Сломить Зверя
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Он гораздо старше её, оба наркоманы
|
День первый. Сегодня.
- Заходите, заходите.
- Мне к врачу.
- Я врач.
- Хм...
- Не похож?
- Врачи в халатах...
- В халатах, которые за животы трогают. А я... Алимов?
- Да.
- Сергей Игоревич... Есть такой. А я пациентов... за души трогаю.
- Если дадут потрогать.
- Садитесь в кресло. Дадут! Для того и ходят. Добровольно. Вас ведь тоже не под конвоем привели?
- Жена приконвоировала. В коридоре сидит. На часах. И вообще, док, кончай баланду травить. Лечи, да я пойду. Дела у меня.
- Душа горит?
- Не у тебя горит. Лечи.
- Охо-хо! С места и в карьер - лечи! Как мне вас лечить, если...
- Дело хозяйское. Ты за это бабки получаешь. Уколы делай, гипнотизируй. Некогда мне.
- Что ж, поговорим в другой раз. Заплатите в кассу двести рублей и идите, коли некогда.
- Жена заплатит, я безденежный... Сколько? Две сотни?! Клёвая у тебя работа, док. За минуту бесполезного трёпа - куча бабок.
- Давайте десять минут поговорим, с пользой.
- Не сегодня.
- Тест несложный на прощанье. Постучите карандашом по этой пластинке.
- Сильно?
- Не разбейте.
Алимов застучал карандашом по пластинке какого-то аппарата. С каждым ударом на электронном табло менялись цифры.
- Двадцать один удар каждые пять секунд. Спешите!
- Заспешишь тут... Когда аж зубы в судорогу сводит.
- Ну, зайдите завтра, я надолго не задержу.
- Дожить надо...
Запись врача в амбулаторной карте: "... пассивный негативизм. В общении грубоват. Суетлив в мыслях и поступках. Повышенный темпоритм - 21 за 5 секунд. На приёме в состоянии абстиненции..."
День второй. И два года назад.
- Алимов. Мне на четырнадцать назначено.
- Помню. Садитесь, Сергей Игоревич.
- Крутое кресло. Кожа?
- Кожа. У врача моей специальности кабинет должен внушать уважение. Минут пятнадцать посидите?
- Посижу. Что это щёлкает? - Алимов поморщился. - По мозгам прямо!
- Метроном. Со скоростью вчерашней вашей торопливости.
Доктор прикоснулся к какой-то ручке, защёлкало чуть реже и тише. Прошёл к окну, сел в кресло в той же позе, что и пациент.
- Образование у вас высшее? - спросил у Алимова.
- Высшее. Было.
- Где работаете?
- Работал. Пока не попросили... по болезни. В администрации.
- Понятно, - проговорил доктор, не дожидаясь пояснений, в какой администрации работал Алимов. Доктор уже разговаривал с женой Алимова, и основная информация о жизни пациента у него была.- Дети есть?
- В институт поступили.
Алимов будто опечалился учёбе детей.
- Да, детям сейчас тяжело, - посочувствовал доктор. - Выучиться, найти своё место в жизни - сколько сил и средств надо затратить!
- Силы не все тратят. Имей бабки - будет и диплом, и место в жизни. И жизнь скучной не покажется.
- А у кого бабок нет - тем скучать? - подстраиваясь под манеру разговора пациента, улыбнулся доктор.- А если есть деньги, да немного?
- С большими деньгами - по крупному банкуют. А с мелочью - неферы понтуют.
- Неферы - это кто?
- Неформалы. Кто выпендривается круче других - тот и нефер. Косит от армии - пацифист. Ручонки в феньках и голова в бандаде - хиппи. Любит самогон, навозный "аромат", ходит в рубахе навыпуск - митёк. Да просто имеет нездоровое количество серёжек в ушах - и он нефер. Ума нет - хвастать, хвастают глупостью.
- Чётко вы их классифицировали!
- Так с ними же тусуюсь в последнее время. Дебилы!
- Да, неадекватное поведение у нас часто называют оригинальным, - согласно кивнул доктор. - Пацифисты, митьки - это парни. А девушки?
- То же. Ну и... Если пьёт, не просыхает, если трахается со всеми подряд, если может плюнуть дальше всех и "играется" со шприцем - это особо одарённая малышка панк и зовут её "метёлкой" или "вонючкой".
- Я думал, одарённые в университетах учатся. Если со всеми подряд - СПИД подхватит обязательно. Не говоря о сифилисе, гонорее и прочей "мелочи". "Метёлки" и ... "вонючки" - это одно и то же или разное?
