Кондрашов Владимир Александрович : другие произведения.

Культура эпохи Реформации. Контрреформация

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.29*10  Ваша оценка:


   Кондрашов В.А.
  
   Культура эпохи Реформации. Контрреформация
   Важнейшим этапом в культурно-историческом разви­тии Европы явилась Реформация -- широкое религиозное и социально-политическое движение, начавшееся в XVI в. в Германии и направленное на преобразование христианской церкви и вероисповедания.
   Реформация ста­ла первым решительным выступлением поднимавшейся буржуазии против отживших средневековых порядком. Преобразуя христианскую религию, изменяя вероиспоисповедальные установки и мироощущение массового человека, она дала мощный толчок развитию новых, капиталистических, общественных отношений и становлению буржуазно го типа личности.
   Непосредственным зримым результатом Реформации стало отпадение от католического вероисповедания третьей разновидности христианства -- протестантизма и ог­раничение всевластья римско-католической церкви. Крупнейшими протестантскими конфессиями стали лютеранство, кальвинизм, англиканство и целый ряд проте­стантских сект -- баптистов, евангелистов, адвентистов, методистов, квакеров и др.
   В то же время действительное содержание и смысл этого движения, его объективные результаты были, как часто случается с массовыми движе­ниями, скрыты от сознания не только его рядовых участ­ников, но и вдохновителей-идеологов, что ставит перед исторической наукой проблему выявления подлинного значения Реформации для культурно-исторического про­цесса.
   По времени Реформация совпадает с завершающим периодом эпохи Возрождения -- "величайшего прогрес­сивного переворота из всех, пережитых человечеством" (Ф. Энгельс). Но обычно историческое значение этой ге­роической эпохи связывают с идеями и художественны­ми достижениями гуманизма, провозгласившего в проти­вовес средневековому христианскому аскетизму и принижению человека идею его величия и достоинства, yтвердившего его право на творческую разумную деятель- ность, наслаждение и счастье в земной жизни.
   Гуманисты своим творчеством обосновывали и самоценность челове­ческой жизни, независимость достоинства личности от происхождения и родовитости, настаивали на способнос­ти человека к постоянному совершенствованию и выража­ли уверенность в безграничных возможностях человека.
   Они видели в человеке наиболее прекрасное и совер­шенное творение Бога. На основании библейского выра­жения о сотворении человека "по образу Божию" они рас­пространяли на человека присущие Богу созидательные, творческие способности, видели его призвание в позна­нии и преобразовании мира, украшении его своим трудом, развитии искусств и усовершенствовании наук и реме­сел.
   Опираясь на наследие античных авторов, гуманисты стремились сделать разум средством освобождения чело­века от темноты, невежества и суеверий, от опеки церк­ви, попирающей человеческую природу, и способом утвер­ждения доброй воли, чести и достоинства человека.
   И вот этому превознесению человека гуманистами, возвеличиванию и обожествлению человеческой природы Реформация противопоставила идею полного ничтожества человека перед лицом Господа.
   "В нас нет ничего чистого или доброго, -- писал Лютер, но и мы сами, и то, что имеем, -- все тонет в грехе. Все, что содержится в на­шей воле, -- зло, и все, что содержится в нашем уме, -- сплошное заблуждение и слепота. Поэтому человек тво­рит только одну скверность, заблуждение, злобу, грех, злую волю и безумие".
   Ему вторит Кальвин: "Поелику человек был создан из земли, так это для того, дабы он не смел возгордиться; ведь нет ничего более безрассудного, чем высоко мнить о нашем достоинстве, когда мы живем в грязной и мерзкой конуре, да и сами -- всего только зем­ля и грязь".
   Восхищению гуманистов могуществом человеческого разума Реформация противопоставила протестантское презрение к "умствованию" и абсолютное доверие к рели­гиозной вере, доходящей зачастую до прямого мракобесия и ненависти к науке. "Я предпочел бы истребить все че­ловеческие науки на земле, -- писал Кальвин, -- если бы они явились причиной охлаждения христианского рвения и отвращения от Бога", в другом месте он замечал, что "лучше невежество верующего, чем дерзость, мудрствующего".
   Оптимистическому и жизнерадостному мировоззрению гуманистов реформаторы христианской решительно противопоставили суровый дух добровольного самоограниче­ния и самодисциплины. Они победили, по характеристике К. Маркса, рабство по набожности всего лишь рабством по внутреннему убеждению, освободив человеческую плоть от оков и наложив их на сердце и желания челове­ка.
   Необходимо отметить, что и сами деятели Реформации были в основном выходцами из народа, развившими свои способности упорным трудом, фанатически твердые в сво­ей вере и являвшие полную противоположность гуманистам, по большей части прекрасно образованным аристо­кратам, знатокам философии, литературы и изящных искусств
   Закономерно возникает вопрос, есть ли вообще что-либо общее между гуманистической культурой эпохи Ре­нессанса, утвердившей величие человека в многочислен­ных прекрасных памятниках искусства и литературных произведениях, и реформированным христианством, по­родившим иной способ мироощущения и всей мотива­ции человеческой деятельности, сформировавшим новый тип личности?
   Между светской элитарной культурой и новым способом религиозного миросозерцания?
   Предварительный ответ на эти вопросы заключается в том, что это две различные формы -- светс­кая (гуманизм) и религиозная (Реформация) -- новой куль­туры поднимающегося раннебуржуазного общества, иду­щей на смену культуре феодального общества, все более yтрачивающего свое историческое оправдание.
   Общей исторической основой этих обеих разновидностей культу­ры эпохи Возрождения стало вызревание в недрах феода­лизма с его аграрным натуральным производством, основанным на личной зависимости крестьян и прямым принуждением их к труду, новых и более эффективных способов организации общественного производства:
   Просуществовавший в Европе более тысячи лет феода­лизм характеризовался чрезвычайной устойчивостью и стабильностью. Феодальное общество развилось и упро­чилось на основе медленного и постепенного разложения родового общественного уклада в результате его социаль­ного расслоения. Выделяющаяся родоплеменная знать постепенно захватывает все больше общинной собствен­ности, прежде всего земельных владений и добычи, и, опираясь на военную силу дружинников, распространяет свою власть на определенную территорию и населяющих ее людей.
   Именно из родоплеменной знати формируется военная и землевладельческая аристократия, жреческое сословие, образующие господствующий класс фео­дального общества. Господство это определялось собственностью на основное средство производства -- землю и природные угодья -- и военной силой, дающей власть над населяющими её людьми. Обедневшие же общинники, попадающие во всё большую кабалу от возвышающейся знати, образуют наряду с захваченными и покоренными племенами основную массу населения, находящуюся под властью господствующего класса.
   Возникающее на развалинах родового строя государство становится орудием господства класса феодалов, удержи­вающим в подчинении основную массу населения и уста­навливающийся порядок общественных взаимоотноше­ний.
