Как то летом я приехал в Семей к своему другу Ерболу. Надо сразу рассказать о Ерболе. Он чиновник и партаппаратчик. Невысокого роста, c небольшим кругленьким брюшком. На мой шутливый вопрос: почему оно такое скромное, отвечает честно и серьезно - оно будет расти согласно табели о рангах, то есть занимаемой должности. Ербол общительный, хлебосольный, сыплет анекдотами, словом рубаха - парень, свой человек.
И вот, Ербол мне говорит:
- Поехали Марат отдыхать в Баян-аул, там замечательная природа и вообще, у казахов эти места считаются святыми.
Там есть ущелье, где в битве с джунгарами погибло казахское войско - высказал он веский довод.
Мысленно я уже принял решение посетить ущелье, принести туда цветы и прочесть там молитву.
- Нам составят компанию несколько уважаемых людей - добавил Ербол.
- Кто они?
- О! Это большие люди! Серьезные посты занимают! - закатив глаза и тыча пальцем к небу, весомо промолвил Ербол.
- Ну, хорошо, едем - недолго размышляя, согласился я.
Утро следующего дня пролетело в сборах.
К дому Ербола подьезжали машины. Из них выходили солидные дяди с не менее важными женами и проходили в просторный двор, к накрытому по походному столу.
- Келиниз! Кириниз! Есик ашык - тараторил без умолка Ербол.
Он стал представлять меня гостям:
- Бу кысине зовут Маке, меним жолдасым! Жазушы, писатель!
Надо заметить, что на казахском Ербол обьяснялся немногим лучше меня, и я отчего-то испытывал неловкость за его косноязычность. А значит и за свою. Я тогда по наивности не знал, что разбавлять казахскую речь русскими словами, у чиновников считалось особым шиком.
Настроенные на отдых агашки, выглядели благодушно. Их жены вовсе чувствовали себя как дома. Они основательно устроились на торе и зацакали языками, словно сороки.
- Так-к-к! - произнес один из агашек, смуглый, с круглым, плоским лицом, на котором поблескивали два хитрых глаза - начнем наш поход с жуз граммов?
"Его очень удобно рисовать" - подумал я - "надо просто очертить круг и уже готово лицо".
Смуглого агашку Ербол величал Дарибай-ага, остальные, бывшие с ним накоротке называли его - Даке. Надо сказать, что сокращения имен Даке, Заке, Баке, Калыке, Ореке - гениальное изобретение казахов.
Так вот, Даке меня сразу же поразил своей наблюдательностью. Его масляные зрачки панорамой скользнули по моей фигуре и ушли дальше, выше по столу, к тору, где воссели его друзья, но я понял, что он успел сделать обо мне вывод.
"Профессиональное" - решил я.
- Значит Маке, Алматыда турасын?
- Да, я живу в Алматы - ответил я.
- Ну, калай, жизнь на юге?
- Ничего, красивый город, хорошие люди..
- О чем пишешь?
- Да так, о жизни..
- А-а-а! Партия заманында я там заканчивал институт,- произнес Даке и остальные агашки тут-же подключились к разговору.
- Замечательные были времена! - восторженно взмахнул руками Ореке.
Ербол представил мне этого симпатичного, седоватого человека, как Орынбая-ага.
- Билемиз гой, как ты сдавал те экзамены, казы чемоданами возил преподавателям - Даке не преминул подковырнуть Ореке.
Ербол тем временем успел разлить гостям водку и вино.
- Гэ-гэ-гэ - точно гусь прогоготал властный мужчина с бесчисленными оспинками на лице.
- Калыке, ты вот смеешься! Но ты же сам, все время просыпал пары! Потому что до полночи стоял под балконом у нашей женге - речь Даке вилась тонкой змейкой, вкрадчивые интонации были плавными.
- Гэ-гэ-гэ - снова выдал порцию смеха Калыке - да, были такие ночи, стоял и пел серенады.
- Ал, уважаемые мои друзья, поднимем наши чарки перед тем, как отправиться в дорогу, чтобы было веселей ехать - высказался опытный тамада, Даке.
