Майкл не представлял, что ему теперь делать. Сердце его рвалось на берег, к друзьям, но он не мог покинуть остров.
Доплыть до берега ему бы не удалось: слишком далеко от острова Одинокой Маркизы находился подскальный грот. Да и кто бы смог поручиться, что в нём не окажется ниелунтов? Но, может, Майкл всё же решился на этот путь, если бы ему было на чём. Даже старая прогнившая доска, даже обломок еловой лапы или сосновая ветка послужили бы ему кораблём, но он напрасно бродил по побережью в поисках материала для плота. Даже сухих водорослей и обломков тростника не нашлось у берегов скалистого островка.
Он пытался вернуться назад подземным туннелем. Он сделал это почти сразу, лишь немного отдохнув после долгого пути сюда. Майкл-Шотландец вновь нырнул в подводную пещеру и выбрался в каменный коридор. Но на этот раз путеводная звёздочка не пожелала зажигаться, а без неё он бы заблудился в подгорных пещерах. Всё же Майкл прошёл с ней до первого разветвления, надеясь, что звёздочка вспыхнет, но даже странный символ в центре звезды потускнел окончательно, слившись с общим перламутровым фоном. Пришлось отважному малявке возвращаться на остров.
После этого он успел переделать целую кучу самых разнообразных дел.
Он высушил свою одежду и разобрал те вещи, которые не порастерял в схватке у горы Кутсувамяки. Выяснилось, что остались у него всякие мелочи: ножницы и клубок шерсти, перчатки и ленточка, вконец раскисшие от воды конфеты - в общем, всякие незначительные пустячки. Его замечательный зонт - одно из главных сокровищ (откуда он его взял, Майкл никому не рассказывал), остался на поле боя, там же пропал и блокнот с множеством "Очень Умных Записей" (об этом малявка сильно сожалел), часы и кинжал у него отобрали ниелунты - так что храбрый лесной воин остался почти ни с чем.
Правда, у него осталась вересковая трубка и немного табаку, что он немедленно пустил в дело, просушив предварительно на горячем солнышке. Как ему удалось разжечь свою трубку без спичек и даже без огнива - осталось тайной. Но ведь Майкл-Шотландец на то и был лесным жителем, чтобы уметь делать многое из того, что недоступно неуклюгам. Он даже разжёг небольшой костерок после того, как вдосталь подымил своей трубочкой. И приготовил себе обед.
Этому тоже не надо удивляться. Конечно, на острове не было ни дичи, ни какого-нибудь продовольственного склада или тем более магазина, но его окружало море. И кто мог помешать ловкому и смышлёному малявке наловить себе рыбы, пусть даже эта рыба больше его самого? А уж где он взял удочки, не сломав ни одного куста, не повредив ни одного дерева - это тоже хитрая малявочья тайна, и узнать об этом не удалось даже чайкам, хотя они постоянно кружили над островом.
После таких серьёзных дел как обед и просушка белья, он, как уже говорилось, попытался достичь берега вплавь, точнее найти подходящий обломок дерева, чтобы сделать это. Но тут Майкла постигла неудача, обнаружить что-нибудь стоящее ему не удалось.
И вот тогда его охватила самая настоящая тревога. Майкл безостановочно метался по островку, бродил по лесу, скакал по камням среди можжевельника, пытался взобраться на одну из скал, но это ему не удалось. Наконец, он поднялся на то самое каменистое взгорье, на которое когда-то восходил с эльфом и откуда открывался прекрасный вид на весь остров, и свалился там совершенно без сил. Он так ничего и не смог придумать.
В какой-то момент его даже посетила мысль ринуться вплавь, но он вовремя вспомнил о бурном водопаде, скрывающем вход в грот. Даже если он и доплывет до берега, то там, где с трудом смог пройти большой плот, его - крохотного малявку - просто утопят бешеные потоки воды. Много ли от него тогда будет пользы?
И всё же, как это было обидно. Как страшно обидно становилось всегда Майклу-Шотландцу, если ему приходилось осознавать, что он не всесилен, что он - одно из самых маленьких существ на земле, бессильных против могучих стихий. Подумать только, любой самый глупый жук сейчас смог бы гораздо больше, чем он!
