Комаров Сергей. hangmoon@mail.ru
2004 г.
ДЕТИ И МАНЬЯКИ.
Глава 1.
Я сидел на траве, прислонившись спиной к шершавым и теплым доскам заброшенного барака. Июльское солнышко приятно щипало кожу вокруг носа и глаз. Говорят, жмуриться, это не очень хорошо - быстрее пойдут морщины, но не носить же теперь все время солнечные очки. Да и вообще, о каких морщинах тут думать, когда тебе только-только исполнилось тринадцать лет, а впереди еще почти целых два месяца абсолютной беззаботности и счастья, с лучшими друзьями, с купанием и искрящимися брызгами, дурашливым смехом без особых причин, с клубами пыли от резкого движения правой ноги, когда новенький велосипед втирается своими шинами в горячий песок проселочной дороги, с футболом и ежедневными кострами. Нет, тут уж что ни говори, а для меня любой солнечный день - это настоящий праздник. Я сейчас даже специально закинул руки за голову, спрятав пальцы в волосах, чтобы ловить ласковые солнечные лучики большей площадью. Долго так, кончено, выдержать не получилось. Веки предательски задергались, и вскоре все-таки пришлось закрыть глаза, а то потом голова болеть будет. Зато теперь можно было поднять лицо еще выше - прямо к огненно-золотистому шарику, висевшему в безоблачном небе, подернутом легким белесым маревом.
Через пару минут коленку что-то защекотало, и я приоткрыл один глаз. Это был муравей. Губы сами по себе расплылись в улыбку. Такой смешной маленький, ползет себе куда-то, думает, что мои загорелые исцарапанные об кусты ноги, это высокие горы...
До чего же все-таки удивителен мир! Крохотные травинки, деревья, голубое небо, кажется, так все просто и понятно, а посмотришь вот на такую травинку вблизи, дух захватывает. Тысячи каких-то ворсинок, складочек, царапинок, а там ведь дальше еще миллионы клеток, и в каждой тоже свой микро мир, и еще, и еще глубже - до самой бесконечности. И что уж тут говорить о хоть и маленьком, но по-настоящему живом муравье, если даже эта травинка или едва различимая на фоне темного ствола дерева пушинка - целая маленькая вселенная. Да и к тому же, это ведь не просто упорядоченные особым образом атомы, тут еще и индивидуальное восприятие их каждым в отдельности живым существом. И, что самое главное, не только органами чувств, - ясно, что муравей видит все совсем по-другому, - но и по внутренним ощущениям...
Я снова прикрыл оба глаза.
...Для меня не существует никаких световых волн и фотонов, хотя, при желании, можно настроиться и на это, я даже не вижу желтый свет, отражающийся от зеленой травы и проходящий сквозь зрачки моих глаз. Мне кажется, что этот свет, он на самом деле жидкий и очень-очень сладкий. Трава с тысячами ворсинок, пчелиные дворцы из лепестков цветов, пушистые веточками и листьями деревья, все это покрыто приторным солнечным медом. Это - мой мир, мой медовый мир!.. Точно таких же больше нет, но, что интересно, есть другие, и их миллиарды, и все они складываются в одну общую, но, в то же время, бесконечно уникальную сущность...
--
О чем задумался, Димка? - Прозвучал прямо у меня над ухом тихий, немного подрагивающий голос.
Я неторопливо открыл глаза. Прямо передо мной сияло улыбкой загорелое лицо Тимки. Подкрался-таки, мерзавец.
--
Ты чего такой довольный? - Улыбнулся я в ответ. - Опять сбежал?
--
Неа, рад, что тебя нашел. Так и знал, что ты тут болтаешься. - Тим схватил лежащую на моем пузе книгу, я уж и забыл про нее. - Не от кого я не сбегал. Алевтина нас сейчас и так отпускает, знает, к вечеру все равно вернемся... А захотел бы и сбежал!.. Что читаешь?
Да не болтаюсь я тут, а сижу. Мои губы расползлись совсем уж в какую-то гигантскую улыбку, аж щеки свело. Ну а что тут еще придумаешь, если я его целые сто лет не видел. Вон, неделя всего прошла, а уже и загореть успел и прическу поменять когда-то умудрился.
Черные идеально прямые волосы Тимки были подстрижены под модную в его возрасте шапочку. Ему очень шло. Надо же, странно даже, такая прическа по нынешним временам стоит ого-го сколько, если в хорошей парикмахерской стричься, а здесь... Нет, все-таки, сейчас им в интернате, что ни говори, а жить стало куда как комфортнее - телевизоры новые поставили, компьютерный класс есть, прически вон какие начали делать.
Я еще раз взглянул ему в глаза и совершенно не заметил в них обычной специфической едва различимой Тимкиной грусти, он сейчас буквально сиял хорошим настроением.
--
Зигмунд Фрейд. - Продолжал Теребить он в руках мою книгу. - Фантастика что ли какая? Интересная?
Ну тут я уже не выдержал и захихикал.
--
Да нет, женский роман. - Я наконец поднялся с земли, отряхнул сзади шорты и изъял Фрейда обратно в свои руки. - Скучища жуткая.
Объяснять, почему читать иногда надо не только из-за интереса, у меня сейчас не было ни малейшего желания, к тому же отдать книгу Тимке я, к сожалению, все равно не мог - не моя. Я конечно много читаю, но не до такой же степени... А Фрейд мамин, она дала его дяде Славе, а тот "выловил" меня сегодня утром возле своего дома и просил вернуть, вот и несу. За два дня прочитал. Умный он, дядя Слава. Или как?
