Аннотация: Государства развалились, их место заняли самостоятельные города, управляемые собственниками земли. Эта история о жизни в одном из городов на Востоке Европы в переломный период.
1
Поезд метро тронулся. Шум в кабине нарастал, но разговор сидевших неподалеку школьников лет девяти-десяти Артем слышал отчетливо.
- Сам ты глупый, - сказал один из них. - Люди живут, чтобы платить проценты по кредитам.
- Неправда, - возражал второй. - Цель бытия каждый определяет самостоятельно, следуя доктрине свободы, установившейся в результате жестокой и бескомпромиссной борьбы между хорошими и плохими.
- Правда-правда. По вечерам мои мама с папой только об этих процентах и говорят, как их платить, откуда брать деньги, куда их вложить. Проценты сами по себе стали онтологической основой существующего общественно-политического строя.
- Хочешь сказать, если бы Фалес, Анаксимен и Анаксимандр творили бы сегодня, то говорили бы они не о воде, огне и эфире, а...
- Именно, - мальчик поднял руку, выставил указательный палец, придавая себе важный вид. - Все есть проценты по кредиту.
- Интересная мысль, - промямлил второй себе под нос. - Но ведь проценты нематериальны, они меняют базис и надстройку местами, противоречат духу диалектического материализма. Или ты, вслед за профессором Пустобреховым, намекаешь на то, что в современном мире все перевернулось с ног на голову и материя, бывшая некогда основанием, превратилась в вершину, а идея о процентах по кредиту сделалась онтологической основой бытия? Но как это могло произойти?
- А очень просто. Вот смотри, - малыш завертел головой, схватился за поручень. - Вот он поручень, я его мыслю, следовательно, он существует, так?
Второй призадумался и не торопился отвечать.
- Это не такой простой вопрос, по сути, мы касаемся векового спора и все ближе подходим к солипсической парадигме.
- Пока не будем заходить в дебри метафизического дискурса.
- Тогда да, - кивнул мальчик, - ты прав. Мыслишь поручень, и он существует.
- Причем то, что называю поручнем я, не обязательно соответствует тому, что поручнем называешь ты. Мы можем подразумевать разные его свойства, не в состоянии понять вещь в себе как таковую.
- Диалектика стакана, не будем на этом останавливаться.
- А теперь представь, что я мыслю нечто отвлеченное, что-то такое, чему нет соответствия в реальном мире.
- Например, проценты по кредиту?
- Именно, - мальчишка снова многозначительно поднял палец. - Причем каждый мыслит какой-то свой процент по кредиту, отличный от процента по кредиту другого. А теперь представь, что кроме процентов по кредиту я ни о чем не думаю.
Глаза слушавшего мальчика широко раскрылись, будто истина, наконец, открылась ему.
- Я мыслю процент по кредиту - следовательно, он существует. А раз я не мыслю ничего кроме, то существует только процент по кредиту.
- Понял?! - оживленно воскликнул второй, энергично размахивая пальцем в воздухе. - Вот поэтому мудрецы древности и говорили, что всё есть процент по кредиту. Даже поручень, и тот процент по кредиту.
- И я, и ты? Мы с тобой тоже проценты по кредиту?
- По сути да, но не совсем. Мы капиталовложение, которое должно продолжить выплачивать проценты по кредиту за взрослых. Поэтому и говорят, дети - смысл жизни, подразумевая, разумеется, кредит.
- Но у родителей же нет никаких гарантий, никаких расписок. Что, если мы не станем выплачивать проценты за них?
- Это возможно только на бездуховном западе, поэтому там больше одного ребенка в семье не бывает. Но здесь есть закон о преемственности долгов до седьмого колена. Не будешь платить за родителей - выгонят за пределы города.
- А как же справедливость?
- Надуманная категория, еретическое учение, отрицающее роль кредита, как основу бытия. Исходит из ошибочного положения, а именно: не деньги зарабатывают людей, а люди деньги. Но, как мы выяснили, это фантазия, в руках экстремистов превращающаяся в богомерзкое учение, призванное освободить людей от кредитов, а на деле превратить их в рабов, скованных одной цепью обязанностей перед обществом. Тоталитаризм в чистом виде.
- Глубокая и интересная мысль.
- Жаль не моя, в древности ее уже высказывали такие мудрецы, как Мизес, Хайек...
Артема кто-то толкнул, он проснулся, с трудом разлепил глаза. Справа от него сидела студента, прослушивающая курс лекций философа Пустобрехова, слева толстый мужик в грязной куртке собирался выходить. Он-то и толкнул Артема своим неимоверно широким задом. Курков поглядел в окно: оказалось, он подъехал к своей станции. Потирая заспанные глаза, подскочил, толкаясь локтями, стал выбираться из вагона. Оказавшись снаружи, вместе с потоком людей устремился к эскалатору. Из динамиков, установленных у потолка, доносился приятный женский голос, зачитывавший рекламные объявления. Рассказывали о революции в информационных технологиях, о практически неисчерпаемых ресурсах новых носителей памяти, необходимости срочно ими обзавестись.
Миновав эскалатор, Артем выскочил на улицу и снова растворился в текущем по улицам потоке жителей Новограда - самой крупной административной единице на построссийском пространстве.
Курков оказался выдавлен на край тротуара, ему пришлось идти чуть ли не по обочине. Машины проносились мимо на огромной скорости. Проблемы пробок собственнику земли решить удалось, введя грабительские компенсационные взносы на личное авто, поэтому даже утром по дорогам гоняли, забывая об ограничении скорости. Людям, способным позволить себе платить проценты по кредиту за авто, заплатить штраф за превышение скорости ничего не стоило. На светофорах можно было разглядеть вальяжно восседавших в своих дорогих машинах людей. Все они молодые и красивые, с нахальной ухмылкой на лице. Торопиться им некуда - они дети промышленников и крупных собственников, их будущее обеспечено. Артем с завистью посмотрел на парня его возраста, одной рукой обнимавшего привлекательную блондинку, другой небрежно державшего руль.
Очередной перекресток. Светофор загорелся красным. На пути людского потока словно бы возвели дамбу. Подобно настоящей волне, поток натолкнулся на препятствия и с негромким ропотом откатился назад. Курков терпеливо ждал, изучая носки своих ботинок, как вдруг со стороны проезжей части донесся визг резины, скрежет колодок, мужской вопль, глухой звук удара. Несколько человек ахнули, большая часть осталась равнодушной. Кого-то опять сбили. Не в первый и не в последний раз. Опаздывать на работу из-за таких мелочей нельзя. Буквально через несколько секунд весело зачирикал светофор, поток сорвался с места.
Артем, продолжавший смотреть под ноги, краем глаза заметил тело, откатившееся на край дороги. Курков посмотрел в ту сторону: рука человека дрожала, волосы залила кровь, шея изогнулась под немыслимым углом. Водитель, сбивший умирающего, бегал вокруг авто с видеокамерой-регистратором, то и дело переводя объектив с машины на пострадавшего и обратно.
'Наверное, помочь не успеют', - отстраненно подумал Курков. О происшествии на переходе он позабыл буквально через пару секунд, когда добрался до противоположной стороны улицы. Завод по производству оптики, на котором Курков работал инженером, находился буквально в ста метрах. Артем задрал левый рукав своего пальто, взглянул на простенькие дешевые часы. Он успевал.
...
Руководитель отдела Павел Григорьевич - статный, высокий мужчина средних лет - был мрачен. Он навалился на стеллаж, плотно приставленный к стене, окинул взглядом собравшихся у дверей его кабинета рабочих, вздохнул, опустил глаза и начал говорить.
- Как вы, должно быть, знаете, с будущего месяца арендная плата за площадь, промышленные выхлопы и использование станков повышается. Оценив возможные убытки, руководство нашего предприятия решило, что разумнее всего будет вывести производство за пределы городской зоны. Как показывают расчеты, транспортные расходы будут в разы меньше арендных платежей. В связи с этим в городе остаются только отделы реализации и сбыта. Само собой, остальные отделы придется закрыть, намечены масштабные увольнения. Разумеется...
По толпе прошёл гул. Люди начали возмущаться. Павел Григорьевич поднял руки до уровня груди ладонями вперед, словно бы сдавался на милость победителей.
- Разумеется, - повысил он голос, - руководство нашего предприятия гарантирует выплаты зарплат за этот месяц, но большего мы не обещаем. Реорганизация нашего отдела начинается уже сегодня, мне очень жаль.
