Аннотация: Не оконченный фанфик, по вселенной игры Эадор.
Часть 1. Воин Света.
"Не убивай, - ты жизни не давал!
Не осуждай, - ты сам не без греха!"
Поднявши взгляд, так он в ответ сказал:
"Пусть так... Но кто если не я?"
Сказание о святом Анхеле.
Глава 1. Клятва.
Клятву дал - жизнь отдал.
Норднорская народная пословица.
Вокруг стоял лес, густой, высокий и очень древний. Лес был наполнен звуками жизни: пением птиц, шелестом листьев на ветру и мерным жужжанием насекомых. Вековечные буки возвышались по краям дороги и смыкали над ней свои ветви, образуя живые нерукотворные арки, сводами которых хотелось любоваться, не отводя глаз. А над лесом, сквозь просветы в ветвях, виднелось бескрайнее ярко-голубое небо, чистое и прекрасное. Высоко в лазурной синеве величественно парили орлы, вечные стражи небесных просторов. И с этого неба на землю Великой Империи лилась нескончаемым потоком милость Светлого Владыки. Эта милость пронизывала всё вокруг, все предметы и живых существ, души смертных и бессмертных, наполняя их радостью и любовью. Она согревала землю и освещала целые миры, принимая форму лучей Светила Возрожденного. Именно она питала жизнь во всем Эадоре. Юный Годфруа л'Аншар, наследный герцог Нэй-Та-Зира и претендент на звание светлого рыцаря священного ордена Небесного Орла, поднял голову, подставив лицо ниспадающим лучам Солнца. Лучи мягко коснулись его молодого, красивого, но уже мужественного лица, которое скрывал до этого момента капюшон плаща. Уста Годфруа медленно расплылись в улыбке, детской, чистой и безмятежной. В этот момент с необычайной силой ощутил он присутствие бога вокруг себя и в себе самом. Его безграничную любовь и заботу о своих созданиях, и его всеобъемлющую и непреклонную волю, которая вела Годфруа по жизни. Поднеся ладони к устам, юноша стал шептать благодарственную молитву Богу-Орлу.
Произнеся молитву, парень оглядел своих спутников: трое увешанных броней и оружием воинов ехали, как и он, верхом, сопровождая молодого герцога на охоту. На их суровых лицах не было и тени той радости жизни, которую испытывал Годфруа. Лишь уже поседевший Арнье, увидев светящиеся глаза своего юного сюзерена, по-отечески улыбнулся, и то скорее одними глазами. Облачен Арнье был в латы, на спине висел большой пехотный щит, с пояса же свисали ножны с коротким мечом. Едущий следом Марсель был облачён в полный кольчужный доспех, а на плече, на специальном ремне, у него висела короткая пика. Замыкал отряд арбалетчик Артез, на нем был тяжелый нагрудник и шлем, а с пояса, как и у Арнье, свисал меч, за спиной его висел колчан с арбалетными болтами, сам же арбалет был приторочен к седлу лошади. Не самое подходящее для охоты снаряжение, однако, первостепенной задачей воинов была не охота, а охрана жизни молодого господина. Сам же л'Аншар был одет в легкую стеганую куртку, которая почти не угадывалась под скромным темным плащом, подобающим скорее простолюдину, чем наследному герцогу, из-под пол плаща выглядывали обычные кожаные сапоги без шпор. Больше на нем нельзя было различить ничего из оружия и доспехов, правда, сзади у седла болтался маленький круглый щит. Чем л'Аншар собирался охотиться на зверя, оставалось загадкой.
- Не пора ли сделать привал, сир? - спросил Арнье.
- Я тоже как раз об этом подумал, мой друг, - произнес л'Аншар. Несмотря на то, что главным в отряде формально был дворянин, Годфруа безоговорочно доверял опыту своего телохранителя и наставника и поэтому всегда соглашался с ним во многих вопросах.
Спешившись, воины быстро развели костер и приступили к разогреву пищи, а вскоре и к трапезе. Свой привал они устроили у самых границ владений герцога Франсуа Л'Аншара, отца Годфруа, дорога вскоре должна была привести их во владения маркиза Жан Жака де'Вернье. Поэтому им предстояло свернуть с дороги и продолжить свой путь через лес, чтобы не вызвать ничьих подозрений. Истинной целью их похода, как уже можно было понять, была вовсе не охота, а собственно Родовой замок Де'Вернье, где юного Годфруа ожидало свидание с его еще более юной невестой Ребеккой де'Вернье.
- Почти пятнадцать лет назад это было, - говорил Арнье, потягивая горячий отвар из сушеных ягод и цветов липы, - вам, сир, тогда три года было. Пятый месяц осаждали мы замок де'Вернье. Три неудачных штурма. Стояла поздняя осень, уже выпал первый снег. Холодно, короче. Торчать в осаде зимой нам совсем не улыбалось. - Арнье хлебнул отвар и замолчал, задумчиво глядя на костер. Годфруа уже не раз слышал эту историю от десятков людей в самых разных вариациях, но перебивать не стал.
- Отец ваш злой ходил, как адская гончая. Еще бы, ситуация явно заходила в тупик. Дальше стоять у стен было все тяжелее и физически, и морально. Воины уже роптали. Да и дорогое это удовольствие - осада, а взять замок все никак не получалось. Снять осаду означало признать поражение. Ни твой отец, ни Жан Жак не хотели первыми предлагать перемирие, чтобы не потерять лицо. И тут вдруг у них в Замке праздник какой-то. Кричат, веселятся, песни орут, в колокола бьют, на трубах играют, радуются чему-то, короче. Ну, мы страже на стенах орем: "Чего радуетесь, мол, кирдык вам скоро, а вы радуетесь тут!" Мы, конечно, уже сами сомневались, что возьмем замок, но виду не показывали. А они отвечают, мол: "У господина нашего, славного маркиза де'Вернье, сегодня ночью девочка родилась, посему и празднуем". А кирдык скоро не им, а нам, дескать, поскольку скоро на выручку маркизу придут его верные союзники. "Ну-ну, ждите, ждите!" - орем, а сами герцогу, значит, доложили. Ну, герцог подумал, подумал и велел написать поздравление на холстине и выстрелить его из баллисты в замок. Мы тогда в соседнюю деревню быстренько съездили, там жил монах, который умел читать и писать, заставили его сие поздравление написать и в тот же день им туда его пульнули. Пульнули, значит, а они нам со стены орут, что прочитать его не могут, потому что грамотных в замке нет. Ну, мы тогда опять в ту деревню быстренько съездили и монаха этого им, значит, привезли, ну, чтобы они прочитать могли наше послание. Они монаха по веревке подняли и послание наше с его помощью прочитали, и в ответ нам чего-то пульнули, а теперь уже мы сами прочитать не можем, потому что ... ну... А вообще, грамота штука хорошая, я вот все хочу обучиться, да некогда. - Сделал отступление Арнье. - Вам, сир, с матушкой-то вашей повезло, что она вас грамоте-то обучила. Хоть отец ваш и шибко злой был, когда узнал. Не должен, мол, мужчина ерундой заниматься, не подобает герцогу буквы знать, а поздно уже было, три года вам, говорить еще толком не можете, а уже слова из букв составляете, по слогам правда, не то что тот монах, но все же... Так, монах. Ну, орем мы им, в общем, чтобы монаха-то нам вернули. Они его нам по веревке и спустили. Ну, читай, говорим. А он, даже не глядя на холстину, говорит: "Его светлости благородному герцогу л'Аншару от его сиятельства славного маркиза де'Вернье. Давеча получил ваше послание и был приятно удивлен вашим вниманием. Позвольте вас от всей души искренне поблагодарить, а также справиться здоровьем вашего юного сына и наследника. С глубочайшим уважением, его сиятельство Маркиз де'Вернье." Да! Вот что значит ученость, даже на буквы не взглянул, а прочитал, хотя, конечно, может, он чего-то и напутал, потому что де'Вернье так в жизни не разговаривал, да и половины слов этих не знал. Отец-то ваш сразу понял, куда Жан Жак клонит, и велел монаху этому быстренько написать чего-нибудь столь же вежливое, а также ответить, что сын здоров и проявляет способности не по годам, а заодно упомянуть, что в данный момент герцог очень озабочен поиском невесты для своего сына... Ну, в общем, раз пять еще мы обменивались посланиями и этим монахом. Монах тот под конец так ловко по веревке лазил, что у меня возникла мысль взять его в штурмовой отряд. Однако, все же обошлось без штурма. В конце концов, воинам было объявлено о заключенном мире и вашей с юной госпожой помолвке. Хотя, конечно, тогда, как и сейчас, не принято было молвить детей до пяти лет, потому что они часто до пяти не доживают, но это был особый случай. Потом мы пировали, правда, не в замке, а в шатрах у стен, потому что помолвка помолвкой, а все-таки мало ли... Так, сир, ваш отец приобрел верного союзника, который за пятнадцать лет его ни разу не подводил, а вы невесту.
- Надо же, какая трогательная история! Надо бы ее записать для потомков, вам, уважаемый, конечно, необходимо обучиться для этого грамоте, как вы и хотели. - Все четверо сидевших у костра обернулись на реплику и застыли в удивлении. Перед ними стоял, опираясь на посох, человек в красном балахоне. Довольно странное одеяние для одинокого путника. Путешествовать по дорогам Великой Империи в одиночку решались только монахи Светлого Владыки, которым нечего было бояться, поскольку с них нечего было взять, однако они носили коричневые и серые балахоны, в знак скромности и смирения. Кроме того, балахон человека совсем не был изношен. Но еще более странным было то, что человек подошел бесшумно и незаметно, средь бела дня, к трем бывалым воинам (герцог не в счет) и застал их врасплох, хотя это можно было списать на увлеченность их рассказом, что все же вряд ли, поскольку рассказ этот они уже не один раз слышали и рассказывали сами. Но самым странным было то, что человек появился со стороны владений Л'Аншара, а стало быть, должен был им встретится ранее по дороге, ведь не из лесу же он вышел, в конце концов.
