Аннотация: Внимание, в рассказе действует настоящий медведь.
Охотники погнали его к Авдотьину болоту: либо сдастся, либо умрёт. Доносились хлопки выстрелов, множился эхом задорный гомон, дело спорилось. Ступая на взгорке по пышному, хлюпающему после дождей ковру перезревшей голубики, Никитин и Сорокин вышли к распадку. Внизу шумела каменистая речка. За сопками садилось солнце, и жгучий закат источался в сосны, вывернувшие к небу копны иголок.
- Тихо, Саша. Смотри..., - пригнулся Никитин, показывая на медведя, забредшего меж валунов на реку бить рыбу.
Воевода тайги, бурый, с белым пятном на груди, глушил её ударом двухпудовой пясти и сноровисто выбрасывал на береговую гальку. Рыба в крупных брызгах танцевала и снова плюхалась в быструю воду. Поняв свою оплошность, медведь досадно взревел.
- Молодой ещё, - шепнул Сорокин. - Неумеха. Давай, пуганём?
- С ума сошёл? - испугался Никитин.
- А что, нам ли бояться? После всего, что сегодня было, капитан?
Они пружинисто спустились на десяток метров к отлогой залысине взгорка, окаймлённой низкорослым кустарником.
- Эээй! - рявкнул Сорокин и погрозил зверю кулаком.
Медведь встал на задние лапы. Из-за того, что шерсть промокла и слиплась, он выглядел угловатым и тощим, с обозначившимся округлым животиком. Зверь отринул лапы от бурлящей воды и, склонив разъёмистую голову, с интересом посмотрел на обнаруживших себя мужиков.
Следующее его движение было по направлению к ним, с распростёртыми объятиями. Но река вспучилась и пеной ударила его в ноздри. Он фыркнул и вернулся к отмели, и уже по ней неуклюже направился к берегу, с которого окликнули.
- Ладно, пошли, не будем мешать, - дрогнувшим голосом предложил Сорокин и скоренько засеменил вверх.
- Я давно хотел тебе сказать, что ты...! - начал открывать душу Никитин, но обернулся и, увидев, что медведь тяжелыми, но забористыми прыжками, уже устремился следом, спросил без обиняков. - Он что, быстро бегает?
- Лося может догнать! - удаляясь, крикнул в ответ Сорокин. - Семени копытами-то, ёжкин кот! Тут тебе не в городе!
- Что делать-то?!
- Пукни и притворись мёртвым!
Они взлетели, срывая ядовито-зелёный хвощ, на кручу и шли тяжело дыша, сердца суматошно стучали. Медведя слышно не было. Никитин стёр пот со лба и негромко произнёс:
- Я давно тебе хотел сказать, что ты...
В этот момент на склоне, совсем вблизи, послышался хруст валежника, и они кинулись бежать, что есть сил, к зарослям малинника, как будто там ждало спасение. Ноги у Никитина сделались ватные, потеряли упругость и скорость, и он что было мочи лишь стучал ботинками по земле, стараясь продлить мгновения. Сорокину же явно выпало сегодня выжить, его бег был стремителен.
Коряга, она словно подвинулась на микроны, Никитин споткнулся об неё и упал. Земля сотрясалась под медведем, Никитин перекатился на спину, зажмурился и в беззвучном крике распахнул рот.
Медведь обдал смрадным дыханием и... пробежал мимо, нисколько не сбавив ход, но понятно это стало не сразу, а только тогда, когда на расстоянии десятков шагов послышались истошные крики Сорокина и звериный парализующий рёв.
***
Абасадзе, выказывая подобострастное желание всецело помочь следствию, виновато улыбался и, отвечая на вопросы, торопился сказать побольше, стараясь не забыть даже малейшую деталь. Многословный поток речи уносил его от места и времени происшествия, и капитан Никитин морщился, будто от зубной боли, и всякий раз прерывал свидетеля. Но с каждым новым вопросом ситуация повторялась.
- Послушайте, гражданин Абасадзе, - наконец следователь решил подвести черту, - из ваших слов я делаю вывод, что, подчеркиваю, по вашему мнению, вчера поздним вечером, когда уже наступили сумерки, в Баева на улице Аввакума стрелял именно Акиньшин, по прозвищу, как вы говорите, Кишка. Я вас правильно понял?
- По моему мнению? Да в Кержацком вам любой скажет, товарищ капитан, что это дело рук Акиньшина. А кто же ещё-то мог?
- Допустим, но кроме вас его никто не видел рядом с убитым в тот момент...