- Мы этого так не оставим, - крикнул кто-то из толпы. - Мы выйдем на улицы, станем протестовать!
Остальные рабочие одобрительно рявкнули.
- Ваше право, но это будет пустой тратой времени, - возразил Павел Григорьевич. - Все мы знаем, что график протестов расписан на три года вперёд, вы не получите разрешения у собственника земли. На вашем месте я не ломал бы комедию, а приступил к поиску новой работы.
Артем Курков, молчаливо слушавший директора, понял, что тот прав.
- Когда мы получим зарплату? - спросил Курков.
- Сегодня же, семьдесят процентов от полагающейся вам суммы, - ответил Павел Григорьевич.
Рабочие снова зароптали, требуя полной выплаты, но Курков не стал принимать участия в дальнейшем обсуждении, направился к выходу. После того, как деятельность профсоюзов в городских границах была запрещена собственниками, спорить с работодателем бесполезно. Ты либо принимаешь предложенные условия, либо остаешься вообще ни с чем. И работодатели это прекрасно понимали, поэтому выплата даже семидесяти процентов от общей суммы - несказанная щедрость. Правда, Курков полагал, что заплатят в два раза меньше, а Павел Григорьевич старался избежать скандала, заявив о семидесяти процентной компенсации, но даже такие условия выглядели неплохо по сравнению с отказом платить.
Решив сегодня побездельничать, вместо того, чтобы направиться в метро, Артем стал гулять по городу. Серые здания, серые дороги, серое небо да редкие уродливые кадки с цветами и небольшими деревцами. Неповоротливые махины-автобусы, до отказа забитые людьми, черепахой ползли по проезжей части, тогда как маршрутные такси стрелой проносились мимо. Натянутые, вымученные улыбки на лицах служащих; блуждающий, неспокойный взгляд прохожих; напряженные, сжатые в кулаки руки муниципальных рабочих. Отрывистые фразы, времени нет даже на ругань и приветствие. Так наступает утро в городе.
Неимоверная усталость, раздражение, даже ярость подталкивали Артема поскорее выбраться из центральной части, добраться до парковой зоны.
'У меня больше нет работы, у меня больше нет работы, у меня больше нет работы...', - то и дело повторял он про себя.
Стало казаться, что воздуха не хватает, голова кружилась, в висках стучало, перед глазами поплыли черные полосы, сердце бешено колотилось, разгоняя кровь по всему организму. А там, в каждой клеточке, будь то эритроцит или лимфоцит, вел свою непрекращающуюся деятельность паразит, внедренный в Артема в детстве.
Куркову показалось, что еще секунда, и он упадет. Поэтому добравшись до ближайшей лавочки, он повалился туда, стараясь ни о чем не думать. Как жить дальше, он не знал. Смотрел на свои руки, нервно потирал ладони друг о друга, а после начинал прокручивать в голове возможные варианты.
Накопленных денег хватит, чтобы прожить около трех месяцев. Работу найти можно, но придется начинать сначала. Расплачиваться за свою относительно недорогую квартиру Курков будет не в состоянии, придется перебраться обратно на выселки - так горожане называли окраинные районы. Или съехать? Говорят, в других городах региона требования на въезд не такие строгие, там Артем пригодится, даже не смотря на свои скромные рекомендации, но главное - охранные агентства малых городов не располагают такими полномочиями, как здесь: никто не станет денно и нощно наблюдать за тобой и кропотливо собирать информацию о твоей жизни. Быть может, у Артема получится избавиться от блюстителей в его крови, мысли о которых не давали ему покоя.
- Курков? - окликнул Артема кто-то.
- Да, - нехотя ответил Артем и поднял голову. Он несколько удивился, увидев перед собой Павла Григорьевича.
- Тебя, кажется, Артемом зовут? - спросил бывший начальник.
- Да.
- Не занят, составишь мне компанию? Тут есть кафе неподалеку, пиво продают, какого ты в жизни не пробовал.
Артем посмотрел на часы.
- А не рановато ли для пива, Павел Григорьевич? - спросил он.
- Я угощаю, глупо отказываться.
Курков пожал плечами.
- Как знаете.
Кафе располагалось в скверике, в стороне от дороги. Число нелепых кадок с деревьями вокруг кафе резко возросло, видимо таким образом хозяин старался создать некую атмосферу расслабленности. Но шум проносящихся автомобилей, грохот двигателей старых автобусов, урчание моторов маршруток рушили затею владельца. Здесь, как и в любой другой точке делового центра города, можно было думать только о работе.
Павел Григорьевич выглядел плохо: иссиня-черные круги под глазами, щетина, неестественная бледность. Пальцы левой руки нервно подрагивали до тех самых пор, пока он не приложился к кружке пива. Артем вспомнил, каким был его начальник всего полтора часа назад: уверенный в себе, контролирующий ситуацию человек, вынужденный сообщить плохую новость своим подчиненным. Теперь напротив Куркова сидел подавленный, побитый жизнью мужчина.
Гадать о причинах произошедшей с начальником перемены Курков не стал, знал, что тот обо всем расскажет сам. Пить купленное Павлом Григорьевичем пиво он тоже не торопился. Беседовать Курков предпочитал на трезвую голову. Бывший начальник недолго хранил молчание. Еще раз приложившись к кружке, не глядя в глаза Артему, он начал бормотать себе под нос, сначала тихо и неразборчиво, потом всё громче и отчетливее.
- ... второго носит. Вот посмотри, - он запустил руку в карман брюк, достал оттуда свою идентификационную карточку, вставил ее в терминал, установленный у края стола, ввел пароль. Из-под стола выдвинулся монитор, на нем высветилось приветствие, механический голос произнес:
- Здравствуйте, Некипелов Павел Григорьевич! Доступ к службам международной информационной сети предоставлен.
Ловко прыгая от одной страницы к другой, Павел Григорьевич добрался, наконец, до фотографий своей семьи.
- Вот она, моя красавица, - он ткнул указательным пальцем прямо в монитор, словно пытался приласкать свою белокурую дочурку лет пяти. - Жена на шестом месяце. И они хотят меня уволить.
- Вас тоже? - новость удивила Артема.
Он кивнул, достал из кармана сигареты.
- Зажигалки не найдется? - спросил он у Артема.
- Только спички, - Курков вытащил коробок и протянул его своему бывшему начальнику.
- Извините, - к их столику подошёл официант. - Я обязан предупредить вас, что за курение полагается доплата. Таковы условия хозяина.
Павел Григорьевич кивнул, жестом попросил официанта удалиться.
- Просто хотел предупредить. Не буду вам мешать, - ответил мужчина и ушёл.
- Посмотри на него, - продолжил Павел Григорьевич. - Лет двадцать пять, наверное, ни детей, ни семьи. Работает мальчиком на побегушках, на что будет жить в будущем, сам, наверное, не знает. А мне только о том думать и приходится.
Он снова перевел свой взгляд на монитор, пролистнул несколько страничек, отыскал фотографию, на которой он обнимал жену и дочку. Супруга Некипелова была довольно миловидной, хотя и не молодой: красивые ржавого цвета волосы едва доставали до плеч, улыбка осторожная, но приятная, в уголках губ много морщин, глаза серые, большие. Дочь походила скорее на мать, чем на отца. В целом Некипеловы производили впечатление счастливой семьи.
- У вас красивые жена и дочь, - сказал Артем.
Павел Григорьевич несколько раз кивнул, затянулся сигаретой, затем прикончил свое пиво. Вздохнул.
- Я ведь не коренной. Переехал сюда лет в пятнадцать. Отец был выдающимся инженером, ему даже не пришлось вносить взнос собственнику на право въезда - компания оплатила все расходы. Мать не хотела ехать. Я тоже побаивался. Наслышан был об условиях, которые ставили ребята из 'Либертарианца'. Но отец нас убедил. Говорил, это временно. Обещал быстро скопить нужную сумму и перебраться на запад. Хотел стать собственником. Рисовал картины будущего, где мы будем жить на нашей земле, сдавать её приезжим. Грезил о том, как организует собственное предприятие, хотел начать производить полупроводниковые транзисторы. Удивительное дело: передовик на производстве, он был дремучим консерватором. Выступал против генной инженерии, недолюбливал собственников. Его ведь и в проекте не было, когда наступил постгосударственный период, помнить о прошлом ничего не мог, а все повторял мантру о том, как раньше, когда существовали государства, было хорошо и как сейчас стало плохо, - Павел Григорьевич вздохнул.
