Контровский Владимир Ильич : другие произведения.

Три дня одной жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Этих людей остаётся всё меньше и меньше. Рассказ опубликован в газете "Секретные материалы ХХ века" к 65-й годовщине начала Великой Отечественной войны.

ТРИ ДНЯ ОДНОЙ ЖИЗНИ

рассказ на основе реальных событий

Эпиграф http://zhurnal.lib.ru/k/kontrowskij_w_i/verses125.shtml

   Кузнечики в траве заливались ошалело и самозабвенно. А чего им: июньское солнце жарит вовсю, трава густая и сочная - живи да радуйся, да стрекочи. И даже далёкий гул, перекатывающийся где-то за синеющим вдали лесом, травяных жителей ничуть не беспокоит - какое им дело до забот большого мира? Каждый сверчок знает свой шесток...
   Над просёлочной дорогой редкие порывы ветра взмётывали иногда клубы желтоватой пыли, словно там играли-возились детишки. Вот ведь глупость какая придёт в голову не вовремя - ну какие, к чёрту, детишки? Какие игры, мать твою, ну какие?!
   Тонкие стволы четырёх соракапятимиллиметровых пушек уставились из-за кустов на пыльный просёлок в ожидании того, - или, точнее, тех - кто должен на нем появиться. Термина "танкоопасное направление" в июне сорок первого ещё не было - он появится чуть позже. И сорокапятки ещё не называли "прощай, Родина!" - так эти маленькие пушечки назовут после того, как подсчитают потери среди расчётов этих противотанковых орудий. Подсчитают - и ужаснутся...
   Солдаты, присевшие за щитами, внешне спокойны - потому как он, командир, тоже выглядит спокойным. И люди верят, что старший над ними (пусть даже этому старшему едва за двадцать!) точно знает, что да как. Среди кроваво-бестолковой сумятицы последних дней - всех этих слухов о прорывах немцев, о стреляющих в спину переодетых диверсантах; паники, вызванной гудящими над головами чёрными самолётами с белыми крестами и крушением всего привычно-устоявшегося порядка вещей; отсутствия связи и приказов командования - так важно было видеть, что твой командир уверенно-спокоен...
   Наконец-то полученный артиллеристами приказ был лаконичен "Поставить огневой заслон немецким танкам". Сколько там этих танков, куда конкретно они нацелились - не уточнялось, о прикрытии пехотой и о снарядах не было сказано ни слова, и вообще связь снова - и уже бесповоротно - прервалась.
   ...Стрекотание кузнечиков стало каким-то басовитым, и Пётр не сразу понял, что это уже и не кузнечики вовсе, а совсем другие насекомые, гораздо больших размеров: на дороге появились они - серые бронированные машины. Три... Четыре... Семь... Точно не сосчитать - хвост железной колонны затянуло бурым пологом поднятой гусеницами пыли. В горле сделалось сухо, словно дорожная пыль уже забралась и туда, и лейтенанту стоило немалых усилий вытолкнуть из себя первую в своей жизни не учебную команду: "По головному... Прицел... Огонь!"
   Сорокапятка бьёт звонко и как-то даже не солидно - вроде и не пушка вовсе, а так, баловство одно. И снарядик у неё игрушечный - килограмм с небольшим, хоть рукой кидай. Но те, кто сидели под танковой бронёй, восприняли угрозу всерьёз - как и положено. Башни дружно развернулись в сторону батареи, орудийные жерла качнулись, словно хоботы боевых слонов, и слаженно плюнули огнём.
   Батарея успела сделать всего несколько выстрелов. И даже разок попали - но снаряд только чиркнул по лбу головного танка и с визгом ушёл куда-то вверх, в горячее июньское небо. А потом вокруг вздыбилась земля...
   Пётр пришёл в себя оттого, что его кто-то тряс, давясь обрывками матерных слов. С трудом разлепив веки, лейтенант увидел склонившееся над ним лицо батарейного старшины - чёрное лицо со штрихами запёкшейся крови и с совершенно дикими глазами.
   - Ж-живой... - прохрипел старшина и ткнулся лицом в траву, обильно засыпанную комьями вывороченной разрывами земли.
   Приподнявшись на локтях, Пётр огляделся. Дорога была пуста, и даже пыль там уже давно успела осесть. А его батареи больше не было - два орудия опрокинуло, одно съехало в воронку, бессильно задрав к небу тонкий ствол, а от четвёртого вообще осталась только куча искорёженного железа: прямое попадание. А вокруг мёртвых пушек в нелепых и некрасивых позах смерти лежали посечённые осколками люди - его солдаты, так верившие ему.
   - Они все... я смотрел... - голос старшины вдруг превратился в какое-то рычащее рыдание, - да как же так? Мы.... А они... а мы-то...
   - Пойдём, старшина. Пойдём, Серёга, - Пётр не узнал собственный голос, словно и не он говорил - кто-то другой, а лейтенант Красной Армии Пётр Демидов слышал этот чужой и незнакомый ему голос откуда-то со стороны. - Идти надо...
   ...По ослепительно синему летнему небу, прессуя крыльями редкие облака, на восток шли самолёты-крестоносцы. Шли уверенно и безбоязненно - ведь небо принадлежало им. И только много позже Пётр понял, что они со старшиной уцелели лишь чудом: подавив огнём осмелившуюся стать на их пути батарею, немецкие танки не стали сворачивать с просёлка и отвлекаться на мелочи вроде добивания уцелевших - это дело идущей за ними пехоты. У танков своя задача - вперёд и только вперёд, в полном соответствии с планом "Барбаросса", - и танкисты выполняли её с профессионализмом, присущим хорошо обученным воякам.
  