- Зато многие слышали, как он накануне днём угрожал Баеву. Вы на леспромхозе-то поспрашивайте людей. Например, пилорамщика Иваныча. Или у местного участкового Сорокина спросите, что за человек Акиньшин. Остальные-то здесь народ не без глупости, но достаточно смирный, происходят они от кержаков, понимают, что преступления без наказания не бывает. Это только говорится, что в тайге прокурор - медведь. Каждому ясно, что бы ты ни сделал, всё равно, не сразу, так после, отвечать перед законом придётся. Разве не так?
- В жизни всякое бывает, - туманно произнёс капитан. - Давайте уточним, всё-таки один был выстрел или два? Ваши показания расходятся с другими.
- Один, - пожал плечами Абасадзе. - Второй - это было эхо, нет?
- Хорошо, вот ваш спич. Насколько мог, я его воспроизвёл, прочитайте и распишитесь. Надеюсь, вас не надо предупреждать об ответственности за дачу ложных показаний?
- Знаю, знаю, генацвали, не надо предупреждать, - Абасадзе торопливо расписался и, поднимаясь из-за стола, добавил. - Понимаете, в чём подоплёка вопроса, товарищ следователь. Мы живём в эпоху смены экономической формации. Так? И вот сюда, в эту глушь, приехал хозяин - с чётким намерением обустроить этот замшелый медвежий угол. А чем всё закончилось? Какая-то шантрапа стреляет в него под покровом ночи и убивает. Просто из хулиганских побуждений. А может, от зависти? Лентяи, тунеядцы-муниядцы, пьяницы разные - они не сумели встроиться в новую жизнь и давай за это мстить тем, кто сумел. Об этом столько уже сказано в наших СМИ.
- Гражданин Абасадзе...
- Нет, вы послушайте, это важно. О чём в газетах пишут? Поджигают постройки фермеров, разбивают машины частников, грабят придорожные магазины. И мечтают о Сталине. Нет, Иосиф был хороший человек, настоящий горец и настоящий правитель, но сейчас другое время.
- Зураб Нугзарович...
- Баев выкупил по сходной цене лес, который пропадал без дела, взял под себя леспромхоз и собирался сотворить маленькое экономическое чудо.
- Баев в прошлом году проходил по делу о поджоге леса, в результате которого под шумок вывез немеренно кругляка якобы в целях расчистки территории. И вы один из его подручных, если я не ошибаюсь.
- Э, товарищ капитан, он был мой кунак, все обвинения с него давно сняты, перед человеком извинились, доброе дело сделал. Зачем ворошить старое?
- Я вас понял, Зураб Нугзарович. Спасибо за содействие, и на этом мы с вами расстанемся.
- Хорошо, хорошо, но только, это между нами, есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы преступление было раскрыто и вина убийцы полностью доказана. За это, негласно, вас премируют.
- Абасадзе! - хлопнул ладонью по лакированной поверхности стола Никитин. - Не смею вас больше задерживать.
После ухода Абасадзе капитан тяжело вздохнул, упёрся локтями в стол и уткнулся лицом в ладони. В полуденной, абсолютной тишине, которой так не хватает в городе, он погрузился в глубокие раздумья. Что за человек этот двадцатилетний парень Пётр Акиньшин? Зачем при свидетелях угрожать на территории леспромхоза, а спустя несколько часов, рискуя быть увиденным, стрелять в самом центре посёлка? Вокруг тайга, если уж так хочется свести счёты, всегда можно найти более подходящий момент.
Есть такая особенность у Петра, как отметили все, с кем уже удалось поговорить: всегда стремится настоять на своём. Драчлив к тому же. Даже когда противник значительно выше и крепче, всё равно полезет Акиньшин за грудки хвататься, если задели его ненароком. А с виду-то - Кишка он и есть, тощий, узкоплечий, руки длинные, что плети, будто без мышц совсем. Но только свои его этим прозвищем не называют и пояснили капитану, что внешность у парня обманчивая, на самом деле силища у него недюжинная. От природы он цепкий, жилистый, изворотливый. И характер у него не гнусный.
- Из такого, кто знает, отменный боксёр мог бы получиться, - рассказывал утром Петькин бригадир пилорамщик Иваныч. - Только где тут ему боксировать, окромя улицы?
- А почему обязательно боксёром стал бы? - поинтересовался капитан. - Есть же и другие виды спорта.
