До недавнего времени я думал, что у нашего бывшего квартиранта Феди самая интересная работа в мире - он репортёр газеты "Икс файлы". В ней собраны загадочные истории, таинственные происшествия и просто прикольные случаи, происходящие в мире и в нашем городе. Федя говорил, что газета держится на нём одном, и вообще он скоро переквалифицируется в главного редактора. Может, он и хвастал немного, но его репортажи, подписанные псевдонимом "Дункан Маклауд", действительно занимали половину всех полос. Даже непонятно, где он брал столько тем для своих заметок. И ведь не скажешь, что сочинял - почти все его статьи сопровождали фотографии его подружки Риты. И на них не просто абстрактные пейзажи, а главные герои Федькиных историй, или места происшествий, или и то и другое вместе. А иногда Рите удавалось снять что-нибудь по-настоящему сенсационное, например, облако в виде ангела над церковью, или человека без тени в солнечный день, или разрытую изнутри могилу. Я их газету просто обожал, все её шестнадцать страниц прочитывал буквально за полчаса, а потом томился целую неделю в ожидании следующего выпуска. Но это было давно, в прошлом году. Сейчас я знаю цену репортёрской братии.
У Феди была привычка есть стоя, не отходя от плиты. Он кидал в рот огненные куски прямо со сковородки, перекатывал их какое-то время языком, втягивая с шумом воздух, а потом глотал живьём, ну, то есть почти не жуя. Бабушка каждый раз говорила ему:
- Федь, ну что ты как боевой конь на марше? Ну, сядь ты за стол, поешь спокойно.
А он каждый раз отмахивался:
- Некогда рассиживаться, тёть Сим, труба зовёт!
И убегал на работу. Однажды я напросился с ним на задание, еле-еле уломав бабушку. В тот раз с Федей опять была Рита. Её древний "Запорожец" был сломан и поэтому мы ехали на троллейбусе, на задней площадке. Федька с Риткой всю дорогу целовались, в результате мы прозевали свою остановку и опоздали - лошадь из колодца спасатели достали без нас. Но Рита всё же успела сфотографировать опутанную верёвками клячу. А потом Федя захотел сняться с лошадью в обнимку. Он положил руку ей на круп, она махнула ногой и он улетел в колодец. Спасатели распутали лошадь и полезли доставать бесчувственного Федю. Штанина на его правой ноге подозрительно топорщилась. Когда её закатали, обнаружился торчащий из раны на голени острый осколок кости. Рита, как настоящий профессионал, вместо того, чтобы завизжать от ужаса, или хотя бы ахнуть, сказала:
- Класс! Подождите, ребята, я всего пару кадров сделаю!
Я был в восторге от этого приключения и изо всех сил стал мечтать о карьере журналиста. А Федя три месяца прыгал по квартире на костылях, выставив вперёд загипсованную ногу. Он изнывал от вынужденного безделья, со скуки начал пописывать какие-то стишки, которые ему самому безумно нравились. Стихов оказалось неожиданно много, целая папка накопилась. Федька подписал её "Болдинская осень - 2".
Нашего больного не забывали - по вечерам к нему заходила Рита, пару раз заезжали какие-то мужики, а всё остальное время у него гостил наш сосед, даун Серёжа. Серёже было уже что-то около тридцати, его большое плоское лицо резинового пупса было всё в мелких морщинах, но в душе он навеки остался семилетним ребёнком.
Мама Серёжи была несказанно рада его дружбе с начитанным и вежливым молодым человеком. Федей, то есть. В прошлом году она не уследила-таки за сыном - наши дворовые алкоголики научили Серёжу пить водку и получать от этого процесса удовольствие. Мама его, Раиса Ивановна, стала находить Серёжу, забывшегося пьяным сном, в самых неожиданных местах - в песочнице, на чердаке, под лестницей. Она очень переживала, даже сменила свою работу на надомную, чтобы иметь возможность более пристально следить за сыном. Я тоже ужасно расстроился, ведь теперь я не мог бесплатно проходить на сеансы в кинотеатр "Вымпел", где Раиса Ивановна раньше работала билетёршей.
