Вступление России в постперестроечную эпоху в начале девяностых годов ХХ века, глубокие реформы в социально-экономической, политической и духовной сфере, которые многие исследователи называют революционными, до предела обострили вопросы о цивилизационных основаниях и направлениях её дальнейшего пути. Признание необходимости модернизации страны, повышения уровня её конкурентоспособности в процессах глобализации, всерьез рассматривается как глубинная составляющая национальной идеи, призванной объединить и сплотить российское общество, вдохновить его на исторический прорыв, способный стать адекватным ответом на современные исторические вызовы.
Масштабная приватизация государственной собственности, проведенная в стране в рекордно короткие сроки, обернулась не гармонизацией общественных отношений и подъемом экономики в результате обретения субъектами экономических процессов пресловутого "чувства хозяина", а беспрецедентным социальным расслоением. В итоге идея приватизации госсобственности и создание полноценной рыночной инфраструктуры оказалась весьма дискредитирована, а настроения возврата к государственной экономике все активнее звучат на всех уровнях общества.
В этой связи предельно актуально звучат вопросы о роли и влиянии частнособственнических отношений на характер и направление развития российской цивилизации и культуры, на определение её места в мировом цивилизационном процессе.
Особенно важным представляется рассмотрение вопроса о взаимоотношении частнособственнических отношений с этической культурой общества. Ведь именно в области духовной жизни, в сфере духовных ценностей общественного сознания, его ментальности, культурных доминант и рефлексий над содержанием этой сферы в цивилизационных, философско-этических и культур-антропологических концепциях, происходит та невидимая борьба идей, видимым результатом которой становятся политические и экономические стратегии дальнейшего движения страны. Мы сознательно даже не употребляем здесь понятие "развития", ибо оно давно превратилось в эвфемизм понятия "застоя", столь ярко проявляющегося в судьбе так называемых "развивающихся стран".
Вынужденное признание необходимости построения общества рыночной экономики и политической демократии в рамках правового государства, структурообразующей цивилизационной основой которого является свобода частной собственности и гарантирующая её "священный и неприкосновенный" характер социально-политическая и правовая инфраструктура, все в большей степени наталкивается в нашей стране на отсутствие духовно-идеологических оснований и гарантий.
Тысячелетняя традиция государственного способа организации жизни в российском обществе самым причудливым образом воспроизводится в новых условиях, когда борьба с внезапно разбогатевшей на залоговых аукционах частной олигархией завершилась победой чиновничьей олигархии, превышающей прежнюю как числом, так и капиталами.
Главным итогом этих процессов наряду с беспрецедентной поляризацией бедности и богатства стало дальнейшее снижение темпов роста экономики, по которым Россия отстает уже не только от Китая и Индии, но и от стран СНГ, углубления массовой бедности населения, рост социальной напряженности. Необычайно выгодная внешняя коньюнктура, связанная с высокими ценами на энергоресурсы, стала источником обогащения нуворишей-чиновников, а не способом повышения эффективности экономики. Россия все в большей мере превращается не в "энергетическую империю", а в сырьевой придаток мировой экономики.
Мы оставляем в стороне процессы ограничения свободы слова, политической конкуренции, насаждение повсюду "вертикали власти", уничтожившей конституционный принцип разделения властей и породившей массовую коррупцию в госаппарате, и фактическое превращение федерации в унитарное государство. Все это оказывается возможным, прежде всего потому, что опирается на столь же древние духовные традиции российского общества.
Важнейшим фактором такого положения дел является, на наш взгляд, этическая культура российского общества, исторически сформировавшаяся в антитетических отношениях с ценностями частнособственнического общества.
Под этической культурой общества мы понимаем систему ценностей, включающих нравственные обычаи, традиции, верования и надежды, нравственные качества национального характера, моральные нормы и принципы, идеалы и понятия, укоренившиеся в обществе, и рефлексии над ними в рамках философско-этических теорий, реализующих себя в мировоззренческих представлениях морального сознания и системе этического просвещения.