--
Ну что идем?
--
А сколько сейчас? - Я, честно говоря, совсем потерял счет времени.
--
Часа четыре.
--
Ну хорошо, пошли, только, Тимка. - Я сделал виноватое лицо. - Придется сделать небольшой крюк, надо отнести книгу маме, это ее, да и кеды напялить, не босяком же я играть буду. Ты не против?
Тим был не против.
Маму мы нашли сразу же. Она крутилась на террасе, как будто бы специально поджидая тут нас. Все это очень сильно грозило длительным чаепитием и прочими мамиными штучками, так что я быстро проскользнул внутрь дома, подальше от нее.
--
Здрасте. - С особой интернатской выучкой поздоровался Тим.
--
Здравствуй, Тимур. - Мама широко улыбнулся, я, правда, не видел, но точно знал, что это так. - Садись. Чайник уже почти вскипел.
Начинается... Тимура какого-то придумала. Тимка.
--
Не надо, Нина Алексеевна. - Невнятно пробурчал в ответ интеллигентный детский голос. - У нас сейчас футбол.
Молодец, Тимка!.. Вообще, не надо было так резко бросать его наедине с моей мамой, мне все время казалось, что он ее почему-то побаивается. Но слушать мамины наставления во время чаепития у меня сейчас ну совершенно не было настроения.
--
Подождет ваш футбол, садитесь.
Господи, да что ж это такое?!
--
Мам, ты не видела мои кеды? - Закричал я, попытавшись сбить ее столку.
--
Я сейчас поищу, сынок. Иди пока чаеку попей.
Вот еще! Чего их искать-то, вот они.
Я быстро нацепил свои старенькие кеды на голые ноги и устремился назад. Может быть скорость поможет...
Тимка уже мыл руки, скиснув под ласковым натиском моей мамы. Вот удивляюсь я двенадцати летним парнишкам, которые моют руки по пятнадцать раз в день - не детское это дело. Но Тим - есть Тим, и интернатский менталитет - есть интернатский менталитет.
--
Все, мам, пока, мы пошли. - Быстро протараторил я.
--
А чай как же?
--
Какой нафиг чай?! Футбол.
И чего это она с этим чаем сегодня так привязалась. Ужас какой!.. Нет, мама у меня - золото, но иногда вдруг такую ерунду начинает нести, аж страшно становиться.
--
Подождет ваш футбол.
--
Мам! - Пожалуй слишком грубо вскрикнул я. Вообще, негоже конечно, но сегодня, я видел, с настроением у мамы было все в порядке, так что...
--
Ну хорошо-хорошо, - сдалась она наконец, - иди, но к ужину, чтоб был, как штык.
Мама схватила меня за плечи и, - ну как такое только могло придти в ее голову, - поцеловала в щечку...
Классная у меня мама. Я ее больше жизни люблю. Ну что тут говорить. Бывает, зимой приду после школы, весь замерзший, усталый, а мама лежит на диване под мягким пушистым одеялом, какую-нибудь книгу читает, а я подкрадусь к ней "незаметно", заберусь под "крылышко" и так сразу тепло становится, так хорошо на душе, что тут же засыпаю. А она меня по голове, нежно так, гладит, моя мамочка...
Но это наш с ней секрет. Сейчас-то я сморщился весь, фыркнул!
--
Да ладно тебе. - Понимающе покачала головой она. - На вот тебе!
Мама еще раз поцеловала меня, прямо-таки показательно, а потом зачем-то чмокнула в темечко и Тимку.
--
Все идите. И, сынок, будь пожалуйста осторожней.
--
Ладно-ладно. - Крикнул я уже с крыльца.
Мама помахала нам вслед, и мне, почему-то вдруг стало так жалко ее. Я ведь у нее единственный, никого нет больше. Блин! Да что там на футболе со мной случится может, ноги что ль переломают?!
В голову неожиданно ударила дурацкая и очень страшная мысль - мне вдруг подумалось, что, если это последний раз, когда я видел маму.
По спине прошел холодок.
Нет, ну надо же такой бред иногда в голову лезет... И, все-таки, я еще раз обернулся назад. Мамы уже не было.
Ну и ладно!
Взгляд случайно упал на Тимкино лицо. То аж все горело.
--
Ты чего? - С легким раздражением спросил я, только через секунду поняв, насколько это было по-идиотски.
--
Ничего. - Тимка отвел взгляд и "невзначай" обогнал маня на пару шагов.
Я вздохнул... Да, все у них там в интернате есть. И телевизоры, и компьютеры, и прически...
До меня вдруг неожиданно дошло, что это мог быть первый поцелуй в Тимкиной жизни, не первый девчачий, а ВООБЩЕ первый. Да это ж дикость какая-то!
Меня аж всего передернуло...
Следующие пять минут мы шли молча. Каменистая дорога, идущая вдоль наших участков тихо шуршала под ногами мелким гравием. Прибывающие в своем пике пышности кроны яблонь и боярышника переваливались через садовые ограды, нависая прямо над нашими головами. И, главное, народу никого - купаться, что ли, все ушли.
