Очарованные беспечным летним вечером, мы гуляли с Володей. Было 8 часов по полудни, и солнце в последнем порыве пылало в небе. Предчувствуя его уход, земля испускала тени, и ее формы ложились под деревьями и в сгущенье домов.

Но тень, предвестница черной ночи, пока лишь усиливала прелесть мира, смягчая его краски. Легкий ветерок, несомый с заката, трогал вершины деревьев в парке. Скамьи, беседки - все было занято, и говор плыл отовсюду. Мы гуляли бесцельно, со скукой в движенье и голосе. Мне было чуточку грустно, как всегда в это время, а Володя слишком отвлекался по сторонам, чтобы участвовать в разговоре. Я предложил оставить парк, где толпа угнетала меня, и пройтись по улице Социализма (моей любимой в городе улице). Володя нехотя согласился ( "Тоска да тоска у тебя, - говорил он мне. - Пора бабу найти - и тоски никакой не будет!" И я солидарен с ним, искренним другом...но тайно, в себе).

Через дорогу, за тополиной аллейкой, ухал красный трамвай. Лучи солнца пронзали его насквозь, с прозрачной ясностью являя салон. Пассажиры, с печальными лицами, смотрели на нас, и им тоже, как и мне, было будто бы грустно. Алые полосы света, прокравшиеся между деревьями, обливали дорогу живыми тонами импрессионистов.

Круглый мир, ты летишь и летишь

Не меняя орбиты и цели,

Как безумная птица паришь

В тишине разливаешь ты трели, -

донеслось до нас. Пели в кафе, глубоко под навесом из тканей, где стояли десятки синеньких столиков. В кафе заметное, странное оживление, и немало желающих влиться в него: все они стояли у оградки, сдерживаемые охранником. Люди за столиками болтали и пили, танцевали на скрытой в тенях танцплощадке, - но их деятельность тонула под звуком чистого женского голоса:

День и ночь безотрадно спешат

Ты паришь, милый мир человека,

Люди жизни свои торопят

Забывая о беглости века.

- Как она поет, какой у нее голос! - с сухим восторгом сказал Володя. Его глаза быстро забегали, по лицу прошло волнение, и он внимательно всматривался в таинственную тень кафе, где угадывалась нечеткая низенькая эстрадка.

Это был голос прекрасной женщины - воображение жадно искало ему обличье! Мне представились полные губы и черные волосы, длинное платье и узкие плечи, руки, ласкавшие воздух кругом себя. Этот голос, с мягкой хрипотцей, тонкий, но таивший огромную мощь, - обрушивался тихим, но более ярким, чем солнечный, светом. Что-то такое было в мотиве песни, в самом скрытно-печальном настрое вечера, что делало этот миг особенным, западающим в память на долгую жизнь.

- Я должен ее увидеть, - сказал Володя и направился твердо к ограде.

- Зачем? - в догон ему крикнул я. - Послушаем, и дальше пойдем ...

- Нет, нет, - отмахивал он рукой, - я должен увидеть...

Идти в кафе мне совсем не хотелось. Хотелось, напротив, простора, сереющих, дымчатых улиц. Оказаться в кафе, в затворе чужих лиц, виделось пыткой, - но друга бросать не годилось.

Как и еще с десяток человек, охранник не пускал нас.

- Сами не понимаете? - указывал он в кафе. - Мест нет...

- А в чем дело? - спросил я его. - Зачем ажиотаж такой?

- Звезда выступает.

- Что за звезда?

- Певица, Надежда Беглая. Исполняет собственные сочинения. Слышите, как поет? Три дня у нас - потом уедет.

- Никогда о ней не слышал, - развел я руками.

Володя упирался, не желая уйти. Я злился, не желая стоять в очереди.

- А ты не влюбился, приятель? - сказал я ему, думая смутить.

- Влюбился, - просто ответил он, - если в голос можно влюбиться!

Она пела, точно зазывая его к себе:

Приди ко мне, мой скромный друг

Оставь пальто в прихожей,

Замкни свиданья томный круг

И будь ко мне поближе!

Меня это забавляло, и я смеялся. А Володя слушал серьезно, с затекшим лицом.

Часов в 10 нас запустили в кафе. Я был расстроен. "Сейчас этот маньяк потешит свое любопытство и мы уйдем, и оба будем жалеть о потере времени," - думал я.

Все ближние к эстраде столики были заняты, и мы сели за крайний, засыпанный сухарями. Нам подали пиво. Развернувшись на стуле, Володя молча глядел на эстраду. Та, что пленила его внимание, скрыла себя во мраке: ни лица, ни фигуры не разглядеть, - и мелкие лампочки кидали свет по шатру, ослепляя нас. Володя ерзал на месте, притопывая ногой - боялся, что концерт завершится. Его поведение смешило меня.

- Пойдем, потанцуем! - сказал он, рванув меня за рукав.

Танцевать я не умел и стеснялся этого, - но как объяснишь все внезапно влюбленному? Мы вступили в толпу, где мужчины и женщины, больше пьяные, вертелись на все лады, и в равной степени сошлись с ними. Хитрец тащил меня за собой, пронзая толпу по краю, и ближе, ближе был у эстрады.

А она, его манящая цель, пела что-то тоскливое, тяжкое:

Пыль висит над дорогой столбом

Ни дождей, ни ветров - ничего...

Вплотную коснувшись эстрады, мы разом взглянули и отошли. Теперь смеялся уже Володя, а я, не зная, как все принять, глупо смотрел его смех. Большего разочарования я не испытывал прежде.

Мы увидели толстую, грубую женщину - волосы рыжим вихром, пухлые руки, жмущие микрофон, - и это "диво" дарило нас ангельским пением! Сколь наивен ум человеческий! И жизнь - не наивна, а иллюзорна! Вложить этот голос в бегемочью глотку... И почему же так, что наиболее чувственные, пронзающие нас голоса отданы некрасивым женщинам? Как прекрасное соседствует с...м-м?

- Ты, небось, на роман рассчитывал? - сказал я, чтобы сбить Володю со смеха.

- Да! - сказал он, опять засмеявшись.

Надежда Беглая допевала свои песни, а мы шли домой. Густые насекомьи стаи, бессчетные рои, вились под фонарным светом. Не прочтенными и на сотую долю знаками, сквозь редкую дымку, мерцали мириады звезд.

Через два дня, забыв о курьезном случае, мы шагали по той же улице. Володя норовил приударить за девушкой, что гуляла с собачкой (мы нарочно подлаживались под ее шаг), но сомневался в себе. Мне опять было грустно.

Ночь кралась с востока. На том крае небес зажглась звезда, и я, по привычке своей, загадал желание. Может, и сбудется...

Ты потрогай рукой этот снег

Он теплее песков из Сахары,

Прекрати свой бессмысленный бег

И прислушайся к стону гитары, -

узнал я е ё голос. Кафе было рядом

- Поет, - сказал Володя и улыбнулся воспоминанию.

Я сбился с шага. Сердце больно, неправильно разогнало кровь, и виски опалило жаром. Этот голос тянул меня вспять, к е е ногам. Я стал на месте, приложив руку к животу, и чувствуя эхо грудных ударов.

- Что?.. - обеспокоился Володя. - Что с тобой?

- Кажется... - молвил я пересохшим ртом. - Кажется...я наконец-то впервые влюбился!..