Сразу хочу предупредить: в реальной жизни мои герои прототипов не имеют. Это просто мои размышления.
ГЕЙ ИЛИ ХРИСТИАНИН ?
- Приветствую тебя, брат! - Костя, как всегда, без стеснения приобнял меня за плечи, слегка прикоснулся своей жесткой щекой к моей щеке. - Как дела, Миш?
- Приветствую. Нормально, - мне бы хоть немного его уверенности в себе.
- Миша, пойдем сегодня с нами на евангелизацию! А потом - к Сереге, все вместе чаю попьем, пообщаемся!
- А где евангелизация будет?
- Да в краевой больнице. Как всегда, разобьемся на пары и будем свидетельствовать о Господе. Со мной в паре будешь?
- Буду, - я несмело улыбнулся.
- Будь благословен! Побегу, - снова обнял меня Костя и умчался. Хороший он парень.
Для тех, кто не в теме. В протестантской церкви, где я нахожусь, свои словечки, свой язык, своя волна, на которой все общаются и живут. "Евангелизация" - буквально "нести евангелие", т.е. рассказывать о Библии неверующим людям. "Свидетельствовать" - рассказывать из личного опыта, как хорошо быть христианином. А "общение", на которое меня пригласил Костя - это просто чаепитие, когда в неформальной обстановке можно слегка расслабиться и поговорить с друзьями. Можно петь под гитару церковные песни, молиться за нужды друг друга и за исцеление от болезней, или просто рассказывать о себе. Этакий сеанс групповой психотерапии, только с религиозным уклоном.
На евангелизации в больнице мы обычно заходим в палату, улыбаемся, раздаем христианские газеты и говорим о том, как Бог любит каждого из них и хочет помочь. Еще молимся за нужды больных и приглашаем в церковь на богослужения. Кто-то даже приходит. Однажды попалась старушка, которая попросила помолиться, чтобы она могла умереть дома, а не в больнице. Мы попросили ее повторить за нами молитву покаяния. После такой молитвы, когда человек доверяет себя в руки Божьи, он должен идти в рай. Я плакал, когда через неделю узнал, что та старушка умерла ночью после нашего визита. Верю, что она сейчас с Богом. Я почувствовал себя нужным. Почти нормальным. Нормальным христианином. Но это чувство длилось так недолго.
* * *
Я - Миша Себастьянов, тридцать один год. Уже восемь лет я прихожанин протестантсткой евангельской церкви. Это вроде баптистов, только музыка посовременней да нравы попроще. Тогда, восемь лет назад, я решил покончить с собой. На этом свете ничего не держало. Родителей и близких родственников нет, с работой, как всегда, не ладится, со своим любимым человеком рассорился вдрызг. Я не сказал? Я - бывший гей. В тот момент вера в Бога была для меня как спасательный круг. Или как клей для моей разбитой жизни. Честно, чувствовал себя так, будто мною, как куклой, наигрались, сломали и бросили. Мой последний парень очень любил унижать меня, каждый раз останавливаясь буквально за минуту до того, как я готов был послать его раз и навсегда. Доводил до кипения, а потом все переводил в шутку. Этакое моральное изнасилование. Уверен, если бы ему не подвернулась возможность выгодно жениться и переехать в другой город, мы до сих пор были вместе. Он бы презирал меня за то, что я настолько поддаюсь его влиянию. А я бы презирал себя же за то, что позволяю ему делать с собой все, что он желает. Зависимость? Да. Мазохизм? Да. Подчинение? Да, да, да. Ненавидел себя, но все равно бежал по первому зову решать его проблемы, слушать его пьяные бредни, восхищаться его красотой и умом, слушать его любимую музыку... Во всем - только он. А меня просто не было.
Словами трудно описать мое тогдашнее состояние. Изломанная психика не давала связно рассуждать. Глаза словно бы невзначай натыкались на различные колюще-режущие предметы, мысли вертелись вокруг моего будущего самоубийства. А ночью очередной кошмар, не дающий отдохнуть. За пару месяцев я превратился в странное дрожащее существо, для которого суицид - долгожданное избавление. И это я, который всю жизнь самоубийц презирал за слабость, отсутствие воли к жизни!
В церкви мне объяснили, что все это действие дьявола. Он желает не только убить, но и погубить бессмертную душу. Мне помогли. Я жив и здоров. Наверное, и моя никчемная жизнь имеет какой-то смысл.