Тимка шагал впереди, и я мог на него спокойно смотреть. Хотя нет, не на, а скорее сквозь него. Он был одет в темную рубашку с короткими рукавами, длинные, но узкие шорты, в правом кармане виднеется какой-то блокнот, дальше тонкие золотистые на солнце ноги, светло-голубые носки и кеды. На пятке левого носка была довольно большая дырка. Видеть ее я конечно не мог, но знание этого пришло настолько четким, что сомнений не было. Еще под одной из лопаток у него была маленькая родинка. Я всегда замечаю такие на первый взгляд неважные вещи, все это имеет очень большое значение, чтобы легче проникнуть в глубину души и быстрее увидеть...
Пространство дернулось, и сочная зеленая трава вокруг нас подернулась коричневатым позолотом. Небо вспыхнуло розовым, а сверху посыпались кружащиеся, не смотря на безветрие, огненно-желтые кленовые листья. И тишина.
Тимка жил в осеннем мире. Очень красивом и сказочном, но, все-таки, осеннем...
--
Ты чего, Димка?
Неожиданно оглянувшийся Тим вырвал меня обратно в мой собственный мир. Я хотел резко уронить голову, но было уже поздно, - он смотрел мне прямо в глаза. На лице его, как ни странно, читалось больше любопытства, чем раздраженности или злости. Хороший он, все-таки, Тимка.
Мне вдруг захотелось ему все немедленно рассказать, открыть то, о чем я еще ни разу никому не говорил.
--
Зачем ты так на меня смотришь?
--
Знаешь, Тимка, - я на секундочку запнулся, - знаешь, у меня есть дар. Ты только не смейся. У меня есть дар видеть внутреннюю сущность людей.
--
Как это? - Не понял Тим...
Я сморщил лоб. Блин, как бы ему получше объяснить.
Мне казалось, что наш мир на самом деле многослойный, и количество его слоев исчисляется количеством живущих в нем существ. Мой медовый мир - это всего лишь одна из миллиардов составляющих реальности. Когда я был один, то мог узреть лишь его. Это было довольно многим, ибо остальные люди обычно видят вообще только суммарную картину - общую совокупность всех слоев. Но мой дар, как я считал, заключался в том, что глядя на человека, я мог разглядеть и его составляющую в этом мире, словно сквозь специальную призму...
--
Я могу посмотреть на кого угодно и сразу же узнать истинную суть его души. Понять, плохой он или хороший.
--
Определить по лицу?
В голосе Тимки по-прежнему не было ни капли иронии.
--
Не только по лицу. - Ответил я. - По многим признакам. Чем больше мне известно о человеке, тем глубже я его вижу... Нет, понимаю, звучит конечно глупо. Я сам сначала думал, что все это - просто мое детское воображение, но один раз совершенно случайно заглянул в одного человека, и ужаснулся. В его душе царил полный хаос, тьма в небе, дыра вместо солнца, а вся земля в крови, кошмар.. А потом оказалось, что это был беглый преступник, убийца. Он получил пулю между лопаток, когда, застрелив двух ментов, пытался уйти от погони. По телеку показывали... А на первый взгляд ведь был обычным мужиком... С тех пор я никогда ни в ком не ошибался.
--
А какой я, Дим? - Как-то уж очень серьезно вдруг спросил Тимка.
Ну и вопросик.
--
Ты, Тима, просто замечательный. - Я застенчиво улыбнулся.
--
Правда?
--
Конечно... Вот сейчас, например, смотри... Другие бы смеяться стали, а ты выслушал, не знаю уж поверил или нет, но хоть издеваться не стал.
--
Да ты что? - Тимка весь залился краской. - Да с чего это мне издеваться над тобой, мы же друзья, мы же с тобой друзья.
По моей груди разлилось приятное тепло... Ну да, я знал Тимку уже года три, с тех пор, как их стали вывозить на лето в наш местный детский лагерь, встречались пару раз в неделю, в футбол играли вместе, болтались по участкам. Конечно мы были друзьями, но все же, для него, и для таких, как он, это слово, я знал, гораздо важнее, чем кажется со стороны. Приятно, черт возьми.
--
Ну а кто ж мы еще, Тимка.
Тимка просиял.
--
Я никак не мог смеяться над тобой, Дим. - Добавил он. - Марина Александровна говорила, что с теми, кто лучше тебя надо вести себя прилично.
Вот те и на!... То есть как это лучше? Вот какие там у них в интернате оказывается определения.
--
Ты чего городишь-то. - Сипло выдавил я. - Что значит лучше?
--
А разве нет? - Тимка видимо понял, что обидел меня, потому что его голос стал вдруг очень скромным. - Ты намного умнее, сильнее, симпатичней, у тебя дом, мама... А я кто?
--
Тим, ты сейчас пронес такой бред, что я даже отвечать ничего не буду.
Умнее, сильнее, симпатичнее - придумает же такое! По русскому чистый двойбан с плюсом, а историчка вообще говорит, что я в облаках летаю... разве что по математике с физикой пятихатники, но, по-моему, это какие-то предметы-то примитивные, на уровне музыки с физрой, не знаю, чего они так всех парят?... А потом, в итоге, все еще и шарахаются, кому нужен друг - умник... На счет сильного я вообще молчу - дохля дохлей. Координация хорошая, а мышц как будто и вовсе нет - мама все время твердит, что выгляжу младше своего возраста... Симпатичный... Красавец, блин нашелся! Нет, ну Тимка, он конечно иногда дает, не тем местом парень думает.
--
Ты, это, извини, если обидел, - пролепетал Тим, - просто...
--
Забыли. - Отмахнулся я...
