Аннотация: Жизнь подобна волшебной колеснице. Она летит над временем и никогда не знаешь, что будет за следующим поворотом. Лишь бы только она не встала.
Повесть
Вступление
Поезд Москва - Астрахань отстукивал монотонный ритм по пожухлым осенним степям, бескрайне раскинувшимся за самый горизонт. Давно остались позади подмосковные пожелтевшие березняки и сосновые боры, саратовские перелески по берегам великой Волги с бесконечным мостом, перекинутым через неё. Перекати-поле легко и быстро катилось вдоль насыпи, подпрыгивая на безжизненных просторах астраханских степей. Вдалеке одинокие верблюды паслись лениво. Отары овец кучно грудились меж пригорков. Мне 28, всего 28! Прильнув к окну, не замечала времени, всё казалось интересным, манящим. Я должна была многое успеть и увидеть!
***
Я уезжала. Даже бежала из своего родного посёлка в средней полосе России далеко на юг, в жаркий город Астрахань в самой дельте реки Волга. Дух авантюристки терзал и мучил, требуя заглянуть за горизонт. Я поняла, пора. Родители проводили, это же родители! Нет, они не были довольны моим категоричным решением, сменить адрес, работу, увлечения и даже жизнь. Мама, с мокрыми от слёз глазами, в сотый раз давала нужные наставления, надеясь в глубине души на скорое возвращение "блудной дочери". Это она дала адрес сестры своей подруги в том далёком городе, что бы дочь её, непутёвая, на улице не осталась.
Отец, потупившись, молчал. Как часто мы с братом слушали его рассказы о Праге, где для него закончилась Вторая Мировая война, где он встретил Победу. Его рассказы о работе на севере нашей страны, о жизни на Дону, где песчаные холмы оберегали тайну былых разбойничьих пещер, о таинственных происшествиях своей жизни, заклеймили стойким отпечатком мою детскую душу. Он понимал своё не вольное причастие к моему отъезду, к тому влечению в неизвестность, которое было навеяно им в далёком детстве.
У моих родителей был участок земли рядом с железной дорогой. Ещё подростком время от времени они принуждали меня там работать. Работать мне было не в "жилу". Я с тоской смотрела на пробегавшие мимо поезда. Как я завидовала тем пассажирам! Мама думала, что это пройдёт, списывая всё на мой подростковый возраст. Не прошло.
Мне уже не 28, а мамы 11 лет, как нет рядом, да и отец двумя годами раньше ушёл. А тогда, зажав листок бумаги с нужным адресом, я вышла из поезда на ночные и угрюмые улицы южного города. Быстро нашла нужный мне дом, подъезд, этаж и позвонила. Старческий голос за дверью сонно спросил:
- Кто там?
Быстро залепетала:
- Это я, Тамара, из Брянска. Откройте, пожалуйста!
Бабушка изо всей моей тирады поняла только название города и сразу открыла дверь. Потом было знакомство на кухне за чашечкой чая. Я сразу все карты раскрыла, заявив, что приехала сюда жить. Бабушка испугалась, но зря. На следующий день, устроившись на работу, о сути которой даже не предполагала, сразу получила койко-место в молодёжном общежитии, освободив бабушку от страшных мыслей.
Наше заводское общежитие находилось на территории международного студенческого городка. Весёлым оказалось место! Встречи, знакомства, праздники были интересными и проходили в актовых залах под присмотром сотрудников ДНД (Добровольная народная дружина).
Иностранные студенты часто наведывались к нам на танцы, где я познакомилась со скромной девушкой из Никарагуа. Предположить, что эта встреча кардинальным образом изменит мою жизнь, закрутит её в торнадо, понесёт с бешеной скоростью по миру, я не могла. Мы просто об-щались, время от времени посещая друг друга. Она рассказывала о своей стране восторженно и упоённо, а я, затаив дыхание, мечтала. Ей нужен был слушатель, а мне рассказчик, ведь 90-е годы ещё не знали интернета. Живое общение нас сроднило надолго. Я полюбила её страну безоговорочно. Она мне снилась по ночам. В тех снах, безумных и бредовых синие дали виделись, в ущелья падала, взбиралась в горы, я ожидала чего-то удивительного и нового.
В тот день, когда доктор предложил срочную операцию, я ему не поверила. Конец февраля. Шла по городу в звенящей капели и не верила. Решение надо было принять до утра. Солнце слепило сияющим светом, воробьи в лужах распушили крылышки. Нет, это ошибка! Этот мир без меня существовать не может! Пальто распахнуло весной, талый снег под ногами шуршал. Конечно, ошибка! Уснула, в надежде проснуться здоровой. Снова синие дали и колибри, похожие на цветы, а очнувшись утром, позвонила доктору и дала своё согласие. Две операции одна за одной, реанимация, большая общая палата. К первому обходу готовилась лёжа в постели. Макияж был необходим. Забинтованная туго рука, с торчащей из-под бинтов жёлтой резиновой трубкой, оказалась бесполезной. Но вторая же свободна! С кисточкой для ресниц застали меня врачи. Мой хирург вынес вердикт:
- Она будет жить!
