Лидия Константиновна шла с базара, хромала и проклинала себя за то, что вообще туда пошла. В последние дни нога болела нестерпимо, но, ничего не поделаешь - продукты никто, кроме неё самой, не купит.
Она всегда была нелюдимой. Даже в школе у всех были и подружки и свои компании, а Лида сидела дома. Мама у неё была доброй и не понимала - как маленькая девочка может быть так нелюдима. Она решила, что со временем пройдёт. Но наблюдала, что Лиде и одной хорошо. В те времена не было детских психологов, по крайней мере, в окружении их семьи не пользовались услугами такого рода. Они жили в посёлке, недалеко от города. Когда Лиде исполнилось пятнадцать, мама решила её свозить в областную больницу. Там девочка ответила на все вопросы врача, а дома сказала маме, что если она ещё хоть раз потащит её к психиатру, она покончит с собой.
- Я не люблю людей, - она кричала на мать.
- Но ты не можешь их не любить - для этого нужно иметь причины. Может, тебя обидели, а ты мне не рассказываешь?
- Мама, я не люблю людей не потому, что меня обидели, а потому что они - тупые прожорливые свиньи, - Лида всегда отличалась чистоплотностью.
- Да люди-то все разные...
- Не трогай меня! - Оборвала она мать, и, хлопнув дверью, ушла в свою комнату.
Больше мама старалась не трогать эту тему. Со стороны казалось, что всё её устраивает в дочери. В конце концов, своих детей любят не за что-то, а потому что это свои дети. Отец вообще ничего ТАКОГО за дочерью не замечал, он всегда всем был доволен. В школе у Лиды не было конфликтов, она всем дала понять, что если её обидят, она за себя постоит, поэтому её просто не замечали. Училась она неплохо, и, когда дома сказала, что пойдёт в педагогический, мама чуть не плакала от счастья - она решила, что с детьми может работать только чуткий человек, и что Лидочка изменится. Но уже после полугода учёбы, Лида ушла из дома и жила одна. С семьёй она почти не общалась. И на похоронах родителей - сначала умерла мама, через полгода, не выдержав одиночества, папа - Лида не проронила и слезинки.
Внешность Лидии Константиновны в молодости была обыкновенной - светлые волосы подстрижены, и даже иногда выглядели как причёска каре. Глаза у неё были некрасивые, чуть выпуклые, но дело даже не в этом - взгляд был тяжёлый и злой. Сама стать учительницы была обычной, не худой и не толстой. Одевалась она исключительно в пиджаки и юбки - обыкновенный учительский дресс-код. Годам к сорока ноги Лидии Константиновны стали искривляться в голени и от этого болеть. Глаза совсем стали выпуклыми. А одежда была в стиле Людмилы Прокофьевны из "Служебного романа". Надо сказать, что дети её боялись, в коллективе избегали, она работала и ненавидела и работу, и людей, и детей. Она уже и не скрывала, что ненавидит детей - тупых и непослушных созданий. Придя домой с работы, она наслаждалась тишиной. Тишина была ей роднее всего - в доме не было не то, что телевизора, даже радио. Это была такая тяжёлая тишина, напряжённая. Если кто-то по работе или из соседей был вынужден заскочить к учительнице, не выдерживали эту тяжёлую тишину. Казалось, её можно руками потрогать - настолько это ощущение было реальным.
За всю жизнь у неё так и не было ни друзей, ни даже хоть одной подруги. Одна учительница иногда заходила посплетничать. Она была также некрасива, даже хуже - беззубый рот постоянно жамкал, худое волосатое тело было одето в нелепые наряды, но она всегда считала себя иконой стиля. Имела троих детей и мужа-учителя труда в этой же школе. Она считала Лиду своей подругой, но та не любила и Галю. Они вместе курили и выпивали и сплетничали, но наутро Лидия Константиновна ненавидела и себя и свою "подругу".
