстеленную рядом на полу и, глядя в огонь, стала делать то, что женщины делают на протяжении тысяч лет, - ждать мужчину.

  

   Однако, чтобы не скучать, она взяла газету. Ровной стопкой они лежали на журнальном столике - только руку протянуть. Лиза неплохо читала по-английски. Она поджала ноги по-восточному, как делал её отец, развернула лист и сразу же наткнулась глазами на полицейскую хронику. В Лондоне разыскивался некий маньяк по кличке Прокруст, отрезавший головы своим жертвам. Жертвами злодея были как мужчины, так и женщины. Лиза подумала, что высокорослый Ахмед явно не походил на Прокруста, который представлялся Лизе неким зловещим коротышкой. Иначе откуда бы у него была такая страсть укорачивать людей. Наверняка, равнял под свой рост. Ей, дипломированному врачу, хорошо разбиравшейся в психологии людей, этот комплекс неполноценности был понятен. В психиатрии он так и назывался - комплекс Прокруста. Особенно от этого комплекса страдали малорослые - Александр Македонский, Наполеон, Ленин. Ахмед, имевший рост около шести футов, вряд ли страдал им.

   Лиза отбросила газету и обернулась. Её мужчина пришел. Это был негр из лимоновских грез. Он стоял совершенно обнаженным. Чистое воплощение мужской красоты. Поликлет бы обрыдался, увидев идеальные пропорции: эти широкие плечи, напряженные бицепсы и обтекаемые плиты грудных мышц. Скульптурный рельеф живота, ягодиц и фигурные колонны ног. Эдди Мёрфи и Арнольд Шварценеггер в лучшую свою пору слились в теле Ахмеда в потрясающей гармонии. Его большой детородный орган, сделанный, казалось, из эбенового дерева, указывал головкой на "четыре часа". Это обнадеживало.

   Лиза невольно встала пред такой красотой. Заметила, что крайняя плоть была обрезана.

   - Ты мусульманин?

   - Да, Ахмед мусульманин, - ответил бог, и головка его указала на "пять часов".

   Лиза поняла свою ошибку - не надо отвлекать мужчину на несущественные пока вопросы. Она сделала музыку громче (как раз запел романтичный Фрэнк Синатра). И сняла с себя халат. В каюте было уже тепло и даже жарко. Белая и черная фигуры сошлись в центре паркетного поля.

   Она вложила свою узкую ладонь в его широкую. Его другая рука с веревками вен охватила её тонкую талию и опустилась, скользнув по этому восхитительному женскому изгибу спины. Огромная лапища накрыла холмы её ягодиц, слегка сжались пальцы, испытывая их упругость. Погладила. Указательный палец придавил копчик. Лиза почувствовала струящийся поток энергии из этого перста. Прана вливалась в нее во все имеющиеся отверстия, вызывая сладкую истому внизу живота. Губы её взмокли.

   Они танцевали, тесно прижавшись телами. Черное и белое. Как ночь и день. Как инь и ян, временно поменявшие цвета.

   - Это мой лучший танец! - прошептала Лиза, ведомая мощной рукой.

   Двигаясь, она все время ощущала его полунапряженный снаряд - то животом, то бедром, то - в повороте - ягодицами. И от этих прикосновений сладко замирало в груди.

   Ахмед умело танцевал в европейской манере. В танцах, как и при половом акте, позволительно разговаривать только короткими отрывочными фразами, чтобы не забывать главное.

   - Тебе нравится музыка?

   - Да, я любить Синатру.

   - Ты женат?

   - Нет. Мой брат иметь три жены...

   - Ух-ты!

   - ...и 12 детей...

   - О-О-Ох!

   - ...а меня послал Европа зарабатывать мани.

   - Хорошо!

   - Тогда я тоже жениться и иметь много детей.

   - Какие же вы все плодовитые...

   Ахмед не ответил. Его взгляд и так был красноречив. Лиза прижалась к нему всеми частями тела одновременно.

   Наконец они упали на диван. Губы их слились. Ахмед напирал, но это был какой-то холостой напор. Его таран обмяк. Знакомая ситуация. Даже среди горячих парней. Среди горячих - чаще всего. Иной раз кое-кто не успевал донести распиравшее желание до вожделенной чаши, проливал по дороге. Ахмед, вроде бы не кончил, Лиза бы это почувствовала.

   - В чем дело? - притворно спросила Лиза.

   Ахмед замялся.

   - Может, поцеловать его? - раскрыв свои сладкие губы, предложила опытная женщина, в совершенстве владевшая всеми формами соблазна и методами возбуждения.

   Но партнер сказал, что это не поможет.

   Лиза поняла, в чем нехитрое дело. И чтобы успокоить парня, стала рассказывать о том, что есть много других возможностей сублимации нерастраченной энергии либидо. Скажем, излить её на полотно. Или писать музыку, книги. Исполнять песни или произносить со сцены страстные монологи.

   - Знаешь, - сказала Лиза, водя пальцем по плиточкам черного живота, - брызгать слюной со сцены так же эротично, как и брызгать спермой в кровати. Например, трагедия Еврипида "Импотент" представляет собою почти непрерывную, томящуюся и мучительно-сладкую симфонию Эроса.

   Ахмед сказал, что вовсе он не импотент. Просто в его лице и лизином столкнулись две парадигмы.

   - А попроще нельзя объяснить? - потребовала Лиза.

   - Можна, можна, - ответил он и объяснил совсем просто.

   Он приехал из той области Африки, где женщины большую часть времени ходят абсолютно голыми. Поэтому лизина нагота по-настоящему возбудить Ахмеда не может. Немного помогает белая кожа, но для настоящей эрекции этого не достаточно.

   - А как же вы возбуждаетесь? - искренне удивилась Лиза.

   Ахмед рассказал, что для этого смазывается жиром теменная область женщины. Она садится на циновку, мужчина устраивается сзади нее и созерцает лоснящуюся макушку. И так возбуждается. Причем ритуал этот делает только мужчина. Именно он наносит жир и этим же жиром смазывает свой член. Возбудившись, он овладевает женщиной. Позиции могут быть разными, тут нет никакого табу. А вот чего не разрешается женщине, так это самой смазывать себе макушку. Если женщина это сделает и выйдет на улицу, чтобы соблазнять мужчин, то такая женщина навлечет на себя общественное порицание. Вплоть до побития её камнями другими женщинами. Тогда соблазнительница станет падшей.

   - Суровые у вас обычаи, - почти с уважением сказала Лиза. - А как же проститутки? - Лизу интересовало общественное положение её африканских коллег. - У вас есть любовь за деньги?

   Ахмед ответил, что в городах старый обычай почти не соблюдается. В городах, где все ходят в одежде, процветает любовь европейского типа. И там, да, много проституток. Некоторые из них до того приспособились, что даже не заражаются СПИДом.

   Но он, Ахмед, жил в деревне, и поэтому возбудиться может только традиционным способом. Согласна ли Лиза, чтобы он смазал жиром её темечко?

   Лиза, видавшая еще и не таких извращенцев, согласилась. В конце концов, голову потом можно вымыть шампунью. И все же её терзал некоторый червь сомнения.

   - Слушай, Ахмед, но если тебя возбуждает не мое тело как таковое, а нанесенный на него жир... Понимаешь? То не значит ли это, что... ты любишь жир, а вовсе не меня. Это тем боле странно, что мусульмане любят постное.

   Ахмед ответил в том смысле, что Лиза путает хрен с маслом. Одно дело созерцать жир, другое дело его кушать. Вот ведь, глядя на Лизу, он, Ахмед, вовсе не хочет её ним-ням. А хочет фак-фак.

   Лиза поняла, что поднятая африканцем тема каннибализма может направить его мысли в нежелательное для европейки русло.

   - Хорошо, я согласна. Но нельзя ли жир заменить, скажем, кремом? Таким образом, мы из области кулинарии перейдем в косметическую область, которая мне ближе. А то я буду чувствовать себя булочкой, которую разглядывает...

   Она красноречиво запнулась. И Ахмед обиделся.

   - Людоедом меня считаешь, да? Дикарем, да? Который машет копьем и кричит: "алу-алу!"

   - Какую еще Аллу? - ревниво спросила Лиза. - Ты меня хочешь?

   - Хотю.

   - Тогда вот тебе крем, - Лиза достала из своей сумочки баночку крема для лица, купленного днем в английском магазине. Подставила темечко и приказала: - Мажь!

  

  

  

   * * *

  

  

   Лиза очнулась от какого-то тревожного чувства, щемившего ей сердце. Она открыла глаза, в каюте по-прежнему было темно. Тяжесть в сердце объяснилась просто. Она лежала на левом боку. Лиза повернулась - Ахмеда рядом не было. Лиза села и тогда увидела, что африканец стоит возле иллюминатора, облитый пепельным лунным лучом, почему-то одетый. Издали он казался не таким высоким, тщедушным каким-то, словно четыре бешенных заезда выкачали из него все силы.

   - Ты уходишь? - тихо спросила она.

   Ахмед обернулся, и тогда Лиза увидела, что это не Ахмед, а незнакомый мужчина.

   - Вы кто? - спросила Лиза, закрывая краем простыни обнаженные груди.

   - Я хозяин этой баржи, - ответил мужчина.

   Он отошел от иллюминатора, исчез на секунду, минуя темную область каюты, словно погрузился в воду, - вынырнул возле кровати. Лицо у него было белое и без признаков возраста.

   - Извините, - смущенно сказала Лиза, - Меня привел сюда Ахмед. Он уверял, что вы его друг... Надеюсь, вы не станете его ругать?..

   - Не стану.

   - Мое имя Лиза, а вас как?..

   - Меня зовут Прокруст.

   Лизу прошиб холодный пот и словно бы отнялись ноги и руки. Она подумала, что это уже перебор. Фантазия что ли отказала у хозяина её судьбы. С кем бы ни пошла по настроению, все к маньяку попадает. Это даже как-то нечестно... Наконец она нашла в себе силы спросить:

   - А почему мы все без света, да без света сидим?

   В звуках своего голоса она различила нотки заискивания, которые так ненавидела в голосе своей матери, когда она отвечала пьяному мужу - Лизиному отцу. В пьяном виде в нем просыпалась азиатская жестокость. Но холодная расчетливая жестокость европейца еще страшнее.

   - Зачем вам свет? - спросил Прокруст.

   - Чтобы видеть... Хотя бы Ахмеда...

   - Вы хотите его увидеть? - Прокруст нагнулся и поднял с пола что-то круглое, как мяч. И поднес это к Лизиным глазам. - Пожалуйста.

   Голова Ахмеда, которую Прокруст держал за курчавые волосы, смотрела печальным взором, слегка закатив глаза. Рот улыбался виновато. Из шеи капала на простыни кровь. Лиза отшатнулась, закричала диким голосом.

   - Ты чего такая стрёмная? - Поворачиваясь к Лизе, сказал разбуженный воплями Ахмед. - Кричишь, толкаешься... Спи, бэби, еще рано.

   Он обнял её своими огромными руками, прижал к своему жаркому африканскому телу и опять задышал ровно, как спящий леопард.

   Лиза таращилась в темноту каюты, не смея пошевелиться, слушая гулкие удары своего сердца. Наконец сердечная канонада стала звучать глуше, тише, словно фронт отодвигался в недалекое будущее...

  

  

  

  

  

   Глава 13. ПРОСНИТЕСЬ, ПОЛИЦИЯ!

  

  

  

   - Проснитесь, мисс!

   Чьи-то руки отнюдь не вежливо трясли Лизу. Она разлепила спаянные сном веки. Было совсем светло. Наклонясь над ней, стоял незнакомый человек, от которого пахло луком и который одет был как охранник или сторож. Выражение его отечного лица со склеротическими красными жилками было недовольное.

   - Просыпайтесь, мисс, как вы здесь оказались?

   Рядом стояли еще двое - несомненно, в форме полицейских. Лиза села, завернувшись в простыню. "В чем дело?" - машинально спросила она по-русски.

   - Вы вторглись в частное жилище, - сказал сторож, торчащие кучки бровей придавали ему сходство с разозлившимся терьером. - Мистер Ван ден Клоп - владелец баржи - находится в отъезде, и ничего мне не сказал относительно вас.

   - Я пришла сюда с другом. - Лиза переключилась на язык аборигенов. - Он меня пригласил... Где мой друг? Спросите его...

   - Никого, кроме вас здесь нет, мэм, - ответил первый констебль, у которого было геморроидальное выражение лица.

   Лиза спрыгнула с кровати и, прижимая простыню к груди, стала бегать в этом "сари" по каюте, осматривая углы.

   - А где мои вещи?

   - Наверное, там же, где и ваш друг, - ехидно сказал другой констебль. Он был молод и весел, его забавляла пикантная сцена.

   - Вы иностранка? У вас странный акцент. Вы японка? Как ваше имя? - принялся допрашивать первый бобби, имевший, судя по всему, старший чин.

   - Да, я японка, - разозлилась Лиза Нарамбекова, которая имела азиатские черты, поскольку отец у нее был казахом из Алма-Аты, а мать русская.

   Ей надоело попадать то в лапы маньяка, то в руки официальных властей.

   - Меня зовут Хотю Васю.

   - Госпожа Хотю Васю, - объявил полисмен, держа скипетр закона - дубинку, как эрегирующий член, - мы вынуждены вас задержать и препроводить в участок. Вас обвиняют в незаконном проникновении в частное жилище. Вы имеете право хранить молчание или кричать во весь голос. У вас есть также право на адвоката и право на один звонок.

   Лиза попросила всех стать лицом к стене, чтобы она смогла одеться. Пожилые джентльмены честно выполнили требования. Только молодой констебль слукавил. Он смотрел на Лизу через зеркало, висевшее на стене. На замечание ответил, что это мера предосторожности - мало ли что...

   Одетую Лизу вывели с баржи - свежий утренний ветерок, крик чаек - и посадили в черную полицейскую машину. На борту машины был нарисован длинный ряд мелких желтых шашечек. Такие же шашечки, только черно-белые, были на околышах полицейских фуражек. Однако было ясно, что к таксистам эта символика никакого отношения не имеет.

   Итак, подвела Лиза печальный итог своих странствий по Лондону. Она осталась без документов, без сувениров. У нее украли все вещи, что она купила (кроме плаща, который она повесила в шкаф, когда раздевалась; и на том спасибо); похитили оставшиеся фунты, забрали все деньги в евро. Кредитки тоже уперли вместе с пластиковой сумкой. При ней осталась маленькая сумочка с косметикой. И это все. Ай да Ахмед! Который, конечно, никакой не Ахмед, а Махмуд, наверное, или Мухтар... Ай да сукин сын! Вот тебе и надежный, как фунт стерлингов. Вот тебе и новый англичанин.

   Имела ли гид Нина причастность к воровству? Неизвестно. Может, это его самодеятельность.

  

  

  

   В участке, в суматохе рабочего утра, в маленьком закутке с претензией на отдельный кабинет, её допросил детектив. Лицо у него походило на ростбиф, с пухлыми, цвета ветчины, губами.

   Он только что съел сытный английский завтрак и благодушно приступил к работе. Поэтому допрос вел без того голодного пристрастия, характерного для следственных органов России, и где-то даже с пониманием. Лиза отдала должное полиции Её Величества. Воспитанными манерами они разительно отличались от брутальных ухваток российских ментов.

   Может быть, еще от осознания, что они - полиция Её Величества, а не какого-нибудь ленинского района. К ней обращались почтительно, называли госпожой, чуть ли не ручку целовали.

   Хотя не исключено, думала Лиза, в её лице почтительность высказывалась всей японской нации. Назвалась бы Лиза российской гражданкой, и её песенка была бы спета. О! Рашен! Братки! Русская мафия! Они же все нас ненавидят. Им только дай повод, такой скандал закатят! Как же, какая-то русская проститутка, со своим другом арабом - несомненно, негра превратят в араба-террориста - взломав дверь, залезли в апартаменты уважаемого жителя Англии голландского происхождения, господина Ван ден Клопа. Сей Клоп обязательно выставит счет за порчу и кражу его имущества - миллион фунтов, десять миллионов старыми гульденами...

   Тут придется, конечно, объяснять насчет наследства, про которое сама Лиза ровным счетом ничего не знает. Объяснять встречу с каким-то таинственным Посланником. В общем, полный шпионский набор. Вот МИ-5 (контрразведка) обрадуется. А может, и МИ-6 (внешняя разведка). (На курсах подготовки Лизу предупредили, кого она должна опасаться) Особенно, если ненароком вскроются какие-то прицелы в сторону опального олигарха, и вся эта дорожка выведет на ФСБ России. А там уж и до Кремля рукой подать...

   Ни хрена себе ситуация!

   Нет, уж лучше косить под японскую туристку. Тем более, что эту версию подбросили сами же полицейские. Если они в это охотно верят, было бы глупо их разубеждать. К тому же японцев в Лондоне, как самураев нехаракириных, едва ли не больше, чем фрицев и гастонов.

   Детектив предложил Лизе составить список пропавших у нее вещей. Она согласилась. Стала диктовать, детектив записывал. Когда лист был составлен, педантичный детектив спросил госпожу Хотю Васю, все ли вещи она указала?

   - Все, - ответила госпожа Хотю Васю.

   - Как же так? - удивился докучливый служитель закона, от возбуждения почесывая перепонку между пальцами. - А разве при вас не было видеокамеры, фотоаппарата или на худой конец - сотового телефона?

   Насчет сотового Лиза объяснила, что она не пользуется сотовым, так как боится вредного излучения, которое ПРОНИКАЕТ ПРЯМО В МОЗГ!

   Детектив с этим согласился. Но все равно он не мог представить себе японца или японку без видеотехники. И действительно, японец за границей без видеокамеры или фотоаппарата, это все равно, что американец без машины, англичанин без снобизма, француз без члена, русский без бутылки водки...

   Лиза открыла рот, быстро соображая. Быстро, потому что детектив смотрел на нее уже с подозрением.

   - Ну, конечно, - сказала она, - я совсем забыла. Аппарат был... такой... кино... видео... ну, я в них не очень... Что вы так смотрите, не все в Японии помешаны на технике. Да, я не такая как все. Моя профессия не связана с техникой. Я, собственно, гейша. Ну, знаете: философская беседа, сакэ... Не подумайте плохого. Гейша - это вам не вульгарная проститутка. Это образованная дама. У меня, например, медицинское образование. Мало ли, с клиентом случится сердечный приступ, сделаю искусственное дыхание рот в рот...

   Детектив сказал, что он знает, кто такие гейши, его интересует другое.

   - Аппарат-то вы где уронили? Если он не украден, значит, вы его потеряли, так?

   - Ну, да. Я его точно потеряла. Когда блевала... простите, когда меня вырвало... голова закружилась - мы стояли на парапете... там на набережной...

   - Вы забирались на парапет? - полицейский закрыл лицо руками, протер глаза. Вздохнул.

   - Ну да... вот камера и упала в воду, в эту вашу Темзу. Понимаете? Буль-буль - и на дно. Да черт с ней, с камерой. Тут уж я сама виновата, так что претензий насчет камеры к Ахмеду не имею...

   - Вы-то, может быть, и не имеете, - переглотнув, сказал детектив, - зато мы имеем к нему претензии. Разве вам не ясно, зачем я допытываюсь, где аппарат?

   - Понятия не имею... - развела руками Лиза.

   - А между тем, это так просто. Впрочем, вы же гейша, а не детектив, хотя и образованная.

   Лиза укол шпильки вытерпела.

   - Тогда объясню, - смилостивился следак. - Ведь вы, наверняка, снимали этой камерой своего друга, так? Это так же верно, как меня зовут Томми Уильямс. Вот мы и хотим, подняв со дна камеру, восстановить изображение. Я, думаю, это будет не трудно. Тогда мы будем иметь портрет преступника. Вам ясно?

   - Какие вы умные! - искренне восхитилась госпожа Хотю Васю, а вместе с ней и Лиза. - Я бы никогда не догадалась.

   - Ну, - надулся от гордости детектив. - Каждому свое. Кто-то держит в руках лупу, а кто-то...

   - За лупу вы соответственно и получаете, - ответила японка.

   - Не так уж много, смею вас уверить.

   - Каждому свое, как вы правильно заметили, - возвратила Лиза полицейскому его сентенцию.

   - Хорошо, все-таки припомните, в каком месте вы блева... то есть вас тошнило? Укажите место, где вы нарушили общественный порядок. Мы пошлем водолаза, и он достанет камеру.

   Лиза приставила указательный палец к виску, как будто хотела застрелиться из воображаемого пистолета.

   - Не могу вспомнить. Я была слишком пьяна. Где-то на набережной... Нет, конкретного места не помню.

   - Ладно, давайте запишем номера ваших кредитных карточек. Мы свяжемся с банками и они заморозят счета, чтобы преступник не смог снять с них деньги.

   - Ой, там такая мелочь, - Лиза вполне убедительно махнула рукой, - что не стоит беспокоиться.

   - Нельзя бросаться деньгами. Пенсы шиллинги берегут.

   Зазвонил телефон, детектив снял трубку: "Лейтенант Томми Уильямс... Нет, не видел... В управлении... Что?.. Слушай, Липски, свяжись с Брокманом, я сейчас занят... Почему грублю? я не грублю... почему хамлю? я не ха..."

   Лиза услышала, как там отсоединились. "Придурок", сказал детектив и, положив трубку, повернулся к задержанной.

   Лиза в это время достала из кармана плаща пачку сигарет и зажигалку. (Хорошо, что зажигалку она оставила в плаще, а не в сумочке, а то бы лишилась мурашкиного подарка.)

   - Простите, мисс, у нас не курят.

   - Ох, сикаку, я забыла, вы все тут очень бережете свое здоровье. - Лиза нервно постучала зажигалкой по столу, смяла сигарету и бросила их обратно в сумочку.

   - Европейский образ жизни - самый здоровый в мире образ жизни, - похвастался англичанин. - Так на чем мы?..

   - Лейтенант, я не имею претензий к вору. Сама виновата, сама и буду отвечать, - в голосе Лизы послышалось раздражение.

   - Как хотите... Все такие нервные стали... Тогда скажите, где вы остановились?

   - Нигде. Утром я прибыла в Лондон, ходила по магазинам. Потом познакомилась с Ахмедом...

   - Он араб?

   - Почему чуть что - сразу араб?.. Он негр из Сенегала.

   - Приметы?

   - Ну, негр и негр. Высокий, черный. Могучий.

   Детектив записал и сделал замечание Лизе:

   - Негра нельзя называть негром. Надо называть "черным" или афро-англичанином. Этого требует политкорректность.

   Лиза приняла замечание к сведению, и детектив возобновил допрос:

   - Где познакомились, на улице?

   - В автобусе...

   - Продолжайте.

   - Он пригласил меня на обед. Выпили. Поблевали. Пошли к его друзьям. Но никого не встретили. Тогда он позвал меня к еще одному другу - на баржу. Ну я и пошла. Вот и все.

   - Весьма легкомысленно вы поступили, мисс. А если бы он вас убил? У нас тут прокрусты гуляют на свободе...

   - Читала.

   - Тем более... Вы вступали с ним в интимную связь?

   - С кем, с Прокрустом?

   - С Ахмедом. Если бы с Прокрустом, мы бы с вами не беседовали.

   - Вступала естественно.

   - Сколько раз?

   - Четыре.

   - Вы не преувеличиваете?

   - Я не мужчина, чтобы преувеличивать в таком деле. И вообще, вы посягаете на мою личную жизнь.

   - Извините, мэм, но мы должны же знать о нем хоть что-нибудь, раз вы примет не даете.

   - Его особая примета - он мажет женщине макушку маслом или жиром...

   - Для чего?

   - Он так возбуждается.

   - Господи!.. - детектив откинулся на спинку стула, опять придвинулся: - Ладно, хоть головы не отрезает.

   - Слушайте, мистер Уильямс...

   - Лейтенант Уильямс.

   - Господин лейтенант, отпустите вы меня, пожалуйста. Я ничего не сделала. Ничего не крала у господина Ван дер... ден Клопа. Меня саму обокрали, кинули как последнюю лохню. Вот я сижу перед вами без ничего.

   - В чужой стране, мисс, надо себя контролировать.

   - Согласна.

   - Вы приехали с группой?

   - Одна.

   - Ну и куда вы пойдете одна... без ничего?

   - В Японию. На свой любимый остров Хонсю.

   - Пешком?

   - Самолетом. Свяжусь с японским посольством, мне одолжат денег на билет.

   - Это разумная мысль... Госпожа Хотю Васю, я тут подумал... У нас в соседнем участке работает детектив Накамура. Это ваш соотечественник. Он часто к нам заходит по делам. Или мы его вызовем. Поговорите с ним, он вам охотно поможет.

   - Ни с какой Накамурой я говорить не стану, - отрезала Лиза.

   - Это мужчина.

   - Тем более.

   - Почему? - удивился детектив.

   - Потому что у нас понятия о чести отличаются от европейских. Вам, может быть, безразлично, где служить, а нам - нет. Мы служим Отечеству и Императору!

   - Только, ради Бога, не кричите "банзай".

   - Я не стану кричать и не буду разговаривать с предателем, поменявшим Родину на английскую чечевичную похлебку. На его месте я вспорола бы себе живот.

   - Ох, уж эти... - вздохнул детектив, но вовремя прикусил язык.

   - Вы хотите сказать: "Ох, уж эти азиаты?"

   - Я сказал: "Ох, уж эти". И все! - отперся детектив.

   - Так я могу идти? - поднялась со стула Лиза.

   - К сожалению, мы вынуждены вас задержать до выяснения всех обстоятельств дела.

   - Вы посадите меня в тюрьму?

   - Ну, я думаю, до тюрьмы дело не дойдет... Если вы не виновны. А пока вы побудите здесь. У нас прекрасно оборудованные, даже комфортабельные камеры. Полагаю, не хуже, чем в Японии.

   - Не знаю, я там не была... ну, в смысле, в тюрьме.

   - Кстати, вы не использовали право на звонок.

   - Да кому же мне звонить?

   - Ну хотя бы японскому консулу.

   - Я не знаю номера...

   - Я соединю вас.

   Детектив пододвинул к себе клавиатуру компьютера и начал стучать по клавишам. Дисплей "Макинтоша" стал выдавать официальную информацию о посольских миссиях. Найдя соответствующий номер, лейтенант набрал цифры на своем телефоне и, когда раздались гудки вызова, передал трубку Лизе.

   Лжеяпонка приложила к уху трубку, едва удерживая её во влажной ладони. Она случайно знала по-японски только одно слово - "сабаку", что означало "пустыня". Этого, конечно, было явно недостаточно для разговора с посольством Японии.

   Мембрана зашелестела, и Лиза услышала голос маленькой девочки, лет пяти. Лиза сначала пришла в замешательство, но вовремя вспомнила, что у японцев, особенно японок, очень высокие голоса и что это, наверняка, говорит взрослая женщина. Скорее всего, служащая посольства, вернее, консульства.

   Между тем в трубке настойчиво повторяли:

   "Джапан миссион, хелло! Спик..."

   Лизу прорвало, и она заговорила по-казахски. Она говорила долго, прерываемая иногда восклицанием - "Ой-ё!", но трубку не бросали. Нет в мире вежливее народа, чем японцы. И, наверное, казахский язык был чем-то близок японскому.

   Наконец, там опомнились и стали робко возражать: "Дзаннэн-то... иу кото ва макото-ни дзаннэн дэс" (Я очень сожалею, что...) ............."Оссяру кото ва вакаримасэн" (я вас не понимаю)....... Сйцурэй-итасимасйта... (прошу прощения)......... О-ханаситю-дэ осорэиримас га (простите, я прерву вас...)

   Наконец Лиза сама положила трубку.

   - Ну как? - спросил детектив.

   - Я говорила с атташе по культуре, госпожой Яматой Наруками. Ямата-сан сказала, что консула сейчас нет. Он уехал в Тибетскую миссию, на прием к Далай-Ламе. Что-то обсудить насчет буддизма. Вице-консул болен. Но госпожа Ямата обещала, что они что-нибудь придумают. Скорее всего, к вечеру пришлют человека.

   - Ну и замечательно! - обрадовался лейтенант. - А до вечера вам все-таки придется у нас погостить... Скажите еще что-нибудь по-японски, такой забавный язык...

   Лиза улыбнулась и сказала по-русски:

   - Ты сука такая.

   - А как переводится?

   - "Рада вас видеть".

   - О! - покраснел детектив. - Обязательно как-нибудь скажу это Накамуре.

   - Боюсь, он поймет вас неправильно.

   - Почему?

   - Это выражение употребляется в интимном смысле.

   - О! - детектив покраснел еще гуще. - Понимаю... это я буду говорить только женщине.

   - Да, скажите это вашей жене.

  

  

  

  

  

   Глава 14. ГРУППА ПОДДЕРЖКИ

  

  

   Лизу привели в камеру, оформленную в больничном стиле. Стальной унитаз, рулон розовой туалетной бумаги, мыло, раковина - блеск и стерильность. Никакого намека на казематный дух. Просто комната отдыха. Две койки крепились к чистым белым стенам.

   Большое зарешеченное окно с матовым стеклом, никаких "намордников" и "ресничек", как это бывает в российских камерах. У окна - стол. Сидя на своей койке, можно писать или читать за столом, или принимать пищу. Этакое купе, только экспресс никуда не двигался. А если и двигался, то через время.

   Лиза взяла со стола книгу некоего Уисдена "Пособие по игре в крикет" и забралась с ногами на койку. Она не удивилась бы, если бы сейчас в камеру с экскурсией зашел её самолетный знакомый голлист, который приехал изучать тюрьмы.

   Чтобы изучить тюрьму, подумала Лиза, в ней нужно оказаться не в качестве экскурсанта, а в качестве зека. Она искренне пожелала голлисту изучить тюрьму по-настоящему.

   Ужасно хотелось курить, но сумочку, где лежали сигареты и зажигалка, отобрали перед посадкой в этот экспресс. По крайней мере, отосплюсь, подумала она.

   Однако, что-то надо делать...

  

  

  

   * * *

  

  

   - Что будем делать? - сказал тот, кто был помоложе, модный, с педерастической косичкой.

   - Да, девчонку надо срочно вынимать из крытки, а то Артур нам за неё голову оторвет, - согласился старший, одетый в строгий английский костюм.

   Третий человек - акустик - в дискуссии не участвовал. Он сидел, сгорбившись за приборной доской, острыми лопатками выражая безразличие. Его это не касалось, его дело слушать эфир. Но там сейчас в основном была тишина, иногда прерываемая безобидным потрескиванием атмосферного электричества и время от времени - накатом легкой бродячей волны. Не то, что давеча, когда рвались глубинные бомбы, и он чуть не оглох - это Лиза стучала зажигалкой по столу.

   - Давай, - сказал старший младшему, - разыщи Корейца и дуйте с ним к "печатникам". Пусть срочно изготовят все нужные ксивы. Через три часа Алиса должна быть на свободе.

   - Андрей Иваныч, - обратился младший. - Я чего думаю, Кореец-то ведь по-японски не ботает, он же кореец. Как бы облом не случился.

   - Джонни, я тебе сколько раз говорил, когда мы на задании, не называть меня Андреем Ивановичем и не разговаривать по-русски. Ко мне обращаться - мистер Чешир, ясно?

   - Да, мистер Чешир.

   - А во-вторых, я тебе что приказал: думать или действовать?

   - А если они Накамуру позовут?

   - У него сегодня выходной. А для англичанина: что японский, что корейский, что казахский - один хрен. Не рассусоливай, выполняй.

   - Слушаюсь, сэр!

   - Сэркать будешь цэрэушнику на допросе! Мне говори только мистер Чешир! Ясно?