Я же говорила, ошибка! На день выписки встреча с доктором. Он назвал меня чудом в его хирургической практике. Точно, ошибка! Хотелось смеяться и кружить моего старенького доктора. Хотелось обнимать, и целовать его морщинистые руки! Хотелось жить, ведь у меня была мечта!
На улицах города уже отзвенела капель, почки проклюнулись на деревьях, зелёная трава вот-вот укроет газоны. Весенний кураж одолевал, едва сдерживала его порывы. Это потом, через четыре месяца, я стану инвалидом, признанным советом врачей. Это слово будет написано в выданном удостоверении. Но что значило оно в сравнении с моей мечтой? Как оно могло повлиять на чётко сформировавшееся решение? Синие дали мыслей не отпускали, навязчиво рисуя голубые глаза озёр, водопады в тропических джунглях, где на лианах качались игривые обезьяны.
Реальность была не за горами.
- Инвалид! - твердили мне все.
Ну и что? Пусть инвалид. Мне надо увидеть ту землю! Мне надо увидеть тот мир! В результате, несколько лет своей жизни посвятила маленькой стране в Центральной Америке.
Глава 1. ДАЛЁКАЯ СТРАНА
В первый раз полетела в Никарагуа в 1989 году с лёгкой руки моей подруги - никарагуанки Бир-мании, которая училась в нашем городе и жили мы с ней в общежитиях напротив, так и познако-мились. Тогда в Манагуа летали самолёты "Аэрофлота" и билет в оба конца с открытой датой на год, стоил $300. Такую же сумму разрешено было брать с собой. Валюту покупала в банке в Москве и специально туда ездила. Там жила в течение недели, снимая комнату в московской коммуналке. Рано утром, сначала на автобусе, потом на трамвае, добиралась на Ленинградский проспект к самому открытию банка. Народу было, как в Мавзолей! Очередь почти не двигалась и в конце рабочего дня все желающие выехать за рубеж, тщательно вписывали свои фамилии с подписями в общий список очередников, не успевших получить те свои положенные $300. На следующее утро ровно в девять часов организовывалась пофамильная перекличка выбранными активистами, и если кто-то из участников данного мероприятия опоздал, то его фамилию безжалостно вычёркивали из общего состава.
До этого я уже посетила три страны социалистического блока, будучи ещё студенткой музыкального училища, гастролировала с Народным ансамблем песни и танца по городам - побратимам. А тут мне представилась возможность попасть в страну третьего мира! Кто тогда мечтал об этом? Стоит ли рассказывать о трудностях с оформлением паспорта и сбором документов? Их собралась приличная стопка.
Мне удалось преодолеть и выстрадать все искусственно созданные препятствия для русских, выезжающих самостоятельно за границу из СССР, по приглашению иностранных граждан. Существовавший тогда ещё "железный занавес" вдруг приподнялся для меня, и, боясь, что он с железным звоном опустится вновь, я выскользнула из-под него и полетела... .
***
Последующие 20 лет летала в Никарагуа ещё восемь раз! И грамоту, за неоднократное пересечение Атлантики, мне торжественно вручили на борту "Аэрофлота".
Помню каждый полёт. Это необузданное студенческое веселье в аэропорту. Группировались все по странам, я, конечно, с никарагуанскими студентами. Молодёжь из латиноамериканских стран училась в бывшем СССР, любезно принятая в наши международные ВУЗы. Бывало, что немного пили, а потом шкодничали беззлобно, как то возили друг друга на багажных тележках через весь аэропорт, или же прятали от милиции распочатую бутылочку вина в рядом стоящую сумку, ничего не подозревающих серьёзных пассажиров, а потом опять забирали. Передавали не большие посылки для родственников в обе стороны. Всё было просто и здорово!
Самолёт всегда вылетал в половине третьего ночи, делая две дозаправки по пути следования. Но где? Мы заранее никогда не знали, об этом объявляли уже в полёте. Видимо, была в этом какая - то хитрость на предмет угона самолёта. На каждую дозаправку уходил час, полтора и в результате перелёт оказывался почти суточным.
В 1991 году в нашей стране произошёл путч в Москве, а мы, на тот момент, были уже в воздухе, успев вылететь из московского "Шереметьево". Те, кому предстояло лететь следующими рейсами, задержались в аэропорту на трое суток до восстановления порядка.
О путче я узнала при посадке для дозаправки в Северной Ирландии, где по всем мониторам аэропорта транслировали нашу родную столицу, заезженную танками и затоптанную толпами обезумивших людей. На документальную съёмку военных лет это не было похоже, головоломка казалась не разрешимой. И только наши стюардессы внесли относительную ясность происшедшего.
В ту ночь к власти пришло новое правительство во главе с Б.Ельциным. Эти события выпали из моей жизни. В России меня тогда не было.
Каждый раз, улетая из Никарагуа, меня провожали, и передавали весточки для студентов, их родители, а также мои, обретённые, друзья. Они шумно толпились у стойки регистрации до самого вылета. Потом поднимались на второй этаж к стеклянной стене, что бы напоследок помахать выезжающему на взлётную полосу лайнеру.