- Умер он через год, после того, как мы переехали сюда. Пришлось матери идти на работу, но ее скромный заработок не позволял нам оплачивать квартиру, которую отец получил от компании. Пришлось съехать в менее престижный район, когда денег снова перестало хватать, переехали еще дальше от центра. Слава богу, до выселок мы так и не добрались. Не представляю, кем бы я вырос. Отец скопил достаточную сумму для моего обучения, поэтому я получил достойное образование и сумел удачно устроиться. И ведь до сегодняшнего дня верил, что жизнь у меня счастливая. А оно вон как вышло.
Павел Григорьевич затушил тлевшую сигарету, заказал себе ещё пива.
- С женой познакомился, когда уже преуспевал. В Берлине, на конференции. Нас пригласили представить новую модель электромобиля. После выступления организовали, как это называется, ну когда ешь стоя...эээ. Фуршет, кажется. В общем, организовали его, а она была в числе обслуживающего персонала. Я ведь немецкий знаю, вокруг одни немцы, сам не пойму, отчего вдруг заговорил по-русски. Она как услышала, сразу заулыбалась, подошла поздороваться. Ведь как думал - Берлин, почти как Лондон, если русских там и встретишь, только состоятельных. Ан нет. Она едва сводила концы с концами, я ее пожалел, позвал с собой. Без раздумий согласилась. Страшно представить, сколько возни было бы в государственный период: оформлять бумажки, гражданство, а тут плати взнос за въезд и никаких проблем. Живи, где хочешь. Так вот обзавёлся семьёй, - в этот момент принесли пиво, Павел Григорьевич поблагодарил официанта, отхлебнул немного из кружки, достал вторую сигарету, закурил. - Самое гадкое - до сегодняшнего дня и не думал сомневаться в жене. А сейчас начинаю думать, уж больно быстро она согласилась переехать. Никак решила, что русский-то жених перспективный, да ещё и наивный. Дурашка, одним словом. Выскочить за него, да жизнь себе обеспечить. Была ли любовь? Я и не помню-то толком, - он тяжело вздохнул. - Всякие гадости лезут в голову, начинаю подозревать измену. Мне когда сказали, что увольняют, я всю ночь не спал. Думал, пропал. А потом вспомнил, что накоплений-то у меня немало. Останься я с дочкой один, смог бы и дальше платить по процентам. Но даже если начать разводиться, забрать у матери ребенка не так-то просто. Вот если бы за женой грешок какой водился, другое дело. Пришла идея взятку дать кому-нибудь из службы безопасности, чтобы они данные с ее видеопамятью подняли. Вот так, - Павел Григорьевич, с силой вдавил недокуренную сигарету в пепельницу, схватился двумя руками за виски. - А утром проснулся, стыдно стало. Всю жизнь рука в руку с ней шли, а как только тяжелые времена настали, я сразу стал думать, как ее бросить. Но самое страшное, - голос Павла Григорьевича задрожал, - ночью, ворочаясь с боку набок, я думал не только о том, насколько проще будет платить кредиты без жены. Пожалуй, избавься я от дочери, протянул бы до конца жизни на скопленную сумму. Помнишь, как про официанта сказал, мол, нет у него ни жены, ни детей. Вроде как осуждал это. А на самом деле завидовал. Одному ведь легче. Все эти сказки про преемственность поколений, ерунда про продолжение рода, за этим ведь ничего не стоит. Даже анекдот есть, про успешного мужика, которому друзья советовали обзавестись детьми. Он их спрашивает зачем, а они ему - помирать будешь, а воды принести некому. Ну, послушал он их, женился, детей завел. Все нервы себе вытрепал, до седых волос работал, жена пилит, дети вечно клянчат чего-нибудь. Так вот и дожил до смертного одра. Помирает, значит, и молчит. Родственники вокруг кружатся, сын, к примеру, спрашивает: 'Отец, тебе чего-нибудь принести?'. А он лежит на постели, думает-думает, а потом и изрекает: 'А пить-то и не хочется', - Павел Григорьевич захохотал дурным смехом. - Понимаешь? Всего себя вложил, ради кружи воды на смертном одре, а в итоге она ему на фиг не нужна оказалась, - нервно поерзав на стуле, Павел Григорьевич разом опрокинул очередную кружку, посмотрел на Артема. - А ты чего своё пиво не пьешь?
- Да что-то не хочется, - ответил Курков.
- Может тогда чего покрепче?
Артем снова пожал плечами. Павел Григорьевич позвал официанта и заказал коньяк. Дождавшись, когда принесут рюмки на подносе, Павел Григорьевич разом опустошил свою и, не закусывая, продолжил.
- Мир изменился, Артем. Как его сейчас называют, традиционное общество, ну то есть когда сын кормит отца, оно стало невостребованным. Сегодня, живя в одиночку, можно целиком и полностью обеспечить себя до старости. Дети, они ведь из экономической необходимости превратились в предмет интерьера. Как собаки. Держат только для красоты. Но что-то такое, - захмелевший Павел Григорьевич стал энергично размахивать в воздухе правой рукой, словно пытаясь ухватить ускользавшую мысль, - что-то неправильное в этом есть. Ведь индивидуализм, доктрина индивидуализма, провозглашенная отцами-основателями нашего свободного общества, она ведь противоречит этим принципам, - он зарычал, приложил ладонь ко лбу. - Что-то я никак не могу сформулировать. Давай лучше на примере объясню. Богатые люди, когда обзаводятся детьми, любят повторять, мол, мы отыскали ту самую главную ценность в жизни, теперь мы знаем ради чего живем. Городят огород и прочую банальщину. Но когда говорят об этом, глаза их становятся такими печально-тоскливыми, что становится ясно - никакого смысла жизни они не нашли. А дети - помеха на пути истинной цели существования этих людей. Знаешь, в чем она заключается?
- В выплате процентов по кредитам, - пробормотал Артем, вспомнив сон в метро,
Павел Григорьевич дурно захохотал.
- Они ж богачи, у них с этим проблем никогда не возникает, - начал было он, но осекся. - Хотя доля правды в твоих словах есть. Но дети-то, дети усложняют выполнение этой самой задачи. Приходится брать новые кредиты, платить больше, работать больше и ничего взамен. Живи они бездетными, существуй в своё удовольствие, следуй доктрине индивидуализма - не знали бы бед. А детей заводят лишь как дань прошлому, когда в людях жила наивная вера о том, что в старости о них позаботятся. Понимаешь?
Артем кивнул, размышляя о чём-то своём. Павел Григорьевич, ухватил вторую рюмку коньяка, выпил и её, наклонил голову, словно бы погрузился в тяжелую думу.
- И так всю ночь, представляешь? Всю ночь обдумывал эти гадости. И знаешь что? - он резко поднял голову и посмотрел Артему в глаза. - Я понял: все это чушь! Вранье! Глупости! Бред! Гон, если хочешь! Самая низкопробная, самая грязная и циничная ложь в истории человечества! Доктрина индивидуализма не выдерживает никакой критики и рушится. Если бы людьми двигали одни лишь эгоистические мотивы, мир был бы совсем другим. Может быть даже лучше, чем реальный, но ни в коей мере не подобный ему. Мы, как дети, пытаемся себя убедить в сказке, которую сами и придумали. Жить для себя и в свое удовольствие, ну, в крайнем случае, ради семьи, как любят вторить отъявленные моралисты или показушники, хотя какая разница между ними сегодня? Есть нечто иное, какая-то деталь, которую мы выпускаем из внимания. Пытаемся охарактеризовать ее как сострадание, любовь, преданность, верность, дружба. Одним словом то, что размыкает закольцованный на себя индивидуализм, ставит некоторые внешние по отношению к нам явления выше личных интересов. Заставляет Атланта согнуть спину. И не потому, что мы от этого выиграем, извлечем какую-то выгоду. Нет, сама забота о ближнем становится целью, смыслом и содержанием. Кстати, о содержании...
Павел Григорьевич перевёл взгляд на пустую рюмку, снова позвал официанта и заказал ещё коньяка. На этот раз Некипелов не стал дожидаться его возвращения, ткнул указательным пальцем в сторону жены и дочери.