   - Олл райт, мистер Чешир.

   Младший откатил дверцу микроавтобуса "Мицубиси", спрыгнул на тротуар и быстро задвинул дверцу обратно. Спецмашина, где засела "прослушка", припарковалась недалеко от полицейского участка. Небрежной походкой Джонни прошелся по тротуару в противоположную сторону. Через десяток метром он, крутнулся на пятке - "проверился", и, не заметив ничего подозрительного, нырнул в другую оперативную машину - неприметный "Плимут", 98 года выпуска.

   - Ну что там слышно, Васёк? - спросил человек, сидевший за рулем. - Я уже здесь закис.

   - Едем к Корейцу, - приказал Джонни. - И не называй меня Васёк. Мы не на Арбате матрешки покупаем, а в натовской стране на спецзадании.

   - Чё, с цепи сорвался? Опять от Чеширского кота взбучку получил?..

   - Газуй, мать твою...

  

   - Ну и контингент пошел, - пожаловался мистер Чешир, когда дверь за Джонни закрылась.

   Акустик скривил рыбий рот в знак солидарности, пробулькал:

   - Да уж, теряем кадры. У них же квалификации никакой. Просто с улицы берут... Полтора коридора в спецшколе окончат и уже считают себя Рихардами Зорге.

   - Что сегодня ворчишь? Ухо разболелось?

   - Болит. Так и стреляет.

   Акустик отвернул один обернутый резиной наушник, поковырял в ушной раковине тонким пальцем.

   - Вот закончим операцию, поедешь домой, подлечишься у лора.

   - Это хроническое, - приуныл слухач, - еще с подлодки, никакие доктора не помогут.

   - Анекдот, хочешь, расскажу?

  

   Приходит одна баба к психоаналитику и жалуется:

   - Доктор, мой муж трахает всё, что движется, а на меня не обращает никакого внимания. Посоветуйте, что мне делать?

   Психоаналитик: - Попробуйте двигаться.

  

   Ха-ха-ха!

   Слухач вслед за мистером Чеширом разразился смехом голодного кашалота, заслышавшего самку.

   Парочка английских старичков, что проходили мимо микроавтобуса, от испуга проворно отскочили в сторону. Взрыв гомерического хохота из, как им показалось, пустой машины напугал их.

   - Так, заканчиваем веселье, - распорядился мистер Чешир, осматривая горизонт в перископ. - А то демаскируем себя.

  

  

  

   * * *

  

  

   Когда лизин экспресс проскочил трехчасовой полустанок, дверь отворилась, и вошел проводник, то бишь охранник.

   - Собирайтесь, мисс, за вами пришли, - доложил страж, играя ключами.

   Недоумевая, кто бы это мог быть, Лиза вышла в коридор, может, Ахмед решил покаяться и тем самым взять всю вину на себя.

   Охранник привел её в кабинет все того же детектива. Лейтенант Томми Уильямс сидел не один. Лиза увидела мужчину монголоидной расы, одетого со сдержанной элегантностью, впечатление которой добавляли небольшой портфель, очки и редеющие волосы.

   - Ты сука такая, - вежливо поклонившись, сказал мужчина.

   Лейтенант Уильямс улыбнулся. Он уже знал от задержанной, что этими словами японцы выражают радость видеть соотечественника.

   По чистому произношению Лиза догадалась, что имеет дело с человеком, который владеет русским не по учебникам, наверняка, из группы поддержки. Лиза тоже поклонилась и ответила аналогично. Лейтенант подождал, пока они обменивались японскими любезностями, потом объяснил Лизе ситуацию.

   - Госпожа Хотю Васю, это господин Танака Рюноскэ, он является вице-консулом Японской миссии в Лондоне. Несмотря на болезнь, он поднялся с постели, чтобы вам помочь. Цените это, госпожа Хотю Васю.

   Лиза снова поклонилась. Японец тоже. Детектив продолжил:

   - Господин Танака вручил нам официальное письмо, в котором просит взять вас под свою опеку и обязуется обеспечить вашу явку в суд по известному вам делу.

   - По какому делу?

   - По делу о незаконном вторжении на территорию частного владения.

   - Ну, какие же вы зануды...

   - Закон, мисс, есть закон. Сегодня мы вас отпустим просто так. Завтра Прокруста. Пространственно-временной континуум может не выдержать такого беззакония - и Великобритания рухнет!

   Лейтенант Томми Уильямс аж взмок, как Антей, держащий на плечах землю.

   - Из этого, мисс, следует, что вы должны дать подписку о невыезде из страны до суда.

   Лиза правой рукой (так как была левша), расписалась на приготовленном бланке - начертала китайский иероглиф, означающий "свет", добавив к нему еще несколько лучей для солидности.

   Лейтенант, однако, не спешил отпускать госпожу Хотю Васю. Ему не хотелось брать на себя ответственность по столь щекотливому делу. По закону подписать резолюцию должен был старший инспектор. Или дать письменное распоряжение...

   Вице-консул решил, что настала пора прибегнуть к последнему аргументу. Он щелкнул замком на портфеле...

   И тут на счастье лейтенанта в офисе появился его начальник. Представился: старший инспектор Котрилл. Это был мужчина высокого роста, благообразной наружности, располагавшей к доверию, если бы не его глаза - холодные голубые льдинки. Они заставляли собеседника держаться настороже.

   Лейтенант ввел начальника в курс дела. Тот взял посольские бумаги, уставился в них так, что Лиза тоже вся вспотела. Только вице-консул был абсолютно невозмутим, как адепт дзен-буддизма.

   К счастью, Лиза заметила, что начальник вовсе не хочет вникает в суть, а смотрит, как баран на новые ворота, потому что думает о чем-то постороннем. Так и есть. Старший инспектор Котрилл вернул бумаги японцу и отдал распоряжение подчиненному:

   - Она что-нибудь украла?

   - Нет. Наоборот, это у нее украли...

   - Тогда отпусти их. Сейчас не до формальностей.

   - Господин старший инспектор, это не формальность, это краеугольный камень нашей демократии... и я со своей стороны...

   - Лейтенант... - старший инспектор скривился, как от геморройной боли, - вы что, не поняли? Объявлена оранжевая револю... тьфу... оранжевая тревога.

   - Вот черт! - подпрыгнул лейтенант.

   - Прокруст снова проявил себя. И как раз на нашей территории. Я только что из управления Скотланд Ярда, там все на ногах. Им звонили из Хоум офиса*, которым в свою очередь звонили из Уайт-холла, из канцелярии самого премьер-министра. Дали понять, что если не активизируются поиски... Сам знаешь, что будет. Меня отправят на пенсию, а тебя разжалуют в патрульные.

  

   [* Хоум офис - министерство внутренних дел Англии.]

  

   - Кто на этот раз? - помрачнел лейтенант.

   - Какая-то девушка. Кажется наркоманка. Личность устанавливаем. Собирайся, поедем на место преступления, в Чемберленсайд. А вы, дамы и господа, можете быть свободными. В следующий раз будьте осмотрительней. Извините, у нас тут дела...

   Японцы откланялись. Англичане, отбросив европейскую гордость, тоже поклонились несколько раз. Забирая сумочку, Лиза стянула со стола бланк со своей подписью.

   Они вышли на улицу. Их отпустили просто так.

   И Британия устояла.

  

  

  

  

   - Извините меня, что я вам нагрубил, - сказал Лизе "вице-консул", когда они спускались по ступеням крыльца, - но вы сами придумали такую идиому.

   - Ерунда, - миролюбиво отозвалась девушка. - А вас как зовут, ведь вы точно не японец.

   - Меня зовут Кореец. Это все, что я могу вам сообщить. Ради вашей же безопасности...

   - Вы из этой... группы поддержки? Но как вы догадались, что я...

   - Тссс! - прошипел Кореец.

   Лиза прикусила язык.

   Навстречу им по дорожке шел человек, одетый в штатское, но с военной выправкой. В его японской внешности не было сомнений. Лиза сразу догадалась, что это Накамура, и почувствовала в животе колючие кристаллики льда.

   Он внимательно, профессиональным взглядом окинул парочку и, кажется, хотел что-то спросить, но передумал. Лиза заметила, что Кореец так и не застегнул портфель.

   Накамура скрылся за дверями полицейского участка, а они, медленно-медленно, как в ночном кошмаре, подошли к ожидавшей на обочине огромной черной машине, по виду посольской. Это подтверждал маленький хата джапан, укрепленный на капоте.

   Едва они сели на задние места, время сразу ожило, будто включили стоявший секундомер. Лимузин с места развил скорость взлетающего боинга.

   Водитель - безликий тип, молчал. Говорил Кореец, обращаясь к Лизе:

   - Через три квартала вас высадят, увидите мотоциклиста. Подойдете к нему, он отвезет вас в отель. Я выйду сейчас.

   Едва он это произнес, машина, казалось летевшая с космической скоростью, плавно затормозила. Не попрощавшись, Кореец вышел вон. Обходя машину, он, с ловкостью фокусника, снял с капота японский флажок, сунул его в портфель и растворился в толпе.

   Лиза с шофером понеслись дальше.

   - Снимите плащ, - не оборачиваясь, сказал водитель, - и наденьте это.

   Он поднял с переднего сидения предмет одежды и перебросил к Лизе на колени.

   Это была куртка из кожи цвета ржавчины с воротником из рыжего искусственного меха. В просторном салоне легко было переодеваться, что Лиза и проделала. Несмотря на дефицит времени, девушка успела достать из сумочки зеркальце и разглядеть себя в новом прикиде. В рыжей куртке с рыжим мехом, да еще с раскосыми глазами - она походила на лису. Лиса Алиса. Обманщица и плутовка. Ладно, сойдет.

   - А куда я дену плащ?

   - Оставьте, потом вам передадут.

   Тем временем они проехали положенное расстояние по прямой, потом свернули направо, остановились у торгового центра. Лиза поняла - ей на выход. Так же молча, как и Кореец, она выпрыгнула на тротуар, захлопнула дверцу. Черный Боинг сейчас же улетел.

  

  

  

   - Кто эти люди, что вышли из участка? - вместо приветствия спросил Накамура, зайдя в офис.

   - Мужчина и женщина? - сказал лейтенант, который хотел было поздороваться с коллегой по-японски но не успел. - Это же твои соотечественники.

   - Они такие же японцы, как и вы, мой друг.

   - Что?! Вы с ними разговаривали?

   - Мне не надо разговаривать с корейцем, чтобы отличить его от японца. А девушка вообще не известной мне народности.

   - Выходит, они обманули нас? Я так и чувствовал, что здесь что-то нечисто.

   - Что здесь происходит, черт подери?! - вскричал старший инспектор.

   - Я же вам докладывал, - чуть не плача, стал объяснять шефу детектив Уильямс.

  

  

  

  

  

   Глава 15. СВЯЗНОЙ

  

  

  

   Выйдя из машины и кутаясь в меха, Лиза ощутила чужой запах. Запах духов неизвестной женщины. Может быть, даже теперь мертвой. Лиза с брезгливой неприязнью опустила воротник. Если бы не конспирация, она ни за что бы не надела чужую вещь, даже Светкину шмотку. Такая уж у ней была натура.

   Отогнав дурную мысль о мифической женщине, она пошла в народ, разыскивая глазами мотоциклиста. Таковых оказалось трое. Вернее, двое. Третий мотоцикл - огромный убийственный снаряд, марки "хонда" - стоял без водителя. К кому подходить? Было отчего растеряться. Сзади её вдруг кто-то обнял за плечо и, не дав опомниться, повел к одинокому байку.

   - Иди и улыбайся, - сказал мужчина, ведущий её, как свою девушку. От него пахло кожей и каким-то цветочным лосьоном.

   Лиза, как могла, растянула рот, кося взглядом на своего спутника. Он был молод, с приятной физиономией, но с несколько хищноватым носом. На нем были длинный кожаный плащ и табачного цвета замшевые оксфорды на толстой подошве. Длинные волосы стянуты назад в хвостик "пони-тейл". В рассеянном свете зимнего солнца холодно вспыхивали зеркальные стекла очков.

   - Меня зовут Джонни, - сказал молодой человек, помогая Лизе надеть шлем. - Я твой связник. Будешь работать со мной. В номере объясню подробнее.

   Джонни перекинул ногу через мотоцикл, сел за рогатый руль. В шлеме и черных очках, он походил на персонажа "Матрицы". Только вот хорошего или плохого - Лизе хотелось это узнать.

   - А мое имя тебя не интересует?

   - Мне оно известно, - ответил напарник, тревожно озираясь и поплотнее натягивая пижонские перчатки без пальцев.

   - И все-таки, - заупрямилась девушка.

   - Ну, Алиса.

   - Правильно.

   Лиза забралась на холодную красную кожу заднего сидения. Байк сейчас же взревел мотором, Лиза поспешно обняла за талию связника, и они рванули. Сначала на одном заднем колесе, потом на двух, спрыгнули с бровки на мостовую и, петляя между машинами, понеслись...

  

  

   На мотоцикле, оказывается, ехать очень холодно, даже летом, не говоря уже о зиме или ранней весне. Куртка, которую её дали, не пропускала ветра, но Лиза из брезгливости не задернула молнию под горло, чтобы чужой мех не касался шеи. И теперь туда задувало. Оторвать хотя бы одну руку и затянуть замок Лиза не решалась, боясь упасть. Манера вождения Джонни была непредсказуема.

   Чтобы не закоченеть, Лиза как можно плотнее прижалась грудью к кожаной спине связника. Он это расценил по-своему, по-мужски. И даже бросил несколько слов на ветер. Лиза с трудом уловила, кажется - "Не сейчас, крошка". Или что-то в этом роде. Но ей было холодно, и она прижалась еще сильней. Шлем мешал, голову пришлось повернуть. Лиза чуть не упала с мотоцикла. Потому что смотрела прямо в глаза полицейскому. Патрульная машина шла с мотоциклом, что называется ноздря в ноздрю. Из окна на Лизу смотрел напарник водителя. Лиза выставила все свои зубы. Полисмен тоже неслышно сказал "чи-и-из". А потом Лиза стала падать на левый бок, но оказалось, что это Джонни свернул на перекрестке. А патрульная понеслась по прямой, завыла, завыла, закрякала, потерялась в лакированном потоке.

  

  

  

   * * *

  

  

   Джонни ходил по номеру, суя свой острый нос во все углы.

   - Что вы ищите? - спросила Лиза, скинув наконец с плеч чужую куртку.

   - Жучки.

   - Какие еще жучки?

   - Ну не древесные же... микрофончики, поняла?

   - С чего вы взяли, что они есть в номере?

   - Ты рассуждаешь, как дилетант, а я в этом деле, как любит выражаться Кореец, собаку съел.

   - Этот Кореец, он кто? Из вашей команды?

   - Кореец-то?.. Нет. Он как бы сам по себе. Вольный стрелок. Человек по особым поручениям.

   - Я вот не понимаю, как вы на меня вышли? И как узнали, что я звонила в японское консульство?

   Джонни высокомерно осклабился и демонстративно промолчал. Не снимая плаща и ботинок, он улегся по диагонали на лизину кровать.

   - Вы плохо воспитаны, - сказала уязвленная недоверием Лиза. - Мама мне говорила, что ложиться на покрывало с уличными ботинками - дурной тон. Так делают только невоспитанные американцы.

   - Можешь говорить мне ты, мы же с тобой напарники, - предложил Джонни.

   Однако тон его был покровительственным. Всем своим видом он давал понять, кто здесь начальник. Чем-то он напоминал одного известного российского шоумена - такой же наглый и самоуверенный. Лизу это задело, и она не сдержалась.

   - Слушай, напарник, убери на хрен ноги с моей постели! И запомни: в этой партии я - королева, а ты пешка. Так что знай свое место. Только Игорю Валерьяновичу, который меня прислал, позволительно мне приказывать, но не тебе.

   - Какой Игорь Валерьянович? - приподнялся Джонни.

   - Му... - Лиза едва успела схватить зубами чуть не вылетевшее запретное слово.

   - Чего мычишь?

   - Я имею в виду Артура.

   Заслышав королевское имя, Джонни драпанул с кровати, найдя прибежище в кресле.

   - Ты лично знаешь полковника?

   - Вот именно - лично.

   Лиза всем видом дала понять, до какой степени лично.

   - Тогда скажи его прозвище?

   Лиза думала одну секунду, пока Джонни устраивал задницу на новом месте. Исходя из примитивного сознания людей и шаблонности мышления, столь явный физический ущерб Мурашко не мог остаться ими не замеченным. Поэтому она ответила:

   - Кубик-Рубик.

   - Хм. Правильно. Ладно. Слушаюсь, моя королева. Какие будут инструкции, моя королева?

   - У меня нет никаких инструкций. Вы, как группа поддержки, должны были установить, прибыл ли Посланник, как он выглядит, когда и где я должна с ним встретиться.

   - Ага, все-таки МЫ даем инструкции, а?

   - Вы. Но это не значит, что вы командуете.

   - А ты и в самом деле крепкая штучка. Я читал твою оперативную характеристику. Это правда, что ты, не моргнув глазом, угрохала двух наших сотрудников?

   - Правда. Они не умели себя вести по-джентльменски. Особенно тот - с хвостом.

   - С каким хвостом? Они привели за собой хвост? И ты их за это... Ну, ты даешь... А я, чтобы ты знала, когда заходили в отель, хорошо проверился. И, заметь, к тебе не приставал. Ты сама липла... Между прочим, за границей, знаешь, как бывает одиноко разведчику... Кругом враги, некого обнять...

   - Подушку обнимешь. Ты не в моем вкусе. Мне не нравится мужчины с косичками. Ладно бы ты был дзен-буддист. А то ведь ты просто... Мартовский Заяц. Давай инструкции и проваливай.

   - Хорошо, - согласился напарник и нудным голосом зачастил: - Нанятый нами адвокат вошел в сношение с Посланником, которого мы разыскали в миссии Далай-ламы, и они обговорили церемонию передачи наследства. Как мы и предполагали, Посланник настоятельно, причем в резкой форме, потребовал, чтобы встреча состоялась в формате тет-а-тет: он и ты. Посланник - Наследник. Встреча должна состояться завтра в полдень на Трафальгарской площади у Колонны. Утром он не может подойти, потому что получил приглашение на завтрак в Общество Паломников, действительным членом которого он состоит в Лондоне...

   Джонни достал из кармана бумажный сверток, бросил Лизе на кровать.

   - Что это? - Лиза развернула сверток, там оказалась газета "Правда".

   - Это газета "Правда", - сказал Джонни. - Специально из Москвы привезли.

   - Вижу что не "Таймс", зачем она мне?

   - Будешь держать её в руке, чтобы Шаман мог опознать тебя.

   - Понятно.

   - Утречком перед встречей пробежишься по магазинам. Купи ему теплые перчатки и теплый шарф.

   - Зачем это? - удивилась Лиза.

   - В качестве подарка. Передашь его от себя Посланнику. Тибетцы любят разные подношения, особенно уважают шарфы. У них там суровые зимы. Надо его задобрить, а то мало ли... Если запомнишь, обращайся к нему - "Римпотше". По-тибетски это означает - "драгоценный" - очень почтительное обращение к ламе.

   Лиза несколько раз произнесла это слово про себя.

   - Потом обязательно своди его в ресторан, - наставлял Джонни. - Угощение они любят еще больше, чем подарки. Вот тебе новые карточки и деньги. Тут же новый паспорт.

   Джонни выложил из кармана на стол небольшой пакет.

   - Слушайте, я хотела вам сказать...

   - Не надо ничего говорить, мы все знаем. Счета заблокированы. Карточки списаны, как утерянные.

   - А как же Ахмед?

   - Пусть живет. Мы его пальцем не тронули, даже деньги не отобрали. У нас традиционно гуманное отношение к африканцам. А вот тебя предупредить не успели...

   - Ладно. Слушай, Джонни, ты извини меня за гонор. Теперь я вижу, что вы проделали колоссальную работу, причем черную. А я в это время веселилась... Вообще, Ахмед был прав. Я действительно стрёмная баба. Только создаю вам проблемы.

   - Ничего, - миролюбиво ответил напарник. - С тобой интересно работать... Ну так я пошёл?

   - Да, Джонни. Когда встретимся?

   - Ну, если все пройдет о'кей, вот тебе номер - запомни его и сожги. У тебя мобильник есть или его тоже украли? Тогда купи новый.

   - Я не пользуюсь мобильной связью.

   И Лиза объяснила, в чем дело.

   - Странные у тебя заморочки.

   - Заморочки всегда странные, иначе они бы не были заморочками.

   - Логично. Ладно. Позвонишь с автомата. Это даже лучше. Когда услышишь соединение, отсчитай десять "бип-бип" и положи трубку, ничего не говоря. Это будет сигнал для стрелки. Тогда вечером того же дня приходи в паб "Буйвол и медведь". Это отсюда два квартала вниз. От 8 до 9 вечера я там буду тебя ждать. Там обговорим вторую фазу операции.

   - А если будет не о'кей?

   - Тогда отсчитай двадцать "бипов"...

   - Каких "бипов"?

   - В здешней телефонной системе перед соединением абонентов используются короткие гудки, как сигналы первого советского спутника - "Бип-бип". Вот, отсчитаешь двадцать - и приходи в тот же паб в означенное время.

   - Значит, чтобы ни случилось, мы по-любому встретимся?

   - По-любому.

   - Тогда зачем звонить?

   - Хм... - Джонни почесал затылок, потом вспомнил: - Так инструкция требует.

   - Тебе не кажется, что подчас инструкции пишут идиоты?

   - У нас с тобой нет времени на дискуссии. Но ты не права. Как-нибудь обговорим в другой раз... Так значит, в том же пабе, в тот же час.

   - И я не звоню.

   - Ладно, - махнул рукой Джонни, можешь не звонить.

   И уже с порога: - У тебя волынка есть?

   - Какая волынка?

   - Ну не ирландская же... Я имею в виду ствол.

   - О, да, я всегда хожу со стволом.

   - Зря. Избавься от него. Нам не рекомендуется носить оружие. Опытные разведчики говорят: разведчик с пистолетом - это ходячий труп.

   - Да я пошутила. У меня ничего нет с собой металлического, кроме зажигалки, которую мне подарил полковник.

   - Ага, - глубокомысленно сказал Джонни. - А вот с зажигалкой не расставайся.

   Тогда Лиза все поняла.

  

  

   * * *

  

   Когда Джонни нехотя ушел, Лиза решила принять душ. Нужно было смыть с себя не столько грязь, сколько колдовские чары Ахмеда. Его ауру обаятельного обманщика и кидалы.

   После душа Лтиза спустилась вниз. Как и вчера она пришла в неурочное время, когда завтрак кончился, а обед еще не начинался. Впрочем, Лиза вспомнила, что обеда здесь не подают. Но голодной её все равно не оставят.

   Смуглая новая англичанка индийского происхождения встретила клиентку, как старую знакомую, поспешила на кухню, пообещав сытно накормить. Лиза пообщалась с барменом из Пензы, которого, кстати, звали Серёжей. Сегодня, после стольких мытарств, Лиза решила отступить от собственных правил и выпить, не дожидаясь вечера.

  

   - Налейте мне, дружище, сухого мартини. Самого сухого, какой только сможете найти. И никакого льда.

   - Слушаюсь, леди.

   Пока она через соломинку мелкими глоточками дегустировала мартини, вечно включенный телевизор показал любопытный сюжет. Корреспондент канала Би-Би-Си-1 передавал последнюю новость из Москвы (разумеется, на фоне кремлевских башен с рубиновыми звездами, а то ведь тупой западный обыватель не поймет, откуда ведется репортаж).

   "...произошло убийство, беспрецедентное даже для русских по своей жестокости. На собственной даче был убит некто Рахметов, который по нашим сведениям являлся высокопоставленным сотрудником КГБ... (Лиза подумала, что давно нет уже никакого КГБ, а они все дуют в ту же дуду, потому что тупой западный обыватель иначе не поймет, аббревиатура ФСБ для него пустой звук, от которого не веет сквознячком страха.)

   ...В качестве предположения о причинах убийства выдвигаются две версии: криминальная и политическая. Следствие склоняется к первой версии. Она более понятна. Известно, что в России зачастую сотрудники службы безопасности "крышуют" предпринимателей. Это очень конкурентный бизнес. "Крыши" буквально истребляют друг друга. Но так было в 90-е годы. Сейчас положение стабилизовалось и тем более вопиющим становится факт убийства, связанный с этой сферой деятельности.

   Нам же, как незаинтересованной стороне, импонирует вторая версия, хотя мы не исключаем и криминал... Самое загадочное в этом преступлении даже не его мотивы - а орудие преступления. Рахметов был убит ледорубом, ударом по голове. По киллерской традиции, практикуемой в России, орудие преступления было оставлено на месте. Ледоруб торчал из головы жертвы, когда жена убитого утром обнаружила труп.

   В связи с этим возникают любопытные ассоциации. А именно, достопамятное убийство Льва Троцкого в Мексике. Тогда его убийца, Рамон Меркадер - агент Сталина - использовал точно такое же орудие - ледоруб. Невольно возникает вопрос: Что это? Случайное совпадение или добрая советская традиция? Впрочем, только ли советская? Вспоминается - и тут мы попадаем во власть криминальной версии - герой детективного романа Федора Достоевского - студент Нахапет Раскольников, который для свершения преступления тоже использовал весьма своеобразное орудие. Те, кто читал этот знаменитый блок-бастер, помнят, как он ограбил кредитный банк, зарубив топором двух сотрудниц...

   Тележурналист облизнулся и продолжил репортаж:

   - Все это лишний раз доказывает, что никакой загадочной русской души не существует. А есть полуобразованный дикарь, этакий Гурон Вольтера, который берет топор или ледоруб и с их помощью решает свои проблемы. С вами были корреспондент Би-Би-Си Алекс Чистерплюй, камера - Дуг Макнора. Москва. Россия".

   Видя, какую ахинею несет этот корреспондент, леди допила мартини, с аппетитом поела; потом купила в киоске карту Лондона и поднялась к себе в номер, чтобы детально изучить подходы к месту встречи с Посланником.

  

  

  

  

   dd>  

  

   Глава 16. ТРАФАЛЬГАРСКАЯ ПЛОЩАДЬ

  

  

  

   Двенадцать медных ударов колокола Биг Бена растаяли в весеннем воздухе. Как всегда в этот час Трафальгарская площадь полнилась народом, основную часть которого составляли вездесущие туристы. Лизе не совсем было понятно, чем руководствовался Посланник - по натуре своей отшельник, назначая свидание в столь людном месте. Вероятно, из соображений собственной безопасности. Он вполне обоснованно не доверял белому человеку.

   Прежде чем явиться на рандеву с Посланником, Лиза успела переделать массу дел. В основном, торговых. Кроме подарка тибетцу пришлось покупать новые вещи для себя, взамен украденных. Но разве женщину можно испугать такими заботами. Это радость для них, а не работа. Лиза обошла ряд престижных магазинов, расположенных на главных торговых улицах Лондона - Оксфорд-стрит, Риджент-стрит и Пиккадилли-сёркус. И еще облазила бутики на элегантной узкой улочке Олд Бонд-стрит - Нью Бонд-стрит.

   Чтобы не уподобиться верблюду, всюду таскающему свои горбы, Лиза не брала с собой купленные вещи. Если существует такая форма сервиса, как доставка товара на дом, глупо этим не воспользоваться. Все товары должны были прибыть с нарочным в гостиницу. Счастливая и свободная Лиза пошла дальше.

   Побывав на Пиккадилли, Лиза только теперь поняла, о чем пела Лайма. Здесь на площади стоит символ любви. Бронзовый фонтанчик, увенчанный фигуркой греческого бога любви Эроса. Местная легенда гласит, если прикоснуться к пенису бога, - обретешь потенцию на долгие годы. Вообще-то поверье касается мужчин, а что загадывают женщины - это остается их тайной.

   (Кстати, добраться до фигурки не так-то просто. Это только сказано - "фонтанчик", на самом деле это многоярусное сооружение и потому карабкаются наверх только отчаянные смельчаки или те, кому нечего терять. И тем не менее их великие тысячи.)

   От бесчисленных прикосновений страждущих пенис Эроса стерся и скоро совсем исчезнет. Тогда Англию, возможно, постигнет демографический крах.

   В далекие психоделические времена сексуальной революции, здесь, на маленьком многоугольном пятачке о шести ступенек вокруг Эроса было лежбище "детей цветов" - миролюбивых хиппи. Сейчас эта джинсовая волна схлынула, но на ступеньках по-прежнему тесно. Лиза тоже протиснулась, посидела несколько минут, приобщилась...

   Когда ноги отдохнули, она пошла по Хеймаркет в сторону Национальной галереи и Трафальгарской площади. У "National Galleri" её соблазнил веселый молодой художник, один из многих тротуарных портретистов. Лиза почувствовала в нем родственную душу. Он был таким же панельным трудягой, что и она.

   За очень небольшую плату художник довольно быстро на листе тонкого картона набросал пастелью лизин портрет. Лизе работа понравилась, нарисовано было довольно реалистично, все, как есть, без лести и прикрас. Впрочем, за дополнительную плату будут и прикрасы. А еще говорят, за границей не ценят реализм. Когда дело касается собственной морды - еще как ценят! Не получив никаких указаний по исправлению портрета, художник с помощью распылителя нанес на картон слой закрепляющего лака, свернул картонку трубочкой, перевязал ленточкой и вручил свой шедевр клиентке. При ней был фирменный пакет от "Харродс", довольно объёмный и прочный, туда она и спровадила портрет.

  

  

   Лиза несколько раз обошла колонну Нельсона, сходила к фонтанам, осмотрела их. Фонтаны об эту пору не работали, - и вернулась опять к Монументу.

   Забравшийся на верхотуру боевой адмирал, выигравший в 1805 году решающую битву у испанского мыса Трафальгар (о чем свидетельствовала надпись на цоколе), уцелевшим глазом всматривался в историческую дымку своих морских побед. Для Англии он сделал то, чего не смог сделать для России Кутузов. Одним ударом лишил Наполеона возможности высадиться на английское побережье, разбив объединенный испано-французский флот. Этот великий человек казался маленьким на такой высоте - левой рукой опирался на трость, одинокий, позеленевший от времени, со шляпой и плечами, загаженными голубиным пометом. Сами бессовестные птицы - разжиревшие и ленивые - путались под ногами.

   - Кыш! птичий грипп... - отмахнулась Лиза, когда два сизаря попытались сесть ей на плечи, точно она была неодушевленным предметом. Те флегматично отлетели в сторону.

   Лиза была обеспокоена тем, что Посланник может просто не увидеть её в этой муравьиной суете. Трафальгарская площадь распланирована так, что всё громадное пространство невозможно охватить единым взглядом, как, например, Красную площадь, если стать у ГУМа. И главным препятствием являлся сам Монумент. Высотой в 44 метра, в греческом стиле с капителями наверху колонна с желобками поставлена на громоздком в форме квадрата ступенчатом основании, по углам которого разлеглись в позе Сфинкса огромные львы, бдящие на все четыре стороны света.

   Все это закрывало обзор. И надо было угадать, с какой стороны подойдет Шаман. Лизе пришлось забраться на высокие ступени цоколя и ходить там, стеснительно держа в руке газету "Правда", как какой-нибудь шпион из русского фильма 50-х годов. Чувствовала она себя полной идиоткой, хотя никто на нее не обращал внимания: вокруг вавилонились туристы, пищали дети, утробно ворковали голуби.

