Отец Пимен - это мой папа! - неистовствовала я перед девчонками.
- Не ври, ты - безотцовщина!
- Ты из пробирки! - дразнили меня они.
И тогда я полезла драться. Я вцепилась в Янкино новенькое пальто, и оно с легкостью превратилось в рабочую одежду нашего дворника Митюшки. Когда я увидела плоды своих рук, слезы полились из моих глаз. Мамочка, мамулечка, милая моя, а ведь тебе за меня отвечать. Пальто ведь уже не заштопать, а денег у нас нет, чтобы отдать их Янке как финансовый ущерб.
- Янка, прости, я не хотела, - заревела я.
- Так она еще и плакса - поддержала Янку Наташка.
И они продолжали меня оскорблять. Туман потянулся у меня перед глазами. Я утонула в омуте слез. Как будто меня и нет вовсе.
Вдруг, толчок в спину. А, это Наташка.
- Ты - дура безответная. С тобой не интересно.
Они от меня отвернулись и ушли.
И вот, я дома. Мамули еще нет. Она на работе. У нее рейс. Будет через 2 дня. Мамуля у меня золото. Она очень аккуратная, чуткая, душевная, у нее все по полочкам. Сейчас, к примеру, смотрю - оставила записочку, бережно прикрепленную к холодильнику: 'Светлана, дочка, даю тебе распоряжение на 3 дня, пока меня не будет дома. Постирай белье, которое в корзине, купи продуктов, делай уроки. Я все проверю. Смотри у меня, злодейка, с любовью, мама'. Я поцеловала записочку. Мамочка, как же я тебя лююблюю!!! И зарыдала, дура я такая. Вот приедешь - и расплачивайся за Янкино пальто. Звонила уже ее мама. Чуть ли не угрожала. Зачем же я тебя так подвожу, мама? Вдруг ты подумаешь, что я тебя не люблю???
Все было заброшено. И грязное белье, и уроки, и продукты, и обед к приезду мамы.
Я маханула к отцу Пимену.
У отца Пимена
Отец Пимен славный человек. У него небольшая семья. Матушка Глафира, такая полная, но достаточно красивая женщина.... У них с батюшкой большая любовь, все про это знают. Они с батюшкой друг другу ручки целуют, и так нежно смотрят друг на друга. Ах, если бы и у меня был папа.... У них есть дочка Серафима, такая злая девчонка, она со мной в одном классе учится. Никогда не дает списывать, ябедничает, и чуть что 'папе пожалуюсь'.
А отец Пимен очень хороший - он держит голубей, и разрешает нам, детям, лазать на голубятню. О, это пречудное занятие!!! Они такие милые, голубушки, птички Божии, как говорит отец Пимен. Он рассказывал нам, что когда потоп подходил к концу, и ковчег Ноя подплывал к горам Арарата, Ной выпустил Голубя и на третий раз голубь принес масличный лист, значит, земля появилась под водой. А потом голубь и вовсе улетел на свободу. А еще Дух Божий являлся в виде Голубя.... Это птица Божья. К голубям надо трепетно относиться, а вдруг это Дух? А кощунство над Святым Духом не прощается человекам!
Отец Пимен добрый. Я его люблю. Он всегда раздает детям сладости, даже перед причастием. Детям - не грех, говорит он. Хуже, если ребенок голодный и злой. Лучше за языком смотреть, чем за желудком.
Приходишь иногда к нему на исповедь, боишься жутко, ведь грешная такая. А он, милый, по головке погладит. 'Ты плачешь, деточка, это тебе воздастся на небесах'. А я еще больше рёву - стыдно.
Прихожу к ним, грустная, со своей проблемой. Янкино пальто из головы не выходит. Матушка встречает меня, добрая, чаем угощает.
- А батюшка с Серафимочкой занимается - пояснила она.
Подождать, значит, следует.
Подошла я к двери, в щелочку подглядываю. А отец нравоучает дочь.
- Нужно, моя хорошая, быть милосердной. Вот ты нынче наотрез отказалась нищему подать.
- Папа, а вдруг он на водку просит?!