-Ты кто такой?- стараясь сохранить невозмутимый вид, спросил Годфруа.
-Хм, не слишком вежливо, молодой человек. Не советую вести себя так с незнакомцами, или вы не знаете, что по дорогам Эадора порой ходят боги в человечьем обличье? К тому же, прежде чем просить кого-то представиться, воспитанные люди представляются сами.
- Я Годфруа л'Аншар, наследный герцог Нэй-Та-Зира и сын хозяина этих земель Франсуа л'Аншара. Я не нуждаюсь в твоих советах и не боюсь тех, кем ты меня пугаешь, гнусный язычник, ибо нет богов кроме Раэну. И во мне нет вежливости к тем, кто подкрадывается как вор и подслушивает разговоры, не предназначенные для их ушей. - Годфруа с трудом удавалось сдерживать свой гнев. Человек решительно не нравился ему, и дело было даже не в его дерзости и не в подслушанной истории - сами виноваты, нечего было хлопать ушами. Не в упоминании ложных богов - мало ли культистов ходит по дорогам Империи. Дело было во взгляде человека. Его глаза излучали не просто уверенность, они излучали какую-то просто нечеловеческую силу, как будто это он, а не Годфруа, был здесь хозяин.
- О, мое почтение, сир, и мои глубочайшие извинения, я не думал, что оставался незамеченным, и не стал привлекать к себе внимания из вежливости, чтобы не перебить уважаемого рассказчика. Я вовсе не язычник, что вы, помилуйте, просто я не знал, какая в вашем мире градация высших духов, во многих мирах и осколках их принято, видите ли, тоже называть богами, я признаю Раэну богом и притом единственным хранителем и защитником Эадора, о чем сам не раз ему говорил. Не позволите ли вы скромному страннику присесть у вашего костра, и не найдется ли у вас для него немного материальной пищи, а то я так устал с длинного и утомительного пути, так потерял вес от недоедания, что шаги мои сделались беззвучными.
Все сразу встало на свои места. И странный взгляд человека, и манера подкрадываться, и отсутствие его на дороге. Человек был сумасшедшим. Видимо, заслышав их приближение, он спрятался в кустах, а потом подкрался, пока они сидели на привале, привлеченный запахом пищи. Но что-то все же не вписывалось в эту картину, человек вовсе не выглядел истощенным. Как бы то ни было, а все же он извинился, а Истинная Вера предписывала прощать раскаявшихся и помогать страждущим.
- Ты так и не представился, - сказал Годфруа, доставая из сумки несколько лепешек.
- Вы невнимательны, сир, я представился. Я - Странник.
Это уже было чересчур, похоже, человек просто нагло издевался.
- Что ж, Странник, грейся сколько душе угодно, мы уже уезжаем. Подкрепись этим, - Годфруа кинул на землю лепешки, - и можешь доесть наши объедки. А нам пора. Прощай Странник.
- Может и прощу, - сказал Странник, улыбаясь глядя на седлающих лошадей воинов, - затем он поднял с земли лепешки и начал их есть. Когда он принялся за объедки, воины уже скрылись из виду.
Ночь стояла необычно темная. Казалось, тьма вокруг уплотнилась до какой-то физически ощутимой, вязкой субстанции. На небе не было видно ни звездочки. Моросил дождь, и вдалеке слышались раскаты грома.
- Жди меня здесь, - сказал Годфруа своему телохранителю.
- Но, сир, я не могу. Ваш отец приказал мне ни на миг не выпускать вас из поля зрения, - ответил Арнье.
- Что ж, трудно же тебе будет сделать это в такую ночь. Ладно, снимай латы и не издавай ни звука. А еще старайся не попадаться мне на глаза, а не то пеняй на себя.
Сняв латы, при помощи своего сюзерена, Арнье поспешил за ним. Молодой парень двигался почти бесшумно и очень быстро, и уже немолодому воину было нелегко угнаться за господином, не создавая лишнего шума. Годфруа дошел до стены замка де'Вернье и пошел вдоль нее, двигаясь в основном на ощупь. Арнье же шел параллельным курсом, не доходя до стены, и чуть поодаль. Дойдя до запасных "малых" ворот, Годфруа постучался в дверь, устроенную в этих воротах, условным стуком. Через некоторое время дверь открылась, и из нее появилась хрупкая девичья фигурка в плаще. Осторожно закрыв за собой дверь, девушка поклонилась в изящном реверансе и прошептала: "Здравствуйте, сударь". Несмотря на шепот Арнье услышал, что голосок у нее очень тонкий, почти детский. Арнье не хотелось подслушивать чужой разговор, он предпочел бы наблюдать за молодым господином издалека, но он не мог сделать этого в такую тьму.
- Здравствуйте, сударыня. Я прочел ваше письмо и написал вам ответ, постарайтесь, чтобы его никто не прочитал, кроме вас.
- Что вы, сударь! Конечно, я этого не допущу, к тому же в замке, кроме меня и моего брата, все равно никто читать не может! - и юная Ребекка осторожно по-детски захихикала, стараясь при этом как можно скорее унять свой смех, чтобы не показаться вульгарной. - А мой брат сейчас проходит службу в священном ордене, выполняя наложенный на него обет. Кстати, а как ваш обет?
Речь шла об обетах, принимаемых на себя претендентами на звание Рыцаря Света, которые нужно было исполнить, чтобы собственно получить это звание. Как правило, необходимо было сразить какое-то количество врагов Светлого Владыки, к коим, правда, приравнивались и враги императора Даокона, попирающие справедливые законы Великой Империи - оплота веры в истинного господа. Молодые дворяне, взявшие на себя этот обет, не могли жениться, пока его не исполнят. Впрочем, Ребекке и Годфруа все равно было рано думать о свадьбе, поскольку она еще не вступила в возраст совершеннолетия - пятнадцать лет. Вообще-то многие девушки выходили замуж и становились счастливыми матерями и раньше, но среди религиозных дворян это считалось дурным тоном.
- Мой обет еще не исполнен. Послезавтра я отбываю в орден, чтобы продолжить свою службу. Я пришел попрощаться.
- Ах! - Ребекка не смогла сдержать вздоха разочарования. - Берегите себя, сударь, я так за вас переживаю!
Некоторое время они стояли молча, затем послышался шелест бумаги, видимо, Годфруа передавал свое письмо.
- Наверное, мои письма кажутся вам детской глупостью, и вам очень забавно их читать, сударь, - первой нарушила молчание Ребекка.
- О, нет! Что вы! Там вдалеке они мне очень помогали, я перечитывал их по сотне раз, если не больше, они как ничто другое грели мне сердце. Пожалуйста, пишите мне и впредь, даже если по какой-то причине не получите ответа.
- Вы мне не льстите, сударь? - по голосу девочки было слышно, что она смущена.
-Нет, нет. Прошу вас, поверьте мне, я ни за что на свете не стал бы перед вами кривить душой.
- Мне, наверное, пора, наше общение и так выходит за рамки приличий. Господи, что будет, если отец узнает? Смилуйся над нами, Светлый Владыка!
- Что, что. Заставит меня жениться на вас под угрозой войны между нашими семьями, - на этот раз смеялся Годфруа, и, несмотря на то, что он старался приглушить свой голос, смех его был смехом взрослого мужчины, низкий, приятный и очень естественный. Так смеются уважающие себя люди, которым нечего прятать за душой. - Позвольте мне проводить вас, на улице дождь, поэтому очень скользко, позвольте вашу руку, судары...- Речь л'Аншара оборвалась не полуслове звонким звуком пощечины.
- Как вы посмели, сударь! Видимо, ваши нравы сильно испортились в центре империи. Я вам не какая-нибудь великосветская потаскуха, чтобы вы могли так просто меня касаться! Вы... вы... - внезапно Ребекка развернулась и побежала прочь в ночную тьму. Несколько мгновений стоял на месте ошарашенный Годфруа, а затем ринулся за ней, приглушенно зовя ее по имени.
Через минуту он понял, что упустил ее.
- Господь милосердный! - прорычал он сквозь зубы.
Будущему рыцарю света не пристало ругаться бранными словами, даже в самые отчаянные моменты, поэтому имя господа было у него на устах и в минуты радости, и в минуты ярости, которая, кстати, причислялась к восьми греховным чувствам.
- Господь милосердный, помилуй нас, грешных и слабых! Не дай нам сбиться с пути истинного! - произнес он более смиренным тоном.
Годфруа переполняли самые разные чувства: это была и злость на себя, за столь опрометчивый поступок, постепенно переходящая в жгучий стыд, это была и тоска по его невесте, которую он только что мог видеть и говорить с ней, прикосновения к которой все еще жгли ему ладонь и лицо, и которую он так внезапно утратил, возможно, что и навсегда. Но сильнее всего был страх, страх перед неопределенностью будущего, возможно, своей глупостью он навсегда разочаровал ее в себе и растоптал ее расцветающую любовь. Это был страх и за нее, ночные леса империи были не самым безопасным местом для одиноких юных девушек, даже в этом захолустье.
- Ребекка, - позвал он вновь, но никто не откликался, - Ребекка.
