И что к разрыву жалкие усилья,
когда, приняв с небес прямой приказ,
в раздумье подпершись и свесив крылья,
договорятся ангелы за нас...
- А знаешь, что снится в армии? Конфеты! Вот, говорят, девки снятся - какие девки?! Конфеты!
- Ты сластена?
- Да. Но дело не в этом. Конфеты снились всем.
- Не хватало сладкого?
- До жути. Вообще-то еды не хватало - вечно голодные ходили. Я за два первых месяца на двенадцать килограмм похудел. Но конфеты - это было что-то! Когда посылка кому-нибудь приходила - доставалось по несколько штук - так сразу не ели. После отбоя только - аж шорох стоял.
Он разломил шоколадную плитку и отправил в рот неровный кусочек.
- О - смотри: орешек торчит.
Миндаль.
Она смотрела на его сильные загорелые руки, гладила тонкими пальцами неожиданно мягкую, теплую ладонь и думала... думала... думала...
И о том, что осень, и дождь, и холодно; и что как это странно происходит, когда случаются вдруг такие вот руки, которых ждешь и ждешь, а потом уже и не ждешь, а они зачем-то теперь вот приходят, и у них оказываются удивительно мягкие ладони; а напротив - умные серые глаза, в которые и смотреть-то нет никакой возможности, потому что опять поднимается вдруг невесть из какой давно затаенной глуби робкое, пугливое, в нежном цыплячьем пуху - боится, а поднимается, и эти вот глаза таки и подтверждают: напрасно, не надо бы, ни к чему, а все равно поднимается, и становится от этого тошно... Опять же и осень, и дождь, и холодно...
- О чем ты все думаешь? Ведь обо мне думаешь. Нехорошо думаешь.
И зачем глаза у него такие - увидит ведь, пожалеет. А не надо бы.
- Ничего тебе не скажу, - убрала из теплой ладони тонкие пальчики, потянулась к сигарете - привычно - никаких неожиданностей.
Перехватил руку:
- Нет, говори! - заглянул - глубже некуда, - А глаза-то у тебя какие! - потащил к окну - рассмотреть. - Синие... Фиолетовые даже...
Увидел. Пожалел. Нет уж!
- Повыковыривать бы да на запонки? - быстренько напялила ехидную гримаску.
- Экая ты!.. - и глаза отвел, и руку отпустил.
Вот так-то лучше. Мы тут вообще-то совсем другие разговоры разговариваем, и что за муть у нее в голове, никого ровным счетом не касается.
Предполагалась стандартная вечеринка. И не хотелось даже собираться: все сто лет, как знакомы, разговоры тамошние давно переговорены, да и холодно - лучше в плед завернуться с книжкой.
Светка уговорила.
- Приходи! Мужик будет - закачаешься! Твой типаж. А умный... - и глазки закатила - от восторга как бы.
"Знаем мы этих умных", - она лениво перелистывала журнал со Светкиной глянцевой фотографией на обложке.
- Опять Леня уболтал?
- Ага. Ты, говорит, типичная домохозяйка, мать троих детей, - передразнила, - Мне как раз такой образ и нужен.
Самое интересное, что детей у Светки вообще не было.
- Все экономит... Тебе-то хоть что перепало?
- Не-а! Леньку не знаешь? Еще и приставать пытался. Да черт с ним - я уж и не обижаюсь давно. Так ты придешь? Ну правда мужик будет - песня!
- Ну да... Старая - о главном. И что с этим умником делать?
- Тебе - ничего. Я его вторую неделю обрабатываю.
- И как?
- Да пока никак, - Светка была явно раздосадована.
- Что - две недели, и - ничего?
- Не-а...
Более, чем странно - Светкиного натиска не мог выдержать никто: хоть на одну ночь, да сдавались. Может, и правда нечто особенное?
