Толстая старуха, одетая в красное платье явно не первой свежести с обширным пятном на подоле оглядела претендента на постой с ног до головы. Явно приезжий, судя по выговору, а по костюму сразу и не разобрать - то ли архонский торговец, то ли мелкий купец с северных предгорий... На гостя из далёкой Хаара-Па не похож, и на сидоммского прохвоста тоже... Может, болотник с низовий Двуречья, пожаловавший на камышовой ладье? Хотя нет, те полуголые ходят.
- Здесь. Но должна предупредить, у нас тут приличный район, не то, что в Гундо. Я беру дорого.
Крутая деревянная лестница, огороженная перилами с незатейливой резьбой, выдававшей деревенское происхождение мастера, вела на второй этаж. Охая и вздыхая, хозяйка поднималась по скрипучим ступенькам, звеня ключами.
- Раньше-то у нас тут было самое лучшее заведение, мой господин, внизу лавка с товаром, харчевня, в подвале прачки стирали... Да вот помер мой муж, а старший сын ушёл за товаром в Двуречье, и пропал...
Мужчина, поднимаясь следом, учтиво кивал, делая вид, что очень озабочен судьбой хозяйки.
-... Средний, чтоб он провалился, всю душу мне выел, пьёт и пьёт, зараза... А младшенький помер, как десять годков стукнуло... От живота помер... Была ещё дочечка у меня, да ту украли злодеи, небось, продали сидоммским людоедам...
Старуха всхлипнула, расчувствовавшись, и приезжий сообразно моменту горестно вздохнул. Сколько их, таких несчастных - вот была жизнь, в довольстве и достатке, муж, дети... а вот уже и нет никого. Остался этот дом, пустая скорлупа, полная тоски...
Всех не утешишь.
- Вот, гляди, мой господин, - старуха справилась наконец с замком, врезанным в добротную деревянную дверь. - Нравится?
Постоялец прошёлся по комнате, выглянул в окно.
- Тут небось ослы спозаранку орут.
- А где они не орут? - обиделась старуха.
- И солнца не видно, одна глухая стена дома напротив.
- Так, это... - хозяйка почесалась под мышкой, - деловому человеку видами из окна любоваться некогда...
- А я люблю простор, - улыбнулся гость, - и чтобы небо над головой. Привык.
- Тогда пойдём выше, мой господин. Там есть и простор, и небо над головой.
Лестница, ведущая на третий этаж, была совсем узкой и настолько крутой, что приходилось цепляться руками за перекладины, заменявшие тут дощатые ступеньки. Курятник и курятник, подумал мельком мужчина, покуда хозяйка, охая и вздыхая, взбиралась по лесенке. Ещё бы бревно с зарубками вместо ступеней поставили.
- Раньше-то у меня полон дом был служанок, и привратник даже одно время был, - продолжала повествование старуха. - Помер, какая-то горячка с ним приключилась... Аха тоже померла, когда мор случился, а Геза сбежала, мерзавка, с каким-то прохвостом. Небось уж давно в бордель её продал, так и надо сучке... Осталась вон Кеке, глупая девка, наелась вчера какой-то дряни, пузом мается, хлещет, как из утки, а я тут одна управляйся... лазай на этакую-то высоту...
Приезжий оглядел чердак, куда завела его старая карга. Над головой нависали толстые деревянные брусья, между которых проглядывала крыша, сработанная из неоструганных досок. Лестничную площадку тут освещал люк-проём над головой, в который была просунута совсем уже деревенского вида лестница из грубо ошкуренных жердей. Восемь дверей - из них четыре в углах - очевидно, вели в комнаты-номера. Что ж, старуха не слишком соврала, вполне прилично, по сравнению с трущобами Гундо. В тамошних ночлежках стен не видно вовсе, из-за многочисленных дверей, стоящих косяк к косяку. И номера представляют собой по сути ослиные стойла, отгороженные друг от друга дощатыми переборками - три локтя в ширину, шесть в длину... Циновка на полу, кувшин для воды и горшок с крышкой для нечистот, вот и вся мебель.
- Эта свободна? - мужчина ткнул рукой в угол, где белела некрашеным деревом дверь.
- Да, мой господин, - хозяйка зазвенела бронзовыми ключами, нанизанными на кольцо. - Вот ещё замки старые, просто беда...
Угловой номер имел два узких окна, больше похожих на бойницы, глядящие на юг и восток. Комната оказалась неожиданно просторной, и приезжий вспомнил - здесь принято строить дома так, что каждый верхний этаж нависал над нижним. Широкий топчан, покрытый серым войлоком, стол и пара трёхногих табуретов составляли меблировку, на столе торчал медный подсвечник с огарком сальной свечки, в углу пребывал непременный для подобных гостиниц горшок с крышкой, над которым висел на верёвке узкогорлый кувшин-умывальник. Да, определённо приличная каморка.
Войдя в комнату, мужчина обошёл помещение кругом, выглянул в окна и удовлетворённо хмыкнул.
- Сколько за ночь?
- Две дюжины медных, мой господин, или два кольца серебром.
Брови приезжего приподнялись.