Алимов безнадёжно махнул рукой, крякнул с сожалением, опёрся локтями о колени, ссутулился. Доктор тоже ссутулился и опёрся о колени. Он словно зеркальное отражение повторял все движения Алимова. Изредка, как бы, между прочим, подходил к столу, урежал частоту звучания метронома. Прошло немного времени, а суетливость, нервозность и недоверие пациента к доктору заметно уменьшились.
- "Метёлки" трахаются за деньги, - пояснил Алимов, - а "вонючки" - за дозу. Какая разница, за деньги или за дозу. В любом случае они - порождение "нового" общества.
- Продукт человеческой похоти.- Доктор покачал головой и вздохнул так же, как качал головой и вздыхал пациент. Но, уловив в его мимике протест, тут же смягчил свою категоричность. - Впрочем, люди разные бывают. И среди блюдящих себя есть подлецы, и среди блудящих - хорошие люди. Несчастные только.
Хулио Иглесиас запел что-то старомодное, но удивительно тёплое и близкое о танго. Запел ненавязчиво, тихо-тихо, едва слышно, словно где-то вдалеке, но отчётливо и сочно.
Доктор внимательно смотрел на Алимова, будто ожидая от него какого-то откровения.
- У меня в соседках девчонка жила. С матерью-одиночкой. Эдакое розовощёкое чудо природы, губы вишенкой. У нас с ними общий коридор на две квартиры.
Алимов вздохнул, вспоминая миленькое личико Иринки. За такую нежную и непорочную миловидность можно причащать без исповеди. Один недостаток - на грешно-скромной мордашке не было и намёка на жизненный опыт, кроме того, что дала школа.
- Хорошо рисовала, поступила в художественное училище. Эзотерикой увлеклась. Элитные мальчики ей книжек замудрых натащили. Вселенский разум, общение с Космосом... "Красота спасёт мир! Мы служители красоты, а ты - наша богиня красоты!"
Чтобы легче спасалось, "завинтили". "Винт" - любимый синтетик подростков. Из солутана его варят. "Винт" только по началу кажется безобидным препаратом. А если употреблять постоянно, от него крышу сносит капитально и навсегда. После дозы человек сутками не спит, не ест, не пьёт, только прётся... Ну, колобродит. А когда "вывинтится", сил нет даже идти. Сердце гонит - из груди выскочит. Некоторые не выдерживают, в гроб "завинчивают".
Поднимаюсь однажды по лестнице, а Иринка у мусорки по полу лестничной площадки елозит с задравшейся юбчонкой, хохочет, говорит что-то, никого не видит и не слышит, кроме своих каких-то голосов. Короче, с космосом связалась наглухо.
Отнёс её домой, скорую вызвал. В психушку увезли.
Алимов замолчал.
- Самый приятный вид самоубийства - тонуть в море наслаждения, - словно для себя проговорил доктор.
- Утонула...
Иринка... Серые доверчивые глаза, огромные чёрные зрачки - бездонные омуты. А когда ломка - страдает молча, умоляет: "Спаси!"
"Винт" у Иринки варили. Дружки солутан приносили, остальную химию она сама доставала.
Встретила однажды Алимова в общем коридоре, после "винта" отошедшая. Выжатая, истасканная какая-то.
- Татьяна дома? - спросила про жену.
- В ночь дежурит.
- Сергей Игоревич, - попросила, - дай бабок на дозу. Если хочешь - меня возьми.
И задрала коротенькую футболку кверху. Грудяшками девичьими покачивает, демонстрирует справа и слева - бери! Соблазнительная - до темноты в глазах. До кома в горле.
Дал денег. За просто так дал.
Потом встретил нормальную, вроде.
- Ты что, за деньги...
И не знает, как сказать. А она посмотрела... Нехорошо посмотрела, обречённо-безразлично:
- Хочешь - давай денег на дурь, твоей буду.
Согласился. Не ради её тела, нет. Противно, что девчонка по рукам пошла. Они ведь, если подумать, насиловали её каждый раз.
Думал спасти девчонку от падения - у него дочь такая же...
А может и ради. Слаб мужчина естеством.
Взглянет на неё, футболкой обтянутую, и задохнётся от восторга юным телом.
Жизнь наркомата что пятак, брошенный в грязь. Иной поднимет, а другой побрезгует, не станет пачкаться.
Рецепты на солутан для Иринки Алимов добывал у знакомого врача.
Вышел однажды из кабинета, а в холле толпа. Три наркоши в поликлиническом туалете ширялись, одному заплошело. Лицом посерел, дышать перестал. Дружки его в холл вытащили и на стуле бросили. Народ шум поднял. Врач какой-то по щекам хлещет его - не дышит наркоша. На пол стащил, массаж сердца делает, искусственное дыхание изо рта в рот... Наркоше - изо рта в рот!