Впрочем, ей-то что - ей бы в плед с книжкой, а мужики - ну их... Тем более, что при ближайшем рассмотрении все поголовно Светкины умники оказывались либо сладенькими до приторности изнеженными мальчиками, либо настырными знойными брюнетами, перебирающими один и тот же заезженный набор усталых банальностей. Пара стандартных фраз, глубокомысленный взгляд - и Светка таяла: "Какой он умный!".
- Ну, хорошо: умный - так умный. Я-то при чем?
- Да так просто. Посмотришь... Оценишь... И... все равно тебе делать нечего.
Лукавила Светка - не просто так звала. "Красивая девушка особенно хорошо смотрится на фоне умной подруги" - еще в школе усвоила. И действительно - из двух вариантов: она или Светка, - выбирали всегда Светку: легкую, веселую, внимающую с восторгом любому бреду. А если учесть все еще стройные ножки да кукольные губки бантиком... Беспроигрышный вариант.
С ней же было сложно - даже обманутые поначалу не менее стройными ножками и роскошными губами бежали после пары язвительных реплик к Светкиному незамысловатому щебету. Для того и звала Светка - уж в чем, в чем, а в этом совсем не дура.
- Ну приходи, а? - канючила Светка. - Ну пожалуйста! Ну хоть посмотришь, какие мужики бывают.
- А то я не видела! Не смеши.
- Не видела! Таких - не видела. Потому и сидишь одна... - Светка запнулась и скосила испуганно в ее сторону синий глаз - за такое можно и схлопотать под горячую руку.
- Ну конечно. Вот только таких и не видела. - Она отложила журнал и снисходительно взглянула на Светку. - И что, скажи мне, пожалуйста, в нем такого необыкновенного?
- Все! - и Светка вдохновенно, захлебываясь в подробностях и мелких уточнениях пулеметной очередью выстрелила монолог на тему "Какой-он-замечательный-просто-мужчина-моей-мечты!".
А она вертела на пальце кольцо с черным равнодушным камнем и не слушала - если б это был первый монолог... Разница небольшая - как правило, всего лишь в цвете глаз и масти. Синеглазые блондины сменяли в Светкиных откровениях томных мачо кавказских кровей - суть оставалась прежней: все, как один, объявлялись мужчинами ее мечты. Пожалуй, она вполне могла бы уже и сама рассказать за Светку все об очередной скверно выбритой мечте.
- А самое главное...
Вот это действительно интересно - что же на этот раз? Светку не попрекнешь недостатком фантазии - главным обычно объявлялось что-нибудь и правда на первый взгляд экстраординарное.
Она оставила кольцо и с некоторым даже любопытством взглянула на Светку:
- И что же?
- Имя! - Светка делано застыла в эффектной, вполне скульптурной позе, сияя довольно глазищами в предвкушении реакции подруги.
- Его зовут Протоген Протогенович? - это было имя какого-то чиновника, бог весть, когда и откуда отставленного, но поразившего навсегда кошмарным этим сочетанием. Поговаривали, что отец чиновника был тоже Протогенович: "Богатая у людей фантазия", - комментировала она в те времена, когда чиновник еще сидел при каких-то важных должностях. Потом забылось - и должность, и причина шумной отставки - а безумное имя зацепилось в памяти накрепко.
- Да ну тебя! - Светка, было, обиделась, но вдруг опустилась на пол, села по-турецки, сложила перед собой ладошки и потупила глаза - настоящая восточная женщина. И торжественно произнесла имя.
- Впечатляет... - она попробовала имя на вкус, проговорила несколько раз мысленно, рассмотрела со всех сторон, представила даже написанным каллиграфической вязью - не придерешься: редкое и очень красивое. - А сам? Недобритый черноокий брюнет?
- Да нет же! Я же говорила: серые у него глаза.
- И при этом брюнет?
- Да! Ты меня слушаешь хоть иногда?
- Иногда слушаю.
