Утром своего двухсотпятидесятилетия кентавр Шеппералк подошел к золотому ларцу, в коем была сокровищница кентавров, и взяв оттуда тот драгоценный амулет, что Джышак, его отец, в свои цветущие годы выковал из золота гор и украсил выменянными у гномов опалами, надел его на запястье и, ни говоря не слова, вышел из материнской пещеры. И еще он взял с собою тот горн кентавров, тот знаменитый серебряный рог, что воззвал сдаться семнадцать человеческих городов и двадцать лет гремел у опоясанных звездами стен при Осаде Θолденбларны, цитадели богов, когда кентавры вели баснословную войну и не были разбиты силою какого либо оружия, но неспешно отступили в облаке пыли пред последним чудом богов, которое Те извели в Их отчаянной нужде из Их самой последней оружейни. Он взял рог и вышел, и его мать лишь вздохнула и отпустила его.
Она поняла, что сегодня он не выпьет из реки, текущей вниз по террасам Варпы-Нигера, земли между горами, что сегодня он не простоит, восхищаясь закатом, и не поскачет потом обратно в пещеру спать на тростнике, собранном у рек, неведомых Человеку. Она поняла, что с ним случилось то же, что было в старину с его отцом, и с Гумом, отцом Джышака, а также давным-давно с богами. Поэтому она лишь вздохнула и отпустила его.
Но он, выйдя из пещеры, что была его домом, впервые пересек маленькую речку и за углом утесов увидел под собою сияние мiрской юдоли. И ветер золотившей мiр осени, взлетев по склону, обжег холодом его нагие бока. Он поднял голову и фыркнул.
"Теперь я - человекоконь" , громко воскликнул он, и, прыгая с утеса на утес, он промчался галопом долиной и бездной, ложем потока и шрамом лавины, пока не достиг лиг, блуждающих в юдоли, навсегда покинув Аθраминаурийския горы.
Его целью была Зретазула, город Сомбелен. Какая из легенд о нечеловеческой красоте Сомбелен или о чуде ея тайны вечно воспаряла от мiрской юдоли к баснословным яслям расы кентавров, Аθраминаурийским горам, мне неведомо. Но есть в крови человека прилив, древнее морское течение, или, скорее, нечто сродни сумеркам, что приносит ему смутныя вести о красоте из отдаленнейшей дали, как в море находят сплавной лес с неоткрытых островов: и этот весеннее приливное течение, что вливается в кровь человека, приходит от баснословной доли его родословия, от легенд, от древности; оно увлекает его в леса, на холмы; он слушает старинныя песням. И оттого может быть, что баснословная кровь Шеппералка возбудилась в тех одиноких горах на краю мiра от слухов, известных лишь воздушным сумеркам и по секрету доверивших их лишь летучей мыши, ибо Шеппералк был даже еще легендарнее человека. Нет сомнений в том, что он изначально устремился в город Зретазула, где обитала в своем храме Сомбелен; хотя вся мiрская юдоль, ея реки и горы, лежали между домом Шеппералка и городом, который он искал.
Когда ноги кентавра впервые коснулись травы на этой мягкой наносной земле, он от радости вострубил в свой серебряный рог, он гарцевал, пускаясь то скачками, то в галоп целыми лигами; ритм шагов пришел к нему словно дева со светильней, новое и прекрасное чудо; ветер смеялся, пролетая мимо него. Он низко наклонял голову к аромату цветка, он вздымал ее, чтобы быть ближе к невиданным звездам, он упивался целыми царствами, он перескакивал на ходу через реки; как мне сказать вам, живущим в городах, как мне сказать вам, что он чувствовал, мчась галопом? Он чувствовал силу, словно башни Бел-Нараны; легкость - подобно тем дворцам из паутины, которые фея-паучиха возводит между небом и морем на побережье Зиθа; быстроту - подобно некоей птице, что устремляется с началом утра петь на шпилях некоего города прежде разсвета. Он поклялся ветру в дружбе. В радости он был словно песня; молнии его легендарных предков, богов ранних времен, начли мешаться с его кровью; его копыта гремели как гром. Он пришел к людским городам, и все люди вострепетали, ибо вспомнили древния миθическия войны и теперь испугались новых битв, трепеща за род человеческий. Клио не помнит тех войн; история не знает о ни, но что в том? Не все из нас сиживали у ног историка, но все учили басни и миθы у материнских коленей. И не было там никого, кто бы ни убоялся странных войн, видя, как Шеппералк выделывает прыжки и петли на общественных дорогах. Так он проходил от городу к городу.