Мы завернули за деревья и прошли сквозь деревянные ворота, отделяющие наши участки от остального мира. Футбольное поле было совсем рядом, метров пятьдесят вниз, за бугром. Отсюда уже можно было расслышать как кто-то орет. Вадик что ли, не пойму... Хотя, в любом случае мы еще не опоздали. Обычно основная масса ребят подваливает только часам к пяти.
Справа послышалось какое-то копошение, и через пару секунд к нам на насыпь с уходящей вниз тропинки выползли две знакомые фигуры семи и тринадцати лет - братья Васька и Ванька, соответственно. Странно, откуда это они? Видать уже успели забежать в деревенский магазин, купить какую-нибудь гадость.
--
О, привет! - Василек весело запрыгал в нашу с Тимкой сторону. - Стипа, а я сегодня на воротах стоять буду!
Стипа - это моя кличка, меня так все называют. Фамилия Степанов, а зачем на "и" переделали понятия не имею. Почему-то так вот звали, Стип или Стипа. Димкой-то меня только Тим называл, он, вообще, ко всем обращался только по имени, разве что, кроме Локи, да и то, потому что Ванек сам просил, причем вплоть до пены на губах просил. Интересно, он хоть знает, что это означает, остальные-то, конечно, понятия не имеют, фамилия - Локирев, какой тут к бабушке ангел смерти.
--
А ты умеешь хоть мячик-то ловить? - Поинтересовался Тимка.
--
Да ничего он не умеет. - Хмуро буркнул Локи. - Будешь на замене, понял.
--
Слушай, Василек, а чего это у тебя брат такой злющий? - Тихо, едва сдерживая смех, спросил я, немного наклонившись к пушистой мальчонкиной голове.
Глаза Васьки сощурились в две веселые полоски.
--
А папка опять поймал его с... сигаретами. - Он смешно расхохотался. - И выдрал ремнем!
Я коротко прыснул. Смешного-то конечно мало, не понимаю, как вообще можно бить детей, но чего-то на этот раз не удержался.
--
Молчи, мелкий! - Локи отвесил братишке не слабенький подзатыльник, так, что волосы на макушке малыша взорвались прямо-таки фонтаном.
--
Ай, дурак! - Покрасневший Василек отбежал на несколько метров, но было видно, что особой обиды на брата он не держит. Привык.
--
Не надо было курить. - Поучительным тоном заметил Тимка.
--
Иди ты знаешь куда. - Локи достал из кармана новенькую пачку LM и, пошуршав оберткой, показательно извлек очередную сигарету. - Здарово, Стип.
--
По пьянке что ль? - Я пожал ему руку.
--
Да пошел он на! - Ванька сделал глубокую затяжку и красиво так перекинул сигарету между пальцами. Вот ради этой красоты и захлебываются спазмами собственных изуродованных легких тысячи находящихся на последней стадии рака людей по всему миру.
Локи вообще был незаурядной личностью. Во-первых, он почему-то всегда ходил в штанах, даже когда на улице было плюс тридцать пять. Всегда вот эти вот бежевые брюки с кучей карманов. Не знаю, лично мне нравятся самодельные джинсовые шорты с бахромой внизу. Во-вторых, он был намного богаче всех остальных, кого я знал, и, наверное поэтому, считал себя непомерно крутым. По мне, так скорее он был нервным, чем крутым. Ну а чего, мамы нет, один только пьющий отец бизнесмен... А вообще, они мне с Васильком оба очень нравились. С самого детства вместе - дачи в упор.
Я перевел взгляд на Василька. Тот сидел на корточках и рисовал на песке палочкой, что-то тихо напевая себе под нос тоненьким голосом. Пространство подернулось...
Чтобы увидеть мир такого малыша, особо и напрягаться-то не надо. Воздух вокруг закружился тысячами белых пушинок, из земли на длинных салатовых ножках выскочили круглые шапочки одуванчиков. Через секунду маленькие "парашютисты" засыпали все вокруг. Василек и сам был вылитый одуванчик, такие же пушистые светлые волосы, торчащие во все стороны, и тонюсенькое, совсем невесомое тело. Может быть мир голубовато-фиолетовых цветочков смотрелся бы еще красивее, но тут был только белый пух, и про себя я всегда называл Василька именно Одуванчиком.