Когда Серёжа зачастил к нашему квартиранту, она наконец-то вздохнула свободно, наивно полагая, что уж такой потомственный интеллигент, как Федя, не научит плохому её сына. Она даже пару раз заглядывала на их посиделки, чтобы убедиться, что никакой пьянкой там и не пахнет.
- Чайку, Раиса Ивановна? - Привставал ей навстречу из своего кресла Федя, тяжело подтягиваясь на костыле.
- Сиди, сиди, Федечка, - махала руками Серёжина мама. - Я пойду, у меня дела.
В стаканах у Феди с Серёжей в это время плескался золотисто-коричневый "Джонни Уокер". А когда Рита привозила текилу, Серёжа докладывал маме, что пил у Феди зелёный чай с лимоном. Раиса Ивановна напрочь была лишена обоняния, и без посторонней помощи не могла вывести Серёжу на чистую воду. Бабушка чуть не каждый день выговаривала Феде за эти его посиделки с Серёжей, виски и текилой. Федя божился, что потребляют они чисто символически. И правда, Серёжа от Феди шёл домой ровненько, не сшибая по дороге косяки, и спать ложился в свою постель, а не в песочницу. И бабушка в конце концов отступилась, решив, что для физического и нравственного здоровья Серёжи уж лучше общество Феди, чем дворовых забулдыг. Серёжа рассказывал всем соседям, что Федя научил его верстать газетные полосы на компьютере и обрабатывать цифровые фотографии. Федя и вправду научил соседа-дауна всем этим премудростям. Но больше от скуки, а не потому, что он такой добрый.
В сентябре, после того, как ему сняли гипс, Федя стал свидетелем несчастного случая - машина нашего мэра упала в канал, погибли его жена и ребёнок. Федя никому не сказал, что Рита, сидящая в тот момент рядом, сняла аварию на видео. Он поехал в Москву и продал плёнку в один крупный таблоид, редактор которого восхитился качеством записи и схожестью с историей принцессы Дианы. Федя, конечно, отрицал, что гнался за машиной жены мэра в надежде на удачный кадр, но редактор ему не поверил. На вырученные деньги Федя с Ритой отправились куда-то на Тибет, где всю осень слонялись по всяким-разным дацанам. Серёжа затосковал в разлуке, целыми днями бродил под окном Фединой комнаты. А через неделю образ Феди, наверное, исчез из его короткой памяти и он по вечерам стал приходить уже ко мне - поиграть в подкидного дурака.
Вернувшись в начале зимы из путешествия, Федя привёз кучу подарков. Я получил кулон из чёрного мерцающего вулканического стекла. Он почему-то всегда был тёплый. Даже пролежав всю ночь на заснеженном подоконнике, он не остыл - оставил после себя дымящуюся паром мокрую вмятину. Я побоялся носить его на шее и спрятал за книгами на полке. Бабушке досталась волшебная картинка из разноцветного песка со спиралями. Если долго смотреть на неё, то спирали начинали крутиться, расходясь из бесконечно далёкой точки и сходясь обратно. От этого кружилась голова и появлялся шум в ушах. Но бабушка этого не знала - у неё не было времени до головокружения вглядываться в картинку. Ей просто понравилось сочетание цветов, и поэтому она повесила её над кухонным столом. Федя через день заметил, что она висит вверх ногами, и перевесил её, как надо. А дауну Серёже Федя привёз большую жестяную коробку, набитую серо-зелёным порошком. Раиса Ивановна подозрительно осмотрела порошок и строго спросила Федю:
- Это, случайно, не наркотик?
- Бог с Вами, Раиса Ивановна! Меня бы ещё на таможне повязали! Это чай. - Сказал он и подмигнул Серёже.
