Аннотация: Ещё главы. Прошу по возможности прочесть и прокомментить. я - молодой автор. собираюсь делать первую масштабную публикацию. полагаюсь на ваше мнение!
† История Агвареса
Почерневший и высокий, со следами верёвок и цепей, столб возвышался над огромной кучей хвороста, теряясь в опускающемся на землю тумане и навевая лишь самые мрачные размышления. Земля вокруг была будто выжженная, покрытая пеплом и чем-то ещё, что лишь отдалённо могло напоминать останки мёртвых. Скорее, некоторые сожжённые части тел. Он, будто живой исполин, насмехался над всем тем, что было ниже его, и простирал невидимые, но цепкие руки ко всему, что могло быть рано или поздно к нему приковано. Ко всему живому. Но осуждённому на медленную и мучительную смерть. Он будто бы напитывался криками и предсмертными стонами, приобретая силу и власть над разумом. Поэтому в вечернее время он оставался на площади один, никто не решался разделить его одиночество. Вот и теперь, туманным, прохладным вечером столб ожидал...
Она проснулась ещё засветло, когда туман не успевал раствориться в лучах восходящего солнца и в воздухе витал чуть уловимый блеск и свечение эфирной дымки. Отвернувшись от окна, Элеонор склонилась над спящим мужем и улыбнулась, взглянув на его ангельское лицо. Одну руку она положила себе на живот, немного подержала её там, а после, всё также улыбаясь, коснулась губами глаз мужа. Просыпался он неохотно, медленно открывая глаза и жмурясь от блеска восходящего солнца.
- Агварес? Я хочу тебе кое-что сказать.
В его взгляде произошла заметная перемена. Прояснившись, он обратился к зрачкам Леноры, пытаясь досрочно там найти ответ.
- Кажется, ты скоро... ты...Агварес... ты будешь отцом...
Прилив восторга захлестнул все чувства этого утра.
Он стоял в дверном проёме и смотрел на её тонкий, почти болезненно худой стан. Солнце падало ей на волосы, заставляя чёрный шёлк гореть неестественным свечением. Белое тканое платье спускалось до земли, а руки она спрятала в рукава. Именно такой Элеонор навсегда осталась для него, в свете играющего солнца, со льющимися по плечам волосами, одетая в белое простое платье, вечно улыбающейся и счастливой. Именно такой он забрал её образ с собою сквозь века. Ибо выйдя из дома по делам на короткий промежуток времени, она не вернулась никогда. Бросив почему-то на прощание фразу "Всё равно никто вечно жить не будет!", в ответ на какое-то его предостережение, Элеонор скрылась за дверью. Больше Агварес живой её в этом доме не видел.
Весть пришла нежданно, криком с улицы о том, что на площади собирается народ.
- Сжигают ведьму!
Этот крик проносился по пустующим дорожкам, зависая в воздухе зловещим предзнаменованием. Агварес выглянул из окна и вовремя успел увернуться от летящего камня.
- Дом ведьмы! Дом ведьмы! Приспешники Сатаны!!!
Совершенно сбитый с толка, озабоченный задержкой Элеоноры, и уже немного разъярённый, Агварес вышел из дома и последовал за всеми желающими на площадь. Толпа собралась уже большая, и его появление не осталось не замеченным. Будто вода, люди расступались перед ним, пропуская ближе, и тут же сходились обратно, перекрывая пути к отступлению от неминуемого.
Агварес знал об инквизиции немного, знал, что следствие велось тайно, произвольно, с применением жестоких пыток. Широко использовались доносы и лжесвидетельства. Донос вменялся в обязанности верующим и щедро вознаграждался за имущества осужденных, а имена свидетелей оставались в тайне. От суда инквизиции не спасали социальное положение, пол, возраст и даже смерть. Осуждение распространялось на родственников и потомков в трех поколениях.
Дальнейшее действие прошло мимо Агвареса, как во сне. Где-то со стороны церкви послышалось нарастающее пение траурных церковных гимнов, а происходящее далее напоминало траурную мессу. На площадь вышло несколько монахов, возглавляемых инквизитором, он развернул длинный лист и принялся читать приговор. Агварес его не слушал. В сердце зародилась тревога. Он ещё не знал этого чувства, но оно уже сводило его с ума. Что-то было не так этим солнечным днём, начавшимся самым чудесным в его жизни утром. Толпа бушевала. Рёв раздавался с каждым словом инквизитора, постепенно Агварес начал чувствовать толчки в спину. Всё ещё не понимая, что происходит и пытаясь найти глазами в толпе Ленору, искренне надеясь, что она не пошла смотреть на это сумасшествие, он начал продвигаться вперёд.
Чтение приговора окончилось, и со всех сторон послышались выкрики "Ведьма! Ведьма!". Народ скандировал. Народ требовал зрелища. Народ требовал действия. Поэтому на площадь вскоре была выведена невысокая тонкая фигура, облачённая в чёрный ниспадающий балахон с широким капюшоном. Что-то шевельнулось в душе Агвареса. Что-то, что сводило его с ума все эти минуты. Теперь оно давало о себе знать яснее. Монахи держали обвиняемую под руки по обе стороны, когда инквизитор с обличительным приговором и выкриком "Вот она, ведьма!" резко отбросил капюшон с лица обвиняемой.