Люблю я, все-таки, вот так вот смотреть на людей. Да и вообще, я людей люблю. Знаю, это сейчас не очень модно, но мне даже трудно представить, чтобы я делал без других, без друзей и недругов, хотя недругов-то у меня, по-моему, совсем нет, не говоря уж об откровенных врагах. Особенно мне нравятся дети. Наверное из уст тринадцатилетнего пацана это звучит немного смешно, но, что уж тут таиться, детские миры в тысячи и тысячи раз лучше, чем взрослые. Я еще ни разу не видел, чтобы мир ребенка был плохим. Сам ребенок - да, но не его мир. Мне попадались чудесные и сказочные, печальные, но удивительно красивые, загадочные и абсолютно нереальные, даже наполовину мультяшные, но никогда, ни в коем случаи уродливые или хоть сколько-нибудь злые. А миры взрослых, они очень пресные и скучные. Чем старше человек, тем менее красив его вклад в общую сумму, и даже миры самых отчаянных мечтателей обычно таят в себе лишь большее количество тепла. У взрослых слишком четко выделены принципы и цели, но слишком бесцветны и размыты границы всего остального. По-настоящему хорошие миры лишь у тех, кто еще хранит в себе капельку детства, но таких людей почему-то просто катастрофически мало. Ребенок же в душе у большинства постепенно начинает отступать все глубже и глубже, пока наконец полностью не теряется во взрослых проблемах, неприятностях и скептицизме. Но это-то еще не так страшно, в конце концов, так уж устроена наша жизнь. А страшно то, что некоторые люди специально убивают в себе ребенка, причем почти всегда делают это с особой жестокостью. Заливают водярой, прокалывают иглой наркомана, душат сигаретным дымом, просто начинают отрицать его существование, наконец. Я сотни раз видел таких взросленьких мальчиков, которые в свои пятнадцать-семнадцать лет ведут себя, как будто им уже давно стукнуло по тридцатнику. Только вот крутыми мальчиками оставаться им не долго, потому что убитый внутри ребенок исчезает далеко не без последствий, душа пустот не терпит. Его место почти сразу же занимает совершенно противоположная сущность, детский антипод. Я называю ее маньяком - такая же злобная и бесповоротная, мерзкая разрушающая сила. И тогда обратной дороги уже нет. Маньяк пожирает тебя изнутри, и ты становишься настоящим чудовищем. Таких миллионы, таких чуть ли ни большинство. Причем, если миры подобных женщин, как правило, хотя бы просто делаются полностью бесцветными или вообще меркнут, превращаясь в пустоту, то миры мужские абсолютно всегда заполняются ужасом и страхом, кровью и насилием, пожирающим огнем и развратом. Я видел такие миры, они отвратительны. Продажные политики, чиновники, террористы смертники, убивающие женщин и детей, наемные убийцы, солдаты по найму. И мир еще полностью не погиб лишь потому, что большинство маньяков пока все-таки сдерживает хрупкая оболочка, рожденная любовью их собственных детей, последняя преграда против зла. Но что тут пугает - миры маньяков не только вносят в реальность свою черную лепту, но еще и оказывают влияние на слои соседей. Также как дети спасают их от полного уничтожения души, они в ответ наносят им страшную боль. Ведь если ударить такого вот Василька, то и мир его взорвется плачем, и одуванчики завянут, а если взять и уничтожить всех таких Васильков на Земле, то и настоящие одуванчики исчезнут навсегда. Неужели же люди не понимают, что убивая детей они убивают сам мир, и что не будет больше ни одуванчиков, ни кружащихся на ветру кленовых листьев, ни солнца, ни воды, ни воздуха, а удерживающая девяносто девять процентов маньяков платина прорвется, и наш мир обернется в один кромешный кровавый хаос страданий и боли. Вот почему смерть любого ребенка - это самое страшное горе, а рождение нового - самое значимое и великое чудо! Мы дети несем в мир все, что в нем есть хорошего, не важно крутясь у взрослых под ногами или еще живя в их душах, и защищаем его от всего, что есть в нем плохого. А маньяки были, есть и будут всегда, но это уже не люди, это нелюди. А людей я люблю...
--
Ну чего, как играем, Стип?
Незаметно для самого себя, я уже оказался на поле. Площадка у нас так себе, то яма, то канава, а в длину всего-то метров тридцать. Самодельные ворота из сосновых бревен, которые каждый год заново делать приходится - какой-то, скорее всего очень милый на вид человек имеет не только хорошую пилу, но еще и темный мир внутри. И чем только может мешать кусок вытоптанной земли?.. Но зато вокруг росли деревья - березы с осинами, хорошее было поле, уютное...
В футбол я играю намного лучше всех и поэтому почти всегда проигрываю. Это же нечестно, брать себе самых хороших игроков, когда в другой команде и так играть некому. Вот и приходиться возиться в одной бригаде с малышами и "инвалидами". Другими словами, мне просто на просто не хватает наглости.
Не знаю, как у других, но у меня во время футбола происходит какое-то раздвоение личности. В обычной жизни я довольно молчаливый и даже, мне кажется, немного скромный, а тут, тут я иногда просто как бешенный ору. Такие эмоции и выплеск энергии. Стыдно признаться, но бывает даже и матерком пропускаю. Для меня самого это дикость, но, извиняюсь, с двух метров-то можно в створ попасть, когда, обыграв пол команды, из последних сил пасик ему выдаешь?!
Впрочем, сегодня я выиграл. Василек опять не вовремя открыл рот и психанувший на своих ржущих дружков Локи пошел играть в мою команду, да еще и старался, как черт. Вдвоем мы накидали им столько "банок", что мне бы на их месте прям стыдно стало. Господи, какое же это удовольствие играть в футбол, когда можно хоть кому-то отдать пас.
Обычно мы играли часа полтора, но сегодня противник скис чуть ли всего не минут через сорок.
--
Да, ну и чего это за фигня, Стип? - Уж что-что, а проигрывать Вадик не любил. - Вы б еще Валеру взяли. Очень, блин, интересно.
--
Глотайте соски, дети! - Локи был доволен, как никогда. И, если у меня в таких вопросах не хватает наглости, то у него ее очень даже предостаточно.
--
Заткнись, Ванек. - Валера сжал кулаки. - Сам играть не умеешь, и нечего хлебальник раскрывать. Без Стипы, ваша команда - ноль!
Бывали у нас на футболе и драчки, но на этот раз все обошлось. Мы просто отдали им Тиму и продолжили играть дальше. Ничего это естественно не изменило. Тимка, к сожалению, дружил только со мной, но никак не с мячиком.
Хорошо, в общем, поиграли, мне понравилось...
Время было уже почти полседьмого, и многие ребята отправились ужинать. Я тоже хотел было идти, но Санек с Вадиком уговорили меня сначала искупаться, благо наш карьер был совсем рядом, да и плавки я одеть не забыл. Обожаю купаться вечером.