- Живи! - кричит. - Живи!
- Зачем ему жить, - возмущаются зрители. - Чтоб от следующей передозировки сдохнуть? Или, чтоб погубить кого за дозу?
Три раза сердце останавливалось. Доктор весь в мыле...
А этот потом встал и ушёл. Ни спасибо, ни прощай не сказал врачу, трижды от смерти его спасшему.
Так гадко стало! Выбросил Алимов рецепты.
А Ирка закумарила, с ума сходит, ширнуться ей надо позарез.
У гостиницы раньше для этого дела всё можно было купить.
Пришли - нет никого. Милиция, что ли, поработала? Хоть памятник ментам ставь за усердие. Пошатались, одного только с товаром встретили. И то - шалый-залётный, "белым" - героином - торгует. И цена - космическая.
Пошли во двор за аптеку. Здесь они никогда не отоваривались. Территория чужая, никого не знают... Восемь пропикало - полезли из подъездов бабки-барыжки с малолетними ходоками-сводниками. Опухшая сизая рожа, мешки под глазами до подбородка - бесподобный вид! Такую промышляющую старушку не может опознать только местный милиционер, потерявший способность к наблюдательности и аналитическому мышлению по причине профессионального склероза. Самогон предлагают, девочек на час и на ночь с предоставлением "территории" или "на вывоз", в возрасте от самого юного и до какого угодно, в широчайшем диапазоне цен соответственно качеству.
Что удивительно, концентрация милиции на гектар микрорайона - нулевая.
Едва удержавшись от откровенного смеха, Ирка показала глазами на старушку, и прыснула в кулачок:
- Ей только клоуном в цирке работать!
Обратились к клоуну, но "салюта" - солутана - у неё не было. Послала к "маленькой, беленькой" под арку. Пока шли, раза три услышали вопрос-пароль проституток:
- Ищите кого?
Ни маленькой, ни беленькой не нашли, но встретили настолько типичного барыгу, что захотелось выдать ему лицензию на частное предпринимательство в сфере наркоторговли. Когда барыга выяснил, что подошедшие "кое-что" ищут, вокруг появилось несколько человек с нужным товаром. Закумаренные, отрешенные, с расширенными зрачками глаз. Заговорили по-свойски, в полголоса, непонятными посторонним словами-фразами, обрывками предложений, состоящими из намеков и пропусков.
- Ханка, казахская, цепляют сильно... Мартын не мог найти вену на ногах, в виски колол - ништяк. Вмазал - кайф! Приход был тяжелый... Пробовал под язык? Никак ...
Банка "салюта" с "компотом" - прочими компонентами для приготовления "винта" - стоила пятьсот деревянных. Ирка возмутилась. Грамм героина упал в цене с пятидесяти баксов до тридцати, а банальная химия взлетела до запредельных цен!
- Мне позвонили - прибыл рюкзачок свежей травки с Кавказа...
Весь "компот", в принципе, можно достать в школьном кабинете химии за коробку конфет, что Ирка с приятелями часто и делала, обрекая школьников изучать химические реакции строго по книжкам. Но сейчас припёрло - школы не дождаться.
- Чумила ушел в поход, его к ментам вызывали... Он чью-то крутую тёлку посадил на иглу - тащился с ней...
Ирка придирчиво лазила носом в банки, проверяла качество товара. Хоть и кумарила она, но спешить здесь было себе дороже - можно и на "кидалово" напороться.
- Это что за кент?
- Новенький, свой, из жилгородка...
Качество, наконец, устроило. Алимов выложил бабки, Ирка получила "салют", запаянный шприц с соляной кислотой, несколько бумажек с простенькими реактивами.
- Ужас!- ругалась Ирка. - Раньше на всё уходило полчаса. Решили "замутить" - на тачке приехали к аптеке, взяли набор - и домой. Теперь сложно...
Она заплошала окончательно. Её стало тошнить. Облевав угол аптеки, минут десять ещё давилась, пытаясь вырыгать собственный желудок. Проходящий народ с опаской обходил их стороной, косясь и ворча что-то сквозь зубы.
- Ничего, - стонала в изнеможении Ирка, - теперь у меня "салюта" с пушкой не отнять. Любому глотку перегрызу. О-о-о! - мучилась она. - Если не ширнуться - взорвусь, как прокисшая консерва!
Справившись с тошнотой и слабостью в коленях, Ирка, наконец, обрела способность идти. Из сумочки вытащила майонезную баночку с пластмассовой крышкой, у автовладельца попросила отлить бензинчику "для дома, для семьи".
- Не подожгите чего, - велел мужик, уловив в голосе Ирки нездоровые интонации.
- Только себя, - мрачно пошутила Ирка. Чёрный юмор автовладельцу не понравился.