- Дак тут история одна была. Занесла нелёгкая в наши края одного камээса по боксу, охотничьими угодьями интересовался на предмет того, что станет будто возить сюда иностранцев на экзотику, а мы чтобы их тут встречали и привечали. Да только всё это больше трёп был: то не так у нас, сё не так. Петька послушал его и говорит: не надейся, никто тут жопу лизать твоим херам и мистерам не станет. Ну, вышло у них слово за слово, и решили они в сторонку отойти, за цех деревообработки, чтобы отношения выяснить. Приезжий-то поначалу попал Акиньшину по морде и два зуба раскрошил почти до десны.. Да только и Петька, всё-таки уличный боец со стажем, раз-раз ему в ответ, увернулся, а потом как влепит снизу, у того и челюсть клацнула. Представляете, сломал! Вот как бывает, а по виду не скажешь. Он ведь как силу-то тренировал? В детстве по системе Анохина, был такой Железный Самсон в начале двадцатого века, насыпал себе два мешка опилок. И ну жонглировать ими. И каждый день горсть опилок убирал, а горсть земли добавлял. Во как! А потом пристрастился кулаком доски ломать. Сороковку, конечно, не пробьёт, а тесину или вагонку запросто, что левой, что правой!
- Ясно-понятно. А что вы о нём скажете, как о работнике, Иваныч?
- Хороший парень. И силушка его очень кстати. У нас ведь в бригаде должно быть четыре человека, а работаем мы втроём. Почему? Потому что управляемся. Шустро получается. Мы ведь что делаем? Комельщики нам скидывают в карманы кругляк, здоровые подчас нагромождения получаются, где крюками, где руками, тут сноровка нужна, - раз-раз, и на транспортир. Да только они это как правило вдвоём делают, Петька со Славкой, а я-то в цеху стою, да на кнопочку нажимаю, чтоб ленту дальше протащить, к себе то есть. Если они там замешкались, я уже у себя в цеху в карман накатываю, один ряд, сверху другой, третий, четвёртый, подопру, если надо. Получается типа египетской пирамиды. А к ним выхожу, только если большой диаметр у бревна, шестьдесят или семьдесят, да к тому же шестиметровка, если хвоя, или листва четырёхметровка, но только берёза - она, что камень... А тут зимой случай был. В ночную работали. Здоровенная хвоина у них, напоследок брали, встала нараскоряку, и никуда... Меня зовут. А я только-только приладился через пилораму брёвнышко пропустить и хотел их поторопить, чтобы с той стороны в зацепы брус взяли и в штабель, значит, сгружали. Ну, зовут, вышел к ним. Вот они пыхтят, вот упираются, а легла, как мёртвая, не шевелится. Ну, с раскачки, другой раз, повернули, надавили ещё. А здоровая махина-то, надо удержать на ленте, а то по инерции перекатится, уйдёт на ту сторону и рухнет на землю. Её потом только техникой поднять можно будет. Петька её и принимает, вот она уже на транспортёре, но вдруг ожила будто и лёгонько так перекатывается дальше - и на Петьку валится! Тут у нас со Славкой яйца-то и поджались. Не видно ж ничего, грохнулась она, хрустнуло что-то под ней капитально. Мы вскочили на ленту, смотрим, а Петьки-то под ней и нету... Так что он сделал, знаете? Когда понял, что наступает момент русского экстрима, а сам он, по сути, стоит в сугробе и отойти или отбежать возможности никакой, он подпрыгнул и спиной перемахнул через сугроб, который и принял на себя эту махину... У Петра на всё была одна секунда! А? Вот такие у нас парни в Кержацком.
- Да, интересно рассказываете, Иваныч. Жаль только, к делу это не приобщишь.
- Это я не знаю, сами смотрите, что тут брать на карандаш, а чего не брать. А только если слово простого работяги ещё что-то значит, то вот моё мнение: не мог Акиньшин на такую глупость пойти. Он парень буйный, но с головой, и хладнокровия ему не занимать.
- Так ведь сознался во всём, вот в чём дело.
- А не наговаривает на себя? А почему да отчего, вот и разберитесь. Профессия у вас такая, товарищ следователь. Участковый-то наш, Сергей Сорокин, сам его вчера после пальбы этой арестовал, а сам же и не верит, что Петька виноват.
- Ладно, даст Бог, разберёмся.
- Бог-то у нас с вами, со щепоточниками, разный, а правда одна.
- Бог один, имена разные...
- Можно и так сказать, но не будем об этом, я человек тёмный.
- Не серчайте, Иваныч. Я вас ещё вот о чём спрошу. Что за история весной приключилась с захватом правления леспромхоза? Будто бы Баев сюда привёз омоновцев из соседней области, и те местных людей покалечили?
- Покалечили... будто бы..., - передразнил Иваныч. - Тут такое было! А что толку вам пересказывать? Директору ребро сломали, бухгалтершу вон из окна выкинули! Это как? И милиция как ни при чём. Ей, видишь ли, в экономические споры встревать нельзя. А на самом деле купленное всё начальство, а у женщины перелом позвоночника, и на всю жизнь к постели прикована! Это как? Вот поэтому наши никогда этого Баева и всю его шоблу за своих считать не будут. Петька вчера ему это напомнил, когда он начал нас тут всех учить, что деньги трудом зарабатываются. Этот прихвостень его Абасадзе теперь директором, а его никто в упор не видит, вот Баев и приехал со своими бугаями разобраться с нами. А на нас где залезешь, там и слезешь.