Ночью он ложился, дыша как обычно, в тростниках где нибудь на болоте или в лесу; перед разсветом он поднимался, торжествуя, и ужасно много пил из какой нибудь реки во тьме, и, поднимая брызги, скакал к какой либо возвышенности, чтобы встретить восход и послать откликающемуся эхом востоку торжествующее приветствие своего ликующего рога. И се! Восход, поднимающийся из звуков эха, и равнины, наново озаренныя светом, и и лиги, протекающия как вода, разлитая с вершины, и этот радостный спутник, громко смеющийся ветер, и люди и людские страх и их городишки; и, потом, большия реки, и обширныя пространства, и огромные новые холмы, а за ними - новыя земли, и еще города людей, и вечный старый спутник, славный ветер. Царства за царствами оставались позади, но его дыхание все так же оставалось ровным. "Просто золото - галоп по доброму дерну, когда вы молоды", сказал человекоконь, кентавр. "Ха, ха", молвил ветер с холмов, и ветра равнин отвечали ему.
Набат гремел на неистовых башнях, мудрецы смотрели в пергаментах, а астрологи искали знамения в звездах; старцы тонко пророчествовали, "Неужели он не стремителен?", говорила молодежь, "Как он рад" говорили дети.
Ночь за ночью приносила ему сон, и день за днем озарял его галоп, пока он не достиг страны аθалонцев, людей, живших на краю мiрской юдоли, и от них он пришел вновь в земли легенд, подобныя тем, в которых он был вскормлен на другой стороне мiра, что окаймляют край мiра и смешиваются с сумерками. И там могучий помысл вошел в его неутомленное сердце, ибо он понял, что теперь он приближается к Зретазуле, городу Сомбелен.
День уже клонился к концу, когда он приблизился к городу, и облака, окрашенныя вечером, катились низко над равниной пред ним; галопом он влетел в их золотистый туман, и когда тот застил в его глазах все вокруг, в его сердце пробудились мечты, и в романтическом настроении он раздумался о всех тех слухах, что доходили к нему обычно от Сомбелен, из за приятельства с баснословными вещами. Она жила (говорил по секрету вечер летучей мыши) в небольшом храме на пустынном берегу озера. Кипарисовая роща заслоняла ее от города, от Зретазулы с дорогами, поднимающимися ввысь. А насупротив ея храма стояла ея могила, ея печальная приозерная гробница с дверью, распахнутою, дабы ея изумительная красота и столетия ея юности не дали когда либо повода возникнуть среди людей ереси о том, что прелестная Сомбелен безсмертна: лишь ея красота и ея родословие были божественны.
Ея отец был полукентавром и полубогом; ея мать родилась от льва пустыни и сфинкса, что наблюдает за пирамидами; она была таинственней, чем Женщина.
Ея красота была подобна сну, подобна песне; единственному в жизни сну на зачарованной росе, единственной песне, пропетой некоему городу безсмертною птицей, занесенною далеко от родных берегов бурею в Раю. Разсвет за разсветом на романических горах, сумерки за сумерками во веки не смогли бы сравняться с ея красотою; никакие светляки не владеют ея тайною, равно и все ночныя звезды; поэты никогда не воспевали ее, и вечер не угадал ея значения; утро завидовало ей, сокрытой от возлюбивших.
Не было у нее ни жениха, ни поклонников.
Львы не приходили добиваться ее, потому что они боялись ея силы, и боги не осмеливались любить ее, ибо знали, что ей надлежит умереть.
Вот, что вечер шепнул летучей мыши, вот какое видение было в сердце Шеппералка, когда он вслепую шел легким галопом в тумане. И внезапно у его копыт во мраке равнины явилась разселина в легендарныя земли, и Зретазулу, укрывшуюся в этой разселине и греющуюся в лучах вечернего солнца.
Стремительно и искусно он спрыгнул с верхнего края разселины и, вступив в Зретазулу через внешние врата, обращенные отвесно к звездам, он проскакал галопом по узким улицам. О многих из тех, кто устремился на балконы, когда он проходил, стуча копытами, о многих, чьи головы высунулись из блестящих окон, говорится в старинных песнях. Шеппералк не замедлил хода, раздавая приветствия или отвечая на вызовы с воинственных башен, он спустился сквозь врата, обращенные к земле, подобно удару молнии своих предков, и, словно Левиаθан, прыгнувший на орла, погрузился в воду между храмом и гробницей.
Полузакрыв глаза, он поднялся галопом по ступеням храма и, лишь смутно видя сквозь ресницы, схватил Сомбелен за волосы, не убоявшись ея красоты, и так утащил ее; и, перескочив с нею через бездонную пропасть, в которую воды озера низвергаются незапамятно куда сквозь дыру во вселенной, унес ею нам неведомо куда, дабы быть ея рабом на все века, что отпущены его расе.
Убегая, он трижды протрубил в сей серебряный рог, древнее как мiр, сокровище кентавров. То был звон его свадебных колоколов.