Солнце припекало. Это было хорошо - теплые лучи быстро нагрели расстеленную прямо на земле куртку. Нехитрый прилавок был сооружен из перевернутой картонной коробки (в этот раз повезло, удалось найти утром целую, неразломанную картонку подходящего размера). Возраст продавщицы, не без комфорта возлегавшей у корней старого тополя, с трудом поддавался определению. Ей могло быть и четырнадцать, и двадцать четыре, хотя истинное количество лет затесалось примерно посередине между этими цифрами.
Завсегдатаи книжной ярмарки, имевшей место с пятницы по воскресенье в этом захолустнейшем уголке полустоличного города, привыкли за последние два месяца к новой обитательнице "торгового ряда". Они проходили мимо, улыбаясь, останавливались полюбоваться разложенным на картонке рукодельем: маленькими бисерными браслетиками-"фенечками", нехитрыми ожерельями и бисерными деревцами. Продавщица улыбалась им в ответ, охотно поддерживала любую беседу. И, хотя безделушки эти не были ни оригинальны, ни безупречно сделаны, люди их покупали. Родители брали для девочек-модниц фенечки и подвески, тетушки в летах скупали деревца в подарок своим кумушкам. Брали и просто так, польстившись скромной ценой. В ту злосчастную осень 1998 года люди хватали буквально все, что могли позволить себе, не задумываясь о ценности приобретенного.
Впрочем, та осень вряд ли была особенней остальных. Десятилетие, проведенное Россией под знаменем перемен, приучило людей настороженно относиться к августам, вторникам и четвергам. Книжная ярмарка работала в другие дни, и это вселяло в юную продавщицу некоторый оптимизм.
- Какая красота, - остановилась возле импровизированного лотка молодая женщина, залюбовавшись на деревца. - Сколько это... Ирочка, ты?!!!
- Здравствуйте, Татьяна Олеговна, - весело кивнула продавщица. - Вот, работаю. Берите деревца, всего десять рублей, а вот эти - пятнадцать... Да я вам просто так подарю!
- Берите так. Я еще сплету, мне не сложно. Вам деньги ведь тоже нужны...
- Ты учишься все там же? - немного смутившись, Татьяна Олеговна спрятала в сумку хрупкий подарок. Ира кивнула.
- А вы все в школе работаете? Я собиралась к вам заскочить, но у меня совсем нет времени теперь...
Они тепло попрощались, и, взяв с Иры слово зайти в школу хотя бы в День учителя, женщина убежала по своим делам.
- Это моя бывшая русичка, - объяснила девушка продавщице полотенец, стоявшей рядом. - Любимая учительница...
- Да хоть бы родная бабушка! - проворчала соседка. - Ты, Ирка, работница непутевая, нет в тебе торговой жилки. В облаках вечно витаешь. Тебе б стихи писать...
- А я и пишу! - радостно кивнула девушка.
- Оно и видно... Что вечером-то кушать будешь?
Кризис больно хлестнул по Иркиной семье. Магазин, в котором мать стояла за прилавком, закрылся на неопределенный срок. Отец жил отдельно уже полгода, и рассчитывать на его помощь было смешно. Ириша - первокурсница педагогического института - вдруг оказалась единственной кормилицей в семье.
Ей повезло. Ее рукоделие оказалось на самом пике модных веяний, а дома нашелся приличный запас расходного материала. Заработанных в выходные денег хватало ровно на неделю, но - хватало.
Вернувшись вечером домой, Ира пошла первым делом к матери. Та, как всегда в последнее время, лежала на диване, безразлично глядя в телеэкран.
- Пятьдесят шесть рублей, - похвасталась девушка. - И взяла еще два заказа...
Она выложила деньги на стол. Мать слабо улыбнулась.
- Не звонил? - спросила Ира, имея в виду директора маминого магазина. Директор не звонил. Отец тоже.
- Ты что-нибудь сегодня ела? Мама, так нельзя. Поверь мне, все наладится, вот увидишь. А пока обойдемся, чем бог послал. Вон, я на этой неделе больше ста рублей заработала. А может быть, бабушка переводом денег пришлет, ты написала ей? Ты обещала написать на этой неделе...