   И вдруг среди этой мирной суеты произошло смятение. Все голуби, какие были на площади и на крышах зданий, разом взвились в воздух. Огромная стая, словно грозовая туча, затмила солнце. Шум тысяч крыл заглушил гомон толпы. Пораженные туристы замерли, открыв рты от удивления. Розовые старушки с кормом тоже недоумевали. На их памяти такого переполоха среди пернатых никогда не было. Даже в дни королевских праздников, когда стреляют из пушки.

   Некое шестое чувство заставило Лизу опустить взор на землю и обернуться. И тут она поняла, какой горный орел всполошил пернатую братию. Со стороны церкви Сент-Мартин-ин-зе-Филдс появился человек явно не от здешнего мира. Он шел по площади, словно на ней не было ни единой живой души, как будто шагал по привычной своей каменной пустыне. Это был Посланник.

   Лизу охватил едва ли не суеверный трепет, мистический мандраж. Отшельник двигался скользящим шагом, будто плыл над землей. В этой пустыне он видел только одного человека - Лизу. Его острый взгляд мгновенно вычленил её из толпы. До того, как она успела поднять газету над головой.

   Усилием воли она постаралась вытеснить из сознания все, что её связывает со спецслужбами. Она простая девушка из СНГ, приехавшая на встречу с человеком, который закрыл глаза её горячо любимой прабабушке. Готовая разделить с ним скорбь... и принять на память дорогие ей вещи. Дорогие не в смысле цены, а в смысле памяти...

   Она оцепенела. Легко преодолев высокие блоки цоколя, к ней подошел Посланник.

   Тело его покрывали засаленные лохмотья ламаистского монашеского платья. Его длинные грязные волосы были закручены в виде тюрбана, какие носят в Индии. Однако чумазая физиономия незнакомца решительно ничем не напоминала благородные лики индусов.

  

  

  

  

  

  

   Глава 17. ПОСЛАННИК

  

  

   Он разочаровал Лизу. Готовя себя к встречи face to face с Посланником, она предполагала услышать какую-то особенную речь - возвышенную, мудрую. Посланник же напротив, казалось, всеми силами старался добиться обратного эффекта. По-английски говорил почти правильно, но с ужасным акцентом. И речь его была уж слишком проста. И конечно, как Лизу и предупреждали, он был груб, а временами просто хам. На собеседницу смотрел как на нечто не достойное уважения. Но, скорее всего, Лиза здесь было ни при чем. Наверное, это его обычная манера обращения с людьми. Лиза с трудом сдерживала в себе желание послать его на три буддийские буквы (хум). Старалась понять этого дикого человека. Понять - значит простить. Посланник (надо отдать ему должное) тоже в свою очередь пытался смягчить углы своего характера, но удавалось ему это не всегда и на кроткое время.

   Они представились друг другу.

   Имя его было Пагдзин. Но он требовал называть его КУШОГ, что означало господин. Лиза интуитивно поняла, что это скорее эквивалент английского "сэр", чем обращение "мистер".

   Пагдзин объяснил, что в Тибете считается невежливым называть людей по имени. (Он еще говорил о вежливости!) Всех, кого почитают не ниже себя, именуют каким-нибудь титулом. Например, он зовется Далинг-гомштен. Далинг - название местности, где он более-менее постоянно жил.

   Не спрашивая разрешения у Лизы, интересно ли ей или нет, он рассказал о себе.

   В молодости он был трапа (послушником) в монастыре Толунг Терпуг, расположенном в районе Лхасы. Он принадлежал к секте "Карма-па" - одной из самых значительных сект "Красных колпаков". Там же он какое-то время учился. Не имея средств к существованию и подгоняемый жаждой впечатлений, стал бродячим отшельником.

   Своим первым учителем считал некоего дубтоба (маг), довольно зловредного нрава, от которого вскоре пришлось уносить ноги. Но Пагдзин на него не в обиде. Дубтоб не обязан соблюдать какие-либо человеческие законы. Его действия диктуются высшими соображениями, недоступными для понимания простых смертных.

   (Хорошая отговорка, чтобы замаскировать свое хамство, подумала Лиза).

   Потом он был учеником досточтимой Марии. Её он вспоминает с уважением: "О, жетсюн-ма* [*высокочтимая, "преподобная". Очень вежливое обращение к женщине-ламе.], она воистину была великая гомштен-ма, достигшая трахпа**, даром, что пилинг (иностранка).

  

   [**Трахпа - тибетский термин, означающий высшее освобождение, духовное просветление.]

  

   Лиза приготовилась выслушать подробности из жизни прабабушки, но Далинг-гомштен, когда дело касалось других людей, на удивление был краток. Далинг-гомштена интересовал только сам Далинг-гомштен. Лиза это поняла.

   - А чем вы занимаетесь сейчас, кушог? - вежливо поинтересовалась она.

   - Делаю звезды из собачьего кала, - грубо ответил тот.

   - В Москве, откуда я приехала, все этим только и занимаются.

   - Ты откуда?

   - Разве я не сказала?

   - Ты сказала - из какого-то "гэ".

   - Из СНГ, извините, кушог, уточню - я из России.

   - О, Россыя, - вдруг дурашливо воскликнул гомштен по-русски, - прывэт, товаричш!

   "Тибетский волк тебе товарищ", - подумала Лиза, а вслух спросила:

   - Вы знаете русский?

   - Да. Кое-что меня научил жетсюн-ма, ваш прабабушка.

   Гомштен напряг память и произнес: - "Мир, дружба, коммунись, вотка!.. Вес мир насилно мы нарушим до основани, а зачем..."

   Лиза подхватила: "...Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем". Вообще-то идиотские слова. Если кто-то хочет стать кем-то, он должен созидать, а не разрушать. Вы согласны?

   - Меня не волнуют мирские дела, - переходя на английский, сказал гомштен и сделал движение, словно собрался уходить.

   - Простите, что напоминаю, но, кажется, прабабушка вам передала на хранение какие-то свои вещи... - тактично намекнула Лиза об обязанностях Посланника.

   Гомштен тормознул и зло на нее уставился.

   - Конечно. Вы думаете Пагдзин вор?

   - Я ничего такого не думаю, римпотше.

   Услышав самое почтительное обращение, Посланник смягчился.

   - Ты выдержала испытание.

   - Какое испытание?

   "Последнее время, - подумала Лиза, - все только и делают, что испытывают меня".

   - Если бы ты не сказала вторую часть стиха, ты бы не получила наследство. Такова была воля жетсюн-ма.

   Лиза замерла в ожидании. Настал торжественный момент: церемония передачи наследства. Но чумазый отшельник опять все испортил. Он был враг всякой торжественности.

   - Вот её ....

   Он произнес непонятное слово по-тибетски и, изогнувшись, полез под свои обширные одежды, словно его укусила блоха. Достал все-таки не блоху, а некий предмет, завернутый в грязную тряпку. Размотав эту портянку, Посланник извлек длинную плоскую шкатулку, похожую на огромную готовальню. На ней способом инкрустации были нанесены сложные узоры. Тибетские, надо полагать.

   Посланник поднял обтекаемо-закругленную крышку, и Лиза увидела содержимое шкатулки. Вернее, то, что сразу бросилось в глаза.

   - Можно? - Лиза запустила внутрь руку и вытащила наружу позвякивающее звеньями ожерелье.

   Мелкие граненные прозрачные камешки, перемежающиеся со столь же мелкими голубыми камнями, оправленные в металл филигранной работы старинного рисунка, составляли ожерелье. Когда оно змейкой свернулось на ладони, холодный свет побежал по бусинкам, и они вспыхнули, замигали, разбрасывая миниатюрные радуги. По виду это были бриллианты и бирюза. Коллекционная вещь. Если Лиза в этом разбиралась... Но она не была уверена. Может, ей вообще подсунули подделку. Какие-нибудь стразы вместо бриллиантов. У Посланника было достаточно времени купить дешевую подмену в азиатском квартале. Например, в магазине "Тадж-Махал", где продавались различные поделки местных умельцев, выходцев из Азии, Африки...

   Но Лиза отогнала эту мысль. Тут третьего не дано. Либо она доверяет Посланнику, либо... Тут даже второго не дано. Иначе все сорвется. И тогда уж ей несдобровать.

   - Красиво! - вполне искренне восхитилась она. - С вашего разрешения...

   Пока гомштен раздумывал, Лиза уже приложила к шее колье, держа за концы. - Помогите застегнуть.

   Она невинно повернулась к нему спиной. Посланник остолбенел от наглости женщины. Будь они в лесу или в пустынном месте, он бы ей сломал шею. Но они стояли в центре европейской политкорректности. И гомштен совладал с собой. Гневно сопя, он попытался застегнуть хитрое сцепление, но тонкие колечки выпадали из его грубых пальцев. Наконец он плюнул в сердцах и произнес по-тибетски какую-то длинную тираду - не то ругательство, не то заклинание. По-видимому, второе. Потому что колье вдруг оказалась сцепленным.

   Лиза, конечно, этого не видела, зато осталась довольной результатом. Она достала из сумочки зеркальце и полюбовалась на себя и на ожерелье.

   - Ну, как? - опять наивно спросила она.

   Далинг-гомштен как-то странно на нее посмотрел. Лиза сочла этот взгляд комплементом. Продолжила церемонию. Следующими реликвиями были сережки, браслет и перстень. Все старинной работы, необыкновенно красивые и, вероятно, дорогие. Дорогие вдвойне - как память. У Лизы даже на глазах навернулись слезы, когда она обременила свои проколотые уши сережками с подвесками из бирюзовых капелек. И это подметил острый глаз отшельника.

   С особым трепетным чувством Лиза взяла небольшую картонку с наклеенной фотографией.

   Это было фото, коричневое от времени, как дагерротип, с изображением молодой женщины в широкополой шляпе, одетой в длинное платье, которая присела на травянистый пригорок, держа в руке сорванный полевой цветок. Женщина смеялась. Она была счастлива. А за спиной у нее, подернутые дымкой, вздымались высокие горы Тибета.

   - Жетсюн-ма, - почтительно прокомментировал Далинг-гомштен. И опять странно поглядел на Лизу.

   Так вот она какая, легендарная прабабушка. Знаменитая путешественница...

   - Это всё? - очнувшись от созерцания, спросила наследница, хотя знала, что не всё.

   Далинг-гомштен опять полез под одежду, вытащил еще сверток, меньших размеров, но зато крепко перевязанный тонким вервием.

   - Это пурба, - впервые за всю встречу торжественно провозгласил он. - Магический нож. Жетсюн-ма владела им по праву духовного могущества. Наш тсавай-лама - отец и духовный владыка, тоже был могущественным магом, но даже ему не удалось отнять у нее пурба. Теперь пурба принадлежит вам.

   Лиза приняла сверток, как некий священный трупик. Однако, при всем своем любопытстве ей не хотелось возиться с распаковкой. К тому же она знала, что, несмотря на сакральную подоплеку, пурба не более чем нож. Прабабушка им резала мясо в походных условиях. Несомненно, он представлял ценность для суеверных тибетцев и чудаков-коллекционеров, но не для нее. Как большинство женщин, Лиза в общем-то была равнодушна к холодному оружию. К тому же она обещала подарить кинжал мистеру Иксу...

   Лизе было неприятно держать в руке грязный сверток, она поблагодарила римпотше и сунула сверток в пластиковую сумку, где уже лежала шкатулка.

   - А это вам от меня, - сказала она, протягивая отшельнику объемистый целлофановый пакет и пару теплых перчаток в придачу. - Подарок. Насчет перчаток - не знаю вашего размера, купила, какие побольше...

   Далинг-гомштен принял подношение с алчным блеском в глазах. Зубами разорвал целлофан, извлек толстый вязанный английский шарф и тут же намотал его на свою голую шею. Лиза улыбнулась. Он вел себя так же, как и она минуту назад, примеряя колье. Все люди в общем-то одинаковы, подумала наследница. Перчатки ему тоже подошли. Римпотше остался весьма доволен.

   Теперь, когда церемония передачи наследства завершилась, надо было тактично выруливать к финишу. По протоколу Лиза должна была сводить тибетца в ресторан и накормить его от пуза. Но предлагать это прямо, в лоб, словно голодному нищему, было не тактично. Нужно подойти к этому по незаметной тропке.

  

  

   На вопрос, где римпотше остановился, он ответил, что живет в разных местах: то в пещере, то в заброшенных домах, то под деревьями в лесу. Теперь он остановился в Лондоне на несколько дней в отеле "Лев и собака". Там есть душ, а он давно не мылся.

   - Не желает ли Далинг-гомштен посетить ресторан? - почтительно спросила Лиза. - Я хочу вас угостить. Отказа не принимаю. У нас такой обычай.

   - Да, я знаю русский обычай. Жетсюн-ма часто угощала Далинг-гомштена блинами и жареной картошкой.

   - Тогда идемте...

   Едва Лиза произнесла эти слова, как на нее обрушились все звуки полуденной площади. Только теперь она вспомнила: за все время встречи до слуха не доносилось ни звука, их никто не толкнул и никто не помешал, словно до этого они находились в некой отделенной реальности, куда не могли проникнуть посторонние.

   Когда они тронулись церемониальным шагом, она мельком подумала: "Господи, как же я пойду с этим чучелом?" Но ничего - пошла.

   Лиза загодя выбрала средней руки ресторан и даже зарезервировала столик. Но теперь её одолевали сомнения: пустят ли в приличное заведение отшельника в его грязных лохмотьях? Не следует ли ограничиться пролетарской забегаловкой, где, кстати, можно тоже хорошо и вкусно поесть. И все же Лиза рискнула, подумав, вдруг тибетец обидится, попав в затрапезное заведение. Люди низкого социального статуса болезненно чувствительны к таким нюансам.

  

  

   Решающий момент настал, когда они подошли к китайскому ресторану "Божественная лодка". Её самые худшие опасения подтвердились. Швейцар, наряженный как мандарин (настоящий китаец, без дураков), с поклонами отворил дверь перед Лизой, одетого же неподобающим образом отшельника остановил. Вернее, попытался остановить.

   Далинг-гомштен, не замедляя шага, издал какой-то горловой звук, отчего китаец вдруг отлетел в сторону, как от хорошего удара, согнулся, схватившись за живот.

   Лиза была шокирована. Она впервые видела, как был применен прием магического каратэ - бесконтактный удар. Бесконтактным, впрочем, он был только на взгляд непосвященного. На самом деле (ох уж эти самые дела!), вместе с горловым звуком выплескивается пакет энергии, каковой пакет, а вместе с ним и энергия бьют не хуже кулака, а даже эффективнее. В принципе, такой удар, нанесенный с предельной силой, способен сокрушить слона.

   Лиза поняла, что маг-отшельник ударил лишь слегка. И еще осознала, как она перед ним беззащитна со всеми своими смехотворными приемами.

   То же самое, наверное, сразу просёк администратор ресторана. Узкоглазый админ поклонился сначала дубтобу, потом уже его даме, что для европейцев было делом неслыханным. Но админ был китайцем, к тому же напуганным. Так что европейской политкорректности он предпочел китайские церемонии, где мужчина всё, а женщина ничто.

   Их усадили за стол в хорошем месте возле окна. Быстро принесли еду - самую изысканную и очень много. Тут были креветки и янтарная утка с зелеными перчиками, и лапша с моллюсками, и омлет с шампиньонами, и рисовые колобки с запеченными внутри жучками вместо изюма, и личинки в сметане, и червячки в масле, и много других блюд, названий которых Лиза не знала и даже не предполагала, что они существуют.

   За трапезой Лиза считала своим долгом вести светскую беседу. При этом старалась не замечать грязных рук сотрапезника, памятуя завет отца, часто говорившего, что надо привыкать к бытовой грязи.

   По мере насыщения дубтоб становился все разговорчивей. Говоря о чем-нибудь, он иногда неожиданно бросал длинный ряд быстрых тибетских фраз и при этом очень внимательно наблюдал за Лизой. Как будто хотел заглянуть ей в душу, что-то там разглядеть. Лизе даже показалось, что он пытается её загипнотизировать. Разозлившись, она спросила об этом посланника напрямую.

   Тот засмущался, что вовсе было не в его характере. Наконец признался, что подозревал в Лизе перевоплощение высокочтимой Марии. Объяснил, что для ламы высшей духовной категории, которых европейцы называют "живыми Буддами", перевоплотиться по своей же родовой линии, ничего не стоит - как два пальца окунуть в полоскательную чашку. Таких лам называют тюльку.

   Лиза успокоила Далинг-гомштена, сказав, что ничего такого запредельного в себе не чувствует, что её увлечение буддизмом - чисто на любительском уровне. И вообще, она, конечно, не сомневается в умственных способностях Далинг-гомштена, но пусть он подумает, как она, Лиза, может быть новым воплощением преподобной Марии, если прабабушка умерла, когда Лизе было уже 26 лет. Если бы прабабушка умерла лет 30 назад, до рождения наследницы, тогда, да, она могла, в принципе, совершить воплощение в своей правнучке. Так что ты, парень, кажется, гонишь тюльку.

   Далинг-гомштен зло смотрел на Лизу. Возразить ему было нечем. Опять эти проклятые европейцы, оставили его в дураках. А ведь он всецело разделял мнение, общее для всех азиатов - от Цейлона до северных пределов Монголии - в умственной неполноценности белых.

   Лизу он относил к белым европейкам, несмотря на её азиатские черты.

  

  

   * * *

  

   Торжественный обед закончился под трубное рыгание тибетца. Так он выразил благодарность за угощения. Лиза заметила, что он отказался от рисовой водки, предложенную официантом, а пил только чистую воду.

   Едва завидев идущих к выходу дубтоба с женщиной, швейцар сломя голову бросился открывать дверь. И остался стоять, согнувшись, словно боль все еще корёжила его.

   - Римпотше, вас подвести до отеля? - спросила Лиза и тормознула такси - кэб неизменно черного цвета.

   - Нет... - испугавшись машины, отказался отшельник. - Я имею свой способ передвижения.

   - Тогда до свидания.

   Дубтоб в замешательстве взглянул на протянутую ему руку. И вдруг приложился к ней губами. Словно ему было видение Лизиного будущего, достойного уважения даже по строгим меркам отшельника, и он авансом отдал ей должное.

   - До свидания, - сказал он по-русски. И прибавил на своем языке: - жетсюн-ма.

   Лиза села в такси. Сквозь окно она смотрела, как кушог Пагдзин мерным шагом удаляется из её жизни. И вдруг с удивлением заметила, что движется он уже не по улице, а в неком светлом фата-морганном пространстве, которое искажает фигуру, делает её плоской, истончает плоть, целиком поглощает.

  

  

  

  

   КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

  

  

  

  

  

   Часть вторая

  

  

   В ЛОНДОНЕ БЕРЕЗА СТОЯЛА

  

  

   Некому березу заломати,

   Лю-ли, лю-ли заломати.

  

   Русская народная песня

  

  

  

  

  

  

   Глава 19.

  

  

   Она вращалась на вощеном паркете, скользила по лаковым доскам, подпевая себе. Она крутилась перед зеркалом, красиво вскидывала руки, любуясь собой и фамильными драгоценностями.

   В номере Лиза переоделась в новое кимоно, купленное, как и хотелось, на Пиккадилли-сёркус; с широкими рукавами, блестящего шелка, глубокого синего цвета, с малиновыми иероглифами на спине. И надела все драгоценности. Вернее, добавила остальные к ожерелью, которое она так и не снимала с момента встречи.

   Лизе показалось, что она в этих драгоценностях похожа на восточную царицу Тамару. Перед женщиной в таком убранстве никакой мистер Икс не устоит.

   Она поверила в свои силы.

   Потом она вспомнила, что еще не осмотрела кинжал. Взяла маленькие ножницы из косметички, разрезала пеньковые веревки, связывавшие его, размотала грязные пеленки. При этих манипуляциях ей в голову пришла странная мысль, что она освобождает от пут некое живое существо. Ребенка, например. Самовнушение было столь велико, что когда предмет оказался у нее в руке, ей показалось, что он шевельнулся. Чтобы не уронить пурба, Лиза инстинктивно сжала его пальцами сильней, чем требовалось. Успокоившись, она поняла, что все это ей только померещилось от избытка впечатлений.

  

   Как Лиза и предполагала, пурба оказался обыкновенным ножом кустарного производства, в ножнах из толстой кожи. Чуть искривленное широкое лезвие, с едва намеченной с одной стороны гардой. Ручка деревянная, обшитая кожей с выпуклыми узорами, чтобы рука не скользила. Никаких тебе магических надписей на клинке - рунами или, на худой конец иероглифами. Нет, нож был нарочито простецким, как и сам налджорпа*, передавший его.

   [*Налджорпа - буквально "тот, кто достиг бесстрастия", но в обычном понимании это слово означает "мистик-аскет, обладающий могуществом мага"].

   Лиза не знала, что пурба походил на традиционную финку. Не ту финку, которую мастырит какой-нибудь уголовник - с цветной наборной ручкой, с прямым лезвием, с претенциозной гардой. Ничего этого в настоящей финке нет. У настоящей - Финской - финки нет гарды, лезвие слегка изогнуто, ручка изготовлялась из дерева. Оно и понятно - это оружие родилось в северной стране, где жестокие морозы не редкость, а правило. А посему ручка не должна иметь металлических деталей, которые вытягивают тепло из руки.

   Все это верно и для Тибета, с его суровым климатом. Лед и снег в горных районах царствуют чуть ли не круглый год. Только здесь и могли делать такие неказистые с виду ножи, один из которых Лиза держала в руке. Неказистые, но эффективные. Потому что дело даже не в ноже, а в той магической силе, которая в нем заключена.

   В принципе оружием может быть все что угодно, если оно одухотворено магическими заклинаниями. Например, некоторые тибетские маги в качестве оружия используют булочки или пироги. Их называют "торма". Иногда маг насылает на крестьян, провинившихся перед ним, целую эскадрилью из булочек. Торма летят по воздуху, выискивают врага (этакие самонаводящиеся ракеты) и бьют довольно чувствительно, а иногда даже разрушают хижины. Но маги не часто применяют к своим врагам булочное бомбометание. Для изготовления ритуальных пирогов торма уходит слишком много муки и масла, что обходится недешево. Гораздо чаще в ход идет нож.

   Заговоренный нож обретает подобие жизни. И даже некоторые зачатки интеллекта. Во всяком случае, не ниже собачьего. У пурба не простой нрав. Он предан хозяину. Но иногда может и хозяину причинить вред, если у ножа окажется скверный характер, например, как у бультерьера. Самый безопасный пурба - с характером дворняги. Никогда хозяина даже не поцарапает, но в случае серьезной опасности, может и не защитить. Так что маги стараются воспитать свой пурба злобным бойцом.

   Какой характер имел этот пурба, Лиза не знала и даже понятия не имела, что предмет может иметь душу. Любой предмет. Нам остается только надеется, что прабабушка Мария, имевшая петербургское образование, воспитала свой пурба в духе человеколюбия. Он если и зарежет кого-нибудь, то постарается сделать это не больно: чик - и готово.

  

   * * *

  

   В пабе "Буйвол и медведь" народу было, как грешников в аду (только там пива не дают). И так же было жарко. Пахло влажной шерстью, ношенном велюром и пивом (хотя, может быть, наоборот - на том свете только и делают, что пьют пиво). Короче, обстановка сугубо мужская, Лиза в этой атмосфере ощущала себя чужой. Она даже позавидовала нескольким мужиковатым эмансипэ, которые чувствовали себя в мужской компании, как рыбы в воде. Конечно, это же Лондон, а не Тегеран.

   Она протиснулась к стойке (полированное красное дерево которой хотелось гладить, гладить и гладить до писка) и заказала коктейль "007" - водка + мартини. Хозяин и его помощник, засучив рукава, оба с мокрыми физиономиями, работали как автоматы, орудуя туда-сюда фарфоровыми ручками. Пенистые потоки обрушивались из хромированных кранов в огромные кружки, закручивались янтарными вихрями, и белые шапки пены поднимались, переползали через край, ошметками падали на волосатые руки и на стойку и без того уже мокрую. Стойку тут же протирали третьей рукой, чтобы на чистое место вставала новая партия пустых кружек, и процесс продолжался.

   Вскоре Лиза так освоилась, что уже стала различать отдельные физиономии из общей массы красного алкогольного мяса. И тогда узнала Джонни. Он сидел за столиком один, стойко отражая натиск британцев, посягавших на свободное место, которое он охранял.

   Лиза взяла свой джеймс-бондовский коктейль и поспешила на подмогу. Вскоре они сидели друг против друга за маленьким мраморным столиком, на котором разместились кружка темного эля, стакан виски и бокал с коктейлем, который Лиза пригубила по дороге от стойки.

   Сегодня Джонни был одет в бутылочно-зеленый вельветовый костюм, в белую рубашку без галстука и безукоризненно чистые замшевые шузы. Его долгополый плащ был переброшен через спинку стула.

   Теперь она поняла, почему сразу не узнала Джонни. Он коротко постригся и стал выглядеть еще моложе. Он наверняка ждал комплемента за свой подвиг. И получил его. Лиза в таких случаях не скупилась.

   - Я осмелился заказать тебе эля, - сказал Джонни и взмахнул рукой, подавая сигнал официантке.

   - Молодец. Меня как раз мучает жажда, - похвалила Лиза, хотя в действительности ей зверски хотелось курить, но эти ханжи со своими законами...

   Когда Лиза разделась, скинув плащ и развязав легкий шарфик, Джонни тоже обратил внимание, как принарядилась его визави. На Лизе было новое платье, в широком вырезе которого блистало колье и при малейшем движении посылало в пространство разноцветные лучики.

   - Наследство?

   - Ага, - счастливо улыбаясь, ответила Лиза.

   - Класс!

   - Еще вот сережечки, видишь какие... - Лиза погладила пальцем снизу по голубым капелькам и они, казалось, издали мелодичный звон. - А еще браслет и перстень, но я их оставила в номере.

   - А кинжал?

   - И кинжал там же. Можешь передать в Центр, что с первым заданием я справилась.

   - Обязательно передадим. Смотри, береги его... Какой он хоть из себя?

   - Ничего особенного, нож и нож, только тибетский.

   Джонни сказал типа того, что все это, конечно прекрасно, но в одиночку ходить с такими драгоценностями вечером по Лондону, он не советует.

  

   Подавальщица принесла и поставила перед Лизой огромную кружку с пенистой шапкой. Толстое рельефное стекло запотело, и капли, сбегая наперегонки, чертили дорожки.

   Лиза с напрягом, двумя руками, подняла холодную влажную кружку и, обмакнув губу в пенку, отпила глоток. Хоббитское пойло было ничего себе.

   - Ну, давай, рассказывай... - Джонни прикончил виски и сделал новый заказ расторопной официантке.

   Лиза, потягивая через соломинку свой коктейль, вкратце рассказала, как прошла встреча с Посланником. Джонни внимательно слушал, потому что, сказал он, они как раз не знают содержания разговора Лизы с Отшельником. Оптические приборы не подвели. Видеоряд у них получился удовлетворительным, а звук почему-то не записался.

   - Знакомые магические штучки, - усмехнулся он. - Как-то мы разрабатывали одного экстрасенса, то столкнулись с такими же глюками... А теперь слушай, запоминай и постарайся сделать в точности по инструкции... И, пожалуйста, не критикуй её. В данном случае, все четко продумано.

   Из его инструкции Лиза поняла, что встреча с "объектом Х" должна состояться в парке под названием "Парламент Хилл".

   - Удобнее, конечно, было операцию провести в тихом месте, - сказал Джонни, - например, в парке "Уотерлоу", там "царство тишины", как пишут в путеводителях, и он не большой, всего 29 акров, так что его с легкостью можно охватить наблюдением. Но этот засра... то есть "Мерлин" предпочитает многолюдный, полный детей парк, а это громадная территория, в десять раз большая. Так что нам придется попотеть, прикрывая тебя.

   Джонни взял салфетку, достал ручку и набросал примерную схему парка.

   - Вот тут находится так называемый "Холм предателей". Через него проходит одна из беговых дорожек. Каждый день "Мерлин" приезжает на лимузине и занимается бегом. Ежедневно он, в сопровождении трех охранников, пробегает три мили - ни больше и не меньше. Один охранник бежит впереди на случай, если дорожка окажется заминированной, двое - сзади, почти вплотную к шефу. Теперь о самой трассе. - Джонни склонился еще ниже, и Лиза упругой челкой почувствовала легкое касание его лба. - В одном месте маршрут его проходит как раз через "Холм предателей". Кстати, весьма символичное название. Бог, как говорится, метит шельму...

   - А почему он так называется - "холм предателей"? - Лиза по-детски, с хрипом и бульканьем, всосала со дна бокала остатки коктейля.

   - Это давняя история, - Джонни откинулся на спинку стула, - известная как "Пороховой заговор". Я подробностей не знаю, но вкратце дело было так: в 1605 году заговорщики вознамерились убить короля Якова I, который в тот день должен был прибыть в парламент. Под здание парламента они сумели заложить бочку с порохом. И вот часть заговорщиков с верхушки холма издали наблюдала, как будет взорван ненавистный им Вестминстер. Заговор был раскрыт. Заговорщики обезврежены. А их наблюдательный пункт приобрел "неофициальное" название - "Холм предателей".

   Джонни вылил новую порцию виски в рот и запил элем.

   - Тебя не развезет? - забеспокоилась Лиза.

   - Не отвлекайся. Слушай дальше. Так вот. Этот пре... то есть "Мерлин" бежит с холма, здесь поворот, у подножия... там есть такая железная урна в виде птицы с разинутым клювом. Ты, одетая в спортивный костюм, будешь поджидать "Мерлина" возле этой урны...

   - А нельзя мне поджидать его в каком-нибудь более романтическом месте? - перебила Лиза.

   - Урна здесь важный элемент. Без нее не обойтись...

   Джонни полез в карман, вынул оттуда маленький цветной баллончик, поставил его на попа. Это был мятный освежитель полости рта. Штука весьма распространенная. Лиза подумала, уж не готовится ли Джонни к поцелуям, но тот присовокупил к баллончику белый цилиндрик ингалятора, выставил перед Лизой эти фигуры, как шахматист, готовящийся к партии.

   - На пробежку возьмешь это с собой. Оденешь пояс с сумочкой, ну, знаешь такие...

   - Знаю.

   - Положишь их в сумочку. И добавь для правдоподобия какого-нибудь женского хлама - ну расческу там, тюбик с помадой... Но вещей не должно быть много. Чтобы ингалятор сразу бросился в глаза.

   - А зачем нужно, чтобы он бросался в глаза?

   - Чтобы его сразу могли найти и сунуть тебе в рот, когда ты будешь валяться на земле...

   - Я? на земле? С чего это?

   - Не обламывай меня, малышка... слушай и все поймешь... Когда увидишь, что с холма бежит этот со своими холуями, достанешь из поясной сумочки "освежитель", прыснешь себе в рот и вдохнешь, но не более двух раз. Это сильнодействующий препарат, который парализует дыхательную мускулатуру. Человек не может вдохнуть, теряет сознание и...

   - И?

   - И отдает богу душу.

   - Ни ху-ху себе! Оборзели что ли? И вы думаете, что я...

   - Не ссы, старушка, все учтено могучим уркаганом. Во избежание летального исхода существует препарат-нейтрализатор, своего рода противоядие. Антидот закачен в этот ингалятор. Перед тем как отключиться, ты сделаешь так, чтобы из расстегнутой сумочки выпали вещи, среди которых и будет ингалятор. Когда тебя захотят оказать помощь, они должны увидеть его сразу и догадаться, что у тебя острый приступ астмы. Последняя горилла догадается сунуть тебе в рот сосок и накачать лекарством. Через полминуты ты придешь в себя...

   - А если они не догадаются?

   - Догадаются. Один из охранников - дипломированный врач. Он всегда сопровождает шефа для оказания экстренной помощи.