* * *

  
   Под ногами хрустело битое стекло. Наверно, во всём огромном городе не осталось ни одного целого окна. И неудивительно - сколько дней по нему гвоздили тысячи орудий всех калибров, да ещё с воздуха сыпались тяжёлые авиабомбы. Война пришла туда, откуда она выползла, и над фасадами разбитых домов полной противоположностью намалёванным белой краской на издырявленных стенах призывам "Wir kapitulieren nicht!" свисали белые же полотнища.
   Не верилось, что всё кончилось - стрелять больше не будут, и вчерашняя суматошная пальба из всех видов оружия была уже победным салютом. И ещё не верилось, что он всё-таки остался в живых; не верилось, что больше не надо пригибаться, заслышав мерзкий вой налетающего снаряда. И что можно вот так бездумно шагать по усыпанной битым стеклом мостовой побеждённого чужого города, фотографироваться у испещрённых осколочными отметинами статуй львов и каких-то средневековых рыцарей и думать о том, что уж теперь-то, после такой Победы, всё будет просто замечательно. Жаль вот только, что навечно оставшийся на Курской дуге старшина Сергей Одинцов не дожил до этого дня...
   ...Расквартировывались в уцелевших домиках предместий. Эти строения пострадали мало - огневой вал наступления прокатился через них без особой задержки - и стояли во всей своей немецкой аккуратности, чистенькие и опрятные, и даже стёкла в окнах кое-где уцелели.
   Дверь оказалась незапертой. Вообще-то не его дело подыскивать себе квартиру - на то есть свои люди, коим такое занятие по штату положено, но Петру хотелось взглянуть на осколок чужого быта. Он уже бывал в немецких домах во взятых ранее городах, но это всё-таки столица. Ничем особенным внутреннее убранство двухэтажного дома его не поразило - дом как дом, мебель, фотографии на стенах, занавесочки, незатоптанный сапогами пол. Он уже собрался уходить, когда вдруг наверху, на втором этаже раздался стук - словно упало что-то. Правильнее было бы тут же уйти и вернуться, прихватив с собой пару автоматчиков - кто его знает, вдруг там прячется какой-нибудь недобиток-эсэсовец или безмозглый пацан из "Гитлерюгенда". Этим капитуляция до известного места - как-то глупо нарваться на пулю уже после того, как война закончилась. Но Пётр почему-то стал подниматься по ведущей наверх лестнице - правда, стараясь при этом не шуметь и вынув на всякий случай пистолет. А когда он оказался на втором этаже, то нос к носу столкнулся с молодой немкой, прижимавшей к груди какие-то тряпки.
   Пару бесконечно долгих секунд они стояли и смотрели друг на друга - русский майор с пистолетом в руке и светловолосая немка лет двадцати пяти в коротком лёгком платье и жакете. А потом губы женщины дрогнули, и она пролепетала: "Herr Offizier... Ich..."
   "Вот дура... Наверно, пришла домой за милыми сердцу ложками-штанишками, а тут... И о чём она, интересно, сейчас думает? Что этот большевик сейчас её пристрелит? Или завалит на широкую кровать - вон она, за её спиной, самое то! - задерёт подол, и... А что - он победитель, кто его осудит? Немцы-то в наших местах что вытворяли, сколько баб да девок поизнасиловали! А может, она и сама не против? Бабёнка-то ладная, вон какие икры, да и груди из жакетки так и выпрыгивают... Замаялась без мужика, а может, мужик её и лёг давно в землю где-нибудь в Белоруссии - вдовствует... Ишь ты, какая кобылка гладкая...". Но Пётр, несмотря на все эти свои мысли, просто стоял и смотрел на женщину - только пистолет опустил: чего зря бабу пугать?
   Ситуация сделалась и вовсе дурацкой - или уходи, или уж... А майор всё смотрел и смотрел на немку, не в силах оторвать глаз от её шеи и от груди, хорошо различимой в широком вырезе платья. И она тоже смотрела на него, и испуг в её глазах мало-помалу уступал место обыкновенному человеческому любопытству.
   Как нельзя кстати внизу раздались голоса.
   - Во, смотри, чистая хата! Комбату - то, что надо!
   - Да тут и не ему одному хватит...
   - Эй, орлы! - крикнул Пётр, поворачиваясь к лестнице. - Квартира уже занята - так что поищите для своего комбата другое место!
   И уже спускаясь вниз, он ещё раз встретился глазами с так и оставшейся стоять немкой и неожиданно для себя самого вдруг улыбнулся ей. И она ответила ему несмелой улыбкой...
  