- Не нам с тобой, дочь, об этом рассуждать. Он во Имя Христа просит, а, значит, если есть, надо подать, хотя бы копеечку. Вот, будет Второе Пришествие, и Он скажет: 'Я был голоден, и вы не накормили меня. Я нуждался, а Вы мне не помогли'. И попадем мы тогда в ад, где скрежет зубов и тьма кромешная.
Но Серафима злая девочка, она спорит не просто с отцом, а с Писанием. Это же грех, как же можно так, Серафима?!
- Отец Пимен, а я нищим всегда подаю - похвасталась я. Я вошла без спроса.
- Девочка моя, благослови тебя Господь. Молодец, что пришла. Я знаю, что ты добрая девочка.
Серафима начала уже злиться.
- Но моя дочка тоже хорошая. Серачка, ты же будешь подавать во имя Христа?
- Вот заработаю и буду, а родителей грабить в пользу чужих не собираюсь, - пробурчала она.
Глаза священника изобразили тревогу. Но он уделил внимание мне.
- Ну, с чем пришла, рассказывай. Как мама?
- Мама в рейсе, оставила на меня хозяйство. А я испортила девочке пальто...
Он меня жалел, жалел, даже плакал со мной. А Серачка дулась. Сама виновата, ведь она никогда не бывает жалостивой, и ее не хочется пожалеть, а только обругать.
- Отец Пимен, а я хочу, чтобы у меня был папа.
Хочу папу
Ни он, ни мама тогда еще не знали этой моей выдумки. Я сказала девчонкам, что священник - мой отец. Конечно, я сказала не подумавши.
Но мамы Янки и Наташки уже начали пускать злые речи на доброго священника и мою маму. И это я, я пустила такой слух. Боже! Что же теперь будет!!! Я сказала от обиды, что у меня нет папы, а у злой Серафимки есть, и такой хороший. У всех есть. Это только у Митюшки нет родителей, сирота он круглый. Ну а я, что тоже на дворника похожа? Чем я хуже остальных? Отец Пимен любит меня, а я его. Хочу, чтобы он был моим папой. ХОЧУ.
Неприятные слухи
Приехала мамочка, а я, неряха, все запустила, дневник от мамы прячу, потому что там - свеженькие двойки. Да, я нерадивая, меня и в классе не любят. От этого у меня и желания-то нет исправляться. Зачем стараться, надрываться, когда никто все равно не оценит? Нет, останусь такой навсегда. И умру от тоски. Любят меня только мама и батюшка. Ах, я мечтаю видеть их вместе.
Мамочка приготовила эти несчастные деньги и понесла их тете Нюсе.
- Погоди, Ефимовна, - говорит Янкина мама моей мамуле, - ведь вы уже отдали деньги.
- Как отдали, когда я два часа назад только прилетела?
- Так ведь отец Пимен принес, и сказал, что это от вас.
- Погоди, мы так не договаривались...
Дает ей деньги, та не берет, плечами пожимает, ухмыляется. А потом с Наташкиной мамой та-ра-ра:
- Ну, уж и кобель, наш Пимен-то. Давно я смотрю, что к девчонке, к Светке-то, он как-то по особому относится. Точно, она его дочь.
- Конечно, а Ефимовна небось уж сорвалась от одиночества и отчаяния, да и брякнула Светке всю правду.
- А девчонку-то тоже можно понять. Хотела отца - нашла его. А теперь верните мне, говорит, папу.
Реакция обвиняемых
- Света, девочка, - подозвал меня отец Пимен.
Что ж это за слухи такие? Ты слышала верно. - Говорит спокойно, а в глазах вижу - слезы стоят - преданные мне глаза.
Взгляд как будто говорит: 'Света, я твой папа'.
Но словами он этого не сказал.
Я растерялась, но сказала батюшке всю правду. Повинилась, покаялась.
И перед мамой каялась. А у нее взгляд светлый, как у отца Пимена. Даже не ругалась она.
Я подумала, а они ведь - предобрые люди. Какое счастье быть рядом с ними!
И накинулись все на несчастных родных мне людей. Проходу не давали. Грешник якобы отец Пимен, нельзя ему священником быть.