И если первая часть содержания этической культуры общества имеет исторически обусловленный и объективный характер, то содержание этической теории, её воздействие на нравственную культуру общества в значительной мере зависит от объективной истинности этического познания, правильного понимания закономерностей развития нравственной культуры общества и роли частнособственнических отношений в этом процессе.
Этическая теория уже проделала огромную работу на пути преодоления односторонней трактовки частной собственности, идущей ещё от Платона, Т. Мора и Т. Кампанеллы через социалистов-утопистов, как главного фактора, подрывающего духовное единство и сплоченность общества.
Уже Аристотель резко возражал Платону, утверждая важность наличия собственности для нравственной дееспособности личности и чувства самоудовлетворения от полноты жизни - "трудно выразить словами, сколько наслаждения в сознании того, что нечто принадлежит тебе" (1,с. 410).
Даже марксизм, лейтмотивом которого стало положение об уничтожении частной собственности (см. 5, с. 120) как её самопреодолении в процессе общественно-исторического развития, всегда настаивал на великой всемирной цивилизаторской миссии капитализма, основой становления которого как раз и служила частная собственность. Про попытки же её уничтожить, отменить или запретить путем уничтожения самих собственников Маркс отзывался одной убийственной фразой "воскрешение всей старой мерзости".
Тем не менее, в рамках современных геополитических, цивилизационных и культурологических доктрин, опирающихся на историческую традицию противопоставления России Западу постоянно генерируются аргументы о том, что это гибельный путь. При этом в качестве самого убедительного аргумента приводится реальная история страны с её четырехкратной попыткой вступить на прозападный путь динамичного развития (Петр I, С.Ю.Витте и П.А.Столыпин, ленинский НЭП и ельцинско-чубайсовская приватизация), всегда оканчивающаяся одинаково безуспешно.
"Катастрофические последствия частнособственнического реформирования страны наступали не только вследствие отсутствия собственнического "мировоззрения", привычек, веры в святость принципа собственности, но и в силу того, что внутренние и внешние условия становления и развития российской цивилизации и культуры не обеспечивали самосохранения и развития её народа при господстве частных форм хозяйствования и соответствующих им ценностей... Россия не только не хотела, но и не могла стать частнособственнической и индустриальной цивилизацией", - делает ей сомнительный комплимент Г.Б.Хмелевская (9, с. 181).
Общей теоретической основой, на которой объединяются доктрины
православной христианской цивилизации, евразийства, национал-патриотизма, коммунизма, российского неоконсерватизма, является идея неприемлемости для России западных либеральных ценностей, правового общества и частной собственности как их гаранта. В основе этих идей помещается представление об особенности исторической миссии России, её судьбы, об отделённости России от европейской, и вообще, западной цивилизации.
Россия рассматривается как последний оплот духовности, божественного или исторического происхождения, противостоящий бездуховному, эгоистическому, материалистическому, расчетливо-агрессивному Западу, полным ходом двигающемуся к всемирному краху человеческой цивилизации.
Причем, православная церковь воюет с властолюбивым и сребролюбивым, забывшим Бога и душу, католицизмом и индивидуалистическим протестантизмом, противопоставляя их расчетливости и корыстолюбию духовное единение русского народа в пресловутой "соборности", а коммунисты и национал-патриоты не могут простить жиреющему и богатеющему Западу "хищнической эксплуатации всего мира".
Российские неоконсерваторы утверждают, что Запад вообще, даже в лице своих гуманистов и просветителей, всегда был полон "презрения ко всему незападному и неудержимого влечения к господству и подчинению", когда под флагом либерализма и прав человека стремился совершить "сознательное разрушение России" (6, с.508, 518).
В ход идут концепции культурно-исторических типов человечества, локальных цивилизаций и культур (Н.Я.Данилевский, О.Шпенглер, А.Тойнби, ), направленные против представлений о единой общечеловеческой логике развития истории. В поисках оправдания отсталости всегда возникает потребность в теории, согласно которой нет единой истории цивилизации, где отдельные народы ушли вперед, а другие отстали, но есть несколько цивилизаций, развивающихся параллельно по собственным законам. Эти теории как раз имеют своей задачей опорочить рыночную экономику, политическую демократию и правовое государство, достигшие именно в рамках западной цивилизации подлинной культурной зрелости.