Теперь, когда она уже пенсионерка, радовалась, что эта никчёмная жизнь кончается. Однако понимала, что, скорее всего, помучаться придётся. Одна нога совсем стала кривая и постоянно болела. Она хромала, глаза совсем выпучились, рот тоже стал беззубым и сложился в тоненькую полоску на лице - даже самой себе ей было противно смотреть на себя в зеркало; она и не смотрела. В доме годами всё лежало на своих местах, но теперь пыль вытиралась реже, посуду она могла облизать или вымакать хлебом и так поставить в шкаф. Одежду стирала редко не потому, что считала, будто она её не вымазывала, а просто потому, что носила один халат. Поэтому в доме пахло старостью. Но ещё одна деталь всегда придавала этому дому особую вонь - она курила сигареты без фильтра. Поскольку жила она в посёлке и имела свой дом, то огорода никак не избежать. Вот тут-то у неё всегда было чисто и красиво и не воняло ничем.
Однажды к ней пришла почтальонша, и сказала, что Лидию Константиновну разыскивает родственница.
- Что ей нужно? - Она зло смотрела на женщину и курила свои вонючие сигареты.
- Вот телефон, я не знаю. Приходите на почту, я наберу вам номер. Всё расспросите сами. - И ушла.
Но Лидия Константиновна не пошла ни на какую почту и не стала никому звонить - ей никто не был нужен. И вот, когда она уже почти дошла с базара, увидела возле своего двора машину. Сразу сообразила, что это родственница и ещё больше разозлилась. Сделала вид, что это не к ней, стала отворять калитку.
- Лидочка, а тебя тут дожидаюсь.
Лидия Константиновна обернулась, но продолжала делать своё дело.
- Можно к тебе зайти?
Она вошла, прикрыла ворота и пошла в дом. У женщины слёзы покатились из глаз.
- Вытащи меня отсюда, Виталик. Мне не остаётся ничего другого, как самой войти. Ты поможешь мне только заехать в дом, дальше я сама.
Мужчина открыл багажник, достал оттуда инвалидную коляску, потом взял старушку на руки и посадил в коляску. Он подошёл к воротам - они не были заперты, поэтому он покатил коляску в дом.
- Виталик, принеси мои вещи и поезжай.
Старушка въехала сама - на удивление не было таких порогов, через которые бы не перебралась бы коляска. Они смотрели друг на друга.
- Я Аглая - твоя троюродная сестра. Осталась одна, без родни. Заботиться обо мне некому, вот я и решила, что мы с тобой друг дружке будем в радость.
Но Лидия Константиновна только смотрела на неё, ничего не говорила. Даже внешний вид этой старушенции её бесил - белый платочек, чистая светлая одежда, доброе открытое лицо и манера говорить, как будто ты или из сказки вышла, или с луны свалилась - типичный божий одуванчик.
- Я хотела у тебя спросить, но ты не позвонила и я решила сама приехать - не хочу в дом престарелых.
- Всё сказала? А теперь катись на своих колёсах отсюда.
- Но ты же не можешь меня просто взять и выгнать?
Лидия Константиновна подняла бровь.
- Ну давай мы хоть чаю попьём. - Нет реакции. Тогда Аглая дотянулась до своих вещей и вытащила оттуда пирожки в корзинке. Поставила их на стол. Нет реакции. Потом она снова потянулась к своим вещам, но Лидия Константиновна подошла и встала между вещами и сестрой.
- Я понимаю, что мы даже не знакомы, но вместе нам будет легче, - нет реакции, - мне нужна твоя помощь, Лидочка.
Когда она снова услышала "Лидочка", терпение её лопнуло.
- Я тебе не Лидочка! Понятно? Ты чё прикатила? Какая такая сестра? Знать не знала, что у меня сестра была. А теперь ей, видите ли, в дом престарелых не хочется.
- Я не знала, что ты у меня есть. Когда умерла моя Маша, то пришлось искать родню.
- И чё? Только я? Больше никого?
- По возрасту только ты мне подходишь. К тому же я подумала, что раз мы с тобой и не знакомы, то познакомимся. А вдруг нам хорошо будет вместе жить? А? Я много ухода не требую - сама всё могу - и сварить и убрать вещи, - Аглая смотрела на неё умоляющим взглядом.
Лидия Константиновна взяла вещи Аглаи и покатила её кресло на улицу, вывезла за двор и оставила там, зашла, легла на диван и закурила - ноги болели - жуть.