   Значительную эволюцию в связи с разложением родо­вого строя претерпевает и сама община, которая вследствие роста населения и объединения племен постепенно превра­щается из родовой в территориальную, соседскую, где живут и трудятся сообща уже не только родственники, но и соседи. Основным занятием общинников оставался труд на земле, А так как земля становилась собственностью феодалов или государства, то за пользование ею, за про­живание на ней крестьяне должны были работать на фео­далов. Они не имели права уходить из селений; да факти­чески и не могли прожить вне общины.
   Поэтому они "прикреплялись" к земле, постепенно превращаясь в под­невольных зависимых людей, обязанных выполнять по отношению к феодалу различные "повинности" и "служ­бы" -- отрабатывать барщину, платить оброк и т. д.
   Понятно, что европейский феодализм оказывается более эффективным способом организации общественной жизни, нежели восточное или античное рабство, ибо крестьянин в отличие от раба как "говорящего орудия" относительно свободнее, - имеет свое хозяйство, семью, защиту от стихийных бедствий или произвола феодала в виде общины с ее обычаями и традициями взаимопомощи.
   Его труд значительно производительнее рабского, что и создает предпосылки для дальнейшего общественною развития, но одновременно разжигает аппетит феодалов и их стремления к еще большему подчинению и закабалению крестьян.
   В связи с этим острота общественного противостояния усиливается и для ее сглаживания возникает необходи­мость прибавить к прямому политическому, военному и правовому принуждению еще и духовное -- религиозное и моральное.
   В Европе такой духовной силой стала хрис­тианская религия и мораль. На смену языческой, народ­ной религии многобожии с ее неорганизованными и бес­порядочными отношениями между многочисленными богами разных народов пришла монотеистическая религия, отражавшая в своих представлениях об организации духовной власти на небе и на земле присущие феодализ­му тенденции к постепенной централизации власти и oрганизации системы господства и подчинения по иерархическому принципу. При этом сама христианская церковь стала крупнейшим феодалом, а духовенство образовало второе сословие господствующего класса феодалов.
   Таким oбразом, социальная структура феодального общества состояла из господствующего класса феодалов, включающего два сословия -- светских феодалов и духовенства, а также из угнетенного класса, состоящего из крепостных и полукрепостных крестьян, а позднее, ремесленников, торговцев, ростовщиков, менял и прочего городского плебса, образующих третье сословие.
   Во главе феодалов стоят наиболее родовитый, сильный и влиятельный князь, позже -- король, владевший боль­шей частью лучших земель и множеством крепостных. Рядом с ним, но чуть ниже стояли его ближайшие род­ственники и сподвижники -- герцоги, графы, бароны, ко­торые уступали ему в могуществе и владениях.
   Каждый крупный феодал мог пожаловать часть земель феодалам помельче, выступая по отношению к ним в качестве стар­шего -- сеньора. Те, кто получал земли или находился в зависимости от могущества более крупного феодала, были его военными дружинниками, вассалами, обязанными служить господину в ратных делах. Один и тот же феодал был сеньором более мелкого феодала и вассалом более крупного.
   Такая же феодальная иерархия существовала и в цер­ковной организации, во главе которой стоял римский папа, а ниже но ступеням феодальной лестницы располагались архиепископы, епископы, кардиналы, аббаты и простые священники и монахи.
   Крестьяне и горожане не входили и феодальную иерархическую лестницу, но сама идея иерархической opганизации социального бытия также пронизывала жизнь третьего сословия.
   Сословное деление общества всегда имеет тяготение к наследственному закреплению в виде замкнутых каст со своим статусом в обществе, системой ценностей и норм поведения.
   В свою очередь в рамках самих сословий и ус­ловиях зрелого феодализма образуются корпорации -- группы и союзы людей, объединенных общностью усло­вий жизни и деятельности и защищающие их положение и интересы. Это священнослужители, рыцарские ордена, монашеские ордена, тайные общества, цехи ремесленни­ков, гильдии купцов, стряпчих и т. п. У крестьян анало­гичную роль играла крестьянская община.
   Такое устройство предопределило главную особенность феодального общества -- его сословно-корпоративный ха­рактер.
   Каждое сословие, каждая группа или корпорация имела целый набор писаных и неписаных обязанностей, прав, привилегий, норм поведения и ценностных ориен­тации. Культивируется представление о вечности и спра­ведливости социального неравенства и о необходимости иерархии в жизни вообще, о распределении прав и обязанностей, благ и лишений не в равной степени, а "по достоинству" -- родовитости, сословному положению, социальному статусу. "Высший" и "лучший" всегда и во всем должен преобладать над "низшим" и "худшим".
   Каждый человек занимает определенное положение в обществе, и именно его сословно-корпоративный статус определяет престиж, привилегии, нормы поведения и об­раз жизни, моральные качества и добродетели, которым он должен соответствовать. Представление о "подобаю­щем месте" в общественной иерархии сословно-корпоративных статусов, которое должен занимать как индивид в группе, так и группа в обществе, является непреложным и безусловным требованием общества.
   В свою очередь верность своему сословному статусу вознаграждается чувством защищенности и безопасности, которое получает индивид в рамках оказываемого ему со­циальной группой "покровительства", ведь теперь на него распространяются закрепленные обычаями привилегии и права, принадлежащие всей группе.
   Поэтому человек в феодальном обществе не отличается самостоятельностью, он всегда "коллективизированпый" индивид, образ мыслей, действий и жизни которого строго и детально регламентирован его сословно-корпоративным статусом. Личный выбор, самостоятельная индивидуальная позиция, собственная мотивация сводятся здесь к правильному осознанию своего статуса, места в общественной иерар­хии, а далее уже действуют детально расписанные и однозначно детерминирующие поведение индивида нормы и правила. Индивид находится под полным контролем социальной структуры и выступает органом ее укрепления и сохранения.
   Таким образом, присущее феодализму натуральное производство, прямое непосредственное принуждение к труду, общинный и сословно-корпоративный характер общественного устройства выступают главными устоями феодализма, на которых зиждется его устойчивый и неизменный характер. Натуральное производство не нуждается в расши­рении, в совершенствовании, ибо, будучи предназначен­ным для внутреннего потребления, его масштабы и степень феодальной эксплуатации ограничивались "размерами же­лудка феодала" (К. Маркс).
   Подневольный и принудитель­ный характер этого производства угнетал всякую заинтере­сованность производителей в совершенствовании способов и приемов хозяйствования, в снижении затрат и в совер­шенствовании средств производства. Общинный и сословно-корпоративный характер общественной жизни препятствовал становлению человеческой индивидуальности, ско-
   вывал становление самостоятельности человека, наклады­вал на него цепи обычасв, ритуалов, предрассудков и суе­верий, лишая тем самым исторической инициативы и консервируя сложившиеся косные порядки,
   Однако, хотя и медленно, постепенно, на протяжении целых столетий в недрах самого феодализма разворачиваются процессы, подготавливающие его самопреодоление. Медленное и постепенное совершенствование орудий труда и средств производства в сельском хозяйстве, рост pазделения труда и углубление специализации приводит к появлению ремесла и отхожих промыслов, а с ними к отделению ремесленного производства от земледелия, возникновению опосредующей это отделение деятельно­сти -- торговли,, зарождению и развитию множества новых поселений и посадов. Эти поселения явились прообразами будущих, городов как центров новой, городской, культуры.