Пока мужчины и женщины чокались, обремененный дорожными хлопотами, Ербол пользуясь моментом, выскользнул за ворота.
- А куда ему было деваться, я ведь была первой красавицей на курсе - гордо заявила о себе высокая, моложавая светлоликая казашка, в спортивном костюме - Кульпаш, жена Калыке. До этого она мирно вела беседу с маленькой, юркой женщиной, супругой Даке.
- Ай, сен осы Мэри Кейды, откуда ты берешь Марьям?
- Разве ты не знаешь? Из Алматы маган специально с фирмы присылают.
- А маган доченька Лондоннан привезла такой набор, пре-ле-сть! Если бы ты видела, Марьяш!
- Алмадындба с собой?
- Ой, побоялась, в дороге потерять. Я этой косметикой пользуюсь только в особых случаях, вот, например когда Сара Алпысовна келгенде, помнишь, она приезжала весной? Калыке же организовывал прием в ресторане, она сидела на торе, а я по правую руку от нее. Так вот, о кысе, сразу же обратила внимание на мою косметику. Где говорит, вы дорогая Кульпаш ее приобрели? - быстрая речь супруги Калыке напоминала скорострельную стрельбу из пулемета "Максим". Опытная Кульпаш с любопытством метнула пару острых стрел в мою сторону. Взяв многозначительную паузу, она успела бросить взгляд на задумчивую Дамеш, жену Ореке, чтобы оценить какое впечатление на нее произвел рассказ. Но Дамеш, похоже, мало трогали косметические успехи подруг.
- Дамеш, ты о чем-то задумалась! Нет, так не пойдет, раз уж мы собрались ехать на отдых, давай оставим все эти битпейтин проблемы. Ореке, ну повлияйте на свою ненаглядную, совсем она молчаливая, уж не влюбилась ли, пока вы с мостом через Иртыш возитесь?
Довольная собственной шуткой, Кульпаш рассмеялась - ха-ха-ха!
- Хи-хи-хи - поддержала ее подруга Марьяш.
Ореке в ответ улыбнулся, обнажая полоску золотых зубов:
- Дамеш не сдавайся!
- Да вот, задумалась о предстоящей школьной реформе - просто ответила Дамеш, вызывая еще больший смех спутниц.
Дамеш, под стать мужу, с благородным лицом, на котором застыл отпечаток недюжинного ума.
- Вам бы только посмеяться - незлобно пожурила она подруг.
- Что же, теперь Марьяш как врачу надо размышлять о проблеме Спида? - пропела Кульпаш.
- Тьфай, тьфай Кулеке, о чем это вы перед отдыхом заговорили, пугаете нас с Калыке - пошутил Даке.
- Не напугай вас, так вы только и будете лежа на пляже глазеть орыстардын кыздарына, на русских девчат.
- Ох, и острый у вас язычок Кулеке. Уж я то вряд ли кого-нибудь могу заинтересовать, разве что Калыке у нас, еще хоть куда - подсластил пилюлю Даке, для грозного Калыке.
- А что? Я еще в силе, но русские девочки не в моем вкусе, я люблю озымыздын, своих, черноглазых.
- Ай, глядите на него, куда его понесло, еще из дома не выехал, а уже нос воротит. Смотри, ато приедешь домой, а чемодан у порога стоит - не унималась слегка задетая за живое, Кульпаш.
Вошел Ербол и учтиво нагнул голову.
- Агашки, женгелер, машиналар стоят на старте, можно выезжать.
- Ал, кеттик, поехали, встаем - задвигался Калыке.
- Калыке, а стременную? Нельзя в такую дорогу нарушать обычай - запротестовал Даке.
- А Ореке, неге ничего не говорит? - вопросил Калыке к Ореке.
- А что тут говорить, наливай да пей, Даке прав, нельзя без стременной, ведь мы же кочевники - спокойный, уравновешенный Ореке начинал мне нравиться. Он вел себя с достоинством, не пытаясь льстить могущественному Калыке.
