Дело было в местечке Небуг, что рядом с Туапсе. Единственное место в российском черноморском побережье, по-моему, где приличный пляж. Там просто огорожено всё и охрана на входе... Лишних не пускают, в общем. Я лишним не был, потому что дядя мой там работает большим начальником, я, правда, не знаю - кем, но это неважно. Главное, что место очень хорошее. Наверное, потому что охрана.
Был какой-то местный праздник, день рождения пансионата, кажется... Это тоже неважно. Помню, вышел из машины - а там галечник везде посыпан, хрустит под сандалиями - а мимо меня люди спешат, на свет тянутся, к музыке и другим людям. И совершенно никто не в курсе, что, собственно, такое произошло, чтобы было так много народу, смеха и музыки. Да потому что пофигу всем. Люди отдохнуть приехали, вот и всё. Ну и отдыхают, как могут.
И я тоже приехал, а точнее меня дядька привёз. Привёз, высадил и растворился по делам. Я уже говорил, он из больших начальников, а им веселиться-то не по статусу.
А там, впереди, если спуститься вниз по широкой некрутой лесенке и пройти вперёд, уже стоят столы. Длинные такие. На них еда, водка и немного вина - для женщин. На юге вообще любят есть и пить на свежем воздухе, и правильно, кстати, любят.
Вот. Я даже тогда и не переживал по тому поводу, что, мол, совершенно неизвестные люди меня окружают, и нужно как-то вливаться в коллектив. Не-е-ет... Какое там. Атмосфера праздника, она такая... ну, волшебная, что ли, и всех уравнивает. Все в этой атмосфере такие положительные-положительные. Сел за стол, и сразу - свой.
Ну так вот, представьте. Юг. Лето, конец июля. Сумерки спускаются, ещё не темно, но уже загадочно. Сверчки. Столы сверкают - на них лампы стоят с живым огнём внутри, много ламп. И всех благость окутывает, люди от неё становятся такие громкие и разговорчивые. И вот когда сумерки, сверчки и болтовня эта весёлая сливаются в один мягкий податливый ком, который несёт тебя вперёд безо всяких усилий, в тот момент я вижу её...
Тут следовало бы вставить паузу, однако, раз уж я начал именно вспоминать, а не придумывать, то и буду рассказывать без всяких там драматических прикрас.
Посмотрел я на неё, хотя - нет, даже не посмотрел, так - скользнул глазами. Я ведь на женщин никогда не охочусь, знаете, я не добытчик. Когда выпью, не лезу целоваться или знакомиться. Мне и так хорошо. Вот, но в тот момент я понял, что она есть на том же празднике, что и я. То есть географически мы сильно рядом и... ну конечно, это я уже сейчас додумываю, а тогда было чуть по-другому. Попроще.
Она сидела напротив за соседним столом. Рядом с ней стоял светильник, так что я её хорошо разглядел. Пила не много, и всегда так при этом смешно втягивала голову в плечи, будто в жутком страхе перед рюмкой. Говорила тоже мало и всегда в ответ. Смеялась... нет, не смеялась, а так, посмеивалась. Не то, что бы скучала... Витала где-то...
Кстати, увидела меня она впервые только когда я подошёл.
Хм... вот так получается по рассказу, будто я, нажравшись, пялился на неё, пялился, а потом взял, да подкатил.
Нет. Я не пьяный был. Удалось, знаете, схватить ту волну алкогольную, когда предельно хорошо, а не предельно плохо. И легко так, главное. На душе-то. Сидел себе, сидел, делился радостью жизни с соседями. А потом посмотрел на неё повнимательнее и подумал: а, собственно... И всё, больше ничего не подумал, потому что мысли кончились, и наступила муза. У меня всегда так, когда муза наступает - мыслей нет совершенно. В работе, кстати, помогает. Я ведь писатель, я не говорил? Не похож, правда?.. хех...
Подхожу... да, а тела не чувствую, словно лечу над землёй. Вот... подлетаю, значит, к ней и спрашиваю, нахмурясь (я всегда поначалу хмурюсь, когда муза накрывает, не знаю, почему так. Реакция организма...), серьёзно так спрашиваю: "Девушка, как вас зовут?". Именно что не знакомлюсь, а спрашиваю, понимаете?Мне надо. Для дела, очень важного.
А она взглянула... нет, не взглянула, а... знаете, очень сложно словами передать. Очень. Она распахнулась. Не глаза широко раскрыла - хотя и это тоже - нет, а раскрылась вся, как бутон... Ну... словно сидела до этого в своём сундучке, и оттуда через замочную скважину слова выбрасывала: "да", "нет", "ха-ха". И тут сундучка этого не стало. Не потому что я что-то там сделал. Или сам я такой особенный. Не совсем... Просто возник такой момент острый в пространстве, когда стало возможным существовать, не играя вообще никаких ролей. Когда легко, невесомо и... ну, не паришься ничем. Когда муза порождает музу.
