В тот день с нами связывается Бункер. Диалог идет по шифровке, что не удивляет - уже все поняли, что бабаи умеют нас подслушивать. Может и не бабаи, но умеют. Может, и не умеют, но подслушивают.
Подполковник Корень передает приказ от Бригады: Второй отряд получает армейскую форменную одежду. Ага, вот так! И что будет со всеми нашими любовно подобранными прикидами? Мы должны снять. Чапаны, пакольки, стеганные штаны, джурабы, горные ботинки, австрийские и немецкие парки, меховые шапки, свитера, овчинные и ватные бушлаты - все! Взамен натягиваем обычное армейское хэбэ: штаны, куртки, панамы, сапоги. И становимся другими, чужими.
Я чуть не поперхнулся: сапоги-и-и?
Петр Андреевич через пару минут подтверждает: сапоги. Все будет нам доставлено "воздухом".
К вечеру в самом деле застрекотали "головастики". Две "восьмерки" запрыгнули к нам на базлаг, присели. Из них выскочили салапеды с лицами героев Бреста, Одессы и Севастополя. Они стали тут же выбрасывать тюки. Командовал ими капитан лет сорока. Усы - как у Тараса Бульбы. Кендюх - как у Тараса Бульбы. Отъелся, в натуре, пузырь надутый. Щеки с червячками кровеносных сосудов - под фуражку не помещаются. Задний будуар - потребовалось особого покроя галифе.
Махонин сразу прокинул мне:
-А галифе у маршала - индивидуальный заказ, бляха-муха!
Мне-то что? Я приказ получил и начал выполнять. Наверное, так же, как и он. Сказали ему прибыть на Вахан, он лапкой под козырек.
У него под началом два прапора. Все трое представились мне, но почему-то их имена слились в какое-то одно, хриплое, не проссать какое труднопереводимое: капитанполушкопрапорщикстерлитамаковпрапорщикмирлябаби-сюрлябабоев...
Правда, дело свое они знали. Еще вертушки не улетели, а они с солдатиками уже разбили обширный шатер. Перетащили в него все свои тюки. Туда же вызвали моих командоров: Чумакова, Павлова, Дмитрука, моего главного по хозчасти, старшего прапора Махонина, он же Петрович, моего старшего по всем остальным делам Хоттабыча и завскладами Михаила Фриева.
Все делалось как бы помимо меня. Меня это даже задело. Хотя, конечно, это я указал Брюхатому-Усатому, с кем ему нужно общаться. Но почему-то хотелось бы увидеть и себя где-то хотя бы во вторых ролях, а не за сценой, печально глотающим валокордин.
Я занырнул в шатер. Выдача комплектов уже началась. Шла Первая команда, бывшая моя. Чумаков придирчиво следил, чтоб каждому егерю досталось все по размеру. Полный бардак, когда мотня штанов висит ниже колена, а сапоги как у Чарли Чаплина. Армейские шмутки, если не уследить, именно такие. Поэтому прямо при раздаче нужен глаз да глаз. В этом я полагался на "бывалых". А для чего еще они нужны? Они подсказывали молодым. Сами замеряли сантиметрами от шва до шва по плечам, от подмышек до пояса, от ступней до причинного шва - и если что не так, тут же вставляли пистон прапорам и солдатикам. Те сначала огрызались, потом притихли. Только был слышен скрип их зубов.
Хоттабыч подошел ко мне:
-Динар, нас что в пешеходы переводят?
-Пока об этом ничего не слышал, - сказал я. - На данный момент только хэбэ сказали надеть.
-Но это что-то значит?
-Пока не уточнили, что это значит.
Он покачал головой, полез за пачкой сигарет. Тут же по привычке сказал:
-Пора бросать курить. Пора бросать!
Дошли до головных уборов. Вдруг ко мне возбужденный Петрович:
-Максимыч, мне рапорт сразу подавать или как?
-В чем дело?
Он, в армейских штанах, в майке-алкоголичке, протягивает мне панаму. Красной звездочкой вперед.
-Что? Опять? Ты знаешь, что я это не надену. Пусть нахуй меня назад в дисбат отсылают...
Я оглядываюсь на других. В панамах с красными звездочками у егерей какой-то шкодный вид. Как у курсантов-первогодков. Как у октябрят в начальных классах. Со "школы" под Ошом такого не видел. Молодые еще особенно не врубились. А "бывалые" смущены, это я вижу.