- Видите, я прав, Ореке меня поддержал. Ереке, наливай братишка - Даке заулыбался во весь рот.
Ербол учтиво принялся разливать по рюмкам и бокалам.
- Ал, давай, за хорошую дорогу! - Калыке поднял рюмку и махом опрокинул ее в рот. Даке зацепил истекающий желтым жиром кусочек казы вилочкой и преподнес его Калыке.
Я успел подумать, что в самом этом движении было заложено чинопочитание, табель о рангах, и что-то еще очень тонкое, чего я не смог разгадать. Я мало, что смыслил, в восточном искусстве интриг.
- Рахмет Даке - Калыке с достоинством спрятал казы за губами и прищурил от удовольствия глаза.
Следуя пословице: "впрягся в арбу, тяни изо всех сил!" - я лихо опрокинул в себя содержимое стопки, и когда ставил ее на стол, успел поймать скользнувший по мне взгляд Кульпаш.
"Что это она меня так рассматривает?" - забеспокоился я, но все уже поднимались с мест, и мне пришлось тут-же забыть о своих опасениях.
Выезжали на трех машинах. В первую, рядом с водителем уселся Калыке, Кульпаш устроилась сзади. Во вторую села семья Даке и Ореке. А замыкал крохотную колонну я, на своей машине. Ербол поехал со мной.
Вскоре наша кавалькада выехала за город и потянулась в сторону Павлодара.
Водитель передней машины, в которой ехал Калыке вел быстро, ловко срезая углы на крутых поворотах, и езда получалась живой.
- Кем работает Калыке? - спросил я Ербола.
- О-о-о, Калыке доверенный человек акима области, возглавляет региональный штаб партии. В прошлом, еще с советского периода в больших креслах сидел, одним словом в нашем городе, он глаза и уши самого акима, уважаемый человек!
- А-а-а - понимающе протянул я - а Даке?
- Официально Даке является начальником налогового комитета, но дело не в этом, он владелец компании "Алтын"!
- А что это за компания?
- Компания "Алтын" добывает золото. У них стоит швейцарское оборудование. Он настоящий богач!
- Понятно, хотя я ничего не смыслю в добыче золота.
- А Ореке у нас главный архитектор. Его супруга Дамеш, завуч школы.
- Это я уже понял. А что тебя связывает с этой компанией, Ербол?
- Я живу в этом городе, Маке. Эти люди здесь самые уважаемые, без них никуда.
Общаемся, вместе в сауну ходим, бешбармачим, иногда кыздармен проводим время, а больше не стеймиз?
По обе стороны дороги тянулся красивый сосновый бор, настоянный хвоей воздух, точно искрился, был чист и прозрачен, и было приятно от мысли, что тебя ожидают новые впечатления.
Ербол принялся рассказывать о своих планах, заботах, а я незаметно для себя втянулся в собственные мысли, так располагающие в дороге. Серый асфальт стремительно летел под колеса автомобиля, и казалось, что жизнь бесконечна, как эта лента дороги.
Вдали, на самой опушке бора показались две нарядные белые юрты. Поравнявшийся с ними автомобиль Калыке включил поворотный сигнал и стал сьезжать вниз на проселочную.
- Ох, Калыке, не забыл, все помнит, все держит под контролем! Здесь такой кумыс подают Маке, закачаешься!
- Я так давно не пил настоящего степного кумыса - пожаловался я - в городе он разбавленный, невкусный.
- Вот сейчас попробуешь! - Ерболу было приятно чувствовать себя хозяином и покровителем гостя.
Я остановил машину у второй юрты и вышел вслед за Ерболом. Стояла такая тишина, что хруст веточки под каблуком Ербола послышался точно лязг затвора.
- Входи Маке в юрту - Ербол отворил створку двери пропуская меня внутрь.
Наша компания уже расположилась вокруг низкого круглого стола. Пожилая казашка подавала кумыс в больших керамических кесе.
Мы с Ерболом устроились с края стола и принялись пить кумыс. Он действительно оказался выше всяких похвал, густой, пахнущий полынью и степными травами, но в тоже время сладкий, как мед.