Однажды, улетая из Манагуа, самолёт набирал высоту. В тот момент внизу, в огромном городе под нами, произошло землетрясение и мы стали свидетелями жутких разрушений и паники, наблюдая за этим сверху. Позже узнала, что аэропорт бездействовал несколько дней, были нарушены взлётные полосы. Тогда я снова улетела вовремя.
Мне очень нравилось летать.
Терпеливо ждала заоблачного рассвета и о его наступлении оповещала всех.
Прилипнув носами к иллюминаторам, мы наблюдали поистине космический восход солнца, кра-соты не земной. Маленькая яркая точка, на совершенно чёрном небосклоне, начинала расти, меняя неоднократно свой цвет, при полной черноте вокруг. И, как бы с трудом, пробиваясь сквозь тьму - наступал рассвет.
А однажды, в совершенно безоблачную погоду, командир экипажа объявил, что, пользуясь редкой удачей, мы можем созерцать с высоты в 11000 метров Саргассово море.
Внизу всё было зелено, хотя сгустки водорослей могут находиться на значительном расстоянии друг от друга. Такое явление наблюдается не всегда. Иногда их в море просто нет!
Волны лениво перекатывались через полузатопленные острова, таща за собой длинные зелёные ленты сплетённых водорослей, которые были прекрасно видны сверху.
Это море в океане, не имеющее берегов, очень тёплое оттого, что вода здесь почти стоячая.
Так случилось, что несколько океанских течений, разветвляясь и вливаясь одно в другое, описывают круг в океане по часовой стрелке и внутри этого круга морское болото - Саргассово море. Оно огромно.
Западной границей ему служат Антильские острова, с севера - Бермудский архипелаг, а на вос-токе оно почти достигает Азорских островов.
Именно здесь, и только здесь, в водорослях - саргассах появляются на свет мальки угря и вместе с тёплым течением Гольфстрим, находясь в пути два с половиной года, поднимаются к европейским рекам. Самцы этой, плохо изученной рыбы, остаются в устьях, а самки идут по рекам выше. Через семь - десять лет взрослые особи возвращаются вниз по течению, если встречаются преграды на пути, ползут по суше, пока не найдут реку. На суше могут жить до трёх суток.
Возвращаются неизменно в Саргассово море, нерестятся и там погибают, а жизненный процесс повторяется снова. Странная рыба. Зачем ходить по 10000 миль туда - сюда? Многое в её поведении остаётся загадкой и по сей день.
Всякий раз, находясь над этой, полной таинственных легенд, акваторией Мирового океана, стюардессы объявляли:
- Сейчас мы пролетаем над Бермудским треугольником, - и по салону шёл ропот. А меня это только забавляло... до поры, до времени.
Как-то я отправилась в Манагуа местными авиалиниями с Тринидада и Тобаго. Высота нашим "Боингом" была набрана 5000 метров, все отстегнулись и, позавтракав, занимались своими делами. Дети играли в проходе, кто-то куда-то ходил, а я слушала музыку. И вдруг! Сильнейший толчок, потом рывок, а после этого и то и другое одновременно. Самолёт стало бросать и корёжить, казалось, вот-вот отвалятся крылья. Наступила невесомость и я приподнялась из кресла, полетели пластиковые пустые стаканы, бумажные салфетки и всякая лёгкая мелочь.
Я поняла, что мы падаем. Страшно кричали женщины и дети, стюардессы успокаивали пассажи-ров, но передвигаться по салону, они совершенно не могли. Мигал свет, творилось что-то неописуемо страшное. Ситуация походила на фильм ужасов. Мысль была: "Ну вот, меня ждут обратно домой, а я ещё и до места не долетела".
Как часто говорят о покадровом просмотре своей собственной жизни в минуты ужаса и ощущении конца. Это правда. Именно покадрово промелькнула перед глазами жизнь, и место в ней принадлежало только самым близким людям.
Как выровняли самолёт и набрали высоту - не знаю. Командир экипажа извинился за не предупреждение, так как внезапная турбулентная зона не была зафиксирована приборами.
Легче от этого никому не стало. У одного из пассажиров случился инфаркт и, при вынужденной посадке в Сальвадоре его выносили первым, как при пожаре. Здесь же в переходе - рукаве приступили к его реанимированию, а мы, как потерянные, молча проходили мимо.
В тот день вечером мне предстоял дальнейший перелёт до Манагуа. Здесь же в аэропорту, за-платив за визу, получила разрешение на посещение страны. На такси поехала в Сан - Сальвадор чисто по причине шопинга. Кожаные сумочки там хороши.
Бедное моё сердце, захлёстанное эмоциями, бешено стучало от предвкушения встречи с далёким прошлым. Как будто бы не было тех тринадцати лет, когда я в первый раз оказалась в Сальвадоре. Столица предстала намного веселее и опрятнее, нежели в разрухе давних лет. Дома были окрашены разноцветно, яркая пёстрость везде, и всё мне казалось родным и знакомым.