Я стянул с себя мокрую от пота оранжевую футболку, сбросил шорты и кеды, небрежно швырнул все это в общую кучу и плюхнулся с разбега в казавшуюся сейчас горячей воду. По идеальной глади пошли равномерные широкие круги. Вслед за мной в воду попадали Тимка, Вадик, Санек, Валера и Василек. Только Локи остался сидеть на песчаном берегу, провожая нас надменным взглядом и отпуская какие-то фразы - чего-то там его то ли мутность воды не устраивала, то ли еще что, другими словами, плавки забыл.
А потом началось то, что я называю счастьем. Мы дрызгались и толкались, как младенцы. И все это под неугомонный хохот и крик. Золотистые на фоне закатного солнца брызги вздымались, наверное, метра на три, не меньше... Вылез из воды я чуть живой, еле ноги шевелились. А в сердце прям радость трепещется. Какой-то сегодня необыкновенный день, удивительный...
Воду я покинул последним, вместе с Тимкой, но тот, вообще, в последнее время не отставал от меня и на три метра. Остальные уже успели подняться наверх и разговаривали с откуда-то тут взявшимся Стасом с новых дач, пятнадцатилетнем Гришкой и еще каким-то неизвестным мне парнишкой, на вид, моим ровесником. Я схватил в охапку одежду и медленно пошел к ним.
--
...Это мой новый приятель с соседней дачи. - Услышал я голос Гришки. - Клевый пацан. Очень просил, чтобы я с вами его познакомил.
--
Вадим.
Какой ты нафиг Вадим. Тебе одиннадцать лет.
Парнишка пожал Вадику руку.
--
А я Вася!
Ты Василек.
--
Локи.
Ну крут, крут. Чего тут говорить.
--
Тим.
Слава Богу, хоть этого приучил.
Я отодвинул Тимку в сторону и смог наконец рассмотреть новенького изблизи. На первый взгляд он не вызывал ничего другого, кроме искренней симпатии. Я аж вздрогнул от неожиданности, никогда не думал, что бывают такие красивые люди. Вот кто уж точно симпатичный, не ровень мне... А то Тимка все, я, да я... У парнишки были длинные до плеч каштановые волосы, большие с оттенком зеленого глаза, острый аккуратный нос и хорошая такая, немного застенчивая улыбка на губах. Да и одет он был как-то очень необычно - красиво. Поверх черной футболки зеленая безрукавка и брюки, как у Локи, только без карманов, черные и немного уже. Прям эльф какой-то, ей богу!
--
Димка. - Я выставил вперед руку.
Он, как мне показалось, с удовольствием пожал ее, и от его гладкой ладони ко мне пошло приятное тепло.
--
Рад познакомиться, Димка! - Не то сказал, не то пропел он. - А меня зовут Кириллка.
Я обомлел. Кириллка просто завораживал.
--
Ну что, идете? - Стас закинул на плечо гитару.
--
Я да. - Откликнулся Локи. - Василек, соответственно, тоже. Одного домой я его не пущу.
--
Я иду. - Подхватил Вадик.
--
Вы о чем? Куда идти? - Не понял я.
--
Мы на костер. Идешь с нами?
--
Конечно. - Наконец дошло до меня. - Я сейчас догоню, я быстро. Одной ногой туда, другой обратно. Вы пока разжигайте, а я поужинаю и прибегу.
--
Неа, Стип, мы идем на новое место, в глубь леса. Кириллка сказал, что знает отличную полянку. - Гришка развел руками. - Сам не найдешь.
Бли-и-н! Ну как же так. И почему сегодня так рано? Еще же даже не стемнело, совсем день... Ну ничего не поделаешь, ужин ждет, а точнее, ждет мама.
--
Тогда, наверное, нет. - Неуверенно пролепетал я. - Мне домой надо.
--
Ну как знаешь. - Хмыкнул Стас и, развернувшись, пошел в сторону леса.
Я почувствовал на себе грустный взгляд Тимки, уж ему-то точно не хотелось возвращаться "домой" раньше времени.
Костер в глубине леса!
Я уныло вздохнул.
--
Да ладно тебе, Димка. - Кириллка положил свою необыкновенно горячую ладонь на мое холодное плечо. - Куда он денется твой ужин. А то я завтра с утра уезжаю, потом еще неизвестно когда увидимся... Пошли!
И конечно я пошел. Натянул свои джинсовые шорты прямо на мокрые плавки и пошел. Отступившее было хорошее настроение вновь расползлось по груди волнами приятного тепла. Ну будет конечно мама ругаться, куда от этого денешься, но с другой стороны, что, в первый раз что ли?
Кириллка шагал в нескольких метрах впереди. Его тонкие прямые волосы развивались на легком вечернем ветерке. Казалось, он не ступает, а буквально летит над поверхностью тропинки. Мелодичный голос звучал, как сказочная флейта. И тем не менее я никак не мог сосредоточиться, глаза буквально разбегались - слишком необычным был он, Кириллка...
Наконец я напрягся посильней и по пространству вокруг прошла легкая волна дрожи. Оранжевое вечернее небо зажглось яркой солнечной голубизной, а от горизонта к горизонту раскинулся разноцветный мост гигантской радуги. Я перевел взгляд на тонкие руки Кириллки, и вся земля вокруг покрылась целой россыпью огромных красных роз. У меня аж дыхание перехватило! Удивительно, обычно мне требовалось всего пара секунд, чтобы увидеть сразу весь мир целиком любого человека, но тут картина открывалась постепенно, и это потрясало... Я судорожно забегал глазами по фигуре Кириллки, ища следующую деталь, за которую можно было бы зацепиться... Тонкие изящные пальцы - и воздух наполнился необычайным малиновым ароматом. Это было фантастически, еще никогда я не встречал ничего подобного. Такого друга я искал всю жизнь.