Сели в троллейбус. Воняя на весь салон бензином, поехали домой. Ирка гладила драгоценную банку с "салютом" и говорила, говорила, говорила что-то сбивчиво и быстро, не слушая ни себя, ни Алимова, говорила громко, почти кричала, рассказывала о прелестях "прихода", задирала рукава и показывала "дороги" на предплечьях.
Алимов смотрел на ужасные рубцы, будто от порезов широким предметом - следы гнойников по ходу вен, и ему было тошно оттого, что девичье тело, предназначенное для ласк, тело, которое надо заботливо одевать в красивые одежды, а, раздевая, трепетно лелеять, тело, на которое надо молиться - такое оно нежное, желанное... божественное! - это тело протыкается грязными иглами, гноится и покрывается безобразными шрамами... Ради чего?
Пассажиры осуждающе смотрели на Алимова, подозревая, зачем нужна немолодому мужчине молоденькая возбуждённо-нетрезвая девушка со стеклянными глазами.
Дома, в предвкушении кайфа, Ирка трещала без умолку. Она разложила химию на столе, приготовила посуду. В маленькую кастрюльку выплеснула солутан, подожгла его. Всколыхнулось едва видимое на свету пламя - выгорал спирт. Не догоревшую жидкость Ирка слила в привычную банку из-под майонеза, сыпанула туда порошка из одной бумажки.
- Ну-ка, ну-ка, что нам всучили... О! Нормально пошло! - возликовала Ирка, увидев, что жидкость кисельно запузырилась.
Содержимое банки помутнело и приобрело цвет детской неожиданности. О чём Алимов и сказал Ирке.
- Сам ты... Это великолепный промежуточный продукт морковного цвета! - Ирка ласково покачивала банку, вглядываясь в её недра. - И называется это чудо домашней химии "пидорся".
Алимов принюхался, не издаёт ли чудо запах соответственно цвету. Нет, пока ничем не пахло.
Ирку мучила сухость во рту. Она то и дело подскакивала к крану, по-обезьяньи хлебала из ладони и вновь возвращалась к своей алхимии.
В банку с содержимым, напоминающим детский анализ, она добавила бензин.
- "Винт" стерилизует кровь лучше всяких антибиотиков, - убеждала Ирка. - Бензин и йод прочищают вены так, что в них даже СПИДа не остаётся. Поэтому "винт" можно разводить хоть из лужи, хоть мочой из чумного барака.
По-видимому, наступил важный технологический момент - Ирка настолько была поглощена варкой, что перестала замечать Алимова. То, что получилось после добавления бензина, она откачала в третью майонезную баночку. Потом отпилила ножом головку шприца с кислотой, кислота полилась на стол, изрядно испоганенный предыдущими опытами. Сосредоточенно контролируя ход реакции, и громко сопя при этом, она накапала в "морковный цвет" кислоты и начала "отбивать" - колотить банкой по ноге.
- Снег пошёл, - радостно сообщила Ирка, напряжённо следя за тем, как на дне банки появляются белые хлопья. В предвкушении кайфа, наблюдая, что варка идёт по плану, и, радуясь, что купила нормальный "салют", а не "кидалово", Ирка снова стала многословной. Она рассуждала о наркотиках, хвасталась прелестями того или иного препарата, глаза её то бегали, то стекленели, то загорались восторгом, то плавились тоской оттого, что "винт" будет готов ещё не скоро и не скоро ещё она "ширнётся"... Интонации в голосе постоянно менялись: надежда на блаженство перерастала в радостную истерику, восторженные эмоции перемежались воплями разочарования и беспричинными обвинениями вся и всех. И лицо - не похожее на человеческое...
Вылив "снегопад" на тарелку, Ирка отделила ножом хлопья от жидкости и поставила тарелку на плиту. После выпаривания на тарелке остался оранжевый пластилин. Возбуждение Ирки росло. Она стала похожа на беснующуюся ведьмочку. Да и запахло на кухне как в преисподней. Ирка носилась по квартире, тыкаясь во все углы, искала какую-то книгу по сексопатологии. Крыша, что ли, поехала от ожиданий? Неужели на извращённый секс потянуло? Наконец, Ирка нашла свою книгу, раскрыла её наугад и ножом стала намазывать пластилин из тарелки на листы книги.
- Бумага клёвая, впитывает классно, - чуть успокоившись, пояснила Ирка причину своей любви к сексопатологии. Закрыв книгу, она положила её на табурет и велела Алимову сесть сверху.
Вытряхнув из маленького пузырька стрептоцид, воткнула в пробку трубку от глазной пипетки - изготовила "фурик с трубой".