А вечером, при посадке в самолёт, снова вспомнила пережитую турбулентность над Бермудским треугольником. С ужасом в глазах смотрела на быстро заканчивающуюся очередь в самолёт.
Почувствовала, как падает моё давление, и потеряла сознание. Слишком трудно было преодолеть тот страх. В чувство меня, конечно, привели, пообещав, что над водой лететь не будем, а значит, ужасов не предвиделось.
Теперь мне кажется, что я не могла погибнуть, ведь жизненные планы были ещё не завершены. Но именно с тех пор боюсь летать, беру с собой в дорогу молитвослов и одержимо читаю молитвы за каждого сидящего в самолёте. А ведь сколько уже полётов было!? Может тысяча, или две.
Глава 2. ЗАМУЖЕСТВО
Я горжусь тем, что в Никарагуа меня ограбили - обворовали всего четыре раза, а не двадцать четыре! Любой почтёт за честь быть слегка ограбленным в Рио-де-Жанейро, об этом ходят легенды, и при случае всегда можно вспомнить про это в кругу друзей. Никарагуа ни в коем случае не уступает бразильцам. Воруют всё и вся!
Для того, что бы задержаться в стране более месяца, чего мне очень хотелось, я должна была вступить в брак. И во второй мой приезд я на это решилась. Претендентов было много, можно было выбирать, выбор пал на Хосэ. Он сразу был оповещён о моих намерениях, и мы поехали жениться к его знакомому нотариусу.
Тогда и сейчас я уверена, что поступила правильно. Возможно, мои действия кому - то покажутся постыдными, но те годы беспредела в нашей стране, объясняют и оправдывают многое. Хотя, что уж тут скрывать? Это была любовь, в которой себе долго не признавалась. Это сейчас могу сказать без стеснения, всёпоглощающей она была, страстной, сумасшедшей и очень больной. Больной на долгие годы, даже десятилетия. Непреходящей любовью и всёпрощаемой, терзающей мозг и рвущей в клочья сердце. Затихла она не скоро, застыла, окаменела, съёжилась в колкий комочек, сопротивляясь вновь входящему чувству, отталкивая его, не принимая. Но эта повесть о другой любви.
В машине тогда нас было трое: я, мой будущий муж и его закадычный друг в роли водителя. Под сиденьем хранился мой паспорт, билет на обратный вылет в Россию и все документы Хосе. Остановились у рынка Ориенталь в столице, и отошли перекусить.
Каков был ужас, когда вернувшись через пять минут с недопитым соком в руках, мы обнаружили открытой машину и исчезновение всех документов!
Я почти обезумила в тот момент, ничего не могла понять, никого не слышала вокруг, только тупо смотрела на то место, где десять минут назад лежали мои документы. Это была кража всей моей жизни, ведь тогда не было электронных билетов, которые с лёгкостью можно восстановить, не было компьютерной программы, где хранятся паспортные данные каждого гражданина страны, да и вообще компьютеров не было, не считая ЭВМ.
На тот момент я напоминала зомби. Все дальнейшие действия были механическими. Послушно села в машину, также послушно отвечала на вопросы в полицейском участке, где нам посоветовали сразу обратиться в наше посольство.
И только на плече у нашего посла меня прорвало. Истерически рыдая, я просто не могла гово-рить. Моя неуёмная фантазия рисовала страшные сцены жизни под мостом без документов, и бедная моя мамка родненькая, которой никогда не давала покойно жить, будет безнадёжно ждать свою дочь до смерти.
Посол России, в своей мужской твёрдости, совершенно не знал что со мной делать. Сморкаясь в его посольский носовой платок, постепенно успокаивалась.
Наконец-то проговорила. Посол, радостно хлопнув ладонью по столу, вытащил из сейфа початую бутылочку коньяка и предложил выпить за Россию. Мои глаза постепенно высыхали.
Вручив послу свеженький акт из полиции о краже, я ещё всхлипывала и дёргала носом, а в соседнем кабинете секретарша уже выписывала мне новый паспорт, согласно имеющимся сведениям обо мне. В Никарагуа, нас русских на тот момент было всего пять человек и пустые паспортные бланки не лимитировались. Очереди на улице не стояли и, похоже, привалившая работёнка сотрудников посольства только взбодрила.
Посол был хорошим человеком. Возможно, я сейчас компрометирую замечательного человека, но очень надеюсь, что сию повесть будет читать только солидарный со мной читатель. Думаю, что лёгкая пикантность ситуации не запятнает репутацию наших дипломатических сотрудников. Ещё не раз мне приходилось к ним обращаться, да и не только мне. Служащие посольства всегда помогали не многочисленным русским в Никарагуа, которые по разным стечениям обстоятельств оказались на далёкой чужбине.
С территории посольства я вышла улыбающаяся с опухшим от недавних слёз лицом, слегка пьяна и с красной паспортиной в руках.
Мои друзья, переживая и волнуясь, ждали меня на жаре два часа. Такого поведения они от рус-ских не ожидали. Если бы у них на меня были права, то получила бы я по заслугам. Но прав никто не давал!