И она это поняла. Посмотрела на меня глазищами чёрными, глубокими - я аж дышать забыл как - и говорит: "Женя".
- А я - Рома, - говорю. И плаваю в её глазах, ныряю. Очень хорошо мне тогда в её глазах было.
Она улыбнулась быстро и чуть застенчиво, взгляд отводит. Всё видит.
- Знаете, Евгения, - говорю, - я сейчас умру от этой обстановки. Вон тот человек, видите - с могучими залысинами - он мне всё про свою работу рассказывает. То есть, ничего страшного, вроде как, пусть. Я слушатель хороший. Но я его спрашиваю, например: вас, вообще-то, как зовут? Ну, чтоб общаться удобней было - с именами ведь удобней, согласитесь. А он мне: ну да, говорит, точно... И так ненавязчиво и в целом органично перетекает своим ответом в тему каких-то патрубков и вентилей. Он какой-то магнат вентильный, как я догадался... А я в этом ничего же не понимаю. Я и рад бы поддержать разговор активно, поймать, так сказать, струю. Получить взаимное удовольствие. Даже водки для этого выпил. Не помогает. Спрашиваю его - а может, о девушках поговорим? Он: ооо, говорит, девушки - это моё всё!.. Там у него на вентильной фабрике девушки тоже есть, оказывается. В каком-то цеху, я забыл в каком, их очень много... А цех, понимаете, по финской технологии сделан, сухой, тёплый... Хороший цех, как я понял... финны вообще молодцы...
А она рот ладошкой прикрыла и молчит, держится. А я сижу уже рядом и с очень серьёзным видом излагаю:
- Ага, да. Видите, как мечется сейчас по столу. Меня потерял. Это он слева от меня сидел, а справа - женщина была, большая такая... Куда-то она ушла, я бы показал. Вот, так у неё либидо огромное, просто нечеловеческого какого-то объёма либидо. Она меня им всё по коленке гладила. Случайно, как бы, ага. Вот, я-то не против. Я вообще не против женщин. Ну и их либид, соответственно. Или либидов? Но нам с ней... как бы сказать... совсем же не по размеру либидиться... ну очевидно же...
Тут она всё-таки не выдерживает, и начинает неприлично громко так смеяться. Но никто внимания не обращает, градус всеобщей радости чуть-чуть повысился только, и всё.
Я к ней нагибаюсь и говорю:
- Я нисколько не сомневаюсь, что за вашим столом обстановка не хуже. То есть очень всё занимательно. Какой простор для исследований, да? Вот, к примеру, этот господин с мешком под глазом, мне кажется, он в вас искренне влюблен. Смотрите, как он мучается. Мучается, и так думает: ну это ничего, что к ней тип молодой подсел, и что-то там втирает. Не клеится, наверное, к ней, а так, по работе сослуживцы. Ну нельзя же клеиться с такой серьёзной рожей, в самом деле!..
Тут она резко перекидывает ноги через скамейку, вскакивает и убегает прочь, в темноту. Я иду следом, на хохот, и продолжаю, потому как мысль-то не закончил:
- Ну и вот, отрывать от вас от всего этого мне жутко не хочется. Мне даже несколько стыдно, что я иду на поводу своего малодушия и имею наглость предложить вам прогуляться вдоль музыки прибоя. Но, понимаете, тут, за столом, выжить сможет только очень тренированный организм. То есть не мой. Вот. Так что, извините, но своим отказом вы подвергните меня медленной пытке с обязательным летальным исходом...
Я хотел ещё что-то сказать, но вдруг заметил мир вокруг. Там, сзади, где шумно и людно, мир был свой, особый и сжатый до размера нескольких кубических метров. А здесь, в ночи, вселенная-то другая, необхватная. Здесь была Луна. И она не светила, как лампа, или даже как солнце, она превращала всё вокруг. Я увидел пляж синеватого цвета, который мягко изгибался вдаль, а над ним нависала тёмная громада горы. В прибой выдвигались дамбы, которые цепкими и мощными пальцами сдерживали силу моря, которую сдержать не могло ничего. Но море было спокойно, оно переливалось ночным светом, оно отдыхало, мерно вздыхая и чуть шурша во сне галечником...
Минуту мы смотрели на всё это, держась за руки. В этом жесте - она протянула ладонь, а я её взял в свою - не было ничего предосудительного или двусмысленного. Это было естественно и очень правильно. В этот самый миг мы с ней совпали. Мы стояли, такие маленькие, такие счастливые, и дышали вместе с морем.