Годфруа снял с головы капюшон и замер, затем закрыл глаза и постарался успокоить дыхание. Прочитав еще одну молитву, он стал вслушиваться в звуки вокруг. Все чувства ушли на задний план. Годфруа стал слухом. Он слышал свое глубокое дыхание. Где-то позади, кляня скверный характер рода де'Вернье, пробирался по кустам Арнье. Издалека долетали раскаты грома. Капли дождя падали на листья и хвою деревьев, на траву и на самого Годфруа. Порывы ветра колыхали ветви и кусты. Где-то рядом стрекотал сверчок. Над головой почти беззвучно пролетела сова. В замке протяжно выла собака. Откуда-то слева доносились странные, еле слышные звуки. Годфруа сконцентрировал на них все внимание. Кто-то плакал, а точнее плакала. Навзрыд, стараясь приглушить тонкий девичий голос и остаться неуслышанной. Медленно и как можно тише Годфруа пошел на звук. Пройдя с сотню шагов, затем перейдя через дорогу, ведущую к замку, он увидел недалеко перед собой Ребекку. Девочка сидела у дерева, облокотившись на него спиной и уткнувшись в свои коленки. Отец учил Годфруа не верить трем вещам: словам врага, дурным приметам и женским слезам. Но взглянув на Ребекку, Годфруа махом забыл все наставления отца. Осторожно подойдя к ней вплотную, он встал перед ней на колени.
- Ребекка, - сказал он как можно нежней, - прости меня.
- Будьте любезны, обращайтесь ко мне согласно этикету, - сказала она, всхлипывая и не поднимая лица из-за колен, - или вы меня больше за честную девушку не считаете?!
И она разразилась рыданиями с новой силой.
- Что вы, сударыня! Вы для меня по-прежнему образец чистоты и света. Наоборот, я проклинаю себя за свою глупость, наглость и бестактность. Я просто сгораю со стыда за свой поступок. Мое сердце разрывается, когда я смотрю на вас, от осознания того, сколь страшную обиду я вам причинил. Умоляю, простите меня.
- Как могу простить я вас, сударь? Из-за вас я никогда не выйду замуж и не рожу детей. Я всю жизнь буду жить одна и умру старой девой, - каждое слово сопровождалось всхлипываниями, а под конец тирады новой серией рыданий.
- Но почему?!
- Как почему! Как смогу я смотреть в глаза своему мужу, когда меня касался другой, как смогу я с ним жить всю жизнь, любя другого? Всю жизнь любя вас, сударь!
Это было как гром среди ясного неба. Еще никогда их общение не доходило до признания в любви. Впервые Годфруа показали Ребекку, когда ему было шесть, а ей едва исполнилось три. Ему объяснили, что это его невеста и что, когда они вырастут, они обязательно поженятся. Тогда он, стесняясь, поздоровался с ней, как его учили, а маленькая девочка, наряженная в красивое платье, смешно поклонилась в реверансе. С этого момента они виделись не реже раза в год, во время званых ужинов в замке де'Вернье и обязательно в присутствии взрослых. Когда ему было десять, он получил от нее первое письмо, на четверть свитка. Письмо сопровождалось рисунком, на котором на фоне замка стояли, держась за руки, рыцарь в доспехах и принцесса в белом платье. Содержание письма включало в себя предложение, что у Ребекки все хорошо и, собственно, описание рисунка, которое гласило, что на нем изображены Годфруа и Ребекка, когда вырастут. Научил Ребекку писать ее старший брат Жан Люк, который был старше Годфруа на год и который, в свою очередь, научился грамоте от того самого монаха из окрестной деревни. От него же он заразился и мечтой стать рыцарем света. С тех пор Годфруа и Ребекка регулярно переписывались, описывая с каждым годом все подробней друг другу, как у них дела и какие книги они прочитали. Общение было скорее формальным и содержало огромное количество подробностей обыденной жизни, почти никогда не касаясь каких-либо глубоких переживаний или жизни других членов их семей. Но со временем оно стало необходимой частью жизни для обоих. Юный Годфруа рос с чувством своей принадлежности лишь одной женщине, имя которой Ребекка де'Вернье, и совершенно не замечал других девочек и девушек, в отличии, кстати, от них. По достижении пятнадцати лет, когда он достиг возраста совершеннолетия, и ему было позволено выезжать на охоту самостоятельно, он стал все чаще заходить на земли де'Вернье и пропадать там подолгу, сидя ночами и глядя в окна его замка. Стареющий Франсуа л'Аншар только радовался за сына, ибо считал единственными развлечениями, достойными дворянина: верховую езду, охоту и войну. В конце концов, Арнье, сопровождавший его на эти "охоты", устал от такой партизанской жизни и устроил через знакомую служанку в замке де'Вернье свидание Годфруа с Ребеккой. От партизанской жизни это его не избавило, но в разы сократило время подобных вылазок. Свидания были скоротечными, жених и невеста безумно стеснялись друг друга и, обмолвившись парой-тройкой фраз и обменявшись письмами, расставались, чтобы потом долго переживать, правильно ли они себя вели, и какое впечатление они произвели друг на друга, мучительно подбирая слова для нового письма. По достижении семнадцати лет Годфруа последовал примеру Жан Люка и торжественно принял обет сокрушить собственноручно или в составе личного отряда полсотни врагов Светлого Владыки. Обет был принят в городе Лаанкасте в храме Света, во время ежегодной церемонии посвящения. На глазах Годфруа больше сорока претендентов, сдержавших обеты, были посвящены в рыцари света, а трое рыцарей света, принявших обет безбрачия и бедности, в паладины. Сам Годфруа произносил обет в составе более чем сотни претендентов, на глазах верховного жреца священного ордена Святозара. После принятия обета, Годфруа распределили на Нордвудскую дорогу в центральной империи - охранять паломников от разбойников. Это считалось везением, ибо дороги империи просто кишели разбойниками, а противниками они считались слабыми. Большим везением считалось только распределение в отряды инквизиции, врагов Светлого Владыки они уничтожали в огромных масштабах, а в боях совсем не участвовали. Самыми неудачными считались попадания в районы, приграничные с резервациями нелюдей, там основная часть претендентов просто не доживала до исполнения своих обетов. Правда, некоторых из них могли воскресить, но это касалось только отпрысков из богатых семей, ибо обряд воскрешения требовал много золота и кристаллов... Здесь, на службе, Годфруа впервые осознал, как дорога ему эта маленькая, хрупкая девочка, ставшая по воле Светлого Владыки его невестой. Каждое ее письмо было для него огромной радостью. Годфруа не боялся, что его убьют, даже в самых опасных и неравных боях. Он знал, что там, на родине, на самом севере империи, в краю сварливых лордов и неприступных замков, его ждет она. Девочка, которую он любит, и которая непременно станет его женой. И теперь, наконец, услышав долгожданное признание в любви, при столь непростых обстоятельствах, он одновременно и ликовал, и был растерян.
- Но разве вы передумали выходить за меня замуж? Почему, если вы меня любите?! Неужели из-за этой нелепой оплошности?
- Ах, сударь! Пусть я умру в тот день, когда передумаю идти за вас! Но разве я вам нужна теперь, облапанная и обесчещенная! - сказав это, Ребекка вновь залилась слезами.
- Нужны! Сударыня, вы нужны мне больше всего на свете и не смейте называть это бесчестием! Поверьте, за год службы я повидал столько мерзости и бесчестия, что знаю, о чем говорю! Одно касание ладоней, вырванное у вас помимо вашей воли, бесчестит лишь меня самого, а не вас.
- Вам ли не знать, сударь, что честь мужчины и женщины - вещи очень разные. Вы коснулись меня, посмеялись над моими чувствами, поиграли мной и забыли. Вы найдете себе честь в ратных подвигах, на службе ордену и государю. А я навсегда лишилась своего сердца, бездумно доверив его вам, а теперь еще и своего достоинства. Эти вещи, потеряв раз, уже не вернуть!
- Ну что за святая наивность! Сударыня, поверьте, то, что произошло между нами, нисколько не роняет ваше достоинство ни в моих глазах, ни в глазах господа, ибо сказано в Писании: "Не то пятнает человека, что на него нисходит, но то, что из него исходит". Я понимаю, что ваше чувство чести несоизмеримо выше моего, но вам не стоит так сокрушаться из-за того, в чем вы даже невиновны!
-Ах, если бы невиновна, сударь! Не я ли пошла ночью, как последняя блудница, на свидание с вами? Не я ли своим смехом и речами вызвала у вас столь легкомысленное отношение ко мне, что вы позволили себе эту наглость? Не я ли сама под влиянием страстей коснулась вас? - Голос Ребекки срывался от рыданий и всхлипываний.
Рука Годфруа непроизвольно потянулось к щеке. В чем-то Ребекка была права. Они переступили границы дозволенного, и, рано или поздно, это должно было плохо кончиться. Самым неприятным было то, что для Годфруа начали вовсе исчезать эти границы, и что он этого даже не заметил бы, если бы не реакция Ребекки. "Все! На службу! - мелькнуло в мыслях, - исполню обет, пройду посвящение и, не теряя ни дня, поженимся!"
- Сударыня! - голос Годфруа предательски дрожал. - Ребекка! Я люблю вас! Слышите? Люблю! Я люблю вас больше жизни! Больше всего на свете! Вы слышите меня? Я люблю вас!.. Боюсь, мне надо отправляться на службу. Долг чести зовет меня. Нам лучше будет побыть отдельно друг от друга до момента вашего совершеннолетия и того дня, когда я исполню свой обет! Как только это случится, мы с вами поженимся. Я обещаю!
Заплаканная мордашка Ребекки высунулась из-за колен.
- Любите, честно?