По идее, не должны мы были и видеться больше, чтобы рассеять подозрения.
Но батюшка был не просто хорошим священником. Он - настоящий мужчина. За себя он не переживал. Его волновала честь женщины - моей матери. И он прямиком направился к нам в дом, несмотря на косые взгляды своих прихожан.
А мама, как знала, что он придет, ужин шикарный приготовила. Белоснежная скатерть. Красота.
Батюшка прочитал 'Отче наш', мы молча, как бы торжественно поужинали. Потом 'Благодарим Тя', и некое замешательство...
Но батюшка взял инициативу в свои руки. Я приготовилась к тому, что меня сейчас культурно попросят удалиться, и батюшка будет успокаивать свою добропорядочную духовную дочь Ефимовну.
Случилось что-то чудесное, совсем не это случилось.
Взрослые сели рядом на диван, я - напротив. Мама молчит, просветленно улыбается. А батюшка начал говорить...
- Света, ты уже большая, и, наверное, тебе можно рассказывать взрослые истории. Сам Господь распорядился так. Девочка, милая, я расскажу тебе большую ТАЙНУ. Ты должна ее теперь знать. Должна была и раньше. А остальные пусть тоже узнают. Я от Божьего гнева не бегаю, а человеческое презрение - ничто по сравнению с вечностью.
Молод я был, воспитывался в благочестии, готовился стать священником, служителем Алтаря. Получил должное образование, женился. А рукополагать не хотели меня. Говорят - семья не полная у тебя, детей нет. Как ты будешь наставлять семейных, когда у самого опыта нет? А матушка моя, Глафира, ну ни как не могла родить, болезнь ее одолевала женская. Мы молились, молись, Господь не слышал наши молитвы. А, если бы мы были Служителями, больше шансов было бы стать услышанными Желанным Царем!
Твоя мама в это время засиделась в девках, отчаялась, да собралась в монастырь. Но, согласилась она, добрая душа, родить нам с Глашей дитя. А потом, все равно молиться за нас грешных в монастырь.
Держали мы это все в секрете. Заговорщики - мы с Глафирой и добрая твоя мама.
Но Господь по-своему рассудил. Как только застучало твое сердечко в материнской утробе, и Серафимушка была нам послана Господом, как Ангел Небесный.
Вот и планы все - поди да выкинь. Стал я батюшкой, а на сердце кошки скребут. Но я ведь не совершал прелюбодеяния, я любил свою жену, и не для угождения плоти был с мамой твоей, единожды причем, отчаянно помолившись Господу!
Мама твоя уезжала, чтобы никого не смущать, а вернулась якобы вдовицей. Но вела она почти монашеский образ жизни. Она - аскетка, ты же знаешь.
Какой наш грех? Рассуди нас, дочка! - и он заплакал у меня на груди. Мой ПАПА.
Я была настолько увлечена этим приятным для меня открытием, что не обратила внимания на то, что мама смотрела на весь этот рассказ как-то странно...
Завтра суд
Завтра суд. Церковный суд. Он больше не будет священником! Мама еще не знает, она в рейсе, будет сегодня в 23. Но мы ведь этого ожидали. ПАПА признался Преосвященному во всем содеянном. Ни о каких скидках на добропорядочную жизнь не может быть и речи. Есть закон, и строгий. За его рамки нельзя выходить. Есть канонические препятствия к служению священскому. А, кроме того, батюшка с матушкой обманывали всех. Прям, нашли злодеев.
Вот, к примеру, дьякон наш Гришка. Он же алкоголик, так мама говорит. Напился на прошлое Рождество, да и ёлочку нашу повалил. Здоровый такой дядька. И страшный, говорят, он на свою матушку руку задирает. А у него, значит, нет канонического препятствия? Получается, что нет. Он же не ИЗМЕНЯЛ своей жене. И четверо детей у них есть. Впроголодь живут, потому что отец Григорий - Гришка все деньги пропивает. Горе в семье. Но он хороший. Я не имею права его не любить. А люблю его за то, что он за нашего отца Пимена решил постоять. Будет свидетельствовать о нем, как о добропорядочном человеке.
