Комарницкий Павел Сергеевич. Последний писатель

Последний писатель

Моему другу и коллеге Владимиру Контровскому посвящается.

Дождь явно раздумывал, идти ему уже или не стоит. Мелкая, словно просеянная сквозь сито морось неохотно рябила лужи, рекламный баннер на щите был исполосован тёмными потёками и пятнами сырости. Правда, жизнерадостная девица с роскошными формами, изображённая на плакате в топлесс-бикини, в окружении пальм, ядовито-синего моря, несколько менее ядовитого неба и камбалообразных дельфинов, развешанных по тому небу, точно вялящаяся вобла, присутствия духа от промозглой сырости не теряла. Улыбаясь во все сорок зубов, девица демонстрировала пылесос. Надпись на плакате гласила: "Сосёт за копейки!"*. Немолодой мужчина, стоявший на остановке, чуть усмехнулся. Уже давно фривольно-двусмысленная реклама вошла в повседневный обиход - настолько, что даже непримиримые старушки, со скуки радеющие за старинную нравственность, перестали осуждать и возмущаться "вопиющими безобразиями".

С края зонта сорвалась крупная капля, булькнув в лужу неожиданно громко, крохотная круговая волна побежала, расширяясь, и пропала. Ещё секунды две на месте упавшей капли плавал пузырь, затем лопнул, породив уже совсем еле заметную вторичную волну. Мужчина усмехнулся. Вот так и мы все, если разобраться - являемся в этот мир, надуваем пузыри и гоним волны... и всё заканчивается. Бульк и нету...

Он взглянул на небо, исходившее скупым плачем, вытащил сотовый телефон, послушно высветивший цифры - часы и минуты. Может, ну её к бесу, маршрутку, взять да и пройтись пешком? В прежнее время он бы так и поступил, вероятно... опять же проезд дорожает раз от разу... Однако болезнь, вражина, сидевшая внутри, отзывалась болью на каждую попытку её растревожить. Так что, пожалуй, лучше дождаться.

Мимо остановки с рёвом пронеслась замызганная донельзя иномарка, широко расплескивая воду, скопившуюся на проезжей части. Стоявшая ближе к краю тётка с обширной сумкой взвизгнула.

- Чмо гунявое! ... ... ...! Чтоб ты околел!

Дальнейшее красноречие тётки было пресечено подкатившей наконец к остановке "газелькой", как выражается нынешняя молодёжь, "убитой в хлам". Во всяком случае, боевые шрамы на боках транспортного средства красноречиво свидетельствовали - идти на таран водитель не боится.

- Мужчина, передайте уже на проезд! - тётка, взгромоздившись в приямке у двери, пыхтя пристраивала свою сумку. - Ой, молодые люди, осторожнее! Вы мне все колготки порвёте!

- Поздно, тётка, - молодой человек уркаганской наружности щерил крепкие жёлтые зубы. - Лет бы двадцать тому назад легко, а сейчас ну тя нах...й!

- Хамло! - высокомерно отрезала тётка, цепко придерживая сумку.

Мужчина слушал перепалку, стоя в проходе согнувшись и уцепившись за спинку обшарпанного пассажирского кресла. Перед глазами маячила надпись русскими буквами, сработанная на принтере и оклеенная скотчем - "тише едеш далше выидеш". Он усмехнулся. Ещё лет десять-двенадцать назад можно было бы держать пари, что для составителя плаката русский язык не родной и никогда им не станет. Теперь же такой уверенности не было. Перманентная реформа образования начала наконец-то приносить сочные плоды, да и пиджинизация некогда великого и могучего зашла уже ой как далеко. Можно ли считать родным язык, которым владеешь нетвёрдо? Можно, если никакими иными не владеешь вовсе. Как там было написано в предвыборном плакате одного кандидата - "сечас главная задачя - востановить всеобщую граматность населения"... Ничего особенного, вероятно, у какого-то помощника-рецензента случайно оказалась отключена проверка правописания на компьютере...

Машину тряхнуло на ухабе, мужчина сморщился - больно, зараза... Стоять скрючившись было неудобно, бок болел всё сильнее. Молодые люди, сидевшие перед ним, продолжали обсуждать какие-то свои дела. Времена, когда пожилым и больным, а также беременным и мамочкам с младенцами уступали места в общественном транспорте навсегда остались в прошлом вместе со смешными кургузыми трамвайчиками и неуклюжими округлыми "мыльницами" львовских автобусов. Во всяком случае, когда появились первые маршрутки, этот древний обычай доживал последние вздохи.

- На остановке, пожалуйста.