- Люблю! Честное слово дворянина!
- И вы на мне женитесь? После того, что сегодня было между нами?
- Ну конечно, ведь мы с вами помолвлены! Осенью вам исполнится пятнадцать, вряд ли к этому моменту я успею, но как только я исполню свой обет, я стремглав вернусь сюда, чтобы обвенчаться с вами.
- Вы не шутите надо мной, сударь? - Ребекка никак не могла всерьез воспринять услышанное .
- Ребекка... Я сдержу свое слово. Я сдержу обет, и ничто с того момента не сможет мне помешать. Ничто и никто, слышите? Я сокрушу любого, кто посмеет попытаться встать между нами! Я смету любое препятствие, возникшее у меня на пути. Весь этот мир, вся Великая Империя и люди, ее населяющие, не стоят ваших слез! Они ничего не весят на чаше весов против вашего счастья! Ничто, кроме смерти, не сможет меня остановить, но и ей придется очень попотеть, чтобы завладеть мною! - почему-то Годфруа в этот момент думал лишь о возможности собственной смерти.
Небо озарила яркая вспышка, залившая светом все вокруг. Почему-то этот свет совсем не показался Годфруа милостью Светлого Владыки, может быть, потому что произнесение клятв причислялась церковью Бога-Орла к греховным деяниям. Мгновение спустя раздался страшный грохот, словно небо рушилось на землю. Кругом вспыхивали хороводом молнии, освещавшие лес как днем, грохот не прекращался ни на мгновение. На лице Ребекки мелькнул испуг, она вздернула ладони к лицу и закрылась ими. Годфруа понял по ее взгляду, что Ребекка испугалась вовсе не грозы, она испугалась чего-то за его спиной. Годфруа обернулся и увидел на фоне молний силуэт человека, стоящего на дороге, шагах в двадцати от них." Бездарь Арнье "- Мелькнуло в голове-" Что ж, пусть теперь пеняет на себя!" Очередная молния возникла за спиной Годфруа, осветив стоявшего на дороге человека. Это был Странник. На какое-то мгновение они встретились глазами. Этот дьявольский, нечеловеческий взгляд, привыкший взирать на судьбы смертных, как на любопытные одномоментные картинки, выражающий властность и надменность, несущий отпечаток бесконечных знаний и многовекового существования, несомненно способный внушать, кроить реальность и если надо убивать. Годфруа понадобилось все его мужество, чтобы выдержать этот взгляд, но и его было недостаточно. Юному герцогу показалось, что эти глаза вскрыли его душу, как нож вскрывает грудную клетку, убитому на охоте, зверю и разом прочли все его мысли и желания, всю его память, все прошлое и... будущее. Казалось, они шарят в его судьбе, как руки лекаря в теле раненого и чего-то там сшивают, кроят, меняют. Сделав усилие над собой, Годфруа воззвал о помощи к господу, не словами, но мыслью, зовом утопающего. Яркий огонь веры вспыхнул в груди, разлился по телу, и выплеснулся уверенностью из его глаз навстречу страшному взгляду странника и ... разбился об этот взгляд, потух разом, встретившись с древней и могучей силой, оставив Годфруа беззащитным против этих страшных глаз. Ребекка! Последнее, за что смог ухватиться Годфруа, угасающим сознанием, прежде чем окончательно потерять волю и стать бездумным орудием в руках этой неведомой силы. Страшные нити, опутавшие все конечности, все воспоминания, все мысли и желания, сковавшие волю, стремящиеся подчинить себе все его движения, превратив в чью-то марионетку, вдруг исчезли. Годфруа твердо стоял на ногах, нет он парил над землей, за его спиной, словно возникли два могучих крыла, раскинувшись на добрый десяток шагов в разные стороны. Все тело переполняла сила и одновременно какая-то легкость. Он был хозяином своего тела, своей души и своей судьбы. Лишь произнесенная им только что клятва лежала поверх его судьбы. Эта клятва почти ощущалась физически, как груз давивший на плечи. Но что этот груз, когда за плечами есть крылья? Все естество Годфруа переполняла бесконечная, великая сила, и сила эта струилась из него могучим потоком завихряясь и оборачиваясь вокруг защитным кольцом. Она лилась из глаз Годфруа навстречу взгляду Странника и перемалывала его, пересиливала, но всё же не доходила до этих странных, властных глаз. Л'Аншар и Странник смотрели друг на друга, как равный на равного.
Все это длилось лишь ничтожное мгновение, но Годфруа показалось, что все-таки за ту часть этого мгновения, когда он проявил малодушие, Страннику удалось что-то безвозвратно изменить в нем самом и его судьбе. Затем Странник отвернулся и пошел в сторону замка де'Вернье. На этот раз ему хватило такта не комментировать услышанное. В том, что Странник слышал их разговор, по крайней мере произнесенную Годфруа клятву, л'Аншар не сомневался. Притихшая Ребекка вдруг встала на ноги. Ее заплаканное лицо выглядело тем не менее спокойным, видимо, спокойствие и уверенность Годфруа передались и ей. Внезапно начавшаяся гроза так же внезапно стихла. Годфруа и Ребекка смотрели вслед Страннику, которого уже поглотила тьма. Через некоторое время до них долетел громкий стук. Кто-то стучался в главные ворота замка де'Вернье.
- Кто это? - окликнул часовой ночного гостя.
- Смиренный Странник просит убежища от дождя и грозы в столь поздний час именем Светлого Владыки, - Странник явно освоился на чужой для него земле.
- Ты что, служитель Светлого Владыки? - сонный стражник явно опасался козней врагов, хотя к подобной лжи вряд ли стал бы прибегать кто-либо из местных лордов, люди они были хоть и коварные, но богобоязненные.
- Нет! Я его друг! По крайней мере, был долгое время! - нет, все же не освоился. Но слова Странника уже не казались Годфруа бредом сумасшедшего.
-Убирайся прочь! Богохульник! Пока я в тебя болтом не выстрелил! - стражник явно мнение Годфруа не разделял.
- Что за негостеприимный мир! Не советую вам так разговаривать с незнакомцами! Или вы не знаете, что по дорогам Эадора порой ходят ангелы в человечьем обличье? - все-таки Странник явно работал над ошибками.
Ответом ему был звук распрямившейся арбалетной тетивы. Вряд ли стражнику удалось попасть в цель в такую темень. В следующий миг небо расколола молния, осветившая замок де'Вернье и Странника, стоявшего у ворот и сжимающего в руке арбалетный болт. Молния эта, по странному стечению обстоятельств, ударила в стену замка рядом с воротами. Раздался человеческий вскрик.
- Господь милосердный, смилуйся над нами, грешными и слабыми, прими душу этого честного служаки, погибшего, защищая имя твоё, - произнес молитву Годфруа. Рядом ахнула Ребекка, только после этих слов она поняла, что произошло.
- Кажется, вам пора домой, сударыня.
Глава 2. Дело чести.
Когда не станет вовсе нас,
Потомки наши будут петь
О том, как жили мы в свой час,
О том, как встретили мы смерть,
О том, как мы могли любить
Один лишь раз за жизнь свою,
О том, что значит верным быть
Своим словам, любви , вождю.
О том, что значит слово честь,
Что значит верить, ждать, терпеть.
Прекрасной будет эта песнь,
Веками будут ее петь.
Но тем, кто прожил жизнь впустую,
Кто честь отринул с юных лет,
Тропу измен избрал простую,
Тем в этой песне места нет.
Норднорская народная песня.
В замке начался переполох. На стенах и башнях зажглись факелы. Годфруа опасался, как бы не заперли дверь в "малых" воротах, поди потом объясни утром маркизу, где была ночью его дочь. Но, судя по всему, все внимание стражи было привлечено к главным воротам, и дверь осталась незапертой. Ребекка скользнула за дверь, затем сделала шаг назад, обернулась и произнесла:
- Помните вашу клятву, сударь.
- Я не забуду ее, сударыня... - юноше хотелось сказать на прощание что-то нежное и ласковое, что он ее любит, что он с нетерпением будет ждать их следующей встречи, когда они, наконец, смогут узаконить их союз перед людьми и пред богом. Но слова не летели с уст. Что-то было не так. Возможно, причиной тому была гибель стражника, свидетелями которой они стали. Может, опасение опять все испортить своей бестактностью. А может, ежесекундно нарастающее внутри чувство тревоги, непонятно откуда взявшееся. - До встречи.
- До встречи, сударь, - Ребекка улыбнулась и исчезла за массивной дверью.
Господи, как была не похожа эта чистая и естественная улыбка на сотни и тысячи улыбок, которыми осыпали женщины дворянина. Вульгарные, игривые, призывные, легкомысленные улыбки, цена которым была пол-юма (денежная единица, принятая в обращении у гремлинов. прим. авт.), как и тем, кто этими улыбками сыпал. Высокородные дворянки и безродные служанки, простые крестьянки и уличные торговки, еще совсем девочки и пожилые матроны - казалось, бездуховность проникла во все слои общества, убивая в людях способность любить и хранить верность друг другу.
"Господи, благодарю тебя за дарованную тобой мне невесту, самую чистую и светлую девушку во всем Эадоре", - прошептал благодарственную молитву Годфруа, затем коснулся закрывшейся двери и медленно провел по ней ладонью. Сзади послышались шаги.
- Сир, нам бы скорее возвращаться. Парни волнуются уже, поди, да и у костра погреться бы не мешало, а то я уже промок, - на этот раз это все-таки был Арнье.
- Где странник? - тон л'Аншара резко переменился, теперь в нем звучали стальные нотки.
- Не знаю, сир, ушел куда-то по дороге.