Тот счастливо засмеялся, закрыл коробку и пошёл прятать её под кровать.
- Это не простой чай, - шёпотом инструктировал Федя Серёжину маму, - а лечебный. Я проконсультировался у тамошнего знахаря, попросил у него средство для поумнения. Он специально для меня нарвал травку и засушил. Попробуйте заваривать и поить Серёгу, вдруг он и правда поумнеет?!
- А он не отравится? - Спросила Раиса Ивановна.
- Ну, если только не будет пить этот настой вёдрами. Я, например, щепотку пожевал, и ничего со мной не случилось.
- И сколько я буду тебе должна?
Федя фыркнул:
- Да у них эта трава по обочинам растёт! Как я могу с Вас что-то взять?
Он помолчал, выслушивая благодарности, а потом сказал так, будто эта мысль только что пришла ему в голову:
- А вот если Серёга на самом деле поумнеет, обещайте мне, Раиса Ивановна...
- Всё, что хочешь, Федечка! - Ответила та.
- Всё не надо. Только эксклюзивное право на интервью, фото- и киносъёмку. То есть, чтобы больше ни одна сволочь...
Раиса Ивановна закивала:
- Конечно, конечно, как скажешь, Федечка! А как скоро он поумнеет?
Федя пожал плечами:
- А куда Вам торопиться, Раиса Ивановна?
У Серёжиной мамы задрожали губы, но она сдержалась и не заплакала:
- Мне ведь уже много лет, Федечка, мало ли что. А кому же Серёжа будет нужен без меня? Упекут его в дом инвалидов, и пропадёт он там совсем. А так, может, жил бы себе потихоньку без этого диагноза и без заключения о недееспособности.
Федя вздохнул:
- Травы вам хватит на несколько месяцев. Знахарь сказал, что эффект наступает не сразу, но он длительный и стойкий.
Он выдернул из блокнота листок, положил его на стол и ткнул пальцем в корявые буквы "HERBA DAMIANI - 1 ч.л. на 300 г. - по Ґ ст. 3 р.":
- Будете заваривать, как здесь написано, и давать Серёге по полстакана три раза в день. Только не переборщите с дозировкой, а то кто его знает...
На следующий день Раиса Ивановна начала поить сына чудесным чаем. Я зашёл к ним после уроков и поинтересовался у Серёжи, каков он на вкус.
- Кисло, - скривился тот, - и по телу мурашки бегают...
- Стоп! - Закричал Федя, до сих пор тихо и незаметно сидевший в углу за шкафом на своём походном раскладном стуле. - Ты чего сюда припёрся? Иди уроки делай!
Я обиделся:
- Ты мне не мамочка! Захотел и припёрся!
Федя подскочил ко мне и помахал перед моим носом красивой розовой бумажкой с узорами, из которой я краем глаза выхватил несколько слов: "Договор... в дальнейшем именуемый... в случае нарушения... нотариальная контора N 2".
- Ничего личного, Лёлик, можешь не дуться. Мы с Серёгой на договоре, вопросы ему могу задавать только я. Понял?
Я посмотрел на Серёжу. Он сидел за столом важный-преважный, но, встретив мой взгляд, опустил свои раскосые глаза и принялся разглаживать пухлыми ладошками клетчатую скатерть. Мне стало так жалко его, великовозрастного дурачка, позволившего ставить на себе сомнительные опыты. Я ведь кое-что читал про синдром Дауна и понимал, что аномалию хромосомного набора чайком не поправишь, это ж вам не изжога. И я почти возненавидел Федьку, этого холодного и расчётливого циника, опять задумавшего какую-то гадость. Я пожелал Серёже скорейшего выздоровления и гордо удалился к себе домой.