- Без них тошно было бы жить на свете. И после этого ты мне говоришь 'индивидуализм'?! Да я, если хочешь знать, переехать готов. Блюстители ведь в любой момент, в любой момент могут дать ребятам из 'Либертарианца' посмотреть на мир моими глазами. Помнишь, какая была самая первая мысль, когда их ввели тебе? Помнишь ощущение, которое испытал в ... Спасибо, бутылку оставь, - сказал Павел Григорьевич официанту, опрокинул очередную рюмку, после вперил свой утративший оставшиеся крохи разума взгляд в Артема. - Их называют блюстителями, нам вешают на уши лапшу, мол, пока вы не нарушите закон, служба безопасности не имеет права просматривать записи. Не имеют, но ведь могут!
Артем забеспокоился. Разговор перетекал в нежелательное русло. Обсуждать блюстителей и деятельность службы безопасности непринято. Нужно было сменить тему.
- Павел Григорьевич, расскажите лучше...
- Не перебивай! - гаркнул Некипелов. - Не смей перебивать и дерзить!
Артем отстранился. В конце концов, проблемы себе наживет Павел Григорьевич.
- Нас убеждают, мол, ради нашей же безопасности. Преступность мы победили. Нулевой уровень краж, стопроцентная раскрываемость, а отморозки-окровители нет-нет да и ограбят кого-нибудь на улице. Безопасность! А знаешь, что я думаю? Самые страшные, самые бесчеловечные преступления совершаются под предлогом обеспечения безопасности! Так-то! И пускай кто-то поспорит. Нам обещали свободу, а от свободы ничего не осталось, ничегошеньки. Они говорят, не устраивают условия - съезжайте. Так куда ехать, когда на счете не копейки?! Говорят свобода, а на деле - крепостное право, только хозяин не человек, а проценты по кредиту, как ты верно заметил. И если крепостной мог лелеять надежду сбежать, то от банкирова ты нигде не спрячешься.
Войдя во вкус, Павел Григорьевич налил себе ещё коньяка. Артем хотел было посоветовать ему не делать этого, но потом передумал, решил послушать бывшего начальника еще немного.
- Ты знаком с концепцией бога? В государственный период такая существовала. Мол, где-то там есть сверхъестественное существо, которое смотрит за нами, знает о каждом нашем проступке, каждой нашей грязной мысли. В конце, когда жизненный путь индивида завершается, бог будет вершить суд над некоей внетелесной сущностью - душой - за все проступки, которые совершило ее телесное воплощение. Никто эту концепцию всерьез не воспринимал, но многие делали вид, что верили в бога, в душу. Главная идея этого построения проста, как блондинка после трех бокалов шампанского: изображай смирение, благочестие, выгляди хорошим в глазах общества и тогда бог не раскусит твою натуру. Если совершаешь гадость, следуй принципу 'не пойман - не вор'. Сегодня всё перевернулось с ног на голову. Концепция, в которую никто не верил, воплотилась: теперь действительно есть некто, кстати говоря, вполне конкретный человек, а не абстрактный громовержец, который смотрит за нами. Но идея нынешней господствующей псевдорелигии под копирку списана с идеи её предшественницы. Делай вид, будто за тобой никто не смотрит, на людях отстаивай принцип неприкосновенности личной жизни и за тобой действительно никто не будет подглядывать. Скажешь что-то неудобное, привлечешь внимание. Вот ты сейчас как перепугался, когда услышал мои слова? А ведь в основе лежит примитивная, почти детская уверенность во всемогуществе мысли, этакая магия современности, типичнейший анимизм - если не думать о плохом, плохого не произойдет, если не замечать мерзости, мерзости вроде как и нет.
- Скорее, солипсизм, - выдавил из себя заскучавший Артем.
- Ну, так, - согласился Павел Григорьевич, не разобравший фразы Куркова. Он налил полную рюмку коньяка, опрокинул ее и пьяными глазами обвёл округу.
- Но знаешь, о чём я теперь думаю? Ведь мне уезжать, придётся уезжать с семьей. И я счастлив, не смотря ни на что, я счастлив. Я избавлюсь от этой гадости в моей крови, найду нормальную работу. Наверное, буду получать меньше, наверное, не смогу арендовать трехкомнатную квартиру. Но посмотри вокруг, как всё мерзко, я не знаю... - язык Павла Григорьевича заплетался. Внезапно мужчина опустил голову на стол, закрыл глаза ладонями и тихонько захныкал.
- Почему так получилось? Четыре года, всего лишь четыре года, и я бы перебрался на запад, - запричитал он. - У меня великолепное образование, я эрудирован, умен, талантлив. Так почему они лишают меня работы, кого лучше меня они сумеют отыскать?!
Курков вздохнул, поднял свой бокал пива, отхлебнул немного.
- Горьковатое, - отметил он. - А ты мне никогда не нравился, Павел Григорьич. Теперь выясняется, что ты ко всему прочему и размазня.
Артем встал и быстро ушёл из кафе. Ему некогда выслушивать жалобы бывшего начальника на жизнь, у самого проблем по горло. К счастью, он был молод и не обременен семьей. Времени и сил зажить по-новому у него хватало.
...
Он долго бродил по городу прежде чем вернуться к себе в квартиру. Старался ни о чем не думать, но мыслями всё время возвращался к монологу бывшего начальника. Отчего-то Курков стал вспоминать день, когда ему в кровь ввели блюстителей. Сколько Артему тогда было? Шесть или семь? В памяти отложилось чувство липкого страха, заполнившее сознание. Он был не один, с мамой. Они сидели у входа в кабинет, вокруг светло-зелёные, пожалуй, салатовые стены, вдоль которых растянулись неудобные скамейки. Неестественно-бледное свечение флуоресцентных ламп придавало помещению зловещий вид. Мама тоже нервничала, говорила необязательные слова, которые успокаивали скорее её саму, чем Артема.
- Больно будет недолго, сынок, раз и всё. Помнишь, что говорил тебе папа? Будь мужчиной!
- А, правда, - выдавил из себя ребенок, - правда, за мной теперь будут подсматривать?
- Конечно же нет, это выдумки. Кто тебе рассказал эти глупости? Сейчас тетенька врач всё тебе объяснит.
Словно бы услышав их разговор, на табло над дверью высветилась фамилия 'Курков'.
- Нам пора, поднимайся, - сказала мама.
Кабинет врача был таким же холодным и безрадостным, как и больничный коридор. Даже игрушки, которыми были заставлены полки одного из шкафов, не спасали положения. Сам врач оказался высокой бледной женщиной. Чрезмерно серьезная для педиатра, она предложила Артему и маме присаживаться, положила руки на стол и переплела пальцы.
- В соответствии с принятыми в нашем городе нормами о защите прав и свобод человека, я обязана подробно проинформировать вас, госпожа Куркова, как законного представителя интересов вашего сына, и тебя, Артем, как непосредственного пациента, о предстоящей процедуре. В пределах нашего города безопасность жителей обеспечивается охранной фирмой 'Либертарианец', которая применяет инновационные методы борьбы с преступностью. Прежде чем продолжить, хочу отметить - уровень преступлений в городах, сотрудничающих с 'Либертарианцем', самый низкий в мире. Убийства и кражи практически искоренены, единственной проблемой остаются грабежи, но и с ними в скорейшем будущем будет покончено. Основным подходом в обеспечении безопасности граждан является профилактика преступности с постоянным и всесторонним контролем за деятельностью криминально неблагополучных районов и их жителей, пока ещё не охваченных программой. Для снижения расходов, а так же обеспечения наиболее полного сбора необходимой информации, охранной фирмой применяется процедура введения биологически активного вещества, в народе называемого блюстителем. Препарат представляет собой смесь способных к самовоспроизведению бактерий-наноботов, разработанных в лабораторных условиях. Посредством уникальной смеси биологии, генной инженерии, программирования и современной радиофизики, бактерии обладают способностью испускать радиоволны, при этом частота волны определяется заранее при выведении каждого конкретного образца. Благодаря особенностям спирали ДНК, а так же внедренным искусственным приемникам визуальной информации, единственным в своем роде, и нанопроцессорам бактерии способны хранить и передавать внушительные объемы видео- и аудиоматериала, а так же обрабатывать их. Никакой угрозы для жизни препарат не представляет. Интенсивность радиоизлучения довольно низкая, а спектр лежит в области длинных волн. Средой обитания бактерий является кровь, но они так же находятся в постоянном взаимодействии с нервной системой, периодически закрепляются у ствола головного мозга, активно собирая данные об электрических импульсах, протекающий в нервных волокнах, благодаря чему способны, если так можно выразиться, видеть вашими глазами и слышать вашими ушами. Распространенно заблуждение, будто наноботы читают мысли, но к реальности это утверждение не имеет никакого отношения. Собранная информация передается на сервер-приемник охранной фирмы, где обрабатывается и хранится в зашифрованном виде. Сервер-приемник способен не только дешифровать и распознавать информацию, он также дает ей предварительную нормативно-правовую оценку, параллельно с этим сопоставляя ее с данными, получаемыми с внешних средств наблюдения, если таковые имеются в месте совершения предполагаемого преступления. Фактически, сервер-приемник выполняет роль стража правопорядка. Когда и как только в передаваемой информации обнаруживаются признаки совершения преступления, сервер расшифровывает принятый сигнал и выводит его на экран диспетчера, после чего к проверке приступают служащие фирмы. Таким образом, сегодня фактически невозможно совершить преступление и быть не пойманым, ну разве только вы не младше семи лет и вам в кровь еще не ввели бактерий-наноботов. Еще одним довольно распространенным заблуждением является уверенность в том, что сотрудники охранной фирмы непрестанно наблюдают за горожанами. Спешу вас уверить - защита права на неприкосновенность частной жизни является одной из основных обязанностей стражей правопорядка. Наноботы введены также и в кровь диспетчеров, в случае попытки одним из них взломать сервер-приемник и получить доступ к зашифрованной информации, наноботы диспетчера передают тревожный сигнал и преступника арестовывают и выселяют без права возвращения. Разумеется, применение бактерий-наноботов довольно дорогостоящая процедура, хоть обходится и в разы дешевле содержания штата полицейских. Поэтому после введения препарата, горожанин обязан выплачивать некоторую сумму. До достижения горожанином совершеннолетия, сумма эта выплачивается его родителями либо официальными опекунами, - закончив, врач перевела дыхание, посмотрела сначала на Артема, потом на его мать. - Итак, если у вас возникли вопросы, задавайте, попытаюсь на них ответить.