   Средневековые города вырастали обычно из посадов, образующихся возле стен монастырей или замков, у пере­сечения дорог, у речных переправ или брода, т. е. таких мест, куда стекались пути людей, потоки товаров и денег. Города становятся поселениями принципиально нового типа, где основным занятием жителей является ремесленное производство и торговля, а позже -- политическая и финансовая деятельность, образование, науки и искусства.
   Города быстро росли и развивались на основе интенсив­ного разделения труда, роста трудовой частной собственно­сти и развития товарного производства и торговли. Товар­ное производство снимало присущие натуральному хозяйству ограничения и стимулировало потребность в развитии средств производства и умений работника. Жизнь в городе своей интенсивностью и разнообразием многократно превосходила застойное и однообразное ее течение в деревне с ее циклическим, привязанным к смене времен года производством, образом жизни и почти растительным существованием.
   Наоборот, города с их водоворотом жизни, интенсивным характером обществен­ных отношений становились местом пересечения всех новых веяний, открытыми переменам и новизне, являясь тем самым ростками новой городской цивилизации.
   Самим своим устройством города позднего средневековья стимулировали развитие производства и совершенствование навыков общественной самоорганизации и самоуправления.
   Историческим центром всех городов были рынки, город­ская площадь с ратушей и собором, вокруг которых раз­растались кварталы ремесленных мастерских и цехов, а также жилых домов. Позже в результате развития товар­ного производства и торговли центры городов украсились зданиями банков и бирж, монетных дворов, а на окраи­нах появились больницы, тюрьмы, странноприимные дома, т. е. постоялые дворы и гостиницы.
   Важное место в городах занимали учебные заведения -- коллегии и университеты, базирующиеся по большей части на террито­рии монастырей или аббатств, этих центров средневековой учености.
   Однако подлинным центром всей общественной жиз­ни города оказалась городская площадь, служащая местом сбора горожан для решения важнейших общих дел, местом торжественных политических и религиозных ритуалов, местом казни, а также народных празднеств и гуляний с балаганами, карнавалом и фейерверками.
   Феодалы, на землях которых зарождались и росли го­рода, стремились подчинить их своей власти, обложить податями и налогами, что вызывало недовольство и воз­мущение городского населения, уже почувствовавшего свою силу.
   Это привело к длительному периоду в XII-- XIII вв. борьбы городов с феодалами за независимость. В итоге феодалы были вынуждены признать известную ав­тономию городов и "городские вольности".
   Тем самым города постепенно превращались в центры антифеодаль­ных настроений и оплоты относительной независимости горожан от феодального гнета. Распространилась практи­ка, когда крестьяне убегали от своих феодалов в города и превращались в горожан. Существовала даже поговорка о том, что "городской воздух делает человека свободным".
   Таким образом, рост городов, развитие торговых связей, городской культуры, появление свободных от феодальной зависимости сословий изнутри подтачивали основы фео­дализма.
   Присущая товарному производству, основанному на ча­стной собственности, потребность в развитии производи­тельных сил даст толчок опытному пониманию природы, а потребность в свободном от внешнего принуждения труде независимого работника порождает новые представления о человеке, его природе, правах и достоинствах.
   Универсаль­ным выражением этих общественных потребностей и ста­ла гуманистическая идеология эпохи Возрождения, про­тивопоставившая средневековому теоцентрическому и аскетическому мировоззрению страстное желание усовер­шенствовать мир на началах разума и человечности. Идеи гуманизма легли в основу дальнейшего развития филосо­фии и науки, общественной мысли, литературы и искус­ства.
   Однако созданная на этой основе культура -- фило­софские учения, художественные произведения, научные открытия и изобретения, призванные облегчить и улучшить жизнь человека, открыть перед ним простор для разви­тия, -- все это было достоянием узкого круга образованных людей, далеких от простого народа.
   Поэтому гуманистическая культура, стремящаяся пре­образовать общественную жизнь посредством обращения к отдельной личности, развития ее до разумного и свобод­ного состояния, не могла найти отклик и оказать дей­ственное влияние на массовое сознание, чтобы способ­ствовать победе нового строя общественных отношений. Ведь духовную жизнь огромного большинства людей того времени определяла отнюдь не философия, наука или искусство, а прежде всего религия. Именно религия дава­ла людям основные мировоззренческие представления о че­ловеческом бытии, его смысле и предназначении в земной жизни, о страданиях и тяготах в этой жизни и возможнос­ти спасения, тем самым обнадеживая и вдохновляя людей.
   Поэтому реализовать назревшие потребности обществен­ного развития в коренном преобразовании феодальных общественных отношений было невозможно без самой мощной и действенной для людей того времени санк­ции -- религиозной.
   Почему же католическая церковь оказалась неспособ­ной ответить на вызов времени -- выразить в доступной народу религиозной форме культуры потребности обще­ственного развития и тем самым возглавить историческое преобразование феодальных общественных отношений? Ведь на стороне католической церкви стояла тысячелет­няя традиция духовного попечительства, она имела огром­ный и непререкаемый авторитет в массах верующих, опи­ралась на силу светской власти и сурово расправлялась со всеми ересями.
   Более того, тяготы и покаяния, налагае­мые на верующего католической церковью с ее культом и обрядностью, были несоизмеримы с тяготами, проистека­ющими из протестантского требования сурового и непреклонного исполнения "мирской аскезы" и пуританского благочестия. Ведь только одних церковных праздников в ка­толицизме чуть ли не половина календаря, тогда как про­тестантизм приравнял праздность к самым страшным по­рокам!
   И тем не менее католическая церковь не смогла противостоять идеям протестантских теологов, увлекшим ог­ромные массы людей, которые вряд ли могли разобрать­ся в теологических и вероисповедальных различиях между нoвым и старым способом верить в Бora. Это удалось по­тому, что ответ, данный деятелями Реформации на вызов истории, оказался понятным и близким погруженным в религию, но не разбирающимся в теологических тонко­стях массам: католическую церковь следует отвергнуть потому, что она безнравственна, а, следовательно, безбож­на!
   Именно этот нравственный протест против "безбож­ной" церкви встретил живой отклик в сердцах тысяч ве­рующих, принадлежащих к различным сословиям.
   Но откуда и каким образом могло возникнуть это наваждение -- убеждение в безбожности основанной самим апостолом Петром церкви?
   Для ответа необходимо вни­мательнее присмотреться к тому, какое место занимала и. какую роль играла римско-католическая церковь в жизни западноевропейских стран. Эта церковь была международ­ным центром всей феодальной Западной Европы, объеди­нившим ее в одно большое целое под своей духовной и политической властью. Она сама была крупнейшим феода­лом средневековья, владея третьей частью всех земель и уго­дий, распоряжаясь трудом проживающих на них кресть-ян. Ей полагалась церковная десятина - десятая часть всех доходов и прибытков как феодалом, так и крестьян.
   Понятно, что она ревностно защищала и освящала этот строй, феодальную иерархию классов и сословий, угнете­ние и эксплуатацию народных масс ореолом божествен­ной благодати. Церковь имела огромную политическую власть -- многие европейские короли короновались рим­ской папой вплоть до XIV в. и находились в зависимости от него.
