Кончеев Александр Сергеевич : другие произведения.

А. В. Брунько

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.10*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    До знакомства с книгой Брунько, я думал о его творчестве как о чем-то графоманско-захолустном. Никаких похвал о его поэзии я ни от кого не слышал. Мало ли посредственных поэтов, мнящих себя гениями? В книге нет, на мой взгляд, ни одного слабого стихотворения, и уж точно ничего "графоманского" или "захолустного". Есть такие, что мне не нравятся, не в моем вкусе. Я не литературный критик и не филолог и даже не бог весть какой специалист в области поэзии, но если я вспоминаю стихи, хочу их перечитать, наслаждаюсь ими и нахожу в них духовные и словесные тонкости — мне этого достаточно. И таких стихов я нашел в книге Брунько достаточно.

Александр Виленович Брунько

     Александр Брунько в городе довольно известная личность. Что называется, широко известен в узких кругах. Книга его была издана в 1990 году "за счет средств автора". Насколько я знаю, никаких средств у Брунько никогда не было, разве что в юности. Видимо, помог кто-то из друзей.
     Брунько — Поэт с большой буквы. Слово "Поэт" в его устах звучит так же, как звучало в устах Пушкина или Блока.
     Местное телевидение как-то сняло о нем небольшой фильм — на удивление бездарный, бледный и совершенно его недостойный. До знакомства с книгой Брунько, я и думал о его творчестве как о чем-то графоманско-захолустном. Никаких похвал о его поэзии я ни от кого не слышал. Мало ли посредственных поэтов, мнящих себя гениями?
     Я думал так еще вот почему. Один мой друг, любитель поэзии и сам поэт, одно время приятельствовал с Брунько, но о стихах его отзывался с прохладцей. Однако признавал все-таки, что "Бруня" стихоплет умелый и весьма эрудированный. Он даже как-то познакомил меня с ним на улице, но мы не обменялись ни единым словом и быстро распрощались.
     От него я и узнал кое-что о поэте, впрочем, мало лестного. Отец Брунько был большим начальником (кажется, в КГБ), а сынок — непутевым — поэтом. Ясно, дети отвергают ценности отцов. Бруня читал диссидентов и слушал Галича, записи песен которого были у него полностью. Разумеется, он прекрасно знал тех поэтов, о которых "советский народ" не имел никакого представления или, точнее, имел самое превратное. Ахматова, Цветаева, Гумилев, Мандельштам были прекрасно ему известны, и кто еще лучше спросить его самого.
     Брунько пьянствовал, попадал в психушку, сидел в тюрьме за нарушение паспортного режима, в общем, делал все, чтобы соответствовать стереотипу "настоящего поэта". Как я понимаю, делал не для того, чтобы соответствовать, а потому, что таким и был.
     Среди прочего мой информатор упомянул о том, что сам Брунько считает себя Великим Русским Поэтом, лучшим из живущих. (В особенности это нас позабавило потому, что Брунько — еврей.) Мы посмеялись, да и забыли о Брунько.
     Однажды, мой друг Славик встретил Брунько на улице, и тот похвастался, что у него вышла книга, которую он тут же Славику и презентовал с дарственной надписью. Книга Славе не понравилась.
     Прошло лет десять, и я случайно пролистал эту книгу. Помнится, мне понравилось какое-то стихотворение, и я взял ее почитать.
     В книге нет, на мой взгляд, ни одного слабого стихотворения, и уж точно ничего "графоманского" или "захолустного". Есть такие, что мне не нравятся, не в моем вкусе. Я не литературный критик и не филолог и даже не бог весть какой специалист в области поэзии, но если я вспоминаю стихи, хочу их перечитать, наслаждаюсь ими и нахожу в них духовные и словесные тонкости — мне этого достаточно. И таких стихов я нашел в книге Брунько достаточно.
     Я считаю, что хороших поэтов вообще мало, а таких, что нравятся мне, еще меньше. И вот Брунько я причисляю именно к таким, выдающимся поэтам. Думаю, что не один я такой чудак, и кто-нибудь его тоже оценит и полюбит.
     Итак, я понял, что Брунько не так уж был не прав, считая себя Великим Русским Поэтом. Для меня — он Поэт, Мастер.
     Моего друга, кажется, удивило то, что мне понравилась поэзия Брунько. Он согласился, что некоторые стихи производят неплохое впечатление, но "потому, что ты не знаешь автора; это все техника и ни грамма чувства, Брунько прожженный циник". Слава, ты не прав. Кто сам говорил и цитировал Пастернака о мусоре из которого растут стихи "не ведая стыда". Поэт — всегда поэт, "он стонет от боли и его стоны звучат дивной музыкой".
     Кроме немногих избранных стихов, я привожу предисловие от автора к сборнику "Поседевшая любовь". Из него видно, что А. Брунько отлично наловчился скрывать свой цинизм, а так же писать просто и задушевно.
     В дальнейшем я предполагаю увеличить подборку, а некогда, может быть, опубликовать и всю книгу.