Такой вот состоялся утром разговор.
В дверь постучали и в кабинет вошёл участковый, лейтенант Сорокин:
- Ну, как тебе в моих апартаментах, капитан? Саш, ты что, решил сегодня обязательно со всем посёлком переговорить? У тебя башка ещё не опухла?
- Сегодня по плану все желающие. Таких много. Заступаются за подозреваемого. Интересные, я тебе скажу детали проявляются. Слушай, расскажи-ка мне, как ты вчера Петра Акиньшина арестовал? Почему на него-то подумал?
- Так я же уже докладывал...
- Мне поподробнее надо. Кое-какие неувязочки обнаруживаются. Не знаю уже, что и думать. Ты ведь сам его не считаешь виноватым? В таком случае тебе не кажется, что это похоже на анекдот?
- Хороший анекдот...
- Вот именно. Поэтому рассказывай.
Сорокин занервничал и прошёл к сейфу:
- Слушай, я сам ничего не понимаю и уже пожалел, что поддался на доводы... того же Абасадзе. Давай-ка по маленькой, а?
- В медицинских целях? Давай!
Выпили, не закусывая, самопальную, скривились. Никитин закурил:
- Говори, Серёжа Авдеич.
Сорокин начал рассказ:
- Абасадзе и Баев вечером гудели и вышли перед сном прогуляться...
- И прогулка закончилась размолвкой, - вставил следователь. - Я допросил по приезде Акиньшина. С его слов выходит, что они поругались, и Абасадзе пошёл домой, а Баев остался насладиться одиночеством под звёздным небом.
- Да, вроде так. Ну, так слушай... Акиньшин не специально туда пришёл, а будто бы случайно рядом оказался...
- Случайно шёл с ружьём по посёлку. Зачем это, как думаешь?
- Да чёрт его знает, он и сам объяснить не может. Оказавшись свидетелем ссоры, Акиньшин, оставаясь невидимым Баеву, подождал немного за деревьями у забора, где сейчас ничейный участок умершего недавно Прохора Скорняка. Подождав, пока Абасадзе отойдёт подальше, Пётр выстрелил и, увидев, что Баев упал, подошёл поближе, чтобы посмотреть, убит или нет...
- Стрелял с десяти шагов, но решил удостовериться. Серёж, не кажется тебе это странным? Я был на месте, там невозможно не попасть таёжнику.
- Да верно ты всё говоришь, меня самого это насторожило. Акиньшин белку в глаз бьёт, а тут в такого кабана с близкой дистанции побоялся не попасть... Ладно, ориентируемся на его слова пока что... И вот будто бы в этот момент неожиданно появился Абасадзе. Петька будто бы перемахнул через забор и бегом через огород Скорняка...
- Где его следов я не обнаружил, между прочим...
- Правильно, он, скорее всего, и не был там! Ну, предположим, в темноте разглядел тропку и бежал по натоптанному. В любом случае, Саша, значит зрение-то хорошее, а чего же тогда засомневался-то в собственных способностях?
- Ну, там луна, звёзды, пусть так.
- Хорошо, пусть так. Абасадзе стал звать людей, тут и соседи сами всполошились, и кто подальше живёт. Выстрел-то слышали, а с чего бы это ночью кому-то в посёлке палить? Ну, собрались люди, смотрят, вся голова у Баева в крови. Абасадзе им объясняет, что Петька стрелял. Тут и я подоспел. Думаю, выпил что ли больше меры Акиньшин? Каких ещё дел наворотит? И прямиком по улице Аввакума на джипе Баева с двумя его бугаями, Гудзоном и Мотыгой, и с Абасадзе помчались к дому Акиньшина. Загодя остановились и вошли в дом, чтобы дождаться, пока он крюк сделает за огородами, если решил вернуться домой... А он уже дома! Сидит у стола, телик смотрит и спрашивает нас, вы чего мол, мужики? "Чего? - заорал на него Абасадзе. - Ты человека убил, а ещё спрашиваешь: чего?!" Я в этот момент тоже на нервах был: что, мол, Пётр, с ума что ли сошёл, зачем ты Баева угрохал? "А что, - спрашивает, - есть свидетели?" Есть, говорю. "А пошли вы!" - отвечает. Где, говорю, ружьё? "В речку выкинул", - отвечает. Тут бы мне понять, что задирается он, психует, да я неправильно истолковал его нервы...