Я с удовольствием выпил кесе и попросил еще. Хозяйка взяла из моих рук сосуд и вновь его наполнила. А когда я подносил его к губам, то снова поймал на себе пристальный, изучающий взгляд Кульпаш. Заинтригованный, я не стал отводить глаз, продолжая глотать из чаши, и в этот раз внимательно разглядел ее лицо.
Белую, словно молоко кобылицы кожу лица, обрамляли черные волосы, из-под разлетевшихся бровей в упор на меня глядели два темных, бархатных зрачка, а сквозь наполненные алым соком губы, ослепительно белели зубки.
- Какая она красивая, - поразился я - а в молодости видно на самом деле слыла первой красавицей.
"Ее поступь, сродни поступи чистокровной степной кобылицы, движется так, что не расплещет и чаши, наполненной священным кумысом. Ее ступни крохотны, а маленькие ладони нежны, пальцы длинны и нервны, перси туги и округлы, стан тонкий, а бедра широки. Высокая шейка гордо возвышается над миром, а взгляд темных глаз может принадлежать только людям с чистой, благородной кровью!" - я сложил эти точенные фразы, пока пил кумыс.
Запутавшись в мыслях, смутившись от их яркости и искренности, я встал и вышел из юрты, забыв поблагодарить хозяйку.
"Разбалованная дамочка, предвкушающая получить изюминку даже в такой поездке" - промелькнула ядовитая мысль и тут же угасла, как гаснет тень в самой гуще леса.
Мои спутники стали выходить из юрты и вновь рассаживаться по машинам, но теперь они сделали рокировку.
Калыке забрал к себе Даке и Ореке, Кульпаш вместе с Марьяш впорхнули на заднее сиденье второй машины, а благородной Дамеш ничего не оставалось, как сесть рядом с водителем. Перед тем как Кульпаш захлопнула дверь, я услышал ее звонкий, рассыпчатый смех, угасший в салоне.
Мы с Ерболом опять замкнули колонну.
Эта дорога и по прошествии времени остается в моей памяти, как одна из самых моих насыщенных поездок, быть может, оттого, что я никак не могу забыть те камни очищения, как я их назвал для себя, но может быть, причина кроется в красавице Кульпаш?
Да! Грустно было бы думать, что не сложившийся роман с Кульпаш тут не причем, и в то же время уверяю вас, я сел писать, лишь с целью рассказать вам историю о том, как чиновники тащили на гору камни очищения.
Всегда есть опасность скатить рассказ в беллетризованный, поэтому я сознательно уйду от описания, как комфортно устроилась наша компания в коттеджном городке на берегу озера Жедибай, и как потянулись делегации провинциальных акимов и прочих чиновничков к дому Калыке.
И все-таки мне не уйти от искушения, чтобы не рассказать о подношениях нашему грозному вельможе: там были и расшитые замысловатыми узорами чапаны, и искусно отделанные камчи, и высокие сафьяновые седла и, наконец золотистый в яблоках конь. Но все же в сердцах надо высказать, что распорядок дня моих спутников, складывался просто катастрофически и ужасал меня.
Итак, они просыпались не раньше полудня и, выполнив утренние процедуры, слетались на обед. Затем жидкой гусиной цепочкой тянулись к пляжу на озеро Жидебай и, уподобляясь каспийским тюленям, блаженно раскидывали свои тела на песке. Только Дамеш все время утыкалась в книгу и что-то увлеченно читала, а энергичная Кульпаш никак не могла смириться с тем, что остается в бездействии. Она вставала и уходила гулять вдоль берега, ато брала катамаран и уезжала на нем далеко, аж на самую середину.
Я же, изучая округу, ухитрялся находить себе новые и новые занятия, порой опасные для жизни.
В окрестностях Баян-аула располагалась гора Булка. Издали она напоминала отшлифованный до блеска батон, на котором не виделось и выступов, чтобы цепляться за них при подъеме.