Аглая Марковна осталась на улице одна. Она расплакалась, как ребёнок. Конечно, она и не рассчитывала на тёплый приём, но тааак... Даже в страшном сне не могла Аглая придумать такое. Но уезжать она не собиралась, так и сидела в своей коляске, мимо проходили люди, смотрели на неё. Прошёл день, наступил вечер.
- Бабуль, вы чё тут стоите? - Подошла соседка.
- Не знаю. - Аглая хотела в туалет.
Они разговорились, и соседка пригласила её к себе переночевать. А там как будет. Помогла бабке и в туалет, и помыться, и накормила, и спать уложила. Перед сном тоже разговорились, и соседка поведала ей о том, какой сложный человек Лидия Константиновна.
- Но я знаю точно, что мне к ней надо. Мне одна пророчица напророчила.
- Какая пророчица? Вы же взрослый человек! Столько шарлатанов.
- Нет, деточка, это Божий человек. Если тебе надо будет, скажи мне, я тебе адрес скажу. Это человек от Бога. Она смотрит на тебя и кажется, что наскрозь видит.
- Так это же гипноз.
- Вот ты не веришь, а я тебе точно говорю, что это Божий промысел, что бы такой твёрдый и злой человек как Лида покаялся. Это я простушка - всю жизнь верующая, видна как на ладони. Двадцать лет в инвалидной коляске. Злого никому не делаю. А таких людей Бог тоже любит и даёт им шанс на спасение. Бог каждому даёт шанс на спасение. Но для этого надо молиться и в дом Божий ходить.
- Ладно, поздно уже. Утром схожу к тёте Лиде, поговорю с ней. Но вряд ли вы будете с ней жить, даже если она согласится. Мне кажется, с ней невозможно жить. Шутка ли - всю жизнь одна. Работала учительницей, казалось бы - такая светлая профессия, а ею детей пугали в посёлке. Просто так, конечно, но маленькие боялись, и когда получалось, что эти дети приходили в её класс, то боялись её - жуть как. Но это и к лучшему - на уроках тихо себя вели.
- А что тебе-то? - Спросила Лидия Константиновна утром, когда соседка пришла поговорить.
- Ну жалко же человека.
- Вот и забирай её себе.
Соседка опешила, ей тоже бабка-инвалид не очень-то была нужна. Но и бросить вот так нельзя же.
- Я пойду в сельсовет.
- Да хоть к президенту.
- Если ты меня возьмёшь, я буду тебе платить полпенсии. - Аглая приехала тоже.
- А ни к чему мне твоя пенсия. Сдыхать скоро.
- А может, тебе ещё лет двадцать отмеряно?
- Я жила бедно всю свою жизнь, а старость - тем более проживу.
Тем временем соседка пошла-таки в сельсовет.
- Как мы можем её заставить жить с кем-то? Это же личное дело каждого.
- Но родственница инвалид, в коляске. Она выгнала её, я подобрала.
- Тёть Кать, - сказала Леночка, секретарь сельсовета, - тем более. Вы же знаете её - она никогда никого не жалела даже, не то, что бы за роднёй присмотреть, да ещё и в инвалидном кресле.
- Леночка, детка, а у меня есть идея - давайте мы её припугнём, что, дескать, есть такое постановление или закон, что надо, мол, и всё тут. Ну придумай что-нибудь. Эта старушка очень хочет непременно у неё жить. Если уж эта баба и законы знает, и будет отнекиваться, тогда уж ничего не поделаешь.
- Ладно, - нехотя согласилась та.
Лена сама пошла с Катериной. Побеседовали. Лидии Константиновне пришлось согласиться. Она, конечно, сказала, чтобы показали ей этот закон, и Лена обещала показать.
- И что я ей покажу? - Спросила она у Катерины.
- Надо что-то показать. Покажи ей что-то в этом роде, запутай её. Пенсионерка - не поймёт, даст Бог. А если поймёт, тогда что уж?
У Лидии Константиновны аж зубы скрипели.
- Спасибо тебе, Лидочка, - Аглая светилась от радости.
Та подошла к ней вплотную и сказала:
- Ещё раз так меня назовёшь, выкатишься на своей коляске на дорогу, и никакая власть меня не заставит тебя взять обратно. Ты поняла меня, малахольная?
- Конечно, поняла, - она не верила своим ушам. "Господи, за что?"