   Тем не менее, в условиях формирования в Европе крупных цен­трализованных монархий, когда возвышающаяся королев­ская власть с опорой на городские сословия постепенно сломила мощь удельного феодального дворянства, такое положение дел становилось все менее терпимым и для светской власти.
   Первый удар по теократическим притязаниям римского папы на высшую власть от Бога, на абсолютную непогрешимость и право утверждения или низложения не только церковных, но и светских властей, был нанесен в XIV в. французским королем Филиппом Красивым, когда пап­ство почти на 70 лет попало в подчинение французских королей. По месту резиденции римского папы этот пери­од в истории получил название авиньонского пленения пап.
   Вторым ударом стала деятельность предшественника Мартина Лютера чешского богослова и профессора Яна Гуса, выступившего против злоупотреблении церковных властей и призывавшего "в духовных вопросах повиноваться не лю­дям, а Богу". Он резко порицал князей церкви за отлуче­ния христиан от церкви, советуя им сначала отлучить самих себя от грехов и пороков, среди которых он выделял жадность и властолюбие. "Богатство отравило и испорти­ло церковь", -- учил Гус, выступая за упрощение католи­ческого богослужения, проведение его на национальном языке и фактически за создание независимых от Рима на­циональных церквей. За это он был вероломно, вопреки выданной ему германским императором охранной грамо­те, схвачен на соборе в Констанце и сожжен как еретик в 1415г.
   Возникнув как движение бедных и униженных, порабощенных и гонимых, христианская религия и церковь стали в средние века господствующей духовной и полити­ческой силой, достигнув высшего светского владычества. Нигде и никогда никакая другая церковь не имела дела с таким опасным искушением, как безграничная светская власть. Именно это безраздельное господство римско-католической церкви по всеx областях жизни, абсолютная
   монополия на власть и привели ее в конечном счете к внутреннему перерождению и разложению. Ведь если вер­но утверждение, что власть развращает, то абсолютная власть развращает абсолютно!
   Для укрепления своей власти и преследования противников католическая церковь в XII в. оставляет путь крот­ких словесных увещеваний по отношению к оступившим-ся и учреждает инквизицию -- карательный орган для преследования опасных "еретиков", виновных в прегрешениях против церкви. На самом деле, инквизиционные трибуналы стали орудием борьбы "князей церкви" -- цер-ковной номенклатуры со своими противниками. Жер­твами инквизиции стали многие выдающиеся ученые, писатели, врачи, тысячи простых смертных, попавших в немилость к служителям церкви или ставших жертвами доносов недоброжелателей. Имущество еретиков подлежа­ло конфискации в пользу церкви, причем значительная его часть шла на содержание трибунала, что стимулиро­вало его усердие.
   Малейшего подозрения в неверности церкви, просто ложного доноса было достаточно для ареста человека и помещения его в тюрьму, как правило, мрачные сырые подвалы, лишенные воздуха и света. Тюрьмы были пере-полнены заключенными, которым зачастую месяцами и годами не предъявлялись даже обвинения. Когда же доведенные до полного отчаяния заключенные требовали суда, им предъявлялись самые вздорные, основанные на доносах и измышлениях обвинения. Если подсудимый признавал справедливость самых изощренных обвинений, его приговаривали к соответствующему суровому наказа­нию, если же он отрицал спою вину, это делало его упор­ствующим в ереси.
   Тогда он подвергался самым невероятным и утонченным пыткам - на дыбе, раскаленными щипцами или углями, падающими часами па обритую го­лову каплями воды. Сознавание под пытками влекло в луч­шем случае пожизненное заключение, но чаще обвиняе­мых ждали та же участь, что и мучеников, выдержавших пытки и не признавших ложных обвинений, -- наказание, "насколько возможно милосердное, без пролития крови", т. е. сожжение.
   Правда, первым полагалась одна ми­лость -- перед сожжением они должны были быть удавле­ны! Оправдательных приговоров инквизиция практичес­ки не знала. Как пи странно, редчайшее исключение из этого правила коснулось, к счастью католической церкви, одного из выдающихся деятелей Контрреформации, осно­вателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, который по молодости лет неоднократно арестовывался инквизицией, но всякий раз ухитрялся благополучно оттуда выпутаться!
   Особенно свирепствовала инквизиция в Испании, где прославился своей ревностью в служении церкви великий инквизитор Фома Торквемада, только живыми сжегший более 10 тыс. человек. Жесточайшие пытки, сжигание на костре заживо творились именем учителя любви и мило­сердия Христа и оправдывались лицемерными уверениями, что, сжигая тело без пролития крови, церковь спасает душу грешника!
   Проповедуя смирение, бедность и воздержанность, церковь непристойно богатела, наживаясь на всем: помимо положенной ей десятины она брала с бедных прихо­жан плату за крещение, венчание, исповеди, отпевания и другие обряды. Высшие иерархи церкви жили в неслыхан­ной роскоши, предавались разгулу шумной светской жиз­ни, очень далекой от христианского идеала. Ярким, страстным обличителем духовного разложения верхушки католической церкви и самого папы, их властолюбия и алчности был монах-доминиканец Джироламо Савонарола. Он призывал церковь к отказу от богатства и пышности, властолюбия и тщеславия, к покаянию и аскетизму. В своих проповедях он настаивал, что Александр VI "вовсе не папа, он не христианин и не верует в Бога". Понятно, что он был отлучен от церкви, схвачен и после пыток казнен.
   Однако порча поразила не только высшие эшелоны церкви рядовые священники в условиях полной бескон­трольности и безответственности осуществляли службу как попало, отличались невежеством, ленью, жадностью и похотливостью. Монастыри, долженствующие быть местами чистого духовного покаяния, смирения и служения Богу, превращались в вертепы разврата и порока. Именно на материале монастырских нравов строил свои литературные фантазии известный маркиз де Сад. В народе бытовали поговорки, отражающие глубину падения авторитета церковников - "ряса монаха -- это плащ жулика", собаки лают, волки воют, а монахи лгут", "путается с женщиной, как кармелит, объедается, как бернардинец, пьянствует, как францисканец".
   Таким образом, католическая церковь, достигнув небывалой власти над странами Западнй Европы и владея несметными богатствами, оказалась тем не менее к концу XIV и. в очень печальном положении.
   При таком состоянии дел всякий порядочный христианин был просто обязан со всей решимостью выступить пpoтив официальной католической церкви, чем бы это ему ни грозило. Именно это обязательство двигало Мартином Лютером, когда он, уже отлученный папой от цер­кви, принял решение явиться на рейхстаг в Вормсе в 1521 г. для объяснения своей позиции. Пример Яна Гуса пыл еще свеж в памяти, и охранная грамота императора ничего не значила для папы.
   Однако Лютер почтительно отказался от вооруженной охраны со стороны своих сто­ронников, ибо им руководило не рассуждение о степени опасности предприятия, а невозможность уклониться от выполнения долга честного христианина: "... даже если бы они запалили огонь от Виттенберга до Вормса до самого неба, я все равно явился бы туда с именем Господа и стал бы в самой пасти бегемота меж огромными его зубами!"