- Пошли, облачим тебя в латы, видимо этой ночью они тебе пригодятся.
- Но, сир, вряд ли латы защитят от молнии.
- Что ж, значит, обойдёшься без них, следуй за мной.
- Сир, вы не так меня поняли! Я имел ввиду, что, может, не стоит... - Арнье замолк на полуслове, встретив холодный взгляд своего молодого господина, взгляд красноречиво выражал, насколько бессмысленно что-то сейчас обсуждать.
На самом деле, Годфруа сам был переполнен сомнениями. Вряд ли его короткий меч, спрятанный под плащом, да меч Арнье могли служить достойным противовесом бьющим с небес молниям. Но на его глазах был убит воин союзной семьи. Только присутствие рядом юной невесты и опасение за ее жизнь и благополучие не позволили Годфруа сразу призвать к ответу убийцу. Теперь же, когда Ребекки не было рядом, долг союзника требовал сделать это незамедлительно , это было делом чести.
Они нагнали Странника в полуверсте от замка. Он стоял к ним лицом, облокотившись на посох и поигрывая в руке арбалетным болтом. Л'Аншар уже ничему не удивлялся.
- Зачем ты убил стражника?! - очень четко и громко произнес Годфруа тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
А вот Странник, судя по выражению лица, был удивлен. Посмотрев на Годфруа и поняв, что отпираться бессмысленно, он произнес:
- Это была самооборона, - в доказательство он продемонстрировал арбалетный болт.
- Какая самооборона?! Тебе достаточно было уйти, чтобы он не выстрелил! А потом тебе опять же достаточно было уйти, поскольку, пока он перезаряжал бы арбалет, ты уже ушел бы из зоны видимости!- Годфруа умолчал о загадочной способности Странника ловить на лету арбалетные болты.
- Ну, я же не воин, откуда я мог все это знать, тем более так быстро сообразить?
- Все ты знал!- тон Годфруа приобретал все более угрожающий характер.
Странник подумал и, вновь поняв, что отпираться бессмысленно, произнес примирительным тоном:
- Ну да, погорячился я, признаю.
- Погорячился? - уста Годфруа исказила ухмылка. - Я, Годфруа л'Аншар, сын Герцога Франсуа л'Аншара, намерен призвать тебя, Странник, к ответу за смерть воина нашего союзника Маркиза Жан Жака де'Вернье! - С этими словами Годфруа извлек меч из ножен.
- Стой! Стой! Подожди! Я осознал! Я раскаиваюсь в содеянном! Именем Светлого Владыки умоляю простить меня и принять выкуп за смерть убитого мной воина, - рука Странника исчезла в складках балахона и показалась вновь, послышался звон монет.
Истинная Вера предписывала прощать раскаявшихся. К тому же она хоть и признавала кровную месть, но предписывала в случае раскаяния брать откуп с убийцы не кровью, а скотом или деньгами. Мудрые и справедливые законы Великой Империи дополняли Святое Писание, устанавливая конкретную цену за каждого поданного империи в зависимости от сословия и ранга убитого. Жизнь крестьянина, например, оценивалась в десять монет, лошадь в пятнадцать, жизнь стражника в сорок пять монет и пуд железа, если же стражник владел арбалетом, то в шестьдесят монет и опять же пуд железа плюс воз красного дерева.
- Что ж, Странник, раз так, я не буду спрашивать с тебя за эту смерть. Но и откуп с тебя я взять не могу, поскольку это был не мой воин. Отнеси эти деньги родственникам убитого вместе со словами раскаяния и они, наверняка, простят тебя. Но мой тебе совет: пусть слова эти не звучат столь же лицемерно и фальшиво, как сейчас, иначе, я думаю, не помогут тебе ни твоя изворотливость, ни твои молнии.
- Спасибо сир, вы очень великодушны. Обязательно отнесу. Мне только нужно навестить своего знакомого в ваших краях, а затем я сразу отнесу, обещаю. И спасибо за совет, сир, я обязательно приму его к сведению. Кстати, я так понял, ваш отряд встал на ночлег неподалеку. Может, и мне найдется место в вашем стане? - наглость Странника граничила с хамством.
Истинная вера предписывала помогать нуждающимся. Готовность помочь ближнему была одной из важнейших добродетелей верующего. Этим, правда, пользовались проходимцы всех мастей, но в Писании было сказано, что лучше девять раз быть обманутым, но единожды поверить достойному, чем сотню раз отказать лицемерам и единожды не поверить искренне страждущему. Странник на страждущего похож не был.
- По пути в замок ты должен был пройти мимо деревни. Почему ты не заночевал там?
- Я очень спешил, сир, к тому же деревенские жители не оказали мне должного гостеприимства, мне показалось, что они не были мне рады.
- До нашего лагеря отсюда пешим ходом по лесу ночью намного дальше, чем до деревни по дороге. Шел бы ты в деревню, Странник. Может, тебе там и не будут рады, но твоим деньгам явно обрадуются. Не бойся, тебя там никто не ограбит, люди у нас хоть и неприветливые, но богобоязненные.
- Да, но вернувшись в деревню, я потеряю время, а ваш стан мне по пути.
- Твое время - твоя забота, и меня она не волнует. Куда бы ты ни пошел, нашего лагеря ты до утра всё равно не достигнешь. Мы с моим другом поедем на лошадях, и ждать тебя не намерены. Можешь идти, куда хочешь, Странник. - откуда Странник знал расположение их лагеря, Годфруа спрашивать не стал.
Воины развернулись и пошли прочь. Вскоре они уже ехали на лошадях к ожидающим их товарищам. Они не видели, как, постояв некоторое время, Странник последовал за ними, не сходя с их следа, словно шел по запаху.
Достигнув лагеря, они застали уже собиравшихся ехать им на выручку Артеза и Марселя. Успокоив товарищей и быстро отужинав, воины завернулись в плащи и разлеглись вокруг костра. Арнье остался на страже, ему все равно не спалось. Сев спиной к костру, он размышлял о том, каким образом Странник, шедший пешком, и сам Арнье с герцогом, ехавшие на лошадях, оказались у замка в одно время. Да, они ехали в обход по дуге, через лес, по пересеченной местности, а затем ждали наступления ночи. Но все равно, чтобы дойти до замка за это время, Странник должен был очень сильно спешить, не останавливаясь нигде на отдых. Куда он так спешил? Кем же он был, черт возьми? И что он вообще забыл в этом захолустье? Почему он не убил их с юным герцогом, хотя вполне мог? Может, дело в тех лепешках, небрежно брошенных ему заносчивым молодым дворянином? Перечислять вопросы можно было долго, ответов на них все равно не было. Хотя почему не было? На один из вопросов вполне можно было ответить, почти не боясь ошибиться, а именно: куда он так спешил. Арнье представил в голове карту окрестностей. Вот граница владений л'Аншара и де'Вернье и место, где они впервые встретили Странника, вот замок де'Вернье, а вот их временный лагерь, который, как говорил Странник, был ему по пути. Арнье соединил мысленно все три точки и продолжил линию. Странник шел на северо-запад, это было очень странно, ибо там уже давно не было обитаемых людьми поселков. Леса там плавно переходили в болота, а болота тянулись на многие сотни верст, и, как гласила молва, упирались в край света. Правда, когда-то там стоял замок Фуше...- нет, все-таки надо поспать хотя бы пару часов, неизвестно, какие сюрпризы принесет завтрашний день. Арнье подкинул дров в костер, разбудил Марселя и сам лег спать. Перед тем как закрыть глаза, он взглянул на своего молодого сюзерена. Годфруа лежал на спине, закинув руки за голову, его грудь мерно вздымалась под плащом, а на напряженном, встревоженном лице играли тени от костра. Арнье помолился за своего господина и погрузился в глубокий сон.
Годфруа встал с рассветом, хоть он и не выспался. Нужно было спешить, завтра ему предстояло отбыть на службу, а перед этим еще надо было попрощаться с отцом и матерью.
- Буди ребят, - сказал он Артезу, стоявшему на страже, а затем пошел умываться к ручью.
Вода в ручье была ледяная, видимо, где-то неподалеку бил из под земли ключ. Годфруа решил не отказывать себе в удовольствии и, раздевшись до гола, несколько раз окатил себя водой из шлема. Жар разливался по молодому, полному сил телу. Годфруа вдохнул воздух полной грудью, жадно втягивая его через ноздри. Воздух был чист и наполнен запахом леса и утренней росы. Лес еще не проснулся, и вокруг стояла тишина. Кругом клочьями стелился местами поредевший туман. Лучи взошедшего солнца пронизывали лес, проходя сквозь ветви и листья, и зависали над головой, словно стрелы, пронзившие мишень и оставшиеся торчать из нее с обратной стороны. Каждой вдох был наполнен радостью жизни. Жизнь! Как здорово было быть живым! "Господи! Благодарю тебя за бесконечную милость твою и бессчётные дары твои!" - прошептал благодарственную молитву Годфруа.
На этот раз Годфруа почувствовал его приближение прежде, чем он показался. Сев лицом к тому месту, откуда по ощущениям должен был появится Странник, Годфруа стал ждать. Рядом Марсель готовил их завтрак, Артез чистил и смазывал свой арбалет, он делал это каждое утро вместо молитвы, а Арнье потягивал свой отвар.
- Лет десять, почитай, назад это было, - начал вдруг Арнье. - Здесь неподалеку, на северо-западе отсюда, стоял тогда замок Фуше. Поданные Поля Фуше жили не очень богато, три лесных поселения питали себя в основном охотой, одна деревня земледелием и скотоводством, но для земледелия почва там была не очень хорошая, и два небольших поселка в болотах кормили себя тем, что мыли золото в ручьях и добывали магические кристаллы на продажу. Спрос на них, в основном, в центре империи, а везти их туда далеко, короче, сильно не разбогатеешь. Но и не то чтобы бедствовали.