   - Я боюсь, Джонни. Вдруг они промедлят, и я умру... Может быть, мне просто притвориться. Я могу сымитировать приступ астмы, я хорошая артистка. Знаешь, как нам иногда приходится притворяться...

   - Детка, кончай эту самодеятельность. Одно дело притворно стонать в постели с клиентом, и совсем другое - имитировать удушье. Как ты собираешься имитировать посинение лица, характерное при удушье, а? Не забывай, там будет врач. Причем врач, который, по долгу службы, подозревает всех и вся. Они такие штучки за милю чуют.

   - Ну, хорошо, хорошо. Если Родина приказывает удавиться - удавлюсь. Ладно, допустим, привели они меня в чувство. Я очнулась (если очнулась...) - и что делать дальше?

   - Посмотришь на него своими миндальными глазенками так, чтобы у этого засранца член встал, как...

   - Фу, как грубо! Ты пьян. Больше виски я тебе пить не позволю.

   - Молчать! - шепотом рявкнул Джонни. - Кто командир?

   - Я командир.

   - Ну, извини.

   - И всё-таки я не поняла, причем здесь урна?

   - Какая урна?

   - Ну ты говорил, что она имеет принципиальное значение...

   - А-а-а! Ну, конечно. В урну ты выкинешь "освежитель" после использования. Иначе его могут подобрать дети... Сама понимаешь, что будет...

   - О, да вы гуманисты... Ладно, ответь мне еще на такой вопрос. А что будет, если они сочтут это провокацией и пробегут мимо? Они могут просто не подпустить Икса ко мне... Вы предусмотрели этот вариант?

   - Командование предусмотрело операцию на десять ходов вперед и во многих вариантах. Понятно? Отвечаю. Если они не окажут тебе помощь, то к тебе подбегу я как прохожий, у которого случайно оказался запасной ингалятор. Удовлетворена?

   - Вполне.

   - Если романтический вариант провалится или не до конца зацепит, то в силу вступит второй вариант - художественный. "Объект Х" часто посещает "Русскую галерею" Соломона Гуггенштайна, где подолгу стоит у картины Левитана "Березовая роща". Там его тоже можно закадрить. Если встать у него за спиной, и глядя на картину, тихонько запеть:

  

   Я в весеннем лесу

   пил березовый сок,

   С ненаглядной певуньей

   в стогу ночевал,

   Что любил - не сберег,

   что имел - потерял,

   Был я смел и удачлив,

   но счастья не знал...

  

   Кстати, именно таким способом его закадрила одна русская эмигрантка из второго поколения железной волны, некая Маргарита Нержава - весьма хитрая бестия. Теперь она его любовница. Весь её расчет строился на том, что он скучает по Родине и потому предпочитает соотечественниц...

   - Что такое железная волна эмиграции?

   - Ну, прикинь... - Джонни поскреб ногтем крыло носа, - был когда-то золотой век русской эмиграции - царский. Это, собственно, даже не эмиграция, а так - длительный отпуск. Уехал, проигрался в казино в Баден-Бадене - приехал. Потом наступил серебряный век - первые годы после революции, разумеется, при Ленине. Тут уж без возврата... Отсюда - ностальгия по утраченному детству, кокаиновые грезы и прочая набоковщина. За всем за этим шел железный... - Брежневско-Андроповский. Когда забугор еще принимал, но уже не знал, что с ними делать... Отсюда - лимоновщина и все такое...

   - А в настоящее время?

   - Деревянный век. И визу не дают, и выдворяют. Чтобы сохранить в чистоте liberal valiues.

   - Понятно.

   - Но вернемся к нашим бананам, то бишь березам... Сама понимаешь, использовать дважды один и тот же способ слишком банально и чревато провалом. Руководству импонирует романтический вариант, как более надежный. Так что ты уж постарайся зацепить его с первого раза. Тут вот в чем фишка. Наш штатный психолог объяснил, что когда кто-то кому-то спасает жизнь - а Икс вправе считать, что спас тебе жизнь - то у спасателя возникает комплекс ответственности за спасенного, и он, спасатель, начинает и в дальнейшем опекать спасенного.

   - Это я знаю, - похвасталась Лиза. - У китайцев это даже закрепилось в обычай. Там считается, что жизнь спасенного полностью принадлежит спасателю.

   - Ну вот, видишь. Так что этот вариант должен сработать.

   Джонни смял салфетку, сунул её в карман и сказал конспираторским тоном:

   - Подожди меня, мы еще не договорили. А я схожу в туалет, уничтожу схему... а заодно освобожу место для следующей кружки... У меня мочевой пузырь слабый. Знаешь, бывает - сидишь в машине, ведешь наблюдение за объектом, а сходить некуда. На этот случай мы берем с собой пустые пластиковые бутылки из-под "колы". Только бутылка должна быть большой, литровой, и с широким горлышком, а то в узкое не влезает...

   - Джонни, ты хочешь меня возбудить, рассказывая сальности? Так знай: от сальностей возбуждаются только недалекие умом мужчины. Женщин возбуждает ласка. Ласка, ласка и снова ласка. Усек?

   - Усёк, - Джонни грубовато, лапищей своей, погладил лизин затылок.

   Лиза отбросила его руку. Джонни встал.

   - Извини, жди меня.

   Повернулся и, пошатываясь, удалился в глубь паба.

   Лиза отодвинула свою недопитую кружку на территорию Джонни. Устало опустила руки. Её ногти, покрытые перламутровым акриловым лаком, коснулись холодной поверхности стола. Сероватый мрамор с красными прожилками. Анатомический мрамор навевал мрачные ассоциации. Лиза вспомнила морг, куда её пригласили на опознание, и голую Ингрид, лежавшую под простыней. Её зарезал какой-то псих, артиллерийский майор, приехавший в Москву с передовой подлечить нервы. Спьяну он подумал, что допрашивает партизанку-сепаратистку, пробравшуюся к нему в часть. А она вовсе не была похожа на сепаратистку. Просто она была родом из Тарту, говорила с сильным прибалтийским акцентом и на свою беду надела белые колготки.

   Вернулся Джонни, увидел перед собой пиво, залпом его выпил.

   - Пошли отсюда. - Пустая кружка звякнула о мрамор. - По дороге расскажу остальное...

  

  

   На улице они вздохнули холодного воздуха с таким наслаждением, словно и вправду страдали от удушья. Джонни сразу протрезвел. Вечер вступил в свои права. Ярко светились витрины, горели фонари, неистовствовал неон. Но смотреть на все это радужное великолепие было некому. Так что как-то было жаль понапрасну расточаемой электроэнергии. Редкие прохожие проскакивали мимо, прикрывшись зонтиками. Моросил дождь. Мокрый антимир асфальта отражал дьявольскую пляску рекламы.

   Поднимая капюшон плаща, Лиза уже знала, что сейчас Джонни обнимет её и все испортит. И она постаралась перевести его мысли в деловое русло:

   - Допустим, я познакомилась с Иксом, что дальше?

   - Расскажешь ему, зачем сюда приехала. Мол, получила наследство, такие-то и такие-то цацки. И как бы между прочим упомянешь про тибетский кинжал. Скажешь, что кольца-браслеты оставишь себе, а кинжал решила продать скупщику антиквариата. Зачем, мол, мне кинжал. Вот тут он и клюнет.

   - Ты уверен?

   - Абсолютно.

   Джонни поскользнулся и, чтобы не упасть, обнял Лизу.

   "Хитрюга", - подумала Лиза, пряча улыбку в воротник.

   Джонни бубнел:

   - Он действует по схеме старого лавеласа. Сразу на женщину не бросается. Сначала поведет её в филармонический зал или еще куда... на какую-нибудь выставку кактусов. Потом пригласит в ресторан. И лишь тогда можно надеяться, что он повезет тебя в один из своих домов, скорее всего в особняк на Кинг Чарлз-стрит. Недалеко от Форин - офиса. Это министерство иностранных дел... И то только для того, что бы показать свою коллекцию. И вот тогда ты вручишь ему кинжал. Скажешь, что хочешь отблагодарить его за свое спасение.

   - А где он содержит свою любовницу? - профессионально поинтересовалась Лиза и вдруг почувствовала, как где-то внутри проснулась давно невостребованная Лайза.

   - Снимает ей студию где-то в Сохо.

   - Блядское местечко, - со знанием дела прокомментировала Лайза. - Он не боится себя скомпрометировать, связываясь с этой герлой?..

   - Икс подарил ей новый "порш". Мы изучили его характер - это знак, что он хочет от нее избавиться. Она оказалась слишком стервозной: капризной и навязчивой. Ну, знаешь, когда из грязи - в князи... Так что для тебя это благоприятный момент. И надо им воспользоваться. Но...

   Лизин спутник остановился, профессионально огляделся и, понизив голос, прибавил: - После этого свидания, мой тебе совет, уезжай из страны.

   - Ревнуешь к олигарху? - насмешливо спросила Лиза. - Может, я за него замуж выйду...

   - Замуж... Дурочка ты дурочка. За кого ты замуж собралась? За человека, положение которого непрочно. Не сегодня-завтра ему откажут в политическом убежище и выдворят из страны...

   - Зачем же вы затеваете с ним игры, если он такой не прочный?

   - Ну, это не нашего ума дело...

   - А мы уедем на Канары, - в шутку размечталась Лиза. - Или на Багамы, или в какой-нибудь... Бискайский залив... Джонни, ты не знаешь, где находится Бискайский залив?

   - Черт его знает. Надо карту посмотреть... Ну, короче, я тебя предупредил, а ты уж сама решай.

   - И решу, - твердо ответила Лиза.

   Джонни молча проглотил горькую пилюлю.

   Они свернули за угол и сейчас же их остановили двое полицейских в черных мокрых дождевиках. У обочины стоял "сарацин" - зарешеченный бронеавтомобиль Королевской полиции. За него прятались спецназовцы в бронежилетах, держа автоматы торчком, стволами кверху.

   А на площади царил бедлам. Горел нижний этаж здания, вероятно, магазин. Сквозь выбитые стекла витрин вырывались языки пламени, и черный дым закручивался спиралью в ночное небо. Суматошно сновали черные фигурки людей, одетых в форму. И скопище полицейских машин тревожно сверкали синими и красными огнями маячков. Тут же работали пожарные расчеты. Тянули шланги от красных пожарных "лендроверов", тугими струями воды из брандспойта поливали витрины.

   - Сюда нельзя, - сказали полицейские, в никелированных гербах их шлемов отблескивали тревожные зарницы. - Площадь оцеплена. Идите в обход. Здесь опа...

   Полицейский не договорил, инстинктивно пригнулся, потому что в глубине дома прогремел взрыв. Посыпались разбитые стекла со второго этажа - и там тоже запылало. Фигурки на площади забегали совсем уж как безумные.

   Пятясь задом, вытесняемые полицейскими, Лиза и Джонни вернулись за угол и пошли обратно. Посреди дороги встало недоуменное такси - адские всполохи освещали уже всю округу. Вылез шофер, интересуясь, что случилось?

   - Сами не знаем, - ответил Джонни. - Может теракт, а может, случай... Простите, вы свободны?

   - Да, сэр.

   Джонни и Лиза сели в машину.

   - Проклятая ИРА! - зло сказал кэбмен, захлопывая дверцу. - Не зря они последнее время грозились угостить нас "коктейлем Молотова"...

  

   * * *

  

   Возле гостиницы наша парочка целомудренно простилась. Джонни напомнил Лизе об отъезде. Она обещала подумать.

   Наружная дверь оказалась запертой. Пришлось тилиликать колокольчиком. Найт портер - худой мужчина в годах, с помятым лицом, открывший дверь, равнодушно поинтересовался, хорошо ли мисс провела день? Великолепно, ответила постоялица. Ей захотелось напиться, но бар уже не работал. Как Лиза поняла, англичане рано ложатся спать.

   В одиночестве мансарды Лиза присела на край огромной кровати. Стянула промокшие сапожки, и с тревогой задумалась - в какое дерьмо она вляпалась. И еще в мозгу почему-то крутились два зловещих женских имени - ИРА и ЛИЗА.

  

  

   Раздеваясь ко сну, Лиза стала расстегивать колье, которое она так и носила с момента встречи с Посланником. Колье не расстегивалось. Пришлось подходить к зеркалу, поворачивать ожерелье застежкой вперед, и, глядя в отражение, попытаться... Нет, ничего не получалось. Колечки словно намертво спаялись друг с другом. Рвать цепочку было жалко. И было такое подозрение, что бесполезно. Цепочка не порвется. Ситуация!

   И тут Лиза вспомнила и осознала, что вела себя с магом не очень почтительно. Слишком фамильярно - когда заставила его застегивать цепочку. Вот он и застегнул. Навсегда.

   "Как же я теперь буду мыться? - почему-то в голову пришла такая мысль. - Чертов колдун!.."

   Лиза хотела заплакать, но взяла себя в руки (мужской тюремный каламбур). Слезами горю не поможешь. Придется жить с драгоценностями на шее. Что ж, это еще не самая худшая жизнь. Этот маг вообще мог голову отвернуть.

   Она сходила в душ, что располагался на её этаже, которым пользовались все постояльцы этажа (прелести дешевого отеля). Осторожно помылась. Прозрачные камешки царапали тело, но если приноровиться...

  

  

   Забираясь в постель, Лиза вскрикнула. Коленкой она придавила что-то твердое. Откинув одеяло, Лиза увидела пурба. Голый, он лежал посреди матраца. Как он сюда попал?! Лиза точно помнила, что сверток с ножом и шкатулку положила в толстый пластиковый пакет, закрывающийся на молнию. Это было странно. Лиза оглядела коленку, слава богу, не проткнула. А могла бы порезаться так, что...

   Лиза соскользнула с кровати, бросилась к своим вещам. Темно-зеленый фирменный пакет самого фешенебельного магазина "Харродс" оказался с разрезанным "брюхом". Нервический холодок забрался под её ночнушку, пробежал по спине. С дрожью в руках она вытряхнула из пакета шкатулку и пустой кожаный чехол. В шкатулке по-прежнему лежали драгоценности. А ножа не было. Невероятно!

   Она с опаской схватила кинжал, и опять ей почудилось, что он шевельнулся в руке. Что-то в этом было дьявольское. Мистическое. И тогда Лиза еще вспомнила, что отшельник его так и назвал - магический нож. А она, дура такая, не придала этому значения. И Мурашко говорил, что он волшебный. Правда, говорил со смешком, как и всякий материалист, не верящий в чертовщину, но, когда припечет, взывающий к Всевышнему из-под одеяла.

   Трансцендентальный факт, однако, был на лицо. Пурба действительно не простой нож. Сам освободился и лег в постель к хозяйке. Как любимый кот.

  

   Лиза, наверное бы, расхохоталась, если б ей не было так страшно от всех этих магических штучек. Потом она урезонила воображение и стала рассуждать здраво. "Возможно, застежка на ожерелье просто заела, а нож в постель положила горничная. Весьма любопытная к чужим вещам. Полазила по сумкам... Но нож-то зачем брать и класть в постель?! Что совсем ума нет? Идиотизм... А, может, пошутила? Хороши шутки, а если бы я случайно зарезалась? Это у них такой английский юмор?"

   Лиза так и не разгадала загадку. Глубоко воткнула нож в чехол, обмотала его материей и крепко-накрепко завязала несколько узлов. Сверток положила в чемодан, чемодан - в стенной шкаф и закрыла дверцу на защелку. Вот так! Посиди-ка там.

   Что бы на её месте сделала типичная англичанка или американка? - подумала Лиза. Разумеется, позвонила бы в полицию. Ведь её номер посетил кто-то незваный. Вот она - правильная мысль! Некто тайно проник в закрытый номер, не взял драгоценности, обнажил кинжал и сунул его в постель. Значит, это какой-то знак. Что он этим хотел сказать? И кто этот некто? Уж не Ахмед ли? Между прочим, это в его духе - лазить в чужие помещения... Может, Ахмед за ней тайно следит, и ему не понравилось, что она встретилась с Джонни?

   Тогда он, согласно какому-нибудь дремучему африканскому обычаю, дает ей понять: не встречайся с другим парнем, а то зарежу.

   Вторая попытка разгадать тайну летающего ножа тоже потерпела фиаско. В отличие от англо-американки, русско-казахская девушка не стала никуда звонить, легла спать, решив, что утро вечера му...

   <...>

   ...бралась под одеяло, подоткнула его так, чтобы не было щелочки. Потом выпростала руку из своей пещерки и погасила бра.

  

  

   * * *

  

  

  

  

   Поздно ночью, сидевшему в своем кабинете Мурашко дежурный офицер связи передал только что расшифрованное сообщение:

  

   "Совершенно секретно. ГУЛИЗА. Спецподразделение "Янус", "Артуру". В рамках операции "Высокие горы Тибета". Встреча "Алисы" с "Шаманом" прошла в теплой дружеской обстановке. С чувством глубокого удовлетворения сообщаю, что "Wunderwaffe"* у нас в руках (у нее в руках).

   Приступаем ко второй фазе известной вам операции.

   "Чешир"".

  

   [*Wunderwaffe" - чудо-оружие (нем.).]

  

   Прочитав донесение, Мурашко, зевая, подумал про этого "Чешира": "Брежневский еще кадр".

   Полковник налил себе в стакан остатки пятизвездочного коньяка "Арабагаз", выпил. После чего со спокойной душой улегся на кожаный диван, укрылся шинелью и мгновенно уснул.

  

  

  

  

  

   Глава 19.

  

  

   Народный парк "Парламент-Хилл" и вправду был весьма оживленным местом. Пожалуй, даже в большей степени, чем знаменитый "Гайд". Аккуратно подстриженные изумрудные газоны ласкали взор, игровые площадки, где можно было на прокат взять биты и клюшки и сыграть в крокет или гольф, привлекали своей доступностью. С соседней горы крикливая ватага детей под руководством взрослого запускала воздушного змея. Но в отсутствии хорошего ветра многохвостый бело-красный ромб все никак не хотел взлетать - рыскал по сторонам, клевал землю...

   Лиза легкой трусцой пробежала по рыхлым песчаным берегам нескольких небольших озер - мимо застывших фигур созерцателей поплавков, мимо сиротливо покинутых купальных кабин с откровенными надписями на стенках. В третьем озере с азартом запускали модели яхт.

   Лиза в своем спортивном костюмчике изрядно продрогла, пока наблюдала за этой мини-регатой. Несмотря на солнечный день, было довольно прохладно (где-то примерно 6 градусов тепла). Особенно когда чересполосица туч то и дело закрывала солнце. Чтобы согреться, нужно было опять бежать, но бежать не хотелось, а хотелось покурить. Собираясь в парк, она припрятала одну сигарету и зажигалку в карманчике костюма. И теперь, если найти укромный уголок...

   Вообще-то некурящий Джонни не одобрил бы её поступок. Потому что, во-первых, люди, занимающиеся бегом трусцой, не курят. А во-вторых, лишнее внимание полиции не желательно, если в парке курение запрещено.

   Конечно, можно и потерпеть, но уж больно холодно, и охота пуще неволи. В поисках укромного уголка, Лиза прошла по краешку сухого бассейна, глядя в пугающую кафельную пустоту. На дне, в буквальном смысле, поселился бомж. Он устроил в углу подобие вигвама, собранного из веток - этакая хижина дяди Тома - и теперь лежал там, высунув наружу рваные башмаки, надетые на босу ногу. Как он не боится там спать? Какой-нибудь сукин скин - один из тех, что околачивались у ворот парка: бритые, в сапогах со шнуровкой до колена - бросит вниз спичку, и вигвам с его сухими листьями вмиг запылает.

   Носком кроссовки Лиза скинула вниз камушек. Он брякнулся о кафельное дно. Бомж тотчас проснулся и по-пластунски выполз наружу. "Ей, мисс! - крикнул он, причесывая грязной пятерней львиную шевелюру, вытряхивая оттуда застрявшие веточки. - Который теперь час?

   - По-Гринвичу? - спросила Лиза.

   - Да мне один хрен: что по-Гринвичу, что по-марсиански, лишь бы не опоздать к раздаче завтрака в Букингемский дворец.

   - Без пяти восемь, - ответила Лиза, посмотрев на часы.

   - О, дьявол! Сейчас начнут... - вскричал бомж и засобирался, потом вспомнил самое главное:

   - Леди! У вас не найдется несколько пенсов для старого, больного изгоя общества?

   Лиза вынула из заднего кармана штанов монету покрупнее и бросила её вниз. Бомж едва ли не выпрыгнул из ботинок, чуть ли не зубами схватил на лету звонкую денежку. Увидел, что это целый фунт стерлингов, - расшаркался в благодарности и даже поинтересовался:

   - Из какой вы страны, щедрая мисс?

   - Из России.

   - Премного благодарен вам и вашей стране за экономическую помощь. Вчера мы вам, сегодня вы нам. Мой отец участвовал в Северном конвое... Знаете, что это такое?

   - Да, сэр.

   - Похвально. Вот настоящее поколение! Не то что наши болваны...

   Мимолетное общение с этим нищим помогло Лизе уяснить, что такое британское достоинство - никакой слезливости, так характерной для русских, никаких попыток вызвать жалость и при этом едкий сарказм к себе и снисхождение к другим.

   Собираясь "на завтрак к королеве", Бомж с истинно английской воспитанностью нацепил к порванному вороту некогда белой рубашки черный галстук-бабочку.

   Совершив акт благотворительности, Лиза пошла дальше. Из пустой утробы бассейна доносились сопение, кряхтение и цоканье ботинок о ступеньки железной лестницы - это Бомж вылезал на свет божий, бросив свою хижину на произвол судьбы.

   Укромное местечко для Лизы нашлось. Под огромным платаном стоял шезлонг, в который можно было сесть, не боясь замараться. Такие шезлонги в изобилии попадаются на всей территории парка. И что самое странное, их никто не ворует и не уносит к себе на дачу. Потому что у англичан нет дач. По крайней мере, у большинства.

   Лиза уселась в шезлонг, ёжась от прикосновения холодного брезента. Но тут по счастью выглянуло солнце, и теплая волна прокатилась по телу. Лиза закурила, пряча сигарету по-зековски - в кулачок.

  

   Обозревая романтический пейзаж, где солнце сквозь листву роняло на траву золотые пятаки, Лиза не забывала время от времени поглядывать на Джонни, который в ста метрах отсюда играл в крикет с каким-то англичанином, и который должен был снять с головы вязаную шапочку, если получит по мобильнику сообщение, что Икс приехал.

   Дело в том, что Икс по соображениям безопасности никогда не бегал в один и тот же час, а всегда выбирал для этого разное время. Пробежка могла быть утром, но в равной степени и днем или вечером. Единственным, что оставалось неизменным, это место, где совершалась пробежка. И этим местом был "Парламент Хилл". Может быть, Икс, как бывший российский парламентарий, лишенный парламентности, питал слабость ко всему парламентскому?

   Лиза с содрогание думала о том, что может подхватить воспаление легких, если придется ждать Икса с раннего утра до вечера. Джонни сыграет со всеми посетителями парка, включая детей. А она посинеет от холода... Но, может быть, это и хорошо? Тогда стоит попробовать просто притвориться и не употреблять парализующий газ или что там у них... Конечно, это она так шутила. Надо же было как-то себя поддержать. Ей было страшно, очень страшно.

   Её мрачные мысли отвлеклись, когда мимо нее пробежала целая команда джоггеров. Это были люди разных возрастов, но подверженные одной страсти - страсти джогинга, которой отдаются многие жители Англии. Впрочем, не только Англии...

   Когда один австралиец в семидесятых годах запустил в обиход словечко "джогинг" (хотя бег трусцой существовал и до него, как и яблоко до Ньютона), он и не предполагал, что открывает чуть ли не новый образ жизни.

   С тех пор люди как с ума сошли - побежали и стар и млад. Джоггеры бегают в одиночку, парами, и группами. Бегают с семьями и собаками. Особенно впечатляют массовые забеги. Как-то в Гайд-парке под эгидой еженедельника "Санди таймс" в джогинге участвовало сразу 15 тысяч джоггеров, не считая собак.

   Икс, как человек европейский и богатый, а значит, тоже озабоченный состоянием своего здоровья, никогда не пропускал джоггерских тренировок.

  

  

   Лиза приметила, что мимо нее несколько раз пробежал какой-то подросток, лет шестнадцати, с порочным лицом и татуировкой на бритой голове: "Made in London". По всему было видно, что джогингом он увлекается на профессиональной основе, со специализацией на длинные дистанции, пока не поймают.

   Он нагло (и вместе с тем удивленно - как это она осмеливается сидеть здесь и курить?) оглядывал девушку с ног до головы, задерживая взгляд на её поясной сумочке.

   Лиза передала Джонни сигнал, что она озабочена. Джонни ответил сигналом - терпи. Лиза просигналила, что она озабочена не ожиданием Икса, а ощущает опасность. Джонни в ответ просигналил: "хорошо, я проверю" и двинулся куда-то по краю поля.

   Лиза немного успокоилась. И вдруг кто-то сзади взял её за волосы, стянутые в "конский хвост", и что-то острое коснулось её шеи. Хриплый голос с лондонским акцентом кокни приказал без интонаций: "Тихо сука сиди смирно сумочку давай а то кровь пущу".

   Лиза не могла шевельнуть головой и посмотреть вниз, чтобы увидеть, где замок у ремешка. Она на ощупь отстегнула сумочку и подала её в пространство позади себя. Поясок с сумочкой резко забрали, а Лиза получила еще одну инструкцию: "Сиди не двигайся пять минут".

   Лондонский Невидимка бесшумно ушел, словно его и не было. Но Лиза боялась пошевелиться, мало ли что... И тут раздался хлесткий удар, как будто кому-то влепили пощечину. Лиза выпрыгнула из шезлонга, оглянулась.

   Джонни одной рукой держал парня за шкирку и делал ему внушение, в другой руке у него был пояс с лизиной сумочкой. Её ангел-хранитель наконец отпустил малолетнего грабителя, дав ему пинка под зад. Потом подошел к Лизе и сказал, даже не запыхавшимся голосом:

   - Леди, это не у вас отняли поясок?

   - У меня, - ответила Лиза, - Большое вам спасибо.

   - Не стоит благодарности. А вот сидеть в таких местах вам не советую. Сходите в павильон, согрейтесь, выпейте чашечку кофе.

   - Спасибо. Я так и сделаю.

   Лиза нацепила сумку и пошла в сторону павильона. Чувствовала она себя как побитая собака.

   А еще через час она увидела, как Джонни снял с головы шапочку.

  

  

   У нее ёкнуло сердце. Пора было выходить на исходную позицию. Лиза через газон побежала к "Холму предателей", выскочила на дорожку, идущую у его подножия. Ожидаемые бегуны должны были спуститься с холма. В какой-то точке две почти перпендикулярные тропинки соединялись в одну, а через двести метров стояла урна как точка рандеву. Лиза бежала медленной трусцой, чтобы не оказаться в точке раньше времени. И вдруг на холме замаячили четыре бегущих фигуры. Трое из них были высокого роста, а тот, что бежал в середине в бело-красном олимпийском костюме российской сборной, казался очень маленьким. Это, несомненно, был Икс и его команда. На одну ужасную минуту Лизе показалось, что они бегут слишком быстро, и она не успеет их обогнать. Они заходили с левого боку, и тропинка, по которой они бежали, уже заворачивала, чтобы слиться с Лизиной дорожкой.

   Лиза прибавила ходу, на бегу нащупывая сумочку и металлический язычок молнии. Пока открывать нельзя, а то можно растерять все эти баллончики, особенно если сейчас споткнется... Лиза проскочила точку пересечения тропинок вовремя и понеслась дальше по прямой, моля всех святых, чтобы под ногу не попал какой-нибудь коварный камешек. До урны она должна оторваться на приличное расстояние, чтобы бегущие сзади охранники не увидели её манипуляции с "освежителем".

   Ну вот и все, точка! По легенде здесь у нее должен случиться астматический спазм. Взвизгнула молния замка. "Освежитель" в руку, поднести ко рту, нажать пупочку (надо же - "пупочку"). Струя с шипением ударила в обратную сторону. Тварь! Не туда... Лиза повернула проклятый баллончик и нажала. Вдох, еще. Несмотря на влагу, попавшую в рот, все нёбо сразу пересохло. Лиза закашляла, повернулась и швырнула "освежитель" в урну. Баллончик звякнул о железный борт и отскочил в траву.

   Лиза сошла с тропы, в глазах замелькали черные мушки, как при гипертоническом кризе. Она хотела вдохнуть, но воздух в горло не проходил. А если пока и проходил, то его катастрофически не хватало. Грудь невыносимо сдавило, словно кто-то жестоко закручивал гарроту. Стоя на четвереньках, рассыпая вещи из сумочки, она пропускала сквозь пальцы острые стебли травы. Наконец, рука наткнулась на баллончик. Теперь вернуться и положи...

  

   * * *

  

   Открыв глаза, она увидела лицо склонившегося над ней человека. Лицо было круглое, мужское, тугие щеки гладко выбриты до синевы и от них пахло дорогим одеколоном. Запах очень богатого человека. Темно-карие влажные глаза смотрели с тревогой. У него был нос бизнесмена и политика, и сильно поредевшие волосы человека, возрастом давно перевалившего через середину жизни, но еще крепкого духом и телом и не потерявшим интереса к жизни. Иначе бы он не волновался так за жизнь другого человека. Например, за её, Лизину, жизнь.

   - Где я? - спросила Лиза по-русски.

   - В Стране Чудес, - по-русски же ответил кареглазый. Он быстро схватывал ситуацию. - Как вы себя чувствуете?

   - Как после реинкарнации...

   Лиза провела рукой, нащупала траву - значит, она все еще в парке. Это хорошо. Хорошо, что не в больнице. А то хлопот не оберешься...

   - Верите в реинкарнацию душ? - улыбнулся мистер Икс. Теперь Лиза поняла, что это, несомненно, был он.

   - Надо же во что-то верить. Вы во что верите?

   Лиза понимала, что задаваться философскими вопросами в её положении, лежа на лопатках, по меньшей мере странно. Но она должна была во что бы то ни стало втянуть Икса в разговор и тем самым начать завязывать узелки знакомства. Чем больше узелков, тем труднее отвязаться.

   - Я верю в Россию, - ответил он, видимо не обнаружив в вопросе ничего странного.

   - О! - только и сумела сказать пострадавшая.

   - Вы можете встать?

   - Попытаюсь... по крайней мере сесть.

   Икс помог девушке занять сидячее положение. Другой человек, по-видимому его врач, с некрасивой бородавкой возле носа, взял Лизу за руку и стал смотреть на часы.

   А Лиза смотрела на Икса и вполне натурально морщила лоб.

   - Где-то я видела вас, - честно призналась она. Если бы она так не сказала, это было бы странно. Кто же из живущих в России не знает в лицо опального олигарха. Какая современная девушка не мечтает... И все же странно было видеть живьем человека из телевизора.

   - Может быть, в прежней жизни? - улыбнулся Икс. Он был очень любезен и находчив.

   - Ой, неужели это вы?..

   Икс развел руками, не то сожалея, что это он, не то просто констатируя факт.

   - А меня зовут...

   - Алиса... - Пошутил он.

   - Очень близко... - Лиза испугалась, уж не раскусил ли он её?

   - Так-так. Погодите, я сам угадаю. Только один наводящий вопрос: у вас имя европейское?

   - Самое что ни на есть.

   - Ага. Значит, Лиза.

   - Да. А как вы?..

   - Ну, вы же сказали - близкое к Алисе. А близкое к Алисе только Лиза. Элементарно.

   - Вы гений дедукции...

   (Побольше лести! Даже утонченный человек падок на самую грубую лесть.)