* * *

  
   Автобус был не то чтобы переполнен, но народу хватало. И в последнее время - с началом перестройки со всеми её прелестями вроде гласности и экономических неурядиц - разговоры в транспорте сменили окраску, приобретая порой характер чуть ли не стихийного митинга. Глядя в окно на огни домов, Пётр Михайлович думал о своём и не заметил, когда в автобусе появилась шумная молодёжная компания. Нет, парни и девчонки вовсе не вели себя развязно и нагло, а если они и были чуток под хмельком, то именно чуток - для веселья, что называется. Однако говорили ребята громко, и он невольно прислушивался к их разговору. Перипетии студенческой жизни и подробности многочисленных любовных треугольников Петра Михайловича не очень интересовали, - разговор стал частью звукового фона, подобно ворчанью автобусного двигателя, - но тут тема дискуссии неожиданно изменилась: новое поколение волновали не только вечные молодёжные проблемы.
   - Наш военно-промышленный комплекс.... Да ты хоть представляешь, сколько денег пожирает этот монстр? И кому это всё надо? Нам и нашим братьям-неграм в развивающихся по социалистическому пути странах? Нам - не надо! Да если бы мы не тратили столько на ракеты и самолёты, мы давно бы... - увлечённо доказывал какой-то парень.
   - ...жили бы не хуже, чем в Америке, - встрял уверенный девичий голос, - это точно!
   - А если война? - возразил пацифисту ломающийся басок. - Ты чем, оглоблей отбиваться будешь, да?
   - Да какая война! Кому мы нужны - Америке? Германии? Они вон, помощь нам гуманитарную шлют. Война... Прям, у американских морских пехотинцев другой мечты нет, кроме как пройтись парадом по Невскому проспекту! Весь мир застращали своим железом, а сами сидим с голой задницей на морозе. Ты что, сильно служить рвёшься? Только не надо ля-ля про патриотизм и гражданский долг! Мне эта армия - как чайке вытяжной парашют!
   - Так чего ж вы с Ленкой мышей не ловите? Склепали бы детёныша на скоротушечку, и все дела - вот тебе и отсрочка! А то уже скоро год, как зря простынки мнёте... - и взрыв молодого хохота подтвердил позитивное отношение всей честной компании к высказанному парочке (вероятно, молодожёнов) предложению.
   - Слушайте, а если бы немцы победили? Ну, тогда, в войне? Повесили бы Сталина, и построили у нас нормальный капитализм "с человеческим лицом", как наш "минеральный секретарь" говорит. И жили бы мы, как весь мир живёт - без бредней о светлом будущем и прочих заморочек...
   Сердце кольнуло. Пётр Михайлович хотел встать и сказать этим глупым детям - пусть даже считающим себя очень умными и эрудированными - всё, что он об этом думает, но передумал. Кому и что он докажет? А выглядеть нелепым и смешным ему совсем не хотелось...
   На следующей остановке весёлая компания вышла. Провожая взглядом обнявшиеся парочки, Пётр Михайлович подумал: "А ведь из тех парнишек, что остались лежать у того просёлка в июне сорок первого, никто, наверно, и девчонку-то толком по сеновалу повалять не успел... Ребята-ребята, неужели вы и в самом деле думаете, что немцы пришли к нам тогда только для того, чтобы угостить нас своим баварским пивом? Или что наши нынешние новоявленные "друзья" - победители в "холодной войне" - питают к нам исключительно тёплые дружеские чувства? Эх, ребята..."
  

* * *

  
   ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
   Пётр Михайлович Демидов - один из последних могикан Великой Войны - живёт и здравствует до сих пор. Здравствует, конечно, для своих лет - ему ведь уже хорошо за восемьдесят. И поэтому каждый раз, когда я звоню ему и поздравляю с Днём Победы, мне становится как-то не по себе - а вдруг он уже не снимет телефонную трубку?
  

25 января 2005 года

Оценка: 7.70*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"