"Господь, я отрекаюсь от всяких грешных мыслей..."
"Господи, сердце чистое сотвори во мне..."
"Господь, прости за мои нечистые чувства..."
"Боже, во имя Иисуса Христа, измени мои желания..."
"Бог мой, умоляю, дай мне жену..."
"Боже! Боже! БОЖЕ МОЙ!!! ЗАЧЕМ?! Зачем я живу..."
Восемь лет жизни, восемь лет молитв и слез втайне от всех. Я очень изменился. И лишь одно я не смог переделать в себе. Я все еще гей. Ненавижу себя, но изменить ничего не могу.
Восемь лет я добросовестно искал жену-христианку. Из них два года даже был помолвлен с одной милой девушкой, которая по любому поводу бегала советоваться, а по сути - жаловаться старшим церковным служителям. А мне потом приходилось слушать "вразумления". Есть такая неприятная штука, называется "братский совет". Собираются мужчины-христане, служители церкви и вызывают "на ковер" провинившихся. Стоишь под их взглядами, и хочется оправдываться во всех своих грехах. За два года я побывал там четыре раза. Устал. Расстались мы с невестой с чувством взаимного облегчения. Думаю, если бы у меня была квартира, машина и хорошие деньги, я бы не остался один. Да ладно, фиг с ним.
Труднее всего бороться с сексуальным желанием. Я же христианин. Онанизм под запретом, секс только с девушкой и только после свадьбы. А где найти жену? У меня будто на лбу написано: "гей". Дружбу со мной девушки-христианки принимают, а замуж не хотят. А мне что делать?.. Отрекайся - не отрекайся, а они меня интересуют только как друзья. Хотя я честно пытаюсь найти жену. До сих пор пытаюсь.
Я часто переезжаю из одного небольшого городка в другой. С работой, как всегда, не везет. Хотя я был и строителем, и газонокосильщиком в приморском пансионате, и даже чинил обувь. В моем послужном списке свободно можно написать крупными буквами: НЕУДАЧНИК. И это правда. Ни семьи, ни любви, ни дома. У меня много друзей: и в жизни, и в сети. Я научился притворяться веселым, своим в доску парнем. Вот только что мне делать со своим сердцем, когда такие как Костя обнимают меня, обдавая запахом приятного парфюма и чистого мужского тела, улыбаются своими красивыми губами, приглашают куда-то... Я просто дурак. Если бы они знали, насколько я испорчен, никто не дал бы мне руки. Никто из них даже не посмотрел бы в мою сторону. Я ничтожество! Я педик! Я тварь... Когда я уже не могу сдерживать себя, и очередной парень, запавший мне в душу, что-то может заметить, я снова убегаю. Собираю вещи в привычный ко всему большой рюкзак, кидаю поверх верный ноутбук - и все дороги открыты для их верного поклонника. Можно ехать искать невесту, чтобы не сойти с ума от спермотоксикоза, даже если тошнит от одной мысли об объятиях с девчонкой. Мне уже тридцать один. Я ДОЛЖЕН жениться.
* * *
После общения я был морально разбит. Костя сегодня был в ударе. Играл на гитаре, смеялся, шутил. Никого не обделил своим вниманием. Мы играли в какие-то игры вроде "крокодила" и "ассоциации". Все смеялись, пили чай с бутербродами и печеньем, а я все смотрел на Костю. У него такие красивые ресницы, будто крылья пчелы. Желтовато-карие глаза с озорными искорками, вспыхивающими, когда он смеется. А эти ямочки на щеках! Сестры смотрят на него почти таким же взглядом, как и я. Фигура у него гибкая, сильная, двигается как танцор. Он учится в институте физкультуры, скоро будет спортивным тренером. Костя... Когда я почти не могу контролировать себя, и мою эрекцию вот-вот могут увидеть, я потихоньку ухожу, прикрывая причинное место ветровкой. В прихожей приходится долго искать свои кроссовки: в квартиру набилось человек двадцать. И вдруг, когда я уже обут и ветровка уже на моих плечах, в коридор вылетает Костя. Прикрываться мне больше нечем, но он не смотрит вниз. Смеется, и как всегда, лезет обниматься:
- Миш, ты уже уходишь? А я так хотел с тобой поговорить. Мы спектакль готовим для детей на день рождения церкви, не хочешь поучаствовать?
- Хочу, - мне кажется, или действительно у меня такой хриплый голос?