Мама не знает пока. А я вот решила - тоже пойду свидетельствовать и за папу, и за маму. ОНИ ведь и на нее епитимью накладывают за незаконное сожительство.
Господи, а ведь я всю эту кашу заварила! А как иначе? Это же было на самом деле. А рано или поздно - тайное становится явным. И все узнали. Серафимка меня теперь ненавидит. Ее мама, матушка, чахнет на глазах, переживает за своего батюшку. В школу я не ходила сегодня. Там меня обижают, а после ЭТОГО и подавно. Сижу дома, плачу, и думаю, что же дальше?
Новая Серафимка. Еще одно горе
Прибежала ко мне Серафимка - сама не своя - зеленая.
- Мама умерла. - И девочка потеряла сознание.
Луплю я свою когда-то ненавистную Серафимку по щекам:
- Очнись, очнись, несчастная! Чья мама? Кто умер? Ты не бредишь...
Серафиме страшно возвращаться домой, и она осталась у меня.
- Ты ж сестра моя. Давай не будем больше никогда ссориться.
- Я люблю тебя, милочка.
И так мы засиделись, пока не пришла мама.
Мама пришла, и на голову ей свалились несчастья за несчастьем. Все не так. Все другое она видит. А хорошее из этого другого только одно: Серафимка, мой злейший враг, стала другом мне, сестричкой нареченной, любимой. А матушка Глафира отошла ко Господу, а батюшку завтра судят.
Мама побежала в дом священника. Пустота. Тишина. Поседевший от горя отец Пимен безмолвно сидит над холодным телом своей жены, умершей от разрыва сердца.
- Так им и надо, - судачили мамы Янки и Наташки.
- Попы - а все туда же. Кобель, что и говорить. - Вынесли они вердикт.
- А Ефимовна, как говорится, 'в тихом омуте черти водятся'.
Другая история. Суд
Мама пришла в суд. И как гром среди ясного неба, рассказала совершенно другую историю.
- Ребенок мой, дочка Светлана, вовсе не батюшкин. Девочка от постороннего человека, от моряка, с которым я согрешила. А батюшка - добрый человек, такую историю сочинил, чтобы выгородить меня. Оклеветал себя.
Батюшка с сожалением посмотрел на мою раскрасневшуюся от стыда маму.
Но я-то дура была. Вместо того, чтобы свидетельствовать в защиту батюшки, учинила ему допрос:
- Как! Ты не мой папа?
- Твой, дочка.
И мамины все слова, как на ветер улетели.
Он теперь в монастыре послушник. А батюшка у нас теперь священник - отец Григорий. Он же и покойную Глафиру отпевал. А мы живем с мамой и Серафимкой.
Год спустя
Прошел год, мама моя исхудала, изголодала. Сама на себя епитимью наложила похлеще, чем Преосвященный на нее наложил. Не причащается год уже. А мы с Серафимкой дружим, вместе в школу ходим. Я стала прилежной ученицей. Может, у меня не очень хорошо получается, но я стала стараться. И учителя это заметили, хвалят. Янка с Наташкой презрительно нас с Серафимкой избегают.
Завтра мама будет причащаться. Готовилась к этому весь год. Ходила она даже к тете Нюсе и Наташкиной матери, просила у них прощения. А за что? Господи, говорят они:
- Бог простит, Ефимовна, и мы простим.
А за спиной:
- Ну и дура же набитая Ефимовна, совсем гордости нет.
Новая - старая история
И у нас, девочек, мама тоже просила прощения. А потом.... Посадила осторожно нас перед собой. И говорит:
- Девочки, милые, как рано вам пришлось узнать правду жизни, про взрослых. Но вы должны все знать.
- Мамочка, моя милая, в своем ли ты уме, чего мы не знаем еще? - с сожалением подумала я.
- Я не была замужем. И не хотела этого. Стремилась я уйти в монастырь. Но мой духовник меня не пускал. Говорил 'молода ты еще, полюбить можешь'. Но не полюбила я мужчину, не было у меня страсти, гнала я буйные чувства от себя. Послужить хотела Господу аскетически. В это время будущая семья священника страдала от бездетности. Были мы разные люди с разными судьбами.