- Теперь мне понятно, почтенная, отчего твоё заведение бедствует. Так ты всех клиентов распугаешь.
- А вид из окна?! - возмутилась хозяйка. - Отсюда же видно саму Пирамиду Солнца! И Дворец Повелителя, да будет он здравствовать во веки веков!
Тон старухи не оставлял сомнений - стоимость всей Пирамиды Солнца вкупе с Дворцом Повелителя также включена в оплату номера. Так что запрошенная сумма явно занижена и попросту смехотворна.
- Я просто очень устал, и мне лень бродить по славному городу Гиамуре, - вздохнул приезжий. - Поэтому плачу сегодня по твоим запросам, за сутки. А завтра поглядим.
- Ежели ужин надобен, так я сготовлю, - окончательно подобрела старуха, - и недорого совсем... Или Кеке, может, оклемается, встанет...
- Ладно, ладно, - улыбнулся приезжий, доставая кошель. - Я отдохну пока. Устал, с ног валюсь...
- И то, господин мой, дорога, она кого хочешь уморит... - начала старуха новый круг повествования.
Кое-как выпроводив наконец словоохотливую хозяйку, мужчина вновь подошёл к окну. Да, удачно - Пирамида Солнца как на ладони, каких-то пятьсот шагов. Придётся, правда, обойтись без ужина - не хватает ещё брюшной тиф подцепить от хворой служанки - зато завтра утром работа будет сделана.
Заперев дверь, приезжий раскрыл свою дорожную суму, покопавшись, извлёк нечто продолговатое, завёрнутое в мягкую тряпку...
Солнце уже садилось, посылая прощальные лучи, когда приезжий закончил сборку инструмента. Полированное тёмное дерево ложи и короткая дуга бериллиевой бронзы тускло отблескивали на столе. Мужчина попробовал мягкость спуска, проверил, как поворачивается в гнезде "орех" самострела. Отличный прибор, ничего не скажешь. И прицел колдовской, медная трубка с хрустальным глазом. Промаха не будет.
...
Стайка разноцветных птичек с писком пролетела мимо веранды и упорхнула в сад, утопающий в цветах. Валар проводил их взглядом.
- Красиво живёте.
- Я рад, что тебе нравится у нас, о Эру...
- Ну вот, опять Эру...
- Хорошо, хорошо, Илуватар. Но мне и Ильве действительно очень радостно видеть тебя в нашем доме.
Ильве, сидевшая рядом с мужем, лучезарно улыбнулась, всем своим видом показывая - она действительно чрезвычайно рада визиту самого Отца-создателя всех эльдар. И, если говорить прямо, их собственного отца. Ведь, насколько она знала, у бессмертных валаров дети, рождённые в ниде считаются столь же родными, как и вышедшие по старинке из чрева женщины.
"У нас не всегда рожают старинным натуральным способом" - перехватил мысль Илуватар, улыбаясь. - "Это Варда решилась на беременность..."
"А мы вот рожаем" - ответно улыбнулась Ильве. - "Наверное, в память о том, что нас роднит с эфемерами - хомо и даже гоблинами"
Валар вновь окинул взглядом супружескую чету. Ни малейших признаков биологического старения - гладкая кожа, на лице ни морщинки. И зубы белее кораллового песка.
"Мы с мужем уже сбились со счёта, сколько раз у нас сменились зубы" - засмеялась Ильве. - "Каждые год по паре новых, чаще меняют зубы лишь местные рыбы акулы"
"Она каждый раз переживает, когда меняются передние зубы" - Ильвас насмешливо скосил глаза на супругу. - "Месяц не улыбается, пока дырка"
Гость посерьёзнел, согнав с лица улыбку.
"Ну, раз с ходу зашёл такой разговор... Собственно, это главная тема сегодняшней нашей беседы... Скажи, Ильве - отчего женщины эльдар рожают так мало?"
Хозяйка дома тоже стала серьёзной.
"Разве мало? У меня двенадцать детей"
"За столько лет. Не лет, собственно - веков"
"Скажи, Илуватар..." - вступил в беседу Ильвас. - "А как часто рожают бессмертные валары?"
Гость размышлял долго, очень долго.
"Действительно... Мне нужно было подумать об этом самому"
"Каждый ребёнок - часть нашей души, хотим мы этого или нет. Душу же нельзя делить бесконечно. Разумное существо не рыба, мечущая тысячи икринок"
"Вы правы, оба. А я не прав. Двенадцать детей, далеко не каждой женщине хомо удаётся за свою жизнь родить столько. Тем более вырастить. Просто ваша жизнь исчисляется многими столетиями, их же просто годами"
Валар поднял глаза на хозяев.
"Это проблема, Ильвас. Вы не сможете жить на этой земле вместе с хомо. Рано или поздно они вас вытеснят, просто задавят числом. Это пока вы на острове..."
"Мы уже думали об этом" - эльдар посмурнел. - "Но выхода не видим. Точнее, выход есть... но вам, Создателям, он не понравится"
...
Солнце озарило кончики гигантских рогов, вознесшихся над сонным городом, и они вспыхнули, будто зажжённые свечи. Вот огонь пополз ниже, охватывая позолоту пламенем начинающегося нового дня...
