Бывают люди, не созданные для работы. Бездействие - их конёк, лень - естественное состояние души и тела; бродить бесцельно по городу, наведываясь к друзьям по дороге, просиживать часы перед телевизором, даже, возможно, читать - это да, это хорошо, это можно, но работать, чтоб каждый день от звонка до звонка и утром по будильнику - это нет, только не это, только не работа, пусть пыль клочьями по полу, посуда грязная горкой, вечная нехватка денег и всё валится из рук по нежеланию и неумению.
Бывают люди, не созданные для счастья. И не то чтоб оно стороной обходило или не приходило совсем, не в том дело, дело в том, что ведь и во всём хорошем всегда есть свои тёмные стороны, а во всех плюсах, как ни крути, найдутся при желании свои минусы; приглядишься внимательно, прислушаешься - точно, вот они - минусы - полезли, вот они - недостатки - светятся, ну, и в самом счастье, естественно, обнаруживается червоточина.
Встречаются иногда люди, не созданные для самой жизни вообще. От недостатка или достатка, от любви или нелюбви - всё равно от чего, но стремятся всеми силами сбежать из жизни навсегда, навсегда вылечиться от счастья и горя, от неудач, падений, проблем, веселья - главное, прочь, чтоб ни одного ощущения больше.
А он был человеком, не созданным для праздника. Был он... Да обычным он был человеком, что тут скажешь. Жил, работал, любил иногда в театр, чаще - на концерт, вёл вечерами долгие беседы по телефону. Всё у него, вроде, ладилось: и работа, и дом, и все его любили, ну, если не все и не совсем чтоб любили, но, по крайней мере, хорошо относились многие. И многих этих, знакомых то есть, было немерено, не так чтоб сотнями, конечно, но десяток-другой таких проверенных-давних совершенно точно наберётся. Общались нормально, очень даже замечательно общались, и за помощью к нему обращались часто, знали ведь чётко - этот выручит, к этому можно, и правда выручал, насколько мог, конечно, насколько это вообще возможно.
Он жил - и не подумайте, что старик, совсем ещё молодой, лет двадцати пяти - тридцати от силы - в комнате в коммуналке. Масса мебели, книги, диски, кассеты, тесно, уютно, тепло. В эту комнату заходили друзья. И просто приятели заходили тоже. Садились в кресла, пили чай, долго болтали о чём-то, бывало, жаловались, говорили : "Хорошо у тебя тут. Спокойно. Пришёл - душой отдохнул." И он этому радовался. Искренне. Иногда, правда, одна мысль колола - почему только так, почему у меня вечно, почему я у них не был, даже адресов не знаю, почему? А он за свои двадцать - тридцать в гостях и вправду ни разу не был. По делу - иногда да, иногда приходилось, что-то отнести, что-то забрать, книгу, там к примеру, или кассету, но чтоб "давай ко мне в гости", чтоб именно посидеть-поболтать, это нет, этого не было. Не звали. Приятели не звали, не звали друзья. Не звали - и всё. Сам не напрашивался - неудобно. Впрочем, он не очень от этого страдал, больше другое терзало. Праздники. Новый год, или, скажем, первое мая, девятое тоже, день ещё, конечно, рождения, впрочем, мало ли в мире праздников. Праздников в мире много. К сожалению. К его сожалению. Потому что в эти дни никто к нему не ходил. И дозвониться он в эти дни ни до кого не мог - кто в ресторан, кто в гости, кто в весёлую толпу в центре города. Пару раз он не выдержал, и сам туда, в этот центр, к смеющейся толпе, пьющей пиво, жующей мороженое, но что там одному, одному там нечего, и скучно, и неловко - всё не то. С друзьями бы пойти - так ведь не звали. И главное, не со зла же не звали-то, не специально, просто в голову как-то не приходило, что ли, не укладывалось никак, словно не складывались в единое целое две эти вещи - он и праздник. И не потому вовсе, что он всегда мрачный ходил и улыбки, как говорят, не выдавишь, очень даже выдавишь, улыбался постоянно и смеялся часто и вообще. Может, не пил? Таких не любят в компаниях. Да нет, пил, и непьющих, кстати, в компании приглашают. Так что неясно, в чём дело. То ли мир был уродлив, то ли он сам - хрен его знает - но факт остаётся фактом.
Вот новый год. Устав от тишины, от одиночества, от отделённости, он снимает телефонную трубку, набирает номер якобы лучшего якобы друга. Там шум, и гул, и смех, и голоса всех тех, не лучших, кого позвали. "С новым годом тебя!" - говорит он. "Спасибо. Тебя тоже. Здорово, что позвонил!" - по-настоящему радостно кричит в трубку друг. Ещё несколько прикосновений к чужому веселью, и вот он вешает трубку, накидывает на плечи куртку, натягивает перчатки и выходит на улицу, в расцвеченную и озвученную фейерверками ночь, вдыхает пахнущий подпалённой бумагой воздух и идёт прочь, просто по улице, прямо, до трамвайной остановки, до парка, до метро, пока не замёрзнут ноги и не надо будет поворачивать обратно, обратно - до метро, парка, остановки, домой. Домой. Он идёт. Человек, не созданный для праздника.