Умывшись и успокоившись, все вместе поехали в агентство "Аэрофлота". Здесь за главного был один из выпускников российского вуза. Говорил по-русски сносно. Выписывая мне копию билета, пытался кокетничать перед моей зарёванной "физиономией", а меня тошнило и грубо хотелось "рыгать". Впоследствии этот молодой человек не однократно присутствовал в аэропорту при вылете нашего самолёта. С его помощью мы, русские, умудрялись провозить багаж не в двадцать положенных килограмм, а в сорок! Вокруг меня всегда были хорошие люди.
А в тот день ещё не были закончены все дела. Последним абзацем нашего вояжа стало - брако-сочетание. Под проливным тропическим ливнем мы явились к нотариусу. Я всегда боялась этих ливней и, втянув голову в плечи, сидела где-нибудь в уголке, испуганно озираясь и считая, что вот он - мой конец.
На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно, а ливневый грохот был таким, что разговаривать не имело смысла. Закрыв плотно все двери, мы заговорили, кто на каком, я только на русском. Если меня не понимали, я повторяла туже самую фразу, но более громко. Казалось, что так будет более ясно.
Нотариуса совсем не понимала, мой муж жестами делал пояснения: встать! поднять руку! повторять непонятные для меня слова! Позже догадалась, что я давала клятву верности...
Замужем за ним до сих пор, но вместе почти не жили, хотя я осталась до конца жить в его семье. В Никарагуа по сей момент ношу его фамилию. У Хосе давно своя семья и в каждый мой приезд я говорю ему о разводе. Но мой никарагуанский муж разводиться не собирается, оставляя за мной право в любой момент вернуться в Никарагуа. Видимо я стала важной вехой в его судьбе, да и он в моей.
После этого случая решила, что всё своё ношу с собой. Как-то ехала в городском автобусе, тут водитель объявил, что следует до конечной без остановок. Это для того, что бы вошедшие в автобус грабители имели достаточный запас времени. Водители автобусов и такси часто были из того же теста.
Меня сразу заметили, а я их. Но мне нужно было сойти. Зная, что у меня в сумке "шиш да го-лыш", рискнула прорваться вперёд и потребовать остановки. Сумка имелась для стиля, а $5 аккуратно были приклеены к левой груди скотчем, что бы не выпали. Меня искусственно притирали со всех сторон. Схватилась за свою сумку, и обнаружила там чужую руку. Я стала яростно её щипать и кричать: "Воры! Воры!". Вор тоже орал благим матом, я держала его мёртво. Наконец - то тот вырвался и возмущённо огласил на весь автобус, что я хотела его ограбить. Я треснула его по "фэйсу", от неожиданности вор онемел в негодовании. Ведь он думал, что я богатая и сентиментальная гринго, а я оказалась бедная и дерзкая русская.
Пытался схватить меня за шею, я уворачиваясь, пробиралась к двери. Остальные воры - грабители чистили во всю пассажиров, крик и ругань стояла в автобусе. Водитель почувствовал не нужный скандал в салоне, переходящий в драку и остановил автобус. Я протиснулась в открытую дверь, сумка осталась внутри, а её ремень у меня на плече. Автобус тронулся. Спотыкаясь, бежала вслед и орала не весть как, но сумку из рук не выпускала. Проверив всё её содержимое, автобус всё же выплюнул ридикюль мне на радость.
Отряхнувшись и оглядевшись, счастливая, триумфально прошествовала до своего дома, ограбить себя я тогда не позволила. Пустая сумка и $5 остались при мне.
В седьмую мою поездку, с уверенностью знатока злачной жизни, я вышла из автобуса на непра-вильной остановке, неосторожно имея золотой браслет на ноге. Народу было много. Я выбрала одного из стоявших горожан, и попросила указать нужную остановку. Незнакомец как-то расте-рялся, махнув не определённо в сторону. В этот момент кто-то совершенно спокойно, подойдя сзади, сорвал с ноги этот выбражульный браслет. Я только охнула, а грабитель, лавируя между летящими машинами, перебежал дорогу и остановился, понимая, что его не преследуют. Я собралась обратиться за сочувствием к растерявшемуся парню, а его уже "Митькой звали". Так же виртуозно перебежав дорогу и воссоединившись со своим подельником, они помахали мне рукой и скрылись.
Вот так иногда я сама иду в стан врага. И надо же мне было из пятидесяти стоявших на остановке человек, обратиться именно к этим "дружкам"?
Последнее никарагуанское ограбление было молниеносным.
Вечером мы сидели в парке с друзьями. Скамья была со спинкой. Я почувствовала, что кто-то из-за спины дёргает меня за сумку. Подумав, что кто-то из друзей подшучивает надо мной, всё пыталась заглянуть за скамью, при этом помалкивала. Пока я крутилась и высматривала шутника, сильнейший рывок оставил меня с одним ремнём на плече, а за ближайшим углом скрылся две-надцатилетний пацан с моим баульчиком. Конечно, он был пуст! Не считая сломанных ручных часов, которые всегда лежали там для веса.
Больше меня не грабили, даже на овеянном дурной славой базаре Ориенталь, где четверо из пяти - воры.