Верховный жрец вздохнул и воздел руки к небесам. Тотчас завыли трубы в толще зиккурата, и Валхал вновь усмехнулся. Хамхер совсем потерял чувство реальности. Ему мало того, что рога, ставшие украшением дворца, вознеслись выше вершины Пирамиды Солнца - он ещё и повелел возвещать начало нового дня при падении первого луча на эти самые рога... На рога, а не на Пирамиду. Может ли быть большее кощунство? Но и эту дурь Верховный жрец проглотил не моргнув. Он больше не спорил с ним, с Бесподобным и Могущественнейшим, и всё такое прочее. Похоже, хряк попросту упивается властью, абсолютной и неограниченной. Да, после того, как Хамхер сосредоточил в своём лице Верховного военачальника, Повелителя и вдобавок начальника тайной стражи, его власть стала абсолютной. Вероятно, если бы Повелитель не нуждался в огненных трубах, он уже присовокупил бы к своим титулам и звание Верховного жреца...
Солнечные лучи брызнули на вершину Пирамиды Солнца, и Валхал побрёл вниз, кутаясь в роскошное одеяние. Да, по утрам стало прохладно, хотя днём солнце ещё жарило почти по-летнему. Скоро, совсем скоро начнутся дожди, поначалу оживляя исстрадавшуюся от зноя землю и напаивая свежестью воздух. Потом дождь станет мелким и занудным, свежесть сменится промозглой сыростью, и наконец выпадет мокрый снег... Впрочем, снег в Гиамуре не держится, снег ложится надолго уже там, на севере, в горах. Вот в Архоне снег бывает гораздо реже. А в Сидомме, по рассказам, даже в разгар зимы можно ходить босиком, на радость тамошним нищим...
- Приготовь парадные одежды, для визита во дворец.
- Носилки, мой господин?
- М-м... Нет, пожалуй, - Валхал глянул на гигантские золотые рога, хорошо видимые отсюда. - Обычную стражу. Пешком пройдусь... Киллиан не появлялся?
- Господин Киллиан ушёл, не дождавшись завтрака, - прислужник сделал огорчённое лицо. - Совсем исхудал...
- Что делать, - вздохнул жрец. - Работы много. Очень много.
Действительно, варка огненного зелья отнимала у парня всё светлое время суток. К счастью, готовить порошок приходилось только при солнечном свете - огнём пользоваться было опасно - что спасало Киллиана от полного истощения, как нервного, так и физического. Компоненты для состава ему помогали готовить - углежоги приносили уже толчёный уголь, рабы при храме толкли в ступах серу и селитру... Однако саму варку и зернение приходилось делать Киллиану, используя специальные приспособления. Секрет огненного порошка нельзя было доверять никому, поэтому обученных людей пока не было. Готовый порошок младшие жрецы-помощники упаковывали в мешки из холстины и складывали в самом сухом месте, какое только можно было найти - в самой Пирамиде Солнца, в верхних помещениях. Его накопилось уже довольно много, кстати. Если кто-нибудь вошёл бы с огнём... но туда никто с огнём не ходит.
Мраморная ванна курилась лёгким паром, источая благоухание роз, лепестки которых плавали на поверхности. Скинув одежду, Валхал погрузился в горячую воду, покряхтывая от наслаждения. Ванна, это была одна из немногих слабостей Верховного жреца. Нет, он не привлекал к этому делу ни слуг, ни тем более постельных мальчиков или девочек, как это повадились делать высшие сановники и богатые купцы. Просто полежать в горячей воде... чего ещё? К тому же не мешает думать...
Жрец усмехнулся. Да, подумать никогда не мешает, особенно сейчас. Повелитель не зря так спешит. Судя по всему, война начнётся ещё до зимнего солнцестояния. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, куда будет нанесён первый удар. Разумеется, на Архон. Потому как иначе его сожрёт Сидомма.
А что потом?
Огненный демон перестал быть тайной, ведомой лишь хранителям древних знаний, полученных от богов. А ведь этот рецепт - самый простой, и огненный порошок получается довольно слабый. Есть рецепты более сложные, производящие на свет гораздо более мощные зелья. Первый шаг сделан, остальные дадутся легче. Путь в бездну...
Валхал закрыл глаза, и перед внутренним взором встало видение - огненные взрывы обрушивают дома, куски раскромсанных трупов валяются среди горящих руин... Что ж, всё одно к одному. Человеку недалёкому видимо лишь очевидное, и всё происходящее они в простоте своей считают набором случайностей. Люди умные могут попробовать угадать сокрытое по деталям мозаики. Но видеть всю картину мироздания не дано даже наимудрейшим из людей. И потому будущее кажется тёмным.
Рога над Гиамурой, огненный порошок и происки Сидоммы - всё это части одного процесса. Исполняющегося пророчества.
Жрец усмехнулся вновь. Возможно, и хорошо, что некоторые из древних знаний ныне кажутся бессмысленными заклинаниями, бормотанием умалишённых.