Он отрицательно покачал головой, стараясь не смотреть в сторону врача. Стало страшно. Хотелось поскорее уйти. А еще лучше, проснуться дома, в постели и осознать, что ему приснился кошмар.
- Раз вопросов нет, пройдёмте в процедурную, - сказала врач и, встав, жестом пригласила Курковых следовать за ней. Они прошли в соседнюю комнату. Окон там не было, стены выложены бледно-голубой плиткой, в центре стояло кресло, подобное тому, которое можно встретить в кабинете у дантиста. У стен примостилось множество столиков с разбросанными по ним упаковками со шприцами, перчатками, ватой. В помещении царил запах хлорки.
- Присаживайся, - сказала врач Артему, рукой указывая на кресло.
Мальчик неуверенно посмотрел на маму, та ободряюще кивнула, он пошёл вперед. Врач приблизилась к умывальнику в углу комнаты, открыла воду. Тишину процедурной заполнил плеск разбивающейся о керамическую раковину струйки воды. Артем устроился в кресле, краем глаза заметил ремни на ручках. От этого стало ещё страшнее. Он хотел было вскочить, но собрав остатки мужества, которое только может быть присуще семилетнему ребенку, сумел заставить себя усидеть на месте.
Помыв руки, врач вытерла их, натянула перчатки, наклонилась и достала из шкафчика мутную жёлто-коричневую жидкость в прозрачном пузырьке, ловко обломала верх стекляшки, взяла заранее подготовленный шприц на два кубика, наполнила его препаратом до половины.
- Закатайте ребенку рукав по плечо, - проинструктировала она мать, после подошла к Артему смазала обильно смоченной спиртом ваткой боковую поверхность плеча. - Не бойся, больно будет недолго, - успокоила она Куркова и, сняв со шприца пластмассовую крышку, ввела иглу под кожу.
Артем настолько разволновался, что даже не ощутил укола. Изумленными глазами он наблюдал за тем, как жидкость перетекала из шприца в его плечо. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло, а по коже в месте укола текла тоненькая струйка крови. Опустошив шприц, врач вынула иглу, вытерла плечо ваткой повторно, прижала её к месту укола.
- Держи так, - сказала она Артему. Он не сразу понял, что от него требуется. Только когда врач сердито повторила свой приказ, подчинился. После этого врач потеряла к нему всякий интерес, повернулась к матери.
- Пускай посидит так минутку, и можете идти. Если в области укола пойдёт раздражение, обязательно придите ко мне снова, нужно будет сделать пару анализов.
- Всё прошло хорошо? - подобострастно улыбаясь, спросила мама.
- Да. В течение суток с вами свяжутся представители охранной фирму и сообщат, сумели ли они поймать сигнал Артемовых блюстителей. Редко, но бывает, что это сделать не удается, поэтому возможно, что процедуру придется повторить.
Мама принялась расспрашивать о несущественных мелочах, врач охотно отвечала. Наконец, Артему сказали убрать ватку, мама опустила ему рукав и Курковы ушли. Повторять процедуру не понадобилось, вечером того же дня им позвонили и сообщили, что связь установлена.
- Теперь ты совсем взрослый, - сказала мама Артему, вытирая с лица слезы умиления.
Как же давно это было! Сейчас Артему сложно было поверить в реальность тех событий, и лишь отчетливость, с которой они всплывали в памяти, не позволяла усомниться в действительности произошедшего. Та желтая жижа до сих пор в нём, её ничем не вывести, она размножается, питается его соками, как самый настоящий паразит.
Курков представил, как капельки желтого препарата циркулируют в его теле и испытал резкий приступ отвращения. В этот момент он как раз поднимался по ступенькам к своей квартире.
'Под предлогом обеспечения безопасности совершаются самые гнусные преступления', - всплыли в памяти слова Павла Григорьевича.
На Артёма опять накатило. Он уволен! Уволен! Отчаяние, паника, безумный страх охватили его, мысли перемешались в голове, хотелось провалиться под землю, забыть сегодняшний день. Артем открыл дверь, вошёл внутрь своей квартиры, лампочка автоматически загорелась, осветив небольшую оклеенную светло-голубыми обоями прихожую, переходящую в просторную уютно обставленную гостиную. Курков разулся, добрался до дивана, в гостиной, повалился на него, закрыл глаза.
Ведь было время, когда ему пророчили большое будущее, родители грезили о том, как он уедет за границу и обустроится там. Никто не верил, что безупречно отучившийся девять лет Артем, завалит экзамены на десятом году.
'Я должен был стать юристом, экономистом, врачом, ученым! Вместо этого я простой инженер без диплома. Только благодаря знакомствам меня взяли в этот отдел, больше я никому не нужен!' - подумал Артем.
Остается одно - идти к отцу, просить о помощи, снова унижаться, признавать свою никчемность, неудачливость. Эта ухмылка, пренебрежительный тон, которым разговаривал с ним отец в прошлом - нет, Артем не вытерпит этого во второй раз.
- Что же делать! Что мне делать!- в голос запричитал Артем. Сколько вещей он взял в кредит, сколько денег он должен вернуть?! Банкрот, который через несколько месяцев лишится права на проживание в городе, будучи не в состоянии оплатить аренду!
Но к отчаянию примешалось раздражение. Быть может сейчас, в этот самый момент за ним смотрят другие, по ту сторону его собственных глаз. Снова воображение нарисовала живой образ бегущих по крови капелек желтой эмульсии, снова представились мерзкие ухмылки охранников, пялившихся в экран и наблюдавших за его страданиями. Пассивная боль сменилась яростью. Курков словно бы взорвался. Захотелось всё это разом прекратить.
Он бросился на кухню, схватил нож, вихрем понесся в прихожую, выкрутил пробки на счетчике. Квартира погрузилась во тьму. Нервно шаря рукой по стене, Курков добрался до ванной комнаты, открыл теплую воду, закатал рукав, обнажив локоть, поднёс нож к месту сгиба, вдавил лезвие в кожу и резко полоснул. Острая боль, теплая липкая жидкость, разливающаяся по руке и ярость - вот чем запомнился этот момент Артему. Он распрямил руку, поставил место сгиба прямо под воду и ждал конца. Спустя некоторое время ярость отступила, её место опять занял страх. Голова закружилась, а по всему телу растеклась слабость, коленки дрожали, ноги подгибались. Артем взревел, подобно быку, выронил нож, зажал освободившейся ладонью место пореза, согнул локоть, бросился к себе в комнату, залез в шкафчик, с трудом достал аптечку, вынул оттуда бинты и жгут, стал останавливать кровь. Удалось! С перетянутой жгутом и небрежно обмотанной бинтами рукой, Курков растянулся на полу. На него напала сонливость, невозможно было сосредоточиться ни на одной мысли, а образ желтой маслянистой жидкости, смешавшейся с его кровью, поблек.