Беру инициативу на себя. Обращаюсь к залетному фарцовщику:
-Капитан, вам сказали, кто мы такие и что мы здесь делаем?
Пузырь шевелит усами и поводит осовелыми, уставшими глазами. Или он бухнул до того как? Или горняшка его сходу зачморила? Он не сразу врубается в суть вопроса.
-Нам уставно, - слышите: уставно! - запрещено все контрастное и яркое: красные звездочки, награды, галуны, эполеты и аксельбанты. Только зеленое, только защитного цвета. Или полный камуфляж.
Наверное, все-таки горняшка. Потому что Пузырь вдруг взрывается. Он трясет набрякшими брылями и вопит, как продавщица газ-воды у кинотеатра "Ватан", у которой только что увели дневную выручку:
-Я что тебе, рожу? Мне что дали, то и раздаю! Я рожать не умею, понятно, старлей? Вы и так мне все мозги заморочили: не тот размер, не тот фасон, не тот цвет, не тот год выпуска...
Петрович выдвигается вперед. Он прижимает палец к губам:
-Ты чо орешь, офицер? Тихо, тихо... Сейчас лавина сойдет с Горушки - смоет и тебя, и твое барахло нахуй!
-А ты кто такой, что ты мне будешь...
-Еще раз, кабан. Ты чо полез на лысого? С тобой по делу говорят... Ты здесь не в своей каптерке. На тормоз жми, понял?
Умеет Петрович и создать ситуацию, и придавить на массу, и разрулить базар. Тем более его наколки: череп на плече и восход солнца на другом, со словом ТАШАУЗ, - подтверждают его серьезность и готовность. Другие сержанты неспеша и как бы невзначай замыкают круг.
-Я...я... я буду докладывать...
-Ты сначала отсюда выберись, - говорит Толя Герлинг. - Забраться нетрудно, а вот назад - это еще будем посмотреть!
Прапора-помощники осунулись. Они не ожидали такого. Салапеды-герои и вовсе притухли. Одно дело мокрота из СА, другое дело - какие-то бородатые, мохнатые, на непонятном языке говорящие дядьки. "Будем посмотреть!" - этим все сказано.
Мы, конечно, слышали, как тыловики борзеют. Об этом нам говорили и погранцы, и "пешеходы" с Файзабада. Бывает, третьего срока хламье выбрасывают за первый сорт. Бывает, ведут торговлю: хочешь приодеться - ищи пакетик с дурью. Наркота ценилась всегда и везде. Брикет соломки - новые сапоги. Пакет с грязным чарсом - бушлат или полный комплект "афганки". Еще и поэтому "полосатые" и "пешеходы" так забойно трясли кишлаки и караваны. А не нашел валюты, ходи в рванье. И как правило, это им, барахольщикам, сходит. Отсюда и геройское выражение на мордах лиц.
Но мы всем стараемся объяснить мирно и вдумчиво: горные егеря не СА, не ВДВ, не артиллерия-кавалерия-подводный флот. Если горный егерь говорит: никакой красной звездочки на моей панаме, то значит, его панама будет без звездочки. Это даже герою Маркельчику, незадолго до его гибели, затерли в мозг.
-И я не понял, генерал, почему на мотне протертость, - разворачивает штаны Сергей Авдеев. - Это ты что, с пидоров снял и нам привез?
Он напоказ выставляет дыры в промежности, пальцы наружу.
-Или это ты как бы намекаешь? - продолжает Авдеев. - Так здесь тебе не тут. У нас пидоры часто падают с самой высокой Горушки в самую глубокую пропасть. Как та самая путичка! Ферштеен?
Егеря хохочут. Но смех недобрый, с вызовом. И когда один из прапоров пытается выдернуть рваные штаны у Авдеева ("ну-ка, дай сюда!"), тот быстро убирает их за спину:
-Хальт, бля! Стоять!.. Братан, ты такой шустрый... как понос. Что-то не понял? Повторяю: здесь тебе не тут!
Назревал реальный конфликт.
-Ахтунг, господа ташкентцы, - перебиваю я благородный порыв своих. - Мы здесь вообще-то на понт не ломим. Мы делаем закономерные и справедливые замечания, просим наших гостей устранить недостатки. Они, как люди честные и порядочные, соглашаются с нами. Они связываются с начальством, через час, максимум два, им, то есть нам, подбрасывают новые комплекты. Товарищ капитан, это учтено?
Пузырь дергает усами и затравлено озирается.