"... Добыть его можно из мертвящего камня, вредоносного всему живому, и видом оно схоже с серебром, весом же с золотом. Серебряное золото следует разделить на спокойное и неистовое. Неистовое терпит себя самого до определённого предела, после чего восстаёт, и гнев его столь ужасен, что не сравнится с ним ни ярость лесного пожара, ни сила подземной стихии. Два полушария, оба близких к пределу терпения неистового металла, соединённые быстро, гневом своим способны убить и великий город, и великое войско..."
Теперь уже никто не знает, что означают на деле "мертвящий камень", тем более "серебряное золото" и уж тем более "неистовое". И слава богам. И вообще, для того, чтобы разрушить город, вполне достаточно серого зернистого порошка, незачем приплетать к этому ещё и таинственное "серебряное золото".
Валхал открыл глаза. Хватит нежиться. Пора во дворец. Завтра предстоит решающее испытание - первое орудие поставлено на лафет, и Могущественнейший, конечно, изволит присутствовать.
У ворот Храма Верховного жреца ждали девять могучих воинов в жёлтых одеждах, под которыми явно и недвусмысленно угадывалась броня. При виде Валхала они приветственно стукнули древками алебард о каменные плиты, которыми был вымощен внутренний дворик.
- Во дворец? - почтительно спросил старший охранник.
- Да. Пройдёмся пешком, старым ногам полезно, - чуть улыбнулся жрец.
Солнце уже успело удалить остатки утренней свежести, и улицами Гиамуры овладели обычные запахи - дым очагов, жареная рыба, ослиная моча и помёт, человеческий пот... Впрочем, здесь, возле Храма, это было не так заметно.
Процессия двинулась в путь - впереди трое стражей, расчищавшие дорогу, ещё трое позади и двое по бокам прикрывали Верховного жреца от касаний черни и возможных посягательств. Валхал глянул на небо - опять ни облачка...
Короткая чёрная стрела со страшной силой ударила в горло, хрустнули шейные позвонки, и он ещё успел удивиться - надо же, вот как бывает, только что было тело, и уже нет его... не чувствуется...
...
-... Что ты сказал?! Повтори!!
Полузадушенный гонец только вращал глазами и трясся.
- Почему я узнаю об этом только сейчас?!
- Мой господин... они выслали вперёд банды головорезов... боевые скороходы...
- Пшёл прочь!
Вестник, принесший неудачную новость, не заставил себя упрашивать - пал ниц и задом выполз из зала. Самур наблюдал за этим процессом, оскалившись. Да, все они здорово обучены ползать задом наперёд, а как до дела...
Итак, всё пропало. В четырёх днях пути армия Сидоммы, в городе разор, недобитки повсюду... И "трубы", похоже, не миф. Если Хранитель Мудрости Архона не соврал, конечно... а смысл ему врать? Перед смертью обычно не лгут...
Узурпатор нервно заходил из угла в угол, ломая пальцы. Значит, так... Золото нужно вывезти за город и спрятать в укромном месте. Сегодня не выйдет, пожалуй, но завтра - обязательно. Присмотреть место первым делом, тихо и незаметно... А может, и самому?.. Золото везде золото, и в Гиамуре, и в той же Сидомме...
Самур усмехнулся. Старый хрыч прав. Золото любит сильных. По-настоящему распорядиться таким количеством золота под силу только Владыке. А так... Всю жизнь изображать из себя скромного купца... Путь наверх при дворах хоть Повелителя Гиамуры, хоть Владыки Сидоммы ему заказан - узнают, оглянуться не успеешь, как повиснешь на дыбе. Да, и первым вопросом будет - где золото?
Узурпатор прекратил ломать пальцы, встал возле окна. Ладно... Завтра воззвать к народу: "Отечество в опасности!" Пусть готовятся к обороне. А ночью вывезти золото и закопать. Людей, причастных к тайне придётся отравить, что делать... Стоять до последнего - вдруг удастся отбиться? А нет, так нет... Подземный лаз к его услугам. В конце концов, купцы в Гиамуре живут не так уж плохо.
...
-... Они не могли быть вместе, потому что отец был служителем Храма, а мама невестой на выданье из знатной семьи. И меня могло не быть, поскольку средств, вызывающих выкидыш, известно не так уж мало...
Молодой человек и женщина, с седыми волосами, одетая в простую домотканую юбку, сидели у огня. Дрова в очаге, уже сильно обуглившиеся, выбрасывали короткие язычки пламени, как будто на рдеющих головнях скакали и резвились огненные саламандры, упоминаемые на древних скрижалях. Молодой жрец смотрел на извивающиеся язычки. Время исказило смысл, или более поздние переписчики по каким-то своим причинам... Вот и сложился образ маленьких игривых зверьков, состоящих из огня. И только самые старые каменные плиты отражают их истинную суть. Боевой плазмоид оружие настолько страшное и непредсказуемое, что вызывать их к жизни не рискуют, верно, даже остроухие, сохранившие это искусство от начала времён. Шаровая молния, отдалённый дикий предок тех саламандр, всё равно что глупый царапучий котёнок по сравнению с тигром-людоедом, специально натасканным на охоту за двуногими - таких зверей держат владыки в далёкой стране Хаара-Па...