А. Кончеев

Стихи из книги «Поседевшая любовь»
Ростов-на-Дону, 1990

ОТ АВТОРА

     Многие стихотворения этой книги написаны в разных камерах знаменитой Богатяновской тюрьмы, где автора "содержали под стражей" по обвинению в тягчайшем преступлении — нарушении паспортного режима, или, как говорили в старину, — отсутствия вида на жительство...
     Здесь я хочу, нет — жажду воскликнуть: братия-поэты, возблагодарим Всевышнего за то, что по его манию многомудрые наши законодатели наконец-то признали уголовное преследование "за прописку" в нашей великой, а — главное! — свободной стране — смешным и позорным абсурдом. Воспоем же "осанну" и за то, что теперь нас, бедных стихотворцев, не привлекут за "тунеядство"! Господи! Неужели настали времена, когда мы сможем получать наши Нобелевские премии без предварительных чистилищ, как то: судов, тюрем, лагерей, высылок и проч., и проч.? Неужели возлюбленные редакторы не станут больше нырять за лупой в стол, не будут с помощью означенного — всевидящего — приспособления выискивать в наших бессмертных опусах "упадничество", "антисоветчину" и тому подобную собачью чушь? Неужели?
     ...До ареста я жил в Танаисе, среди великой, неслыханной по красоте осени, на первом этаже невиданной башни, построенной археологами, музыкантами, художниками и просто энтузиастами — по образу и подобию древних сторожевых форпостов Танаиса. "БАШНЯ ПОЭТОВ" — так окрестил это немыслимое сооружение прекрасный поэт и певец Анвар Исмагилов, который занимал второй этаж. А рядом, на внезапном и крутом взгорье, рос огромный куст шиповника. Вот и запомнилось: тяжелая, нет — золотая сентябрьская синь — в темно-красных звездах, качающихся на колючих ветках...
     Как-то, незадолго до моего ареста, одна из тамошних обитательниц- "танаитянок", прервав безмятежную беседу, вдруг — шутки ради — запела старую лагерную песню. От неожиданности сердце сжалось... Это было, повторяю, накануне моего, столь же внезапного ареста. И потом, уже в тюрьме, именно эта горестная песня, звучавшая постоянно в устах заключенных, — буквально преследовала меня, конвоировала — изо дня в день, из камеры в камеру, — муча, сводя с ума, добивая: "Так здравствуй, поседевшая любовь моя!.." Так возникло, а точнее, навязалось название книги. Да и большинство ее стихов ворвалось к автору без всяких предварительных звонков и предупреждений, без очереди и без доклада...
     Я перечитываю их и думаю: о чем они? О чем эта книга, написанная в тюрьме? О тюрьме? О крушении самых-самых заповедных, самых кровных чувств и надежд? Об извечной нашей неправедности, слепоте и вероломстве?
     Нет — все-таки — о Любви...

А. Б.

        
                      ***
        
        Дождь ли проявится в небе вечернем,
        Ночь ли приластится 
                           неизреченным —
        Всё-то мне чудится дальнее эхо
        Странного,
                 неразделенного смеха...
        Все-то мне видится белая сцена:
        Пьеса идет — актуальная очень,
        Все в ней серьезно, 
                           сверхважно, 
                                      сверхценно...
        Но — что за дела?! — кто-то громко хохочет!
        Ты глянь-ка: сидит возле самого края
        Сцены —
        Нетронутый мощным софитом —
        Задницей крашенной пол протирая, —
        Старый паяц
                   в колпаке знаменитом!
        Сидит — и до колик, несносный, хохочет:
        Речь ли герой произносит — хохочет,
        Слезы ль утраты актрисочка точит —
        Неугомонный — 
                     "обратно"
                              хохочет!
        Зной ли, пурга, чья-то совесть, карьера,
        Гневное око, лазурные очи...
        Буйно — 
               при темном безмолвстве партера -
        Старый паяц, как безумный, хохочет!
        Нет бы ему — да вскочить-покривляться,
        Хохму какую — как надо — "приправить"...
        ...Всё-то торопятся, всё-то толпятся,
        Всё-то стучат в мою пленную память...
        