Кажется, он что-то начал понимать. Да, это Вахан. А ты что думал? Одиночество, праздник мой. Белоснежные хребты врезаются в серое блеклое небо. В воздухе порхают снежинки. Тянет морозной свежестью. Внизу шумит горная река. Вертушки улетели. До родного склада - восемьдесят тысяч лье под водой. Общение с землей обетованной - только через отрядный узел связи. Откуда-куда, что да как - ему пока непонятно. Только подходят новые и новые бородатые бойцы. С виду - звери зверями. Жилистые, рослые, двигаются необычно, будто подтанцовывают или перекатываются. Одетые кто во что. По виду, басмачи басмачами. Вооруженные до зубов, одни только топорики и ножи что стоят! Это горные егеря. Ему, наверное, просто обронили это слово, но не объяснили сути.
А суть - это там, где не ссуть, как говорит Петрович.
Именно до этого капитан и доезжает, наконец.
-Учтено, учтено.
Я провожаю его в палатку, где на рации сидит Утлов.
-Сережа, свяжи товарища капитана с Бригадой. Текст я тебе сейчас накалякаю...
Утлов скоренько шифрует наши замечания и пожелания. Пузырь добавляет свой ключик - что все верно. Через четверть часа на прямой связи Батя.
-Как всегда, сволота, канальи! - его хрипловатый голос. - Все правильно Тридцать-Второй. Я сейчас со своей стороны подбавлю. Теперь прими гастроль.
"Гастроль" значит, что он переходит на шифровку.
По его требованию завтра, в 9 утра мы должны в количестве сорока егерей грузиться на "вертушки". Командует - отрядный. То есть я лично. Пункт прибытия и десантирования знают летуны. Они мне вручат пакет только на борту. В пакете приказ и карты. Вооружение - обычное, дополнительные цинки с патронами и гранатами. Также с собой сухпай на три дня и питьевой воды - не меньше чем по пять литров на нос. Ничего из горного снаряжения не брать. Также не нужны ни палатки, ни запасы горючего. Работа будет внизу. Нас выбросят куда-то, а спустя два дня заберут назад.
Ага, так уже бывало.
Человек отличается от морской свинки тем, что он помнит.
***
К вечеру ближе подпрыгнула еще одна Ми-Восьмерка. Опять солдатики повытаскивали тюки, тут же перетаскали все в свой шатер. Геройство с них окончательно сползло, как десятилетняя побелка со стен кибиток. Еще Владимир Ильич Талесник говорил: главное - навязать ему свою волю, и он - твой. Он имел в виду потенциального противника. Оппонента на ринге. Того, у которого я должен был выиграть.
Распределение и выдача обмундирования продолжается уже до глубокой ночи.
Как я записываю в своем бортовом журнале: без инцидентов.
"Бывалые" посмеиваются, накручивая портянки. Чего не ожидали, так это что после горных ботинок, после джурабов с таинственными и вражескими свастиками они снова напялят кирзу. Для новеньких это непонятно. Они еще не доехали, что статус требует маркировки, как тонус - маскировки.
Я провожу совещание с офицерами и "бывалыми". Вода. Сорок человек по пять литров - это десять двадцатилитровых канистр. Берем двадцать канистр. Сказано, что не меньше пяти литров. Но не сказано, что не больше пяти литров. Значит, по десять литров! Идем дальше. Боезапас. На каждого егеря по четыре рожка в лифчике. Берем запасных четыре и отдельно по четыре на нос - в цинках. Снайпера - все свое отдельно.
Теперь сухпай. Фриев сообщает, что есть на неделю. Я распоряжаюсь: забираем все. Также берем пять палаток. Без спиртовых горелок егеря вообще никуда не летят и не едут. Без чифира мы никто. Кто не чифирит, тот не ест. А кто не ест, тот и не пьет.
Нас немного нервирует неожиданность и неизвестность. Почему пакет с приказом только на борту? Почему не прислать его с бортом, который довез барахлишко? Почему нас переодевают в хэбэшки? Почему сапоги? Жуку и жабе понятно - чтоб не отличались. Но кто принял такое решение и почему эта гениальная идея влезла в его череп?
Одно по-детски порадовало: кокарды, звездочки теперь защитного цвета. Такого же - брезентовые ремни и пряжки. Вот как-то повелось среди егерей: не носим красного. Впрочем, не носим и золотого. Даже женатики снимают кольца. Чтоб ничего не блестело. Я свое кольцо вообще оставил дома. Так и не привык к нему. Привычка лишает свободы.