   - Вы мой спаситель... Настоящий сэр Галахад.

   (По выражению глаз мистера Икса Лиза видела, что он понятия не имеет, кто такой сэр Галахад, потому быстро пояснила, чтобы не ставить гения в неловкое положение после похвалы.) - Это самый благородный из рыцарей Круглого стола легендарного короля Артура. Но вы, разумеется, это знаете...

   - Вы странная девушка... То есть я хотел сказать, слишком романтичная.

   - Извините, я, может быть, что-то не так сказала... но у меня голова кружится и ужасно болит грудь.

   - Пульс почти в норме, - доложил врач, тактично тянувший время. Доложил не Лизе, а как и положено своему патрону. Икс остался доволен. Это вдохновило врача на дальнейшее обследование потерпевшей. Он пощупал её лоб, нет ли температуры, и заглянул ей в глаза. Зрачки были не сужены и нормально реагировали на свет. Значит, не наркоманка. Все эти сведения он без слов, только многозначительными кивками, передал своему шефу.

   Пока Лизу осматривали, Икс бесцельно вертел в руках баллончик с "освежителем". Лиза увидела и обомлела. У нее отнялся язык, словно она опять вдохнула эту гадость.

   - Позвольте, - сказал врач и забрал у Икса баллончик. - Ну, конечно... - И обернувшись к Лизе: - Вам, голубушка вы моя, такими веществами пользоваться нельзя. Это же аэрозоль, у вас произошла аллергическая реакция на него. Если бы не ваш ингалятор...

   Не спуская глаз с баллончика в руках доктора, Лиза попыталась подняться. Предупредительные охранники, стоявшие без дела, сейчас же бросились к ней - мощные руки взяли её за подмышки и помогли занять вертикальное положение. Ноги у ней были как ватные.

   - Спасибо за совет, доктор, - хриплым голосом произнесла она, - Я больше никогда, никогда... Вы, пожалуйста, выкиньте эту гадость в урну...

   - Я возьму его себе на память о нашей встрече, - сказал Икс, протягивая руку к руке врача.

   - Нет! - крикнула Лиза и почти насильно отобрала "освежитель" у доктора и, умерив голос, объяснила: - Извините... Это гигиеническое... такое интимное... как нижнее белье... мне бы не хотелось... Я вам лучше потом, если хотите, подарю вещь, достойную мужчины...

   - Да-а-а? О чем речь? - с какой-то ленинской живостью полюбопытствовал Икс, и глаза его заблестели, как маслины, побывавшие в бокале с мартини.

   Прежде чем ответить Лиза с негодующим омерзением кинула злосчастный баллончик в раскрытую пасть урны, в самую утробу, где лежали черные ошметки банановой кожуры и размокшая от плевков старая газета "Дейли миррор".

  

  

  

  

   Глава 20. Мистер Х

  

  

   Донесение:

   "Совершенно секретно. ГУЛИЗА. Спецподразделение "Анус", "Артуру". В рамках операции "Высокие горы Тибета". "Алиса" вошла в контакт с объектом "Х". Все идет по плану, тьфу-тьфу-тьфу, что б не сглазить.

   "Чешир"".

  

  

   Мурашко отложил донесение, уставился в одну точку. Лицо его постепенно наливалось кровью, что говорило о нарастающем приступе ярости. Шрам на лице наоборот побелел и стал хорошо виден. Когда начальственный гнев достиг определенного градуса, Мурашко повернулся к телефону, набрал номер шифровального отдела своего подразделения.

   "Синицын на проводе", - сказали в трубке.

   - Это Мурашко. Слушай, майор. У тебя кто расшифровывал последнее донесение?.. регистрационный номер...

   Мурашко взял донесение, посмотрел номер и продиктовал Синицыну.

   "Товарищ полковник, - ответил Синицын. - Над ним работал старший лейтенант Кузак..."

   - Пусть зайдет ко мне в кабинет.

   "Хорошо... Слушаюсь".

  

   Прошло несколько минут, в течение которых Мурашко сидел в оцепенении.

   - Позвольте войти? - постучав в дверь и просунув в нее голову, сказал маленький человечек в очках с толстенными стеклами, отчего его глаза на широком лице казались крошечными пуговками. - Здравия желаю, товарищ полковник.

   - И тебе того же. Входи.

   - Товарищ полковник, старший лейтенант Кузак, шифровальщик первого класса по вашему приказанию прибыл, - сказал Кузак, вытягиваясь смирно и уставив линзы на Мурашко.

   - Значит, ты первого класса шифровальщик?

   - Так точно!

   - Значит, ты - ас в своем деле?

   - Так точно!

   - Ну тогда погляди сюда, ас.

   Мурашко подал Кузаку бланк с расшифрованным текстом.

   - Твоя работа? - Мурашко сверкнул глазами.

   - Моя, - поднося близко к очкам донесение, ответил шифровальщик.

   - Прочти.

   - "Совершенно секретно, - стал читать старший лейтенант. - ГУЛИЗА. Спецподразделение "Янус"..."

   - Стоп! Прочти еще раз. Внимательней.

   Кузак напрягся, с висков у него покатился градом пот. Он уже читал по слогам:

   - "Со-вер-шен-но сек-рет-но. ГУ-ЛИ-ЗА. Спец-под-разде-ление "Яну... Анус"...

   - Так "Янус" или "Анус"? - задыхаясь от бешенства, спросил Мурашко.

   - Н-н-не знаю... - произнес Кузак и глаза-пуговки его поплыли в мутноватом объеме линз, не всегда согласуясь в движении друг с другом. - Виноват. Знаю. Так было написано отправителем - "Анус". Там стоял значок "девять в кубе", который на всю эту декаду означает букву "а". Я не мог ошибиться. Я еще тогда подумал, это какой-то условный сигнал, который мне знать не положено... Но если вы... Вероятно, агент напутал.

   - Где исходник?

   - Уничтожен. Вы сами приказали. Все исходники уничтожать сразу после расшифровки. И не записывать в журнал.

   - Вы, чертовы путаники, хоть понимаете, чем для нас может обернуться такая описка?! Двуликого бога Януса спутать с говенной дыркой!

   - Да, плохая примета, - согласился Кузак и совсем съежился в размерах.

   - По вашей милости, вся операция может полететь в задницу! - грохнул кулаком по столу Мурашко.

   - Виноват, товарищ полковник. Больше такого не повториться. - Кузак снял сползшие с носа очки, близоруко щурясь, протер взмокшую переносицу платочком и вновь надел их, тщательно заправив расшатанные дужки за уши.

   У этого бедолаги был такой жалкий вид, что сердце начальника дрогнуло.

   - Вот что, Гектор Свиридович... - Мурашко приобнял шифровальщика. - Ты не обижайся. Глядя в твои честные глаза, вижу, что это не твоя ошибка. Наверняка, старик "Чешир" напутал. Старая жопа. Я ему еще дам пропиздона. Ладно... забудьте обо всем.

   - Уже забыл, - радостно отрапортовал шифровальшик, вздыбливая пятерней мокрые волосы. - То есть... разрешите идти?

   - Погоди, чего торопишься... Ну как вообще жизнь? Как супруга, дети?

   - Все вообще-то нормально, товарищ полковник. Я холост.

   Мурашко прочистил горло.

   - Я тоже старый холостяк... Нам надо, Гектор Свиридович, когда-нибудь посидеть - выпить, что ли...

   - Хорошо бы, Игорь Валирианович... - согласился старший лейтенант. - Да вот все трудимся...

   - Ты на какой машине работаешь?

   - "Энигма 2000"... а что?

   - Да нет, ничего. Молодец. Ну, иди работай.

   - Слушаюсь!

   Шифровальщик отдал честь, развернулся и вышел из кабинета.

   Мурашко взял злосчастное донесение. Покачал кубической головой. Тихо произнес, мысленно обращаясь к "Чеширу":

   - Вот тебе и "не сглазить"... Брежневский кадр, мать твою за ногу. Отзывать тебя пора.

  

  

  

   * * *

  

  

   Дальнейшие события происходили, как и предсказывал Джонни. Икс пригласил Лизу в малый концертный зал Парселл-Рум. Она надела лучшее вечернее платье из своей коллекции - черное, глубоко, как приглашение, открытое спереди и сзади. На её белой коже в контрасте с черным платьем намертво сцепленное колье смотрелось превосходно. Взглянув на лизины драгоценности, её спутник пошутил:

   - "Де Бирс" или "Армани"?

   - Тибет, - гордо ответила Лиза.

   В первом отделении лондонский симфонический оркестр играл "Болеро" Равеля. Пока музыканты настраивали инструменты, наследница осматривала камерный зал и зрителей. Вопреки ожиданию, публика была весьма демократичной. То есть, конечно, соблюдался театральный дресс-код, но брильянтами дамы особо не блистали. Все одеты были с европейской скромностью. И вели себя пристойно. Даже русские олигархи, на которых с презрительной миной указал лизин спутник.

   - Да вы что?! - воскликнула Лиза тоном провинциалки, будто одного олигарха ей было мало, и направила в их сторону бинокль.

   Она впервые увидела живого Гусинского и не менее оживленного Абрамовича. Гусинский был гладко выбрит, Абрамович в модной щетине (каковой моде уже 20 лет).

   - Лучше обратите внимание, Лиза, на оркестрантов... Вон на того дылду...

   - Ну, обратила, - вытягивая шею, ответила Лиза.

   - Вы не туда смотрите, там скрипачи, а этот справа. Вон, длинноволосый с электрогитарой...

   - А-а! Ну и что?

   - Это Кустурица.

   - А кто это? - Лиза приложила к глазам бинокль. - Что-то знакомое лицо... Нет, не вспомню.

   - Великий сербский режиссер, - снобистским тоном произнес спутник, - Я как-то продюссировал один его гениальный фильм.

   - Режиссер, говорите, а почему он на сцене с лондонским симфоническим оркестром?..

   - Причуда гения. Он космополит. Гражданин мира. Свободный человек. Вот решил поиграть в лондонском симфоническом. Он в молодости играл в любительском ансамбле на бас-гитаре. Теперь, наверное, решил тряхнуть стариной. Потом я вас познакомлю...

  

  

   Вдруг все стали хлопать - это появился дирижер, должно быть, знаменитый, потому что аплодисменты были искренними. Царь оркестра был худеньким женоподобным старичком с отвислыми щеками и седой как лунь. Легчайшие белые волосы, зачесанные шалашиком, сзади несколько сбились на сторону.

   Дирижер взошел на трибунку, поклонился публике. На лацкане бликнул красный значок, очень похожий на наш депутатский. (Лиза пыталась в бинокль рассмотреть, что это за значок, но так и не поняла). Наконец маэстро занял рабочее положение: лицом к оркестру, спиной к публике. Взял палочку, полистал ноты, подумал, взмахнул руками - и грянула музыка. То есть не то, чтобы грянула, а тихо так стала подкрадываться под размеренную барабанную дробь. Караван неспешно тронулся через пустыню...

  

  

   Лиза наводила бинокль на солирующего флейтиста, который ей больше всех понравился из оркестрантов. Молодой шатен с красивой прической: сзади волосы коротко подстрижены, а сверху уложены волнами. Наверняка, работал хороший парикмахер...

   Сидя на лучших местах в партере, отдаваясь во власть гипнотическим волнам этой бесподобной музыки, Лиза вспомнила свою сексуальную связь с одним иностранцем, кажется македонцем, который возбуждался только под Равеля. Лиза специально для него ставила диск с записью "Болеро". Их половой акт длился до тех пор, пока звучала музыка. Когда гремели заключительные литавры, клиент кончал. Для Лизы это была не легкая работа - все горло пересыхало, словно она и вправду пересекала пустыню...

   Теперь, искоса глядя на своего спутника, Лиза видела, что эта музыка захватывает его с той же силой, что и македонца. У Икса на лысине между редкими волосами проступили капельки пота.

  

   - Нечеловеческая музыка, - сказал он потом, ведя Лизу под руку через роскошный зал в буфетную. Во втором отделении концерта должны были исполнять Стравинского, и они вышли размяться. Икса Лиза невинно звала "сэром Галахадом", продолжая играть роль романтической дурочки. Тому это прозвище вроде нравилось. В самом деле, как его должна звать едва знакомая девушка. По имени - слишком фамильярно для начальной стадии; по имени отчеству - подчеркивалась разница в возрасте. По фамилии - ну это уж совсем...

   Сэр Галахад, как и обещал, познакомил Лизу с мировым кинодеятелем. Кустурица вел себя очень скромно, но и странно, как и все гении - на лизин вопрос, где вы живете? Он ответил - в лесу.

   Сэр Галахад пояснил, что дом режиссера в Сербии разбомбила натовская авиация, и с тех пор Эмир Кустурица поселился в лесу.

   Лиза снизу вверх смотрела на этого высокого крупного человека. У него были длинные волосы. Мощный лоб складкой наезжал на переносицу. Грустные глаза были добрыми, как у сенбернара.

   - За что я люблю сербов, - сказал лизин спутник, переходя на родной язык берез, - так это за то, что они более русские, чем сами русские. В них остался еще тот почти первозданный славянский дух. Не перегар, как у наших, а именно дух.

  

   После прохладительного коктейля и милой светской беседы Лизу и ее спутника ненадолго разлучили. Олигарха отвел в сторону его охранник-врач, которого Лиза узнала по бородавке возле носа. Лиза нервно оглядывалась по сторонам, не зная, что делать с Кустурицей. Он, как и все мужчины, начал заглядываться на ее женские прелести. Еще секунда, и он скажет какую-нибудь глупость. К счастью, подошла какая-то строгая женщина, очевидно жена гения, и увела его, как хрупкий погонщик уводит загулявшего слона. Гневный взгляд женщины насквозь пронзил Лизу.

   Облегченно вздохнув, наша девушка пошла в дамскую комнату "попудрить носик" и не слышала, о чем беседовали мистер Икс с врачом, стоя в холле между колоннами. А если бы услышала, то она сейчас бы и сбежала. Потому что речь шла о ней.

   - Тогда, в парке, она назвала меня доктором, - сказал охранник-врач, цепким взглядом ловя ускользающий взор шефа. - Откуда она могла это знать? Мы все были в тренировочных костюмах...

   - Ты профессионально её осматривал, вот она и решила... И потом, люди, очнувшиеся от смертельного обморока, обычно не обращают внимания, кто как одет. Зато прекрасно помнят оказанную помощь.

   - Хорошо. Тогда, может быть, это вас убедит.

   Врач вынул из заднего кармана смокинга бумагу, с хрустом её развернул и вручил шефу.

   - Что это? - Икс близоруко прищурился, глядя в бумагу, крест на крест переполосованную острыми складками.

   - Это результат химического анализа вещества, находившегося в баллончике под этикеткой так называемого "освежителя". Я тогда не побрезговал и незаметно извлек из урны баллончик, который она выкинула. У меня возникло некое смутное подозрение, когда она слишком рьяно пыталась от него избавится... Я отдал его в НХЛ - и вот результат...

   Врач открыл было рот, чтобы огласить результат анализа, но шеф перебил его вопросом:

   - Что за НХЛ? Хоккеистам что ли?

   - Ну, это я так называю тех сговорчивых парней из "National chemical laboratory", которые по нашему... вашему... заказу делали нам... вам "психотропный" одеколончик...

   Шеф предостерегающе поднял палец и опять уставился в бумагу.

   Врач закрыл рот.

   - Ладно, - наконец очнулся от столбняка шеф; и медленно, с треском, сорвал с горла ненавистный галстук-бабочку, который его душил, и расстегнул две верхние пуговицы на сорочке. - Что предлагает мой главный секьюрити, надеюсь, Цезарь в курсе?

   - Разумеется, Цезаря Леонардовича я сразу поставил в известность еще ночью. Он предлагает мне, отвезти девчонку в его бункер и там поработать над ней. Один сеанс интенсивной терапии - и она всё выложит.

   - В какой бункер? У Цезаря есть бункер?

   - Да, это он так подвальчик в своем доме называет, - рассмеялся врач, но, увидев ледяной взгляд шефа, поперхнулся.

   - Слушайте, а без гестаповщины можно обойтись?

   - Можно и без гестаповщины... можно вообще её выпнуть просто так... Но тогда мы не узнаем: кто её послал и с какой целью, она, рискуя жизнью, внедрилась к нам?

   - Ну, насчет "кто" это ясно, - шеф глубоко засунул руки в карманы брюк и уставился в пол. - Наши лютые друзья из ФСБ... А вот зачем?

   Резко вскинул голову так, что врач отпрянул.

   - Не зарежет ведь она меня, как Марата в ванне?

   Врач не знал, как реагировать на эту реплику: шутит шеф или тут не до шуток? Решил, что серьезный тон более уместен:

   - Они могут на все пойти. Вы для них фигура слишком вызывающая. Действуете на них... им на нервы.

   Врач хотел сказать: "как красная тряпка на быка". Но передумал сравнивать шефа с тряпкой. Тем более с красной. И вообще, еще неизвестно, кто бык, а кто раненый в жопу тореадор.

   - Олл райт, - подвел итог совещанию шеф, хлопнув в ладони. - Пусть идет, как идет. Все-таки она мне симпатична. Я не чувствую от нее угрозы. А у меня, поверь, есть чутье на людей. Иначе - какой я, к черту, политик... Думаю, её используют втемную... Нет, это даже интересно, поиграть в опасную игру. Что-то мне в последнее время скучно стало. А я ведь привык к азарту... Когда начинал, знаешь, через что я прошел, пока заработал первый полновесный лимон? О-о-о!

   Врач сжал челюсти, пытаясь представить, через что прошел его патрон, прежде чем стать олигархом и политическим изгнанником. Но не смог, не хватило воображения. Вот почему каждый занимает свое место.

   - Но вы с нее глаз не спускайте, - погрозил пальцем опальный олигарх.

   Охранник-врач щелкнул каблуками. Хозяин ткнул его пальцем в живот. Врач подобострастно хрюкнул, шеф вальяжно расхохотался.

   - Ладно, расслабься, пошли слушать Стравинского. Хотя, честно сказать, терпеть не могу классический модернизм. Всех этих Шнитке, ети их мать... Нашьют, наштопают - хрен поймешь. То ли дело Бетховен! - ТА-ДА-ДА-А-А!.. Мощная, мятежная музыка! А эти... - Он безнадежно махнул рукой.

   - У вас хороший музыкальный слух, шеф.

   - Льстишь, собака? Ладно, льсти, льсти - нам это приятно.

  

  

  

   * * *

  

   На завтра у него был очередной суматошный рабочий день. Как обычно начинался он с чтения утренних газет, пресс-релиза ЦБИ, знакомства с информацией, которая была передана радио и телевидением. Затем по монитору просматривались курсы валют, котировки акций на мировых биржах, в том числе и российской. Российская экономика уверенно и мощно поднималась, как стратостат "Осоавиахима". Даже обидно было, что без его участия. А вот САС 40 - индекс Парижской фондовой биржи - того и гляди обрушится. Сказывались студенческие погромы...

   Потом курьер принес гранки очередного номера "Колокола". Просмотрел. Кое-что вычеркнул, кое-что вставил. Где-то усилил выражения, где-то ослабил, исходя из политической ситуации. И подписал в набор. Чтобы гранки не спутались с другими бумагами, придавил пачку стальным бюстом Герцена. И сразу же засел за очередную передовицу.

  

   В одиннадцать утра он сделал перерыв. Подойдя к окну, сдвинул вверх раму. Подняв воротник пиджака, плотно закрыв лацканами грудь, высунул вопросительный нос наружу, подышал воздухом свободы. Чтобы дать отдых глазам, поглядел на улицу. Туман рассеялся. Еще утром словно несуществующая, теперь, как проявленный позитив, стала видна многоэтажная громадина Буш-Хауза, где разместилась 52-я студия зарубежного вещания Би-би-си, известная у лондонцев как "Вавилонская башня".

   Внизу тек лаковый поток машин, и шаркали подошвами пешеходы. Во рту скопилась жидкая слюна. Он смачно плюнул вниз и долго следил за полетом плевка, по диагонали сносимого ветром. Кажется, ни в кого не попав, вздохнул с сожалением. Все чаще он чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Оказалось, что мир способен пульсировать в своем ритме совершенно отдельно от него. Иногда просто опускались руки. Но природное упорство брало верх.

   Он снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку рабочего кресла, вынес из укромного угла гантели и проделал с ними несколько гимнастических упражнений. В последнее время личный врач обнаружил у него на кардиограмме некоторую асинхронность. Порекомендовал качать пресс и легкую гантельную гимнастику. Дурак, не понимает, что гантелями здесь не поможешь. Синхронно сердце может биться только на Родине.

   Но так или иначе от энергичных упражнений настроение у него поднялось. Делая боковые наклоны, он даже пропел куплет из песенки, которую любил напевать отец:

  

   А на пасху три китайца,

   Ай-яй-яй!

   Три китайца красят яйца,

   Ай-яй-яй!

  

   После зарядки с гантелями, выпил чашку кофе и съел два сдобных рассыпчатых печенья. Запивал осторожно, не сербал, чтобы не подавиться крошкой. Помнил, как Буш подавился попкорном, когда смотрел матч по телевизору. Беднягу едва спасли. Хорошо, кто-то догадался двинуть ему как следует по загривку.

   Прополоскав рот теплой водой с ароматизатором, велел секретарше соединить его с Москвой, с абонентом номер...

   - Привет! - сказал он в трубку скремблированной связи, когда там отозвались. - Не разбудил?.. Ах, уже даже отобедали. Ну да, я и забыл - у вас ведь уже третий час пополудни... А мы тут тоже во всю трудимся... Ну как там, в треугольнике, дела? В бадминтон играют? Ох, доиграются они...

   Слушая ответ, он по привычке запустил игрушечную миниатюрную юлу, смотрел, как она, бешено вращаясь на острие, медленно ползла по столешнице.

   - А что известно по делу Рахметова? - спросил он, машинально прикрыв темечко ладонью. - Ага... Ага... Я так и думал... Ты, знаешь, они тут мне одну деваху подсунули... нет, не Рита... другая... Риту мы проверили, она чистая... Да... буду осторожен...

   Зазвонил сотовый.

   - О! Ириночка, привет!.. Да? Очень хорошо. Не хорошо? ... Кто? "Плейбой", ах, ваш плейбой. Всех матом обнес... Хорош, гусь...На Немцова никто всерьез не поставит... Кто приходил?.. Касьян? Ну-ну... Поддержи его... Вы там не раскисайте. Еще не все потеряно. Мы со своей стороны тоже сделаем все, что возможно... Я его породил, я его и уйму... Да... Как?.. А-а... одеколончику просишь прислать?.. А тот флакон, который я тебе подарил, уже кончился?.. Ладно, пришлю еще, моего фирменного... - Юла накренилась, чиркнула боком, закачалась, остановилась. Он снова её раскрутил, не переставая слушать и отвечать: - Явлинский? Да у него каша во рту стынет. Какой из него президент... Он же не играет в бадминтон... Жираф? Путин на десятисантиметровых каблуках ему до груди не достает... Прямо так и сказал? Молодец Жирик! Что?.. Да, скотина порядочная. Нет, этот не в курсе. Ага... Ну, ладно, пока, привет семье, потом еще созвонимся. Ты, Ириночка, не переживай. Все будет хэ!.. ха-ха-ха. Нет, не ху, а хо. Да... Прости, у меня тут народ ломится в дверь. Ну, бывай.

  

   Положив трубку, он обернулся на шум и увидел в дверях стоящую Риту, а за ней секретаршу, худую плоскую даму в очках, которая беспомощно разводила руками - мол, ничего не могла сделать - она прорвалась, как русский танк, через линию Маннергейма.

   - Маргарита! - произнес он недовольным тоном по-русски, - Сколько раз я тебе говорил, что мой офис для тебя - закрытая территория! Я здесь работаю! И отвлекать меня нельзя!

   - Охо-хо, он работает! - вскинув руки, ступая длинными ногами, Рита нахально вторглась в святая святых. Бледное лицо, красные губы, прическа "Грета Гарбо".

   - Я своими ушами видела, как ты тут работаешь. По телефонам болтаешь с какими-то бабами. Кто такая эта "Ириночка"? очередная шлюшка?

   - Фи, как грубо. И что за обороты речи? Ты говоришь, как Черномырдин. И вообще... ты думай, что говоришь! Эта "Ириночка", как ты выражаешься, возможный кандидат на пост президента страны. Ясно? Я тут не хухрой-мухрой занимаюсь. Не торговлей цветами. А политикой, ясно. У меня здесь нет ни ириночек, ни галочек, ни эллинов, ни иудеев, только политические друзья и враги. Займись лучше каким-нибудь делом... Стыдно ведь - в наш век бездельничать... и не шпионь за мной! Как это низко, Рита.

   - Ах, низко?! А как же мне тебя увидеть? На колонну Нельсона забраться? В офис к тебе нельзя. По телефону звоню - все время нарываюсь то на Цезаря, то на эту плоскодонку - твою секретаршу. Ни в доме, ни в квартире тебе не бывает. Ко мне в студию ты не заглядывал уже две недели! Ты меня фактически бросил!

   - Я не бросил тебя.

   - Ты меня бросил!!

   - Я не бросал тебя.

   - Ты меня бросил!!!

   - Я. Тебя. Не...

   - Ты меня любишь?

   - Ты же знаешь: "Чем меньше женщину мы любим..."

   - Ах, оставь, пожалуйста, эти увертки. Не прячься за спину классика. Скажи честно. Я хотела бы услышать твое мнение, а не Пушкина.

   - Люблю.

   - Тогда докажи мне это. - Рита подошла к столу и одним широким движением сбросила все бумаги на пол. - Прямо здесь и прямо сейчас!

   - Ты что делаешь?! Ты чего здесь хунвейбинишь! Послушай, Рита, я человек интеллектуального труда. Всю энергию я трачу на работу. Мое либидо не резиновое. Если у тебя чешется в одном месте - заведи любовника молодого, которому некуда девать свою энергию.

   - Не надо меня фрейдизмом давить. Это опять все твои отговорки. Чтобы со мной не встречаться. Потому что ты завел себе ДРУГУЮ! Скажи, с кем ты вчера был на концерте в Парселл-Рум? Кто она такая?

   - Кто тебе сказал?

   - Добрые люди. Так кто она, эта косоглазенькая поблядушка?

   - Кто такая? Я тоже это хотел бы знать...

   - Не юли! - Рита нечаянно наступила на его юлу и сломала ей хребет.

   Он содрогнулся, поморщился, не сдержался:

   - Не ори. Из соседних билдингов вон уже выглядывают... Хорошо. Я скажу тебе... Её прислали из Москвы, чтобы меня убить. Довольна?

   - Заяви в полицию.

   - Какая полиция? Ты же знаешь их кредо: когда убьют - приходите.

   - И ты, чтобы задобрить, водишь её на концерты? Скажи Цезарю, и он оторвет ей голову.

   - Я не могу это сделать.

   - Почему?

   - По той причине, что я не варвар.

   - Слушай, Иа, а ты меня не обманываешь?

   - Не называй меня Иа... Я тебя, кажется, просил.

   - Неправда, ты не просил. Тебе даже нравилось. Погляди, погляди на себя, на свои грустные глаза - ты же вылитый ослик Иа из русского мультфильма. И такой же милый, добрый... И потом, разве ты не замечал за собой... когда ты меня... ну, это самое... ты издаешь такие специфические звуки...

   - Какие звуки? О чем ты?..

   - Я говорю о сексе... которым ты не хочешь со мной заниматься. Я вижу, эта сучка настроила тебя против меня... Кстати, как она тебя зовет?

   Иа долго не решался ответить, враждебно глядел с прищуром, потом смягчился:

   - Она зовет меня сэром Галахадом - благородным рыцарем Круглого стола.

   - И ты запал на такую пошлую лесть... Ну, хочешь, я буду звать тебя Микки-Маусом? Или Спайдерменом?

   - Слушай, вот это в тебе мне и не нравится! Ты называешь меня - то ослом, то мышонком, то пауком! А я человек! Понятно? Я ведь тебя не зову... цаплей.

   - Ты намекаешь на мои длинные ноги?

   - Я ни на что не намекаю. Просто... просто сказал первое, что пришло в голову.

   - Ну, что я могу поделать, если я так возбуждаюсь... - Сидя на столе, Рита расплакалась, сморкаясь, она вытирала нос, беря мелко нарезанные листочки бумаги из его органайзера.

   - Ну, хорошо, приезжай в субботу вечером на Кинг Чарлз-стрит.

   - Но, милый, до субботы целая вечность! Я хочу сейчас...

   Рита встала, эффектным движением плеча сбросила норковое манто на персидский ковер. Она предстала в тонком платье от Диора, по откровенности ничем не уступавшем комбинации. А, может быть, это и была комбинация. Как настоящий мужчина Иа в этом не очень разбирался, он просто возбуждался.

   - Ладно, десять минут у меня есть, - сказал он, расстегивая брючный ремень и три нижних пуговицы на рубашке. Две верхние у него были расстегнуты всегда, обнажая вечный загар миллиардера.

   - Ах, Иа! Когда я вижу твою мохнатую грудь, я вся зверею!

   Сложив руки крест на крест, Рита задрала невесомый подол, стала торопливо сдирать с себя те последние шикарные тряпки, что были на ней, разбрасывая их по кабинету. Бюстгальтер зацепился и повис на ухе Иа, уже готового к бою. Обнаженная Рита прилегла на столе, опершись на локти. В такой позе она была неотразима.

   Длинные загорелые ноги её вытащили ассоциативный ряд, клипом мелькнувший в его голове, - лазурь Бискайского залива, крейсерская яхта "Ultima Thule", собственный остров под бородой Франции, о котором никто не знает. "Давно я не был в отпуске. Бросить все, никакой политики - только бляди. Пока бьется сердце, пока есть деньги, пока сил хватит... Это единственное, на что следует тратить себя. Остальное - от Герцена".

   Его охватил чисто животный порыв, взывающий к бездне, к черной ночи, открывающейся в головокружительном зиянии меж раздвинутых ног.

   - И-а! И-а! И-а! - безотчетно издавал он звуки, погружаясь все глубже в сладостную прорву.

  

  

   * * *

  

   Но как это часто бывает, как это бывает всегда с мужчинами, после сексуального безумия, верх берет чистый разум. И все клятвы, которые давались до - уже не имели силы.

   - Miss Lay*! - с особой ядовитостью позвал он свою секретаршу, когда удовлетворенную Риту удалось спровадить.

  

   [*игра слов, mislay - в переводе с английского означает "засунуть куда-нибудь, потерять". Короче - растеряха.]

  

   - Вы знаете, сколько в Англии безработных?

   - Да, сэр.

   - Вы меня поняли?

   - Так точно, сэр. Это не повторится. Костьми лягу...

   - А вот этого не надо. Достаточно позвать охрану... Что-то хотите сказать?

   - В-в-в приемной вас ожидает мистер Брегберг.

   - Кто такой?

   - Не знаю, говорит, по делу.

   - Так зовите его, зовите... Да! И вот еще что. Потом сходите в магазин и купите мне юлу. Маленькую такую детскую юлу. Вот такую крошечную.

  

  

  

  

  

   Глава 21.

  

  

   В кабинет шагнул высокий поджарый человек, тяжело опирающийся на трость.

   - О! Кого я вижу! Салам алейкум!

   - Аллаху Акбар! - шкиперскую бородку гостя разрезала кинжальная улыбка.

   - Проходи, дорогой, садись... - в кисло-лимонной любезности разлился хозяин кабинета, изо всех сил стараясь не сбиться на пародийный кавказский акцент. А то гость мог обидеться, думая, что его передразнивают.