- А в речку выкинуть, - это же надо всё-таки через Скорняка пройти? - спросил Никитин. - Но он не успел бы вернуться домой, верно?
- Верно, я вот ещё что тебе скажу. Даже если бы он по улице Аввакума, никуда не сворачивая, бежал, то это пятнадцать минут, не меньше, а когда мы вошли в дом, Петька сидел совершенно спокойный и невзмыленный. И прошло всего десять минут с момента выстрела. Как тебе? При этом транспортного средства у него нет.
- Очень хорошо, Саша! Веди-ка своего затворника, буду спрашивать, зачем он оговорил себя.
- Так значит, зря я его арестовал? - обрадовался участковый.
- Как знать. Не забери ты его, эти разорвали бы парня на куски. Был человек и нету. И поэтому отпускать мы его пока что не будем. Но точки над i в отношении него поставим. Слышь чего, Сергей, я сегодня прошёлся по улице Аввакума. Перед тем, как прозвучал выстрел, Петра видел старик Пантелеймон Зарубин. Они переговорили между собой, по сигарете успели выкурить. Только Акиньшин пошёл к себе домой, и через пару минут выстрел, да, кстати, и второй за ним через пару мгновений.
- Второй выстрел? Что, два раза стреляли?
- Одни говорят, один, другие говорят, два. Приглушённые выстрелы какие-то, щелчок, и всё, щелчок другой... Ты сам-то сколько слышал?
- Да я дома был у себя, толком сказать не могу, вот будто пастуший кнут щёлкнул, - пожал плечами Сорокин. - И люди по-разному говорят... И как-то странно. Думаешь, не из ружья палили?
- Смотри, что я обнаружил неподалёку от того места, где лежал убитый, - капитан пошарил в кармане и достал гильзу от мелкокалиберной винтовки, а следом достал такую же другую. - А это обнаружил за забором участка Скорняка. Тебе, кстати, не пришло в голову поискать в доме стрелковое оружие?
- Пришло, искал... Нет там ничего.
- А загляни за шкаф, там в углу стоит мелкашка, завёрнутая в материю.
Участковый стремглав кинулся и извлёк винтовку.
- Тихо, тихо, не лапай, - взревел капитан. - Там отпечатки могут быть, дубина!
- Слушай, Сашка, ты гений! - радостно закричал лейтенант.
- Ага, инспектор Дерик... У кого в посёлке такое хранилось лучше скажи.
- Так это всё меняет! Капитан! Зарегистрированных мелкокалиберных в Кержацком нет, понимаешь? А незарегистрированное было у сучкоруба Черногрибова!
- Вот и сходишь к нему, узнаешь, что да как. Если нет у него винтовки, то выведай, кому отдал. Или украли у него или что - но когда и при каких обстоятельствах? А после я и сам с ним поговорю. Так что, веди сюда своего затворника.
- Уже иду. Только вот что хочу сказать. Подкатил тут ко мне один из баевских бугаёв, Мотыга. То ли зуб у него на Абасадзе Зураба Нугзарыча, то ли чего, а только намекнул, чтобы присмотрелись мы с тобой к этому уроженцу гор...
***
Петька вошёл в кабинет шумно. Видать, вчерашняя обида на милицию в нём ещё играла. Бухнулся на стул, резанул прищуром глаз, как лезвиями:
- В райцентр повезёте? Сколько мне светит, чирик или больше?
- Петь, не выкаблучивайся, - одёрнул участковый. - Сидишь, как вошь на гребешке... Подберись!
- Да я чего, я так.
- Пётр, - нахмурился капитан. - А скажи-ка нам, зачем ты на себя напраслину возводишь? Ведь в момент убийства ты подходил к своему дому. Это уже установлено.
Сказанное ошарашило Акиньшина, он переменился в лице и ущипнул себя за ухо:
- Так они все навалились... Я так и понял, что под меня всё подстроили...
- Кто подстроил? Лейтенант Сорокин, что ли? Так он мне все уши прожужжал, что ты ни при чём. Или Абасадзе подстроил?
- Ну, не знаю, как-то так всё получилось. В дом ворвались, руки заломили. Хрен его знает!
- Ага, а может, редька - она не слаще. Ну, что, от своих показаний отказываешься?
- Конечно, отказываюсь! - вскочил Акиньшин. - А кто его замочил-то на самом деле, дядь Серёж, Баева этого?
- Дуролом ты, одно слово, - в сердцах произнёс участковый. - А следствие теперь во всём разберётся. Что, товарищ капитан, отпускать его будем?
- А эти его сцапают, джентльмены удачи, что тогда? Нет, пусть посидит ещё, для его же пользы, а там посмотрим.
- Эх, - огорчился Пётр. - А можно ко мне Ленку Рыбникову позвать?