- Ты не заболел? - участливо спрашивает это белобрысое чудо, тиская меня сбоку одной рукой за плечи и заглядывая в глаза. Блин, Мишка, держи себя в руках!
- Может быть.
- Пойдем, я тебя провожу, и поговорим о спектакле.
- Ладно. Только мне надо в туалет, - и, не разуваясь, залетаю в это чудное место, где хоть на минуту могу остаться один. Блин! Стояк уже такой, что больно от слишком узких джинсов. Я же не онанировал уже месяца два! Господи, прости...
Мне хватило всего несколько движений рукой и образа прекрасного Константина, мнущегося за дверью в ожидании красивого меня. Разрядка такая, что сполз по стене и никак не мог отдышаться. В дверь стучит Костя: "У тебя все в порядке? Помощь не нужна?" Нужна, нужна, да только не твоя, а психиатра. Быстро привожу себя порядок и смываю струей душа преступные следы на стене над ванной. Как мне теперь выйти, как посмотреть ему в глаза? Так, Мишка, соберись. Морда кирпичом, глаза прикрыть, чтобы он ничего не заметил. Умылся, вдохнул-выдохнул, и - вперед.
- Все в порядке? - этот гад опять лезет обниматься.
- Все просто прекрасно, - я поднял на него глаза, улыбнулся. Смог не наброситься с поцелуями на этого спортсмена - и ладно. Не требовать же от себя даже не улыбаться. - Пошли уже.
- Пошли.
Костя всю дорогу что-то рассказывал, размахивал руками. Он такой красивый. Я старался не пялиться на него, а смотрел искоса, сквозь ресницы. Светло-русые волосы, красиво очерченные скулы, которые хочется ласкать, целовать, задумчиво водить по ним кончиком пальца. Губы узковатые, подбородок волевой. Точно не девчонка. Сзади коротко подстрижен, а впереди челка трогательно прикрывает один глаз, и он время от времени встряхивает головой, убирая ее. Найковская футболка обрисовывает плечи, плоский живот и до половины прикрывает ягодицы. Голубые тертые джинсы обтягивают пах, и мои глаза норовят уткнуться туда каждую минуту, я диким усилием воли поворачиваю их, заставляю смотреть только в лицо.
- Ты, наверное, все-таки заболел. Вон, какой бледный! Да и наверняка слышал не все, что я тебе говорил.
- Извини.
- Да ладно! У тебя хоть лекарства есть?
- Не знаю.
- Давай я к тебе зайду, а если чего-то из лекарств не хватает, то я быстренько в аптеку сбегаю. Хорошо?
- Хорошо.
Я безвольно топаю впереди Кости, открываю дверь, пропускаю его мимо себя в комнату. Костя... что ты со мной делаешь... Надеюсь, и это испытание я выдержу. Сколько их было за те восемь лет, что я христианин?..
Я снимаю квартиру вдвоем с парнем, с которым работаю. Толик сейчас в отпуске, у своей матери в деревне ремонт делает. Так что я один, совсем один. Костя быстренько пробегает по единственной комнате квартиры, проводя рекогносцировку, находит что-то типа анальгина и ношпу. Кричит: "Ты ложись и укройся потеплее! Я сейчас!" - и испаряется, как будто его и не было. Я разделся до трусов, лег, укрылся. Стало жарко, как в печке. Может, я действительно заболел, лежу сейчас с температурой под сорок, и Костя - это мой глюк? Красивый такой глюк, сексуально привлекательный. Сейчас прилетит в мою комнату, как Карлсон, обнимет и поцелует. И я усну у него на плече, а утром проснусь опять один в пустой квартире. И нечего будет делать, ведь выходной. И незачем будет жить без такого милого глюка-Карлсона. Я всхлипнул раз, другой, а потом мне стало себя так жалко, что я расплакался. А кого мне стесняться? Себя? Или своего глюка? Краем сознания понимаю, что у меня температура, что веду себя неадекватно. Но слезы по моей загубленной жизни льются по щекам, заползают в нос, в рот, подушка намокает, волосы слипаются в жгутики и противно липнут к коже.
Хлопнула дверь. "Здравствуй, глюк!" Глюк таращится на меня квадратными глазами. "Что, глюк, никогда плачущих парней не видел?" - "Не видел" - "А что ты мне принес?" Глюк раскрывает пакет, и достает оттуда яблоки, апельсины, какие-то таблетки, банку малинового варенья. Я наплакался вволю, и вытираю лицо подвернувшейся под руку майкой не первой свежести. Есть не хочу, только пить. Глюк уходит. Стены качаются, в ушах шумит, а потолок играет со мной в "море волнуется раз". Есть такая игра. Не помню, как в нее играют, но он (потолок то есть) помнит и "волнуется" вместе с морем. Надо ему спеть колыбельную, и он уснет, перестанет водить хороводы по всей квартире.