Вертушка улетела, забрав Пузыря с усами, его двух прапоров и солдатиков. Расстались вроде бы вполне дружески. Кто старое помянет, тому глаз вон!
Уже поздно ночью ко мне в палатку влезает Петрович.
-Костя, мы тут с ребятами пошуршали по ситуевине. Они в Бригаде сами точно не знают, но вроде бы нас отправляют на какой-то карантин. То есть не для нас карантин, а это мы должны будем забить систему ниппель: всех впускать - никого не выпускать. Или наоборот, хэ его зэ!
-А куда, не чирикнули?
-Куда-то в район Кунара или Лагмана. Парчушное название - Лагман, да?
-Это к югу. И внизу. Там, наверное, не так холодно. Поэтому выдали хэбье...
-Если это Лагман, то лагмана нажремся, - продолжает Петрович. - А если Кунар, то кокнара накунаримся!
Лагман в той, мирной жизни - это лапша с мясом и бульоном. В чайхоне на Зеленом базаре большая тарелка стоила 40 копеек. А в голубой чайхоне наискосок старого "Детского Мира" - всего 35 копеек. Там же еще стояла бочка с пивом. Летали мухи, вяли крупные розы на кустах. Из здания филфака выплывали хорошенькие "филологиньки". А из здания - слегка наискосок и напротив - будущие экономисты и бухгалтера. Я тогда не пил ни пива, ни тем более чего покрепче. Потому что занимался боксом. Но тарелку лагмана - с удовольствием. Правда, от него почему-то пучило. И следующие два часа ничем заниматься не хотелось.
В той жизни, - как это странно! - многим из нас ничем не хотелось заниматься. Мне прежде всего. Дни шли за днями. Солнце вставало на востоке, звезды зажигались ночью. Их было очень много. А потом новое утро. И снова солнце вставало на востоке.
***
Вот оно и наступило. Только серое и без солнца. С Горушки тянет, как всегда. В хэбэшках нам зябко. После утренней разминки, к тому же. Поэтому "бывалые" - такое прозвище за ними закрепилось, - советуют новичкам набросить бушлаты. Не хватало еще простыть и закашлять!
-А что? - спрашивает один.
-А то, боец! Когда кашляешь, прицел сбивается... Ферштеен?
Завтракаем плотненько. Миска горячей пшенной каши с маслом. По два вареных яйца на едока. Хлеба - сколько войдет. Тоже с маслом и с повидлом. Сам Фриев любит калорийную пищу. Иначе, как он утверждает, "бицепс не растет"! Еще кружка кофе или какао, кому что больше по настроению. А теперь железяки на пузяки - ать-два-три!
Вертушки не появились в 9:00. Они не появились в 10:00. Я дал свисток на Бункер. Ответ был: ждите.
Хорошо, ждем! Курящие засмолили сигаретки. Кто не выспался, тот завалился прямо на подготовленные тюки и ящики, надвинул панаму на глаза - и под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди... Под ветерочек с Горушки - в полный расслабон.
"Бывалые" контролируют состояние. Расслабиться и вздремнуть - не значит, что можно все бросить и отвалить на рыбалку. Вот в картишки скинуться - время терпит. Анекдоты потравить можно. Проверить амуницию, перебрать личные вещи, написать письмо далекой подруге: все, уходим на войну, если я не вернусь, то выходи замуж за Пашку, он нормальный парень! А еще "бывалые" загружают новеньких непринужденной тренировкой. Приносят несколько веревок - теперь будем вязать узлы. На время. На сообразительность. На качество и количество. На первое-второе-третье места на пьедестале.
В 10:50 зажурчали стрекозки. Сразу три "восьмерки". Старшие сержанты и офицеры мгновенно: "Подъем, бойцы!" Все оживились, зашевелились. Веревочные узлы покидали, карты попрятали в боковые карманы.
Вертолеты присели на отведенные им площадки.
Мы были готовы к погрузке.
Но из крайнего выпрыгнули два офицера. Это был сам Батя и с ним замполит Жук. Сразу - ко мне. На плечах Жука вместо четырех маленьких звездочек - одна большая.
-Здравия желаю, товарищ подполковник. Личный состав Второго отряда...
-Здравствуй, Константин Максимович. Я вас всех сверху уже разглядел, - остановил меня Петр Андреевич.