И ещё его беспокоила судьба друзей. Ведь каждый из них остался в одиночестве. Домовой пропал неизвестно где, эльф рухнул со скалы в реку - неизвестно, выплыл ли. Хоть Майкл и хвастал перед таргитами, что очень скоро они услышат об Ольдэке, сам он себе не верил. Хоть бы домовой появился и помог эльфу выбраться, но может, кто знает? (Майкл вспомнил перерубленную пополам морскую тварь) всё будет наоборот, и эльфу придётся спасать дядюшку Укконена. А он вот сидит здесь, на тёплых камешках, и совершенно ничего не может сделать.
От этих мыслей Майкл так разволновался, что даже попытался немного повязать носок, чтобы успокоиться. Но это ему не помогло. Он совершенно запутался в шерсти и так долго не мог высвободить обмотанные нитками пальцы, что вконец разнервничался. Впрочем, вряд ли, даже если бы кто-то находился рядом, сумел бы это заметить. Лицо Майкла оставалось спокойным и непроницаемым.
Освободив руки, он отложил спутанный клубок и принялся глядеть на море.
Уже наступил вечер. Оранжевый шар солнца наполовину скрылся за горизонтом. Он опускался в море совершенно незатенённый ни облаками, ни лёгкой туманной дымкой - это предвещало хорошую погоду на завтра, да в этих местах летом редко бывала плохая погода. Разве что налетала заблудившаяся буря из западных краёв.
И вот, глядя на опускающийся в прозрачную синеву оранжевый шар, вдыхая запах наползающих на берег волн, ощущая на лице трепетное дыхание вечернего бриза, Майкл сочинил самую грустную из всех своих песен, какие только приходили к нему в голову.
Кто умеет летать, тот услышит песню мою.
Я стою под скалой, я в небо рвануться хочу,
Я хочу пролететь над светлой морской синевой,
Я хочу достичь укрытой туманом земли.
Кто умеет летать, тот знает, как можно взлететь,
Как без крыльев можно кружить над пиками гор,
Как над синими соснами, руки раскинув свои,
Мчаться, с ветром поспорив, от счастья чайкой крича.
Но моей мечте сейчас меня не поднять,
Потому что сейчас мне надо взлететь не в мечтах,
Потому что сейчас мне нужны два белых крыла,
Я о них мечтаю, взойдя на гребень скалы.
Много-много лет прошло с этого тихого летнего дня, принёсшего печаль на остров Одинокой Маркизы, но и по сей день, бывает, поют в лесах Хухтомяки малявки эту песню. Поют, когда им бывает трудно или когда просто подкатывает тоска, сжимая сердце непонятной тревогой, поют, потому что в этой песне слышится им крик птицы, которой подрезали крылья и плач всех, мечтающих о несбыточном и невозможном.
Майкл глядел в закат и пел свою песню. А потом уже и не пел, но всё равно глядел на медленно спускающееся за горизонт солнце, и вместе с опускающимся мраком в душе его становилось всё сумрачнее и сумрачнее. Угасли последние лучи, и звёзды загорелись в тёмной вышине, полная луна вскарабкалась на небосвод, залив землю холодным голубым светом, а нахохленная фигурка малявки всё ещё виднелась над чёрным обрывом - одинокая и печальная - словно неведомый рыжий зверёк, украдкой любующийся ночным морем с голой скалы.
- Жалко его, - прошептала Ивлинка своей подружке Серебрянке, тоже фее серебристой ивы.
Они давно уже следили за странным незнакомцем, который вдруг так неожиданно вынырнул из их озера.
- Ну, вот ещё, - сердито ответила русалочка Кайсла, хоть Ивлинка обращалась и не к ней, - Перебаламутил всё озеро, перепугал рыб, а двух поймал!
- Он хотел есть, - возразила Ивлинка, свесившись вниз с гибкой ветви, и её серебристые волосы заструились серебристым потоком в свете луны.