   Изложение cвоей позиции на рейхстаге он закончил знаменитыми словами, утвердившими долг совести, изменить которому для уверенного в своей правоте человека просто невозможно: "На том стою и не могу иначе. Да поможет мне Бог!"
   Вышло так, что именно внутреннее, нравственное, раз­ложение католической церкви, ее властолюбие, алчность и жадность сделали эту церковь абсолютно неспособной возглавить прогрессивные преобразования в обществе и одновременно породили внутри самой церкви мощный протест, отражавший широкие общественные настроения.
   Таким энергично выраженным религиозным протестом и стала Реформация.
   Что же нового дала человеку Реформация и почему ценностные установки протестантизма стали важнейшим фактором становления современной запад-ной цивилизации и культуры?
   Почему Реформация не осталась только эпизодом в истории религии и цсркви, а знаменовала рождение нового мировоззрения, стала зна-мением новой эпохи?
   Каким образом идеи Реформации, в содержательном плане значительно расходясь с гумани­стической идеологией Возрождения, в стратегической перспективе продолжили начатое ею дело, так что Гегель даже называл Возрождение зарей новой эры, а Рефор­мацию полным сиянием солнца?
   Каковы основные идеи и принципы этого мировоззрения и как они повли­яли на становление мировой цивилизации?
   Обычно начало Реформации снизывают с событиями 31 октября 1517г. В Виттенберге, когда никому еще не известный монах и доктор теологии Мартин Лютер прибил к дверям церкви свои тезисы с осуждением продавцов "святого товара" - индульгенций, церковных грамот об отпущении грехов.
   Отпущение грехов стало практиковаться католической церковью еще с XI в. как распространение монашеской практики на мирскую жизнь. Первоначально оно осуществлялась в натуральной форме -- за "богоугодные дела", т. е. за участие в паломничествах к святым местам, в крестовых походах за освобождение Гроба Господня, зa пожертвования в пользу церкви и монастырей.
   Позже, с развитием торговли и денег церковные грамоты по случаю отпущения грехов стали предоставляться за деньги, и постепенно эта торговля приняла самые циничные формы. "Накопленный" церковью запас "святости" из добрых дел святых и праведников обменивался церковью по определенной таксе на все мыслимые и немыслимые прегрешения. Еще позже папство ввело индульгенции и на еще не совершенные грехи!
   Продажа индульгенция стала одной из важнейших статей дохода церкви. Но она же косвенным образом способствовала распространению пороков и злодеяний, которые при наличии денег уже можно было не считать грехом. В ходу была поговорка -- "Церковь прощает все грехи за исключением одного -- отсутствия денег"!
   Эта позорная практика вызывала повсеместное возмущение верующих и рассматривалась как яркое доказательство кризиса церкви, алчности ее служителей. Однако осуждалось именно придание отпущению грехов грязной денежно-торгашеской формы, но не само право церкви осуждать и миловать, накладывать на людей покаянные тяготы - епитимьи и прощать грехи.
   Лютер пошел дальше.За проступившим наружу оскорбительным торгашеским духом церковной практики он рассмотрел подлинно сатанинскую выдумку" -- стремление освободить человека от необходимости внутреннего покаяния! А ведь это именно то, к чему постоянно и неустанно призывает Евангелие: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие!"
   Тем самым католическая церковь фактически упразднило главное требование христианства и непременное условие человеческого спасения -- внутреннее покаяние. Против этого и выступил Лютер, заявив, что нельзя заменить полагающиеся человеку в силу его врожденной греховности очищающие душу страдания, ибо это единственный способ укрепления в вере и нравственного очищения, т. е. обретения искренней готовности жить по-божески.
   Фактически Лютер потребовал возврата к нравственным принципам первоначального христианства с его простотой, искренностью, непосредственной погруженностью в веру. Человек не может и не должен искать промежуточных инстанций для спасении, - уповая на них и наделяя их правом наказывать и прощать, он изменяет Господу, ума­ляет его величие.
   Именно обличение скрытого неблагочестия церкви во главе с римским первосвященником перед лицом Бога привлекло на сторону Лютера всех недовольных всевластьем развращенного Рима. Нравственное негодование и возмущение получили здесь сильнейшее религиозное под­крепление, что обеспечило быстрый рост популярности реформаторских идей.
   Поставив под вопрос право церк­ви посредничать между человеком и Богом в деле спасе­ния, Лютер идет все дальше и в итоге отвергает саму ском­прометировавшую себя церковную иерархию во главе с "бесовским князем" -- папой.
   Папство он называет "ан­тихристовым установлением", искушающим человека, провоцирующим его на плохие дела, которые легко иску­паются внешним благочестием, участием в церковных та­инствах и обрядах или, как это делают самые закоренелые грешники, покупкой отпущения грехов. Оно, по существу, украло у человека Бога и занялось спекулятивной прода­жей его милости. Бог "труждающихся и обремененных" превратился здесь в Бога богатых и самодовольных.
   Постоянно сверяя свои идеи со Священным писанием, Лютер отверг само деление общества на священников и мирян, ибо ни о папстве, ни о священничестве там "нет ни слова". Папа предстал в его изображении предводите­лем многотысячной армии титулованных ученых шарлата­нов и мошенников, самозванных посредников между чело­веком и Богом. Они явно не помогают, а мешают общению человека с Творцом.
   Поэтому Лютер отвергнул и большинство та­инств, составляющих католический культ и обрядность, -- святых и ангелов, культ Богородицы, поклонение иконам и святым мощам, богатые и торжественные церковные церемонии и службы, идущие к тому же на непонятном пароду латинском языке, представление о чистилище. Все это он рассматривал как разновидность церковной магии, при помощи которой католическая церковь стремилась самого Господа подчинить целям и интересам людей.
   Все пути спасения, связываемые с умилостивлением Бога -- прямым ли подкупом, пожертвованиями или даже монашеством, паломничеством к святым местам, другими проявлениями внешнего благочестия, -- оказываются у Лютера противными самой сущности христианства, ибо представляют собой попытку управлять Богом, влиять на него.
   Спасение, по Лютеру, возможно только посредством перенесения человеческих устремлений из сферы внешне­го, показного благочестия во внутреннее пространство сознания -- в личное верование человека. Лютер на все лады не устает подчеркивать это свое открытие сущности религии, которая заключается не во внешних формах бла­гочестия, не в богоугодных делах без внутреннего искрен­него устремления к Господу, а, прежде всего, в самой вере, во внутреннем самоотверженном настрое, который не может, разумеется, не воплотиться в хороших делах.
   Что­бы оттенить эту мысль, Лютер многократно намеренно повторяет свой тезис о спасении, об оправдании "одной только верой", постоянно добавляя "без участия добрых дел", подразумевая под ними именно внешнее показное благочестие. "Нельзя предписывать вере соединяться с добрыми делами, ибо истинная вера не может по сущно­сти своей не оказываться в праведной жизни".