Глава3. МОЙ ПРЕКРАСНЫЙ ДОМ
Ездить и путешествовать - это красиво. Для этого нужны были средства. Воровать, как они, я не умела, значит нужно было думать головой.
Идею мне подал один фотограф, сказав, что в России дешёвая фотобумага. Мне больше можно было не говорить ничего. В Россию я собиралась, где продают фотобумагу - знала.
В следующий мой приезд я уже возвращалась с заказанной фотобумагой разного типа. На та-можне сумку нужно было ставить в определённое положение, что бы её (бумагу) не засветить при прогоне через экран. Иначе весь труд насмарку. Она была очень тяжёлая и тащила её из Астрахани.
Не надо думать, что в Никарагуа не было бумаги. Там было всё, но дорого, а наша - дёшево. Это было началом лихих 90-х. Россия была брошена на произвол судьбы, зарплат не платили, с работы увольняли. Ещё и это послужило толчком.
Бумагу провозила трижды и только один раз в Москве поинтересовались, что я везу. Ответила, что книги- учебники. На это не было запрета, никто даже и не заглянул.
Фотобумагу продавала по всему Никарагуа. Ездила автостопом, тормозила только приличные машины, что бы не ограбили. Алчность бедняков слишком велика.
Операция "Ы" всегда проходила успешно. Все работники фотостудий были моими покупателя-ми. Платили по-разному, кто сразу, а кто потом. Везде висели мои фото-пробники на моей же бумаге. Это льстило. Круг друзей увеличивался.
Доход от фотобумаги давал возможность жить и ездить в
Россию, помогать родителям. Имела два гражданства. Просыпаясь рано утром - уже была счастлива.
В послевоенном Никарагуа было тяжело всем. А мне всё как-то легко давалось. 95% не работающего населения страны хотели есть. Молодые специалисты, учившиеся в России в моём городе, сидели здесь без работы. Это сейчас они богатые и толстые. Прекрасные дома, шикарные машины, а тогда...
Моя подруга Бирмания, худенькая, с вечно пугливым взглядом сейчас превратилась в роскошную даму, вся в макияже и в машине, размером с дом!
А друг Фернандо, когда-то нравившийся всем моим подругам, стал важным и толстым начальником. При встрече в 2009 году я даже не смогла его охватить.
Рамиро, двоюродный брат моего супруга, округлел так, что щёки лежали на груди. Он был владельцем рыбопитомников, где выращивал осетровых. А ведь раньше был худым и хитрым. Обладал удивительной способностью приходить в тот момент, когда студенты обедали у себя в комнате, приготовив что-то скудненькое на не большую стипендию. Дверь изнутри от него закрывали, старались ложками не стучать, а он, стоя за дверью, кричал "Открывайте!"
Все их судьбы, это и моя судьба, молодость, если хотите. Здесь прошла часть моей жизни. Эта страна меня приняла.
Жила я в шикарном доме колониального стиля, с высоченными колоннами, упиравшимися в потолок. Огромный зал, с мозаикой на стенах, издавал эхо. В двух внутренних патио росли невиданные мною доселе растения и деревья. Один дворик имел посередине бассейн, а вокруг него в огромных горшках с изображением масок индейцев майя, росли райские цветы. В середине бассейна на островке - дерево какао.
Огромные плоды какао, по цвету и по форме напоминают мяч в регби. Когда плоды созревали, их раскрывали. Внутри имелись крупные зёрна в фиолетово - прозрачной оболочке, которые раскладывали на просушку вокруг бассейна. Я любила обсасывать эту приятную жидкость вокруг зёрнышка, она была сладкая и прохладная, напоминавшая желе. А потом зёрна мололи и варили из него шоколад на утро. Весь дом пропитывался шоколадным ароматом.
Когда привозили с фазенды урожай кофе в мешках, то также складывали вокруг бассейна и спускали из него воду, что бы кофе просох и не впитывал влагу. И уже кофейный аромат витал в воздухе.
От урожая грейпфрутов исходил цитрусовый аромат. И всем в это время приходилось пить только грейпфрутовый сок, от которого уже хотелось кричать "Караул!". Впоследствии урожаи вывозились для сдачи государству.
Этот прекрасный гостеприимный дом, с царившей в нём благоприятной атмосферой принадлежал замечательному человеку - тёте моего мужа. Звали её Чило. Несмотря на то, что в Никарагуа тётей называют только близких родственников, а не как у нас, тётю на улице, я называла донью Чило своей тётей и считала близкой родственницей.
Проживала я здесь бесплатно в отдельной комнате с огромной кроватью с шелковым бельём, оно приятно холодило тело. Зеркало во всю стену, перед которым постоянно крутилась, на потолке вентилятор, и деревянные тёмно-коричневые шкафы для вещей стояли напротив у стены.
Дом находился в г. Сан Маркос, в тридцати минутах езды от Манагуа. Там очень здоровый климат, всегда +25, нет ветров и землетрясений. Криминал полностью отсутствовал.