- Спи, моя радость, усни... В доме погасли огни...
Как там дальше? Не помню. Он не хочет успокаиваться, все танцует, все кружится. Сейчас кого-то стошнит...
Тазик прибежал вовремя. Я даже не промазал мимо него. "А когда на море качка, и бушует ураган..." Снова тазик успел поймать то, что захотело покинуть мой организм таким оригинальным способом. Спасибо, тазик, ты мой лучший друг! Бээ...
Вся ночь прошла как в тумане. Я даже не знаю, что из моих видений правда, а что нет. Танцующие стены, качающийся потолок, бегающий за мной тазик. Я порываюсь пойти в душ, потому что сильно вспотел и почти намертво прилип к простыне с одной стороны и пододеяльнику с другой. Потом я стою голый в душе, а Костя-глюк поддерживает меня, чтобы я не упал. Я сползаю по стене вниз, и он ругается, а потом прямо в одежде лезет в ванну. Теплые руки моют мне спину, держат мое скользкое тело, больно прихватывая пальцами за кожу. Потом я уже в постели, а рядом мокрый дрожащий Костя. Я машу рукой: "Возьми что-нибудь в шкафу переодеться, а то заболеешь", - и отрубаюсь. Ночью мне снится, что меня обнимают родные руки, что я не один. После таких снов я обычно плачу. Прячусь в ванной и реву как маленький. Хорошо, что снится мне этот сон очень редко.
Окончательно открыл глаза, когда солнце клонилось к горизонту. Блин, сутки проспал! То-то тело так затекло. Я поворочался в постели, пытаясь размять руки-ноги, и наткнулся на большое такое препятствие. При ближайшем рассмотрении это оказался спящий Костя. Спит тихо-тихо, щеки красные, лоб горячий. Блин, он, наверное, от меня заразился, когда ухаживал. ...Так это был не глюк?..
Перелез через своего друга и чуть не кончил при этом. Диван хоть и двуспальный, но лежал-то я около стены. А другого спального места сейчас здесь нет. Толик, мой сосед, свою чудо-раскладушку забрал с собой в деревню. Костя сейчас такой милый, такой беззащитный. Я положил ему ладонь на лоб, он чуть пошевелился и открыл глаза.
- Я, кажется, тоже заболел, - голос у него хриплый, слабый. Бедный мой мальчик!
- Да, заболел. Горячий такой. Давай я тебе лекарство какое-нибудь дам!
- Давай. Я вчера принес много всякого, там, на кухне посмотри.
- Ладно, - я пошел на кухню, стараясь дышать не так часто. Я спокоен, я абсолютно спокоен...
Лекарства лежали прямо на столе. Я выбрал то, что, на мой взгляд, не могло повредить. Слабость накатывала волнами, но в комнате лежал Костя, и я не мог позволить себе поддаться болезни. Костя меня мыл в душе, потом долго сидел в мокрой одежде, да еще заразился от меня. Хоть он и спортсмен, но заболеть может любой. Налил в стакан воду, пошел лечить своего товарища.
- Здесь вот таблетки... Надеюсь, поможет...
- Что ты там принес? - горячая рука прикоснулась к моей холодной, забирая коробочки. - Дай запить.
Проглотив несколько разноцветных кругляшков, он обессиленно откинулся на подушку.
- Может, позвонить кому-нибудь надо?
- Не надо. Мама живет далеко, и тревожить ее не стоит. А в общаге, где я обитаю, всем на меня наплевать, - он поднял на меня взгляд. - Спасибо тебе, Миша.
- Да за что? Ты за мной ухаживал, заразился тут от меня, и мне же спасибо?
- Просто спасибо. Можно, я у тебя отлежусь?
Я сглотнул от неожиданности. Сбылась мечта идиота. Несколько дней в постели с умопомрачительным парнем... Язык сам ответил:
- Без проблем.
Надеюсь, я на него не наброшусь в порыве чувств. Блин, как жить непросто.