- ЭЛЕОНОР!!!
Агварес рывком бросился вперёд, но до того податливо расступающаяся толпа сейчас превратилась в каменную стену, о которую он мог биться часами, но ничего этим не выиграть. В это время Ленору уже подводили к столбу и начали привязывать. Сопротивления она не оказывала, было видно, что воля её полностью подавлена, на лице блуждало необъяснимое выражение, а ссадины от недавних побоев ярко выступали на бледной коже.
Только теперь Агваресу на ум стали приходить вменяемые ей обвинения, которые он не слушал до крайности глупые и примитивные: чёрный волос, худоба и бледность и... чей-то донос... всё это сейчас казалось глупой шуткой, не оконченным ночным кошмаром. Которому в скором времени суждено было окончиться... просто потеряв самообладание от страха, от злости, от ненависти, он вновь предпринял попытку продвинуться вперёд, к костру, применяя при этом физическую силу. Но всё это было бесполезно, когда толпа желала зрелища...
- Элеонорраа!!
Его крик вновь заглушил рёв толпы.
- Она же ни в чём не виновата!!!
Она уже была прочно привязана к столбу, когда вновь появившийся инквизитор принялся читать отходную молитву для девушки.
- Там же мой ребёнок!!!
Слёзы произвольно заструились по его лицу, слёзы ужаса и отчаяния.
- Пустите!! Пустите!! Ей же только 20 лет!!!
Но толпа была непреклонна. Поймав в паутину свою жертву, она никогда и никого не выпускала. Таково было вечное свойство толпы, жестокой и равнодушной...
- Элеонорааа!!! Отпустите её, отпустите, ОТПУСТИТЕЕ!!!!
Появился человек с факелом. И вот здесь Агварес по-настоящему осознал весь ужас и масштаб происходящего. Аффект овладел его разумом. Он не понимал, что делает, не понимал, что выкрикивает. В мозгу пульсом билось имя Леноры.
Понимая предстоящую ей участь, но по-прежнему не понимая навязываемого ей обвинения, девушка нашла глазами в толпе бьющегося в истерике мужа, послала ему своё последнее в жизни "люблю" и попросила Бога (в которого она всегда верила) не оставлять её любимого, во всём ему помогать и дать долгой и счастливой жизни. Немой ужас овладел ею, когда она взглянула на факел, который уже был поднесён к сложенному у её ног хворосту. Она чувствовала жар огня, и крупная дрожь страха охватила её тело при понимании предстоящего. Предстоящей боли, предстоящей смерти, ни сколько её, сколько не рождённого ребёнка, их ребёнка, а также боль потери любимого. И когда сухое дерево затрещало у неё под ногами, она закрыла глаза...
Он видел, как сквозь дымку, как жадные языки пламени поглотили вначале хворост, а после поднялись выше. И сквозь свой голос, выкрикивающий её имя, он услышал её крик... Который будет преследовать Агвареса всю его оставшуюся жизнь, который будет мучить ночными кошмарами, от которых он будет просыпаться ночью, желая одного - вернуться в тот страшный день и умереть рядом с нею на костре.
Элеонора закричала, когда огонь принялся пожирать её ноги выше колен. Как она сдерживала свой крик до этого, Агварес не знал. Постепенно пламя поднялось выше, к её животу, но Ленора в это время была уже в полусознательном состоянии. Он видел, как одна рука её, освобождённая перегоревшей верёвкой, обожжённая, коснулась живота, будто бы в прощание с так и не рождённым ребёнком. А потом тело её безвольно повисло на ещё оставшихся верёвках. Толпа победно взревела последний раз и начала расходиться.
Агварес остался на площади один. Перед ним догорал труп его возлюбленной, ещё не тронутые огнём волосы закрывали обожжённое огнём, сгоревшее лицо, опустившееся на грудь. Воздух давно наполнился тошнотворным запахом горения. Но для него этот запах сейчас был сладчайшим из всех - это было что-то последнее от его жены. Это уходила её невинная, чистая душа, поднималась высоко к небу, чтобы после переродиться.
Оцепенение спало лишь тогда, когда костёр инквизиции почти потух, а столб остался, как и прежде, в одиночестве, будучи немым свидетелем ещё одной смерти. Агварес бросился к кострищу и, повторяя имя любимой, упал на колени, будто пытаясь найти её. Со слезами, с громкими стонами, он хватал руками ещё горячий пепел, прах его любимой, прикладывал его к лицу, пытаясь найти там её, навсегда потерянную, но всё так же любимую. Прах выскальзывал сквозь пальцы и осыпался на землю.
- Элеонора... Элеонора... Элеонора...
Он повторял её имя заученной скороговоркой, так, что оно сливалось в невнятное бормотание, которое заглушалось всхлипами и терялось в его ладонях. Он хотел впитать в себя то, что могло остаться от жены, не позволить холодным ветрам разнести прах Элеонор под ноги бесчувственной толпы.