- Как тебе не стыдно? - Светка опять думала, было, обидеться, но вместо этого хитренько прищурилась и добавила вкрадчиво, - А какой у него голос!..
Светка знала эту ее слабость - красивые голоса. Теплый бархатный баритон способен был вскружить ей голову одним только своим существованием.
- Тебя послушать - мечта, а не мужик...
- Ну! И я о том же! - Светка почувствовала, что близка к победе и замерла, как охотничья собака в стойке над добычей.
- Ладно - уговорила. Буду.
- Yes! - Светкин кулачок взлетел к потолку. - Давай мне под это дело платье выберем. Может, красное?
Она вдруг подумала, что напрасно пообещала Светке, и что теперь уже придется идти на эту чертову вечеринку, а желания - ну никакого; и что особенного - сероглазый брюнет? - да сколько их было!.. - пусть и имя, и голос; да еще холод, и дождь, и вообще - в плед бы с книгой...
Он опаздывал. Светка зыркала нетерпеливо на дверь и грызла нервически губки-бантики.
- Ну, и где ж твой несравненный? - она одарила дежурной улыбочкой вновь вошедшую случайную парочку и сочувственно взглянула на Светку. - Да не расстраивайся ты. Ну, не пришел - и не пришел. Может, оно и к лучшему.
- Тебе легко говорить, а я полдня марафет наводила, - Светка начинала злиться.
- А может, и правда хорошо, что не пришел: сама же говоришь - две недели... Не надоело? Мне б уже надоело, - на мысочке в тонком чулке она лениво покачивала изящную туфельку. Не красоты ради - туфелька слегка жала.
Светка фыркнула и, гордо развернув шикарное свое тело, отправилась к стойке. Молоденький официант лишь чуть отвлекся на шуршание Светкиного платья, лишь покосился на полыхнувший кровавым отсветом шелк и - вот незадача! - таки не заметил ее ноги с несчастной туфелькой.
- Ой, простите, пожалуйста! - юноша стремительно покраснел. "Очень мил", - отметила она про себя.
А он явно не мог решить, что ж теперь делать: нести дальше огромный поднос, или бежать за туфелькой, подло улетевшей чуть не к самым дверям.
- Обслужите сначала клиентов, - подсказала она.
- Спасибо! Вы только не сердитесь, пожалуйста. Я скоро, - и почти побежал в другой конец зала, внимательно, впрочем, глядя под ноги.
"Очень мил, - подумала она вслед. - Интересно, сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Студент, наверное".
- Кажется, это ваше?.. - ее размышления прервал вопрос и возникшая вдруг рядом с осиротевшей ножкой незадачливая туфелька.
Она даже прикрыла глаза от удовольствия: Боже, какой голос!.. Мягкий глубокий баритон коснулся ушей, спускаясь бархатом к шее, обволакивая теплой истомой спину. Она успела подумать, что вот сейчас все кончится: обладатель дивного голоса почти наверняка страшен, как смертный грех, и что это, в конце концов, несправедливо, - когда, повернувшись на звук, встретила умные, чуть усталые серые глаза. "Ой, как нехорошо..." - подумала она, немедленно понимая, что за этим вот голосом может пойти куда угодно, а за этими глазами - и того дальше; и что хорошо бы, чтоб он был здесь не один, и ушел бы к своей даме, и можно было бы быстренько смотаться и скорее забыть; и что хорошо бы, чтоб он задержался и присел рядом, и можно было б слушать этот волшебный голос и молчать; и...
Уверенная рука надела непослушную туфельку на скучающую ножку:
- Это действительно ваше.
- Видимо, да. Спасибо.
- О! Да вы еще и разговаривать умеете? Я уж, было, подумал - глухонемая, - откровенно смеялись серые глаза.
Она не успела парировать - вихрем налетела Светка:
- Ну наконец-то! Где ты был? Я уж волноваться начала - думала, не придешь, - Светка щебетала, мило улыбаясь, - и не поверишь, что пять минут назад готова была разнести ко всем чертям ресторан. - Вы познакомились?
