(в соавторстве)

Ну что, милая, за сказкой пришла? А, ну садись, садись... вот, тут у самовара. Чайку тебе налью. Травяного, сам собирал. А сказка?.. будет и сказка, слушай.

Не помню уж - давно ли, нет ли, а жил на свете человек с крыльями. Вот так вот прямо и был, крылатый, что твой гусь: как мимо вашего двора ни пройду, всё шипит на меня, паршивец!.. Так вот... был, значит, на свете человек крылатый. Прочие-то, люди как люди - их забота землю пахать, да детей растить, а Крылатому что до них? Он в небо взлетит и забот не знает. Ни зима ему не страшна, ни голод - знай, по свету летает, забавляется. Коли есть захочет, так пройдёт по деревне гоголем, люди-то такого чуда не видывали - поохают, подивятся, да и накормят-напоят. А он знай только сказки сказывает - мол родился он от света солнца, да порывов ветра. Сказка-то красивая, да только вранье все - родителей своих летун наш не помнил, откуда на свет появился - ведать не ведал. Мальчонкой много горя притерпелся и от людей злых да завистливых, и от судьбы неласковой - то правда. Оттого и вспоминать не любил...

Вот так и жил - сказкой складной да подаянием людским. А порою и воровством не брезговал - крылатый, не крылатый, а серебро с медью у него водились. Кто ж за ним уследит? А уследят, так ведь и не изловят! Потешаться над своими преследователями любил - накинет поверх крылий плат, сам согнётся - горбун горбуном. Никто и не признает в нём давешнего красавца. Вот и жил этот летун, горя не зная, покуда беда с ним не приключилась.

Так было. Взлетел он как-то к небу, и едва взлетел, как увидел: на западе гроза собирается. Тут разом ветер сильный подул - несутся тучи прямо на него. А назад лететь ему, значит, несподручно - стянул он у ростовщика пару десятков медяков. Да и серебряной монеткой разжился. А когда дочка старосты наберётся духу сказать батюшке... Нет, лучше уж ему прямо в грозовые тучи лететь. И полетел. Да только страсть как тяжело это - лететь, когда одежда и мягкие перья от дождя намокли, когда ветер и вода хлещут в лицо, а крылья готовы вывернуться и с мясом вырваться из тела... Потому недолго он летел - заприметил внизу двор постоялый, и опустился на землю.

Думал, было, прикинуться горбуном, чтобы не показывать крылий, да только плат его ветром унесло. Потому и пришлось как есть идти - не под дождём же оставаться.

Входит он на постоялый двор, а там отродясь-то крылатых не видели. Подивились на чудо, да он-то и привык давно. А пуще всех на него глазела девушка, что с лютней сидела да песни пела - гостей веселила.

Допоздна просидели гости - крылатому меду подливали, сказки его складные слушали, перья нежные трогали, а сами всё никак поверить не могли, что люди такие бывают. Но когда уж и вовсе стемнело, отвёл хозяин дивному гостю спаленку.

И задремал уж было летун наш, да вдруг слышит - стучится кто-то в дверь. Тихонько так, неслышно. Отворяет - там девица та, что на лютне играла. Оно ж и понятно, зачем пришла - когда ещё такого удальца встретит, с крылами-то!.. Спела она ему песню ладную да протяжную, а потом миловаться они стали.

А там спросила его - никак улетишь завтра, как гроза минет? А ему разум мед хмельной затуманил: улечу - отвечает ей. А больше и не свидимся. Сказал - и сном забылся богатырским.

Вдруг как ударила в тело боль лютая! Проснулся крылатый - ничего уразуметь не может: кровь везде, перышки мелкие, а у стены его зазнобушка-певунья стоит, топор в руках сжимает. Кинулся он в двери, да во двор, да взлететь хотел... а крылом-то и взмахнуть не может. Подрублено крыло - не подняться ему больше в небо синее, не спорить с ветра. Да кто ж он теперь? Калека как есть...

Упал наш летун где стоял, разрыдался... а разве слезами горюшку-то поможешь?

Ушел крылатый в лес дремучий, людьми нехоженый. Долго там бродил злой да угрюмый, все думал: заживут его крылья, снова над землей подымут. А только год прошел и другой минул, а раны-то, хоть и затянулись, да косточки не срослись. Покалечено крыло... Скучно стало летуну в одиночестве - хоть и диво с крыльями, а душа-то человечья к людям тянется. Вышел он из лесу и направился в деревню. При дороге сел, сгорбился, пригорюнился: как к людям идти - не знает. Раньше-то он сказки сказывал, да красой своей чудесной хвастался. А сейчас что? Только убожество показывать да на жалость уповать?

А тут как раз кузнецова баба мимо шла. Видит: сидит у дороги горбун, грязный да голодный, сжалилась над убогим и домой позвала. Напоили-накормили гостя, баню ему истопили, а потом глядит кузнец: парень, хоть телом и горбат, а молод, силу в руках имеет немалую. Позвал в подмастерья. Так и остался летун-калека у кузнеца жить, в кузне помогать. Живет, а о крыльях своих ничего не сказывает - больно ему и стыдно было правду-то поведать.

А у кузнеца того дочка была, красивая да веселая. И уж так она крылатому калеке в сердце запала, что только о ней он и думал. А девица хоть взгляды жаркие и бросала, да посмеивалась. Зачем, мол, мне, такой завидной невесте с горбуном миловаться? Вон сколько ладных парней за околицу поиграть зовут. И ноет сердце у него, и болит...

Думал-думал крылатый наш, как этому горю помочь... а как тут поможешь? И решился он на неслыханное - снова в лес ушел, от людей подальше, а там с воем и плачем, сам же себе из спины крылья-то и вырвал. И то, что покалечено было, и здоровое - не пожалел. Думал было, что так и помрёт, значит, а только раны на спине поджили, и вернулся он в деревню - и сразу к кузнецовой дочке - свататься. А невеста как увидела парня складного да ладного, с прямой спиной - сразу сказала, что и сама давно не прочь стать его женой.

Так они и зажили вместе. Долго жили, счастливо, много детей нажили. Как кузнец состарился - крылатый в кузне заправлять стал... только какой он теперь был крылатый? Обычный деревенский мужик стал.