Кириллка на мгновение повернул голову, и мой взгляд скользнул по белой, едва заметной полосе на его шее...
Тысячи острых безжалостных игл тьмы ударили по моему ошеломленному сознанию. Сердце в груди остановилось. Я что-то гулко вскрикнул и беспомощно рухнул на колени. Кожа на всем теле покрылась холодными мурашками, в глазах вспыхнула пелена.
--
Ты чего, Димка?! - Испуганно вскрикнул Тима, и голос его звучал как будто бы откуда-то издалека. - Что с тобой?!
Я слышал, как остальные ребята быстро подбежали ко мне и обступили вокруг, но, тем не менее, продолжал лежать на земле, уткнувшись носом в траву, и не шевелиться.
--
Чего это с ним?
--
Не знаю.
И правда, что это со мной?...
Сердце в груди резко стукнуло. К горлу подкатил липкий ком. Я только сейчас понял, насколько жутким был только что пережитый мной страх. Еще бы чуть, и он мог бы меня убить... Но разве так бывает? По-моему, это только в книжках.
Я медленно поднялся на ноги. К коленкам и волосам прилипла грязная трава. Кириллка смотрел на меня почти в упор, и взгляд его был полон волнения и сочувствий. Ужас плавно отступил. В сознание ворвались сотни звуков - стрекот кузнечиков, чириканье воробьев, шелест листьев. Эффект был такой, будто я вырвался из ночного кошмара, будто я спал, меня разбудили, а вокруг привычное и родное лето. Я вдруг осознал, насколько беззвучным был Кириллкин мир.
--
Откуда у тебя этот шрам? - Тихо прошептал я.
--
Стипа, ты чего? - Еще раз поинтересовался дотошный Вадик.
--
Чего-чего! - Я отряхнулся. - Споткнулся! Не видишь что ли?!
Кириллка аккуратно провел рукой по шее.
--
Это я в детстве с качелей упал. - Нахмурился он. - Там дальше ржавая проволока валялась...
--
Ага. - Было видно, что Кириллке не очень приятно вспоминать этот случай. - Больно и... и очень страшно.
Холодные тиски, сжимавшие мое сердце, наконец полностью отпустили.
--
Чего встали. Пойдем что ли...
Ну конечно! Я каким-то образом сумел увидеть воплощенный в картинку Кириллкин ужас, когда ему в шею вонзился острый кусок грязной проволоки. Разве мог это быть его мир... Я и у взрослых-то такого кошмара ни разу в жизни не видел. Ни у одного самого конченного маньяка. Тут я даже не знаю, надо быть уж совсем бездушным чудовищем. Но разве Кириллка такой? Нет. А значит, это уже у меня шарики за ролики заезжать начали.
Я понял, что действительно зол на самого себя - и как я мог о нем такое подумать? Его душа была самой чистой из всех, что я видел!
Какие-то странные мне сегодня мысли в голову лезут. Не к добру.
Я улыбнулся и побежал за вырвавшимися вперед ребятами... Поближе к Кириллке...
Новое место и вправду оказалось просто замечательным. Уютная полянка четырех метров в диаметре и густой сосновый лес по кругу. Прям, как в старых сказках.
Дрова долго собирать не пришлось - сухими ветками, горящими, как бумага, была завалена буквально вся земля. Роль поджигателя на себя взял естественно Локи, надо же было похвалиться перед Кириллкой своей новенькой Zippo. Кириллка, в свою очередь, оценил Ванькину зажигалку по полной программе, чем вызвал к себе несказанную симпатию последнего. Довольный собой Локи извлек из пачки очередную сигарету и, прислонившись спиной к корявому дереву, сделал смачную затяжку, с удовольствием уступив право разжигания костра все тому же человеку. Кириллка справился быстро, с первого раза и без бумаги. Видимо, для него это было привычным делом.
Гипнотические языки рыжего огня весело заплясали в центре поляны. Волна детской активности постепенно сошла на нет, и очень скоро мы уже сидели в полной тишине, нарушаемой лишь мерным потрескиванием сухих поленьев.
И тогда Кириллка начал рассказывать... Не знаю, что это за дар такой ораторский, но более интересных историй я в жизни не слышал. Причем, важен был не сколько смысл его речей, а сколько слог, которым он все это вещал. Я невольно заметил, как челюсти у большинства моих приятелей то и дело отвисают, а уж маленькие Василек и Вадик вообще все время сидели с открытыми ртами. Стало совершенно очевидно, что Кириллка заворожил не только меня, но и всех остальных. Я еще раз похвалил себя за то, что все-таки поддался на уговоры, а то чего бы я сейчас делал там, дома? Впрочем, подобные мысли у меня возникали очень редко и все время проскальзывали как бы на заднем плане, основное же сознание было почти полностью поглощено Кириллкой и его таинственным приятным голосом.
Если бы дрова наконец ни кончились и наш костер вдруг ни затух, мы бы, наверное, даже и не заметили, как на лес опустилась настоящая ночь. Стас и Гришка взяли инициативу на себя, и очень скоро мальчишечьи лица вокруг снова засияли желто-красными тенями... А потом пришло время вспомнить о музыке...