Делается это, чтобы оправдать собственную псевдорыночную экономику с растущим засильем в ней государства, "управляемую, регулируемую" "суверенную демократию" (см. 8), всё больше похожую на обыкновенный авторитаризм, и "диктатуру закона", которая по образному выражению, напоминает подслеповатого пса, которого начальство может по собственному произволу спустить с цепи и натравить на неугодного или же запереть в конуре (например, "дело" Юкоса ).
Но подлинной сердцевиной "антизападнизма", которой, собственно, и освящаются все остальные противопоставления, становится обличение этической культуры буржуазного общества, вырастающей на фундаменте господства частной собственности. При этом она характеризуется отношениями соперничества и конкуренции, культом денег и собственности, стремлением к обогащению любой ценой, разгулом индивидуализма и эгоизма, хищнического потребительства и жажды подчинения всего и вся.
Необходимо отметить, что российские сторонники государственных форм собственности отлично сознают значение частнособственнических отношений и освящающих их моральных ценностей в процессе эффективного становления современной западной цивилизации. Они признают преимущества частной собственности (хотя и далеко не все - см. 7), понимают, что конкуренция и экономический рост, творческий и инновационный характер производства, способность идти на риск и принимать оптимальные решения, инициатива, предприимчивость, организованность, дисциплина и ответственность, рационализм и расчетливость,- порождаются этими отношениями, стимулируют выработку новой формы индивидуальности человека.
Однако все эти ценности считаются несовместимыми с традициями и духом российской культуры. В условиях доминирования частной собственности эти ценности вырождаются, по мнению защитников культурно-этической идентичности, в стремление к безграничному господству над природой, обогащению, властолюбию и подчинению других людей и народов, в презрение к духовности, забвению Бога и души, оскудению духа, потребительству и хищническим отношениям между людьми.
Именно в утверждении этих "ценностей", придающих кризисно-катастрофический характер общественному развитию, упрекается буржуазная мораль, опирающаяся на такую же антиколлективистскую этику.
Реально существующие мотивы поведения и отношения между людьми объявляются главными ценностями буржуазной этической культуры, добавляя к ним упреки, что буржуазная мораль "создает" враждебность интересов, "наполняет" людей взаимной ненавистью и подозрительностью, "требует" во имя богатства и успеха стать продажным, превращают честь и достоинство человека в товар.
При этом буржуазная этическая культура с её защитой гуманистических ценностей, прав и свобод человека, объявляется насквозь лицемерной и циничной, не видя вытекающего отсюда парадокса. Ибо либо она, настаивая на всех приписываемых ей мерзостях, до предела цинична, но не лицемерна, либо если она лицемерна, она не может требовать от человека становиться хищным зверем.
Представляется, что при таком подходе невольно смешиваются, перепутываются объекты стремлений и мотивации, задаваемые самим ходом общественной жизни, и ценности, провозглашаемые и отстаиваемые этической культурой.
Действительно, частная собственность как структурообразующая основа буржуазной цивилизации не только обеспечивает автономию и достоинство личности, защищает её права и свободы, раскрепощает инициативу и творческие силы, но и порождает самые низменные человеческие страсти, влекущие человека и всю цивилизацию на край пропасти, толкающие на самые страшные и грязные дела.
Но мораль и этика (как, впрочем, право, религия, гуманистическое искусство) как раз и призваны остановить человека на этом краю, предотвратить неизбежные деструктивные последствия частнособственнических отношений и порождаемых ими мотиваций и направить действия человека в общественно-полезное русло. Аристотель указывал, что частнособственнический эгоизм "справедливо порицается, но он заключается не в любви к самому себе, а в большей, чем должно, степени этой любви" (1, с. 411).
Ибо подлинными и главными ценностями буржуазной этической культуры являются также детерминированные господством частной собственности самоценность, свобода и достоинство человека, его права, личная независимость и равенство перед моралью и правом. Именно этим ценностям служат принципы и нормы должного поведения и отношений, образующие систему буржуазной, а по сути дела, общечеловеческой этической культуры.