   - А я ума не приложу, секретарша докладывает о мистере Брегберге, я подумал, из нордической Лиги, а это, оказывается, ты...

   - Да вот... приходится соблюдать конспирацию. - Гость, несмотря на увечье, с удивительной легкостью сел в предложенное кресло. - Можно сказать, живу почти на нелегальном положении. Меняю города, меняю имена... Сегодня я Брегберг, прости Аллах, завтра - Али об Угол Бей. Послезавтра еще как-нибудь. Надоело, слушай!..

   - И мое терпение не беспредельно. Но мы работаем. Вот газету выпускаю. К президентской компании готовлюсь. Есть еще кое-какие задумки...

   - Все это, конечно, хорошо, но этого мало, душа любезный. Клянусь Аллахом, честное слово, это ничтожно мало! - Гость концом трости с силой ударил в пол, выказывая горский темперамент. - Нужны решительные действия... Вот скажи мине, ты хочешь вернуться на Родину, въехать в Россию на белом коне?

   - Еще бы! Да я готов хоть на осле, лишь бы вернуться.

   - Ну-ну, не богохульствуй. Знаешь ведь, кто на осле въезжал...

   - Ох, ёшкин кот, совсем забыл... Куда ни плюнь - всюду клип... Ладно, что ты предлагаешь?

   - Перетрем вопрос о финансировании. Я хочу выйти из России, ты - зайти. На все на это нужны люди и деньги. У меня есть люди - джигиты, готовые к бою. А у тебя - деньги, которые нужны моим джигитам. Забудем наши религиозные разногласия. Мы здесь, в Лондоне, на одинаковых правах изгнанников. И в этом смысле, у нас много общего. Нам есть, что терять и приобретать. Так перетрем все это, как следует, брат.

   - Надо подумать, - почесал переносицу брат по борьбе.

   - Думай, думай, дорогой, - согласился гость, потом полез в карман, достал жестяную бирку с дешевой цепочкой из белого металла. - Вот, хочу тебе вручить...

   - Что это?

   Взял жестянку с выбитым на ней номером: "92644".

   - Твой личный номер бойца интернациональных бригад.

   - Зачем он мне? Я не собираюсь партизанить...

   - От тебя это и не требуется. Просто, чисто из уважения. Хотим принять тебя в почетные партизаны. За твой реальный вклад в дело борьбы с диктатурой Кремля. Понимаешь?

   - Спасибо, конечно, за доверие... - увидев сверлящий взгляд гостя, передумал отказываться. - Ладно. Хорошо. Нет проблем... Да, кстати, у меня для тебя тоже есть подарочек.

   - Какой подарочек?

   - Вот, книга Че Гевары "Ременесценции Кубинской Гражданской войны". Из лондонской публички спер...

   Гость взял книжку в зеленой обложке. Полистал.

   - Якши. На досуге почитаю.

   - Почитай, почитай. Там интересные мысли есть. Возьмешь на заметку. У Че большой опыт партизанской войны.

   - Да, были люди, - опечалился гость. - Все меньше нас становится...

   У хозяина появилась идея взбодрить гостя.

   - Ну, что, теперь самое время расслабиться... Спиртного я тебе не предлагаю. Может, кокаинчику?

   - Не откажусь, - гость положил трость поперек журнального столика, придвинулся.

   Хозяин кабинета взял с тумбочки яйцо Фаберже, нажал кнопочку, оно открылось с мелодичным звоном. Маленькой серебряной лопаточкой, обнаружившейся тут же, зачерпнул и высыпал горку белого порошка на стерильные предметные стеклышки, специально заготовленные на такой случай.

   Производя все эти манипуляции, хозяин спел куплет какой-то веселой песенки:

  

   Распустились в душе моей лилии,

   Я не знаю ни ночи, ни дня,

   Кокаина чистые линии

   В страну грез уносили меня...

  

  

   - Слушай, - сказал гость, - ты вот сейчас страну грез помянул и я вспомнил. Сон все время вижу. Будто приходит ко мне человек - весь в черном, лица не видать. И я его узнать не могу - то ли это Радуев, то ли Масхадов, то ли сам Дудаев... Спрашиваю: "Кто такой? Чего надо?" А он молчит и будто бы зовет куда-то. Как тень отца Гамлета, честное слово. Может, он призывает меня кому-то отомстить, а? Как ты считаешь?

   - У-у, брат, какие тебе сны снятся, - сказал хозяин кабинета, бритвенным лезвием выпрямляя линии. После чего высказал предположение, что приходивший был призраком из загробного мира Черных Мусульман.

   - По традиции, - сказал он, раздавая соломинки, - появление одного из этих мрачных существ считается дурным предзнаменованием. Вскоре после таких видений свидетели часто умирают или на них обрушиваются ужасные трагедии. Это один из мифов о Предвестнике несчастий. А есть еще европейский вариант. Там про женщину в белом говорится... Ну, ладно, хватит о грустном...

   И, воткнув в ноздрю пластиковую трубочку, он склонился над предметным стеклышком.

   - Славный у тебя кок, - сказал гость, с блаженством откидываясь в кресле после понюха. - И где ты его только берешь?

   - Места надо знать, ха-ха-ха!..

   - А у наших разбодяженный чуть ли не птичьим пометом...

   - Что поделаешь - леса, партизанщина...

   - А я все-таки считаю, - гнул свою линию гость, - что этот Черный Мусульманин призывал меня не сдаваться и продолжить джихад. Поэтому я и пришел к тебе... Так как насчет борьбы с общим врагом? Перетрем детально?

   - Ну что ж, в принципе я согласен, - сказал хозяин кабинета и нажал кнопку интеркома.

   - Мисс Лей, принесите нам, пожалуйста, чай, лимон и терку. Что? Нет не "Тёркина", я его уже прочитал, - а такую штуку с дырочками...

  

   * * *

  

   С оживленной Кенсингтон хай-стрит лимузин, в котором сидела Лиза и её спутник, свернул на тихую улицу, называемую англичанами улицей миллионеров. Прикрывшись от дождя кронами могучих платанов, на две мили протянулась она. За высокими узорчатыми железными оградами с воротами, открывающимися по электронному сигналу, в куще дерев расположились богатые особняки и посольские миссии. Здесь было мало прохожих и много полицейских. Изредка с траурным величием проплывал посольский "Линкольн-Континенталь" или "мерседес"; "шевроле"" или "ройс"" члена королевской семьи, или "дартвейдер" с зеркальными стеклами - броневик какого-нибудь магната, и опять тишину нарушали только печатный шаг патруля с автоматами "черчилл" через плечо.

   Все это вызывало в Лизе трепетный восторг, не проходящий с тех пор, как сэр Галахад ввел её под роскошные своды самого дорогого ресторана в отеле "Ритц". В огромном зале было море света. Горели люстры - целые стеклянные дворцы из сияющих призм.

   И сама Лиза постаралась соответствовать этому сиянию. На ней было серебристое платье из французского бутика за 599 евро, выглядевшее на 1200, и фамильные драгоценности. От всего этого хотелось говорить по-французски и идти походкой голубя. С удовольствием она отмечала, как её провожают восхищенные взгляды мужчин и оценивающие взгляды женщин. И главное, на нее смотрели не как на putain*, а как на светскую даму. Под скулы она нанесла несколько мазков французскими духами "Sous Le vent"**, а под мышки - "Indiscret"***

  

   [* проститутка (франц.)].

   [** "под ветром" (франц.)]

   [*** "нескромные". (франц.)]

  

   Её спутник предпочел строгий костюм серых тонов, главным достоинством которого было его удобство. (Но "Роллекс" с бриллиантами, "Монблан" с золотым пером и превосходные английские туфли "Черч" ясно указывали, кто есть ху.) В одежде он явно был не привередлив. Скромность миллиардера. Лизе даже показалось, что её платье вызвало в нем нечто подобное замешательству. Он даже спросил: "Почему ты вся в белом?" На что Лиза резонно ответила: по её мнению, это серебреное платье, не так ли месье, спросила она гардеробщика. На что тот ответил с прекрасным парижским произношением: "Уи, мадам". Услышав ответ, сэр Галахад облегченно вздохнул и сейчас же наговорил своей даме кучу комплементов на трех языках.

  

   Эта была их вторая назначенная встреча. И судя потому, что она состоялась не на выставке кактусов, а в храме жратвы и выпивки, сэр Галахад решил пройти этап сближения по ускоренной программе. Лизу это радовало. В самом деле: чего тянуть кота за хвост. Не в девятнадцатом веке живем и даже уже не в двадцатом. И так жизнь коротка. И может вдруг стать совсем короткой.

   Лиза отведала сладчайший на вкус морской язык, прекрасную семгу под белым соусом. И теперь ела нежное, сочащееся соком мясо ягненка, политое трюфельным соусом, обложенное зеленью, с мятным желе в придачу. Запивала вином - бордо, урожая 1898 года, лучше которого вряд ли можно было найти так далеко от его родины.

   - Любимое вино Миттерана, - между прочим сказал её спутник.

   - Да что вы? - Лиза по-новому взглянула на бокал. - Сколько же оно стоит?

   - Пустяки. 2000 евро за бутылку.

   Лиза чуть не подавилась ягненком.

   - Еще немного спаржи? - спросил метрдотель у Лизы.

   - Нет спасибо...

   - Тогда смею предложить куропаток, - сказал метрдотель, в то время как официант наполнял их бокалы шампанским "Дом Периньон".

   - Я бы еще посоветовал фрикасе из птицы с белыми грибами, - ненавязчиво подсказал её спутник.

   Вытягивая через соломинку остатки пунша из-под кубиков льда, ломтиков апельсина и ананаса, украшенных сверху вишней, сэр Галахад громко причмокнул.

   Он еще не притронулся к фаршированному омару, - когда его потревожил мобильный первыми тактами из "Севильского цирюльника".

   - Хеллоу? - сказал он в супертонкую трубу "Филлипс", мерцавшую синим призрачным светом. - А! это ты, дорогой... Что? Слушай, так мы же, кажется, уже все конкретно перетерли в мелкую труху... Изменились обстоятельства? Что, цены на овес для белых коней поднялись?.. Ах, нефть подорожала?.. Ага... Так сколько сверх того? Еще десять лимонов!!! Ты с ума сошел. Побойся Аллаха. Откуда я столько лимонов тебе возьму? Слушай, я не итальянский мафиози, цитрусовые у себя в саду не выращиваю...

   Лиза видела, как его пальцы судорога сводила на "пальцовку". Но усилием воли он ликвидировал спазм.

   - Знаешь, сейчас у меня ограниченные возможности... Кто миллиардер? Дак это когда было. С тех пор меня сильно поприжали, шкуру содрали, сок повыдавили... Кто говорит? Ты меньше слушай федералов. Они специально гонят... Да я не прибедняюсь, просто силы уже не те... А помнишь раньше, какими мы были? Помнишь, как рынок делили? А как отдыхали: Париж, Булонский лес, кафе "Глобус"... Да, а здесь я совсем джентльменом стал. Все приходится делать с оглядочкой. На хвосте у меня постоянно сидят люди из "Спэшл бранч"*

  

   [*Особая политическая охранка.]

  

   ...Что? Кого кокнуть? А-а-а, ты говоришь, я стал настоящий английский кокни? Ну, ты преувеличиваешь, дорогой. Ладно, уговорил. Достану десяток лимонок, тьфу ты... лимонов. Но это предел, реально тебе говорю. И пусть нефть хоть совсем кончится. Ну, бывай. Салям алей... ну ладно, трубку повесил, козопас гребаный. Хотел сделать мне комплемент, а сам не знает, что слэнг кокни - это разговорная речь лондонских нищебродов.

   Сложив трубку, сэр Галахад извинился перед дамой за бранные слова. Мол, вы должны понять, суровые мужские дела и все такое...

   Лиза вдруг подумала, уж если не тянуть, так сразу передать тибетский нож тут же за столом, и дело с концом. Тем более что пурба у нее с собой. Она сдала его в раздевалку, положив в пакет.

   Но потом, глядя на серебряный нож и двузубую вилку, которыми орудовал её спутник, потроша фаршированного омара, передумала. В сравнении с изысканными приборами ресторана её нож покажется просто плебеем среди аристократов. Нет, надо передать его в специфической обстановке. Наряду с другими экспонатами, покрытыми патиной времени. Тогда его неказистость будет не так резать глаза. Придется все-таки ехать к нему домой...

   В ресторане играла музыка Моцарта - последний писк сезона. Всякие там рок и поп устарели. В моде классика, объяснил её кавалер. Лиза взглянула в сторону оркестра и к своему удивлению узнала среди музыкантов потную физиономию Кустурицы.

   - А чего это он в ресторане играет?

   - Я же говорю - прихоть гения. Это у него называется "уйти в народ".

   Когда музыканты остановились передохнуть, её спутник махнул рукой:

   - Эмир! Иди к нам, выпьем.

   - Ne mogu, ?ovek, - по-сербски ответил Кустурица, ничуть не стесняясь аборигенов. - Vade?i унюхае, šef me. i зарок dao.

   И он подмигнул Лизе. Она помахала ему рукой.

   - Старый лабух и ловелас, - усмехнулся сэр Галахад.

  

  

   Когда ехали из ресторана, их голубой "Роллс-ройс", штучной модели "корниш", задержало шествие. Впереди колонны шел оркестр шотландских волынщиков. Икс еще пошутил: "Сколько волынок...". Лиза посмеялась шутке. Она уже мыслила их категориями. Шествие шло - ярко-зеленые юбки-килты, красные с зеленым ленты вокруг икр. Наконец проезд открылся. Шофер, газуя, подгонял машину, как кучер подгоняет лошадь: "Гоу-гой, родная!"

   - А помнишь, Селиван, - сказал олигарх, обращаясь к водителю, - как мы с тобой скупали мертвые души?

   - Как же, барин, помню, - косясь через плечо, ответил бывший кучер Селиван. - Славные были времена, не то, что нонешние...

   Лиза не срезу, но поняла, что они так прикалываются.

   Она счастливо откинулась на мягком сидении. С наслаждением вдыхая бесподобный запах роскоши. Все-таки она покорила свой Монблан, закадрила олигарха! А, может, это для него coup de foudre, - с надеждой подумала она.

   [*любовь с первого взгляда (франц.)].

   Как бы там ни было, сбылась мечта идиотки: шикарная машина, миллиардер под боком... В руке бокал дорогущего шампанского. За твое здоровье, Горемыкина!.. Это, девчонки, и называется - жизнь!

  

  

  

   * * *

  

   И вот они на улице миллионеров - въехали в витые врата, раскрывшиеся по электронному мановению. Лиза с уважением осмотрела замок, в котором жил её рыцарь. Сэр Галахад довольно мурлыкал, стоя рядом на подъездной дорожке, обсаженной кустам рододендронов и азалий, которые еще не зацвели, но зацветут обязательно. Он был слегка пьян и в меру развязан. Под пристальным вниманием телекамер они подошли к парадной, где их встретила охрана. Парни были в зеленом камуфляже, чтобы не сразу бросаться в глаза.

   Вход являл собой сложное техническое сооружение. Когда открылась дубовая дверь, оказалось, что изнутри она укреплена стальным листом. Косяк, округлый сверху, тоже был металлическим и широким, как переходной отсек в космическом интерьере. И там еще светились синенькие и красненькие лампочки, усиливая впечатление космичности. Когда Лиза проходила сквозь эту арку, лампочки тревожно замигали. Затренькали звоночки. Ну, прямо как в аэропорту.

   Глава охраны (Лиза сразу поняла, что он главный), маленький человек, похожий на киноактера де Вито, приблизился к ней и, нехорошо улыбаясь, попросил предъявить на досмотр пластиковую сумку, которая была у Лизы.

   Приглашенная в дом девушка, недоуменно посмотрела на хозяина, ожидая поддержки и рыцарского поведения.

   Но тот развел руками - дескать, ничего не попишешь. У них, мол, работа такая.

   Лиза открыла пластиковую сумку, которая была при ней. "Де Вито" сунул туда нос, потом коротенькую руку. Лизе сразу вспомнился карлик из самолетного сна, и ей стало противно до отвращения.

   - Что это? - спросил мучитель, доставая сверток из белого атласа, перевязанный красной пластиковой ленточкой.

   Лиза, готовя подарок, выкинула старую портянку и завернула нож в приличную тряпку, кусок атласа, который она специально купила для этой цели.

   - Это тибетский кинжал.

   Коротышка хищно осклабился, переглянулся с шефом. Не получив никаких указаний, развернул, достал. Едва не уронил нож, ловя его, он порезался. Сунул палец в рот. Отсосал. Держа в другой руке нож, осмотрел его.

   - Говорите - тибетский?.. По-моему, такие продают на Портобелло*, по цене 5 фунтов за дюжину. - Повернулся к хозяину. - Как вы думаете, шеф?

   [* Портобелло - лондонская толкучка.]

  

   - Объясните, Лиза, что это за нож? - спросил хозяин, и, видя, что начальник охраны открыл было рот, одернул его: - Помолчи, Чезаре, я не к тебе обращаюсь.

   Чезаре, он же Цезарь, он же любитель интенсивных допросов, отступил, крепко держа нож. Ему показалось, что эта поганая железка все время норовит вырваться из рук. Ручка будто жиром смазана. Какая мерзость. Цезарю противно было держать нож, как противно держать дохлую крысу за скользкий хвост. Но служба есть служба, и с девчонкой следует разобраться.

   - Помните, я вам обещала преподнести мужской подарок в знак благодарности за спасение?.. Я еще назвала вас тогда сэром Галахадом...

   - Ну, помню, - ответил сэр Галахад.

   - Этот кинжал не простой. Он из Тибета. Как и эти украшения.

   Лиза приложила руку к декольте, указывая на ожерелье, а так же демонстрируя браслет и серьги.

   - Я уже, кажется, рассказывала, вы, может быть, забыли...

   Она вкратце поведала о том, о чем было разрешено говорить. И умолчала о запретном.

   - Ну-ка, дай его мне сюда, - потребовал шеф у начальника своей охраны.

   Цезарь был рад избавиться от ножа. До того был рад, что поторопился. Так неловко передал кинжал, что сэр Галахад довольно сильно порезался.

   - Ох, бля! - вскрикнул шеф, - смотри, как подаешь, хрен косорукий!

   - О, Puttana madonna! Я не хотел, клянусь всеми святыми!

   - Извините, Лиза... Черт! Мы все в крови, как недорезанные свиньи... Где мой лекарь?

   - Я здесь! - как из-под земли появляясь, откликнулся человек с бородавкой возле носа.

   - Давай обработай нам антисептиком раны, да перевяжи - сначала меня, а потом, если будет время, - его.

   Шеф указал на Цезаря. Все поняли, что это шутка. Шеф шутит, значит, кризис миновал, можно расслабиться.

  

  

   Пока раненым оказывалась первая медпомощь, дворецкий - одетый в униформу пожилой мужчина с невозмутимой физиономией, похожий на остепенившегося пирата, - проводил гостью в хоромы миллиардера. Окинув восхищенным взором интерьер, склонный к болезненной роскоши, Лиза поняла, как хорошо быть богатым. Стены, одетые в лакированный панцирь из красного дерева, с затейливой резьбой, с нишами, стеллажами, с полуколоннами, по желобкам которых, казалось, если провести смычком - родится чистый нежный звук; того же дерева лестницы с перилами, угодливо изгибаясь, манили наверх, обещая открыть самое сокровенное из жизни олигархов. Золоченые антикварные шкафы за гранеными зеркальными стеклами скрывали какие-то тайны, которые вдруг открывались изумленному взору, когда хаузкиппер включал замаскированную кнопочку, и внутри вспыхивал яркий галогенный свет. И тогда можно было увидеть фарфоровый ночной горшок с отбитой ручкой, на котором сиживала по утрам Екатерина Великая; царский чайный сервиз на десять персон, с коронами и романовскими вензелями. Фарфоровые же тарелки-картины с нежнейшими видами Потсдама, Дрездена, Нюрнберга и еще бог весть каких романтических городов и рощ.

   Обступившие круглый золоченый столик стулья на тонких золоченых ножках, обитые парчой, красочно выделялись на сером фоне ковра.

  

   Лизе вдруг стало плохо. Она почувствовала подступающую к горлу тошноту, в глазах мельтешили мурашки. Как медик, она сразу поставила диагноз: культурный шок, отягощенный приступом болезни, которую китайцы называют болезнью "красных глаз", то есть завистью.

  

   Степенный дворецкий отвел побледневшую гостью и усадил на козетку, где можно было сидеть полулежа или лежать полусидя. Принес большой бокал холодной воды с шипящими пузырьками. Стуча зубами о стекло, Лиза отпила два глотка, и ей полегчало. До того полегчало, что она взяла со столика посмотреть "Вуменс хоум джорнэл". Открыв глянцевую обложку, она увидела на развороте красочную фотографию, где был изображен сэр Галахад на палубе своей яхты, абсолютно без рыцарских доспехов, в компании невинно улыбающихся красоток в более чем откровенных бикини.

   Знаете ли - есть несколько видов красоток, в частности: яхтовые и классом ниже - пляжные. Эти красотки были яхтовые. Под фотографией, которая, несомненно, была рекламой, Лиза прочла надпись: "Русский олигарх предпочитает отдых в Бискайском заливе".

   Страницы журнала пахли какими-то сладкими духами, возможно духами одной из яхтовых девушек. Лиза подумала, что её, Лизины, представления о местах райского отдыха странным образом совпадают с местами отдыха хозяина замка. Это ли не сигнал свыше, что у них много общего.

   В комнату вошел хозяин замка. С несколько замедленной походкой, и еще обернулся назад, словно его кто-то позвал из глубин дома. Но, поняв, что ошибся, продолжил движение. Он был одет по-домашнему - в адидасовский спортивный костюм, на ногах у него были красные тапочки фирмы "Nike". Забинтованная рука с пятнами проступившей крови, придавала ему вид героический, как у братка, явившегося с не совсем удачной стрелки.

   - Ну, как вы тут устроились? Степан тебе показал?..

   - Так, кое-что, - ответил хаузкиппер, пряча руки за спину.

   Лиза встала с козетки, держась за её золоченые рога. Отпустилась. Пошла по ковру навстречу.

   - Ой, как вам досталось... - прошептала она, осторожно прикасаясь к забинтованной руке.

   - Пустяки... Главное - вы... ты... Лиза, ты вся такая mystery...

   - А вы такой скелетон... ну, в английском смысле...

   Эти глаза напротив. Змеей заползающие в душу. Лизин взгляд излучал любовь и сострадание. В запредельном саду распустились запредельные азалии. В амбивалентной душе Сэра Галахада возобладала доброта. Шевельнулось давно забытое чувство, которое он испытал в пятом классе к девочке-однокласснице, имя которой он даже теперь не помнил. Она была просто девочка-ангел, чей светлый образ окрылял его в трудную минуту жизни. Он специально оставлял этот образ безымянным, хотя не раз имел возможность узнать о ней все с помощью современных электронных средств. Ужасно даже было подумать о результатах запроса. Она могла оказаться теперь матерью двоих детей (будем реалистами), толстой некрасивой теткой или худой старухой, так и не познавшей семейных радостей... Но в памяти его она осталась розовым ангелом. Самая лучшая любовь - любовь несостоявшаяся. Как у Петрарки с Лаурой. Как у Ромео с Джульеттой. Если бы Ромео женился на Джульетте, то через пару-тройку лет он зарезал бы не себя, а Джульетту.

  

  

   - А пойдемте-ка, я вам покажу свою коллекцию, - очнувшись от грез, предложил хозяин дома.

   Он взял Лизу за руку и повел к лестнице. Они взошли по ступеням и, по мягкому ковру ступая, по коридорам проходя, вошли в помещение, оказавшееся малой гостиной; и прошли еще одну гостиную - в голубых тонах, и там повернувшееся огромное зеркало открыло тайный проход, ведущий куда-то вниз. Наконец они оказались в комнате с низким потолком и голыми кирпичными стенами.

   Здесь пахло смертельным железом и царил полумрак каземата. Некоторую современность помещению придавали несколько бра и галогенные лампочки, точечно освещавшие экспонаты.

   - Это моя оружейная комната, - скромно представил хозяин.

   И в самом деле: на стенах висели геральдические щиты ныне исчезнувших династий, боевые топоры и секиры с зазубренными в битвах лезвиями. А также - древние кельтские мечи времен вторжения норманнов, попорченные временем, как зубы кариесом; рыцарские прямые и волнообразные мечи, сабли из дамасской стали, и даже именные шашки Первой конной Семена Буденного...

   Вдоль стен стояли низкие витрины, как в музее. И там, на нежном бархате, в лучах галогенной славы заслуженно покоились боевые и парадные кинжалы, с рукоятями и ножнами, украшенными червленым серебром и красноватым золотом, а кое-где - драгоценными камнями.

   От всей этой милитаристской красоты Лизе вновь чуть не стало дурно. И еще она испытала очередное унижение - ну куда она лезет со свом сапожным ножом, пусть и тибетским. Господи! Когда здесь такое великолепие!

   Но сэр Галахад не был бы сэром Галахадом, если бы не проявил снисходительности.

   - А вот здесь мы поместим твой тибетский нож, - сказал он и подвел гостью к одной из витрин. Над витриной висели головной убор индейца из красных перьев и его томагавк.

   Хозяин достал из кармана мобильный.

   - Степан, неси сюда нож.

   На секунду Лизе показалась, что она попала в ловушку, и сейчас над ней совершат какой-то дьявольский ритуал с вырезанием ритуальным ножом печени или сердца, но волна страха ушла под натиском добродушного взгляда хозяина дома. Олигарх, когда он вот так смотрит, зарезать не может. А если может, то куда, как говорится, смотрел Кустурица, заводя с ним дружбу. Мысль о гении-кинорежиссере-гитаристе окончательно успокоила Лизу.

   Пришел дворецкий Степан, принес тибетский нож и, даже не порезавшись, поместил его в витринку. И лежал пурба теперь на почетном месте, в центре, на синем бархате. В ослепительном свете точечного светильника сверкало его лезвие. Приобщившись к военной братии, обычный нож в одночасье стал важным экспонатом.

  

   - Вот что, Лиза, - сказал хозяин дома, закрывая витрину, - пойдемте пить чай...

  

  

  

  

   Глава 22. Пурба убивает

  

  

  

   - ...а садовник ей и говорит: отсоси из моего шланга.

   Все конспиративно поржали, зажав рот руками.

   Отсмеявшись, Джонни посмотрел на светящийся циферблат - было уже почти полночь. А кульминация все не наступала.

   - Мистер Чешир, - спросил он, - а вот скажите, как этот пурба убивает?

   В микроавтобусе "мицубиси", припаркованном на параллельной с домом объекта улице, вновь воцарилась тишина. И опять стало слышно, как дождь барабанит по железной крыше.

   Акустик совсем убрал наушники, освободив оба ужа, он тоже хотел послушать ответ начальника группы поддержки.

   Мистер Чешир молчал долго, даже показалось, он проигнорирует вопрос, как это часто бывало. Но все же ответил:

   - Я не знаю, как будут развиваться события здесь... но типичное убийство с помощью пурба в Тибете происходит следующим образом. Нож подбрасывают будущей жертве так, чтобы она, жертва, нашла его и принесла к себе в дом. Через день или два человека, нашедшего пурба, обнаруживают мертвым. Выясняется, что человек покончил с собой. Или резал мясо и случайно зарезался. Все довольно жизненно. И никакой мистики. И только посвященные зна...

   Начальник оборвал себя и сделал знак соблюдать тишину. Приблизились шаги, и с наружной стороны кто-то прислонился к борту микроавтобуса. Потом, перекрывая стук капель дождя, отчетливо послышался звук льющейся струи. Струя то отзывалась металлическим барабанным звуком, то тихим шипящим.

   Акустик, который хорошо фильтровал звуки, прошептал, что это пьяный справляет малую нужду на колесо и борт их машины и что, если его не трогать, он уйдет сам.

   Пьяный действительно ушел, напевая "Янки Дудль", наверное, это был американский турист. Начальник, играя желваками, проявил выдержку. Он хорошо понимал состояние своих ребят. Ему тоже хотелось выйти и сказать американцу, что тот поступает нехорошо.

   - Мистер Чешир, - вновь подал голос Джонни, когда опасность миновала. - Простите, конечно, но откуда вы знаете про это - про Тибет, про пурба?..

   - Секретная информация из мистического отдела Центра.

   - Чего-то я про него слыхал, про этот мистический отдел, - сказал Джонни. - Типа это русский вариант немецкого "Аненербе". Верно? И будто бы деятели из этого отдела разработали эту операцию. Я имею в виду операцию "Высокие горы Тибета".

   - Да, в общих чертах это так.

   - А правда... - тактично вклинился в разговор обычно молчаливый акустик, - что в этот паранормальный отдел будто бы пытался устроиться не то Чумак, не то Кашпировский?

   - Чушь! - отрезал начальник группы. - Таких, как Чумак и Кашпировский, туда на пушечный выстрел не подпустят... Ладно, хватит болтать. Работаем, работаем. Давай послушаем, что там происходит.

   Акустик надел наушники, повернулся к приборной панели, щелкнул тумблером, другой рукой подкрутил частотный варньир. Из динамиков послышались шумы, похожие на пульсацию космоса, ритмическое дыхание и размеренные возгласы: "И-а! И-а! И-а!"

   - Не могу понять, - сказал Джонни, - Зачем они туда осла привели? Он уже полчаса орет дурным голосом.

   - Сам ты осел, - сказал мистер Чешир, - не мешай слушать.

   Джонни с обидой смотрел на панель со шпионским оборудованием, на блоках которых стояло клеймо фирмы "Коммьюникейшн систем лимитед". И только любимые наушники акустика были отечественными, с обкладками из черной губчатой резины, изъеденной временем, захватанной руками. Реликт с атомного подводного крейсера "Тамбовский комсомолец".

   "Что я, собственно, о ней знаю, - думал Джонни. - Ну, красивая, ну, мокрушница, ну, трахается с олигархами, но для души-то, может, ей нужен такой парень, как я?.. Эх, бросить бы все, да уехать с ней в этот, как она его называла... Бискайский залив, что ли?.. Болван, так и не удосужился посмотреть по карте..."

  

  

  

   * * *

  

   Донесение:

   "Совершенно секретно. ГУЛИЗА. Спецподразделение "Янус", "Артуру". В рамках операции "Высокие горы Тибета". "Wunderwaffe" передан "Мерлину". Ждем развития событий.

   "Чешир""

  

  

  

   * * *

  

   Лиза была в одном из круглосуточно открытом универсаме (в котором есть все, как в Ноевом ковчеге) торговой линии на Кент-стрит, когда по стоящим в ряд телевизорам, или как их называют англичане - "гели", стали показывать воскресную программу "Лондон уик-энд телевижн". От нечего делать Лиза остановилась у одного из экранов.

   "Новая неделя началась бурно*, - затараторил комментатор (о таких типах Светка говорила - мальчик-ебунчик)

  

   [*В Англии неделя начинается с воскресенья.]

  

   Как сообщили из Скотланд-Ярда, вчера ночью в особняке на Кинг Чарлз-стрит, в котором проживает находящийся в изгнании известный русский бизнесмен и политик, произошло убийство..."

   У Лизы оборвалось сердце, не спрашивая ни у кого разрешения, она прибавила громкости.