С этого момента жизнь Аглаи Марковны круто изменилась. Ей приходилось много молчать - любое слово могло вывести из себя её сестру. Но это ещё ничего - ей приходилось дышать невыносимым сигаретным дымом, когда та курила. Когда же Лидия Константиновна заметила, что Аглая Марковна выезжает из дома каждый раз, то начинала кричать на неё, что она её не звала, и, если уж она припёрлась, то пусть терпит. А ещё лучше - катится вон на своём катафалке. И при этом она ужасно смеялась. Аглая через месяц такой жизни превратилась из солнечной старушки в молчаливую, какую-то смиренную, сгорбленную, больную. Она умудрялась даже на огороде помогать, но и это не нравилось её злой сестре.
- Эй, ты, малахольная, катись сюда. Смотри, как ты прокатилась своим катафалком, передавила мне всю петрушку. Ещё раз - и в глаз.
И такие разговоры постоянно. Аглая боялась её - просто жуть. Но однажды у Лидии Константиновны сильно разболелась нога, она даже не могла встать. Тогда Аглая подъехала и стала молиться.
- Ты совсем уже больная? А ну, закрыла рот свой! - Услышала она в свой адрес и в ужасе замолчала.
Лидия целый день просто выла от боли и срывала свой гнев на сестре. Она гоняла её туда-сюда по дому, заставляла делать то, что не нужно было - Аглая всё делала и молчала.
- Ты почему молчишь весь день? Уж не молишься ли про себя?
- Молюсь, а как же? Я не могу не молиться, я молюсь всю мою жизнь.
- Если ты ещё хоть раз вздумаешь молиться за меня, то...
- Что? - Набралась смелости Аглая Марковна и так хитренько прищурила глаз. - Ты даже встать не можешь. А если я помолюсь, то ты может, встанешь. Если так решит Господь.
У Лидии Константиновны аж зубы заскрипели от злости.
- Какой Господь, дура ты этакая! Я тебя и так щас огрею чем-нибудь.... - она потянулась за пепельницей, но боль не дала ей двинуться.
В этот момент она так ненавидела свою сестру, что и вправду могла её убить. Ночью ей не спалось, она всё хотела встать и убить старушку. Не то, что бы она не могла встать, она просто понимала, что избавиться от тела ей никак не удастся - Катерина в огороде видела каждый день её и здоровалась, иногда они разговаривали. И, если она пару дней не увидит Аглаю, то наверняка зайдёт спросить, куда подевалась бабулька. Злость и ненависть усиливались с каждым днём.
- Я знаю, почему ты не можешь встать, - сказала Аглая, - ненависть разъедает тебя. Ты могла бы ходить, опираясь на палку, но ты не можешь даже просто сесть на постели. Бог тебя предостерегает от тех задумок, которые в твоей голове.
- Совсем спятила? - Но внутри ей стало некомфортно. - Что мелешь? Ехай к своей подружке Катьке и скажи, что бы лекарств купила - не могу больше терпеть.
- Я всё сделаю, как скажешь, а тебе скажу, что не зря я у тебя живу. Не зря меня Господь к тебе привёл...
- Пошла вооон!! - Заорала Лидия Константиновна что было мочи.
Два дня она принимала обезболивающее, но не помогало. А Аглая всё шептала ходила. В голове Лидии Константиновны созрело решение её убить, когда она сможет встать. Она решила, что уж лучше в тюрьме с отморозками, чем с такой сестрой. Там хотя бы понятно, что ублюдки, а тут... Она больше ни о чём другом не могла думать. Подойдёт, ударит по голове, та и скопытится - так думала бывшая учительница русского языка и литературы. "Надо бы придумать, чем стукнуть. А вдруг не сдохнет и придётся добивать? Бррр..." Но мысль утверждалась и утверждалась в её голове с каждой минутой сильнее. Ещё несколько дней ей приходилось лежать - нога болела так, что хотелось выть. И вдруг она не смогла встать даже в туалет.
- Ведро мне принеси, - скомандовала она Аглае. Та, конечно, поухаживала. А через час врач пришёл.
- Я сделаю вам укол, но нужна госпитализация. Если так долго не помогают препараты, - он взял в руки лекарство, которое она принимала, - то дело принимает серьёзный оборот. Нужны снимки, анализы. Когда в последний раз вы были в больнице?