Между табуретом и Алимовым шёл процесс. Кислота впиталась в бумагу, оставив на страницах слюдоподобное вещество. Слюду Ирка засыпала в фурик, смешала ещё с каким-то компонентом. В фурике по живому страшно зашевелилось нечто чёрно-бурое. Капля воды довершила дело - нечто сформировалось в отвратительного вида шар. Поставив на горящую плиту сковороду, а на сковороду фурик, Ирка с трогательной заботой, как поят птенцов, накапала в него ещё водички. Фурик ожил, капризно запыхтел, из трубки по кухне распространился тошнотный запах падали. Через несколько минут на кухне стало невыносимо дышать. Запах поплыл через форточку на улицу. Наверное, шедшие мимо окон прохожие затыкали носы.
Ирка тем временем распушила тампакс, чтобы сделать из него фильтр. Она носилась по кухне и возбуждённо подпевала радиоприёмнику:
- И никто не узнает, никто, как мы... кололись "винтом"...
Ирка приготовила шприц и отсосала готовый "винт" в стопочку.
- Ой, щас вмажем! Как мы щас вмажем! - возбуждённо стонала она. - Раньше я с пяти чёрточек улетала, сутками торчала. Сейчас не то...
Наверное, Ирка была счастлива.
- Классный "винт" получился, смотри! - восторгалась она, подняв на уровень глаз рюмку с мутным раствором. Алимов безразлично пожал плечами. Презрительно крякнув - не понимаешь! - Ирка поставила рюмку на стол.
- Дай-ка шприц! - попросила она.
Алимов взял шприц, лежавший на его стороне стола, протянул Ирке.
О, ужас! Ужас был в её глазах!
- Козёл! Урод! - орала она. - У тебя руки растут из...
Алимов неосторожным движением опрокинул рюмку с "винтом" и жидкость выплеснулась в пепельницу, полную окурков.
- Убила бы! - с ненавистью простонала Ирка, уничтожая глазами Алимова. - Здесь дури - на неделю колоться! М-м-м!
Схватив голову руками, она закачалась в неподдельном горе.
- Ладно... - ждать она больше не могла. - В вену не получится... Выпить можно... На раз всего!
- Случай у вас не безнадёжный, Сергей Игоревич, - ободрил Алимова доктор. - Бывает и хуже.
- Это точно, - усмехнулся Алимов. - Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже.
- Уколы назначить, чтобы тяга к наркотикам уменьшилась? - пропустив скептическое замечание пациента, спросил доктор.
- Ваша воля, барин...
Запись в амбулаторной карте: "...Явная регрессия - лексика замусорена молодёжным жаргоном, что связано со спецификой общения последних месяцев жизни больного. Эмоционально лабилен, но управляем. Воздействием музыки, снижением частоты звучания метронома и зеркальными позами осуществлён контрперенос, что выразилось в уменьшении негативизма, снижении темпоритма с 21 до 10 за 5 секунд, появлении желания к контакту и положительного настроя на лечебный процесс..."
День четвёртый. И месяц назад.
- Здравствуйте.
- Заходите, Сергей Игоревич. Садитесь. Как дела?
- Как ночка бела. А то не знаете.
- Да, выглядите не очень. Спите плохо?
- Сплю? А что это такое? От снотворных только дурею. Если бы меня заперли в звукоизолированную комнату, может и уснул бы. А так... Каждый шорох раздражает. Убил бы всех. Ломка начинается. Я уже второй день ни капли не принимаю. Больше не выдержу.
- Надо выдержать, сколько можно - и ещё чуть сверх того. Вы в детстве или в молодости мечтали стать сильным человеком?
Алимов задумался, кивнул согласно:
- Мечтал, конечно.
- Какой он был, сильный образ себя, о котором вы мечтали?
- Какой... Сильный! Независимый... Никого не боится. Бесшабашный. На всё ему наплевать.
- О!
Доктор поднял указующий палец кверху, одобрительно качнул головой, предложил:
- Выпейте эту таблетку, расслабиться поможет. Сегодня займёмся аутотренингом.
- Это, когда "я спокоен" бубнят?
- Не совсем. Для начала уясним вот что. Если я говорю, что А это А, возражать трудно. Верно?
- Верно.
- И дальше будем манипулировать такими же простыми и верными истинами. Я говорю только элементарную правду - и ни капли обмана. От вас попрошу того же. Если о чём-то не захотите рассказать, скажите "без комментариев", но не придумывайте сказок.
- Согласен.
- Вот и хорошо. Начнём работать. Откиньте голову назад, расслабьтесь, внимательно слушайте щелчки метронома.
- "Расслабьтесь"... Да я как пружина сжатая!
- Всё же попробуйте. Слушайте метроном. Сильно сожмите кулаки, потом расслабьте. Тепло и тяжесть в руках... Уловили? Запомните это ощущение. Держите его, держите...
