- Антонина Алексеевна, давайте, подброшу до дома! Уже поздно, темно... Скользко...
- Что вы, Лерочка! Я аккуратненько дойду... Полонезом!
Выделяя кокетливо - пОлОнезОм... - и бабульки смеются, представляя, как Тоня идёт этим "полонезом" по ночной улице.
Тоне - восемьдесят семь. Какой тут полонез... Но отказывается от машины. Сама дойдёт. Я знаю.
Было ей двадцать три. Война началась. И Коля её ушёл, конечно, на фронт. Тоня в Ленинграде оставалась, потом эвакуация... Переезды, чемоданы... Дай бог себя не растерять - не до прочего. Куда уж - сберечь вещи из своей мирной жизни... Сегодня здесь, а завтра - кто знает, куда забросит... Пока оборону держим - живём... А вдруг что... Линия фронта - неустойчивая штука... Сегодня здесь ещё спокойно... Да как - спокойно... Разве что над головой не стреляют... А это уже считаешь - спокойно.
Вот и шли - сорок второй, сорок третий... Что рассказывать? Жили как-то. Здесь, там...
Сорок пятый. Пролетели - как один. А тянулись-то, казалось - десять, двадцать лет... Оглядывается Тоня - что было? Пролетели...
И снова в Ленинград. В школу работать - русский язык и литература... И опять пошли, полетели...
С Колей так и потерялись. А что там... Редко кто находил друг друга. Тоня искала, конечно. В списках погибших не значится. Да что - списки... Всех разве перепишешь?
И она собрала себя заново и зажила... И - полетели...
Замуж не вышла. Как же - замуж? Был Коля, нет Коли... А всё же - не пойдёт Тоня ни за физика Рому, ни за соседа Геннадия Сергеевича - хороший человек, поможет всегда, если вдруг что... Как не помочь одинокой женщине? Но пока на серванте, на вязаной салфеточке, стоит Колина фотография , не выйдет Тоня ни за кого. А фотография будет - всегда.
Шли, летели... Пятидесятый, пятьдесят первый... Менялось всё кругом. Вожди меняются, а фотография стоит. Шестьдесят первый - человек в космос - а фотография на салфеточке... Друзья-подружки, школа, заботы... Весело жила Тоня - весёлая девочка, женщина, учительница, Антонина Алексеевна...
Уже не девочка. Шестьдесят седьмой на дворе.
И пришёл её Коленька. Коленька? Николай Эмильевич пришёл. Разве такое во сне приснится?
У Николая Эмильевича семья. Жена Марина, двое детей... Уже внуки не за горами... Деда Коля станет он... Ан не станет!
Тонечка, весёлая Тонечка, каждый день пыль вытирала с фотографии, вытряхивала вязаную салфеточку. А тут - живой Коля... Искал, говорит, все эти годы... Тебя одну люблю... Война проклятая раскидала нас, но мы-то сами свою судьбу творим! Искал... Нашёл... Будем вместе теперь - и навсегда!
А Тонечка - Антонина Алексеевна...
- Я твою семью рушить не хочу и не буду. Раз так сложилось, так тому и быть. И быть нам, Коленька, друзьями до конца дней... В гости, может, когда зайдёшь... Чаю попьём...
Слезинки не уронила - девочка-Тонечка... Да уж не девочка... Стальная Тонечка... И проводила любимого, единственного за порог... Замок защёлкнула. Замешкалась вроде в прихожей - плачет? Да что вы! Так... просто...
И пошла свои сочинения проверять... Скоро выпускные... Весна... Дождём пахнет воздух и солнцем...
И Коленька тоже пошёл. По лестнице, по улице, опять по лестнице... Домой. Марина на работе, дети - кто где...
На Фонтанке Коля жил - дом старый, потолки высокие. Пришлось лестницу ставить - тащить из коридора - а уж годы немалые... Дотащил. Поставил.
И верёвку затянул, как учили... Скользящей...
А Тоня сидела над тетрадками, красной ручкой отчёркивала... Отчёркивала... Отчёркивала! А плакать над тетрадками нельзя - упадёт слеза - расплывутся чернила... Разве Антонина Алексеевна так может? Вот и не плакала.
И на похороны своего Коли - ходила ли, нет ли... Я не знаю...
Сидят бабульки - у Муры юбилей - восемьдесят. Шампанского глотнули - много ли им надо? Смеются, вспоминают весёлую молодость... И я сижу с ними. Про Тоню только знаю - это... Про Тонечку...