- Когда медкомиссию проходила на работе - пять лет назад.
- Я говорю совершенно серьёзно, что прямо сейчас забираю вас в больницу.
И скорая её увезла, впрочем, Лидия Константиновна и не сопротивлялась - уж очень она устала от боли. Аглая обещала за огородом присмотреть, пока Лидочка выздоровеет. После этого "Лидочка", сестра больше не сомневалась - она убьёт эту бабку. И сделает это не со спины, а глядя ей в глаза и с наслаждением, как это делают маньяки.
Однако в больнице Лидии Константиновне после всех снимков и анализов сказали, что ногу нужно ампутировать - у неё определили эмболию. Это такое заболевание, когда происходит омертвение тканей. Она была в шоке. Никогда и ничем не болела, и тут такое. То, что болит нога, Лидия Константиновна списывала на тот счёт, что кости совсем кривятся и ей больно. Поэтому она и не обследовалась никогда. После операции некому было ухаживать за ней. Врачи обратились по месту работы и в ответ услышали о том, что никто не согласится ухаживать. Тогда пришлось сказать Аглае Марковне, она согласилась. А когда узнала, что в больнице есть условия для езды на инвалидной коляске, то и вовсе обрадовалась. Лидия Константиновна забыла о намерении убить сестру. "Пока она за мной смотрит. - Решила. - А там видно будет". Тяжело им обоим пришлось - злость Лидии Константиновны не могли не заметить окружающие люди. Но она просто не могла скрывать, не умела. Люди, которые лежали в этой палате и медсёстры говорили о том, что если бы не Аглая Марковна, то неизвестно, как бы она выжила.
- А я, может, сдохнуть хочу, а она не даёт мне. А? - Отвечала она всем. - И не лезьте ко мне. Жалко бабушку? Забирайте себе.
На такие слова нечего было ответить. Но потом, когда Аглая могла, то разговаривала с людьми и говорила, что это так нужно, что вы, мол, не беспокойтесь, я всё выдержу. Вид смиренной Аглаи удивлял людей, они не понимали - что такого совершила бабка, что терпит всё. Ведь понятно же, что просто так никто терпеть не будет. Время шло и раны заживали, пришёл день выписки. Доктор отдал распоряжение, чтобы их отвезли домой на скорой помощи. Вид двух старушек был довольно жалок - одна на костылях, другая в коляске. Катерина встретила бабок, помогла, а потом побежала в сельсовет.
- Леночка, на это смотреть страшно. Нужно им чем-то помочь. - Сказала она секретарю сельсовета.
- Тётя Катя, предложите сами, мы ничего не можем сделать. У них есть родственники, но Аглаю мы пристроим, а учительницу нет. Её и родня-то не признаёт из-за её злости. А как она будет без Аглаи?
- В дом престарелых.
- Да я даже думать об этом боюсь. Она же проклянёт всех нас. Лучше не трогать.
- Если мы её туда отправим, то самим же легче будет. Она не будет в нашем посёлке маячить.
- Тётя Катя, на одной ноге вполне можно управляться. Только в магазин придётся ходить социальным работникам. Ну, на то они и нужны. Не торопитесь.
- Просто ты не видела это зрелище - две инвалидки...
- Время покажет, посматривайте. Я распоряжусь, что бы по этому адресу закрепили кого-нибудь из социальной службы.
Лидия Константиновна про себя признала, что без Аглаи ей не справиться. Но она подумала об этом очень осторожно, даже боясь об этом подумать, вслух она даже под страхом смертной казни никому бы этого не сказала. Аглая ухаживала за ней так трепетно - когда Лидочка хмурилась от боли во время перевязки, она дула на рану или начинала говорить что-то приятное, что обычно говорят в таких случаях. Сначала такие слова для неё были как издевательство, потом она смирилась - поняла, что с этой бабкой не справишься - она родилась такой малахольной. Лучше промолчать, чем выслушать очередную лекцию о том, что человек родился для радости и счастья и лишь грех сделал его таким несчастным и больным. Потом она всё же поняла, что привыкла к её постоянному щебету, шёпоту, постоянной возне. "Старость меня мягчит - совсем недавно, если бы не нога, я бы её убила, а теперь..." Но всё это происходило внутри, наружу не выходило, Лидия Константиновна так же грубо разговаривала с сестрой, особенно когда та начинала её уговаривать не курить. Молчание было таким же тяжёлым в их доме.