        Смерть ли, любовь... Зеленеют... Опали...
        Грим ли смывая, парик ли напялив...
        Все-то мне чудится дальнее эхо
        Странного,
                  неразделенного смеха...
        
                   ***
        
        ...Да что свершил я — подлого, облыжного,
        Преступного? Скандального? —
        Не возлюбил — как надо — ближнего?
        Отбил любимую — у дальнего?
        
        Прошу прощения — у ближнего,
        Прошу прощения — у дальнего,
        У ветра — прямо в грудь — булыжного,
        У века моего кандального...
        
                 ***
      
                            Памяти Лидии Руслановой
      
      Мне хочется плакать — восторженно и благодарно —
      Обняв эту песнь — как подушку — навзрыд и навек —
      Веселую песнь:
                    с Сахалина, да — эх! — с Магадана —
      Восторженно и благодарно
                              бежал человек —
      Звериною узкой тропой, во степи, в темном лесе...
      Обняв эту жизнь —
                       как решетку —
                                    навзрыд и навек —
      О господи! 
      Плакать от лагерных нашенских песен...
      Россия!
             Неужто ты вся — 
                            из России побег?
                       ***
        
        Трудно дышать — 
                       от табачной весны,
                                        от тоски
        Пыльные бури,
        Бессильные бурые стены...
        Смотрят — в чужой мастерской —
                                      на меня холсты,
        Будто мои — запыленные временем — тени.
        Что за собранье — 
        В чужой мастерской — 
        Моих гроз и гробов?!
        Что я отвечу?
                    Я сам им сродни —
                               позабывшим, предавшим...
        Только одно
                   в этой дохлой обители —
        Бог и Любовь:
        Кошка, что греет котят животом отощавшим...
        
                  ЕЛАБУГА
        
                      Памяти Марины Цветаевой
        
        Елабуга! Буга-буга...
        
        На ней — постылая шуга,
        Все та же стынь,
        Все та же грязь —
        Пластинка, что ли, засеклась? —
        Елабуга-буга-буга —
        Ни черт, ни признаков, ни мет...
        
        Какие ж ТАМ нас ждут "благА" —
        
        За ЭТОТ ад, за ЭТОТ бред?!
        
        — За что, Господь?! —
        Ни слов, ни сил —
        Как спятивший Иов, кричу! —
        Всех (и себя!) отпел-простил,
        Тебя, Марина, —
        Не прощу!
        ...Рябина, горькая, как страсть,
        Мне светит тайно —
        Сквозь снега...
        Влюбленный лепет —
                          в стынь да в грязь —
        ЕлАбуга!
        ...буга-буга...
        
                 ***
        
        Апрельским плачем изойду,
        И станет беспощадно ясно:
        Прекрасна жизнь - как на беду! -
        Да, жизнь прекрасна,
        Жизнь прекрасна...
        Какое небо - во всю грудь! 
        И сколько боли! Сколько боли!
        И снова под ногами - Путь,
        И колокол гудит: 
        ДОКОЛЕ?
        
                       ***
        
                           В дачном кресле ночью...
        
                                             И. Бунин
        
        Устал скорбеть — тащить поденный вздор
        Своих смертей — смертей — смертей —
        ДОКОЛЕ?!
        Я в дачном кресле, и ночной восторг
        Томит меня — густой, бездонный хор
        Незримых, тайных колоколен...
        
        Я здесь в сердцебиенье тишины,
        В скрещенье соловьиных многоточий,
        Под стражей ветра, крапивы да бузины,
        И три березы — рядом — три струны —
        Мне взглядывают в очи...
        
        Я здесь... Постой — в какие времена
        Все это было — было! — тишина,
        Восторг и губы, жадные от жажды,
        И колокольная тягучая волна...
        Так значит — можно — можно дважды
        Войти, вступить, ворваться — наяву —
        Дорожкой лунной, струнным ладом -
        В былую — эту! — золотую синеву?
        
        ...Я в дачном кресле: жив, живой, живу,
        И ты — со мной, ты здесь, ты — рядом...
        
