Ладнев слегка повернул картину, чтобы свет падал под нужным углом, и отступил на полшага. Светлана разглядывала стеклянную пластину, под солнечными лучами будто приобретшую объём. Обнажённая женщина, задорно улыбаясь, закинула руки за голову и изогнулась маняще-грациозно.
- Слушай... и это я?!
- Ну а кто ж ещё-то, - улыбнулся в заметно отросшую бороду художник.
- С ума сойти...
Женщина обернулась и порывисто поцеловала создателя шедевра.
- О как! - засмеялся художник. - Есть хочешь?
- Есть? Есть не хочу, при моей профессии это вредно, - натурщица улыбнулась. - Если, разумеется, не хочу стать моделью для почитателей творчества Рубенса.
- Тогда кофе! Ох, чёрт... кофе кончился вчера... Слушай, есть отличный зелёный чай!
- Это подойдёт!
Они сидели на кухне, пили чай и болтали, и Степан ощущал, как по миллиметру разжимаются стальные челюсти, незримо плющившие его день за днём.
-... Да, чуть не забыл, - он выложил на стол купюры. - Грасиас!
Некоторое время женщина смотрела на деньги, не прикасаясь к ним.
- Я не возьму, Стёпа.
- Вот те на! Обидеть хочешь.
- Нисколько. Не заставляй меня... пожалуйста.
- Так это же твоя работа. Ты чего, мать?
Долгое молчание.
- Да... работа. Мне повезло с этой работой, не находишь?
Она чуть усмехнулась.
- Альтернативы имелись куда как похуже. Бананами торговать на улице, или кондукторшей в трамвае... Проститутка? В моём возрасте конкурировать с пятнадцатилетними сосками дело безнадёжное.
- Ты говоришь страшные слова. Зачем столько цинизма?
Теперь её усмешка стала жёсткой.
- "Не мы таки - жисть така". Не я развалила эту страну. Не я позакрывала заводы. Не я сделала так, что деньги все у бандитов-депутатов-манагеров, а честным людям в лучшем случае корка хлеба с барского стола.
Пауза.
- Было ли мне стыдно, когда первый раз вышла голой на подиум, пред очи толпы студентов? Нет. У нас на заводе каждый год была медкомиссия. И раздеваться приходилось перед какими-то мятыми тётками, а то и похмельными мужланами в белых халатах. Терпеть, пока мужлан щупает груди, на гинекологическом кресле растопыриваться перед ним... Не пройдёшь комиссию, к работе допуск не получишь. И чем ребёнка кормить? И никому в голову не приходило, насколько всё это унизительно.
Она блеснула глазами.
- Страшная я женщина, да, Стёпа?
Вместо ответа он легонько провёл пальцами по её щеке.
- Слушай, а ты правда не продаёшь свои работы? - перевела она тему.
- Эти - нет.
- А на что ж тогда жить художнику?
- Ну ты даёшь, мать! - засмеялся Ладнев. - На халтурку, естественно. Летом особенно хорошо идут карандашные портреты гуляющих граждан.
Она прихлёбывала чай мелкими глоточками, и Степан вдруг подумал - сейчас или никогда. Апрель перешёл свой экватор. Если после двадцатого ответа от тех богов не будет, то придётся всё бросать и целиком переключаться на козье-коровьи дела - да-да, и это очень непросто, успеть к Первомаю!
Вытащив из-за пазухи кулон, он нажал вызов. Несколько секунд ничего не происходило. Светлана, отставив чашку, с интересом наблюдала за манипуляциями хозяина квартиры.
- Что случилось, Стёпа? - голос Туилиндэ раздался словно со всех сторон.
- Туи, я тебя очень прошу, покажись.
Эльдар, облачённая в рабочий комбинезон, возникла посреди кухни мгновенно. Светлана откинулась на спинку стула, таращась на голограмму круглыми, как чайные блюдца глазами.
- Понятно, - оценила ситуацию Туилиндэ. - Ты изложи ей всё коротенько насчёт Конца света, Стёпа. Да, и руку с сердцем-то предложить не забудь впопыхах!
...
- Хм...
Лариса улыбнулась, не раскрывая глаз.
- В смысле?
- Да это я так...
Пауза.
- У тебя точно девушки не было лет пять, не меньше. Жадный такой...
- Это плохо?
Она наконец-то раскрыла глаза.
- Плохо, Лёша. Плохо.
Пауза.
- Молодые парни чёрт-те чем занимаются, всякие делишки себе изобретают. Кто-то преступления совершает, кто-то их раскрывает. Кто-то в офисе сидит, бумажками шуршит, кто-то по Гималаям лазает. А главного в жизни всячески избегают. Не хотят создавать семьи.
Пауза.