К осени Лидия Константиновна уже нормально ходила на костылях. По ночам она теперь совсем мало спала, зато Аглая спала как младенец. "Чистая совесть" - думала бывшая учительница. Она завидовала своей родственнице, но и за это тоже ненавидела её. Её натура была неспособна на другие эмоции, кроме негативных. Когда Аглая спрашивала Лидочку про её жизнь, работу, то в ответ всегда слышала, что это не её дело и нечего совать свой нос в чужую жизнь.
- А я всегда была верующей, мама нас водила в храм. Я не представляю, как жить без веры. Маленькой мне, бывало, мама рассказывала о Боге, а я представляла себе что да как - как будто кино в голове смотрела. Мне иногда казалось, что вот Он прямо рядом стоит, а иногда и обнимал меня, особенно, когда Коля мой погиб. Я же после аварии инвалид. Мне тогда было тридцать восемь. Если бы не Он, - она глаза подняла к небу, - я бы сошла с ума - уж очень я по Коленьке убивалась. Любила его так, что другого так и не полюбила. Ко мне потом один человек сватался, несмотря, что я инвалидом осталась.
Когда пришла глубокая осень, Лидии Константиновне стало плохо, она вставала только по нужде. И тогда уж разговоры Аглаи были как нельзя кстати - она говорила обо всём, у неё было несметное количество историй. Оказывается, несмотря на инвалидность, она вела довольно подвижную жизнь и даже помогала людям. Всё больше Лидии Константиновне хотелось её слушать. "Совсем мозги размякли, - думала она, - скорее бы сдохнуть, а то чего доброго тоже поверю в Него". Но, положа руку на сердце, оооочень глубоко внутри, она завидовала такой светлой и радостной жизни, как у Аглаи.
- Умру я скоро, - заявила в одно прекрасное утро Аглая.
- ???
- Сон нынче видала. Я заканчиваю свою миссию, и теперь только от тебя зависит, примешь ли ты веру, или нет - я тебе уж всё сказала.
- Что ты несёшь? - Лидия Константиновна всё ещё грубила сестре.
- Да, дорогая, так и будет. Я теперь уж ясно вижу, что Машенька моя не зря умерла. Бог для того её забрал, чтобы тебя через меня к Себе привлечь. - Она плакала. - Доченька моя. Скоро мы встретимся. Она умерла тихо, во сне. Никто не думал, что она умрёт. Немного приболела, пару дней полежала, да так и не встала. Врачи сказали, что во сне был сердечный приступ. Её муж так страдает, надо ему позвонить, я обещала. Когда придёт наша помощница, надо будет попросить её, чтобы помогла по мобильному.
- Кто будет за мной ходить?
- А что, дорогая, за тобой ходить? Сама видишь, что тебе уж тоже скоро. Вот только от тебя живой зависит, куда ты попадёшь - в рай или в ад. Подумай хорошенько - выбор надо сделать при жизни. Когда ты в аду будешь просить о помиловании, поздно будет. Каждому человеку на то и дана жизнь, чтобы определиться - где он проведёт вечность. Если мне не веришь, можем батюшку позвать. Ты знаешь ли вашего батюшку?
- Совсем сбрендила, старая? Какой батюшка? Я советский человек!
- Я тоже. Но Бог и в советские времена был.
Так, за разговорами, и подошла зима. Аглая позвонила зятю, сказала ему, что помрёт скоро. Потом они позвали батюшку Сергия, поговорили с ним. Аглая покаялась. Она специально каялась при сестре, чтобы показать ей веру свою.
- Как же ты не чувствуешь Бога? - Говорила она с таким блаженным видом. - Он везде, Он рядом и Он любит тебя и меня. Я ведь знаю, что ты меня убить хотела и даже план придумывала. Откуда? Оттуда.
Лидия Константиновна аж подпрыгнула.
- Какая же ты дурра!! - Кричала она. - Уйди от меня, видеть тебя не хочу. Да чтоб ты завтра же сдохла! Пусть тебя черви съедят, жаба!