Это была вотчина семейства Анастасио Сомосы, правителя - тирана в Никарагуа. Фактически он был главой страны с 1967 по 1979 годы и последним правителем из семейной "династии" Сомоса, которая управляла Никарагуа с 1936 года. Он был богат сам и сделал богатыми своих родственников. Мой свёкор был его троюродным братом. Об этом узнала позже из семейного архива и фотографий.
По сути дела я приехала в эту страну через десять лет после многолетней войны, после свершившейся сразу революции во главе с Даниэлем Ортего, но президентом на тот момент была уже Виолета Чаморро. Её супруг являлся главным редактором оппозиционной газеты "Ля пренза" (она и сейчас существует), был убит сомосовцами, видимо, народ поддерживал её за эту трагедию. Сам Сомоса, на собственном самолёте, в июле 1979 года бежал в Соединённые Штаты. Долго не протянул, был убит из гранатомёта в Парагвае через год. $400 млн было вывезено им из Никарагуа!
Не потому так подробно рассказываю об этом правителе, что волею судьбы оказалась среди его родственников, хоть и троюродных, (кстати, ведь я имела и имею его вторую фамилию и даже не догадывалась ни о чём), а потому рассказываю, что очень уж не везёт этой маленькой стране с президентами. Мне довелось оказаться свидетелем ещё одного вопиющего случая, но это было позже.
Та семья (клан) была знаменита. Впоследствии мне были показаны их владения. Им принадлежал почти весь город. Но так как к власти приходили то "белые", то "красные", то "троцкисты", то сандинисты, недвижимость то забирали, то возвращали. Многие земли и имущество были утрачены.
На соседней улице стоит дворец Молодёжи, где находится кинозал, дискотека и концертный зал. Ранее там проживали родители свёкра, (его мама была двоюродной сестрой кому-то из родителей Сомосы - младшего), после их смерти во дворце жила младшая дочь, но с приходом к власти Даниэля Ортеги (второе его президентство после Чаморро) дворец отобрали, и тётя Мария Верта сейчас живёт в доме в саду дворца.
В 2009 году я её навестила, а она и не грустит. Говорит, что жить ей стало веселее, всегда музыка и все культурные мероприятия под рукой. А власть здесь меняется, как перчатки и кто знает, дворец могут и вернуть. Но, зачем он ей одной? Все дети живут в Майами, и сейчас ей очень хорошо. А принять обратно дворец не хочет. Даже если его захотят вернуть, она ещё подумает.
Занимается донья Мария Верта изготовлением ожерелий и браслетов из чёрного коралла и черепах. Этот вид деятельности здесь не запрещён, поэтому несколько предметов украшений приняла от неё в подарок.
Глава 4. ОБИТАТЕЛИ МОЕГО ДОМА
В доме тёти Чило имелся зал игровых автоматов и магазинчик. Это было её бизнесом. Целыми днями толпы детворы играли в "стрелялки", "пугалки" и "войнушки". Магазинчик доверялся только Хуане, постоянно проживавшей при доме домработнице. Они с Чило выросли вместе, мать Хуаны служила у родителей Чило, а теперь Хуана служит ей. Называла она меня всегда Тамарин и мы были дружны.
Именно она открывала высоченные двустворчатые двери, похожие на ворота, когда я поздно возвращалась домой. Это она учила меня стирать на каменном "лавандеро", похожем на сти-ральную доску моей бабушки. Учила отбеливать бельё на солнце и правильно мыть посуду в специальной мойке в саду. Ведь я никому не перепоручала своих дел, всё делала сама, хотя изначально Хуана отдавала мои вещи в стирку, приходившей два раза в неделю, прачке.
Хуана учила готовить "винагре", это настойка перца на фруктовом уксусе с обильно нарезанным луком, который надо выдерживать на солнце целый день. Объясняла, как правильно есть не знакомые мне фрукты. Как удобнее чистить ананас и кушать его не съедая сердцевину. Мой язык и губы саднило от не правильного употребления этого фрукта. Хуана рассказывала о применении тех или иных овощей, объясняла значение не знакомых слов, фраз и народных поговорок.
Показывала и рассказывала, как пользоваться в доме не знакомыми мне предметами, плитами, блендерами, грилями, миксерами, и разной техникой, которая в СССР ещё не была популярна. Она была мне необходима, без неё было трудно обойтись. Хуана была нужным человеком для всех, кто её знал, люди шли к ней за советом, за помощью.
Ещё при доме был приходящий молодой повар Иран, мы очень дружили, он был гей. Тогда это, популярное теперь слово, мне ни о чём не говорило, и я туманно представляла его значение. Появлялся он рано утром, и проходя под моими оконными жалюзями, окутывал комнату шлейфом своего одеколона. Абсолютный аккуратист и чистюля, любил делать перестановку в доме и менять местами горшки с цветами у бассейна. Всегда можно было отличить, кто готовил обед - Хуана или Иран. Иран готовил замысловато, а Хуана по-простецки. Именно он научил меня танцевать сальцу, меренги и ламбаду. Мы включали музыку на кухне в глубине дома и танцевали, время от времени выглядывая, что бы нас не "накрыли". Я пела ему всё подряд, а он каждый раз просил перевести. Конечно, что бы перевести наши романсы, народные застольные песни, требовалось извращение ума. Я переводила, превращая каждое произведение в целый рассказ.