'Теперь они меня не видят. Больше не видят' - с твердой уверенностью заключил Артём. Полежав ещё немного, он уснул.
2
Курков проснулся рано утром. Голова болела, а сквозь плотно закрытые шторы не проникал свет. Опираясь о диван, Артем попытался встать. Его швырнуло в сторону, пытаясь уцепиться рукой за что-нибудь, он ее распрямил и тут же ощутил резкую боль в месте сгиба. Прилипший бинт оторвался, Артем ощутил сильно жжение. Курков терпел, скрепя сердце, события предыдущего дня всплыли в памяти. Он поглядел на порезанную руку. К счастью, ночью неплотно затянутый жгут сполз, иначе можно было заработать некроз. Открывшаяся рана слабо кровила. Нужно было перевязать её. Морщась и прикусывая язык всякий раз, когда приходилось резко дергать бинт, Артем размотал руку, осмотрел разрез. Нож оказался острым: кожа широко расползлась, в месте сгиба локтя все было облеплено свернувшейся кровью. Обработав порез спиртом, Артем перебинтовал его свежей марлей, затянул, как следует и, обессиленный, лег обратно на пол.
'Неужели я хотел покончить с собой? - задумался Курков. - Неужели настолько отчаялся?'
Сейчас он толком не мог назвать причину своего спонтанного поступка. Казалось, единственный мотивом, двигавшим его вчера, было желание избавиться от препарата, много лет назад введенного в его кровь. Ещё немного поразмыслив и пожалев себя, Курков предпринял вторую попытку встать. Но не тут-то было. Он снова чуть не растянулся на полу, правда, на этот раз вовремя перенёс центр тяжести, и прижался к краю дивана. Придерживаясь, Артем поднялся на ноги, дотянулся до выключателя, клацнул по нему раза три, прежде чем вспомнил о выкрученных пробках.
'А ведь в логике не откажешь, - с усмешкой подумал Артем. - Хотел сделать всё в темноте. Иначе ещё вчера сюда принеслись бы сначала охранники, потом медики'.
Вообще, случаи, когда в городе совершали кровопускание, не были редкостью. Считалось, будто бы снижение концентрации препарата в крови ослабляет сигнал, передаваемый наноботами, и не позволяет наблюдать за тобой. Подобными вещами баловались наркоманы и бандиты. Руководители охранной фирмы, конечно же, уверяли в том, что концентрация блюстителей не снижается в результате кровопускания, а если бы и снижалась, то злоумышленников всё равно вычислили бы благодаря записям с блюстителей жертвы, но их слова звучали как оправдание своей беспомощности. Преступность в городе оставалась самой низкой в мире, но грабежи, нелегальная проституция, наркомания до сих пор не побеждены. Значит доля правды в словах окровителей, как иногда называли людей, совершавших кровопускание, в надежде снизить концентрацию блюстителей и уйти из-под надзора службы безопасности, была. Поэтому с недавнего времени за случаями вскрытия вен следили особенно тщательно, сервер-приемник уже научился распознавать подобные происшествия, что породило вялую волну протеста, которая, впрочем, быстро угасла. Артёму проблемы с законом сейчас ни к чему, потому в дальнейшем действовать нужно осторожно, не полагаться на спонтанные решения.
Немного постояв посреди коридора, он наклонился к столику, располагавшемуся неподалеку, чтобы взять пробку, вкрутил ее в счетчик, вернулся в комнату и включил свет. Кровь в нескольких местах заляпала ковер. Придется придумать, как её отчистить. Вздохнув, Артем направился в ванну. Из зеркала на него смотрел бледный осунувшийся мужчина лет сорока пяти, а то и пятидесяти. Темные мешки под глазами особенно резко контрастировали с белой-белой кожей. Раковина так же оказалась залита кровью. Впрочем, в отличие от ковра, отмыть ее несложно. Умывшись, Артем направился на кухню, разом выпил три кружки воды и принялся готовить завтрак. Подкрепившись жареной яичницей и котлетами, он почувствовал себя гораздо лучше, но его снова стало клонить в сон. Решив не противиться естественным потребностям организма, Курков, шваркая ногами, добрался до спальни, повалился на жесткий матрац и мигом заснул.
Разбудил его солнечный луч, сумевший пробиться сквозь шторы и бесстыдно упавший прямо на лицо Артему. Потянувшись, Курков сел, сладко зевнул. Чувствовал он себя гораздо лучше.
Немного помечтав, Артем подскочил, раскрыл шторы, выглянул на улицу. Солнце стояло высоко, времени куда больше двенадцати. Глядя на зеленеющую под окном траву, резвящихся на детской площадке детей, чистое синее небо, Артем утрачивался ощущение обреченности, охватившее его после увольнения. Нужен план действий. Денег немного, нужно экономить. Значит, первым делом следует подыскать жилье подешевле. Снова выселки! После предстояло подумать о работе. В крайнем случае, можно обратиться к родителям. Да, унизительно, особенно с учетом скандала, который разразился в последний раз, но ничего не поделаешь.
Рассудив так, Артем снова отправился на кухню, пообедал, переоделся в неброскую одежду и отправился в путь.
...
Выселки представляли собой большой район, где раскинулись многоэтажки, заброшенные заводы, пустующие больницы и старые, разваливающиеся частные домишки, в которых в былые времена селились самовольно, но с появлением блюстителей сквоттеров стали гонять. Дворы унылые, бесцветные, здесь нет детских площадок, всё вдоль и поперек заросло бурьяном, после дождя улицы подтапливало, дороги превращались в сплошные лужи. Люди под стать обстановке: угрюмые, сердитые, частенько пьяные и злые. Даже дети смотрят на прохожих исподлобья, придумывают жестокие розыгрыши, нередко издеваются над животными. В былые времена, до изобретения блюстителей, здесь, наверное, опасно было жить, столкнуться с хулиганами или грабителями можно было в два счёта. Но сегодня по улицам выселок можно было пройти беспрепятственно, хотя у любого жителя центральных районов города невольно возникало ощущение того, что он здесь чужой. Местные - народ завистливый. Тех, кто устроился лучше их, они ненавидели всеми фибрами души, злорадно ухмылялись, когда очередного неудачника судьба вынуждала переехать сюда. Ругань и скандалы были здесь повседневной рутиной, если не обязанностью. Прохожего могли покрыть матами только за то, что он одет чуть лучше местных. В то же время, жители выселок преклонялись перед деньгами и показушным богатством. Они соревновались друг с другом, и соседа, купившего дорогую безделушку, ненавидели, пожалуй, куда больше жителей центральных районов. Они заискивали перед архибогатыми людьми, на работе оказывались самыми рьяными подхалимами и лицемерами. Готовые пройти по головам родных и близких ради карьеры, они выслуживались и за это ненавидели сами себя.
Девушки с выселок были расчетливы и циничны, не брезговали заявлять на совращенных ими юношей об изнасиловании, удачно выскочив замуж, стремились высосать из мужа как можно больше денег, если не получалось, начинали жаловаться на побои. Само собой, с появлением блюстителей методы эти перестали работать.
Мужчин с выселок можно было отнести к двум категориям: смирившихся со своей участью агрессивных пьяниц, которые хорохорились и провоцировали драку, если сталкивались со слабым, и заискивали и клянчили при встрече с сильным, и скользких гадов. Подлые и беспринципные мошенники, они выискивали легковерных жителей центральных районов и втягивали последних в сомнительные схемы с целью облопошить. Блюстители изменили соотношение между этими двумя типами, как и наиболее характерные черты: второй практически вымер, первый эволюционировал в скандалистов-балаболов, никогда не пускавших в ход кулаки.
Злоба, таящаяся у местных в душе, выплескивалась наружу, в виде пренебрежительного отношения к родному району. Именно жители выселок придумали самые оскорбительные поговорки о самих себе. В их числе: девка с выселок дешевле платья, в которое она одета; на выселках мусор от людей не отличишь; перепить мужика с выселок всё равно, что перебить его бабу - невозможно; можно вывезти человека с выселок, а вот вывести выселки из человека никогда.
Неудивительно, что выселки были самым грязным районом в городе. Далеко не все утруждались доносить мусор до урн и ящиков, бросали его где попало. Подавляющее большинство искало способ смухлевать и не платить за вывоз. Для этого они подбрасывали свои пакеты и мешки в микрорайоны, где жильцы заключали соглашения с мусороуборочными корпорациями. Целью жизни среднестатистический высельчанин считал скорейший переезд куда подальше отсюда.