Пожилой таджик, сидевший за рулём, мотнул головой в знак согласия и круто завернул к тротуару, не обращая внимания на злобное бибиканье какого-то подрезанного лоха. Навалившись плечом, мужчина толкнул дверь, со скрежетом откатившуюся в сторону, и покинул душный салон, немедленно привалившись к столбу. Слегка отдышавшись, он достал пластинку лекарства, выдавил из фольгированного гнезда одну таблетку, тщательно разжевал. Постоял, прислушиваясь к ощущениям. Ну вот... вроде полегче. Айда домой...

Он всё-таки замедлил шаг, обходя это здание. Внутренний голос подсказывал - не надо... Ну право же, ничего из этого не выйдет, кроме расстройства.

Мужчина стиснул зубы и решительно повернул к двери, над которой красовалась надпись:

КНИГИ

ОТКРЫТКИ

БУМАГА

ПИСЧИЕ ПРЕДНАДЛЕЖНОСТИ

ВСЯКИЕ МЕЛОЧИ.

Чуть пониже, уже на самой двери, красовалось дополнение

ПРИНТЕР

СКАНЕР

- Здравствуйте! - юная продавщица улыбалась открыто и жизнерадостно, обозначив на щеках очаровательные ямочки. Вообще-то она, без сомнения, сразу оценила покупательную способность потенциального клиента невысоко, однако камера наблюдения вот она, в углу таращится. Попробуй-ка похамить хотя бы и бомжу, забредшему в помещение - хозяин, тварюга, узнает, прицепится и из жалованья вычтет... - Чего желаете?

- Я, с вашего позволения, осмотрюсь в ваших книжных развалах, - улыбнулся мужчина.

- Пожалуйста-пожалуйста! - ямочки на щеках стали ещё очаровательней.

На центральной полке с надписью "бестселлеры" красовались книжки в ярких обложках - как и положено бестселлерам, выставленные лицевой стороной. Мужчина усмехнулся. Вот какое интересное дело - "бестселлер", стало быть, пишут правильно, а "преднадлежности"... Да, есть такое - в последнее время иностранные слова-вставыши пишут почти без ошибок, чего не скажешь об исконных словесах русской речи. Наверное, потому, что те слова-вставыши мелькают чаще. Пиджинизация, что делать...

Он взял в руки крайнюю книжку. На обложке был изображён чёрный силуэт бандюка с пистолетом, чуть подале - роскошное авто, на капоте коего возлежала томная и чрезвычайно легко одетая блондинка. Поперёк коллажа красовалась истекающая кровью надпись: "Зачмырить всех", наверху и на корешке золотом сияло гордое: "Хуян Буфетов" Мужчина криво ухмыльнулся. С какого-то момента брать себе похабные псевдонимы стало, как говорил один преуспевающий деятель от "типа культуры", "правилом хорошего моветона". Ибо дер шкандаль привлекает почтеннейшую публику.

Обложка следующего шедевруса, в отличие от рисованной предыдущего, была исполнена а-ля натюрель - в последние годы издательства, очевидно, испытывая нарастающую нужду в художниках, всё чаще прибегали к фотоообложкам. На шёлковой постели возлежал хрупкий голубоглазый юноша в белых гольфах, составлявших весь его гардероб. Юноша томно и зазывно взирал на шкафообразного бородатого верзилу явно кавказской национальности, в камуфляжных штанах и армейских ботинках, с голым торсом, заросшим курчавым волосом на зависть шимпанзе. Роман назывался "Мой ласковый и нежный зверь", автор Гей Прыжевальский...

Мужчина с ожесточением сунул шедеврус на место. Ведь знал же, ведь предупреждал мудрый внутренний голос - не заходи... Уже давным-давно книги заняли достойное место рядом с открытками, "писчими преднадлежностями" и прочей ненужной мелочью. Ладно... Мазохизм имеет различные формы, и посещение нынешних рудиментарных книжных магазинов не самая худшая из них.

- Ничего не выбрали? - огорчение продавщицы было явно неподдельным, и мужчина почувствовал себя виноватым. Девушка-то наверняка с выручки получает, нет выручки - обрежут зарплату.

- Мне бы для души чего-нибудь... - примирительно улыбнулся он.

- Духовное? - девушка споро забегала пальчиками по клавиатуре компа. - Вот, есть! "Псалтырь", "Евангелие", "Закон Божий"... а... ну это учебник для младшей школы... ага... где же ещё-то... Люб, а Люб!

- Чего? - отозвался женский голос из подсобки.

- А где-то у нас ещё "Кораны" были, слышь? В таких зелёных обложках красивеньких...

- Так вчера три последние забрали эти твои чуреки!

- Да не те, что с иероглифами, а которые по-русски!

- Аааа... Счас поищу!