Киллиан сам не понял, как очутился здесь, в комнате, которую занимала его покупка. "Собачья наложница", женщина тридцати двух лет от роду, лишённая человеческого достоинства волей господ. Наверное, так тянет человека к домашней собаке, единственному существу, которому можно излить жуткую тоску, когда кругом одни враги.
- Прости мой вопрос, господин... - Апи смотрела снизу. - Но разве твоя мать не хотела тебя?
Киллиан горько усмехнулся.
- Тебе, должно быть, неизвестно, что девушек из знатных семей осматривают ежемесячно, и куда тщательнее, чем наложниц в гареме какого-нибудь владыки. Утрата невинности - полбеды, эта проблема решается... Есть среди жрецов-целителей Храма такие умельцы, что восстановят порушенную невинность за дюжину золотых колец, и ещё дюжина заткнёт им рот до могилы. Но вот сторонняя беременность... Её пресекают сразу, как заметят.
Юноша потёр лицо руками.
- Мою мать никто не спрашивал, хочет она этого ребёнка или нет. И отец бессилен был помешать... Меня точно не было бы - подмешали бы матери в питьё нужное зелье, либо открыто влили в рот, силой, и все дела... Но вмешался случай. Правда, я не могу назвать его счастливым...
Жрец замолчал, глядя в огонь немигающим взглядом. Огненные саламандры выдыхались, головни на глазах теряли форму, рассыпаясь россыпью багрово рдеющих углей.
- Тот мор был страшен. Болезнь, как помнится, принесли дикие кролики. Сперва возникал слабый зуд, становившийся всё сильнее и сменявшийся болью. На всём теле вскакивали шишки... Кролики умирали за три дня, человек жил на день дольше. Из всей богатой и знатной семьи уцелела только моя мать, мор её почему-то не тронул. Осиротевшую девушку взяли в Храм - благо Храм с удовольствием принимает сироток с богатым приданым - где я и появился на свет...
Киллиан помешал в очаге кочергой, и саламандры, уже почти уснувшие, вновь заплясали на раскалённых углях.
- Их счастье было довольно долгим. Я рос, окружённый заботой, в садах, где порхали и пели птицы... Так было до трёх лет. А на четвёртый год, когда отец уже стал Верховным жрецом, некоторые решили, что пост сей он занял не по праву, и неплохо бы освободить его.
Юноша сцепил пальцы в замок, оперся на них подбородком, уперев локти в колени.
- Они ужинали вместе, и мама выпила бокал, как я понимаю, предназначавшийся отцу. Это был вполне хороший яд, первые признаки отравления возникли лишь спустя пару дней. А ещё спустя пять её не стало.
Киллиан судорожно вздохнул.
- Время не лечит, Апи, время просто рубцует раны. Лишившийся ног может приспособиться, привыкнуть к их отсутствию. И днём, в суете, даже не задумываться особо. А ночами кричать от боли в ногах, которых больше нет. Был я полу-сирота. Теперь вот полный...
И тут случилось то, чего не должно быть. Потому что никакая "собачья наложница" не смеет прикасаться к своему господину, если на то нет прямого приказа.
Апи медленно, осторожно провела рукой по волосам жреца Храма.
- Бедный...
Киллиан прислушался к своим ощущениям. Странно, но никаких признаков гнева он не испытывал. Наоборот, стало чуть легче.
- Расскажи мне о себе, Апи, - сказал он, и слова прозвучали не как приказ, а как просьба.
Женщина помолчала.
- Что же рассказать тебе, мой господин? Ты уверен, что это нужно тебе именно сейчас?
- Всё. И я уверен.
Пауза.
- Меня разлучили с матерью немного позже, мой господин, чем тебя. Отняли, когда мне было пять лет. Школа "собачьих наложниц" сурова. Многие не выдерживали... Особенно когда тебя дают целой своре. Тех, кто кричит и плачет, отдают в руки господ, предпочитающих замучивать плачущих до смерти. Поэтому нужно молчать и улыбаться, всё время улыбаться...
Апи говорила ровным, безразличным голосом, и у Киллиана щемило сердце.
- Бедная... - он осторожно провёл рукой по седым волосам.
...
Журчание источника, пробивавшегося из земли среди янтарных полупрозрачных камней, раздражало. Короткий мыслеприказ, и ключ стал совершенно бесшумным. Элентари привалилась к тёплой шелковистой коре могучего дерева, бездумно разглядывая полянку, покрытую ровной, будто подстриженной травой, висящее в небе ослепительно-белое светило и белёсо-полосатый бок Эвитара, занимавший немалую часть небосклона. Вообще-то она любила бродить по песчаным дорожкам прогулочной палубы, но сегодня не хотелось. И даже вид родного неба, так непохожего на местное - жёлтая раздутая звезда и немощный диск безатмосферного спутника, незаметного днём - не приносил облегчения.
Скрип песка под копытами, и из-за поворота тропы появилась Варда.
"Вот ты где" - начальница ни словом не нарушила тишину уединённого уголка, и Элентари почувствовала некий прилив благодарности. Варда мудра и тонко чувствует душевное состояние экипажа.