- Я не боюсь тебя уже давно, Лидочка. Я помру, а ты покайся за свои слова. Я не обижаюсь на тебя.
И умолкла.
Лидия Константиновна после криков сразу же уснула, но так, будто провалилась куда-то. Когда проснулась, ничего почти не понимала, ей казалось, что она в другом месте. Тем более это было странно, что ей ничего не снилось. Аглая так и сидела тихо. "Вот же здоровая! Спит и спит. Тут заснёшь на какой час, так потом всю ночь маешься". А через несколько часов она поняла, что Аглая мертва. И такой ужас охватил её - в одной комнате с покойником она никогда не была. Вообще никогда на похороны не ходила, только к родителям, но в комнате с ними мёртвыми не ночевала. Темнело. Становилось невыносимо жутко. Но закричать она не могла, так и лежала как парализованная, даже думать боялась. Пока утром женщина-соцработник не пришла с продуктами.
Похороны прошли быстро. И осталась Лидия Константиновна одна. Один день, другой, третий. Скучала за малахольной. Злилась, что та "сдохла". Дни стали невыносимыми. Туалет - невыполнимая задача, она еле-еле не обделывалась на кровать, потому что не могла и не хотела вставать, а поэтому терпела до последнего. Но мышцы были уже не те. Каждое вставание было каторгой. Она стала выть по ночам. Её мучили воспоминания, в которых злость, жёсткость, ненависть к людям - не так бы она теперь относилась к людям. Не так. Тишина, к которой она привыкла за всю свою жизнь, разрывала ей мозг, давила тяжестью без Аглаи. В голове часто возникал образ сестры в светлой одежде, беленьком платочке и постоянно говорящей. Если она не разговаривала с Лидочкой (даже это имя не было противно), то она обязательно шёпотом молилась.
Однажды ночью ей приснилось, что на стуле сидит Аглая и снова говорит. Лидочка не слушала, что она говорила, она наслаждалась звучанием речи. Но сестра хотела сказать что-то, и Лидия Константиновна проснулась. Почувствовала, что смерть близко. Неожиданно ей стало жаль себя, понимание того, что она прожила зря, не оставляло. Ей хотелось весёлого детства, радости материнства, даже хотелось почувствовать себя бабушкой. Никогда в жизни ей не хотелось таких вещей. "Что сделала со мной эта малохольная? Сдохла бы себе и ладно. Нет же, явилась. Перебаламутила всю меня! Зараза, ненавижу тебя, Аглая! - Но тут же тоска охватила её. Она звала свою сестру. Громко, во весь голос. - Где ты? Я так скучаю без тебя! Ты нужна мне, Глаша!" Это продолжалось всю ночь, а утром, когда пришла соцработница, Лидия Константиновна сказала:
- Я смотрю, ты небогато одета.
- Социальные работники много не получают.
Старуха платила ей немного денег, чтобы та выносила ведро с испражнениями.
- Дети есть?
- Как же без них? Трое.
- А дом?
- Нет, пока с родителями.
- Старые? Скоро помрут?
- Да что вы такое говорите? Пуст живут.
- Я хочу сказать, что родители - это родители, это их семья. А ты с мужем и детьми - другая семья.
- Ну да, всякое бывает. Но у нас хорошие отношения.
- Зина, а мой дом тебе нравится? Он нормальный, я не очень его засрала. Я же не старая ещё - мне только шестьдесят один год.
- ???
- Дарю его тебе.
Глаза женщины стали округляться.
- Разве детям твоим не нужен дом? Родители помрут, ты с мужем туда переберёшься, а этот кому-то из детей и достанется. Может, и моя паршивая жизнь послужит кому-то хотя бы жильём. Ладно, это лирика. Сбегай за нотариусом и за батюшкой. Да не медли, умираю я. Успеть хочу.
Ей стало легче. Неосознанно она приняла решение покаяться и попросить молитвы у батюшки. Это было трудно, Лидия Константиновна даже не ожидала - страх подступил комом в горле. Но батюшка всё сделал, как надо. Когда все ушли, она плакала, но это были слёзы облегчения. Теперь она понимала слова Глаши - не важно как ты начнёшь, важно, как ты закончишь.