   В связи с этим Лютер отрицательно отзывался о мона­шеской практике, предлагая сделать из монастырей шко­лы, выступил за отмену обязательных постов, пилигримства, т. е. паломничества к святым местам, ибо видел в этом бесполезное проживание средств в чужих краях, обо­рачивающееся бедностью и голодом в оставшихся дома семьях.
   Ратуя за чистую и искреннюю веру в Бога, Лютер отвергал последний и неотразимый аргумент, к которому так любила прибегать католическая церковь, -- отлучение от церкви и проклятие. Еретиков, считал он, следует по­беждать писанием, а не огнем, иначе палачи были бы са­мыми учеными теологами в мире. Этим он способствовал развитию самостоятельности и свободы совести в вопро­сах веры.
   Но чтобы не заплутать в вопросах веры, необходимо постоянно сверять ее со Священным писанием как кри­терием истинности христианского вероучения. Утверждая непререкаемость авторитета Писания, Лютер настаивал на праве каждого верующего иметь собственное понимание его содержания, на независимости личных суждений в вопросах веры и морали и, в конечном счете, на свободе со­вести. Чтобы обеспечить это право, он сам перевел Биб­лию на немецкий язык и заложил этим основы немецко­го литературного языка. Этим он сделал Библию доступной народу и способствовал упрочению обществен­ной потребности в развитии грамотности.
   Основное содержание лютеровекой Реформации по­зднее было сжато изложено его сподвижником Филиппом Меланхтоном в "Аугсбургском вероисповедании" (1530) и заключалось в идее возможности личного спасения одной только верой, признании условности папства и церковной иерархии, в утверждении равенства всех верующих в воп­росах веры перед Богом, что выразилось в принципе "все­общего священства".
   Суть его состояла в том, что каждый верующий может быть сам для себя и других священни­ком, и никакого особого священного круга деятельности не существует, никаких преимуществ духовенство иметь не должно. Все это сильно сокращало дорогостоящую цер­ковную бюрократию и культ, лишало церковников пред­ставления о собственной святости и неподсудности свет­ской власти.
   Эту концепцию "новой церкви" Лютер дополнил учением о божественном предопределением всего сущего и иллюзорности свободы воли человека. Стержнем протестантского мировоззрения стало положение "все от Бога", освободив­шее человека от тщетных и суетных переживаний о ходе и исходе его мирских дел и оставившее ему лишь одно -- уповать на Господа и верить в свое спасение.
   Лютер доводит эту мысль до утверждения, что спасение вообще не зависит от усилий человека, а целиком определяется од­ним только Богом. Ибо если было бы иначе, если спасе­ние не было бы только благодатью божьей, а его можно было заслужить, это порождало бы самоуспокоенность и самодовольство человека, влекло человека к гордыне и отвращало от покаяния.
   По сути дела, здесь рождалась новая мировоззренческая и нравственная установка, про­никнутая готовностью принять и перенести все трудности и испытания, ниспосланные человеку свыше, и отчаян­ным стремлением к внутренней чистоте и духовной стойкости в вере. Сохранить в душе образ Божий, не упасть духом, а делать свое дело методично и хорошо несмотря ни на что и вопреки всему! И если такое действие без на­дежды на благополучный результат, совершаемое вовсе не ради него, а во имя своего человеческого долга жить по-божески, во имя укрепления веры, вдруг оказывается дей­ствительно успешным -- это и будет явным знаком боже­ственного благоволения и возможности спасения!
   Поэтому фатализм протестантской этики не отрицает необходимости активных деятельных усилий, системати­ческого упорного труда в рамках своего мирского призва­ния, как не отвергает она и приобретения в результате этой деятельности материального достатка и благополу­чия.
   Протестантская мораль лишь отрицает традиционную мотивацию такой деятельности -- мужество и упорство, старание и прилежание, как и приобретаемые с их помо­щью благополучие и богатство необходимы не ради них самих, не ради развлечений, празднеств и веселого обра­за жизни. Они необходимы для получения чувства удовлетворения от со­знания собственного избранничества, гарантирующего будущее спасение.
   Выполнение долга в рамках своей мирской профес­сии -- высшая задача человека, посредством чего он убеж­дается в собственной угодности Богу. Тот, кто упорно и добросовестно трудится, вырастает в глазах Бога, кем бы он ни был, хотя сословие его было бы низким, а должность еле приметной. Тот же, кто трудится нерадиво -- чернь в глазах Творца, как бы высоко он ни вознесся в переменчивом течении жизни.
   Истинная христианская вера как бескорыстная устремленность к добру означает просто усердную и тщательную сосредоточенность и упорную методичность в выполнении своей обыкновенной мирской работы, составляющей одну из взаимопригодных служб устроенного Богом миропорядка. Хорошо работать нужно просто потому, что это угодно Богу, а не потому, что эта работа будет достойно вознаграждена. При этом ус­пешность человеческих занятий и их исход сами по себе безразличны для спасения души, но поскольку отлично вы полненная работа свидетельствует об упорстве и добросовестности работника, а стало быть о прочности его веры, успешный результат может рассматриваться как внешняя примета спасения.
   Такова логика лютеранской Реформации, заложившей прочные духовные основы для появления работника нового типа и принципиально иной культуры труда, без которых невозможно никакое эффективное высокотехнологическое производство.
   Новое понимание христианской веры как непосред­ственной личной связи человека с Богом нанесло сильнейший удар по католической церкви как духовному и политическому оплоту феодализма. Ограничение церковного авторитета в делах веры и нравственности, утверждение свободы сове­сти, защита и обоснование высокой религиозно-этической ценности труда и освящение деловой предприимчивос­ти -- вот далеко не полный перечень заслуг Мартина Лю­тера, обусловивших его вклад в становление раннебуржуазной идеологии и культуры.
   Радикальным продолжателем Реформации стал француз Жан Кальвин, основавший в Женеве, куда он был вынужден бежать от преследования католиков, одно из самых мощных течений протестантизма. Кальвинизм еще более упростил христианский культ и богослужение, при­дав церкви демократический характер с полным преодо­лением разделения верующих на клир и мирян и выбор­ностью руководства церкви.
   Кальвин усилил и упростил учение о божественном предопределении, доведя его до абсолютного фатализма: одни люди еще до рождения якобы предопределены к спасению и небесному блаженству, а другие -- к погибели и вечным мукам, и ничто не в си­лах этого изменить -- ни отвергнутое Лютером внешнее благочестие, ни их вера. Человек спасается не потому, что верит в Бога, а верит потому, что предопределен Творцом к спасению.
   Однако божественное предопределение и собственное избранничество сокрыто от людей, и потому каждый хри­стианин должен построить свою жизнь так, как если бы изначально был предопределен к спасению, открывая в своей жизни знаки божественного предопределения к спа­сению или погибели.