- И даже словечко мерзкое придумали - "перепихнуться"...
Вздохнув, девушка села на постели, свесив ноги. Посидев пару секунд, встала и принялась так же неспешно, как раздевалась, натягивать на себя одежду.
- Ларис...
- Пора мне, Лёша. Ты не сердись.
Помедлив, Алексей тоже встал, заскакал на одной ноге, надевая трусы и брюки.
- Ну ты даёшь, слушай. Пробегом мимо...
Он повернул уже одевшуюся гостью к себе лицом, крепко обхватив за плечи.
- Ты не сказала мне "да".
- Это ты про ваш схрон? Пусти, Лёш, - она мягко высвободилась.
Уже в прихожей, надев шапочку, Лариса вдруг решилась.
- Я, собственно, попрощаться зашла. В Гдов я уезжаю, Лёша.
- А хорошо бы по-человечьи всё объяснить, - ровным голосом заговорил Алексей. - А не так вот, у порога.
Пауза.
- Ну хорошо. Представь - мама у меня инвалид-колясочник. Сможет она жить на необитаемом острове среди болота? Кем она там будет, кроме обузы? Ещё тётка, а у тётки семья. Тётке я по гроб жизни обязана. Племянник и племянница, славные они такие... Им, значит, всем кирдык, а я на островок с суженым? А что мразью последней я себя потом весь остаток жизни буду ощущать, об этом ты подумал? Что ночами они будут ко мне приходить, ты подумал?
Пауза.
- Перекати-поле бы тебе, Лёша. Тёлку из интерната, родственными связями не обременённую. Или даже из семьи, но непременно тёлку - чтобы пофигу было, что там с папой-мамой станется, лишь бы тёлке было сладенько и мягенько. Только вот беда - такие тёлки, они ведь и любить по-настоящему не умеют, трахаться только... Не годятся такие тёлки в боевые подруги до конца жизни.
Пауза.
- А нормальный человек, не перекати-поле который, привязан к этому миру многими ниточками, как тот Гулливер из сказки. И с этим уже ничего не поделать, Лёша.
Она вскинула на него отчаянные глаза.
- Прости... если сможешь.
...
Двухметровый шар казался вырубленным из куска антрацита. Хотя нет, пожалуй, подумал Таур - антрацит, он же блестит на изломе. И даже сажа чуть-чуть отражает падающий на неё свет... совсем чуть-чуть, правда. Покрытие зонда такого свойства было начисто лишено, являя собой эталон абсолютно чёрного тела. И никакие радары аборигенов не в силах получить от этого сгустка черноты хоть сколько-то ощутимый отражённый сигнал. Однако для невидимости этого, как известно, мало - даже абсолютно чёрное тело, хорошенько прожаренное космическим солнышком, сияет в инфракрасном диапазоне. Для полной невидимости необходима специальная голографическая маскировка. И никто из местных учёных даже не в состоянии представить принцип её работы. Он не так уж сложен, и если аборигенам всё это дело коротко изложить, они воскликнут: "Вау! Как просто!" Вот только никто им этого излагать не намерен, и останутся они в положении своих предков, не подозревавших о существовании радиоволн...
- Готово!
- Пуск!
Полыхнула лиловая вспышка, и чёрный шар исчез.
- Зонд на орбите! Параметры расчётные!
- Даю сигнал!
- Есть сигнал!
- Ну, обе твои "кричалки" на орбите, - оператор корабельного телепорта погасил виртуальную клавиатуру. - Ты доволен, коллега?
- Спасибо, коллега, - чуть улыбнулся Таурохтар. - Теперь остаётся только ждать.
Коридоры "Хитроумного", как всегда, до отказа наполнены бестелесным белым светом, так что с непривычки может показаться, что ты летишь в бескрайнем сиянии. Но это всё только иллюзия. Достаточно протянуть руку, и пальцы упрутся в неодолимую преграду.
Стена протаяла овальным люком, и Таурохтар шагнул в собственную каюту. Стенки тесного помещения сияли тем же самым бестелесным светом, что и в коридоре. На ложе, в комбинезоне лежала Туилиндэ, подложив ладонь под щёку.
- Ты бы хоть какие-то видеообои включила, - эльдар присел рядом с женой. - И одетая на постели валяешься.
Лёгкая тень гримаски пробежала по лицу Туилиндэ.
- Ну не кисни, что за дела. Рано отчаиваться, - он положил руку ей на плечо.
- Устала я, Таур. Смертельно устала.
- Таурохтар, Туилиндэ, срочно явитесь в мою каюту, - голос капитана раздался будто со всех сторон.
- Пойдём? - с вопросительной интонацией спросил Таур. Вздохнув, Туи поднялась с ложа.