Сейчас он работает в большом ресторане Коста-Рики и в 2009 году я его навещала, а заодно ещё раз посетила эту страну. Тогда он взял отгул на два дня, и мы вспомнили всё, как танцевали, бега-ли на дискотеки, как отбивались шваброй от сумасшедшего общипанного попугая, который озлобившись за невнимание, гонялся за нами вокруг бассейна. Не виделись мы 17 лет. Радость нашей встречи была безгранична. Те два дня пролетели, как мгновение. Здесь же в его ресторане нам приготовили огромную пиццу за встречу, хотели угодить, но лучше бы приготовили "сопа де караколь". Посчитали, что европейцам - европейское.
Иран рассказывал, как ему было трудно найти себе место под солнцем здесь в Коста-Рике, тем более с его не традиционной ориентацией. И он неоднократно вспоминал обо мне, как я прижи-валась в Никарагуа. В общем нам было, о чём поговорить.
Тот попугай был любимчиком у Чило и почти её ровесником. Подарили ей его в четыре года и до сих пор он рядом. Сейчас он здоров и весь в перьях, им по восемьдесят лет.
Каждое утро в четыре часа попугай противно орал на весь дом, требуя кормёжки. Выкладывал весь свой репертуар из часто повторявшихся в доме фраз: "Будешь пить кофе?", "Пойду сти-рать!", "Пойду мыть посуду!", "Чепито - толстенький!", "Дон Эваристо, зачем пришёл?" и ещё много чего. Тётя Чило вставала и шла его кормить, до сих пор подпускает только её и берёт корм прямо из рук, а репертуар его стал более разнообразен.
Так же в доме работала приходящая служанка по стирке и глажению. Итого прислуга состояла из троих человек. Сейчас их шестеро. Дом расширили и отстроили отель для студентов университета, который открыли в Сан Маркосе кажется в 2008 году. Современные номера с компьютерами заменили зал игровых автоматов. Из живности прибавились попугаи, штук пять и три кокер - спаниеля персикового окраса.
Как всегда в доме живут какие-то чужие люди, дальние родственники и близкие друзья. Они приезжают и уезжают когда им вздумается. Постоянно в доме проживают тётя Чило, её внук Чепито - толстый и Хуана. Сыновья Чило с семьями давно и навсегда поселились в Лос - Анжелесе.
Чепито - толстому сейчас за тридцать, а когда-то ему было восемь лет, и только у него был кожаный футбольный мяч. Все мальчишки терпеливо ждали его на улице, пока Хуана натягивала ему футбольные гетры, футболку, шорты и шнуровала кроссовки.
Он выходил на улицу важно и с мячом. Напоминал квадрат. Никто не смел над ним смеяться, а мы с тётей Чило ухохатывались, наблюдая через окно за её внуком. Родился Чепито с шестью пальцами на руках и ногах. Сейчас страдает куриной слепотой, в темноте ничего не видит. Полтора центнера весу имеет. Очень любит дискотеку и холодное пиво. Выходит из дому и кричит на всю улицу: "Кто отвезёт меня на дискотеку?" Да любой, только крикни!
Велорикша, пыхтя, везёт огромное тело на дискотеку. Тётя Чило платит за проезд заранее. Денег Чепито с собой не берёт, пиво и чипсы ему дают в любом количестве под ответственность бабушки. После дискотеки он снова выходит на улицу и кричит: "Кто отвезёт меня домой?", и опять пыхтящий велорикша везёт пьяное тело Чепито домой, помогает дойти до кровати и раздеться, но это уже по просьбе доньи Чило.
Все воспринимают Чепито всерьёз, как и в детстве. Попробуй, посмейся! Этот дом кормит полгорода. Каждый день во время обеда сюда приходят те, у кого к обеду ничего нет, им раздают еду. И так много лет подряд.
Вот в каком чудесном доме я жила. Спросите - зачем мне фотобумага? А затем, что я не нахлеб-ница, чужое есть чужое, а мне надо было иметь своё. В дальнейшем я рассчиталась сполна, сде-лав много добрых дел для этой семьи, и мы смогли сохранить тёплые отношения до сих пор.
В последний свой визит Чило не отпускала меня в Манагуа несколько дней, где я остановилась у Бирмании. Нашим разговорам не было конца, я спала с ней в одной комнате, эта привилегия не для всех. Я знаю, что мне там всегда рады.
Глава 5. ИМЕТЬ РАБОТУ БЫЛО ПРЕСТИЖНО
Случилось так, что мне захотелось устроиться на работу. В том давнем Никарагуа иметь работу было очень престижно, отношение всех окружающих к тебе сразу менялось. Не важно, какой была работа. Не хотелось, что бы меня считали приживалкой, не те мы люди. Хотя сами никарагуанцы никогда не рвутся в бой, нет работы и не надо, кто-нибудь вроде тёти Чило, накормит, к тому же протяни руку и вот тебе банан, апельсин или манго. Магомет ждёт, когда гора придёт!