- Нет, ушло.
- Начнём сначала. Повторенье - мать ученья. Сожмите кулаки. Сильнее. Ещё сильнее. Расслабьтесь... Тепло в кистях, устойчивое тепло и тяжесть в кистях... Распространяется по предплечьям... Вы когда-нибудь отдыхали на пляже? Вспомните... Тёплое, ласковое солнце, горячий песок, вы лежите на покрывале, тело приятно расслаблено, вы дремлете...
Доктор говорил неторопливо, но без остановок, ни на секунду не отпуская внимания пациента, медленно и настойчиво вёл ощущение тепла вверх, заставляя расслабиться мышцы предплечий, плеч, словно перебирал, гладил, массировал их своими осторожными, но сильными и уверенными пальцами.
- Вернёмся к лицу. Расслабьте мышцы лба... Веки тяжёлые, закрываются. Расслабьте мышцы губ. Не надо лоб напрягать, расслабьте мышцы лба... Сейчас я приближу свою ладонь к вашему лбу, и вы почувствуете, как тепло коснётся вашей кожи. Тепло, исходящее из моей ладони, войдёт в вашу голову, и вы почувствуете благодатное расслабление. Моя энергия перейдёт к вам, моё спокойствие передастся вам...
Доктор медленно приблизил раскрытую ладонь ко лбу пациента. Алимов в полудрёме смотрел на окружающее из-под прикрытых век. В разные шаманские энергии Алимов не верил и решил, было, посмеяться над доктором, но ему было тепло, покойно, и не хотелось даже смеяться.
Метроном отстукивал ритм всё медленнее.
- В моей ладони тепловой шар величиной с мячик. Сейчас его тепло коснётся вашей кожи... Ваш лоб чувствует тепло! - уверенно сказал доктор, и Алимов на самом деле почувствовал тепло! Густое, насыщенное тепло исходило из ладони доктора и тугими потоками проникало в голову!
- Вы расслаблены и спокойны... Вы отдыхаете...
Негромкий и неторопливый голос доктора журчал об очевидных истинах, против которых возражать было бессмысленно.
- Если согласны, можете промолчать, и я пойму, что вы со мной согласны. Если не согласны - скажите, - пробивался сквозь дрёму голос доктора.
А против чего возражать? И Алимов молчал.
- Вы уверены, что хотите избавиться от наркозависимости?
Уверен ли он? Не то слово! Он всеми фибрами души желал вернуть прошлое, когда не знал наркотиков и был нормальным, уважаемым человеком с хорошей работой, с хорошей женой, жил в хорошей квартире... А сейчас? Работу бросил, жена выгнала. Потому что спустил на наркоту все деньги, потому что стал воровать в собственной квартире. Нет, это раньше. А сейчас жена с детьми подобрали его. Обмыли, очистили от грязи. Жена обещала давать минимум дури, если он пойдёт лечиться.
А Иринка умерла. Погибла, бедняжка, от "честности". Одно время героин в городе шёл сильно разбавленный. Наркоманы дозы повышали. И вдруг поступила партия нормального. Иринка ввела дозу по "разбавленным" меркам. Организм ослабленный, печень ни к чёрту... Передозировка. Зря он наврал доктору, что Иринка жива. А, впрочем, жена наверняка всё о ней рассказала.
- Ваше молчание я расцениваю, как уверенное желание избавиться от наркозависимости. Сейчас мы пойдём в ваше прошлое, - продолжал доктор. - Если согласны, промолчите. Если возражаете - скажите.
"Как он пойдёт в моё прошлое? - вяло подумал Алимов, но спрашивать было лень, возражать тоже. Поэтому он промолчал. - Значит, согласен", - мелькнуло в сознании.
- ... приятная дрёма... - слышал Алимов неторопливый, спокойный, убаюкивающий голос. - Веки тяжёлые, свинцовые, закрываются. Глаза в сахарной пудре, слипаются... Вы спокойны... Расслаблены... Время пошло вспять... Вчерашний день - ваша беседа с врачом: у вас хорошее настроение после принятой дозы...
Алимов на самом деле ярко представил, какое хорошее настроение было у него вчера во время беседы, потому что утром жена дала ему дозу.
- Позавчерашний день - вы идёте к незнакомому доктору. Настроение отвратительное, но жена пообещала после разговора с врачом дать дури... Вы хорошо это помните...
Ещё бы! Позавчера он чувствовал себя отвратительно и торопился уйти от доктора, чтобы быстрее получить дозу.
- Время идёт вспять. Месяц назад вам было очень тяжело!