- Да нет, не надо, спасибо, - мужчина бледно улыбнулся. - Скажите, а вам ничего не говорит фамилия Чехов?

- М? - девушка захлопала ресницами, но растерянность длилась не более секунды. Вновь забегали по клавиатуре тонкие пальчики. - Вот, есть. Анфиса Чехова, "Как правильно иметь мужчину"

- Спасибо, девушки, - мужчина улыбнулся шире. - Не надо меня правильно иметь.

Он уже взялся за ручку двери, и только тут увидел с краю сиротливо прижавшуюся стопочку книжек, явно не входивших в разряд бестселлеров. Помедлив, подошёл, взял в руки...

Среди поношенных справочников садовода и пособий по макраме стояла Она. Книга. "Воскресенье", сочинение Льва Николаича графа Толстого. С чуть поношенной обложки умоляюще глядели женские глаза, словно говоря: "забери, ну забери же меня отсюда! Что хочешь делай, хоть в печку, только забери!"

- А это что?

- А, это... - девушка слегка смутилась. - Это же бэ-у. Босс берёт где-то. Библиотеки там и прочее распускают... не, ну есть же место на полках, отчего нет?

- Я возьму эту книгу, - как можно твёрже сказал мужчина.

- Ну вот, видите, а то все бэ-у да бэ-у... Были же и раньше хорошие книжки, нет разве? И недорого совсем...

- А вы про Льва Толстого не слышали никогда? - он вновь улыбнулся симпатичной продавщице.

- Ну как же нет, мы ж его в школе проходили! Ему ещё памятник в Питере есть, медный такой и на коне! - девушка прочла наконец название книги. - "Воскресенье"... это что ли про зомби, да? Или про вампиров?

- Ну это духовное в основном, - мужчина в который раз улыбнулся. - Но и про зомби с вампирами тоже.

Выйдя на улицу, он вновь привалился к столбу. Достал таблетки, с тоской глядя в серое беспросветное небо. Господи... хоть бы солнышко выглянуло, что ли. Как там говорят в Одессе - "шоб вам всем так жить, а я лучше сдохну"...

Придя домой, он скинул отяжелевший от сырости плащ, поставил в угол развёрнутый зонтик - пусть сушится... Долго плескал себе в лицо водой из-под крана, то холодной, то почти кипятком. Настроение было препаршивейшее. Ведь знал же, знал, и всё равно попёрся... Ну кто теперь ходит в книжмаги?

Закончив плескаться, он вытер лицо и руки полотенцем. Всё-таки контрастное умывание - великая вещь. Вот, пожалуйста, уже легче...

Вернувшись в комнату, мужчина осмотрел покупку. Кажется или нет, но вроде бы глаза с обложки глядели уже не так отчаянно?

Он аккуратно пристроил книгу на забитой полке.

- Вот так, Катюша Маслова. Там как сложится, но стоять на панели с Гей-Прыжевальскими и Буфетами ты не будешь!

Улыбнувшись лицу с обложки, он прошёл к письменному столу. Когда-то друзья настоятельно советовали ему приобрести для рабочего места компьютерную стойку, однако время показало, что они ошибались, а он оказался прав. Разве может сравниться какая-то стойка с настоящим, кондовым письменным столом?

Ноут мягко зажужжал, загружая свой "виндовс". Мужчина вновь улыбнулся. Нет, ей-Богу, не зря он зашёл в тот магазин. Вот, пожалуйста, вызволил из унизительного вертепа хорошую книгу. Настоящую Книгу.

Вздохнув, он решительно придвинулся к столу. Врачи правы, надо спешить. Ещё утром казалось - всё бессмысленно, всё бесполезно, а теперь ясно - всего лишь надо поторопиться. Будут печатать, или нет - там как сложится, главное - писать. Писатель должен писать. Даже когда останется на Земле последний, всё равно должен.

* Данная надпись отнюдь не является художественным вымыслом. Плакат имел место в славном городе Челябинске и был снят лишь после того, как дело дошло до губернатора. Прим. авт.

Комментарии: 46, последний от 16/06/2017. © Copyright Комарницкий Павел Сергеевич (pavelkommm@rambler.ru) Размещен: 29/06/2011, изменен: 29/06/2011. 13k. Статистика. Рассказ: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Когда-то, очень давно, на глиняных табличках клинописью была написана "Песнь плача". Это было последнее произведение, написанное на шумерском языке. Более поздние неизвестны. Что чувствовал тот, последний шумерский писатель, создавая свой труд, который вскоре некому будет даже прочесть? Так может случиться вновь. Однако писатель остаётся писателем. Даже если он остаётся последним.

Комарницкий Павел Сергеевич : другие произведения.

Последний писатель