"Никогда не думала, что это будет так... страшно" - молодая валарка вскинула на начальницу глаза, в глубине которых таились боль и растерянность. Варда, вздохнув, сложила свои длиннейшие ноги, садясь рядом.
"Бывает и хуже"
Обе женщины помолчали, собираясь с мыслями, разглядывая крохотный ключ, бесшумной струйкой пробивавшийся меж камней.
"Они ещё тысячи местных лет будут идти по тропе первично-дикарской цивилизации, скользкой от пролитой крови. Падать, подниматься, снова падать..."
"Ва, ну почему здесь не может быть, как на Лаунте? Да, я знаю, исходный хищный вид отягчает течение... Но не настолько же!"
Варда смотрела прямо перед собой невидяще-задумчивым взором, как будто силилась углядеть что-то невидимое за пеленой веков.
"Да, с Громмой Три мы помаемся изрядно. Однако что я скажу тебе, Эли... С Лаунтой мы намучаемся гораздо больше, вот увидишь. Как только пойдёт переход от первично-дикарской цивилизации к развитой технической"
Девушка удивлённо вскинула глаза.
"Я полагала, это образец"
Варда грустно улыбнулась.
"Работа аккуратная, не спорю. Ни рабства, ни скотских обычаев. Справедливые вожди, избираемые народом... И всё тихо пока. Даже войн почти нет - так, спорадические пограничные инциденты..."
"Думаешь, они будут, войны на Лаунте?"
"Будут, куда деваться" - Варда вздохнула. - "Только не такие, как здесь, на Громме. Тут всё как раз просто - мечи и стрелы, потом трубы, метающие чугунные шары в собратьев своих... Когда дойдёт до атомного распада, они остановятся... либо погибнут"
"А Лаунта?"
Женщина сощурилась.
"О, это будут странные войны. Тихие, ползучие... Нет, не будет горящих городов и посёлков. Не будет истерзанных трупов, лязгающих и воющих машин, давящих колёсами бегущих или несущих смерть с неба... Они не любят насилия и крови, лаунтийцы. Но что делать, если кто-то мешает, и уходить с дороги не собирается?"
Варда опустила руку в источник.
"Генетическое оружие самое опасное, Эли. Особенно когда за дело берутся такие тихони, как лаунтийцы. Никаких боевых вирусов, убивающих за пару дней, никаких корчащихся в агонии и волдырей на коже. Просто сонная апатия, распространяющаяся среди врагов, хроническая усталость, чёрная меланхолия вплоть до нежелания жить... И дети, рождающиеся со скрытыми дефектами, самое верное - небольшая умственная отсталость, совсем небольшая, чтобы не поднимать паники... И через поколение покорённые уже работают на победителей, занимаясь профессиями, крайне необходимыми обществу. Строители, водители транспортных средств... да мало ли полезных профессий, не требующих большого ума?"
"Но ведь это... это... мерзость какая!"
"Да ещё какая мерзость" - Варда рассматривала мокрую ладонь так внимательно, будто силилась увидеть на ней своё будущее. - "Высокий Разум не рождается просто так. До него нужно дорасти. Выпущенные кишки, это самое простое и наглядное проявление Зла. Это обычно проходит, хотя и не у всех. Первоисточник же всего Зла - недобрые мысли, и чем дальше, тем более опасны они становятся. На конечном этапе, когда появляется материализатор, мыслью можно просто убить. Пожелать, и всё... И самое скверное, от этого избавиться гораздо труднее. Это, пожалуй, самое трудное - никогда и никому не желать зла. Вот почему смертность цивилизаций на поздних этапах развития гораздо больше, чем на более ранних"
Женщина вздохнула, обняла младшую подругу.
"А ты думала, самое сложное в нашей работе, это Посев? Нет, Эли. Коррекции - вот где самое-самое... И потому мы здесь"
...
- Сильней, сильней!
Полуголые храмовые слуги, одетые лишь в кожаные фартуки, изо всех сил налегали на бревно - рычаг пресса, похожего на громадные клещи палача.
- Достаточно! Поднять рычаг!
Киллиан извлёк из медных губок-тисков сплющенную пороховую лепёшку, критически оглядел и кинул в корзину.
- Всё верно! Так работать.
- Да, мой господин! - склонил голову младший жрец, распоряжающийся на прессе.
Огромный двор, занятый под мастерскую огненного зелья, кишел народом. Под навесами курились паром котлы, варившие огневую смесь, скрипели жернова, вращаемые парами ослов, неторопливо поворачивались зернильные станки. Под крайним навесом Киллиан задержался, наблюдая, как сеется через решета готовый порошок, собираясь на расстеленных холстах в аккуратные горки.
- Мы успеваем, мой господин, - жрец-надсмотрщик, весь перемазанный пороховой пылью, поклонился, блестя глазами. - Но нам бы ещё четырёх человечков... Двое заболели, харкают чёрным...
- Хорошо, Курами, - Киллиан взял в руку горсть порошка, подул, растёр меж пальцев. - Будут тебе четверо. Завтра.