Ах как же он играл на гитаре!.. Я и сам немного умею и даже перебором, но чтоб так!.. Хотя другого от Кириллки я уже и не ожидал, настолько он был идеален. Я рядом с ним чувствовал себя прям дауном каким-то, но, тем не менее, и зависти никакой почему-то совсем не было. Сын ведь не завидует своему во всем лучшему отцу, он им гордиться. Вот и здесь было примерно тоже самое, только я скорей не гордился, а наслаждался свои новым другом. Таким он был хорошим.
Кириллка пробежался пальцами по грифу и тихонько так запел:
Однажды в мир ворвался я, и был я там любим.
Морей великих, гор и вЕтров был я сыном.
И жизнь казалась сладкой, как нектар божественных цветов...
Мелодия была необычно мелодичной и красивой.
И рядом ты со мною жил, но не был ты любим.
Людских страданий, зла и горя был ты сыном.
И жизнь казалась горькой, как сок дьявольской полыни.
А припев Кириллка уже спел совсем не тихо. Я аж вздрогнул от того, как он заголосил.
Испортил ты мой мир зачем?!
Зачем ты отнял звездный свет, а дал взамен лишь тьму?!
Ты богом стал, а я никем!
Поднялся в рай и правишь там, а я низвергнут в глубину!
Но ангел мне сказал, что я не одинок,
И что миров повсюду бесконечно,
И что они открыты, ты бери,
И отдавай свое взамен,
И будешь жить ты вечно!
Струны гитары взорвались целым каскадом мелодичных арпеджо. С ума сойти. Раз уж он на этом бревне такое вытворяет, как же это будет на нормальном инструменте звучать.
Обалденная песня!... Правда, слова откровенно дьявольские, но все равно. Наверное какая-нибудь металлическая группа из сатанинских. Надо будет потом обязательно узнать.
Мне очень хотелось услышать, чем же закончиться эта история, но Кириллка вдруг неожиданно остановился...
--
Ну-у-у... - Как маленький ребенок возмутился Санек. - А дальше?
--
Да я дальше не помню. - Кириллка виновато улыбнулся и начал играть что-то другое. - Это очень старая песня.
Старая? Странно... Я уже хотел было спросить, что за группа, но меня опередил Тимка.
--
А вот Димка тоже считает, что миров на самом деле много. - Выдал он.
Я больно ткнул его локтем в бок. Вот и открывай потом друзьям секреты.
--
Мне тоже так кажется. Димка - умный. - Вдруг ошарашил он. У меня прям все лицо вспыхнуло. - И, вообще, вы все - очень хорошие ребята. Правда замечательно, что мы встретились?
--
Ага!
--
Конечно!
--
Да!
--
Я это к тому, что мне уходить уже пора. - Засмущался Кириллка. - Времени много.
--
Я с тобой. - Мгновенно отреагировал я. Мама уже, наверное, с ума сходит.
--
Ну ладно, идите. - Несколько разочарованно произнес Гришка. - А мы со Стасом еще посидим.
--
Санек, мы как идем или остаемся? - Пропищал Вадик.
--
Я никуда не тороплюсь. - Санька остался сидеть, где сидел.
Лес встретил нас непроглядной чащей и таинственными бликами лунного света. В другой раз мне бы наверное стало немного жутковато, но сейчас, когда вокруг друзья, когда рядом Кириллка, я чувствовал себя совершенно спокойно. Сплошная романтика и ни капли страха...
Я заметил, как съежившийся Василек как-то бочком, бочком, да и пристраивается к Ваньке. Маленький он все-таки еще, конечно страшно.
--
Ты чего, мелкий? - Локи бесцеремонно отпихнул прижавшегося к нему братишку.
Оставшийся без защиты Василек, не долго думая, сместился ко мне и аккуратно, как будто бы случайно, взял меня за руку.
Я беззвучно хихикнул. Хорошо, наверное, все-таки иметь брата. Везет им с Локи...
Идущий впереди Кириллка неожиданно свернул на узкую тропинку, уходящую в самую глубь леса.
--
Эй, ты куда, нам прямо. - Удивился я.
--
Прямо? - Кириллка приостановился. - Неа, так короче. Я проверял.
--
Это тебе до новых дач короче, - Произнес Локи, - а нам короче, как шли.
По-моему, тоже.
--
Да? - Кириллка посмотрел в непроглядную темноту своего пути и снова повернулся к нам. - Ну хорошо, идите, увидимся тогда...
--
Никаких тогда. - Наконец очухался я. Вот еще чего, бросать Кириллку одного посреди ночного бурелома. - Я с тобой.
Тима, разумеется, тоже был "с тобой", да и Локи явно не улыбалось остаться наедине с дрожащим Васильком...
Мы прошли несколько сот метров, а лес вокруг становился все темнее и темнее, что-то непохоже, чтобы эта тропинка вела на новые дачи. Стало как-то зябко.
Тимка остановился. За ним последовали и мы. Впереди, прямо перед нами виднелся какой-то непонятный густой дым.
--
Вы чего встали? - Удивился Кириллка. - Тумана ни разу не видели?
И он прыгнул в густое облако, полностью исчезнув из вида.
--
Кириллка! - Не выдержал я. - С тобой все в порядке?!
--
А что со мной может быть не в порядке? - Тонкая фигура Кириллки появилась обратно.
Хорошо, что ночью не было видно, как я покраснел... Сказать кому, не поверят - тумана испугался.