Нас ждала лестница вниз, знаете, такая удивительная южная лестница. Крутая и с пьяным металлическим перильцем. Каменные ступени, такие неровные, что нет даже двух одинаковых. Она была похожа на хребет доисторического кита, выброшенного на берег штормовой волной, да так и не сумевшего вернуться в родную стихию.
Но это была самая лучшая лестница в моей жизни. Правда. Когда мне плохо, я часто вспоминаю этот вечер и эти вековые каменные ступени. Мы шли и болтали, точнее, говорил только я. Но это был именно диалог. Было что-то особенное в этом разговоре, неуловимое... Я постараюсь схватить, но боюсь опять растерять слова в объяснениях... Луна, юг, вся эта другая вселенная, позволили нам говорить без слов. Они были не то, что не нужны, но - не обязательны. Однако я говорил, и говорил прекрасно. У меня к этому склонность. А она молчала, и была счастлива безмолвно.
Мы брели по поверхности планеты, оставляя за собой цепочку следов. Тишина... Тишина расстилалась вокруг, и она с лёгкостью мирилась со звуками, но только с теми, что были совершенны в своей искренности.
Мы ушли так далеко от места нашей встречи, так далеко от того компактного шумного мирка, что он уже не имел никакой личной силы, чтобы нас беспокоить. Мы сидели на ковре из круглых морских камешков, каждому из которых было столько лет, сколько мне даже и не придумать.
- Обычный вечер, - говорил я шёпотом, хотя я ли это говорил?.. - Ничего нового. Давай поедем, сказали тебе. Чего дома киснуть. Да поехали, подумала ты, и правда, дома надоело уже. Куда едем-то? Место классное, рассмеётся папа и пошло подмигнёт. Женихи будут - во!..
О, да... - подумаешь ты и чуть заскучаешь. Посмотришь на солнце, на деревья, мелькающие по сторонам. Слева, сквозь зелень иногда будет видно море, оно сверкает очень ярко. Оно всегда так сверкает в это время.
Напьюсь, точно напьюсь. Может, хоть так схвачу веселья. Хоть капельку. Надерусь, и полезу ночью в море - купаться. Одна. Пусть ищут.
А отец между тем перечисляет, кто будет на празднике. Ты даже прикроешь глаза от досады, но если подумать, чему удивляться-то? Конечно, половина - друзей. Папиных. Все - уже давно знакомые. Поклоннички, что б их.
Итак, полная решимости напиться в дым в первые же полчаса всеобщего веселья, ты выбираешься из машины. А там - пекло. Жара сваливается и давит на плечи, но тебе всё равно. Здравствуйте, Тимур. Улыбнёшься. Дядя Андрей... да, всё отлично, спасибо. Снова улыбнёшься. Поправишь волосы - надо же руки куда-то деть. Потом просто сложишь их на груди и будешь с вызовом наблюдать, как тебе подбирают лучшее место за столом. И сядешь, где укажут. Какая разница.
Спросишь со вздохом - что празднуем?
- А ччёрт его знает, - преувеличенно громко воскликнет очередной папин друг и рассмеётся, обнажив неровные зубы. - Чего невесёлая такая? Скоро танцы будут!..
- Ага... - скажешь ты и с сомнением посмотришь на бутылку. Потом пощупаешь - а она ещё не согрелась на солнце. - Я водку буду. Да... нет, я не голодная... да нет же... Ну мам, прекрати.
- Да большая она уже, отстань, Маринка!.. - забасят с соседнего стола и загогочут хором. Мать махнёт рукой - действительно, большая уже девка, сама разберётся.
И ты прислушаешься к себе, нетерпеливо ожидая опьянения. Немолодой мужчина будет подливать в твою рюмку, его глаза засветятся нескрываемым азартом. Он станет развлекать тебя, маскируя единственное своё желание корявыми кустами слов. Но ты будешь смотреть в сторону, и не потому, что плохо воспитана, а потому что смотреть в пустоту гораздо интереснее, чем общаться подобным образом... И он растворится во всеобщем гуле, достойно попрощавшись с твоим затылком. А ты и не заметишь.
Тебя будут звать другие голоса, чтобы отвлечь... а от чего, собственно, они хотят тебя отвлечь? Но ты киваешь в ответ, улыбаешься и что-то говоришь. Показываешь обществу, что ты с ним.
Пусть думают, что ты озабочена их проблемами или захвачена их весельем. Но при этом, пока не прошёл алкогольный дурман, можно позволить себе роскошь отсутствия в толпе. Твой не моргающий взгляд устремлён куда-то вдаль - пусть там будет кусочек неба...
А небо неуловимо меняет цвета, с синего на жёлтый, с жёлтого на оранжевый, а потом цвета пропадают и проступают звёзды. И ты бы увидела, обязательно увидела бы, вот прямо вот так, глазами, как мягкие оттенки небесной глазури перетекают и переливаются из одного в другой. Ведь это же волшебство!.. Какой-то секунды не хватает, чтобы его заметить, какого-то миллиметра. Тебя отвлекают... отвлекают... постоянно, всю ведь жизнь отвлекают. И даже не скрывают этого.