И дернул же меня черт, попробовать покорить Булку!
Не откладывая эту идею в долгий ящик, я принялся уговаривать Ербола:
- Ну ладно они! Но ты же бывший спортсмен, каратист, как же мы уедем, не покорив ее вершину?
И он на удивление легко сдался. Видно ему тоже надоела однообразность времяпровождения коллег.
Еще было раннее утро, как мы добрались до подножья Булки и стали осторожно карабкаться вверх. Подьем оказался сложным.
Я понял, что несколько погорячился при расчете своих сил, но отступать перед Ерболом было нельзя! А главное я чувствовал, что эта экспедиция станет достоянием всей нашей компании и струсь я сейчас, придется сгорать от стыда под острыми, насмешливыми взглядами Кульпаш. Ербол давно уже спустился обратно вниз и теперь слонялся, не решаясь оставить меня одного, на горе. Ему удалось преодолеть одну треть пути, как примерно в одно время со мной, он понял смертельный риск этого мероприятия. Как человек рассудительный, он вовремя благоразумно отказался от восхождения.
- Зачем мне это нужно Маке? Коттедж у меня есть, карьера движется успешно, любовница Слава Богу есть, для чего мне погибать на этой каменной глыбе? Ты как хочешь, а я буду спускаться вниз.
- Ладно, иди! - крикнул я сверху.
- А что я скажу нашим? - прокричал Ербол, видно его все таки мучали угрызения совести.
- Так и скажи, что бросил одного в горах - ответил я и тут же почувствовал прилив сил от сказанного.
Так бывает, скажешь и все - понимаешь, что теперь уже, ни за что не отступишь!
Я видел, как он удалялся в направлении городка, а я полез дальше и потратил на это много времени.
Чем ближе я подбирался к закругленной вершине, тем сильней сатанел усиливающийся ветер, и порой мне казалось, что вот-вот он сдует меня с горы, точно пушинку. Двигаться к ней, можно было, только плотно прижавшись спиной к скале, а ширины выступа хватало всего на половину ступни!
И тут, моему взгляду открылся невидимый снизу разрыв, зиявший полуметровой трещиной, на пути к победе. От него до вершины оставалось всего каких-нибудь три шага. Но если не перешагнуть этот разрыв, то сказать что ты был на самом верху, будет обманом.
Раскинутые по сторонам мои руки, уже не напоминали мне крылья орла, как еще полчаса назад, а казались уродливыми палками огородного чучела.
В голове, нарастая, взбухли мысли о собственной глупости и такие же бичующие упрямство, предательски призывающие отступить.
Ноги от страха точно приросли к камню, и сдвинуть их хотя бы на дюйм влево или вправо оказалось свыше моих сил. Я стоял, боясь шелохнуться, и на мгновение задумался о том, на сколько меня так хватит?
Мелко дрожали колени, хотелось закрыть глаза и прыгнуть вниз, потому что веры в груди уже не оставалось. Но отчего- то было важно, сделать этот полет красивым и я всерьез стал раздумывать над тем, как правильно оттолкнуться, чтобы полететь с раскинутыми руками.
И вдруг я увидел внизу, машущую мне руками женщину. С высоты она казалась крохотной. Но я узнал ее! Это была Кульпаш. Она махала мне. Она призывала меня держаться!
Я снова посмотрел на разрыв, на вершину и понял, что не смогу преодолеть эти три шага. Надо было возвращаться, я проиграл бой с самим собой.
У меня нет фотоснимка, нет видеозаписи, но кто бывал в тех местах, или же, как и я отправлялся на покорение Булки, тот поймет меня. Я и сейчас порой ловлю себя на мысли, что вновь и вновь в моей бедовой жизни возникают схожести с тем днем, и я снова, как и тогда не могу сдвинуться с места ни на один дюйм.
Когда в голове проступила ясность, вместе с ней вернулась способность двигаться, и я осторожно передвинул ногу влево. Это был шаг к возвращению! Я подтянул правую, вновь передвинул левую и снова подтянул правую. И так шаг за шагом, вновь прошел самый опасный участок коварной Булки.