Из тумана совершенно беззвучно выплыл Странник, взглянув на Годфруа, он молча кивнул головой и застыл на месте. Герцог также молча кивнул в ответ. Арнье задумчиво глядел на пламя костра, словно видел в его языках отражение событий минувших дней, Марсель с Артезом были заняты своими делами. Воины не заметили ни появления гостя, ни жеста своего сюзерена.
- В общем, никаких иканамических причин для войны не было. Но ваш отец, сир, считал иначе. Поданные Фуше доблестно дрались за своего господина, они его почему-то очень любили. Все население окрестных поселений укрылось в его замке, включая женщин и детей. Это было не очень умно с его стороны, ведь такую ораву прокормить непросто. Но и у нас из-за этого возникли некоторые проблемы со снабжением. В общем, как бы то ни было, но Фуше не смог ничего противопоставить объединенной дружине вашего отца и Жан Жака, несмотря на то, что у него тоже были союзники. Они бросили его в трудную минуту, не желая связываться с Франсуа л'Аншаром. Замок пал. Сам Поль Фуше погиб на стенах в поединке с вашим отцом. Правда, у него были дети, в том числе сын чуть постарше вас, сир, лет девять - десять было ему тогда, не помню уже, как его звали. В общем, пока Фуше старший дрался на стенах, часть дружины ускользнула из замка, видимо, через подземный ход, прихватив его семью. Потери у нас необычайно большие тогда были, и отец ваш был зол, как демон. Несколько дружинников де'Вернье были повешены по приказу вашего отца за насилие над женщинами. У нас в дружине такого никогда не было, сир, потому что все знали, что ваш отец подобного никому не спустит. Они с Жан Жаком поругались тогда даже не на шутку, потому что тот привык смотреть на подобные вещи сквозь пальцы и очень обиделся за своих людей... Я слышал, что когда варвары на востоке взяли Корниваль, все женщины без разбора, в том числе и много пожилых, были обесчещены. В водах Инры на следующее утро плавало огромное количество тел утопившихся девушек. Но мы же не дикари какие-нибудь, в самом деле... - Арнье осенил себя знамением Бога-орла.
-Так что сын Фуше? - эту подробность той войны Годфруа слышал впервые.
- Так, сын. В общем, отец ваш разослал тогда бывшим союзникам Фуше и всем окрестным лордам гонцов с вестью, что всякий, приютивший сына Фуше, может считать себя его личным врагом, напротив же, выдавший того, получит от Герцога щедрое вознаграждение. Дружинники павшего Фуше, конечно же, пошли к одному из союзников, самому верному, как им казалось. Тот их приютил, клятвенно обещая защитить от любых посягательств, и заботиться о мальчишке, как о родном сыне. А сам отправил к вашему отцу гонца для переговоров. Пока он торговался с вашим отцом, дружинники как-то об этом прознали и ночью бежали из замка, опять же вместе с семьей Фуше, больше о них никто ничего не слышал.
- А что это был за союзник? - спросил Годфруа, потрясенный вероломством лорда.
- Маленпьер, сир. Ваш отец не поверил тогда истории про побег, и на следующий год мы стояли уже под стенами его замка. Самого Маленпьера удалось взять живым, его долго пытали, но так ничего, кроме тайников с золотом, и не выпытали. В конце концов, ваш отец поверил истории про побег дружинников и часто восторгался их преданностью, жалуясь на то, что у него самого дружинники сущие бездари, не то что у покойного Фуше.
- А что стало с замком Фуше? Куда он делся? - Годфруа почему-то очень мало знал о той войне, в отличие от войны с Маленпьером, на которую отец тогда взял с собой девятилетнего мальчишку.
- Как вы знаете, сударь, согласно вассальному договору вашего прадеда с императором Даоконом, вашей семье запрещено расширять свои владения за пределы установленных тогда границ. Поэтому замок разобрали, пустив камни на расширение и поднятие стен и башен Нэй-Та-Зира. Не весь, правда, некоторое время ушлые крестьяне еще ездили туда за камнями и кирпичом, но вскоре там завелась, по слухам, какая-то нечисть, и они перестали, а дорога туда заросла. Что касается поданных Фуше, то их тогда еще поделили поровну между вашим отцом и Жан Жаком и расселили на подвластных им землях, многие, правда, потом все равно убежали.
- Почему же тогда не срыли замок Маленпьера?
- Об этом, сир, я думаю, вам лучше спросить у вашего отца. Я не знаю наверняка, но полагаю, в этом не было необходимости. К тому же, по слухам, нынешний хозяин замка платит дань не только императору Даокону, но и вашему отцу. Печальный пример Фуше заставил многих задуматься.
- Надо же, какие страсти! В вашем краю, я смотрю, не соскучишься! - Странник, наконец, выбрал время, чтобы привлечь к себе внимание. Затем он, не спрашивая, сел у костра. Никто из воинов удивления по поводу его появления внешне не выказал.
- Не соскучишься! - возмутился Арнье. - Такое мог сказать лишь тот, кто не стоял в осаде по полгода. Знаешь, какая тоска нападает порой? Люди просто сатанеют от безделья и ожидания. Кто в запой уходит, кто дезертирует, но страшнее всего азартные игры. Воины проигрывают от скуки свое жалование на годы вперед, предстоящую добычу, свое имущество, свои дома и своих жен. Многие, проигравшись в пух и прах, накладывают руки на себя и своих товарищей. Ничто так не разлагает мораль и дисциплину, как длительная осада!
- Да, война страшная вещь, - печально вздохнул Странник. - Но разве Святое Писание не запрещает азартные игры?
- Запрещает, конечно. Но все мы люди, все мы грешны. Я же говорю, сатанеют люди от безделья.
- Завтрак готов сир, - доложил Марсель.
- О, завтрак! Я как раз очень голоден, долгий ночной переход сильно истощил меня! - радостно выпалил Странник. Годфруа уже стало казаться, что наглость Странника не совсем осознана, просто он, видимо, привык к тому, что все вокруг него ему должны.
- Разве только ночной? По моим подсчётам, вы на ногах не меньше суток, - заметил Арнье.
- Вообще-то, чуть меньше, - Странник изобразил двумя пальцами небольшой промежуток, должный, по его мнению, символизировать насколько меньше.
- Куда же ты так спешишь? - спросил Годфруа, протирая тряпкой свою ложку.
- Я же говорил вам, сир, мне нужно навестить знакомого в ваших краях. А вообще, я просто очень ценю свое время, настолько, что мне жаль тратить его на сон. Кстати, у вас не найдется для меня столового прибора?
Марсель пододвинул к себе рюкзак:
- Конечно, на...
- Нет, - перебил его на полуслове л'Аншар.
- Нет? Ну, ничего страшного. У меня как раз с собой есть, - рука странника исчезла в складках балахона и вынырнула оттуда с дорогой золочёной ложкой.
Зачем же он спрашивал, если у него самого было, никто интересоваться не стал, хотя вопрос этот все же был написан на возмущенном лице Марселя.
- Может, у тебя и еда своя с собой имеется?- Годфруа разломил лепешку надвое и протянул половину Арнье.
- Чего нет, сир, того нет.
- Что ж, сочувствую тебе, Странник, потому что вряд ли ты найдешь себе пищу у этого костра, - юный герцог принял чашку с похлебкой из рук Марселя. - Кстати, а кто этот твой знакомый в наших краях? Может, мы тоже с ним знакомы?
- Нет, не знакомы. Но скоро, я думаю, познакомитесь... А почему бы вам не выразить ваше сочувствие, сир, чашкой этого чудесного супа? Разве Святое Писание не велит помогать страждущим?
- Велит. Но причем здесь ты? - в Годфруа говорила вовсе не жадность. По древним законам Эадора, разделившие вместе пищу связывались с того момента священными нерушимыми узами, которые не позволяли впредь поднимать друг на друга оружие. - У тебя была возможность и отдохнуть, и запастись провизией, но ты не сделал этого, не вняв разумному совету. Почему же мы теперь должны греть и кормить твою беспечность?
- О, сир, теперь я так жалею, что вы даже себе не представляете. А еще я так стражду, так стражду. Накормите скромного обездоленного Странника, сир, во имя добра и милосердия, а также из любви к господу.
- Мы оставим тебе немного пищи, когда будем уезжать, - Годфруа уже казалось, что Странник нагло манипулирует его набожностью и порядочностью.
- Сир, вы так великодушны! Так благородны! Вам никогда не казалось, что в этом краю ваши таланты и добродетели просто пропадают зря?
- Зря? И где же, по-твоему, им нашлось бы более лучшее применение? - Годфруа не любил болтать во время еды, зато любил слушать всевозможные рассказы и байки воинов, однако сейчас разговор его явно забавлял.
- Сир, вы даже не представляете, каких высот вы могли бы достичь с вашими качествами. Вы могли бы иметь многое, очень многое. Только представьте себе: вы могли бы иметь свою собственную империю, как император Даокон. Вы могли бы повелевать целым миром. Вы могли бы жить вечно! Тысячи, миллионы поданных почитающих вас, как бога, и готовые за вас умереть! Все возможные земные наслаждения: женщины, деньги, власть и те, о которых вы представить себе не можете. Поверьте, все, о чем я говорю, реально.
- И как же мне достичь всего этого? - Годфруа широко улыбался, ему стоило некоторых усилий, чтобы не рассмеяться Страннику в лицо. Однако Странник истолковал эту улыбку совсем иначе.