В мастерской, расположенной уже в самом Храме, всё было тихо и чинно. Храмовые рабыни старательно зашивали холщовые мешочки, туго набитые огненным зельем, пара здоровенных рыхлых евнухов, чем-то похожих на бегемотов, пыхтя, тащила корзину с готовым продуктом на склад.
- Всё хорошо, мой господин, - чинно поклонился сухонький седой жрец, начальник над швеями.
- Я рад, Аруба, - без улыбки ответил юноша.
Выйдя из цеха, молодой жрец посмотрел на тень Пирамиды Солнца. Пора и передохнуть, скоро полдень...
Киллиан шагал по садовой дорожке, выложенной крупными плитками разноцветного камня, сжав зубы. Пока занят делом, это ещё ничего, и ноющая боль утраты отступает... немного. А вот дома, если бы не Апи... тоска...
В покоях, отведённых Верховному жрецу, было прохладно. Молодой человек скинул сандалии, ступая на гладкий, чисто вымытый пол.
- Апи!
- Не надо кричать, господин Киллиан, - в кресле, нагло развалясь, сидел Урбе, казначей при Храме. - Апи нет.
Двое могучих рыжих горцев, больше похожих на огров, чем на людей, осклабились, стоя по сторонам двери. На необъятных бычьих шеях красовались медные ошейники, с чеканными рунами, означавшими, что данные рабы есть собственность Храма.
- То есть? - опешил юноша. - Что ты тут делаешь и что всё это значит?
- А то и значит, что отныне ты не проживаешь здесь, - ухмыльнулся казначей. - Это покои Верховного жреца Гиамуры. Ты, как я понимаю, им не являешься. Собственно, за этим я и пришёл, чтобы сообщить... Тебе отвели комнату на втором ярусе Пирамиды, поближе к твоему огненному порошку. Так будет удобнее всем нам. Вот эти ребята помогут тебе собрать и донести личные вещи.
"Ребята" вновь осклабились, всем своим видом подтверждая - а как же, помогут, вот прямо сейчас и помогут.
- Ну хорошо, - на лице Киллиана обозначилась ледяная улыбка, хотя внутри всё кипело. Ведь выбрал время, сволочь... - Ты посиди тут, Урбе. Я скоро вернусь. Вы тоже постойте, где стоите, ребята. Парни вы крепкие, на рудниках такие в самый раз.
Верзилы, перестав ухмыляться, переглянулись.
- Нет, нет, даже и не думайте, - улыбка молодого человека теперь источала не просто ледяной холод, а настоящий горный мороз. - Могущественнейший очень огорчится, узнав о несчастном случае, случившемся со мной. И не видать вам тогда рудников, как счастья. Вас будут пытать долго и нудно, добиваясь полной правды - как именно умер служитель Храма Киллиан, столь нужный сейчас нашему Повелителю. А когда вы расскажете всё, даже то, что успели запомнить, вылезая из утробы собственных матушек, вас будут пытать уже всерьёз. Поскольку правды, как известно, много не бывает.
По мере произнесения краткой речи рыжие парни на глазах увядали, и на лицах их проступило даже некое подобие мысли. Перспектива, изложенная этим молокососом, прямо скажем, не воодушевляла.
- Где Апи? - резко, не давая опомниться, спросил он одного из верзил Киллиан, беря за ошейник.
- Так... это... в мертвецкой... - окончательно растерялся верзила.
- Что?!
- Ну уж здесь-то ты точно не прав, Киллиан, - зло заговорил казначей. - Пока был жив Валхал, мы все были обязаны подчиняться и терпеть неслыханное оскорбление, нанесённое Храму. Но сейчас... Короче, я приказал удавить эту нечисть, и скажи спасибо, что её похоронят, а не вышвырнут на скотомогильник! Можешь жаловаться!
В глазах Киллиана плыли разноцветные круги, сквозь которую проступала злорадная рожа Урбе.
...
Четыре смоляных факела, воткнутые в бронзовые держатели в виде человеческих рук, озаряли тесное помещение багровым мятущимся светом, и золото в этом освещении казалось пропитанным кровью.
Самур огляделся. Да, ничто так е впечатляет, как вид несметных сокровищ, собранных воедино и втиснутых в узкое помещение. Со всех сторон были устроены полки, заваленные золотом и серебром. Тяжёлые брусочки, обычные для северян-горцев, квадратные пластины с клеймом далёкой страны Хаара-Па и небольшие аккуратные пирамидки с родины остроухих, невесть как оказавшиеся здесь через десятые руки. Но больше всего было гладких золотых колец - обычной монеты, имеющей хождение повсюду, от Сидоммы до Гиамуры...
Хранитель государственной казны, седой старик с козлиной бородой и сморщенным, пегим от пигментных пятен лицом, поднял с полки связку колец, нанизанных на медную проволоку.
- В каждой связке тысяча колец, всё посчитано.
- Кладите в мешки! - распорядился Самур, мимолётно отметив: старый хрыч не назвал его "мой господин". Что ж, Хранитель казны Архона, вероятно, тоже считает его головорезом и узурпатором... Его проблемы. Простим покойнику этот грех.