Зная, что его тоже коснётся осуждение, зная, что пепел, оставшийся здесь от неё, будет развеян по ветру на перекрёстке дорог, Агварес принялся поспешно собирать его в найденный сосуд. Лицо молодого человека было измазано пеплом, но смотреть на него было некому - на мир неслышно опускался туманный вечер, где единственным сообщником остался лишь почерневший столб...
Оставив селение позади, он быстрым путаным шагом шёл к пустырю, отведённому для захоронений. Вопросы веры его сейчас не тревожили. Скорее, она вообще перестала для него существовать. Если религия становится убийцей невинных и любимых - пускай такой религии не будет вообще!
Ночь опускалась на мир боли и печали, на мир Агвареса. Остановившись в центре кладбища, он принялся руками рыть землю, сооружая тем самым небольшую могилу для того, что осталось от его любимой. Сосуд с прахом он опустил на дно неглубокой ямы и, в последний раз на него взглянув, принялся закапывать.
Агварес знал, что после случившегося, дороги назад ему нет. Он и не хотел возвращаться в тот дом, опустевший без Элеоноры, дом, который её улыбка больше никогда не осветит... Леноры теперь не было...
- Ты хочешь?
Голос раздался внезапно за спиной, заставив молодого человека вздрогнуть всем телом.
- Ты хочешь её увидеть? Хочешь её возродить?
Голос тихий и немного скрипучий, бархатный и убаюкивающий голос.
- Хочешь ли ты снова быть с нею?
Агварес резко обернулся - до того вопрос ранил его сердце. Но сначала никого не увидел. Разве что только ночь была совершенно непроглядной. Тьма заволокла этот мир, тьма заволокла его разум. Но понемногу Агварес начал различать очертания стоящего позади незнакомца, закутанного в плащ и держащего его руками на груди.
- Кто Вы? Что за вопрос... я всё отдам, чтобы её вернуть.
- Правда?
Голос перешёл на шёпот, по нему можно было понять, что незнакомец улыбается.
- Тогда я мог бы сделать тебе... подарок. Небольшой подарок.
Агварес поднялся с колен, но затёкшие ноги его предали, и он упал на землю.
- Ты Сатана? Я продам душу! Давай, забирай...
Незнакомец рассмеялся.
- Тише...тише. Никакой я не Сатана. Это инквизиция твоя может выдумать такие бредни. Они и ведьм выдумали...
Агварес, не вставая с колен, двинулся вперёд к незнакомцу.
- Она же была невинна, какая она ведьма? Ей же только 20! Она... у нас был бы ребёнок... Она не была ведьмой! Я... она...
Его ночной спутник приблизился к парню вплотную, о чём можно было догадаться по перемещающейся тьме.
- Успокойся. А то у тебя сейчас снова истерика начнётся. Мне нет дела до твоих всхлипов. Я могу тебе помочь...
- Да! Конечно! Я... если бы я только мог её вернуть... если бы я мог... я бы их...
- Месть?
В голосе незнакомца скользнуло сладкое удивление.
- Да! - вскричал Агварес. - Месть! Я бы рвал их голыми руками! Я бы... я бы...
Ночной странник резко присел около Агвареса. Но и теперь парень не мог разглядеть его лица. Казалось, тьма и непроглядная ночь окутывают его. Агваресу показалось, что бледное лицо незнакомца было на половину скрыто ночью. Всё, что он мог сейчас сказать о нём - только исходящий от ночного гостя холод и запах, незнакомый, но немного неприятный, запах, что смерть...
- Я дам тебе и это...
И с этими словами незнакомец резко приник к шее Агвареса.
- Что...
А после наступило забвение.
Они умирали медленно и мучительно. Все, все до одного, кто был у костра на площади в тот роковой для них день. Все они, кто вынес приговор его любимой, кто вынес приговор его жизни. Все они вынесли приговор, смертный приговор, прежде всего себе. И теперь он был лишь палачом, приводящим приговор в исполнение. Все они, начиная с инквизитора, теперь были ничем иным, как груды истерзанной плоти. Они умирали ночами в своих домах и на тёмных улицах, моля о пощаде или, захлёбываясь собственной кровью, о быстрой смерти. Агварес был непреклонен. В эти мгновения, в эти долгие, сладкие минуты мщения, он насыщался духовно, ему не нужна была их кровь, грязная, пропахшая смертью невинных и не рождённых.
Когда селение практически опустело, когда на улицах вместо живых людей лежали лишь истерзанные трупы, источая под солнцем тошнотворный смрад, он успокоился. Чувство расплаты сделало своё дело. Не было только одного - не было рядом её. Все эти смерти и убийства не возродили Элеонору из пепла, не подняли её к жизни. На кладбище по-прежнему оставался небольшой холмик земли, в котором покоилось то, что осталось от их жизни, от их счастья, от Элеоноры... "Пройдут века. И она вернётся. Но для тебя это будут дни, недели... Теперь твоя жизнь вечна, так что вскоре она будет рядом. Сумей только найти её!". И Агварес начал ожидать...