Казалось бы, если они так ненавидят свой район и свою жизнь, им нечем гордиться, они не должны задирать нос и важничать. Но нет. Стоило сюда приехать кому-нибудь из другого мелкого городка, как высельчане тут же начинали насмехаться над ним, всячески подчеркивать свое превосходство, относиться к нему пренебрежительно, стараться поддеть и унизить при каждой встрече. Именно среди высельчан особой популярностью пользовался лозунг 'Понаехали, жить не дают'. Всегда и во всех бедах местных виноватыми оказывались либо собственники, либо начальники, либо приезжие, либо соседи. Вечные пересуды, бытовые скандалы и ругань, агрессия и непринятие нового - вот что окружало всякого, попавшего на выселки.
Закономерно, что Артем не хотел возвращаться сюда. Но пока он не найдёт работы - а процесс этот может занять месяцы - выбора у него не было. К счастью, Курков знал законы, по которым жили на выселках. В своё время он как-то даже сформулировал правила элиты выселок и записал в блокнотике. Первое: никогда не спрашивай другого о зарплате, ибо деньги - это святое, но при этом всячески старайся подчеркнуть, что ты зарабатываешь больше. Второе: одевайся дорого и безвкусно, покупай модные аксессуары вне зависимости от степени их полезности и качества. Это позволит тебе следовать первому правилу. Наконец, третье: в речи употребляй как можно больше слов, точного значения которых ты не знаешь, но ежедневно слышишь, в особенности применительно к электронике. Слова старайся сокращать вплоть до полной потери первоначального смысла, фамильярничай с незнакомыми.
Артем покинул выселки лет шесть назад и с тех пор не объявлялся здесь ни разу. Он думал, за такой период многое переменится, когда же оказался на месте, ощутил себя путешественником в прошлое. Те же тропинки, облезлые стены, неприветливые лица. Курков сориентировался быстрее, чем сам того хотел.
'Можно вывезти человека с выселок, а вот вывести выселки из человека никогда', - заключил он и отправился к облезлой и грязной информационной панели, установленной в стене одного из домов. Вставив идентификационную карт, он полазил по интернету и отыскал пару подходящих ему по цене предложений, отправился на поиски квартиры. Первая однокомнатная квартира оказалась совсем уж никудышной даже для выселок. Пожалуй, подошла бы спившемуся человеку, но Артем пока не опустился на самое дно, поэтому даже торговаться не стал, попрощался с хозяином и ушёл.
Затем последовало довольно неплохое жилище, но в арендную плату хозяин не включил коммунальные услуги. Артем попытался поторговаться, но мужчина оказался неуступчив.
После было ещё около четырех бесперспективных комнатушек, цены на которые оказались завышены. В конец отчаявшись отыскать сегодня жилье, Артем отправился по предпоследнему адресу. На третьем этаже семиэтажки его встретила опрятно одетая женщина средних лет. Пожалуй, её можно было бы назвать симпатичной, если бы не мертвенная бледность ее лица. Она предлагала однокомнатную квартиру, с уютно обставленной комнатой и совмещенным санузлом.
- А коммунальные услуги в цену включены? - поинтересовался Артем.
- Разумеется, - ответила хозяйка.
Артем удовлетворенно кивнул, продолжил осмотр. Лучшего предложения сегодня он не видел, поэтому Курков решил для виду поторговаться, но даже если хозяйка окажется неуступчивой, переезжать сюда за назначенную цену.
- Я всё посмотрел, предлагаю поговорить о плате, - начал Артем.
- Погодите-погодите, - остановила его хозяйка. - Сначала я хотела бы выяснить, с какой целью вы переезжаете и откуда.
Артем несколько напрягся.
- А зачем это вам?
- Видите ли, я стараюсь не сдавать квартиры приезжим. Сама-то я не против, уж поверьте, но не хочется носить на себе косые взгляды соседей.
- Понимаю. Я не приезжий, с рождения горожанин, просто... - Артем запнулся. Не хотелось вдаваться в детали своих неприятностей.
- Потеряли работу?
- Да, - нехотя согласился он.
- Тогда никаких проблем. Обсудим плату.
Артем сумел-таки добиться снижения цены, пообещал вскоре переехать, но на всякий случай отправился по последнему адресу. Комнату сдавала сварливая старуха. Просила она совсем немного, но условия оставляли желать лучшего, к тому же коммунальные услуги снова оказались не включены.
Окончательно решив переехать в квартиру к бледной женщине, Артем направился к метро, насвистывая мелодию из какого-то популярного фильма. Он не сразу заметил уцепившегося следом за ним паренька в осенней куртке с капюшоном. Незнакомец прятал свое лицо, нервно семенил следом за Артемом. Курков напрягся. Процент окровителей в районе выселок особенно высок, поэтому и грабежи, как правило, совершаются здесь. Но только ночью. Днём опасно - служба безопасности раскодирует записи, поступившие от пострадавшего и сумеет вычислить негодяя. Только вот загвоздка, Артём по доброй воле сам стал окровителем, поэтому рассчитывать на службу безопасности в случае нападения не мог. Однако преследователь не знал этого. Поэтому Курков решил перейти в наступление.
Он остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и, глядя прямо на парня в куртке, спросил:
- Тебе чего-то от меня нужно?
Тот замер, нервно повёл головой сначала в одну, потом в другую сторону. Запустил руку себе в карман.
- Не глупи! - перепугавшись, произнёс Артем. - Я видел твое лицо.
Но парень, похоже, оказался отморозком. Он достал из кармана пистолет, ткнул им в сторону Куркова.
- Оголи левую руку! Быстро! - приказал незнакомец.
- Зачем? - спросил Артем, но потом ощутил какое-то движение у себя за спиной, начал разворачиваться, но не успел - кто-то с силой ударил его по затылку. В глазах потемнело, Курков потерял сознание.
...
Когда он пришёл в себя, не сразу понял, где находится. Вокруг темно и сыро, доносится постукивание равномерно падающих капель, в стороне слышны перешептывания.
- Очухался, голубчик! - воскликнул кто-то. - Волочи его сюда.
Артём не успел толком осмотреться, когда его схватили под локти, рывком поставили на ноги и, подталкивая в спину, повели вперед. Он вперил свой взгляд в пол, под ногами грязь, по сторонам обшарпанные стены. Рукава на обеих руках Куркова задраны вверх, поверх бинтов в месте сгиба левой руки выступила кровь.
'Они знают! - пронеслась в голове Артема паническая мысль. - Если захотят, убьют меня, а труп спрячут так, что никто и никогда его не найдет!'
В очередной раз проклиная себя за глупость, которую совершил вчера, Артём стал судорожно думать, как ему выбраться живым из этой передряги.
Тем временем его буквально затолкали в полуподвальное помещение, освещаемое тусклым светом лампочки Ильича, плохо закрепленной и потому болтавшейся при малейшем сквозняке. В середине помещения было установлено несколько перевернутых вверх дном ящиков, на них сидели бледные и осунувшиеся мужчины и женщины, всего человек девять.
- Стой! - приказал кто-то позади него. Артем подчинился.
Один из сидевших мужчин, судя по лицу довольно молодой, но при этом седой как лунь, встал, пристально посмотрел Куркову в глаза. Артем не принял вызова, быстро отвёл взгляд в сторону.
- Как тебя зовут? - мягко спросил мужчина.
- Артём.
- Рад знакомству, Артём. Печально, что мы встретились при таких обстоятельствах. Меня называй Гулливером, - представившись, мужчина сделал паузу. Артём тоже сначала думал отмолчаться, но не выдержал.
- Что вам от меня надо? Зачем вы меня схватили? Вы ведь понимаете, что за это придется отвечать?
Гулливер усмехнулся.
- Ты новенький?
Артем озадачено посмотрел на седого.
- Впервые пустил себе кровь? Понимаешь ведь, никто тебя не найдет. Мы проверили, концентрация блюстителя в твоей крови ниже сотых долей промилле, тогда как для устойчивого сигнала требуется в десять раз больше. Немногие решаются выпустить так много крови. Или ты решил покончить с собой, но потом передумал?
- Что вы от меня хотите? - повторил свой вопрос Артем, не зная, как себя вести. Он боялся и от того злился, а это мешало сосредоточиться и действовать разумно. Оставалось упираться и прикинуться бараном.
- Я хочу предложить тебе работу в моей организации, Артем. Курьером. Как ты на это смотришь?