Люди в чёрном, закутанные до глаз, принялись загружать в кожаные заплечные мешки золотые связки. Пластины и брусочки укладывались в плетёные короба, также снабжённые лямками для удобства переноски. Сверху легли пирамидки, благо было их совсем немного.
- А это что?
Самур вертел в руках вазу, исполненную с небывалым, нечеловеческим совершенством. И золото здесь было не обычное, а разных оттенков - жёлтое, червонное, голубоватое и зеленоватое... Казалось, что изображённый на вазе пейзаж - лес, ручей и две остроухие нимфы, купающиеся в том ручье - совершенно живые, и даже объёмные. Как будто неведомый мир отделяет от здешней комнаты тонкая золотая плёнка...
- Это изделие Бессмертных. Дар Арху Третьему от его друзей, - Хранитель казны поджал губы. - В те далёкие времена остроухие ещё не чурались людей... мой господин, - смог всё же выдавить требуемое старик.
Самур вздохнул, прикидывая в руке вес изделия. Жаль, очень жаль... Хорошая была ваза.
- Давай, - кивнул узурпатор одному из своих людей.
Телохранитель в чёрном, помахивая медной кувалдой, поставил изделие Бессмертных на пол, примерился...
- Что вы делаете?! - завопил Хранитель, осознав наконец, что сейчас произойдёт. - Это... это...
- Это всего лишь кусок золота, старый козёл, - в лицо Хранителю усмехнулся Самур. - Бей!
Пара мощных ударов, и дивная ваза превратилась в мятую пластину.
- Бандит! - руки старого Хранителя тряслись. - Головорез и узурпатор!
- А ты всего лишь кусок старого засохшего дерьма, - тем же насмешливым тоном продолжил Самур Первый. - Дронго! Он нам больше не нужен.
Один из "чёрных" шагнул к старику, захватил его голову в локтевой захват и резко рванул. Хруст позвонков, и сухое тело мешком валится на пол.
- В угол его! - распорядился узурпатор, беря с полки следующее изделие - далеко не столь тонкое в художественном плане, зато значительно более массивное. Сценка, изображённая на посудине - цепочка голых связанных пленников, бредущих под охраной копейщиков - выдавала изделие сидоммских мастеров. Любимая тема, так скажем...
- Бей!
Следующая мятая пластина полетела в короб.
- Прости, мой господин, - обратился к Самуру старший телохранитель. - Эти вещи сами по себе гораздо ценнее...
- Брось, брось! Нам и так придётся оставить здесь часть серебра, так что не мелочись!
...
Шесть жрецов в кроваво-багровых балахонах несли носилки, покрытые такой же тканью. Шестеро других держали наготове зажжённые факелы. Под аккомпанемент утробно воющих труб носилки водрузили на помост, факелы разом опустились, поджигая хворост...
Киллиан смотрел, как пламя пожирает останки единственного родного человека, и не было слёз в его глазах. А может, они и были, но жар погребального костра высушивал их?
Вот и всё. И нет возврата. Ходят слухи, будто остроухие владеют тайной оживления умерших, но к людям это искусство неприменимо. А если и применимо, то для этого нужно быть уже богами.
Вот и всё... Как холодно, и не греет пламя. Ну разве что самому шагнуть туда, в огненную круговерть. Наверное, это очень больно... А может, и не так уж больно - кто может знать? Сгоревшие заживо уже ничего не расскажут. Возможно, это только поначалу больно... а потом будет легче?
- Ты хорошо держишься, мой мальчик, - на плечо юноши легла тяжёлая волосатая лапа, и по краю сознания скользнула мысль: зачем тут нужны обезьяны? - Сожалею, очень сожалею. Такого Верховного жреца, каким был твой отец, поискать... Подлинный хранитель древней мудрости.
Бесподобный и Могущественнейший наконец убрал свою лапу с плеча Киллиана.
- Однако дело, начатое твоим отцом, следует довести до конца, - продолжил Хамхер уже иным тоном, менее сочувственно, зато более деловито. - Я надеюсь на тебя, мой мальчик. И не бойся ничего. Если тебе удастся, никто не посмеет оспаривать твоего права занять место отца. В память о твоём отце я готов даже забыть о тяжком оскорблении, нанесённом Храму, посредством введённой туда "собачьей наложницы".
- Да, мой господин, - Киллиан даже удивился, как ровно звучит его голос. - Я сделаю.
- Рад это слышать, - хрюкнул Могущественнейший. - Со своей стороны обещаю: мы найдём убийцу. Даже если он укроется во дворце этого ничтожества, главаря проклятой Сидоммы. Мы их достанем всех, дай срок.
- Да, мой господин, - повторил Киллиан, словно эхо.
- Ну и славно. Я рад, что Валхалу удалось вырастить такого преемника. Ты не забыл, что сегодня должны состояться испытания этих орудий?
- Да, мой господин. Они состоятся, - голос Киллиана был всё так же ровен и безжизнен.
До этого дня он ещё сомневался. Умом понимал - древнее пророчество сбудется, но человеку свойственно надеяться до последнего... А вот теперь юноша знал точно. Гиамура должна быть разрушена, и она будет разрушена.