   "...двадцатипятилетняя англичанка русского происхождения Рита Нержава, являлась любовницей русского олигарха. Как стало известно, она была зарезана ножом при весьма загадочных обстоятельствах. Полицию вызвал сам хозяин дома, обнаружив труп любовницы. По его словам, пока он переодевался, Рита, в приступе веселья, прыгнула на кровать, как это делают женщины, находящиеся в фривольном настроении - раскинув руки, спиной вниз. И сейчас же издала крик боли. Когда свидетель подбежал к девушке, она уже истекала кровью. По словам владельца особняка, он тут же позвал охрану, личного врача и дворецкого. Свидетелям предстала ужасная картина агонии молодой девушки. Она скончалась до прихода полиции и бригады реаниматологов. Свидетели к трупу не прикасались, на этом настоял начальник службы безопасности русского олигарха господин Чезаре Спадони.

   Когда врачи в присутствии полицейских перевернули труп девушки, то оказалось, что ей в спину был воткнут нож, причем, воткнут через покрывало, на котором она лежала. Вот это и является странностью в данном деле. Хозяин особняка признал, что нож, явившийся орудием убийства, хранился в закрытой витрине, в закрытой комнате, в которой находятся экспонаты его частной коллекции холодного оружия. Но каким образом кинжал попал в спальню, да еще торчал на кровати острием вверх, - он, владелец ножа, не знает".

  

   Показали кадры, где одетый в плотно застегнутое коричневое пальто из ангорской шерсти русский олигарх, отмахиваясь от наглых микрофонов, сказал: "На её месте должен быть я. Совершенно ясно, что покушались на меня... Либо хотели подставить... Но им не удастся...".

  

   Как заметила Лиза, лицо её нового знакомого было смертельно бледным, щёки впали, под глазами залегли темные круги. Но держался он мужественно.

  

   "...Дактилоскопическое обследование ножа, - продолжал комментатор, - позволило установить на нем отпечатки по меньшей мере четырех человек, один из которых - женщина. Именно она, как утверждает русский бизнесмен, накануне убийства подарила ему этот кинжал. Речь идет о некой девушке по имени Лиза, которая приехала в Лондон по туристической визе из России. Где она находится сейчас, никто не знает..."

   Лиза машинально достала из пакета недавно купленные темные очки и надела их.

   "...Впрочем, она явно к этому делу не имеет отношения, поскольку в момент, когда произошла трагедия, приезжая из России в доме не присутствовала. Отпечатков пальцев хозяина дома на ноже также не обнаружено, что снимает с него вину непосредственного убийства. Специалисты утверждают, что отпечатки пальцев с характерным захватом, при котором можно было нанести смертельный удар ножом, принадлежат только одному из подозреваемых, а именно - Чезаре Спадони.

   Сам Чезаре отрицает свою вину, указывая на то, что в момент предполагаемого преступления находился со своими служащими за игрой в карты, и коллеги это могут подтвердить. К тому же, добавил главный секьюрити русского олигарха, лишь его шеф находился вместе со свой любовницей тет-а-тет..."

   " Да, - говорил Чезаре, появляясь на экране, - все так и было... Мы играли в "Асино"*, мне как раз выпал Numero Uno**, когда поднялся, как любит говорить мой хозяин - bolshoy shuher...

  

   [* "Дурак" (итал.)]

   [** Первый номер! (итал.)]

  

   ...На крик я прибежал вместе с личным врачом шефа. Белла синьора, к которой я всегда относился con amore***, лежала вся в крови...

   [*** с любовью (итал.).]

   Так и запишите, господа папарацци. Я маленький человек, Servitor di tutti quanti...[покорный слуга всех, вместе взятых.] на меня легко повесить всех собак... Но La Coza Nostra правое...

   [La Coza Nostra (итал.) - буквально - Наше дело.]

  

   Лиза увидела, как, забыв о лояльности к шефу, оправдывается этот маленький, суетливый человечек с порывистыми, резкими движениями, с идеальным пробором садиста-аккуратиста, и отвращение вновь нахлынуло на нее.

   "...Старший инспектор Скотланд-Ярда Томми Пипс сказал, что впервые за свою практику сталкивается с убийством при столь загадочных обстоятельствах. Поэтому не исключено, что мы имеем дело не с убийством, а с несчастным случаем.

   Однако помощник Пипса, сержант Бобслей, считает, что это все-таки убийство. Убийца, зная характер жертвы - бросаться с разгону на кровать, - мог заблаговременно подставить нож под покрывало так, чтобы жертва на него напоролась. Тогда "характерный захват" на ручке ножа ни причем. Убийцей мог быть кто угодно. В первую очередь сам хозяин дома, начальник его охраны или дворецкий, чьи отпечатки, кстати, тоже обнаружены на орудии убийства. Косвенные улики против русского олигарха выдвинуты также его секретаршей. По её словам, шеф лично приказал ей не пускать к нему любовницу, по той причине, что Рита ему надоела. И, кроме того, шеф ссорился со своей девушкой прилюдно, то есть при ней, секретарше - мисс Лей..."

  

   "А вот это серьезная улика, хотя и косвенная", - подумала Лиза.

  

   Камера переключилась на другого телевизионного говоруна, похожего на Башмачника из "Алисы в Стране Чудес".

   "И вот, дорогие телезрители нашего канала, - замолотил тот, - развязка этой драмы произошла совершенно неожиданно. В то время как следствие ломало голову над тем, как распутать этот поистине гордиев узел, как гром среди ясного неба грянуло сообщение, что на месте последнего преступления, совершенного известным маньяком Прокрустом, найден отпечаток пальца, идентичный отпечатку на ноже, которым была убита любовница русского олигарха. Представьте себе, леди и джентльмены, один-единственный отпечаток, который преступник по оплошности оставил на туфле обезглавленной им жертвы. И что ж вы думаете, дорогие телезрители нашего канала, кто, по вашему мнению, является убийцей Риты Нержавы и, главное, жутким усекателем голов, чудовищным Прокрустом? Звоните нам, высказывайте свои версии. Номера телефонов видны на экране под пунктами А, В, и С.

   Звоните по соответствующим телефонам.

   Если вы считаете, что Прокруст - это:

   А) хозяин особняка на Кинг Чарлз-стрит,

   В) Чезаре Спадони,

   С) Дворецкий.

   Кто из этих троих кажется вам наиболее зловещей фигурой? Первый, кто угадает, получит приз, учрежденный нашим каналом, - 20 тысяч фунтов. Не изюма, господа, а полновесных английских стерлингов! Не переключайтесь, оставайтесь с нами, и вы узнаете результаты соревнования в течение ближайшего времени..."

   Все стоявшие в магазине англичане схватились за мобильники и стали набирать номера.

   Лиза выскочила из магазина. Она была в шоке. Вспомнился почти аналогичный случай, произошедший с ней недавно. Нож в постели! Лиза тогда тоже чуть не зарезалась! А вот Нержаве не повезло. Лиза испытала к сопернице чувство жалости, а не злорадства. Чему радоваться? Какой бы она ни была - плохой или хорошей, соперницей или нет, - прежде всего, она была человеком, соотечественницей... Господи! Прабабушка моя дорогая, что ты мне прислала?! Нож-убийцу?! Теперь понятны все эти недоговоренности Мурашко о том, что кинжал не простой, а волшебный. Ну, положим, не волшебный, с этим Лиза все же не могла согласиться. Слово "волшебный" слишком одиозно и ненаучно. Но какая-то непознанная сила движет этим ножом. Существуют люди, которые способны вызывать эту силу из неведомых пространств и ставить её себе на службу. Таких людей называют магами.

   Одним из таких магов была недавно умершая в Тибете её прабабушка - Мария Евграфовна Шляпникова. Причем, очень могущественным, по словам Пагдзина, её ученика, тоже кстати, мага, одной только силой мысли прибившего швейцара.

   Лизе все стало ясно до донышка. Используя её, Лизу, и полученный из Тибета пурба, спецслужбы России планировали убить мистера Икс. Но жертвой стала ни в чем не повинная Рита Нержава. Но даже такой расклад устроил бы спецслужбы. Несчастного олигарха либо посадили бы в британскую тюрьму, либо, за недоказанностью вины, отпустили, но через некоторое время обязательно бы выдворили за пределы страны. А может быть, даже выдали бы российской прокуратуре.

   По-любому спецслужбы оставались в выигрыше. Какая все-таки подлость! - думала Лиза. Надо быть абсолютными тупицами, чтобы не понимать, что своими действиями они подставляют как президента, так и прьмьера. Господи! А может, как раз хорошо понимали...

   Лиза остановила мысль, потому что довела рассуждения до логического конца, то есть до абсурда. Выходило, что смерть мистера Икса была выгодна не только спецслужбам, которые хотели подставить, скорее всего, премьера, но и самому мистеру Иксу, мечтающему насолить бывшему, а возможно и будущему президенту, как можно круче. Даже при всей его нелюбви к Кремлю, это уж слишком. Получается, что унтер-офицерская вдова сама себя высекла.

   Лиза прекратила попытки уразуметь политическую подкладку. Все равно не понять.

  

  

  

   Лиза взяла кэб и поехала в свой отель. Теперь она жила в Вест-Энде, в пятизвездочном отеле "Олимпик". В него она переехала, потому что на окраине жить было неудобно. И хотелось быть ближе к мистеру Икс вообще, пока есть деньги, чего прибедняться. За границей именно так и живут - по средствам.

   В "Гусе и свинье" было, конечно, не в пример спокойней, в смысле населенности, но общий душ и отсутствие прислуги унижало человеческое достоинство. Шикарный "Олимпик" бурлил народом, но эта суетня не унижала, наоборот, помогала почувствовать свою пусть и призрачную, но все же принадлежность к большим деньгам и важным людям. Судя по надраенной латунной табличке, вывешенной в холле, в этом отеле останавливались даже президенты. Это льстило.

  

   Лиза занимала двухкомнатный люкс на втором этаже. Поднималась она к себе не спеша, наслаждаясь по дороге всей этой роскошью, разглядывая все эти лестницы, красно-зеленые дорожки, витые перила, аркады, расписные потолки, стокилограммовые ампирные люстры, обшитые музыкальным деревом стены, блестящие полы, ковры, кадки с пальмами, служащих в униформе, шикарных клиенток и важных клиентов... Вот бы здесь РАБОТАТЬ, - размечталась она.

   Вдруг пришла идея - остаться в Англии. А что? Жить на полулегальном положении ей не привыкать. Жила ведь в России и здесь проживу. Чтобы обдумать все нюансы, она зашла в бар и заказала мартини. Мартини оказался слишком сухим. Сегодня у неё был другой настрой. И она попросила джина с мятным ликером. Под музыку Генделя она разложила пасьянс мыслей. Если завяжется с Иксом, то для нее это, конечно, станет колоссальной удачей. Даже если она для олигарха будет всего лишь легким увлечением, то и в этом случае она с него поимеет приличные откатные.

   Это все хорошие карты. А вот плохие карты. У местной полиции накопились кое-какие вопросы к ней. Право же, лучше уехать к Мурашко, может медаль выдаст и охранную грамоту...

   И все же связь с олигархом её вдохновляла больше. Хотя и тут не без проблем. После ресторана и после того, что было (как он смешно орет: "И-а!, и-а!"), Икс не назначил свидания, сказал только, что позвонит в отель. Но вот уже третий день пошел, а он не дает о себе знать... Впрочем, в свете последних событий, ему сейчас не до новых любовных связей. Ему бы сейчас со старыми разобраться... уладить дела и не попасть в тюрьму.

  

   Лиза рассчиталась с барменом и отправилась к себе в номер. Там она скинула туфли, с наслаждением прошлась по мягкому ковру - и с разгона прыгнула на широкую кровать. И только когда тело уже вздрагивало на пружинах, её обожгла мысль. Точно так же, как Рита! Даже сердце захолонуло. Но, полежав с минуту, Лиза поползла к изголовью. Устроив голову на подушке (в виде мягкого длинного валика), взяла с прикроватной тумбочки ПДУ и включила гели.

   С экрана морщинисто щурился Клинт Иствуд. Через несколько кадров стало понятно, что показывают "The Return of the Space Cowboy" - "Возвращение космического ковбоя". Лизе нравился Клинт Иствуд. Хорошо было бы иметь такого отца: справедливый, проницательный, скорый на расправу с врагами чести.

   Во время рекламы она глотнула апельсинового сока из тяжелого граненого стакана и снова легла. Ворочаясь, почувствовала под правым боком что-то твердое. Сунула туда руку, нащупала некий предмет.

   И уже вскакивая и отбрасывая покрывало, она знала, что увидит. И точно - он лежал голенький и словно улыбался кривым лезвием - её пурба!

   У Лизы подкосились ноги, замерло, а потом бешено забилось сердце. Что же это такое?! Как же так может быть!? Вот оно - тяжкое испытание для мозгов современного человека, с его так называемым научным мышлением, несмотря на увлечения буддизмом, йогой, Кастанедой и прочей заумью. Одно дело читать про магию и совсем другое - столкнуться по жизни с её явными проявлениями.

   Но факт был упрямым, грубым, зримым и очень острым. Пурба каким-то таинственным образом ускользнул из отдела вещдоков Скотланд-Ярда и "проявился" (иначе не скажешь) у Лизы в номере. Как блудный кот, вернувшийся с прогулки. Погулял, зарезал кое-кого и вернулся к мамочке.

   Ни фига себе! Лиза присела на кровать, не зная, что делать. Пурба страшил её своей непонятностью. Своей виртуальностью и в то же время конкретной осязаемостью. Лиза протянула руку и, поколебавшись, осторожно взяла в руку тибетский нож. Пурба не проявлял никаких признаков псевдожизни. Лежал у неё на ладони и молчал. И ничего в нем зловещего не было.

   Как же он все-таки перемещается в пространстве? Летит по воздуху? Но такая левитация не объясняет проникновение в закрытое помещение, умение преодолевать физические препятствия...

   Лиза выключила мешающий телевизор и попыталась вспомнить фантастический термин, вычитанный ею в одной книжке. "Телертация" или "телепотация"... "телекастрация", пошутила она и тут вспомнила - "Телепортация"! Мгновенное перемещение одушевленных и неодушевленных предметов. Причем через любые материальные преграды и на большие расстояния. Вплоть до космических. Но в книге описывалась специальная машина, с помощью которой осуществлялась телепортация. А здесь перемещение происходило... с помощью магии?

   Но что мы, собственно, знаем о магии и прочих чудесах?

   Мышление современного человека - есть мышление дискурсивное, выводное. Дискурсивное мышление выводит свои знания из середины, а все начала и концы оказываются скрытыми в темной глубине. Наши знания не восходят к истокам. А каковы эти истоки - один Бог ведает. Вполне может быть, что объяснимые наукой явления, сходятся с необъяснимыми где-то за пределами эмпирического опыта. И в этом смысле, то, что мы называем магией, есть лишь часть чего-то целого.

   Ведь, в сущности, магия, если от нее не отворачивать нос с высокомерием, а изучить досконально, может быть признана таким же закономерным научным знанием, как и физика.

   Стало быть, чудо отменяет не закон, а ту природную сферу, которая есть область действия этого закона.

   "О! У меня сейчас поедет крыша!"

   В это время в номер постучали.

   - Войдите! - сказала Лиза, поворачиваясь к двери и пряча нож за спину. Это должно быть, горничная, мелькнула такая мысль.

   Но, пройдя гостиную, в спальню вошел мужчина. Причем очень знакомый. Это был Кореец. Он улыбнулся, поздоровался.

   Лиза тоже поприветствовала его, предложила гостю кресло, а сама поудобнее уселась на кровати насколько это возможно для человека, прячущего за спиной нож.

   Кореец, придержав полу светлого плаща, чтобы не смять его, сел в кресло, поставив на колени свой неизменный портфель. Пальцы его, держащие портфель, были короткими и мясистыми; от большого до середины запястья тянулся давно заживший шрам.

   - Что случилось? - спросила Лиза, - За мной опять гонится полиция?

   Она знала, что Кореец просто так не приходит.

   - Сейчас объясню, - сказал Кореец, странно раздувая ноздри, словно он к чему-то принюхивался.

   Его маленькая смуглая кисть поднялась, пальцы зашевелились. Щелкнули застежки портфеля. И Лиза увидела пистолет. Кореец достал из портфеля еще какую-то трубку и стал её наворачивать на ствол.

   Лиза окаменела от двусмысленной ситуации, не зная, что и подумать. То ли Кореец снова пришел её спасать и готовится к отражению возможной атаки, или... пришел окончательно замести следы.

   - Послушайте, объясните, пожалуйста, в чем дело? Зачем вы меня пугаете?

   - Через минуту, - сказал Кореец бесстрастным тоном, - для вас ничего уже не будет иметь значения, так что отбросьте мирские заботы и помолитесь. Я подожду.

   Лиза машинально приняла позу самозащиты и вдруг увидела, как лезвие блеснуло в её руке. Кровь глухо стучала в висках и ушах, во рту стало сухо.

   Кореец, увидев нож, засмеялся мелким, дробленым смехом. Ноздри его плоского носа раздулись еще шире. Рот приоткрылся, обнажив кроличьи зубы.

   - Даже без оружия, одним движением руки или ноги я мог бы вас убить, - сказал он. - Так что уберите ваш хлеборез и помолитесь. У вас осталось тридцать секунд. Я милостив, но время неумолимо.

   Лиза хотела уже отбросить нож, кинуться на колени и просить пощады, а может быть, пустить в ход все чары искушенной в сексе женщины. Но вдруг почувствовала, как пурба ожил, устремился к врагу, как верный пес, защищающий хозяина. Лиза сжимала рукоятку изо всей силы, словно сдерживала тугой напор натянутой тетивы. Еще немного и нож вырвется из руки.

   Кореец поднял пистолет. Лиза отпустила ручку ножа. Кореец выронил пистолет, портфель упал с его колен, сам незваный гость набок свесился с кресла. В горле у него торчал тибетский нож, загнанный по самую рукоятку.

   Это был типичный пример магической левитации. Нож преодолел расстояние в три метра мгновенно, Кореец даже глазом не успел моргнуть. Так и умер с открытыми глазами, не успев понять, в чем дело.

  

  

  

  

  

   Глава 23. "Нас не догонят!"

  

  

   "Советую тебе немедленно покинуть страну", - произнес голос Джонни в её голове. Но Лиза уже сама поняла, что надо рвать когти. В Бискайский залив, к черту на кулички. Только подальше от Англии, подальше от России. Все было предельно ясно: мавр сделал свое дело, мавр должен отбросить тапочки. Спецслужбы безжалостны. Все играют по одним правилам. Такая вот глобализация.

   Пока она лихорадочно утаптывала чемодан, в голове звучала давнишняя песня "Тату" - "Нас не догонят!" Мысленно Лиза ехала на грузовике, на любой попутке. Куда? Сама не знала. Может быть, в аэропорт или на паром?

   Она попыталась поднять распухший чемодан, но не смогла. Будто в нем лежал мертвый Кореец. Она открыла чемодан и задала себе конкретный вопрос: на какой хрен ей столько шмоток!? И потом, с чемоданом идти через холл, не заплатив за номер, - очень рискованное дело. А если она оплатит счет за номер, туда немедленно пошлют горничных на уборку, которые тут же обнаружат труп. И тогда полиция возьмется за нее всерьез и надолго. Особенно сыщиков будет интересовать вопрос, как к Лизе попал нож из их хранилища? и как она умудрилась зарезать человека, вооруженного пистолетом? Мы понимаем, мадам, что это была самозащита, но надо во всем разобраться. Иначе континуум не выдержит напряжения, и Англия ру...

  

  

   Она отобрала только самое ценное и сложила вещи в фирменную пластиковую сумку, закрывающуюся на молнию. Точно с такой же она выходила недавно, идя на встречу с Иксом и её никто не спросил, уезжает ли она? Правда, теперь сумка выглядит намного толще... Но кому какое, черт возьми, дело! Это свободная страна или не свободная страна? Разумеется, это не свободная страна. Все стучат друг на друга, и судят по закону, а не по совести, - какая уж тут свобода. Но все равно, если спросят, пошлю их на три буквы и уйду. Пока переведут со словарем, я уже буду далеко. "Нас не догонят! Нас не догонят! Нас не догонят!.."

   Она надела плащ, голову повязала легким шарфиком по моде 60-х годов, глаза прикрыла черными очками, подняла воротник и оглядела себя в зеркало. Вылитая шпионка из фильмов середины прошлого века. Ну и пусть. В очках хотя бы не увидят смятения в её глазах.

   Подойдя с вещами к выходу из номера, она опустила маленький рычажок с внутренней стороны двери, отчего с наружной стороны дверей поднялась заслонка, открывая надпись: "Не беспокоить". Вот так. По крайней мере, часа три точно никто не посмеет войти в номер. И за эти три часа она должна покинуть страну.

   Лиза последний раз прошлась по гостиной, окинула взглядом люкс: уютные бело-красные полосы шелковых обоев, основательно устроившийся в кресле Кореец с ножом в горле...

   О том, чтобы вытащить нож с предательскими отпечатками пальцев, спрятать, выкинуть, уничтожить его и тем самым облегчить свою участь, Лиза и помыслить не могла. Это было выше её сил. Тут она, как греческий герой, положилась на волю богов...

   Она вышла в пустой коридор, закрыла дверь на электронный замок. Очень хотелось в щель для приема кодовой карточки залить клей типа ПВА или лак для ногтей, чтобы номер подольше не могли открыть, когда эта хрень засохнет. Но побоялась - вдруг сработает сигнализация.

   Лиза сунула кодовую карточку в карман, подхватила сумку и пошла по мягкому темно-синему ковру (вдруг вспомнился Чехов: "я иду, пока вру; мы идем, пока врем; они идут, пока врут"). Несколько раз, проходя мимо огромных зеркал в золоченых рамах, она вздрагивала, пугаясь собственного отражения.

   Навстречу вышли двое молодых мужчин, как черная и белая шахматные фигуры. Лиза нервно поправила челку и очки.

   - Ты не знаешь, - громко говорил черный с резким американским акцентом, - как прошла четвертьфинальная игра "Ред сокс" с "Цинцинатти"?

   - Наши продули 101:79, - ответил белый.

   - Фак! Фак!! Фак!!! - черный подпрыгнул до потолка.

   Лиза шарахнулась и едва не бросилась бежать от этих двух молодых американцев.

   - Ох... извините, мисс, это не вам, - рассыпался в любезности курчавый.

  

  

   Оживленный гул наполнял вестибюль. С чемоданами туда-сюда сновали коридорные. Перед регистрационной стойкой толпился народ. За конторкой клерки горбатились над журналами. На диванах и в креслах сидели ожидающие своей очереди клиенты, груды чемоданов громоздились перед ними. Серебряный колокольчик на стойке портье дзенькал каждый раз, как только один из клерков, закончив оформление, ударял в него, выкрикивая: "Следующий, пожалуйста". Старинные лифты, пышно отделанные завитками из бронзы в стиле рококо, утробно урча, возносили в небеса очередную партию счастливчиков.

   Никто в этой суматохе не обратил на Лизу внимания. Но вместо того, чтобы идти прямо на выход, беглянка почему-то сочла, что будет более естественным, если она что-нибудь купит в сувенирном киоске. Лиза приобрела какую-то заколку, совершенно ей не нужную, и только тогда нырнула под лопасти старинной мельницы вращающихся дверей. "Нас не догонят!.."

  

   Едва отель "Олимпик" выпихнул её наружу, бойкий молодой человек в униформе сейчас же подозвал для нее такси. Сервиз работал четко. Со всем этим так быстро расставаться было жалко до слез.

   "В аэропорт", хотела она сказать таксисту, когда устроилась на заднем сидении, но передумала. Заметать следы надо профессионально.

   - В ближайший банк, пожалуйста.

   - Слушаюсь, мэм, - отрапортовал кэбмен и элегантно тронул с места машину.

   Отель отлетел в прошлое. "Нас не догонят! "Нас не догонят! "Нас не догонят!.."

   Возле громадного форпоста английского капитализма они остановились. Это был алюминиево-стеклянный "Саламандра-банк". Лиза расплатилась и отпустила такси. Стеклянные двери сами собой разъехались перед ней. Лиза перешагнула порог и, осторожно ступая по белому стильному покрытию, гладкому как лед, пошла к окошечкам.

   Она подала клерку все свои карточки и попросила снять с них все деньги.

   Клерк по очереди пропустил кредитки через щель сканера, и каждый раз загорался красный огонек.

   - Счет закрыт, мэм, - говорил он отчего-то радостным голосом. И втыкал следующую кредитку.

   - Счет закрыт, мэм, - клерк почти ликовал.

   "Сволочь!" - подумала Лиза. У нее вспотел нос, и очки сползали все сильней. И вот сорвались. Она едва успела их подхватить. Достала платок и вытерла переносицу, снова надела очки.

   - У вас осталось десять тысяч, - вдруг сказал служащий упавшим голосом. - Возьмете наличными или чеками, или, может, сделать транш?..

   - Десять тысяч чего? - хриплым голосов спросила клиентка.

   - Десять тысяч евро...

   - Значит, предлагаете транш?

   - Разумеется, это самый разумный вариант.

   Лиза подумала и решилась:

   - В Швейцарию можно...

   - С превеликим удовольствием, мэм. В какой банк желаете перевести деньги?

   - Предложите сами.

   - "Джементшафт банк" вас устроит? - вычитав название банка на потолке, сказал клерк.

   - Вполне... А это где?

   - В Цюрихе.

   - О! Цюрих! - сказала Лиза, - там прадедушка мой жил. С такими же, как у меня, раскосыми глазами, с рыжей бородкой, лысый, картавый...

   - Тамерлан, что ли? - спросил клерк.

   - Нет, Тамерлан был хромой, а мой...

   - Простите, так мы делаем транш?

   - Конечно. И побыстрей: одна нога здесь, другая - в Цюрихе.

   - Простой, чековый, специальный или?..

   - Что-нибудь попроще, пожалуйста, - быстро сказала Лиза, представляя, как у нее выворачивают карманы и отбирают чековую книжку. - Без всяких там карточек. А то у меня уже один раз украли их... И еще я боюсь хакеров... Можно так сделать: чтобы поменьше электроники - по старинке и надежно?..

   - Сделаем, - сказал клерк, исподлобья глядя на клиентку.

   - Пятьсот я возьму с собой наличными, остальные переведите...

   Лиза хотела устроить так, чтобы невозможно было проследить путь денег (а значит, и её путь) с помощью электронных средств.

   Клерк выдал ей бланк, где был отпечатан адрес: "ДЖЕМЕНТШАФТ БАНК, II БАНКОФШТРАССЕ, ЦЮРИХ".

   - Что это? Как заполнять?

   - Это разновидность банковского счета. Вот сюда, мэм, впишите от руки любые цифры. Они заменяют имя владельца и являются сигнатурой владельца счета. Это обычная и распространенная процедура для тех, кто не доверяет электронике. Деньги выдаются по предъявлении шифра - лично или по телефону. Никаких отчислений через компьютер. Так что все под контролем.

   - Сколько цифр писать?

   - Желательно, побольше. Так надежнее. Если кто-то посторонний увидит, то все цифры не запомнит.

   Лиза подумала и записала уже несуществующий Светкин сотовый телефон.

   - Где расписаться?

   - Расписки не требуется, - сказал клерк, забрал бланк и уселся за компьютер.

   Пока оформлялся транш, Лиза обернулась лицом к залу, поставив локти на стойку, как это делают американские ковбои в салуне. "Надо же, что-что, а бюрократами их не назовешь", - подумала она о здешних порядках.

   Сквозь темные очки она оглядела посетителей, вооруженных секьюрити-гардов. Наткнувшись взглядом на бдительно следящие телекамеры, Лиза поспешно отвернулась.

   И к этому времени все уже было готово. Клерк вернул ей бланк и сказал, чтобы она его хранила или уничтожила, запомнив адрес банка и группы цифр. Лиза в таком деле не стала надеяться на память, сложила бумагу и спрятала в карман. Тем временем клерк придвинулся с охапкой денег. Закусив губу, стал отсчитывать купюры.

   - Ваши пятьсот наличными. - В глазах его была тоска.

   - Благодарю, - хищно улыбнулась Лиза, сгребая деньги со стойки и запихивая их в сумочку. - Сколько я должна за услуги?

   - Оплата транша снята с вашего счета.

   - И сколько у меня там осталось?

   - Девять тысяч четыреста пять евро.

   Лиза быстро подсчитала в уме, что с нее взяли 95 евро за услугу, то есть один процент. Это еще по-божески.

   Она поблагодарила работника банка и на ватных ногах пошла к выходу. Каждую секунду она ждала выкрика клерка: "Охрана! Задержите воровку!" но от стойки неслись другие звуки: "крак-крак-крак". Это служащий ломал хребты сдохшим Лизиным кредиткам. Лиза сжала в кармане бумажку с адресом цюрихского банка, и плечом хотела толкнуть дверь, как это приходилось делать в отеле. Но дверь сама разъехалась. И Лиза, чуть не упав, вылетела на улицу.

  

  

   Тут же подъехал кэб, словно её подкарауливал. Такое проворство Лизу насторожило. Она уже хотела сесть, но вспомнила главное правило разведчика: "никогда не садиться в первое такси, а желательно пропустить и второе".

   К великому недовольству таксиста, она пошла пешком. Дойдя до традиционно красного цвета телефонной будки. О, благословенные британские традиции! Автомат имел щель для монет. Лиза нашла мелочь, скормила автомат. Долго искала визитку Павлюченко, наконец нашла. Хорошо, что не выкинула, вот теперь пригодилась. Если бы она села в обычное такси, полиции легче было бы напасть на её след. А земляк своих не выдаст.

   Павлюченко отозвался сразу. Лиза сказала, что ждет его недалеко от "Саламандра банк", у антикварного магазина, возле телефона-автомата. Отзывчивый хохол ответил, что сейчас он довезет клиента и примчится, "як метевор".

   Лиза просмотрела все выставленные в витрине засиженные мухами картины, статуэтки и прочие антикварные безделушки. Когда проезжала полицейская машина, беглянка пряталась в будке. Став спиной к улице, делала вид, что говорит по телефону. Она уже стала жалеть, что из-за конспирации, теряет драгоценное время. И тоскливое предчувствие собственной обреченности охватило её. Ну, улетит она в Швейцарию, ну, потратит украденные деньги, а что дальше? Спецслужбы её все равно разыщут и убьют.

   И тут она возмутилась. Почему она считает себя воровкой!? Разве она не выполнила задание? Выполнила. А то, что у них там что-то не срослось или срослось не совсем правильно, её не касается. Теперь дальше. За работу, причем очень опасную, полагается вознаграждение? Полагается. Вознаграждение - древнейшая традиция в разведке, восходящая еще к битве Иисуса Навина за Иерихон и блуднице Рааб. Хотя бы такое вознаграждения, как сохранение жизни агенту и его семье. Десять жалких тысяч евро - это гонорар по самому минимуму. Товарищ полковник, это не я, а вы мне еще должны доплатить. Но я не жадная. Прошу лишь об одном: ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!

   - Или я за себя не ручаюсь! - экспансивно выкрикнула Лиза вслух по-русски.

   Проходивший мимо английский джентльмен осведомился, не нужна ли мисс какая-нибудь помощь? Лиза отмахнулась от него и бросилась к краю тротуара, чтобы перебежать улицу. И тут её чуть не сбила машина. Раздался визг тормозов. Мисс инстинктивно уперлась руками в боковое стекло остановившейся машины. За рулем сидел Павлюченко. Открыв дверцу, он рассыпался в извинениях, что заставил панночку ждать. Лиза облегченно вдохнула воздух надежды, нырнула в салон и задала маршрут:

   - В ближайший аэропорт.

   - Уже покидаете нас?

   - Так складываются обстоятельства, - туманно ответила Лиза.

   - Частный чи государственный аирпорт? - спросил кэбмен Павлюченко.

   - Государственный. И чтоб с почетным караулом.

   Павлюченко рассмеялся.

   - Как насчет "Стэплтона"?