Спускаться дальше стало легче, а если смотреть снизу, то возможно, оттуда, казалось что и вовсе легко.
Как бы там ни было, но мне удалось спуститься и встретиться с Кульпаш, так же как и я, искавшей себе приключений.
- А я встретила Ербола, и он мне сказал, что ты полез на Булку. Ну, и как она?
Я глядел на нее и не знал, что мне ответить. Сказать ей правду? Или махнуть рукой, мол, ничего в ней нет интересного?
Но я увидел в глазах Кульпаш, что вопрос был задан ею для проформы, а на самом деле, будучи умной женщиной, она все поняла.
- Наверху страшно - признался я.
- Я все видела - сказала Кульпаш.
- Оставалось всего три шага до вершины - вымолвил я.
- Ничего, в следующий раз одолеешь, сегодня был ветер.
Я поразился ей, и устыдился себе, оттого что как выяснилось, я ни черта не понимаю в людях, и эта самая Кульпаш, казавшаяся мне изнывающей от скуки самкой, оказалась тонким, чувствительным к чужой боли человеком.
- Наверху сильный ветер - повторила она снова, предоставляя мне возможность для маневра, чтобы изыскать причину неудачи.
- Да, на вершине сильный ветер, он почти сбрасывал меня - произнес я, принимая пас.
Мы пошли по узкой тропинке вместе. Я шел и недоумевал: какого черта я позволяю себе любоваться чужой женой, женой чиновника, который как выясняется, глаза и уши акима и он же, стоявший в собственные студенческие годы, до полуночи под ее бетонным балконом.
Какого черта!?
Но мы медленно шли, и о чем-то говорили, и я чувствовал, что в нас обоих, произрастает поразительная гармония.
Я, наверное, опять отвлекся от главной истории с камнями, возникшей случайно за традиционным совместным ужином, и честное слово, совсем не намеренно. Просто, Ербол смеясь, исповедался о своем монологе мне: и про коттедж и про любовницу, вот только про карьеру не вымолвил ни слова.
Мои знакомые принялись восхищаться мною, а я вспомнил о святом ущелье и, тут же откровенно сделал им предложение:
- Наш отдых подходит к концу, а мы так и не посетили ущелья, в котором погибли наши предки.
- Ох, и, правда! - пожалел Калыке.
- Да, что, правда, то, правда! - обескуражено поддержал его Даке.
- Пролежали словно тюлени, не отводя взгляда от русских девок - искусно изображая возмущение, стала гнуть излюбленную тему Кульпаш.
- А мы завтра с утра и отправимся, не так ли Маке? - уверенно заявил Ореке.
Он все больше и больше нравился мне. Независимый, умный, образованный, интеллигентный, и жена у него Дамеш, была ему под стать. В них обоих чувствовалось много большого, человеческого.
- Конечно, надо завтра идти - обрадовался я.
- Тэ-эк-к, значит, постановили, завтра с утра идем в ущелье, алыс па оно?
Тут Ербол подхватил разговор:
- Да нет Калыке, что такое для вас несколько часов ходьбы. Ведь вы бывший спортсмен.
- На такое дело решаемся, надо срочно это решение обмыть! Давайте выпьем, и сразу же все станет ясно - засмеялся Даке.
Все с шумом задвигались, выпили и продолжили обсуждение.
И вдруг, я возьми и произнеси, невесть откуда пришедшую в мою бредовую голову, идею:
- Но мы не можем прийти туда с голыми руками!
Головы присутствующих тут же взметнулись, и взгляды их, перекрестьями застыли на мне.
- Что вы хотите этим сказать, Маке? - недоуменно спросил Даке.
- Наши предки погибали с одной мыслью, что когда-нибудь их потомки придут на это место очищенными от всего скверного и прочтут во имя их молитву - меня что называется, понесло по бездорожью.
- А что это значит - очищенными? - пожал плечами Калыке с видом человека, итак согласившегося на жертвоприношение, но столкнувшегося с тем, что кому-то этого оказывается мало!