Жизненные же ценности буржуазного общества - собственность, богатство, деньги, конкуренция, социальный статус - являются лишь средством для обеспечения цивилизованных условий жизни человека, существования её саморазвивающегося и саморегулирующегося общественного воспроизводства.
Это и делает столь необходимым существование морали, этики, религии, образующих систему сдержек и противовесов дезинтеграционным тенденциям и процессам, вытекающим из частнособственнической обособленности людей. Ведь частная собственность не только разделяет и противопоставляет людей, но и объединяет и связывает системой разделения и обмена деятельностью.
И делает это много совершеннее, чем кровное родство или отношения господства и подчинения, будь то личная зависимость в условиях феодализма, зависимость человека от государства в этатистских обществах или в условиях господства чиновничье-бюрократической "вертикали власти".
Все эти типы связи людей должны были уступить место более эффективному, основанному на формальном равноправии и добровольном, взаимовыгодном обмене деятельностью типу отношений, нуждающемуся в духовных культурных ценностях, защищающих не одних людей перед другими, а интересы и благо абстрактного человека вообще.
Общинно-патриархальные устои жизни, патерналистский тип взаимоотношения государства и народа, вырастающие на основе государственной собственности, подаются критиками буржуазной морали как преимущества коллективистского духа и ущербность индивидуализма. Коллективистская психология представляется как неоспоримое достоинство и противопоставляется психологии индивидуализма буржуазной цивилизации.
На самом деле и коллективизм, и индивидуализм - этапы становления общественной психологии и нравственности человечества. Коллективистская психология, в известном смысле, проистекает от стадности наших предков, общинного образа жизни, доминирования государственного уклада. По мере совершенствования общественного разделения труда и социума, ускорения цивилизационных процессов, на смену коллективистской психологии неизбежно приходит индивидуализм. Важно только, чтобы это был общественно ориентированный индивидуализм, или персонализм, говоря философским языком. Человек все больше становится личностью, все меньше в нем проявляются стадные инстинкты, и все больше развивается способность нести личную ответственность за свои поступки.
Процесс перехода от коллективизма к индивидуализму - это и есть направление социального прогресса (см. об этом 3). Индивидуализм как выражение самостоятельности, независимости и свободы личности - высшее проявление цивилизованности. И буржуазная этика, утверждая и отстаивая ценности индивидуальной человеческой жизни, указывает именно на её частнособственнические цивилизационные основания.
Этот высший тип отношений между людьми нуждается в такой этической культуре, которая как бы возвышается над взаимоотношениями и столкновениями интересов,сглаживая и примиряя их, и она постепенно вырабатывается в благоприятствующих становлению частной собственности условиях.
Поэтому же буржуазная мораль так пристрастна и щепетильна в отношении средств получения жизненных ценностей - капитала, богатства, власти - честно, законно, с соблюдением правил свободной и равной конкуренции, уважением прав и свобод других участников соперничества, или нечестно, в обход общих условий. "Успех любой ценой" давно квалифицируется буржуазной моралью как цинизм и аморализм, влекущий в условиях демократии и рынка к краху политической карьеры и успеха в бизнесе.
Таким образом, в настоящее время Россия вновь стоит перед выбором направления своего развития. Это выбор между отрицанием общей логики мирового цивилизационного развития, консервацией собственной отсталости под видом культурной "самобытности", "соборности", принадлежности к некоей "евразийской" цивилизации", и между признанием общечеловеческих ценностей, сознательного следования в направлении общества демократического и либерального типа. Первый путь ведет все в те же исторические тупики, из которых страна никак не может выбраться, второй же предполагает от философов и культурологов серьёзный анализ и критику этого "самобытного" направления и противопоставление ей модели либерально-демократического развития и соответствующей ему духовной культуры.
Литература:
1. Аристотель. Никомахова этика. Политика. Соч. 4 т., М., 1983.
2. Дугин А. Наш путь (стратегические перспективы развития России в