- Почти. Девушку, надо полагать, зовут Золушкой? - все так же смеялись серые глаза.
- Аха... А юношу - Принцем, - тут уж Светка помешать не сможет.
- Вы что - ругаетесь? - Светка происходящего не понимала.
- Нет - знакомимся, - он без колебаний взял ее руку и легко коснулся губами запястья. - Очень приятно.
"Этого только не хватало, - раздраженно подумала она. - Очередной Казанова".
Раздраженно - потому что рука отреагировала, потому что горело запястье, а ухо ловило этот сказочный голос, струящийся по ее открытой спине (вот не надо было это платье!); и казалось, что кожа жадно, каждой клеточкой, впитывает мягкие густые звуки, и это видно даже ему, и ему в первую очередь; она едва сдерживалась, чтобы не взглянуть еще в эти серые глаза - она боялась утонуть в их усталом завораживающем знании; тело опять предавало ее. "И зачем я согласилась...".
- Ты представляешь, выпил чаю и ушел! - Светкино негодование, казалось, заполнило всю квартиру - все ее уютное розовое гнездышко. - Ушел! Ручку на прощание поцеловал! - Светка швыряла в досаде все, что попадало под руку, подбирала, устраивала на место и опять швыряла на новый дубовый паркет. - Я полночи на луну выла! Представляешь, какой гад?!
- А я б не отпустила, - она лениво потягивала давно остывший кофе, удобно расположившись в огромном кресле. - Шикарное кресло. Вставать не хочется...
- Тебя никто и не гонит, - Светка отвлеклась на миг от подлого гада и по-хозяйски оглядела мебеля, будто проверяя - действительно ли шикарно. Но гад был все же интересней. - Как я его удержу? Силой?
Ей стало жаль Светку - наверняка использовала все возможное и не очень. И в то же время поднималась изнутри какая-то подлая радость: не остался... Он не остался у Светки! "Да мне-то что за дело?" - осекла сама себя. - "Как все же хорошо, что не остался..." - а вот эту мысль вообще никто не звал, и она расстроилась - этого еще не хватало.
- Да плюнь ты... Еще десяток таких найдешь, - она уже злилась на себя - ведь точно знала: не найдет Светка десятка, - а вот вынуждена повторять эту дурацкую фразу, которой неизменно заканчивались все Светкины увлечения.
- Сама-то хоть веришь тому, что говоришь? - Светка будто читала ее мысли. - Ты ж тоже на него глаз положила! Я ж тебя знаю, как облупленную - сроду ты на мужиков так не реагировала. Значит, было на что!
- Да брось ты чушь всякую!.. И как я на него реагировала? Не смотрела даже!
- То-то и оно, что не смотрела! А сигарет сколько выкурила? И коньяк два раза заказывала...
Заметила все-таки. Ай, как нехорошо... Теперь хоть лбом об стену...
- Ну хорошо - понравился он мне. Понравился. И что с того? Мы с той несчастной туфли и слова друг другу не сказали. Случайно встретились, намерено разбежались - и все!
- Все? - Светка недоверчиво покосилась в ее сторону. - И телефон он у тебя не спросил?
- Представь себе - нет! - она облегченно рассмеялась: это была правда.
Светка хмыкнула непонимающе и уселась, наконец, на диван в обнимку с розовой подушечкой-думкой.
- Тогда я вообще ни черта не понимаю.
- Свет, забудь. Был и весь вышел.
- Жалко. Мужик-то... Мечта! - Светка закатила манерно глазки и томно раскинулась на диване. - Две недели на него угрохала...
"Да хоть два года - и все будет без толку: такие всегда приходят сами. Куда хотят... к кому хотят... Уходят тоже сами... когда хотят...", - Бог знает, почему не сказала она этого Светке.
