Одним прекрасным осенним вечером я задержался на учебе дольше обычного. Сев на полупустой автобус я отправился домой. Путь предстоял долгий даже при условии пустых дорог в позднее время. Обычно в автобусе я читаю, но из-за темноты и недостаточного освещения я отказался от чтения и довольствовался музыкой. В медленном ритме затухающего города я двигался так же медленно, словно сонный, я наблюдал плывущие пейзажи за окном. Утопая в натриевом свете и оставляя за собой только скользящие тени, я сидел у окна, глядя на блестящий асфальт. Странная грусть овладела мной. Это была хорошо всем известная беспричинная светлая грусть. Хотелось улыбаться, оттого что щемило мое сердце. Словно все мое существо вспыхнуло огнем, зажженным этими фонарями на улице, этим тусклым светом автобуса, усталыми взглядами немногочисленных пассажиров. Зажглось и тут же угасло, сгорев дотла, оставив горький на вкус пепел, легкий настолько, что я едва ощущал как он лежит где-то внутри и при каждом вдохе разлетается, смешиваясь с воздухом, который я так судорожно вдыхаю в свои, обожженные внезапным душевным порывом, легкие.
Когда я вышел на остановке неподалеку от своего дома, грязь, приветствуя меня, приняла мои ноги с чавкающим звуком. Когда автобус с шумом отъехал в спину мягко ударил прохладный, и потому, такой приятный ветер. Эта радость граничила со страхом заболеть, но мне было слишком приятно, чтобы думать о последствиях. Я шел медленно, стараясь хоть на минутку задержаться на улице, в голову пришло, что уже возможно завтра выпадет снег и я вижу этот пейзаж в последний раз. Я шел по асфальту, сильно шаркая ногами, чтобы грязь, застрявшая между протекторами моих кроссовок, не засохла в моем коридоре, и она, отлетая, в полете бросала на землю крохотные темные кружочки тени. Камни же, вылетая из по моих ног, ускакивали в темноту, стуча по асфальту. Я вошел во двор и ветер, задержанный стенами дома, оставил меня в покое. Словно его задача, сопроводить меня до дома, толкая в спину, была выполнена. Я сразу замедлил шаг. Голоса сидящих на лавочке ребят отзывались негромким эхом. Проходя мимо них я старательно делал вид что не замечаю их. Иногда доставал ключи, просто рылся в кармане или шел, смотря в другую сторону. В темноте хорошо то, что взгляд можно отвести себе под ноги. Они вдруг тоже убавили громкость голосов, почти шепчась между собой и наверняка, так же старательно делали вид что не замечают меня. Но мы прекрасно замечали друг друга. В этот момент наши мысли были друг о друге. Совершенно неизвестные люди думали друг о друге и навсегда оставались в истории жизней друг друга. Даже сейчас, спустя долгое время и могу вспомнить, как они выглядели и как свет от фонарей падал на их лица.
Я пришел домой настолько уставший, что бросив куртку у порога, оставив кроссовки на коврике в коридоре, прошел в ближайшую комнату и сел в кресло. Я сидел, не включая свет, и смотрел на тонкую полоску света от лампы, что проходила через дверной проем комнаты. Я ни о чем не думал. Просто смотрел в одну точку. В голове было пусто, мысли исчезали до того, как я успевал зафиксировать их присутствие и попытаться схватить их. Мне часто говорят, что я выгляжу, словно задумался о чем-то, но чаще всего, я поступаю так же; смотрю в одну точку без единой мысли. Где-то в углу сознания я слышал мысль о том, что нужно раздеться, помыть руки, сесть за стол, в конце концов, но продолжал сидеть. Кроме этой мысли я так ничего и не обнаружил. И чем дольше я сидел, тем сложнее становилось встать, словно тело наливалось свинцом. На кресле меня ничего не удерживало, но встать я не мог. В итоге я не раздеваясь, так и сидел в рубашке, не мыл руки и не ел. Я прошел в свою комнату и не разобрав постель лег спать, без одеяла, в рубашке. Включенный свет в коридоре, сумка и кроссовки остались терпеливо дожидаться меня. Проспав несколько часов, встал еще более опустошенный и только тогда нашел в себе силы раздеться, помыть руки и поесть. Во время столь позднего ужина на меня накатило одиночество, и когда я бросил взгляд на улицу через окно, я не увидел людей, я не увидел других окон, где бы горел свет. Даже те ребята, что сидели на лавочке, ушли. Словно весь мир вымер, кроме меня и я, с чашкой остывающего супа, ощутил себя последним человеком на свете.
С одной стороны меня это устраивало. Мне тяжело в присутствии людей, а в их отсутствии не легче. Знаете, как бывает, нахожу интересного человека, а потом узнаю его поближе и уже совсем разочарован. То ли в себе, то ли в нем. Казалось, дружба продлится так долго, может даже что-то серьезное будет. Но нет, серьезного мне хотелось с идеалом, но никак не с реальным человеком. И
я все время пытался осознать свою природу. Хочу ли я быть одинок или не хочу. Ведь, на мой взгляд, нет ничего хуже, чем идти против своей собственной природы, какой бы она не была. Настроение мое менялось и было сложно понять, где мои настоящие чувства, а где то, что я мог придумать себе. В поисках себя мой суп успел остыть окончательно, и я вылил его в раковину.
Я сел в кресло, в котором сидел до этого и думал о том, как люди могут быть вместе. Я даже придумал метафору для этого феномена. Каждый человек представляет собой галактику. У него есть мировоззрение и какие-то убеждения, это и составляет тот массивный объект в центре галактики, а вот уже звездные системы и отдельные звезды, это интересы, хобби, взгляды, это все рукава этой галактики. А теперь представьте, что в этой более или менее устоявшейся структуре появляется второй центр гравитации. Проще говоря, галактика одного человека сближается с галактикой другого. Центры масс вступают во взаимодействие и рвут друг друга на части, отрывая целые звездные системы, меняя их формы, разрушая их. Вот так я видел отношения. Все мы говорим, что нам нужна забота, внимание. Но это не так. Любить, оказывается, невероятно тяжело. Что ж, люди как-то живут вместе, вроде даже любят друг друга. Что же со мной не так? Я слегка поддался вперед, нащупав ответ.
Мне было сложно поверить, что кто-то полюбит меня со всеми моими тараканами. Для меня это было странно, что кто-то заинтересуется мной, кто-то захочет помочь мне справиться с самим собой просто так, только из-за чувства любви. А помогал ли я кому-нибудь так? Чем больше я думаю, тем меньше шанс того, что меня можно будет спасти. Я часто замечаю, что я уже не воспринимаю себя как человека, скорее как белую мышь в лаборатории. Вся жизнь превратилась в один затянувшийся эксперимент, целью которого является исследование, как долго живут мыши в подобных ситуациях. Мне и самому интересно, сколько же я протяну до того момента, как потеряю рассудок. Словно Элджернон, белая мышь, я ползаю по лабиринтам, становясь умнее с каждым разом, но скоро все должно измениться. И знаете, я жду этого с нетерпением. Еще никогда мне не удавалось так детально изучать человека, стоящего на краю.