   - Рейсы на континент там есть?

   - Если не ошибаюсь, вся Европа и Северная Африка. Вам куда?

   - Сначала в Берлин, потом в Париж... - наобум ответила пассажирка.

   - Це гарный маршрут, - похвалил хохол и хотел еще что-то добавить, но Лиза, чтобы пресечь расспросы, скомандовала по-немецки:

   - Vorwarts!

   - Ja woll, maine fraulein! - козырнул таксист, словно был заядлым власовцем.

   Кэб рванул. "Нас не догонят! Нас не догонят! Нас не догонят!.."

  

  

  

   * * *

  

  

   Огромный Боинг заходил на посадку. Лизе он показался неким воплощением трех форм времени: габаритные огни сверкали отблеском будущего, неотвратимо грядущего, и вот с победным ревом железная птица накрыла Лизу с головой явью настоящего и улетела к теням прошедшего.

   Или наоборот, контрамотно умчался в будущее, ведь Лизе еще предстояло попасть туда, куда улетел самолет.

   Небо было бледным, но ясным, и солнце пекло совсем по-летнему. Лиза расстегнула плащ, сняла с головы шарфик и вытерла платочком пот со лба. Она стояла у открытой дверцы такси и смотрела на дорогу. Там, обесцвеченные дымкой, теснились машины, потом появились люди в полицейской форме. Какое-то ДТП, подумала Лиза. Они торчали в пробке уже пятнадцать минут. Тем более было обидно, что до аэродрома оставалось всего ничего, около двух миль.

   Лиза села в машину, посмотрела на водителя, он виновато улыбнулся. Мол, ничего не попишешь. Его машина не летает. И объехать не объедешь - слишком глубокие кюветы.

   И он продолжил рассказывать, как с детства ненавидел советскую власть за то, что она расстреляла его отца, который служил в армии генерала Власова...

   Лиза подумала, что её предположение насчет власовца подтвердились. Как разведчик, она набиралась опыта. Только кому он нужен, этот опыт. С этими играми она решила покончить раз и навсегда. Если не прикончат её. Нервы у ней были на пределе.

   - Знаете что, - сказала Лиза, - я больше не могу ждать. Мы простоим тут до вечера, и я опоздаю на самолет. По-моему, здесь не так уж и далеко. За полчаса дойду... а может, там где-нибудь попутка попадется...

   - Ну, вольному - воля... - ответил водитель, смущенный чувством невыполненного долга.

   - Антон Иванович, я вам должна признаться - наличности у меня маловато. Могу заплатить только пятьдесят евро, этого хватит?

   Ей нужен был запас денег, на случай, если с аэропортом выйдет облом и придется уезжать каким-нибудь другим путем.

   - Ну что ж поделаешь... - согласился кэбмен Павлюченко. - Ведь мы с вами не чужие, хотя и живем в разных государствах. Но на чужбине и маскаль - земляк.

   - Вы уж извините, у меня такое горе. Бабушка упала с Эйфелевой башни и разбилась насмерть. Я сняла со счета последние деньги, только на самолет. Вот лечу в Париж, на похороны. А еще надо в Берлин заехать, взять с собой дедушку. Они с бабушкой были в разводе, а вот теперь...

   - Примите искренние соболезнования... Надо же - с Эйфелевой башни!

   Лиза расплатилась, горячо поблагодарила земляка и вышла из такси, оставив водителя в тяжком раздумье.

  

  

   Преодолеть кювет Лизе не удалось. Она надеялась пройти по полю в отдалении, чтобы не встречаться с полицейскими. Но чертов кювет был глубок, грязен и слишком широк. Да еще металлический барьер...

   Пришлось зигзагами идти по дороге, проскальзывая между автомобилями. Она старалась не вилять бедрами, чтобы не возбуждать скучающих водителей. И все равно возбуждала. Со всех сторон доносились посвистывание и другие призывные звуки. Делались пристойные и непристойные предложения. Предлагали отнести на руках. Похихикивали и похохатывали вслед.

   Лиза сто раз пожалела, что пошла пешком. Она не предполагала, что так обратит на себя внимание. И это в то время, когда больше всего хотелось стать неприметной.

   Наконец на её счастье, на дороге стали попадаться не только машины, но и люди. Некоторым тоже надоело сидеть в железной коробке, и они вышли размяться. А кто-то шел поглазеть на ДТП. Таких любопытных становилось все больше. Вскоре через них уже приходилось пробираться, применяя локти.

   Оттолкнув очередного зеваку, Лиза увидела искореженный "Фольксваген". Ярко желтый жук лежал в кювете кверху колесами (вспомнился почему-то Толик Узбеков). Бетонка была усыпана мелким стеклом, и виднелись потеки крови. А дальше поперек дороги лежал на боку еще один автомобиль - фургон синего цвета, кажется, "мицубиси". Эта машина никаких ассоциаций у Лизы не вызывала, кроме чувства сопереживания и соболезнования. Рядом с машиной лежали тела, с головой накрытые одеялами. Полицейские вытаскивали из машины еще одно бесчувственное тело.

   Вот так внезапно, быстро, безжалостно обрывается жизнь человека, подумала Лиза. Она уже не боялась полицейских, видя, что у них полно работы, и подошла довольно близко.

   - Фрэнк! - крикнул один из полицейских. - Что там со "скорой"?

   - Не могут пробиться! - ответил коллега. - Обещали выслать вертолет.

   - Черт! Срочно нужен врач, иначе парень умрет.

   Они оказывали помощь пострадавшему, последнему из выживших, бинтами из своих аптечек перевязывали ему грудь. Выживший стонал.

   - Господа, - обратился к народу третий полицейский, - среди вас есть врач?

   Все стали смотреть друг на друга, не окажется ли здесь доктор?

   - Я врач, - пискнула Лиза, словно добровольно вызывалась на сдачу экзаменов.

   Люди уважительно расступились перед ней. Она неуверенно пошла по хрустящему стеклу, присела возле раненого. Велела снять неумело намотанные бинты. Пострадавший представлял собой ужасное зрелище. Лицо, залитое кровью и вымазанное грязью, превратилась в кошмарную маску. Изо рта, когда молодой человек кашлял, выплескивалась кровь. На груди была глубокая рана непонятного происхождения, не характерная для ДТП. Чтобы остановить кровотечение был необходим лед. Она сказала об этом, даже не надеясь получить нужное. Но к её удивлению, вскоре принесли пластиковый мешочек со людом. Кое у кого в машинах были холодильники.

   Несмотря на умелую перевязку и охлаждение раны парень умирал. Как это часто бывает, он очнулся, чтобы последний раз увидеть мир, который покидал. Он взглянул на Лизу и сказал по-русски:

   - А-а, это ты, королева... жива... хорошо... молодец...

   Лиза вздрогнула и тогда сразу узнала человека.

   - Джонни! Как же это?.. Как ты здесь оказался?

   - Дураки потому что, - ответил Джонни. - Говорил же я Чешеру, чтобы не связывались с тобой...

   - Что с вами случилось?

   - Пурба...

   - Тибетский нож?

   - Да. Он влетел в кабину... - Джонни судорожно переглотнул, - как злобный шершень... Я сидел за рулем... удар в грудь... Дальше не помню... Кто-то выжил?

   Лиза помотала головой и заплакала.

   - Джонни! - позвала она, видя, что он уходит.

   - Я не Джонни, - прошептал парень, - Я Василий... Мельников, Васька...

   - Прости меня, Вася, я не хотела вам зла...

   - Я знаю... Чего уж тут... такая наша работа... сволочная...

   - Может быть, родным что-нибудь передать? - Лиза приложила ладонь к щеке парня.

   - Передай. Брат у меня... младший... В университет хотел поступать... я ему тут написал, что скоро вышлю... деньги... а теперь... вот как получилось...

   Василий хотел вынуть письмо из кармана, но не смог, вытащил только наполовину. Лиза взяла смятый конверт и, не глядя, сунула его в карман своего плаща.

   - Королева... смотри... вот он какой... Бискайский залив! Красивый... И здесь так много места... Всем хватит. Чего ж мы так деремся?..

   Василий Мельников умер. Ушел в глубь себя. Ушел к своим односмертникам - акустику и мистеру Чеширу, которые молча ждали его на берегу бескрайнего Бискайского залива.

  

   В воздухе раздался шум турбин и посвист винтов. Приземлялся санитарный вертолет, который, собственно, мог уже не спешить.

   Лиза поняла, что больше она здесь никому не нужна. "Прощай, Джонни-Василий", - сказала она, подхватила сумку и пошла в сторону аэропорта. Слезы застилали взор, она вытирала глаза ладонью, боясь открыть сумочку и достать платок. Потому что знала, что там лежит пурба. Её охранник и защитник. Её верный пес, готовый по приказу хозяйки, даже мысленному, зарезать любого, где бы тот ни находился. Теперь она в этом не сомневалась.

  

  

   * * *

  

   В зале аэропорта она не торопилась, стараясь лишний раз не попадаться на глаза патрульным. Стоя перед электронным табло, она не спеша изучила рейсы. Выбрала 519-й на Цюрих, вылетающий через полтора часа. А если не будет билетов, то приглядела следующие рейсы, на 4 и 6 часов вечера по маршрутам: Лондон - Берн, Лондон - Женева. Это, конечно, выходило уже за рамки временной безопасности, но выбора не было.

   То есть выбор, естественно, был, но когда ты в бегах - не все ли равно, куда бежать. Посмотрим Швейцарию. Не зря же там Ленин ошивался. Наверное, безопасно...

   Лиза представила изумрудный альпийский склон, темно-зеленые ели, яркое солнце, снежные пики на горизонте. И одинокое шале, с односкатной крышей. Кем-то брошенный дом. Лиза подремонтирует крышу, и будет жить среди природы, где её никто не достанет. И вдруг в голову пришла мысль, очевидная в своей простоте. В Тибет - вот куда надо лететь! В Тибет! Вот уж где действительно не достанут. И даже не подумают там искать. К тому же, 10.000 евро там - большие деньги. Очень большие.

   Но рейса на Тибет не было. Аэропорт был не центральный, число рейсов и направлений ограничено. Пришлось смириться и взять билет на Цюрих.

   - На рейс 519 еще есть билеты?

   Девушка-кассир мило улыбнулась и ответила утвердительно.

   - Мне один, самый дешевый, пожалуйста.

   - Только бизнес-класс, 348 евро. Будите брать?

  

  

   Объявили вылет самолета на Берлин авиакомпании "Люфтганза". Лиза смотрела, как пассажирский "фоккер" разбегается и взлетает в безопасное теперь для него небо Англии. Но на всякий случай на запасной полосе стоял военный истребитель "Харриер" Королевских ВВС, готовый стартовать по всякому тревожному сигналу. Вплоть до того, чтобы атаковать и сбить любой самолет, захваченный террористами. Таковы реалии... А еще дальше, развесив лопасти, дремал "Сикорский", похожий на большой автобус.

   Во всей этой авиатехнике Лиза, конечно, не разбиралась. Но стоящий рядом с ней на смотровой площадке мужчина объяснял ребенку, очевидно сыну, названия и марки самолетов. Лиза немного беспокоилась, что у нее отсутствует багаж, а это может вызвать излишнее подозрение у работников аэропорта. Она даже хотела сходить и купить чемодан. Но передумала. Я лечу в гости к дедушке на похороны разбившейся бабушки, какие еще тут могут быть чемоданы!

   Она смотрела, как к рукаву терминала причаливает самолет с большим крестом на хвосте, даже не догадываясь, что тягач тянет её самолет.

  

   И вот объявили регистрацию на рейс 519 швейцарской авиакомпании "Swiss" и номер терминала, куда следует идти на посадку. Лиза тянула до последнего, чтобы обеспечить себе время для прохождения металлоконтроля. Она зашла в туалет. В кабинках никого не было. Открыла сумку. Блеснуло лезвие. Она вытащила его за ручку, как хватают за загривок провинившегося пса. Лиза испытывала к пурба смешенное чувство благодарности и ненависти, словно к живому существу. Раз оно живое, то должно понимать. И Лиза попросила его: "Побудь здесь десять минут. Иначе ты меня погубишь. Понял?" Пурба молчал. Лиза втолкнула лезвие в узкую щель между бачком унитаза и стеной. Надавила на торец ручки каблуком. Ручка туго, со скрипом вошла в щель между фаянсом и кафелем.

  

  

   Она подошла к металлоконтролю с сумочкой через плечо. Служащий внимательно смотрел на неё из под глянцевого козырька фуражки. Рядом стояли полицейские в бронежилетах с автоматами. Их собака беспокойно натягивала поводок. Лиза шагнула через арку. И её пропустили. Без проблем она прошла и таможенный досмотр.

   Ну все! Двери самолета закрыли.

  

  

  

  

  

   За рюмкой "Гранмарнье", под музыку Брамса, она смотрела свысока, как уплывает в прошлое Страна Чудес, разделенная на прямоугольники сельхозугодий - зеленые, желтые, бежевые, коричневые. Как все это окутывается дымкой, которая, уплотняясь, постепенно превращается в пушистые облака, снизу подчеркнутые синей тенью. А вскоре солнце отразилось в безбрежной воде янтарным шаром. И вдруг на одно мимолетное мгновение открылась истина во всем невообразимом блеске - Мир существует не сам по себе, а всегда в отражениях. Лиза попыталась насильственно удержать озарение, но это все равно, что удержать зеленый луч закатного солнца, который вспыхивает лишь на долю мгновения. И потом надо опять долго ждать чистого неба, чтобы увидеть это снова. Или не увидеть никогда. Но Лизе хватило и этого мгновения.

  

  

  

   * * *

  

  

   Испанца обнаружили в поезде "Москва - Йошкар-Ола". При аресте он оказал сопротивление. Отбиваясь ледорубом, ранил одного из оперативников "Смерпа". И тогда Луиса застрелили.

  

   Заместитель Мурашко подполковник Горохов стучал в кабинет шефа. Полковник не открывал. Горохов приложил ухо к толстой обивке и прислушался. Там громко играла музыка - песня в исполнении рок-группы "Би-2" - "Полковнику никто не пишет".

  

   "...Холодная война,

   И время как вода...

   Он не сошел с ума,

   Ты ничего не знала..."

  

   Горохов стал дубасить кулаком в дверь:

   - Игорь Валерьянович! Кончай на хрен пировать, нас вызывают к генералу, слышишь!?!

  

   "Полковнику никто не пи-и-шет.

   Полковника никто не ждё-о-от..."

  

   В приемную вошла группа серьезных людей, одетых в новенькую форму. Горохов их узнал, это были люди из контрразведки "Смерп" ("Смерть предателям") - недавно созданной структуры, верховной над органами госбезопасности.

   - Подполковник Горохов, - не спросили, а утвердительно, как приговор, огласили они, - вы арестованы за антигосударственную деятельность.

   Горохова сковали наручниками и увели.

   - Ломайте дверь, - приказал старший группы.

   Когда дверь рухнула под напором молодых и сильных тел, сквозь оседающее облако известковой пыли всем предстала такая картина: на полированной поверхности орехового стола стоит пустая бутылка пятизвездочного коньяка "Арабагаз", перевернутый стакан, блюдце с обглоданными шкурками лимона и уткнутая носом в бумаги кубическая голова Мурашко с черной дырой в виске. Побелевшая рука мертвой хваткой сжимала табельный пистолет. Портативный кассетник с надрывом хрипел: "Полковнику никто не пи-и-шет. Полковника никто не ждё-о-от..."

   На ковре лежала отстрелянная гильза.

   "Полковнику никто не пи-и-шет. Полковника никто не ждё-о-от..."

  

  

  

  

  

  

   ЭПИЛОГ

  

  

   ТИБЕТ, 2035 г.

  

  

   В лучах восходящего солнца долина осветилась призрачным розовым сиянием. Куда ни бросишь взгляд, не было видно ни одного живого существа. Лишь ветер гнал волны по цветущим, горько-медовым травам и улетал к далеким горным вершинам.

   Лиза хорошо помнила, как первый раз увидела и прочувствовала все это: величавое безлюдье, изрезанные складками широкие склоны, иссеченные тенями гряды, свернувшееся клубком озеро - прозрачное безмолвие ясных вод.

   Тогда ей казалось - еще немного и она познает великое откровение, тайны, недосягаемые для человеческого ума, недоступные воображению...

   Лиза ехала на лошади в сопровождении своих проводников. Уже кругом виднелись знакомые места, значит, скоро она будет дома. Впрочем, в этой стране для неё почти не осталось неисследованных, потаенных мест. За прошедшие годы они с мужем несколько раз исходили, изъездили Тибет вдоль и поперек. И не только Тибет, но и Непал, заходя в Индию и Китай. Елизавета Фазировна многое повидала, встречала многих людей - простых и магов, и сама уже добилась звания жетсюн кушог - женщины-ламы. Пагдзин это предвидел еще тогда, в Лондоне.

   Не он ли наколдовал её дальнейшую судьбу?

   Трудно поверить, но уже в аэропорту Цюриха Лиза попала в некий судьбоносный Гольфстрим, течению которого она отдалась и никогда потом не жалела. В аэропорту она увидела группу людей, которые встречали делегатов, пребывающих на всемирный съезд тибетологов. Лиза представилась им как тибетолог из Казахстана. Ей выдали бандж, устроили в гостиницу, кормили и поили - и все за счет средств устроителей съезда. Лиза в долгу не осталась. Прочла доклад о своей прабабушке и была провожаема с кафедры горячими аплодисментами.

   Этот швейцарский благотворительный пансион ей пришелся кстати, у ней почти не осталось денег, после того, как она выслала вместе с письмом брату Джонни уведомление о том, что на его имя переведены девять тысяч евро в один из московских банков.

  

   Там же, на съезде, она познакомилась со своим будущим мужем, известным этнографом Пьером Луи Божера. Вместе они уехали в экспедицию. Лиза в качестве врача. Молодожены сами не заметили, как обосновались в Тибете.

   Они поселились в Лхасе. Лиза открыла медицинскую практику, и к ней на прием шли и ехали больные со всех окрестных селений. Постепенно она приобретала репутацию мага.

   Муж занимался научной работой, ездил в этнографические экспедиции. Во время отпуска, который Лиза сама себе назначала, она присоединялась к мужу в его поездках.

  

  

   Они жили по принципу - не торговать совестью, не стремиться к роскоши.

   У них родилась дочь, которую они назвали Алисой. Когда Алиса выросла, её отправили учиться в Оксфорд. Пьер настаивал на Сорбонне, но Лиза его отговорила. В Париже слишком много соблазнов для девушки, к тому же Сорбонна - рассадник бунтарства. В этих смыслах, более пуританский и консервативный Оксфорд - предпочтительнее.

   Когда Пьер умер от скоротечной пневмонии, Лиза осталась совсем одна. Город её все больше тяготил. Она поселилась под Лхасой по буддийской традиции - не слишком близко к городу, не слишком далеко от города.

   Ей построили скромный рите - домик с красными деревянными колоннами и дорогой крышей с загнутыми углами по восточной традиции. Рите стоял у склона горы, на маленькой площадке, поросшей травой. Рядом с входом росло одинокое дерево - причудливо изогнутая сосна. Иногда, когда поднимался ветер, сосна разговаривала с Лизой голосом прабабушки. А может, это был всего лишь когнитивный диссонанс. Кто знает? Одиночество даже для магов - вещь тяжелая. Не даром же одиночество - один из видов аскезы.

   Солнце по утрам поднимало настроение. После завтрака она выходила на веранду, висящую над пропастью, садилась в гамти (кресло для медитации) и смотрела на далекие горы - розовые пики в лиловой дымке.

   Бывали и особенно радостные дни, когда она получала электронные письма и фотографии от дочери, пока работал её старенький ноутбук (оставшийся от мужа), выходивший в Сеть через спутниковую антенну. Из писем она узнавала подробности её жизни.

   Алиса вышла замуж за человека с англосаксонским именем Винсент К. Паркмен. У них родилась дочь, которой дали имя Елизавета, в честь бабушки. Алиса в шутку называла её Елизаветой II. Лиза-вторая училась в медицинском колледже...

   "Пик флайн", - говорила жетсюн-ма, разглядывая фотографии. - "Как быстро летит время".

   Часто, кроме медитаций, она придавалась единственному греху, который возможен в её годы, греху воспоминаний. Впрочем, такой ли это грех? Помнить...

  

   Да, она видела многое, иногда случались удивительные встречи. Однажды зимой 22 года в каком-то ущелье среди гор она увидела своего любимого писателя-постмодерниста Пантелеймона Елевина. Сначала она не поверила. Но, присмотревшись внимательнее, поняла, что это все-таки он. Хилая козлиная бородка делала его похожим на разорившегося дядюшку Сэма после насильственной исламизации. Головной убор его был весьма странным - не то шлем, не то колпак с узкими полями, с эмблемой "инь-ян". Рядом лежала вся его поклажа - старый парусиновый мешок. В руках он держал, вращая ручку, нечто вроде кофемолки, покрытой тибетскими письменами, мандалами и украшенной цветными лентами. По-видимому, это была карманная шарманка. Она издавала однообразные звуки: тым-тым-тымтыдым... тым-тым-тымтыдым...

   Неподалеку шумел пенный водопад. Валуны расщепляли поток на отдельные струи, и каждая струя образовала внизу у подножия свою ледяную заводь.

   Писатель, как в Сандунах, был раздет и сидел в позе лотоса возле одной такой купели. Будучи адептом, достигшим высшей степени обучения, он сидел не на циновке или доске и даже не на земле или снегу, а на льду замерзшего потока. На спине у него прилип мокрый лоскут простыни, который он должен был высушить. Рядом колом топорщились с десяток таких же, уже высушенных. То, чем он занимался, называется "практикой тумо". Когда с помощью медитации вырабатывается внутреннее тепло.

   Елизавете Фазировне хорошо были знакомы эти упражнения. В свое время она могла зимой высушить на себе до 20 простыней. И не такие крошечные, величиной с носовой платок, а настоящие цюрихские простыни, размерами 1,6 Х 2 метра.

   Кроме выработки внутреннего тепла практика тумо предусматривает духовное очищение. С медленным выдохом извергаются гордость, гнев, ненависть, алчность, лень и глупость. Пропадает желание давать и брать взятки, писать доносы и разгромные рецензии. При вдохе привлекаются и осваиваются дух Будды, пять Мудростей, все, что существует в мире благородного и высокого.

   Писатель сосредоточенно медитировал, глядя на полузамерзший водопад, скатывающийся по ослепительным граням скалы. Его мистические вены были полны внутреннего огня. Он смотрел на веселые радуги, и казалось, хотел раствориться в них. Но не мог. Тепла все-таки чуть-чуть не хватало. Задница пристыла ко льду.

  

   Елизавета Фазировна не могла упустить такой случай и не поговорить с любимым писателем, расспросить его о России. Ей долго пришлось провозиться с ним, прежде чем он начал воспринимать её как объективную реальность. Он тупо на нее смотрел и не сразу понял, кто такая эта женщина и почему она говорит по-русски. Наконец диалог состоялся.

   Как все интересные писатели, собеседник он был скучный, немногословный, но все же кое-что сообщил. Что в России пышным цветом расцвела настоящая гомократия. Из политических партий остались только две - "Вся Россия" и "Остальная Россия". И они борются друг с другом с переменным успехом.

   Анатолий Узбеков стал известным кинопродюсером. Получает призы на отечественных и зарубежных кинофестивалях. С Никитой Михалковым на короткой ноге. Никита Сергеевич прочит его своим преемником на посту главы Союза Кинематографистов. "Потому что у тебя большой опыт работы с проститутками"...

   Сообщил ещё о ликвидации заговора в недрах ФСБ и печальной кончине Мурашко, который этот заговор раскрыл, за что получил звание героя России. Посмертно. Об этом много писали в прессе...

   О своих творческих планах писатель-постмодернист отказался говорить. Буркнул типа "не дождетесь" или что-то в этом роде. В последнее время, сказал писатель, он вообще старается не думать. Безжалостно изгоняет из головы всякую мысль, добиваясь идеальной пустоты. За тем и приехал сюда, в Тибет. Чтобы окончательно уничтожить всех паразитов сознания. Пожаловался, что особо живучими оказались рекламные слоганы, которые плодятся самопроизвольно. Но он надеется, с помощью наиболее жестких дзенских практик очиститься от скверны...

   Потом слова его стали бессвязны, и он опять вошел в транс. Лиза оставила его, уважительно отступила и поехала своей дорогой. Весть о смерти полковника Мурашко искренне её опечалила. А успех Толика порадовал.

  

  

  

   * * *

  

   Елизавета Фазировна сама слезла с лошади. Её трапа (ученик) чуть замешкался, но все же из почтения поддержал под локоть, хотя этого уже не требовалось. Впрочем, он малый проворный, в хозяйстве стареющей женщины просто незаменим.

   "Неужели я вернулась. Неужели я дома? - подумала жетсюн кушог. - Больше никаких путешествий. Это было последним". Она возвратилась из паломничества к Синему озеру - священного Куку-Нор - место поклонения монголов и тибетцев. Несколько лет тому назад она уже совершила обход вокруг Куку-Нор...

   Она вошла в дом. Развязала и сняла с шеи кхадагс - теплый тибетский шарф. Ученик галантно помог снять тага из золотой парчи (корсаж без рукавов - часть монашеского одеяния лам) и надеть легкую домашнюю зен.

   Теперь у нее все было тибетское - и одежда, и хозяйственные вещи. Хотя в шкафу висели европейские платья, даже лондонские сохранились. Тут же висели вещи мужа. Она погладила рукой смокинг от Кардена и пиджак от Сен Лорана. До конца жизни муж признавал только европейскую одежду. Может, потому местные всегда к нему относили с настороженностью, как к пилингу. Однажды она подарила своему ученику два мужних костюма. Ученик стал их примерять - это было уморительное зрелище. Потом он от них отказался. Два раза в городе его избили - один раз приняв за иностранца, другой раз - за пренебрежение к местным традициям.

   А вот Лизу принимали за свою. И за азиатский тип лица, и <...>

  

  

   Лучи заходящего солнца воспламенили далекие вершины. Ученик зажег камин и подал горячее пиво, залив кипятком зерно, заквашенное в деревянном сосуде. Но сначала он зачерпывает ковшиком и, восклицая: "Пейте, о боги!", кропит в направлении шести сторон света, включая "зенит" и "надир". Затем он наполняет деревянную чашу своей госпожи.

   В такие минуты мальчик не докучает жетсюн кушог. Он берет канглинг - музыкальный инструмент в виде трубы, сделанный из берцовой кости человека, используемый в магических целях, - и выходит из рите. Садится в лотос на краю пропасти и дует в свою трубу. Потом поет: "Дук мед, джиге мед, Саггиайс тхоб пар шог" - "О, если бы я мог достигнуть блаженства Будды, не знающего ни страданий, ни страха".

   Жетсюн-ма привыкла и полюбила эти вечерние часы одиночества. Поскрипывало кресло, и ветер гулял под застрехой, и дребезжало стекло в рассохшейся оконной раме. И заунывные звуки канглинга уже не раздражали, а наоборот, приносили умиротворение. Камин с его прокопченной глоткой толковал что-то про былые дни, других людей, про давно отшумевшие западные ветры.

   В сущности, любая жизнь имеет хороший конец -- смерть. Но не каждая жизнь имеет хорошую середину. У Лизы была хорошая середина.

  

  

  

   Еще через двадцать лет, когда ученик давно стал уважаемым дубтобом и покинул жетсюн-ма - таков суровый закон тибетской жизни - наконец-то к ней пришел happy end.

   Шумел ветер, из этого шума словно сама собой рождалась печальная музыка Шумана - "Грезы". В дыру не застекленного окна смотрели угрюмые холодные звезды. "Читать клинопись созвездий" было её любимым занятием последних шести дней. А на седьмой день она умерла, испытав мимолетное видение невыносимого великолепия ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ.

  

  

   * * *

  

   МОСКВА, 2055 г.

  

   Над многоверхой Москвой неслись тучи. Лиза Паркмен вышла из гостиницы "Новая Россия" и пошла по направлению к Красной площади. Ветер, прилетевший со стороны Москвы-реки, шевелил её золотистые волосы. Легко постукивали немыслимо тонкие каблучки. Туго перехваченный по талии полиуглеродный плащ английского производства, меняющий свой цвет по настроению человека, нежно изливал голубовато-лиловую ауру, что отражало безмятежность духа и романтическую мечтательность.

   Поездка эта для нее была чем-то вроде сентиментального паломничества. Она никогда не была в этом городе, но почему-то все здесь было знакомым. Ну не все, но многое. За исключением гигантских стеклянных пирамид. Например, знакома вот эта старая крепость, которая называется "Кремль". Откуда это "дежа вю"? А может, бабушкин дух вселился в нее и привел сюда на развалины молодости? Бабушке такое под силу. Ведь она маг. Так говорила мама, впрочем, она говорила это как-то неуверенно. Зато весьма уверенно и со всей почтительностью говорил об этом Посланник, некий дубтоб, прибывший в Лондон из Тибета. Он разыскал Елизавету Паркмен и вручил ей бабушкины драгоценности. Бабушка называла их семейными. Это были антикварные вещи: неработающая зажигалка "Ронсон", старенький лазерный диск, где бабушка записала историю своей жизни и свои любимые песни; а также - ожерелье, серьги и браслет.

   Еще там был странный нож, который назывался пурба. Но когда таинственным образом вся семья - папа Винсент, мама Алиса и дворецкий Петр - порезались этим ножом, его пришлось уничтожить путем переплавки. И то переплавить догадались не сразу. Сначала нож выбросили в мусор. Но он через несколько дней странным образом вернулся и обнаружился на маминой постели. Еще немного и случилась бы трагедия. У мамы была легкомысленная привычка - после рюмки бренди с разгона кидаться на кровать.

   И тогда его бросили в молекулярную печь.

  

  

   Лиза шла по Тверской и, чтобы лучше понять бабушку, включила её любимую песню. Это был старый русский рок конца прошлого века. Лиза, хорошо владевшая русским, шла по цветной мостовой и пела вместе с бессмертной группой "Би-2":

  

   Большие города,

   Пустые поезда,

   Ни берега, ни сна,

   Все начинать сначала.

   Холодная война,

   И время как вода...

  

   От этих слов пробирали мурашки, особенно когда звучал припев.

  

   Полковнику никто не пи-и-шет,

   Полковника никто не ждё-ё-от...

  

   Не тот ли это полковник из страшных бабушкиных сказок, которые в детстве рассказывала мама?

  

   Погуляв по городу и увидев много примечательного, а подчас и удивительного, Лиза села на лавочку театрального скверика отдохнуть. Она собралась посетить Большой Театр, где давали техно-оперу Андрея Шарля "Гумно". До начала еще было уйма времени, погода была чудесной, никто не мешал, и она решила почитать бабушкины мемуары.

   Лиза достала из сумочки карманный eBook, нашла бабушкин файл под названием "Tibet", который туда давно уже закачала со старого диска. Кстати, где он? Диск был всегда при ней, как реликвия. Ах, вот он. Бабушкин диск отыскался в сумочке. Она достала плоскую коробочку. Старинный плексиглас помутнел и был весь в царапинах так, что бумажная картинка еле просматривалась. Лиза открыла коробку, царапая об оргстекло кончиками лаковых ногтей, достала обложку.

   Обложка была изготовлена кустарным способом, очевидно, на цветном лазерном принтере. На рисунке был изображен маленький домик на краю пропасти, с красными деревянными колоннами, крышей с загнутыми углами и одинокой сосной у входа. А на дальнем плане виднелись голубовато-синие, с белыми и розовыми вершинами, высокие горы Тибета.

  

  

   THE END?