Она давно знала эту породу: ни одна - самая тонкая - женская штучка, самая хитрая уловка не способна их увлечь, - они выбирают сами. Потому что знают - имеют право на этот выбор. И потому она не любила их - предпочитала выбирать сама.
Зазывно подмигивал автоответчик. "Кому, интересно, я понадобилась?", - она нажала клавишу... "One new message":
- Ну здравствуй, Золушка... Не спрашивай, откуда у меня твой телефон. Я буду ждать тебя завтра... Учти - если не дождусь, приду к тебе домой. Твой Принц...
Даже искаженный скверной связью этот голос был голосом из сказки. Почему-то вдруг навалилась невыносимая тяжесть, а ноги стали совсем слабыми - она опустилась на пол и прикрыла ладошкой глаза. Захлестнула жаркая, душная волна, и не было возможности вздохнуть; слабость охватила все тело, парализовала каждую клеточку; и в следующий момент она почувствовала, как поднимается из давно и тщательно забытой глуби легкая, светлая отчаянная радость; и не хотелось этой радости, и не было сил сопротивляться ей. Она прислонилась к стене и закрыла глаза.
Она позволила упоительной этой радости ненадолго завладеть собой - побродить по закоулкам памяти, потревожить старую свалку сдохших эмоций, заглянуть в чумные бараки свихнувшихся чувств. Она знала - с каждым шагом по вонючей жиже вырванных когда-то с мясом из души имен, с каждым смердящим трупиком надежды, с каждой зловонной язвой потери будет слабеть свет этой радости, пока, наконец, не угаснет вовсе и лишь слабо зашипит, теряя последнюю искру, коснувшись в ужасе мерзкой осклизлой стены ее памяти. Она дождалась этой последней искры и приняла с облегчением как добрых старых друзей пустоту и безразличие. "Вот так-то лучше".
Все еще слабой рукой нажала клавишу - стереть... "No messages", - отчитался автоответчик. "Вот так-то лучше"...
Она не пошла туда, где ждал он. А чтобы не застал и дома, заказала билеты на самую громкую премьеру и утащила с собой Светку - с расчетом переночевать потом у нее. Кто ж мог предположить, что именно в театре встретит Светка очередную свою мечту: "Извини... Ну, ты же понимаешь... Ну извини!".
Ну извинила. Не станешь ведь рассказывать Светке, от кого прячешься сегодня...
Возвращалась заполночь - заехала по дороге в ресторан: не ужинать же, в самом деле, в театральном буфете. Прикрыла глаза, прислонясь к стене лифта - устала. И зачем столько шума вокруг этих премьер?
Сначала показалось, что кто-то обронил у двери венчальную фату - белоснежный ком ажура. Присела - рассмотреть и обомлела: в невесомой пене кружев - тонкий стебелек, усыпанный, как лесной ручей в жаркий полдень, белыми атласными бабочками, - орхидея. Не дыша, приоткрыла нежный крахмальный кокон: четыре плотных упругих листа, кокетливо вздернутый кверху корень, - живая.
- Значит, угадал, - он снисходительно улыбался: "Видишь - и это я про тебя знаю". - Прогонишь?
Она молча открыла дверь, бережно подняла новое свое сокровище и отступила вглубь квартиры:
- Заходи, раз уж дождался... Чаю?
Рассмеялся:
- Неплохо бы. Но не рассчитывай, что сразу уйду.
"Чего уж теперь..." - подумала она. Вот и это он про нее уже знает.
Он бродил по краешку ее жизни, не заглядывая в душу и не открывая своей. Она знала о нем немного и не стремилась узнать больше.
Они никогда не договаривались о следующей встрече и не болтали часами по телефону - он просто приходил, а она открывала дверь.
Светка, забросив поиски мечты, вышла, наконец, замуж за старого приятеля, теперь - модного фотографа, Леню и родила ему троих детей.
А орхидея все жила у нее, выпуская по два больших, веселого салатного цвета листа в год и упорно не желая цвести.