- Ага, - развеселившись, хлопнул в ладоши Никитин. - И шампанское с ананасами в номер, пожалуйста! Нет уж, так посиди, друг милейший, обмозгуй житьё-бытьё... Всё, лейтенант, уводи его, по крайней мере, до ночи пусть под замком посидит, там видно будет, что дальше делать. И вот что, Сергей, разузнай насчёт мелкашки, как договорились. А мне ещё сейчас экспертам позвонить надо, интересно, что скажут.
***
Абасадзе, завидев следователя и участкового в окно, вышел на крыльцо:
- Гости мои дорогие, очень рад, очень рад, прошу к столу.
- Спасибо, хозяин радушный, - откликнулся Сорокин. - Только для застолья у нас времени нет. По делу к тебе, сам понимаешь.
- Это по какому же делу?
- Да всё по тому же.
- Ну, так что ж, генацвали, проходите. Только ведь я всё, что знал, рассказал. Меня товарищ следователь даже прерывал неоднократно во время... не допроса, конечно, а беседы.
- Вот опять беседа и будет. Ты один?
- Один, один, сядем в кухне, а то в избе не убрано, без хозяйки живу, сами понимаете.
Милиционеры сели на лавку у печки, Абасадзе на стул напротив них:
- Слушаю вас.
- Печь-то у тебя совсем растрескалась, гляди, так и до пожара недалеко, - заметил Сорокин.
- На всё рук не хватает, да, - ответил Абасадзе.
- Нанял бы мужиков-то местных. Или, скажешь, средств не хватает, нужда за горло взяла? - продолжал шутейный разговор участковый.
- А-ха-ха, - дружески хохотнул Абасадзе. - Всё-то вам известно, ничего не утаишь от вас.
- Так вы, Зураб Нугзарович, теперь на виду, - помял ладони Никитин. - Вы, как-никак, директор леспромхоза и доверенное лицо покойного гражданина Баева. Вернее, на вас всё записано, что приобретено им в районе Кержацкого.
- Ну, тут тонкости, тут юридические пунктики-шмунтики, я в них ничего не понимаю, если надо, говорите об этом с моим адвокатом.
- Кому теперь де-факто будет принадлежать леспромхоз, это вы без адвоката сказать можете?
- Ай, дорогой, офицер, а такой наивный вопрос задаёте. Не знаю, что вам ответить, да. Я сейчас не хотел бы об этом говорить, когда не похоронен ещё мой близкий друг.
- Хороши, примите мои соболезнования. Вот о чём я вас хочу спросить: вы утверждаете, что видели сами, как Акиньшин стрелял в Баева из ружья?
- Э, капитан, а кто же ещё? Он подошёл ещё, ногой его потрогал.
- Стрелял один раз?
- Да, один стрелял. Метко стрелял. В голову попал. Ээ? Я не понимаю, он же признался?
- А вот я вам скажу, что следствием доподлинно установлено, что в момент убийства Акиньшин находился совсем в другом месте. У меня свидетельские показания на руках.
- Да они тут друг друга покрывают. Не надо идти у них на поводу, товарищ капитан.
- Кроме того, экспертиза установила, что выстрелы, а их было два, были произведены не из охотничьего ружья, а из мелкокалиберной винтовки. Обе гильзы мной обнаружены на месте преступления и приобщены к делу.
- Вах, а что это объясняет, а? Я никак не пойму. Я не специалист, да? Ружьё, винтовка - откуда мне знать? У меня что, аппарат ночного видения на глазах?
- Перед тем, как был убит Баев, у вас с ним вышла размолвка. Вы говорили, что вам нужен коттедж, а Баев возражал и учил вас, что нужно найти общий язык с местным населением, а потом и коттедж будет. Так? Ссора была?
- Какая ссора, слушай? Я ему сказал, он мне сказал, почти ничего не сказал. Он друг мне! Он мой кунак! На Кавказе, знаешь, что такое кунак?!
- Теперь о мелкокалиберной винтовке. Я обнаружил её в пустующем доме Скорняка за притолокой. Откуда она там появилась? Кто воспользовался ею, проникнув той ночью через пролом в заборе на ничейный участок, и кто положил обратно?
- Мелкокалиберная винтовка?
- Да. Не вам ли её продал один из местных жителей, вернее, уступил в счёт уплаты долга?
- Вот сука! - раздалось в глубине дома и послышались тяжёлые шаги. В кухню быстро вошёл здоровенный коротко остриженный детина.
- Мотыга! - заверещал Абасадзе. - Всё не так! Слушай, биджо, подставили, да?
- Ах ты мразетто, ах ты мразелло! Козлиная ты рожа... Я тебе сейчас петушиную шею твою сверну.