Как жаль, но ты не знаешь точно, чего тебе искать в этом вечереющем небе. А представь... просто допусти, что ты знаешь, что искать и даже зачем...
- Зачем?! Зачем это здесь сидит такой грустный ребёнок и все про него забыли? Ай-яй-яй, какие все нехорошие...
Пьяное лицо, очень пьяные жесты. Запах. Желание помочь. Пошёл ты.
- А?.. - не поймёт он.
- Месячные у меня, говорю, дядь Миш. Отстаньте.
- А-а... эт да... Ну, эта... зови, короче, если что... - он задумается, что бы ему ещё такого приятного сказать, но лишь сделает озабоченное лицо и отойдёт. Мужчины пасуют перед неизвестностью.
...Он застанет тебя врасплох, немного уставшую и уже почти трезвую. Спросит, как тебя зовут, вот так просто возьмёт и спросит. Так спросит, как будто в его жизни что-то зависит от твоего ответа. И ты честно назовёшь имя. Посмотришь ему в глаза, и... в общем, у тебя не возникнет не то, что мысли, а даже эха не услышишь тех слов, что проносятся в голове обычно сразу после того, как очередной мужчина спрашивает твоё имя. Ты погрузишься в очень странное чувство, захватывающее и абсолютно новое.
Потом ты поймёшь, что это - надежда.
Надежда на то, что он сумеет не отвлекать, будучи рядом.
Надежда на то, что лёгкость, с которой он живёт в этом скользком мире, передастся и тебе.
Надежда на крутой поворот, за которым пусть будет что угодно, лишь бы всё по-новому...
Ты взглянешь на него, и сильно захочешь передать всё то, что быстрой искоркой прижгло тебя в груди. Но лишь отведёшь глаза. Может быть, он уже знает?
А он... он превратит в цирк всю ту серьёзность, с которой люди веселились вокруг. Он встряхнёт этот праздник, вывернет наизнанку, и покажет тебе настоящее его содержимое, такое забавное и такое неожиданное. И самое смешное - это невозмутимая физиономия, с которой он произносит слова, которые никто и никогда не сказал бы тебе на этой глупой вечеринке. Он не был здесь запланирован. Явно. Но - всё-таки был, очень живой и очень настоящий.
Ты почувствуешь, что где-то там, внутри тебя, скрыт резервуар, этакая сфера, наполненная всем смехом и всеми радостями мира. И он сумеет щёлкнуть игриво по этому крепкому закостенелому шару, да так, что тот просто лопнет. И из тебя польётся, прорвётся, до боли в животе, до слёз. Ты убежишь в темноту, чтобы никто не мешал тебе плакать от смеха.
Он, оказывается, уже всё знал заранее. Значит, есть такие люди. Всё-таки есть.
Просто знал, и всё. Словно всю жизнь вместе, только со знаком плюс. До мелочей, досконально, он видел тебя наизусть, поэтому бессмысленно было заигрывать и притворяться. Единственный шанс удержать в себе этот вечер - быть собой, истинной, той, кем ты всегда и мечтала быть, на самом-то деле.
И у тебя получилось. Без труда, без проб и ошибок, легко и просто.
Ты - арфа, он - гениальный музыкант. Он затрагивал такие струны, от которых пробуждалась только радость, струны дрожали и ты дрожала вместе с ними, а он обнимал тебя, оберегая от могучего ветра, рождаемого игрой...
Ты приблизишь к нему лицо, медленно и очень осторожно. Это будет первый поцелуй на Земле, самое чистое и необъяснимое то, о чём никто никогда не узнает... потому что не поймёт.
Луна совершила свой ежедневный танец с Землёй, и, чувствуя время, растаяла в бесконечности неба. Земля приняла нового партнёра - Солнце, которое ничуть не удивилось, обнаружив в своих лучах двух уставших и совершенно счастливых спящих людей. Солнце видело и не такое.
Рассказчик поднял голову и посмотрел на внимательно слушавшую его девушку.
- Вот я и рассказал. Вы же просили что-нибудь вам рассказать, пока мы стоим. Просто... просто вы мне напомнили ту самую Женю, и я вдруг вспомнил... Как вас зовут?
- Лена, - сказала она.
- А меня - Рома, - ответил он и отчего-то нахмурился.
Лифт, который по каким-то своим техническим причинам сорок минут неподвижно висел между этажами, тронулся, наконец, с места. Вздыхая механизмами, он поплыл вверх, унося двух людей к зарождающемуся в вышине очередному бесконечному танцу.