В газете объявлений семь страниц из восьми занимала рубрика "ищу работу", и еще полстраницы - "Продам". В рубрике "требуются" хотели диплом, опыт работы и присутствие в офисе с утра до вечера. У матери не было диплома, и возраст приближался к пятидесяти. У Иры не было вообще ничего, кроме бисера и желания, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
На лекции в понедельник Ира успевала, как обычно, писать конспект и расчерчивать схему для нового заказа, а в голове вертелись строки ненаписанного романа. "Первый ноябрьский снег таял на воротнике, превращаясь в холодное и сверкающее ожерелье" - вывела Ира на последней странице конспекта. Голос преподавателя уплыл куда-то вдаль. Ей очень-очень хотелось описать свой недавний сон, совершенно волшебный и снежный, хотя дело было, кажется, в ноябре... Ира видела перед собой будущие страницы, и в начале романа главной героине - семнадцатилетней девочке Ире - было очень-очень холодно и одиноко, а в конце был свет, тепло, друзья и снова улыбающаяся мама. "Приду домой - и обязательно начну писать", решила она.
Дома мать смотрела телевизор, лежал на столе неоконченный реферат и ждал заказ, который следовало выполнить к среде. Вздохнув, Иринка вытащила из ящика стола коробку с бисером и деревянный станок, разложила перед собой приготовленную на лекции схему и взялась за ставшую привычной работу.
- Уроки сделай, - заглянула в комнату мама.
- Разумеется.
Бусинка ложилась к бусинке ровными блестящими рядами. На ярко-синем фоне начала появляться кислотно-желтая надпись "Rap - это кайф!". Иринку замутило.
"Вот было бы здорово вышить бисером большую-большую картину", - подумала Ира. "Морской пейзаж в стиле Айвазовского. Или шишкинских мишек. Такая картина могла бы пойти за миллион с аукциона, и какой-нибудь иностранец купил бы и повесил у себя на вилле... Ну, пусть не миллион... Да я бы, наверное, и не смогла бы ее продать - просто висела бы у меня такая картина, и было б красиво..." Бусинка к бусинке, минута к минуте...
Безвкусная, аляповатая фенечка с дурацким слоганом была готова к двум часам ночи. Ира уснула, едва закрыв красные от перенапряжения глаза. Ей снился аукцион, на котором картину, вышитую бисером копию Мона Лизы, никто не хотел покупать, но давали миллион за кислотный браслетик...
Наступил октябрь. Лежать на земле стало холодно, и Ира таскала с собой складной стул. Местные милиционеры решили, что торговый сезон закончился, и начали разгонять "несанкционированный рынок".
- Тебе повезло, что вчера тебя не было, - посетовала соседка по лотку в одну из суббот. - А я давеча убежать не успела, они меня вместе с сумкой - в машину. Там сто полотенец было, пришлось половину им отдать. Я теперь, даже если все продам, в убытке буду...
- А можно мне у вас купить одно? - сказала Ира. Полотенца вправду были хороши - с цветами и надписями: "На долгую память", "Маме", "Бабушке", "Внучке"...
- А есть у вас "Любимой учительнице"?
- Возьми вот это, подойдет? - торговка протянула симпатичную вещицу с надписью "Спасибо за все!". Девушка обрадовано кивнула.
- Сколько?
- Тридцать.
Ира протянула весь дневной заработок.
- Здесь двадцать восемь, два рубля - за мной...
Соседка торопливо спрятала деньги в сумку.
- Я по сорок пять в магазине видела, - зачем-то добавила она, словно оправдываясь.
В тот день Ира ушла пораньше, чтобы зайти в гости к Татьяне Олеговне. Они проговорили допоздна. "Нет-нет, все в порядке. Родители живы-здоровы. Да, стало тяжелее, но ничего, привыкаем, справляемся. Торговля? Да, так, себе на карманные расходы зарабатываю немного... "
- Ты все еще пишешь? - переменила Татьяна Олеговна тему.
- Пишу, - вздохнула Ира, жуя сразу потерявшее вкус печенье. За два месяца, прошедшие после кризиса, она не написала ни слова - не считая конспектов и рефератов. Точнее - две строчки на последнем листе тетради...
Ира засобиралась домой, сославшись на позднее время. Она уже поняла, что рождественской сказке никогда не стать ни романом, ни повестью. Нет сил нанизывать слова, строчка за строчкой, и никому не нужна вышитая бисером картина. Дома ждет очередной заказ - бордовым по ярко-зеленому, "Я (сердечко) Вову". Обещают двадцать рэ, и дали половину авансом... Надо сплести за одну ночь. Запросто. Часам к пяти утра будет готово, и останется пара часов, чтобы поспать... Может быть, и хорошо, что никто не заказывает, да и покупает очень редко дорогие изящные ожерелья, на которые уходит намного больше времени и сил...
Дома в прихожей стояли мужские ботинки, на вешалке - отцовское пальто, а на кухне - роскошный букет роз. "Вернулся", - поняла Ира, и не стала заглядывать в комнату родителей, где уже был погашен свет. Тихо прошла к себе и села за станок. Пошлый браслетик блестел от беззвучно текущих, наконец-то прорвавшихся слез.