- Нет! - взвился со стула Абасадзе, выхватив откуда-то из-под стола пистолет. - Я понял, ты меня подставил! Ты их купил, ментов этих! Ты пиковых не любишь, я знаю...
- Да какой ты пиковый? Апельсин ты долбанный, - Мотыга сделал ещё шаг, грохнул выстрел, пуля окровавила ему плечо, и он со стоном упал.
- Сидеть, суки, сидеть, ментяры, завалю, падлы! - заорал Абасадзе на вскочивших с лавки капитана и лейтенанта, попеременно направляя на каждого пистолет. - Ты, лейтенант, вон верёвка, свяжи следака! Живо, а то п...здец обоим, как Мотыге! Мне терять нечего! Быстрей, быстрей! Крепче затягивай! Посади его, привязывай к лавке!
Абасадзе орал за спиной у лейтенанта и, когда тот закончил, со всего маху ударил рукояткой пистолета по голове.
Сорокин охнул и завалился набок, потеряв сознание.
- А тебе, капитан, тварь продажная, я сейчас третью ноздрю сделаю, - подойдя вплотную к Никитину, Абасадзе больно надавил дулом пистолета ему на переносицу. - Быстро говори мне...
- Эй, что там у вас, придурки?! - закричали с улицы. - Чего палите?
Абасадзе метнулся к окну и увидел несколько сельчан, скопившихся у калитки. Вдруг, растолкав всех, к дому устремился Гудзон, закадычный друг Мотыги. Абасадзе вернулся. Капитан, поняв, что этот псих сейчас застрелит его, раз уж наставил пистолет, зажмурился. В эту секунду пожалел, что не знает ни одной молитвы.
По звуку он, не сразу поверив, понял: осечка. И в следующий миг, получив удар в висок, был опрокинут нестерпимой болью в бездну.
***
Капитан гнал своего "козлика" по витиеватой таёжной дороге. Справа от него сидел Сорокин.
- Слушай, как мы с тобой вчера с медведем-то, а? - хмыкнул лейтенант.
- Ага, лучше некуда. Он мимо меня пронёсся, а я-то достал нож и хотел ему в сердце воткнуть, и там два раза повернуть, как Мцыри. Потом слышу, как ты орёшь, ну, думаю, полдник у мишки есть, а я пойду на ужин. Приподымаюсь над травой, гляжу, а ты взобрался на берёзу, и из тебя крик идёт, как из Везувия лава!
Сорокин нервно хохотнул.
- Гляжу, он с тебя сапог стягивает, а выше добраться не может. Ты шаришь рукой, шаришь, кобуру расстегнуть не можешь, потом достал и ну палить в воздух! Чего ты в воздух-то палил?
- А будто я понимать много мог в тот момент...
- И орёшь: мужикииии, мужикиииии... Хорошо, эти через пяток минут прибежали, загомонили, пальнули. Мишка обкакался тут же натурально и наутёк. Твоё счастье, что он молодой и дурашливый, а то подломил бы берёзку, и ага... Ты говоришь, этот медведь у лесника живёт?
- Да, со щенячьего возраста. Я его, ещё медвежонка, три года назад гладил. Представляешь, а он не узнал меня.
- А может, наоборот, узнал. Может, ты ему по вкусу пришёлся?
- Знаешь, странно, я же его варёной сгущёнкой кормил. Тут видишь чего, с определённого момента лесник запретил к нему подходить, чтобы не привыкал к людям. У нас не только свои промышляют - чужаков полон лес... А скажи, чего ты начальству-то докладывать станешь?
- То и буду докладывать, - нахмурился капитан.
- А как допёр? Раскрой, сейчас-то можно.
- Тебе поменьше надо в пьяном виде болтать. Помнишь, когда у тебя вчера вторую усидели, ты меня на дуэль вызвал - прямо под звёзды? Ты там что-то поэтическое нёс, помнишь? Что Большая медведица, дескать, сыпанула из своего ковша звёзды, и вот теперь один из нас останется под ними лежать.
- Из-за Клавы я тебя вызвал, что ли? Ты что-то там сказал...
- Да, я тебе прямо объяснил, когда ты так таинственно начал размышлять о мотиве убийства: кобель отомстил за сучку. Я к тому моменту знал, что Клава, работавшая раньше на леспромхозе бухгалтером и ставшая инвалидом благодаря Баеву, была твоей любовницей.
- А и сейчас скажу: она не сучка. И вообще, мужик не может бросать родину, бабу, детей, стариков.
- И тэпэ, и тэпэ, и тэпэ. Фраза тянет на афоризм. Но юридически тебя не спасает.
- А в чём я неправ?
- Благодари Бога, что эти мотыги с гудзонами не прознали ничего и что этот Абасадзе утонул в болоте.