Да, месяц назад ему было очень тяжело. В очередной раз он решил перекумарить. Жена выгнала из дома, начальство выгнало с работы. Иринка погибала. Выглядела страшно - кожа и кости. Глаза безнадёжно умирающего без еды зверёныша, которого перестало мучить даже чувство голода. Они оба сидели на героине.
- Умрёшь скоро, - пожалел он Иринку.
Безразличное восковое лицо повернулось к Алимову. Ладонь непроизвольно защитила печень - больно! Взгляд сквозь него, след улыбки от каких-то своих мыслей. Уголки рта сползли вниз, будто подтаяли. Голова качнулась в сторону, плечи шевельнулись вверх и безвольно упали в жесте: "Ну и что?"
Ну и что? Умрёт... Значит, перестанет жить? А что такое теперешняя их жизнь? Гонки в поисках дури, затем укол, затем... Нет, сначала желание укола - желание, в сотни раз сильнее страсти молодого любовника, предвкушающего первое соитие с отдающейся, наконец, ему вожделенной женщиной. Затем укол. Боли нет, есть ожидание блаженства. Вот кровь тёмным облачком взорвалась в шприце... Пошла жидкость в вену. Рай потёк по жилам. Спокойствие овладевает тобой. Тепло... Затем свежесть пробегает по телу, холодит под ложечкой, проясняет мысли. Уходит суета, наступает мудрый покой. Голова светлая, мысли чёткие. Мир прекрасен! Восторг и блаженство! Умные, добрые люди. Иринка - хрупкая, стройная, элегантная, улыбается, как принцесса. Да, люди искусства могут жить только в таком мире - просветлённом и одухотворённом благодатным раствором белого порошка. Иная жизнь - серая и бесцветная, пресная и безвкусная - не в радость.
Но как быстро всё проходит! Минута... пять...семь... Всё исчезает бесследно. Вырвана радость, ужас вползает в сознание, боль распространяется по телу, тьма застилает пеленой глаза, душа проваливается в ад. Отвратительные люди вокруг! Зачем ты надела эту пошлую футболку! Как можно так противно кашлять - даже не видя кашляющего за стеной соседа, тянет блевать от гадких звуков! Как может парень сверху слушать какофонию, которую он называет музыкой? Это не музыка, это аудиозапись грохота расстрелянного таза в сопровождении хрипа агонирующих дверей!
Деревья за окном клацают проволокой мёртвых ветвей, скрипят по стеклу жестяными листьями...
Зашторить окно! Палящее солнце пожирает прохладу глазных впадин, лазерными лучами сжигает влагу глаз, взрывами протуберанцев инициирует невыносимую головную боль. Бух! Бух! Бух! Как громко пульсирует солнце, насылая на Землю испепеляющее излучение, губящие всё живое, полыхающие радиацией смертоносные лучи... Нет, это кровь бьёт в пальцы, в глаза, в уши, бьёт всё сильнее... Бух! Бух! Бух! Сердце гонит по сосудам кровь, накачивает её в голову, поднимает внутричерепное давление... Сколько можно качать? Череп ведь без предохранительных клапанов, взорвётся!
Взрыв!
Очнулся. Была потеря сознания. Это плохо.
Ничего плохого. Прими дозу и живи в прекрасном мире. Кто сказал, что наркомания - болезнь? Наркомания - образ жизни. Нет, яркая и радостная жизнь, и только в такой жизни можно в полной мере насладиться эмоциями, красками, звуками ...
Пока поднимался по лестнице в квартиру - задохнулся. Сердце выдавливается из глотки... как пробка из бутылки шампанского... Слабею.
В зеркале землистое лицо опухшего мертвеца. Ухмыльнувшись, ощерилось страшно, угрожающе. Протянуло вдруг руки, намереваясь ухватить за глотку. Шарахнулся от зеркала, упал. Потом понял, что это всего лишь видение. Глюк. Кошмар среди бела дня. Это плохо.
Мышцы слабеют. Сердце трепещет от любой нагрузки, даже самой минимальной. Ноги отекают - почки отказали? Гибну.
Не употреблять? Ха, не употреблять... Когда кумаришь, когда начинается ломка - это не жизнь. Это "нежизнь"!
Сначала тоска. Трудно сравнить эту тоску с чем-либо. Будто ты враз потерял всех близких тебе людей. Да ты и вправду потерял их - жену за дурь продал, детей обворовал... Наркоше никто не нужен, он кайфует в одного. К ощущению потери близких прибавь чувство вины за совершение всех смертных грехов мира. И ожидание неизбежного, жесточайшего наказания за содеянные грехи. Возмездия, которое по страшности своей неизмеримо страшнее всех жутких казней, которые только придумывали и приводили в исполнение за всю историю человечества.