- А куда мы денемся. Мы пока ещё в экипаже.
Капитан, сидевший в кресле, при появлении четы погасил виртуальный экран.
- Вы, очевидно, догадываетесь, коллеги, о цели вашего визита.
- А как же, - Таур скупо улыбнулся. - Я нарушил режим инкогнито, а Туи так даже дважды.
- Похвальная самокритичность. И что прикажете с вами делать?
- На твоё усмотрение, почтеннейший, - совсем убрал улыбку Таурохтар. - Можно отправить нас домой прямо сейчас, если не жаль энергии. Но можно для чистоты эксперимента и оставить на борту. Вернёмся тридцатого вместе со всеми.
- Вы в курсе, что спецслужбы аборигенов проявляют иногда поразительную прыть?
- Они уже ничего не успеют, даже если бы получили сигнал прямо сейчас. Но они его не получили... и не получат.
Долгая пауза.
- Изложите ваш план работы с этими вашими воспитуемыми.
- Завтра, двадцать первого апреля, в схрон отправляется Степан Ладнев, это который художник. Послезавтра, двадцать второго, ещё двое, гений-палеолингвист и его подруга. Им предстоит решить вопросы с домашними животными. Двадцать второго же из города Петербурга отправляется сыщик, и двадцать пятого будет на месте. Последними, двадцать шестого, я перенесу в схрон юного гения и его мать... если ему удастся её убедить.
- На каком основании ты намерен баловать аборигенов телепортацией?
- Добраться аборигенными средствами транспорта до схрона им будет затруднительно.
- Ну и что? Он отказался от нашего предложения. Дальнейшая его судьба целиком в его собственных руках.
- Он ребёнок.
- Повторяю: его судьба целиком в его собственных руках. Сможет он уговорить мать или нет, доберётся до схрона или не успеет - всё это абсолютно безразлично для блага Бессмертных Земель. Надеюсь, вы оба не забыли, для чьего блага мы тут находимся? Туи, я вижу все твои возражения. Остерегись высказывать их вслух. Вы и так гуляете по лезвию. Кстати, всё, что им нужно, чтобы успеть - выйти в путь заранее. Прошу прощения, Таур, я перебил. Продолжай.
- Тогда же, двадцать шестого, Туи войдёт в контакт с бородатым любителем грибов... только, на мой взгляд, это будет всего лишь сценкой прощания. Бородач для себя уже всё решил, и за свою маму тоже.
Пауза.
- Разумеется, план изложен в предположении, что никакого ответа нам не будет.
Капитан побарабанил пальцами по столу.
- Ладно. Работайте.
...
- Денис...
- М?
- Скажи что-нибудь...
- Что?
- Всё равно что... только не молчи...
Изя, вздохнув, крепче прижалась к любимому.
- Страшно мне, Дениска. Знаешь, я вдруг вот так вот отчётливо представила, что чувствует приговорённый накануне казни...
Денис погладил её плечо.
- Ты с бабушкой своей разрулила вопрос?
- Всё вроде должно получиться. Бабуля, правда, уверена, что мы прикупили домик в деревне под летнюю дачу. Но погостить-посмотреть согласная. Двадцать шестого мы за ней выедем, и тридцатого будем в схроне.
Денис вновь молча погладил девушку. Да, тридцатое апреля - это был крайний срок. Тридцатого "Хитроумный" уйдёт в свои Бессмертные Земли, чтобы не попасть ненароком под удар богов, предназначенный Земле смертных. И останется только сидеть и ждать... ждать исполнения приговора.
Как долго придётся ждать?
- Денис...
- М?
- А вот если бы мы сейчас... ну... согласились бы... Как думаешь, ещё не поздно слинять в Бессмертные Земли?
Иевлев тяжело вздохнул.
- Не знаю, Изя. Давай-ка спать. Завтра у нас очень хлопотный день.
...
- Холмесов? Зайдите сейчас.
Трубка нудно запиликала короткими гудками отбоя. Помедлив, Алексей опустил её на рычаг. Задумчиво посмотрел на себя в зеркало. Как хотите, товарищ старший лейтенант, но тон руководства не внушает. И вообще, вряд ли стоит ждать он нового руководства чего-либо, окромя пакостей.
В коридоре, как обычно, сновали туда-сюда сотрудники, с парой-тройкой Алексей мимоходом перебросился парой-тройкой дежурных шуточек. На секунду его вдруг посетило странное чувство - как будто он путешествует по царству мёртвых. Мертвецы занимались своими мертвячьими делами, полагая их важными и нужными, шутили и пересмеивались...
Перед тем как обрести заслуженный покой.