- Ну, хорошо, про Клаву ты узнал. А конкретно по делу?
- Очень интересно повёл себя Абасадзе. Он ведь, перед тем, как в тайгу ломануться, пытался выспросить меня, кто нас с тобой купил. Если бы он на самом деле убил Баева, то не стал бы допытываться о том, чего не может быть. А он думал, что подставил Мотыга. Будто это был сговор.
- Так, оказавшись в этой передряге, ты в итоге понял, что это не он стрелял, - подвёл черту лейтенант.
- И вот тут у меня всё сошлось окончательно. Акиньшин-то, если его не было на месте преступления в момент ссоры Баева с Абасадзе, откуда мог знать, что эти двое поссорились? А ведь он мне так и сказал...
- Откуда же узнал он?
- Только от того, кто там был. Верно?
- Верно.
- А кто бы ему мог сказать, если с момента ареста он находился у тебя под замком?
- Я...
- Вот, а поняв, что парню грозит ни за что ни про что тюрьма, если не прихлопнут где-нибудь ещё на пересылке, ты решил найти возможность его выгородить и всё свалить, как и планировал, на Абасадзе. Ты украл мелкашку у Абасадзе, припрятал в доме Скорняка в надежде, что случай представится ею воспользоваться. И случай представился, да ещё какой. Стрельнул с близкого расстояния, подошёл к упавшему Баеву и сделал контрольный выстрел в упор. Голова была залита кровью, поэтому при первоначальном осмотре даже у специалистов не возникло мысли, что есть ещё одно огнестрельное ранение - слепое. Обратили внимание лишь на копоть и частицы порошинок. Только потом рассмотрели и обратили внимание на направление входных и выходных отверстий.
Никитин замолчал, погрузился в мысли и Сорокин. За одним из поворотов капитан резко нажал по тормозам - на дороге, загораживая путь, стоял джип людей Баева.
- Приплыли, - констатировал капитан. - Новая серия. Что делать будем? Они ведь по твою душу, а значит, и по мою.
- Достаём пистоли и выходим.
- А дальше? Врассыпную?
- Дальше надо подойти к джипу, шарахнуть по лобовому стеклу и сказать... и сказать: сами мы не местные, да поможите, чем можете, дяденьки... Не хочешь? Тогда я один пошёл, а ты будь наготове, капитан.
Сорокин хлопнул дверцей и бодро зашагал к Гудзону и Мотыге, поджидавшим его у джипа, в котором оставались сидеть ещё парочка таких же угрюмых отморозков. Разговор был недолгим, лейтенанту передали какой-то пакет, и через полминуты на дороге никого, кроме Никитина и Сорокина, не было.
- Держи, - кинул на ноги следователю пакет лейтенант, усаживаясь на своё место. - Там две тонны гринами. Это нам с тобой за оперативную работу премия. Пожалели братки, что Абасадзе так легко отделался, но на этот счёт никакого уговора не было... Половина тебе, половину отстегни мне. Сам знаешь, я Клаве должен помочь.
- Знаешь что, лейтенант, - ответил, закуривая, Никитин. - Я никаких денег у бандитов не брал. Запомни это.
- Так и не брал...
- И тебе они ни к чему. Болтливый ты, засыплешься.
Сорокин тоже потянулся к сигарете.
- Ты бросил, не трожь, - отрезал капитан.
- И дальше - что?
- В райцентр ехать, что же ещё.
- И ты меня вот так отвезёшь, капитан...? Саша?
- Если тебе зачем-то надо, то отвезу, а так... возвращайся, пока слишком далеко не уехали.
- А кто убил?
- Абасадзе, кто же, разве ты не понял, участковый?
- Понял...
- А раз понял, тогда сам решай, ехать тебе или не ехать. Спасибо, проводил.
- Да что мне ехать-то, в самом деле?! Бывай покуда, а?
- Бывай, лейтенант. Сегодня-завтра пошарь там, на болоте. Если можно подобраться, вытащи ты этого Зураба Нугзаровича, твоё участие я в рапорте отмечу, не сомневайся.
Забыв пожать руку, Сорокин спешно ступил на траву и, не оглядываясь, зашагал прочь.
Никитин проводил его глазами, завёл заглохший движок и продолжил свой путь. Ещё через километр он снова притормозил, когда вдруг увидел сидящего неподалёку от дороги медведя - того самого, вчерашнего, с белым пятном. Выражение морды у зверя было самое добродушное, он грелся на солнышке, привалившись спиной к сосне. Это его места.
- Ага, и тебе покедова, - сказал вполголоса Никитин и надавил на газ.
![медвежий ребёнок []](/img/k/kondratenko_e_w/zverydoc/mishka.jpg)