-Поздравляю, товарищ майор, - показал я Жуку глазами на его погон.
Жук сначала вроде как опешил. Потом покраснел, заулыбался и протянул мне широкую и твердую ладонь.
-Спасибо, старший лейтенант.
И пока я ее жал, вдруг сходу:
-Ну, что опять у вас тут?
И он начал осматриваться вокруг, по Базлагу. Кашеварки еще пыхтели. Не зная, чем все закончится, я приказал им держать пищу горячей. По крайней мере, чай всегда должен быть.
-Все идет по плану, - слегка покривил я душой.
Конечно, я догадался. Пузырь-капитан не спустил на тормозах, настучал, как пачкун позорный.
-Ну да, конечно. И в плане было поднять бучу из-за красных звездочек? - резковато сказал наш Батя. - Так что из политотдела сопли-вопли во все стороны: в Третьем батальоне антисоветчина, егеря отказываются выполнять приказы!
Я оглядываюсь на своих ребят. Это их-то называют антисоветчиками? Это они отказываются? Вообще-то нам насрать, советчики мы или анти-советчики. Да хоть рейнджеры с Килиманджаро! Что полный пиндеж, это будто мы отказываемся. Никогда и ни от чего! Парни выстроились, перед каждым - его рюкзак, оружие за спиной, на ремнях, в подсумках и в "лифчиках" - все, что нужно для жизни, отдельно - горой тюки с палатками, котлами, термосами. Двадцать канистр воды - вода прямо из ледяного ручья. Она здесь, на Горушке, чистая, вкусная.
Они не слышат, о чем сыр-бор. Старшие офицеры умеют вставлять пистон так, что подчиненные даже не догадываются. Это называется профессионализм.
-Петр Андреевич, это неправда, - так же негромко, но уверенно говорю я. - Мы выполняем все приказы вышестоящего начальства. Точно и своевременно. В том числе и приказ о полном камуфляже боевого обмундирования егерей. При выходе на боевые задания знаки отличия не надеваются, знаки различия, как-то: звездочки на погонах, кокарды головных уборов, любые другие металлические предметы должны быть защитного цвета...
-Высший балл за теорию, - не без сарказма перебивает меня Батя. - А что на практике?
-На практике, товарищ подполковник, службы, которые должны обеспечить нас вещевым довольствием, предоставить нам форму, в которой мы сможем выполнять любое задание...
-С больной головы - на здоровую? Умеешь, уже видел!
-Но это так, товарищ подполковник. Старший прапорщик Махонин первый указал, что нам привезли второго или даже третьего срока рванье. Там дыры были между штанинами, сапоги - каблуки отваливались. А нам работать!
-Что, прямо-таки отваливались? - говорит майор Жук.
-Именно, товарищ майор. Нашему старшему сержанту Авдееву были выданы форменные брюки, возможно, четвертого срока. С этого все и началось.
Жук обернулся к шеренге егерей:
-Старший сержант Авдеев!
-Я!
-Подойдите.
-Есть!
На мое великое счастье Сергей не только не вернул штаны фарцоману-капитану, но и не выбросил их на тряпки, допустим на протирку техники или оружия. Он подтвердил то, что я докладывал командирам. Потом быстро сбегал в свою палатку и принес... те самые штаны.
-Сберег как вещдок? - усмехнулся майор Жук, разорачивая и удостоверяясь.
Дыры в промежности были похабные.
-Если по правде, товарищ майор, то не как вещдок, а подстелил себе под спальник. Чтобы помягче было!
-Любишь спать на мягком? - спросил Жук.
-А кто не любит? Три часа сна на мягком - это как шесть часов на досках или как девять - на камнях.
Жук покачал головой. Он уже привык, что егеря - не туповатые солдатики после средней школы или ПТУ. Что за словом в карман не лезут. Что имеют жизненный опыт. А опыт, братцы, это опыт. Это то, что отличает нас от морских свинок.
-Хорошо, старший сержант. Встаньте в строй! - сказал Корень и повернувшись к майору Жуку, - Теперь все ясно? Какая же они там сволота, канальи! Я им мозги прочищу...
Впрочем, чистить мозги интендантской службе он прямо сейчас не мог. Три вертушки стояли "под парами". Мы и так потеряли уйму времени.
-Командуй, Максимыч! Как я тебе сказал, пакет получишь у командира на борту "028". В общих чертах, я знаю, куда и зачем. Будет мирная, но грязная работа. Сделайте ее, как следует.