Ухаживать за Костей было нетрудно. Я сварил макароны, сосиски, сделал салат. Мы поели, а потом проговорили до самого вечера. Он такой интересный человек. Говорят, что спортсмены все тупые. Неправда. Костя много читает, интересуется политикой, играет в компьютерные игры, ходит в походы, даже покорял Эверест. Ему двадцать шесть лет (я думал, чуть меньше), пять из которых он верующий. Учится в институте, подрабатывает тренером в спортшколе. Старается помогать деньгами маме, потому и живет в общаге, а не снимает квартиру. Не женат, и никогда не был.
Я смотрел на светловолосого парня в моей постели и терялся в его серо-голубых глазах. Он, не замечая, что я посреди разговора периодически "зависаю", рассказывал о себе. Лихорадочно блестели глаза, щеки из красных стали пунцовыми, и я наконец-то догадался померить ему температуру. Еле отыскал градусник. У него было тридцать девять и пять. Блин!
- Костя, у тебя очень высокая температура! Я не знаю, что делать...
- Миш, это не твоя вина. На меня вообще лекарства плохо действуют. А температуру сбить можно, если обтирать тело теплой водой с уксусом. Ты можешь мне помочь?
Шок. Паника. Безумие. Дрожь в коленках.
- Конечно.
Помог раздеться Косте. Он был в моей домашней майке и каких-то шортах, которые нашел в шкафу, когда переодевался. Осторожно, как с фарфоровой куклы, стянул с его плеч мою синюю маечку с надписью "и в кого я такой красивый?", шорты, слава Богу, он снял сам. Посмотрел на него и завис. Потом очнулся, побежал на кухню искать уксус. Разбавил немного уксуса в теплой воде, взял небольшое полотенце. Костя уже лежал, укрытый одной простыней, ожидая спасителя с тазиком.
Не буду рассказывать, как я, пуская слюни, обтирал горячее расслабленное тело друга. Он в полуобморочном состоянии, я на взводе. Я не только придурок и извращенец, я, наверное, почти некрофил, если у меня встает на человека в отключке. Пришлось бежать в туалет и вспоминать правило правой руки. Я так чокнусь!
Почти час моих мучений не прошли даром. Температура спАла, и я понял, что лихорадочное состояние моего товарища перешло в нормальный сон. Фух, я молодец. Устал как собака. Выпил на кухне минералки и пошел спать.
Ночью я проснулся от того, что кто-то обнял меня за талию и уткнулся носом в шею. Темно. Горячая кожа того, другого, обжигает. Я замер. А этот "некто" вдруг начинает меня гладить руками, целовать, закидывает на меня ногу, а потом почти полностью заползает сверху. Мозги отключаются. Они у меня ночью тоже спят. Обычно. Руки сами начинают ласкать огненное тяжелое тело, ноги раздвигаются, пропуская кое-что большое поближе к тому месту, которое сжимается от желания. Губы мои целуют этого ласкового человека, тормоза слетают, и... Могу сказать одно: секс был. И еще какой! Вся попа болит. Он такой горячий (и в прямом, и в переносном смысле), такой опытный. Костя...
Утром мы просыпаемся почти одновременно. Мы голые, руки-ноги переплелись как лианы. Он обнимает меня со спины, и я понимаю, что он проснулся по тому, как изменилось его дыхание. Костя, словно нехотя, отлепляется от меня.
- Прости... Миш, прости... я не знаю, что на меня нашло... эта простуда дебильная... Миша, ну не молчи...
Я поворачиваюсь и смотрю прямо в глаза.
- За что тебя простить? За что? За то, что я и сейчас хочу тебя? За то, что схожу по тебе с ума? За то, что я такой дебил, что влюбился в парня? И готов все бросить ради него? - я уже сижу на кровати и ору на него. - ЗА ЧТО ТЕБЯ ПРОСТИТЬ?!
Он сидит на другой стороне кровати, такой же голый, как и я. Два придурка.
- Миша, а ты меня правда любишь?..
- Нет, блин, только притворяюсь!
Непонимающий взгляд.
- Люблю, люблю, разве не видно? - я глазами указываю на свой торчащий член.
- Судя по всему, и я тебя тоже... - насмешливо-растерянно бормочет Костя, берет мою руку и ложит себе на пах. Ого-го! Как он меня любит. К черту работу, к черту всех. Костя...
Пусть потом мы пожалеем, пусть потом придется каяться, молиться, плакать... Сейчас мы не в силах отказаться от этого чуда, этой радости. Неужели эти отношения могут быть греховны?..