   Таким образом, кальвинизм идет дальше лютеранства, утверждая, что спасение не зависит даже и от одной только веры, ибо истинно верующим может быть лишь тот, кто "избран". Но человек не должен и не смеет проникать в тайны божественных решений, и поэтому он не может заранее знать, принадлежит ли он к числу из­бранных или отверженных, а посему должен истово забо­титься о том, чтобы оказаться достойным этого избрания. И если он ощущает в себе силы, позволяющие ему про­тивостоять искушениям и соблазнам, стремлению к удовольствиям и развлечениям, т. е. всему тому, что осужда­ется Богом и Священным писанием, ибо способствует "развращению человеков" и их погибели, то это хороший так для него.
   Наиболее видимым знаком избранничества кальвинизм вообще признает удачное и успешное течение дел в земной жизни, ибо все это невозможно без сильной воли, упорства, целеустремленности, сильного характера и стойкости, трудолюбия, простоты и скромности в жиз­ни, -- всех тех качеств и способностей, которыми Бог от­мечает избранных. Именно поэтому кальвинизм пропове­довал постоянный упорный труд и совершенствование профессионального мастерства, прилежание, скромность и ограничение своих потребностей, доходящую до скопи­домства бережливость и отказ от земных удовольствий и праздности. Непроизводительное же потребление, растрата капитала, праздное времяпрепровождение рассматривались кальвинистами как самый большой грех, ибо праздность, ленность, склонность к легкой жизни, неизбежно приводящие человека к порокам и бедности свидетельствовали о неизбежности его погибели.
   В соответствии со своими установками Кальвин очень скоро превратил Женеву, в которой протестанты взяли верх над католиками, из самоуправляющейся трудолюбивой и веселой общины в теократическое государство с личной диктатурой самого Кальвина, стремящегося насадить свои представления о жизни не только убеждением, но и принуждением.
   Шумная жизнь процветающего, трудолюбивого и веселого города притихла и сменилась мрачной серьезностью и строгой религиозностью. Кальвин стремился при помощи системы принуждений и наказаний заставить граждан города усердно молиться и работать, наложив запреты на всяческие развлечения и удо­вольствия, свободное времяпрепровождение, праздность и увеселения.
   Неприятие Кальвиным праздности и роскоши переходило у него в отрицание и запреты художественного творчества, литературы и искусства, в строгую мелочную регламентацию личной жизни верующих вплоть до запрета на ношение красивой одежды, причесок, употреб­ление изысканных кушаний и т. п.
   Обожествление протестантизмом трудолюбия и нена­висть к социальному паразитизму вылилось у Кальвина в запрет нищенства и монашества, однако взамен он, в полном соответствии со своим представлением о земной жизни как подготовительной ступени к вечной жизни, как юдоли скорби и плача, предложил аскетический идеал жизни всем верующим. "Кальвин, -- писал об этой его особенности Вольтер, -- широко распахнул двери монас-тырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир".
   Однако несмотря на суровое преследование кальвинизмом всякого инакомыслия и убежденность в собственной непогрешимости, за что Кальвин получил прозвище "женевского папы", сама логика буржуазного образа жизни с присущим ему стремлением к духовному и идеологичес­кому плюрализму способствовала порождению из кальви­низма целого ряда течений и протестантских сект -- пресвитериан , конгрегационалистов, баптистов, пуритан и др.
   Пожалуй, наиболее полно и последовательно их общую духовную сущность и родство с кальвинизмом выразил пуританизм (от англ, "чистый", "истинный"), основателем которого был англичанин Джон Нокс. Термин пуритан­ство стал даже общим названием всех этих течений. Пу­ританством стали называть характерное для последовате­лей кальвинистской церкви религиозное мировоззрение и стиль жизни, связанные с абсолютизацией аскетической строгости нравов, трудолюбия, высокого чувства долга, бережливости, мелочного благочестия и религиозного усердия.
   Этика пуританства отличалась строгим ригориз­мом, т. е. суровым и непреклонным следованием нрав­ственным принципам и нормам, источником которых считалась воля Бога, требованием простоты в отношениях между людьми, проповедью всемерного ограничения и уп­рощения собственных мирских потребностей, крайне отри­цательным отношением к роскоши, расточительности и пу­стой праздности. Пуритане не могли позволить себе тратить драгоценное время на непроизводительные заня­тия и считали все забавы и развлечения незаконными, ибо они отнимают время, которое необходимо посвятить бо­лее серьезным занятиям.
   Поэтому большинство праздни­ков были отменены, а жизнь пуритан превратилась в раз­новидность "мирской аскезы", т, е. служения Богу. Пуритане заметно отличались своей подчеркнутой скром­ностью жизни и набожностью.
   В то же время эта скромность и сдержанность сочета­лась у них с чрезвычайно высокой самооценкой, проис­текающей из их религиозных убеждений о том, что имен­но они являются не просто одной из разновидностей христианства, а носителями божественной исторической миссии. Своей жизнью они стремились продемонстриро­вать, что Господь указывал именно на протестантов, ког­да предвидел истинный путь человечества к спасению.
   Это весьма стимулировало социальную активность и религи­озную непоколебимость пуритан как надежное средство против преследований их врагами, против сомнений, ко­лебаний и душевной слабости и уныния. В то же время эти установки инспирировали подъем предпринимательского духа, присущего капитализму, и способствовали в конеч­ном счете его окончательной победе над феодализмом.
   Именно представители радикальной протестантско-пуританской ветви христианства, вынужденные в результате религиозных и политических преследований бежать в 1620 г. из Европы в Северную Америку, заложили фундамент новой нации, ставшей лидером западной цивилизации.
   В то же время успехи, одержанные протестантской Ре­формацией, заставили римско-католическую церковь встать на путь преобразований и поиска путей восстанов­ления утраченных позиций.
   Оправившись от первых чув­ствительных ударов и поражений, до основания поколе­бавших ее устои, римская церковь начинает собирать свои силы для новой ожесточенной борьбы с протестантизмом, развернувшейся в Западной Европе в XVI--XVII вв. и по­лучившей название Контрреформации, организованной папством как церковно-политическое движение в защи­ту святости и величия католической церкви.
   Это движение включа­ла ряд мер по организационному переустройству церкви и активизации функционирования ее институтов, однако не ограничилась чисто церковными мерами, что послужи­ло сигналом к развязыванию целой череды жестоких и кровопролитных религиозных войн, охвативших Европу в этот период. Прежде всего, была резко активизирована роль инквизиции, преобразованной в Конгрегацию "свя­того престола", действующую под непосредственным ру­ководством папы и обрушившую всю свою мощь на про­тивников католической церкви.
   Были мобилизованы силы старых нищенствующих мона­шеских орденов -- францисканцев, доминиканцев, кармели­тов, августинцев, члены которых должны были активизиро­вать свою проповедническую миссию. Но наиболее удачным орудием папства против свободомыслия и ересей стал вновь созданный орден "Общество Иисуса" - иезуитов, девизом которого стал лозунг "Иисус -- спаситель людей".
   Орден иезуитов был основан испанским дворянином Игнатием Лойолой, не преуспевшим на военной службе вследствие ранений и направившим свой неукротимый пыл и воин­ствующую религиозность на служение католической цер­кви нетрадиционными методами. Тяжело переживая кри­зис католической церкви, Лойола искал ответ на вопрос, как можно исправить дело. В итоге он пришел к мысли основать духовное общество для защиты церкви не тихим монастырским служением и проповедничеством, а актив­ной борьбой с ее противниками. Он задумал создать насто­ящую боевую организацию воинов Христовых, тесно свя­занных дисциплиной и сильных своим единодушием, -- "духовное войско, сражающееся за славу Божию под зна­менем креста Господня".