- Вы, конечно, могли бы достичь всего этого сами, сир - если бы задались такой целью, у вас достало бы воли на это. Но это был бы очень долгий и очень трудный путь. А можете намного быстрей и безболезненней. С моей помощью.
- Да? И что же? Ты поможешь мне просто так? За мои красивые глаза? - Годфруа казался заинтересованным, судя по улыбке, однако воины, хорошо знавшие его характер, прекрасно видели, что тот просто паясничает, все-таки не так давно их господин вышел из детского возраста, и ребенок в нем еще порой просыпался.
- Да. Просто так. Совершенно бескорыстно. Только из уважения к вам, сир, и плюс одну маленькую услугу.
- И что же это за услуга?
- Да так, сущий пустяк, но об этом потом, после того, как вы примете мою помощь, - теперь Странник тоже улыбался. Спрятав в балахоне ложку, он протянул правую руку л'Аншару для рукопожатия, казалось, он уже решил, что они договорились.
В следующий момент Годфруа не выдержал и разразился звонким смехом, а следом за ним и воины. Улыбка исчезла с лица Странника.
- В чем дело, сир? Вы мне не верите?
Уняв приступ смеха, Годфруа выпил воды из фляги и ответил:
- Почему же? Верю. Вот только мне вполне хватает того, что я имею. Мне не нужна собственная империя, та, в которой я живу, мне вполне по душе, и я рад служить ей. Повелевать целым миром? Миллионы рабов? Зачем мне это? Я с этими-то охламонами справиться, порой, не могу, - Годфруа кивнул на своих радующихся, как дети, воинов. - Вечная Жизнь? Упаси господи! Я не знаю более худшей участи. Я хочу умереть молодым в битве, оставив память о своей героической смерти, а если не повезет, то в глубокой старости, в окружении внуков и правнуков, оставив память о своей благочестивой жизни. Деньги? Мне с избытком хватает тех, что дает мне отец, а если бы не было этих , я вполне прокормил бы себя сам, своим трудом. Власть? Единственная власть, к которой я стремлюсь - власть над собой и своими страстями, а ты мне предлагаешь стать рабом этих страстей. Женщины? Мне вполне хватит одной-единственной, а ее руки я намерен добиться сам. Тебе нечего предложить мне, Странник.
Странник побледнел, затем встал, опершись о посох, и произнес:
- Я не так часто делаю подобные предложения, чтобы прощать слово нет.
- А я не так воспитан, чтобы пропускать угрозы мимо ушей! - с этими словами Годфруа выбросил руку вперед, похлебка из чашки, которую он держал, выплеснулась на лицо Странника, окатив его и растекшись по балахону. Лицо Странника исказила гримаса ярости. Посох в его руке замерцал серебристым светом. Казалось, Странник весь как-то увеличился в размере. В следующий момент на него оказались направлены с трех сторон заряженный арбалет, меч и пика. Причем меч упирался в подбородок, пика в живот, а арбалет смотрел в затылок.
- Не надо делать глупостей, - спокойным тоном произнес Арнье. - Вряд ли ты поймаешь этот болт. Ты хотел есть? Вот твоя порция. Поблагодари герцога за щедрость и великодушие.
Гримаса ярости сползла с лица Странника. Посох потух. Сам Странник, казалось, принял прежний размер.
- Угощение было очень вкусным. Благодарю вас за щедрость и великодушие, сир.
Л'Аншар молча глядел на свою пустую чашку. Завтрак оказался не очень сытным.
- Нам пора, друзья мои. И так засиделись. Я рад, что угодил тебе, Странник. Помни же мою доброту.
- Уж не забуду, сир.
Воины быстро собрали вещи, оседлали лошадей и были таковы. У костра остались лишь Странник, котелок с остатками похлебки и несколько лепешек. Отец учил Годфруа всегда держать свое слово. Когда воины скрылись из виду, Странник умылся у ручья и постарался почистить испачканный балахон. При этом он вслух громко сетовал на непривычное человеческое тело, которое все время требует пищи и отдыха. Кое-как почистив балахон, он принялся за еду. Позавтракав, он, было, пошел дальше в сторону руин замка Фуше, но, сделав шагов сто, повернул назад. Вернувшись, он подкинул дров в костер, а затем завалился возле него и уснул.
К полудню воины выехали к границе владений де'Вернье. Вновь став на привал и пообедав, они двинулись к дороге. Вскоре любой случайный путник мог заметить молодого герцога, возвращающегося с неудачной охоты, в сопровождении трех дружинников. На пути их еще ждала одна деревня, а затем прямая дорога в Нэй-Та-Зир, где Годфруа рассчитывал оказаться к ночи. Настроение у всех было приподнятое, лишь лицо юного герцога иногда на несколько мгновений ни с того ни с сего мрачнело. Лес вокруг становился все реже, плавно переходя в луга, покрытые цветущими травами. На лугах крестьяне пасли скот, некоторые из них, завидев своего молодого герцога, выкрикивали приветствия и кланялись. Вот слева от дороги начались поля, на полях вдалеке работали крестьяне, заготавливающие сено. Скоро должна была наступить осенняя страда. А вот впереди показались крыши домов. Навстречу им из деревни бежал какой-то мальчишка. Завидев их, он стал на бегу радостно размахивать руками и что-то выкрикивать. Годфруа пригляделся: радостно ли? Нет. Мальчишка явно был чем-то встревожен. Ускорив лошадь, Годфруа поскакал ему навстречу, воины не отставали. Поравнявшись с герцогом, мальчишка упал на колени и выпалил:
- На деревню напали, сир! Разбойники! Много!
- Сколько именно? - необходимо было взвесить свои шансы, прежде чем бросаться в омут с головой.
- Не меньше двух десятков, сир! - мальчишке было лет тринадцать-четырнадцать, хоть он и был возбужден, но испуганным не казался.
- Беги в поле, зови мужиков! А мы пока попробуем помешать им. За мной!
Годфруа стегнул лошадь и помчался вперед, воины следом за ним. Заехав в деревню, воины двинулись в сторону деревенской площади, где стояла часовня и кузница. На площади шел бой. С десяток крестьян, вооруженных кто вилами, топорами и косами, неумело дрались с вдвое большим числом разбойников и еще с два десятка лежали на земле, будучи уже ранены или убиты. У разбойников потерь заметно не было. Среди крестьян возвышался здоровенный парень в клепаной куртке явно добротной работы, из которой торчало несколько стрел, и орудовавший огромным кузнечным молотом. Вероятно, он был главной причиной, по которой бандиты соблюдали осторожность и не поубивали еще остальных мужиков. На покатой крыше часовни засел парень с луком и стрелял в разбойников. Снизу в него тоже стреляли, силясь попасть в вертлявого пройдоху, прячущегося за конек и ребра крыши. Парень собирал вражеские стрелы, вонзившиеся в крышу, и пускал их обратно. Подъехав ближе к дерущимся, воины спешились и двинулись на разбойников. Годфруа шёл в центре, Арнье с Марселем по бокам, а Артез на некоторой дистанции за их спинами. Артез выстрелил, один из бандитов упал с болтом в шее. Разбойники, связанные боем с крестьянами, обратили внимание на новоприбывших воинов и разделились. Часть из них бросилась на свежих противников, остальные же продолжали заниматься местными жителями. Заметив, что его выцеливает вражеский лучник, Годфруа повернулся к нему левым плечом, и, пригнувшись, закрыл щитом грудь и шею, заходя за спину Арнье, чтобы спрятаться спиной закованного в латы телохранителя. Просвистев, стрела вошла в щит дворянина, еще две пролетели мимо. Затем пришел черед одного из подбежавших бандитов. Приняв удар сабли на щит, Годфруа сделал выпад, ткнув мечом тому в грудь. Стеганая куртка приняла на себя часть удара, поэтому меч вошел неглубоко, но глубоко и не требовалось. Сделав еще пару рубящих ударов, которые Годфруа парировал мечом, бандит закашлялся и упал, захлебываясь собственной кровью, проникшей в легкие через рану. Рядом расправился с противником Арнье. Следующий бандит не добежал до Годфруа два шага, получив болт в живот, еще один ринулся на пятящегося назад Марселя. Марсель внезапно сделал шаг вперед и выбросил пику навстречу разбойнику, тот, не успев затормозить, с разбегу сам насадил себя на нее. Пронзенный разбойник выронил саблю и щит и упал на колени, Марсель, подступив к нему вплотную, и, уперсевшись ногой тому в грудь, извлёк свое оружие. Остальные бандиты, видя такой оборот событий, притормозили и стали осторожно подходить вместе, плотной группой. Эти, видимо, были опытными, поэтому, пока пятеро схлестнулись с передним краем дружинников, шестой в обход ринулся на Артеза. Артез выстрелил. Болт просвистел над головой пригнувшегося на бегу разбойника. Который вовсе не уклонился от летящего со страшной скоростью арбалетного болта. Просто инстинктивно поняв, когда следует ожидать выстрела, бандит пригнулся за мгновение до него. Артез извлек меч из ножен как раз вовремя, чтобы спарировать удар сабли разбойника. С этими шестью справиться оказалось не так просто. Годфруа то и дело подставлял щит и парировал мечом сыплющиеся градом удары противников. Первым одного из противников одолел Арнье. Затем рухнул противник Марселя, которому пикинёр, изранил ноги, и, улучив момент, нанес смертельный удар в шею. Пика Марселя была хорошо сбалансирована и укорочена, поскольку в строю приходилось действовать редко, а штурмовать стены замков часто. Ещё один из бандитов пал на землю от удара Годфруа. Оглядев обстановку, Марсель бросился на выручку Артезу, которому уже приходилось несладко. Увидев это, один из разбойников крикнул своему товарищу: "Колин, сзади!"