В кабинете начальника за время отсутствия Упрунина наметились значительные перемены. В углу блестел никелем замков и рукояток новенький сейф, старый потёртый стол сменил новый-модерновый. Ну и сам господин Мерзяев в обитом белой кожей вертящемся кресле выглядел весьма импозантно. Во всяком случае, сидевший сбоку капитан Лукин смотрелся гораздо более бледно. Да что там - он смотрелся откровенно бледно.
- Вызывали? - Алексей умышленно опустил величание по званию.
- А, Холмесов! Проходите, присаживайтесь, - начальник начальственно откинулся в кресле. - Поведайте-ка нам, товарищ старший лейтенант, как движется дело гражданки... мнэээ... ГарцОвой?
Что значит начайник, с весёлым ожесточением подумал Алексей. Можно мычать, вспоминая имя, можно и вовсе не вспомнить... а отчёт по делу "мнэээ" затребовать со всей строгостью.
- Гарцевой. Никак не продвигается.
- В смысле?
- В прямом. Нечему там продвигаться. Сумасшедшая тётка возомнила себя инопланетянкой, которую держат в застенках злобные аборигены. Вырвалась из застенка, положив кучу тварей и пала в неравной битве со злом. Подельников нет, причастные к делу опрошены и новых свидетельств не предвидится. Дело можно закрывать.
- Вы за дурачка меня держите, Холмесов? - глазёнки Мерзяева льдисто блеснули. - Где пожилая библиотекарша приобрела такие навыки обращения с оружием?
- А я знаю? - лучезарно улыбнулся Алексей. - Допросить её, увы, уже не представляется возможным.
Начальник скептически скривил губы.
- Вот тут капитан Лукин о вас высокого мнения, товарищ Холмесов. Скажу прямо - пока я поводов для восторга в вашей работе не вижу. Как прикажете докладывать о деле товарищу Евсюкову? - Мерзяев многозначительно воздел палец к небесам. - Вы в курсе, что дело у него на личном контроле?
- Да вот так и изложите, как я вам сейчас, - старлей улыбнулся ещё более лучезарно. - Впрочем, можно вернуться к этому вопросу в мае. Я с завтрашнего дня в отпуске.
- А кто вам сказал, что вы идёте в отпуск? - поднял брови начальник. - Вы не пойдёте в отпуск, пока не получите внятных результатов по этому делу.
Холмесов перестал улыбаться.
- Сегодня вечером я уезжаю в Москву. Это определённо и обсуждению не подлежит. Возможно, мы вернёмся к этому разговору... а может и нет. И, добрый совет вам, Эдуард Эдуардович - не надо делать поспешных выводов.
Он вновь улыбнулся как можно более лучезарно.
- Так я пойду? Спасибо!
Вот так, думал Алексей, возвращаясь в свой кабинет. Товарищ Мерзяев озадачен моим тоном, и некоторое время будет гадать так и сяк, оценивая расклады. А вдруг безапелляционный тон подчинённого не пустой блеф? Жизнь штука сложная... сегодня ты его по пустяку прижучишь, а завтра он эвона где, в Москве, и чем чёрт не шутит - прижучить сможет уже тебя самого... Дней десять будет наводить справки, не меньше.
Или до самого конца.
...
-... Слушаю.
Голос на том конце провода напряжён и холоден, как клинок на сибирском морозе.
- Здравствуй, Света.
- Говори, я слушаю.
- Совсем коротко - ты согласна?
- Совсем коротко - нет.
Ладнев помолчал, переваривая.
- Могу я узнать мотивы?
- Тебе недостаточно ответа "нет"?
- Недостаточно. Всё-таки на кону твоя жизнь и жизнь твоей дочери.
- Слушай, ты, спаситель грёбаный! - теперь голос в трубке дышал жаром, как кузнечный горн. - Даже лепилы в онкодиспансере так себя не ведут!
- О как... - Степан озадаченно поморгал.
- И не воображай, что вы с этой остроухой нелюдью изобрели рецепт спасения. Нелюди что, она отбудет восвояси и была такова. А вот ты с подельниками полоумными останешься загибаться в своём болоте!
- У тебя есть другой рецепт?
- Ненавижу тебя! Ты отнял у меня радость на весь остаток жизни! И не звони сюда больше, понял?!
Короткие гудки отбоя. Помедлив, Степан положил трубку. М-да... неожиданно... воистину парадоксальная реакция... А, впрочем, такая ли парадоксальная, если разобраться?
Подойдя к зеркалу, Ладнев медленно повернул голову направо, налево... чуть набок. Он вдруг отчётливо понял, что должна была ощущать Туилиндэ, выслушивая их отказы насчёт переезда в Бессмертные Земли.
Художник яростно оскалил зубы. Ладно...
- Назад ты больше не вернёшься, осталась только карточка твоя! - загорланил он на всю квартиру.