- Вот и дали бы ему поглодать ивовой коры со своих деревьев! - воскликнула Кайсла, шумно плеснув по воде хвостом.
Майкл вздрогнул и обернулся на непонятный шум. Кайсла торопливо нырнула и скрылась среди водорослей, в дивно-лунной молочно-голубой воде озера. Все русалочки знают, что малявки считают их вертихвостками. А кому приятно, если тебя назовут "вертихвосткой", да ещё при посторонних, особенно при древесных феях?
Русалочка нырнула так быстро, что Майкл не успел её заметить, а древесных фей он никогда не смог бы разглядеть в лёгкой серебристой листве. Но они-то успели его хорошо рассмотреть. Лицо Майкла было печально, а его глаза, отражая свет луны, сверкнули в темноте, как две скатившиеся с неба звезды. А ещё одна звезда горела у него надо лбом - чудесная звёздочка на серебряном обруче - маленький эльфийский талисман.
- Он такой симпатичный, - улыбнулась Ивлинка, болтая в воздухе стройными ножками.
- Пожалуй, - не спеша, кивнула более рассудительная Серебрянка, - но он не такой красивый, как тот, помнишь? Ну, тот, который приплывал на плоту.
- Ну, тот, - тихонько вздохнула Ивлинка, - тот ведь был совсем другой, такой светлый-светлый, я думала раньше, что таких не бывает...
Феи замолчали, вспоминая прекрасного незнакомца, посетившего их такой обычный и примелькавшийся им островок. Это было чудное мгновенье, ведь им - маленьким болтушкам - казалось, что мир - это их остров, а все живые существа - это чайки, рыбы, русалочки, ну да ещё заплывающие иногда сюда малявки, и вдруг им довелось увидеть такое, что без слов говорило о широте и необъятности мира, полного чудес и таинственности. И как приятно было думать, что где-то живут вот такие существа, и как грустно было оттого, что они живут не здесь.
- И всё же, - прошептала Ивлинка, перебираясь на ветку повыше, чтобы лучше видеть Майкла, - всё же этот гораздо лучше. Если бы тот подошёл ко мне, у меня бы язык к нёбу примёрз, а если бы он со мной заговорил, я бы вообще, наверное, упала в обморок. А этот, он симпатичный. Давай подойдём к нему?
- Что-то не хочется, - пробормотала Серебрянка.
Но Ивлинка уже спускалась вниз по веткам, и Серебрянке волей-неволей пришлось поспешить за подругой.
Они бесшумно выбрались на взгорье и осторожно подошли к малявке, метя каменистую почву своими длинными волосами. Но как ни тихо они шли, Майкл-Шотландец услышал слабый шелест. Он поспешно оглянулся, поддавшись внезапному чувству надежды, но увидел, что это всего лишь древесные феи, поэтому он сердито буркнул:
- Пришли, болтушки, ну и чего вам надо?
Ну, как можно продолжать разговор после такого начала? Растерявшиеся феи застыли под его вопросительным взглядом. Ивлинка робко прошептала:
- Вот ещё, - фыркнул он, опуская нахохленные плечи. - С чего это ты взяла?
Феи подавленно молчали, не зная, что ответить, и только хлопали своими длинными ресницами.
- Никакой я не принц, - грустно сказал Майкл, отворачиваясь к морю. Не хотелось ему сейчас разговаривать с этими девчонками, не хотелось, чтобы они догадались, как ему плохо.
- У меня даже меча-то нет, - добавил он ещё немного погодя.
- Но у вас такая корона, - осмелев, прошептала Ивлинка. - Нет, вы принц, не притворяйтесь.
Только сейчас Майкл вспомнил об эльфийском обруче, надетом на его рыжие вихры. Он бережно снял подарок Ольдэка и с доброй усмешкой повернул его в руках. Как приятно было держать в ладонях это изящное невесомое кольцо, и синий знак в центре звёздочки опять начал светиться, напоминая ему о чудесном спасении из подземелья трллей.
- Принц так принц... - добродушно согласился он на новое звание, думая про себя: "И что только вечно не навоображают эти глупые девчонки".
