Аннотация: Город, в котором ОН живёт...
Чел из катаклизьмы
Чел из Катаклизьмы.
Город в котором он жил, был больше похож на клоаку, хоть и назывался городом. Долбаные лузеры, считали город крутым местом, конкретным. Все ехали сюда подгрести бобла. Ехали потусоваться и засветить себя в любой тусне, какая подвернется под руку, или куда примут. Местная братва, с их крутыми тачками и размолёванными лохушками не жаловали приезжих пацанов и тёлок из глубинки. Мочили их, почём за зря. Пацаны сбивались в кучки, надеясь брать массой, цепями, и дородной немытостью. Не в падлу было получить погонялово типа Вонючка, или Монда, всё прокатывало в этом грёбаном городе. ОН тоже получил кликуху, но не такую скользкую. Он был вольным челом, и нарекли его Ветер. Ему бы по кайфу Сквозняк, или Финт, но что прилипло, то надолго. Да и тёлки, так нехило и с уважением заценили Ветер, что ОН смирился. Уважали ли ЕГО? Да. Было за что. ОН был философом и в тоже время уважал всех. Даже когда Бритые цапанули его в подворотне, и протёрли фейсом по старой штукатурке, оставив на ней его ухо, он не озлобился, а просто пролежал в подвале пока мясо не покрылось толстой коркой. Жрачку таскали ему, да нехилую. Таскали те, кто ещё стоял одной ногой в том мире, где ещё есть завтраки, семейные чаепития, и глупый вопрос : - куда это ты намылился? Те, кто только вкусил вкус свободы, но ещё не пропитался запахом НАСТОЯЩЕГО ГОРОДА. От них всё ещё несло запахами 'Фери' и 'Тайда'. У них в карманах, ещё шелестели бабки на школьные завтраки, и мороженное.
Не все жили на улице. Были и те, кто не решался навсегда уйти из дома. Ветер не осуждал их. Он знал, что они не созрели к абсолютной свободе. Может за философию всетерпимости и уважали его, но 'терпелой' не считали. Он любил весь мир, который знал. Всех живущих в этой поганой дыре, называемой городом. Любил не как шлюху, полюбил и всё, адью, а по настоящему, со страстью, с придыханием. Крутые, мочили крутых и приезжих, кидали лохов, лепили шлюх из школьниц и студенток, чморили фартовых, разводя их на крутые бабки, и зарывая в пригородных лесополосах, или просто сбрасывая в канализацию. Может потому в подвале и стоит такая вонь, что гниющие тушки фортовых пацанов, и неподатливых проституток забили стоки, а трубы такие старые, что вода с гнилостными бактериями повсюду. Ветер принимал реальность как есть. Когда очередная мартышка из приезжих, зажимала ещё чистыми пальчиками носик, попадая в подвал, Ветер улыбался. Он знал, что пройдёт немного времени, и она будет пить воду с мочой и хлоркой, наравне с остальными. Он знал, что её чистые ручки скоро покроются чёрными венами, а сознание откроет потайную дверь, в которую, войдя однажды, невозможно вернуться. У него была такая дверь. Он знал. Такая дверь есть у всех: Но он знал и другое. Дверь надо открыть! ЕГО ДВЕРЬ ОТКРЫТА. Дверь в НАСТОЯЩИЙ мир, полный теней и шорохов, страха и боли:
Таков 'город'.
Раньше было по другому. Он ещё не царапал вены ржавыми иглами, не жрал то, что не доели ублюдки из МакДональдса. Не воровал, и не любил так, как сейчас, с дрожью и бессильной яростью. Да и город был добрее, светлее. Ветер помнил, что были времена, когда он не вырывал сумочки у старушек, не бегал от мусоров, не боялся СВЕТА. Среди обычных видений, подмешивались картинки странного, далёкого теперь детства.Он помнил, что когда-то давно и у него были родители. Конечно, он не помнил лиц, но что-то тёплое иногда шевелилось в душе.
Его ещё звали, как-то: Да какая хрен разница: Кому надо знать, как звали его когда-то? ОН Ветер!
Он помнил, того, кто посадил его на иглу. Он любил его. Чел открывший его потайную дверь, был в белом. Ветер помнил его. Помнил доброе, волевое лицо, туманный взгляд. Помнил тонкие, дрожащие руки. Помнил, как первый раз смеялся, услышав, что шприц, назывался баяном (не бубном, как показалось вначале), а содержимое ширью. Ширь, это простор, бескрайняя белая равнина, населённая ангелами. И тот человек подарил Ветру этот кайф, и этот ГОРОД. Ветер был благодарен ему. Ветер любил его. Ветер любил его, даже тогда, когда Бубен, так прозвали человека в белом, перестал двигаться, уставившись, в только одному ему видимую точку. Любил тогда, когда мухи облепили это доброе лицо, и личинки выползали из его пустых глазниц. Любил город, подаренный ему, но укравший его детство. Любил всех: и презирал. У них, у ВСЕХ, не было двери, которую подарил ему Бубен. Они не могли спрятаться, так, как спрятался Ветер. Они оставались беспомощными, а он был силён.
Он презирал их. Их пустую жизнь, счастливые лица, семейные праздники, и их простые желания. Их глупую веру в любовь и желание жить. Ветер любил их, как старушка любит свою, хромую, зашуганную шавку, со щемящей жалостью. Эх, людишки! Ничтожные, жалкие людишки. Им никогда не понять ЕГО. Не дано. Тот, кто мог дать им истину, уже ушёл. Бубен ушёл. Но Ветер слышит его. Слышит звуки, шепчущие о том, что пришло время. Время открыть следующую дверь, в другой, и может быть лучший ГОРОД. Бубен зовёт его. Пришло время соединиться, слиться в новом мире, где они будут вместе, одним целым.
Ветер слышит.
Бубен зовёт ветер:
: ветер идёт за бубном:
: только бубен и Ветер:
:ТОЛЬКО ВЕТЕР И БУБЕН:
|