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите, - в третий раз повторил Артем.
Другой мужчина, один из тех, кто привел Артема сюда, а после устроился в стороне у стенки, хмыкнул.
- Какой-то он заторможенный. Может ну его, - стоявший у стенки провел большим пальцем по горлу, - а тело за город.
- Нет, - возразила женщина, сидевшая чуть поодаль. Артем посмотрел в ее сторону и узнал в ней бледную хозяйку квартиры.
- Это вы! - ахнул Курков.
- Он подходит, - словно бы не услышав его, продолжила женщина. - Я навела справки, он жил здесь раньше, только после перебрался в центр. Идеальная кандидатура.
Мужчина у стенки хотел было возразить, но Гулливер жестом остановил его.
- Я же сказал, Артем. Мне нужен помощник, человек, который будет передавать посылки моим друзьям. Ты согласен?
- Я не понимаю, - замотал головой Артем, посмотрел на женщину, с которой всего полчаса назад договаривался о стоимости аренды квартиры. - Это вы им сказали схватить меня?
В следующую секунду крепкая ладонь сомкнулась на его горле. Гулливер коброй бросился на него, затолкал в угол комнаты, придушил изо всех сил.
- Когда я разговариваю с тобой, не смей отворачиваться или заводить беседу с кем-либо ещё. Я не потерплю неуважения! Ты понял?! - прокричал Гулливер, после чего убрал свою руку и отошел на два шага назад. Артем согнулся пополам и закашлялся.
- Чего вы хотите? - с трудом выдавил из себя Артем.
- Гиблый номер, - заметил мужчина у стены, Гулливер бросил суровый взгляд в его сторону, мужчина потупился.
- Повторяю последний раз. До меня дошли слухи, что ты потерял работу, я хочу тебе помочь, потому предлагаю стать курьером и доставлять посылки от меня. Зарплата хорошая. Тебе не понадобится переезжать на выселки, ты сможешь остаться жить, где живешь. Больше того, если зарекомендуешь себя хорошо, переберешься в район поэлитнее. Работка не пыльная, деньги будешь получать посдельно. Так как, договорились?
Артем понял - выбора у него нет.
- Хорошо, - выдавил он из себя.
- Молодец, - похвалил его Гулливер. - Сразу говорю, существуют определенные риски, поэтому ты должен быть настороже. Тебе довольно часто придется пускать кровь, мы ведь не можем рисковать и позволить службе безопасности нас отыскать, правда?
Артем кивнул.
- Начнешь сегодня. Аглая, дай пакет.
Хозяйка квартиры достала из-за пазухи своего спортивного костюма желтый сверток, перетянутый тонкими тесемками.
- Держи, - Гулливер протянул пакет Артему, тот неуверенно взял его в руки. - Адрес записан на самом пакете.
'Неужели всё?' - подумал Артем. Сейчас главным было вырваться, после бежать в службу безопасности и сообщить об эти бандитах.
- Ну а чтобы ты не обратился к нашим коллегам из 'Либертарианца', а заодно поторопился, придётся принять некоторые меры безопасности. Борман, иди сюда.
Мужчина у стены нехорошо ухмыльнулся, неспешно подошёл к Гулливеру, достал из кармана небольшой пакетик, бросил его Артёму. Курков поймал его налету, внутри оказался зеленовато-синий порошок.
- Ешь это, - сказал Гулливер.
- Зачем? - ужас снова охватил Артема.
- Ешь! - приказал Гулливер. Борман тем временем достал огромный охотничий нож и любовался игрой света на лезвие. Артем понял намек, отрыл пакетик, разом высыпал его содержимое себе в рот. Смесь оказалась горьковато-соленой на вкус, обладала каким-то специфическим запахом. Так, пожалуй, могли пахнуть редкие травы где-нибудь в лесах Амазонки.
- Это был яд. Действовать он начнет примерно через три часа. Противоядие получишь, когда отдашь посылку. Само собой, времени обратиться в службу безопасности у тебя нет. Всё понял? Тогда вперёд!
Гулливер дернул головой, повернулся и ушёл. Вслед за ним помещение покинули остальные. Борман, уходивший последним, выключил свет, посмотрел на Артема.
- Ты бы поторопился парень. Знаешь, сколько курьеров окочурилось, не успев донести пакет? - сказал он напоследок.
По лбу Куркова градом катился пот, убедившись, что никого нет, он упал на колени, вставил два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту. Однако ничего не выходило. Все ощущения притупились, время словно замедлилось. Вытащив обслюнявленные пальцы, Артем ущипнул себя, но не почувствовал боли. Он начинал терять связь с реальность. Только взглянув на пакет, лежавший в стороне, вспомнил, что если не доставит его, вскоре умрет. Суетливо ухватив сверток, Артем вскочил на ноги, и бросился бежать, на ходу расправляя рукава. Он глянул на адрес, записанный на посылке, после принялся искать выход из подвала. Дневной свет струился из коридора, туда Артем и побежал. Вот они, полуразвалившиеся ступеньки. Курков вскарабкался по ним, выбрался из подвала, на мгновение ослеп от яркого солнечного света. Когда зрение вернулось, осмотрелся. Его приволокли на территорию заброшенных частных домов. Сложно поверить, но когда-то здесь бурлила жизнь, участки шли нарасхват, а теперь кругом запустение и развалины.
Впрочем, раздумывать над тем, отчего так приключилось, Артем не стал. Сломя голову он понесся к метро. Ехать предстояло далеко и долго.
...
Запыхавшийся Артем подбежал к подъезду, набрал на домофоне номер указанной квартиры. Никто не отвечал. Курков повторил попытку. Снова тишина. Он запаниковал. Что если над ним просто издевались? Этакие садистские развлечения - подарить человеку надежду, а потом смотреть, как он теряет ее в том самый момент, когда почти поверил в свое спасение. Артем набрал номер квартиры в третий раз, и когда ответом послужила тишина, со всего маху стукнул по домофону.
'Я умру, я все-таки умру!', - пронеслось у него в голове. Он швырнул сверток, выскочил на тротуар, слезящимися глазами обвёл двор. Это последнее, что он увидит в своей жизни.
- Не стоит разбрасываться посылками, - произнёс старичок, проходивший мимо. - Ты мой пакет зачем выбросил?
- Ваш пакет? - Артем поглядел на старика округлившимися от удивления глазами.
- Ну да, мой. Подай его сюда.
Курков подхватил сверток, передал его старику.
- Так-то лучше, - прищурившись, сказал старик, развернулся, начал было уходить.
- А противоядие? - спросил Курков.
Старик коротко хохотнул.
- Говорю им, не пугайте курьеров всякой ерундой, по-человечески с ними надо, да разве ж кто послушает. Они тебя наркотиками накормили. Проспись, и всё пройдёт.
- Наркотиками? - ошеломлённый Артем замер, проводил старика не верящим взглядом, после чего тяжело вздохнул и пошёл обратно, в сторону метро. Но по дороге остановился и сел на первую попавшуюся лавочку. Действие наркотика, похоже, сходило на нет. Головокружение отступало, панический ужас, то и дело охватывавший его, проходил, возвращалась способность ясно мыслить.
'Я под кайфом! - думал Артем. - Употребил запрещенные вещества и со мной ничего не произошло. При других обстоятельствах меня бы схватили, судили и, скорее всего, вышвырнули бы за пределы города. Но мне всё сошло с рук'.
За ним и вправду больше никто не следит! Доселе незнакомое возбуждение охватило Артема. Ощущения всемогущества и свободы. Сам не зная почему, Курков подхватил камень, валявшийся на земле, и со всего размаха швырнул его в сторону дома. Булыжник попал точно в окно, да с такой силой, что стекло взорвалось брызгами осколков. Никто не видел Артема, поднялся шум. Курков неспешно вернулся на лавочку, стал наблюдать за происходящим. На улицу выскочило несколько человек, хозяева стали причитать, какой-то мужчина подошёл к Артему и спросил, не видел ли он, кто это сделал. В ответ Курков только пожал плечами.
Буквально через пять минут на место происшествия подъехала машина службы безопасности. Из кузова выскочило три крепких мужчины, стали разбираться. Артему тоже задали пару-тройку вопросов, отвечал он односложно.
- Записей правонарушения у нас нет, вероятно, виноваты дети - только у них в крови нет блюстителя. Поэтому помочь мы вам ничем не можем. Мне очень жаль, - сказал, по всей видимости, старший из представителей охраны.