Да, "нежизнь". Чтобы жить, человек должен есть, пить, дышать... Пить? Вода отвратительна, как выделения заживо разлагающегося больного. Разве можно это пить? При упоминании о еде желудок начинает судорожно сокращаться. Какой гуляш? Это же мясо убиенного животного! Мёртвого животного. Мертвечина! Вкусная подлива? Соевая? В детстве у меня было пищевое отравление - два дня несло "соевой подливой"...
Отвращение к питью, отвращение к воде. Да, это "нежизнь". Это смерть, прикидывающаяся жизнью. Разве может воздух вызывать отвращение у вдыхающего его живого человека? А я дышу отвратительным воздухом, поганящим моё горло...
Желание... Нет - жажда... Нет - страстная тяга к наркотикам... Жажда воздуха у человека, без капли кислорода в лёгких стремящегося со дна бездны к спасительной поверхности, ничто по сравнению с жаждой укола у наркомана. Жажда, заставляющая истязать, забивать до полусмерти знакомого, приятеля, подругу за то, что они случайно "опрокинули" - не принесли "белый". Жажда, заставляющая металлическим прутом дробить кисти рук за то, что подсунули "кидалово"...
Нет, каких бы ужасов не рассказывали про ломки - всё мелко, всё слабо. Живому не понять, каково в аду - он там не был.
Однажды кончилось ширялово. Ирка кумарила со страшной силой. Денег нет, даже чтобы купить бинты, пропитанные маковой вываркой. Продать нечего. Алимов тогда уже не работал, дома не жил. Снять клиента Ирка не могла, выглядела так, будто на фоне септической лихорадки у неё болели все зубы сразу: истощённое серое лицо, широко раскрытые стеклянные глаза с почти обесцвеченными радужками и зрачками-гвоздиками, готовыми проткнуть собственные мозги. Глаза, полные боли и ужаса. Сухие губы и язык. Ручейки холодного пота на щеках. И дрожь, как у больного малярией во время лихорадочного приступа.
Переодевшись в старые, времён былой советской власти, линялые до неприличия, с бесформенными чужими пузырями на коленях и подозрительно тяжело отвисающей кормой, жутко мятые антикварно-хэбэшные трикешки, на которые они только что удачно наткнулись у мусорного контейнера, Алимов в сопровождении сходящей с ума Ирки помчался к магазину продавать снятые с себя неряшливо затасканные в повседневности штаны.
- Рабочие штаны нужны? - хватал женщин за локти Алимов.
Женщины отстраняли руки от небритого навязчивого мужчины в позорном трико, брезгливо обходили его стороной.
- Что ж такие грязные продаёшь! - упрекнула Алимова женщина, взглянув на штаны.
- Для работы же! Сама постираешь - дёшево продаю. Бери за тридцатку!
Отмахнувшись, женщина пошла своей дорогой.
- За двадцать возьми! - кинулся вдогонку Алимов.- На работу мужику сгодятся! Или на дачу!
- Эх! - женщина укоризненно покачала головой. - До чего допьются, трусы с себя скоро снимут при народе, продавать...
Потеряв надежду продать штаны, Алимов с Иркой кинулись к домам, где обычно кучковались знакомые наркоманы.
Пошмоняли в подъездах, собрали в электрощитах и за батареями "машины" - шприцы с остатками чужой крови. Смыли кровь, надеясь получить хоть каплю героина. Чья кровь в шприцах - неважно. Заражена гепатитом или СПИДом - неважно. Важно одно - остановить ломку. Ирка ширнулась - толку мало!
Едва дождались утра. Вместе с народом заторопились по улице - у кого выходная суббота, а у кого и наркоманские будни. Шли быстро. На кумарях все наркоманы ходят быстро, почти бегом. Словно голодные волки в поисках добычи.
Ирке повезло. На базаре у торгаша она увела ботинки. Алимов в соседнем ряду продал их за смешную цену другому. Выручили сотню - ровно на две дозы. Не торговались - быстрей бы!
Предвкушая конец мучениям, рванули по нужному адресу. В вонючем подъезде хрущёвки Ирка забарабанила кулаком в ободранную дверь с много раз выломанным замком.
- Кто? - недовольно спросили из-за двери.
- Ирка. Открой, Галь!
Выглядевшая лет на двадцать старше своих средних лет Галя через приоткрытую дверь подозрительно уставилась на Алимова.
- Со мной, - успокоила Ирка. - Давай быстрее, у меня раскумарка, как у слона!
Галя впустила клиентов в коридор. Двое молодых парнишек у обшарпанной тумбочки промывали в стакане шприцы, гоняя поршнями воду туда-обратно.
- Сколько? - спросила хозяйка.
- Две. Давай быстрее!