Феи удовлетворённо разулыбались. Не каждому доводиться поболтать чудесной лунной ночью с настоящим принцем. В том, что перед ними настоящий принц, они ни на минуту не сомневались - ведь у него была такая корона.
- А разрешите у вас спросить? - робко приблизилась Серебрянка.
- Валяй, спрашивай, - кивнул Майкл.
Совершенно неожиданно он почувствовал, что стоило ему взглянуть на эльфийский талисман, как на душе у него стало намного легче. Он даже настроился на добродушный лад и согласен был терпеть этих приставучих древесных фей.
- А скажите, пожалуйста, - от волнения Серебрянка немного растягивала слова, словно отвечала у доски плохо выученный урок. - А где сейчас ваш друг, с которым вы приплывали в прошлый раз? Он был такой... такой... Он ведь тоже принц?
- Принц? - Майкл закрыл глаза, и перед ним вдруг как живой появился Ольдэк - светлые разметавшиеся волосы, огромные глаза, полные морской синевы. Серебряным колокольчиком прозвенел его смех. - Да, вот он настоящий принц, - со вздохом сказал малявка. - Самый смелый и самый добрый из всех принцев. А где он сейчас... я не знаю...
Феи печально вздохнули.
- Посидите со мной, - попросил Майкл, и сам вдруг растерялся от своей просьбы. С каких это пор он - Майкл-Шотландец, Майкл-Оружейник, отважный воин - стал обращаться с такими просьбами к девчонкам?
Но феи уже охотно уселись рядом с ним на обрыве.
- Позвольте мне примерить вашу корону? - окончательно расхрабрившись, спросила Ивлинка.
И неожиданно для себя Майкл протянул ей своё сокровище. Ивлинка незамедлительно опустила обруч на свои серебристые волосы. Звёздочка приветливо вспыхнула.
И в этот момент - потом Майкл сам удивлялся, что заставило его посмотреть на небо - Луна вошла в созвездие Копьеносца - это любимое созвездие эльфов показал ему Ольдэк. Звезда Эгиль - Наконечник Копья - оказалась точно над белым шаром Луны, и белый свет Луны и голубые лучи Эгиль, слившись в один серебряный поток, устремились к земле, светлым ореолом окружив голову Ивлинки. И тут, проследив направление этого потока, который словно нарочно ярко освещал обруч, Майкл увидел, как на серебряном ободе начинают проступать странные знаки.
Он сорвал обруч с головы феи. Она обиженно вскрикнула, но Майкл уже ничего не замечал. Удивительные буквы, вплетённые в сложный орнамент, выступили чётко как на бумаге, но ведь - он мог поклясться! - ещё вчера обруч был идеально чистым и гладким.
Майкл приблизил подарок эльфа к глазам. Знаки чёрной вязью струились по серебряному кольцу, но он не мог понять их смысла. Тогда, достав чудом сохранившийся у него карандаш, Майкл начал срисовывать буквы и узор прямо на подол своего платья. Он едва успел это сделать, Луна закрыла звезду Эгиль, и таинственная надпись исчезла, словно её и не было. Майкл не верил своим глазам, опять он сжимал в руках холодный и ровный светлый металл, и ни единого чёрного штриха не виднелось на поверхности серебра.
Древесные феи обиженно жались в сторонке. Майкл только хотел приветливо улыбнуться им, как вдруг они с пронзительным писком бросились к ивовым зарослям. Глубокая тень на мгновение закрыла звёзды, и тут же под ногами отважного малявки оказалось море, а сам он болтался, как тряпичная кукла на гвозде, подвешенный за ворот своего одеяния.
Испугаться он не успел, а едва взглянул вверх, как сердце его бешено застучало от радости. Над ним, голубоватые в лунном свете, плавно трепетали в потоках ветра огромные крылья альбатроса.
- Можно было бы и повежливее, - сказал ему Майкл.
Альбатрос ему не ответил, да и как бы он смог это сделать, не упустив в воду свою лёгкую ношу? Клюв птицы был занят майкловым воротником, но глаза её внимательно взглянули вниз, и в них вспыхнули яркие насмешливые искорки.