                      ***
        
        Бедной ночью
                    вдруг прильнет-почудится, —
        Прикоснется, будто приневестится, —
        Чья-то жизнь: скамья, гитара, улица,
        Деревянная —
                    с обрыва —
                              лестница,
        Даже двор — развешанные простыни,
        Даже комната
                    и запах мебели...
        Но зачем мне это все —
        О господи! —
        У меня в судьбе такого не было,
        В списках опыта вовек не значилось,
        Никогда не числилось в наличии.
        Так зачем же мне —
                          чуждой речи вкрадчивость,
        И молчанье на чужом наречии...
        
                       ***
        
        Не бойся отворить заветную калитку,
        Не бойся сотворить запретную молитву —
        Ты возвратился вновь в заглохший этот сад —
        Вернулся, как письмо, пришедшее назад.
        
        Остался позади твой путь: асфальт ли, шлак...
        Ты отыскал свой флаг
                            средь скуки, лжи и благ?
        Узрел Господень знак среди вранья и выгод
        Среди кухонных благ — обрел покой и выход?
        
        Ты осознал свой крах?
        Так не страшись отныне —
        Открыто прославлять запретные святыни! —
        Вне скуки, болтовни, проклятий и наград —
        Как этот древний сад,
        Как этот древний сад...
        
                       ***
        
        Мне к прежнему покою не вернуться.
        Начну лишь только — 
        И в стихи ворвутся:
        Бессонница, стон ливня — песнь об жесть,
        Больничная палата номер шесть,
        Решетки, мрак, и проч., и проч., и проч.,
        И напрочь двери. Ключ давно потерян.
        Ну что ж — не выть же зверем! 
        Буду верен
        Тебе, благословленный этот терем,
        Тебе, Судьба!
                     И все сомненья — прочь!
        Ведь сказано, что горе — не беда,
        Что все на пользу, даже если плохо,
        К тому же милосердная эпоха
        Не отняла надежду — в строчку Блока
        О том, что "мир прекрасен, как всегда..."
        
                  ***
        
        Кутят, чудачат и судачат,
        Грустят, в копилку слезы прячут,
        Бранятся, меряют аршины,
        Сплетают на лице морщины,
        И убывают полегоньку —
        Бесстрастной вечности вдогонку.
        
        Вкушай же блага неземные:
        Вокруг тебя друзья, родные
        Разложат траурные розы,
        Прольют накопленные слезы,
        И побредут за скорбной медью —
        Как будто очередь 
                       за смертью.
                       
                     ***
        
        Все грехи мои, потемки — все прощала.
        "Преврати меня в котенка" — превращала.
        Рук в бессилье и безверье не сводила,
        Мой будильник на бессмертье заводила,
        Век семьи — за миг любови уступала...
        
        С кем сейчас твои глаголы:
        — ила, — ала?..
        
                  ***
        
        Пусть я псих и обыватель —
        Дайте —
        После скучных всех
        Пыток, паток и проклятий —
        Старый дворик в Закарпатье:
        Тын, крапива и орех...
        Где до слез смешна и мнима
        Мина
            важных дрязг, идей,
        Где на старом пианино
        Старый бренькает еврей,
        Где не спешны разговоры —
        Да! —
        о снах, дождях внезапных,
        Сладких шалостях ребят,
        Где вокруг синеют горы,
        Звезды — помните их запах? —
        Явственно в ветвях рябят,
        Где — вдали от злобных истин,
        Сдобных башен, злых утех —
        Расцветают мои листья,
        Опадают мои листья...
        
        Воскресают мои листья —
        Тын, крапива да орех!
        
        
                     ***
        
                       ...А людям хотелось бы все сохранить —
                       и розы, и снег...
        
                                                                А. Герцен
        
        А людям хотелось бы все сохранить —
        И розы, и снег,
        Пушистую звездочку накормить —
        С бездомных небес,
        Любви неприкаянной огранить —
        Дыханье и смех,
        Судьбу окаянную не корить —
        За вкус и за вес...
        
        Смотрите:
        Рассвет, расцветая, трепещет в руках Темноты,
        И что там у них — о заре — поцелуй или месть?
        О, как бы хотелось
                          старинные наши
                                        святые мечты
        И Родину сохранить, и Свободу, и Честь!
        И сердце — кувшин с драгоценным вином —
        Не разбить, не пролить,
        И весь наш — проклЯтый и прОклятый —
                                            горестный век
        Простить. Из торжественной смерти восстать. 
                                              Сохранить.
        И розы.
        И снег.
        
        
        
        
        

   Copyright © Кончеев (e-mail:  falter@hotmail.com), 2003


Оценка: 5.10*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"