- но было поздно. Пика вошла Колину между лопаток. Не очень благородно, но воинам в данный момент было не до благородства, у противника было серьезное численное преимущество. Оставшись трое на трое (Артез в ближний бой не пошел, а стал перезаряжать арбалет), бандиты стали отступать к своим товарищам, по пути кроя тех матом в попытке обратить их внимание на сложившуюся ситуацию. Товарищи их ситуацию оценили и бросились своим на помощь, оставив против уставших и израненных крестьян лишь четверых бандитов. Крестьяне, которых на тот момент на ногах оставалось еще шестеро, своим численным преимуществом пользоваться не спешили и по-прежнему придерживались пассивно-оборонительной тактики. Заметив, что лучники, до этого в них не стрелявшие из-за боязни попасть в товарищей, снова обратили на них внимание, Арнье шагнул вправо, закрывая Годфруа своим большим пехотным щитом. В щит тут же вонзились, одна за другой, три стрелы. "Артез! Лучники!"- выкрикнул Арнье. Один из трех бандитских лучников тут же выронил лук, пронзенный болтом. Затем, перезарядив арбалет и сделав еще один выстрел по бандитскому лучнику, Артез снова взял в руки меч и поспешил на выручку своим товарищам. А ситуация уже принимала нехороший оборот. Десяток разбойников медленно, не торопясь, окружили с боем четверых ставших спина к спине воинов, постепенно сужая кольцо окружения и лишая тех пространства для маневра. За время службы Годфруа не меньше десяти раз вступал в сражения с крупными разбойничьими бандами, нападавшими на воинов ордена, едущих под видом купцов или паломников. Личный счет Годфруа сраженным врагам императора Даокона, попирающих мудрые и справедливые законы Великой Империи, приближался до этого дня к тридцати. Как правило, поняв, что связались не с теми, разбойники моментально отступали в свои тайные логова в лесах, откуда их потом безуспешно пытались выкурить воины ордена и имперские егеря. Еще ни разу Годфруа не встречал столь матерых и организованных бандитов. Удары сыпались со всех сторон, и Годфруа очень пожалел, что не взял с собой "на охоту" полный комплект рыцарскх доспехов и тяжелый двуручный меч. Без конца отступая, парируя удары и нанося ответные, Годфруа вдруг уперся спиной в спину Артеза. "Все! Кажется, приехали!"- мелькнуло у него в голове. "Господи, помилуй нас грешных и слабых! Дай нам сил одолеть врагов наших! Дай мне сил защитить поданных моих и честь семьи моей! Если же воля твоя иная, дай мне умереть достойно, не уронив чести рода нашего!"- произнес мысленно молитву Годфруа. Внезапно в голову разбойника справа от него ударил со свистом камень, разбойник упал. Второй на мгновение отвлекся, чтобы понять, откуда прилетел этот камень, и прозевал меч Годфруа, вонзившийся ему между ребер. Резко вынув меч и не дожидаясь, пока упадет пронзенный разбойник, Годфруа ринулся из-за его спины на одного из бандитов, наседающих на Марселя, тот явно нападения сбоку не ожидал, и Годфруа снес ему голову ударом наотмашь. Затем они вдвоем с Марселем прикончили не успевших опомниться от внезапной перемены диспозиции ещё двух бандитов. После этого Марсель бросился на выручку Артезу, а Годфруа к Арнье. Арнье уже выглядел уставшим и пропускал множество ударов, от которых его спасали лишь латы и шлем. Верхняя кромка его щита была вся изрублена, казалось, щит мог защитить его ещё лишь от пары ударов, прежде чем расколоться. Против Арнье стояло трое. Один из них, судя по виду и отдаваемым им бандитам время от времени командам, был главарём. Его-то Годфруа и взял на себя. Бандиты уже тоже казались уставшими. После нескольких обменов ударами, Годфруа огляделся вокруг, чтобы оценить ситуацию. Шансы, казалось, уравнялись. Против герцога и его дружинников стояло пятеро разбойников. Все лучники бандитов лежали пронзенные болтами или стрелами, видимо, парень с крыши все-таки выиграл стрелковую дуэль. Громила с кузнечным молотом атаковал оставшихся на другом направлении трех разбойников. Те отходили под тяжёлыми ударами. За спиной парня жались пятеро израненных и уставших крестьян, не давая бандитам окружить молотобойца. Один из них, молодой парень с вилами, время от времени даже пытался поддержать атаку громилы. Противник Годфруа тоже огляделся, оценивая расклад сил. Видимо, расклад ему не очень понравился, поскольку Годфруа заметил колебания на его лице. Сомнения главаря разрешил камень, прилетевший в его щит. " Братва! Отходим!"- выкрикнул он. И медленно, без паники, стал пятиться назад, остальные бандиты организованно последовали его примеру. Если бы они бросились врассыпную, подставив под удары свои спины, как это делали те разбойники, с которыми Годфруа имел дело до этого, то герцог, несомненно, бросился бы вдогонку и зарубил бы еще пару-тройку. Но, глядя на этот организованный отход, Годфруа вдруг понял, что у него нет ни сил, ни желания гнаться за бандитами. Разбойники, отойдя на некоторое расстояние, развернулись и перешли на бег, чтобы избежать болтов Артеза и стрел лучника с крыши, которые у него, видимо, все же кончились, раз тот не стрелял. Изнуренный боем Артез, однако, тоже не горел желанием заряжать арбалет и стрелять бандитам вдогонку. Небрежно бросив меч, он уселся на землю и стал истерически смеяться.
- Я уж думал - все! Суши весла! Отвоевал свое славный герцог л'Аншар с доблестной дружиною! - Годфруа никогда не думал, что бывалый воин может так легко потерять самообладание и обращаться со своим оружием подобным образом. Рядом сел Марсель и поддержал смех товарища, правда, смех его звучал бодрее.
- Я, признаться, сир, тоже уже отчаялся было! Как вы так? Четверых разом-то? - Годфруа тоже хотелось сесть на землю, а точнее упасть и не вставать, но он не мог себе этого позволить, все-таки он был дворянин.
- Действительно, сир, как вам это удалось? - поддержал вопрос Арнье, также садясь возле своих товарищей.
- Камень, - ответил Годфруа.
- Что за камень, сир? - не понял Арнье.
- Я бы тоже хотел это знать, - Годфруа оглядел площадь.
По всей площади были разбросаны тела погибших крестьян и разбойников. Из окон домов вокруг площади выглядывали люди, в основном мужчины. Из часовни навстречу израненным крестьянам шел монах. С крыши часовни спускался парень с луком. Громила с молотом молча шел в кузню. У самого края площади стоял мальчишка, который их позвал, одной рукой он придерживал спадающие штаны, а другой держал добротный кожаный ремень. Со всех сторон на площадь спешили женщины.
- Эй, пацан! Беги сюда! - окликнул Годфруа мальчишку. Откуда взялся камень, он уже не сомневался. Мальчишка подбежал к герцогу, путаясь в спадающих штанах.
- Да, сир! - вот теперь мальчик явно выглядел испуганным.
- Ты позвал мужиков с поля, как я тебе велел?
- Нет, сир! Когда вы помчались в деревню, я стремглав бросился за вами! Я очень испугался за вас, сир, ведь вас было всего четверо. Большая часть мужчин все равно в деревне. Сегодня семерица!
В семерицу верующим людям работа возбранялась. Этот день нужно было провести на службе в часовне или храме. Правда, трудолюбивые крестьяне все равно работали, считая, что Светлый Владыка их простит, поскольку "блаженны усердные". А лодыри, коих было большинство, не работали, но и на службу не ходили. Теперь было понятно, что эти мужики на площади, оказавшие сопротивление разбойникам, были прихожанами часовни.
- Ты нарушил мое повеление! И будешь сурово наказан, в назидание другим, - Годфруа вынужден был это сказать, хотя понимал, что если бы парень его послушал, то когда бы подоспела подмога, помогать было бы уже некому. - Двадцать палок.
- Да, сир.
Лучник, наконец, слез с крыши часовни и подошел к герцогу и его дружинникам. Поклонившись, он произнес:
- Мое почтение, сир, и моя благодарность! Вы спасли нам жизнь, воистину, нам послал вас в трудный час сам Светлый Владыка! Если бы не вы и ваши воины, разбойники, несомненно, убили бы меня и еще много жителей деревни, а также наверняка бы разграбили и осквернили святую часовню.
- Как тебя зовут?
- Меня зовут Ларс, сир, я помогаю отцу Жувиллю при часовне.
- Где ты научился так стрелять? И откуда у тебя этот лук?
- Этот лук я изготовил сам, сир. Я часто упражняюсь в стрельбе из него по мишеням и... по зверю, сир.
- По зверю? Разве тебе неизвестно, что охотиться на этих землях могут лишь члены моей семьи и наши охотничьи?
- Известно, сир. Но моя семья живет очень бедно, и мы не можем позволить себе иного мяса.
- Двадцать палок.
- Да, сир.
Затем л'Аншар подошел к монаху, который хлопотал над ранеными. Монах уже был весь седой, но глаза казались по-прежнему молодыми.
- Ты отец Жювилль?
- Да, сир.
- Почему ты не исцелял во время боя?
- Я исцелял, сир! Просто я спрятался за часовней и исцелял из-за угла!
- Плохо же ты исцелял, - Годфруа оглядел убитых. - Десять палок.