Но была и другая судьба, которая нас всех объединила. Но, предупреждаю, это была тайна, которую мы поклялись никогда не открывать, пока живы. Но, что сейчас за ситуация?! Глафира умерла, батюшка - отлучен, да и на мне епитимья. Но да Бог со мной. А у отца Пимена призвание - Господу служить, как священник. И нельзя было ему ставить условие по поводу детей. А как же человеческие качества? Я открою тайну ради батюшки, чтобы он стал священником вновь. Таких священников, как он, поискать еще надо...
Пришла однажды к Пимену девочка, лет 14-ти Светлана Серафимовна Дмитриева. Это была хорошая девочка, из благородной семьи, но случилось с ней несчастье, над ней посмеялся и надругался один человек, да и в лету канул.
Светлана не хотела расстраивать своих родителей, быть для них позором и посмешищем. И схоронилась у нас в поселке. Мы с Глафирой взялись присматривать за несчастной, помогали ей, утешали. Чтобы никакой беды она себе не причинила. Она молодая - вся жизнь впереди. И только наша девочка стала в себя приходить, как выяснилось, что она - беременна.
Но мы с Глашей решили, что возьмемся воспитывать ребеночка этой девочки-подростка. Поехали на Минеральные Воды, чтобы до конца беременности наша девочка хорошо доходила, под присмотром врачей.
Очень она боялась, что родители узнают. И это будет позор для их рода. Договорились мы, что ребенка усыновит Глаша, чтобы помог Господь Пимену стать служителем Алтаря. А девочку домой отпустить после. Скучала она по родителям своим.
Родилась у нее тройня, сама Светлана умерла вскоре после родов. Это чудо было - 2 девочки и мальчик. И назвали мы их, по имени Матери: Светлана, Серафима, Дмитрий.
Хорошо, что не было нас долго дома. И мы сочинили историю, что родили детей. А я тогда поняла, что мое служение - через воспитание ребенка, а не монашества, и полюбила девочку Свету, а Глаша - Серафиму. Как случилось это чудо, батюшка Пимен открыл огромную голубятню, в память о Светлане, которая дала ему дорогу в желанную жизнь. А мальчика Митюшку отец Григорий взял себе на воспитание, на побегушки.... Он не знает ничего.
Мы обещали, клялись, что родители Светы ничего не узнают.
Но сейчас уже сколько лет минуло, сколько лет! Да и не те обстоятельства. Пора открыться.
Но, почему же нельзя было открыться даже на исповеди обо всем происшедшем? Запретила нам Света. Сказала: 'Вам дети, мне - покой на небесах, чтобы никто всуе мое имя не упомянул. Я не виновата ни в чем. Надо мной посмеялись на Земле, так дайте же покоя на Небе. Молитесь обо мне'. Но кто же помолится о ней, когда батюшка наш - не священник. Молитвы запрещенных к служению, разве нужны Богу?! Ему надо вернуть звание достойное его. Он святой человек, пытался сохранить тайну в ущерб себе. Он смиренный и кроткий, Господу нужны такие Служители.
Мы - чужие. Я этого не понимаю и не хочу понимать. Ни мамы, ни папы... Я не могу ничего осмыслять.
Новая жизнь
Отцу Пимену не вернули Звание. Слишком много вранья. А у мамы - клятвопреступление. Но она большая молитвенница...
А мы с Серафимкой и Митюшкой сидим в уголке каморки отца Григория. Он нас лупит, когда под пьяную руку попадем. Сидим и плачем.
А мама и папа замаливают грехи в монастыре.
Иногда ночью сидим мы, дети, втроем и плачем о несчастной нашей доле. А Янкина и Наташкина мама говорят: 'Неблагодарные, недовольны жизнью. Отец Григорий кормит их, когда своих детей еще четверо!'.
Так вот, сидим мы, и видим в ночном небе созвездие в виде Голубя. И знаем - это Дух Святой, птица Божья, святая, оберегает нас от бед.