   Найдя себе единомышленников и последователей, Лойола быстро подчинил их своей сильной воле, внушив идею собственного избранничества и божественного по­кровительства в деле защиты католической церкви во гла­ве с папой от врагов. Первоначально это вновь возникшее товарищество занималось проповедничеством и обличе­нием еретичества.
   Поэтому внешняя и внутренняя жизнь членов ордена была весьма различной -- на людях иезу­ит, орденская принадлежность которого известна окружа­ющим, должен вести себя скромно и благочестиво, быть приветливым и кротким, никогда не выражать недоволь­ства. Он должен больше смотреть вниз, чтобы не выдавать глазами своих мыслей и хранить в тайне все относящееся к внутренней жизни ордена.
   Но эта кротость и благочестивость не должны мешать иезуиту использовать все сред­ства для достижения главной цели -- выполнения прика­зов и распоряжений начальства. Он мог прибегать к клевете, к интриге, заговору, использовать яд, кинжал, предаваться светским развлечениям, вести разгульный образ жизни, если это казалось необходимым для победы над врагами католической церкви.
   Такое поведение было теоретически обосновано идео­логами ордена в концепции так называемой иезуитской морали, главным принципом которой стало положение "цель оправдывает средства". Провозглашая своей целью укрепление славы Божьей, иезуиты считали, что нет таких средств, которые не были бы оправданы этой целью, и последовательно применяя эти положения к жизненной практике, постепенно пришли к оправданию любых без­нравственных и просто преступных деяний. Ложь, клят­вопреступление, предательство, тончайшая интрига и игра на человеческих слабостях, страстях и пороках были обыч­ными средствами укрепления иезуитами своих позиций.
   Неудивительно, что вскоре этот орден не только стал иг­рать руководящую роль в религиозной жизни, но и ока­зывать громадное влияние на политику. Папы быстро по­няли возможности, которые открывали им такие готовые на все помощники, и наделили орден многочисленными привилегиями. Несмотря на тяготы послушания, суровой дисциплины, вытекающие из устава ордена, численность иезуитов постоянно росла, а сила крепла. В основном иезуиты вербовали своих членов из привилегированных сословий, и трудно сказать однозначно, что больше дви­гало этими людьми -- действительное стремление к бес­корыстному служению силе и величию католической цер­кви или желание почувствовать себя избранником, принадлежащим к мощной и всесильной организации, приближенной к главе церкви.
   Иезуиты приняли активное участие в подготовке и со­зыве Тридентского вселенского собора (1545--1563), при­нявшего ряд решений, ознаменовавших формальное на­чало Контрреформации. Прежде всего, собор подтвердил догмат о непогрешимости пап в делах веры и приоритете папской власти перед авторитетом вселенских соборов. Было принято решение об издании инквизицией индек­са запрещенных книг, ставшего мощным орудием церков­ной реакции против свободомыслия и науки.
   В то же вре­мя было признано, что для успешного противостояния наступлению протестантизма недостаточно одних угроз и запретов, а необходимо повысить общую грамотность и религиозную образованность католического духовенства за счет расширения и укрепления системы религиозного образования. В свою очередь для малограмотной паствы было принято решение издавать катехизис веры, т. е. крат­кое и понятное изложение основ католического вероис­поведания в форме вопросов и ответов. В результате этих решений в Риме был создан целый ряд учебных заведе­ний -- коллегий для специальной подготовки католичес­кого духовенства, усилена церковная цензура, активизи­рована миссионерская деятельность церкви.
   Еще одним трагическим проявлением Контрреформа­ции стало возрождение и широкой распространение в XVI--XVII в. практики "охоты на ведьм". Тысячи женщин, обвиненных в ведовстве и сожительстве с дьяволом, были подвергнуты жесточайшим казням. Правда, в этом отно­шении протестантские церковники ненамного отставали от своих коллег из католической инквизиции.
   Борьба, начатая папством, не ограничилась областью чисто церковных мер, и вскоре по всей Европе запылали огни религиозных войн, Они раскалывали только начав­шие складываться нации и препятствовали формирова­нию буржуазных государств, в то же время демонстрируя всю бесплодность и бессмысленность религиозной нетер­пимости и постепенно приучая европейские народы к необходимости вынесения религиозных разногласий за рамки государства и гражданского общества.
   Важнейши­ми вехами на этом пути стал Аугсбургский мир (1555 г.) в Германии, в результате которого восторжествовал принцип "чья власть, того и вера". Французский король Генрих IV, натерпевшийся от религиозных битв и неоднократно вынужденно перехо­дивший из одного вероисповедания в другое, издал Нантский эдикт о веротерпимости (1598), позволивший като­ликам и протестантам уживаться в одном государстве.
   Меры, предпринятые католической церковью, позволили ей предотвратить беспрепятственный натиск протестан­тизма, победившего в основном в Скандинавии, Северной Германии, Швейцарии и Нидерландах, а также на Британ- ских островах. Оплотом католицизма оставались Италия, Испания, Франция, Австрия и юго-восточные страны Европы.
   Подводя итоги рассмотрения культурного развития за­падноевропейских стран эпохи Реформации и Контрре­формации, необходимо еще раз отметить ту исключитель­но важную роль, которую сыграла Реформация в становлении мировой цивилизации.
   Не провозглашая ни­какого определенного социально-политического идеала, не требуя переделки общества в ту или иную сторону, не свер­шая никаких научных открытий или достижений на худо­жественно-эстетическом поприще, Реформация изменила сознание человека, открыла перед ним новые духовные гори­зонты. Человек получил свободу самостоятельно мыслить, освободился от авторитарной опеки церкви и утвердился в высшем религиозном убеждении, что только собственный ра­зум и совесть могут диктовать ему, как следует жить.
   Реформация способствовала появлению человека буржу­азного общества, независимого автономного индивида со свободой нравственного выбора, самостоятельного и ответ­ственного в своих суждениях и поступках.
   Именно в носи­телях протестантских идей с наибольшей полнотой выра­зился новый буржуазный тип личности с новой культурой и отношением к миру. Было пересмотрено отношение к труду, приобретшему религиозно-этическую ценность, тог­да как неумение и некомпетентность в своем деле стали считаться таким же тяжким грехом, как и праздность.
   Складывающийся в Западной Европе капитализм, ин­дустриальная буржуазная цивилизация получили в проте­стантизме свое духовное обоснование. В свою очередь протестантизм послужил раскрытию возможностей нового строя, продвижения общества на пути прогресса. Рефор­мация вызвала необходимость преобразования и традици­онного католического вероисповедания, приспособления его к условиям нового буржуазного общества, что позво­лило католической церкви остаться важнейшим институ­том буржуазного общества и не превратиться в факт ис­тории религии и культуры.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  
  
  

Оценка: 3.29*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"