В последующие дни Федька изредка забегал к нам, чтобы перекусить и помыться. Он взял на работе отпуск за свой счёт и теперь всё своё время проводил в квартире у Раисы Ивановны. Даже ночевал рядом с Серёжиной кроватью, бросив на пол прожжённый спальник. Бабушка, заходившая к Раисе Ивановне пошептаться, рассказывала мне, что Федя держит наготове видеокамеру и диктофон, чтобы в любой момент быть готовым к гениальным Серёжиным изречениям. А когда он отвлекается на еду или сон, его сменяет Рита. Пару раз я сам видел в окно своей комнаты, как Раиса Ивановна выгуливает сына в заснеженном дворе, держа его за руку в ярко-красной варежке. Я бы на её месте купил ему нормальные кожаные перчатки. Всё-таки, он уже взрослый парень, хоть и даун. Серёжа осторожно переступал ногами по узким расчищенным дорожкам, неся своё неуклюжее тело так, словно боялся расплескать драгоценное содержимое хрупкого сосуда. Никаких улучшений, по крайней мере, внешних, я у него не заметил.
А ещё через несколько дней Федька, стоя у плиты и набивая рот шкворчащей яичницей, вдруг поведал нам с бабушкой:
- А даун-то наш светится!
Бабушка всплеснула руками и опустилась на табуретку, а я сорвался с места и бросился к соседям. Пинком распахнув дверь, я вбежал в тёмный коридор и кувырком полетел на пол, споткнувшись о какой-то большой тюк. Этим тюком оказалась Рита, нераспознанная мной в потёмках.
- Ну ты, мелкий, поаккуратнее! - Закричала она, поднимаясь с пола и потирая ушибленную спину.
А я продолжал лежать на полу, неловко подвернув руку, и заворожённо смотрел в чёрный дверной проём. В другой раз я нашёлся бы, что сказать ей в ответ на "мелкого", но в тот момент я буквально потерял дар речи. В тёмном туалете на унитазе сидел Серёжа со спущенными штанами. Дверь была открыта настежь и подперта шваброй. Но поразило меня не Серёжино бесстыдство, а свет, вырывавшийся из его головы. Он лился не сплошным потоком, а отдельными, слабенькими и дрожащими, струйками, сливавшимися в толстый сноп. Бледно-голубой, холодный, расширяющийся кверху, он не освещал ничего вокруг себя. В полумраке были хорошо видны только стоящие дыбом тёмные Серёжины волосы.
- Что это? - Спросил я, поднимаясь с пола.
- Ты слепой? - Сказала Рита. - Он светится.
Раиса Ивановна, до этого тихо стоящая у стены рядом с туалетом, заплакала, закрыв глаза ладошкой. Мне стало жутко, я потянулся к выключателю и надавил на него. В туалете зажглась лампочка и свет из Серёжиной головы исчез. Но его волосы всё так же стояли дыбом, а закатившиеся глаза бегали под полуприкрытыми веками. Рита подошла и встала рядом со мной. Серёжу била мелкая частая дрожь, он трясся и подпрыгивал, сидя на унитазе. Только сейчас, стоя к нему почти вплотную, я вдруг ощутил жуткую вонь. И, спохватившись, зажал нос и рот ладонью.
- Ага, - сказала Рита, - пованивает немного.
- Раиса Ивановна, - я повернулся к Серёжиной маме, - снимите же его с унитаза!
Раиса Ивановна зарыдала в голос и ушла в комнату.
- Федька пробовал, - сказала Рита, - но Серёга не может без туалета и пяти минут вытерпеть. Побочный эффект такой.
Я смотрел на неё какое-то время не понимающе, а потом до меня дошло:
- Так у него от этого чая понос?
Рита почему-то разозлилась:
- Тебя что больше всего удивляет в этой истории - понос? - Она выключила свет в туалете и окунула руку во вновь вспыхнувшее сияние, исходившее от головы Серёжи. - А вот это тебя разве не удивляет?
Слабые дрожащие струйки света ласково обтекали её ладонь, пучками вырывались между растопыренными пальцами, потом опять сливались в один поток и исчезали в несвежей штукатурке на потолке.