- Очищенными - это значит, что-то загадать и выполнить.
Я чувствовал, что сейчас запутаюсь сам, и стал лихорадочно объяснять, взывая о поддержке у разумного Ореке.
- Маке имеет ввиду, что надо сделать нечто такое, что могло бы искупить нашу вину перед духами предков - проговорил Ореке и замолчал.
Его не понял никто, даже я, потому что он нагородил высоченного до самого неба, что меня в мыслях отбросило к распятому Иисусу Христу!
Я бросился спасать положение и принялся объяснять при помощи жестикуляций:
- Как уже всем известно, наш путь состоит из четырех этапов. То есть нам надо преодолеть первую гору, спуститься с нее и подняться на вторую, и только спустившись со второй, мы окажемся в нужном нам ущелье. Там и находится место гибели казахского войска в битве с джунгарами! Мы сделаем так! Всякий из нас, у подножья первой горы выберет понравившийся ему камень и понесет его до конца нашего путешествия. Он и станет камнем очищения для каждого, перед нашими великими предками. Ведь ни для кого не секрет, что все мы грешные тем, что пьем, едим, гуляем за счет предков, которые отвоевали нам нашу независимость и такую территорию - с интуицией минера я понял, что попал в самую точку.
Женщины глядели на меня раскрыв рты, точно я, по меньшей мере, был новым пророком.
- Мы придем к ним не с пустыми руками, а каждый со своим камнем очищения, которые сложим в кучку и прочтем над ними молитву. Это и станет нашей данью их Великим деяниям!
Все молчали и переваривали. Так, словно переваривали бешбармак.
Выручила меня красавица Кульпаш.
- Маке правильно, мудро говорит. Не зря Ореке его сразу же поддержал - дипломатия Кульпаш в очередной раз меня поразила.
- С утра выступаем - принял окончательное решение Калыке - нечего здесь городить и размышлять.
С тем и разошлись. Мы с Ерболом сразу легли спать. Только мне не спалось, и я вышел из своего коттеджа на улицу. Ночь была светлой, ясной. Высокое небо устилали бесчисленные звезды. Я сидел с задранной головой, размышляя о них, как услышал рядом с собой осторожный шорох и опустил взгляд.
Передо мной стояла Кульпаш. Неожиданно она опустилась, взяла мои ладони в свои, и нежно их поцеловала. Ураган, буря, смятение, какими бы эпитетами не награждал я те вспыхнувшие чувства, которые мне привелось испытывать, но не скрою того, что я затрепетал словно робкая лесная лань. Впервые меня взволновала особа, равная меня самого по возрасту, но занимающая ступеньку выше по социальному статусу, все же она была женой всемогущего Калыке.
Мы целовались словно сумасшедшие, будто изголодавшиеся путники, будто жаждавшие воды бедуины, будто наши огрубевшие пальцы никогда прежде не ласкали человеческого тела.
На мгновение взгляд мой уперся в подмигивающие мне с высот светила, и в одночасье стало мучительно стыдно перед ними, за себя, крадущего тепло чужого, не принадлежащего мне тела.
Я с трудом оторвал от себя ее ищущие руки и убежал в ночь, словно мальчишка, побоявшийся своей первой женщины. Как я мог объяснить ей, что коль завтра мы идем к месту гибели наших предков в битве с джунгарами, я должен быть чистым телом и душой.
В ту ночь я не вернулся в коттедж. Я провел ее лежа на деревянной скамье, на террасе у здания музея.
Наутро, мы позавтракали с Ерболом у себя в доме и, снарядившись, вышли на улицу. Наши спутники уже прохаживались вдоль своих заборов, чувствовалось, что они немного нервничают. Кульпаш не было видно.
- Ну, Маке ты заварил кашу. Как бы мне потом не пришлось ее расхлебывать - стал сетовать осторожный Ербол.
- Не переживай, они тебе еще сто лет благодарны будут. Ведь что они видят в своей жизни кроме бешбармаков? А если дойдут туда, сами себя уважать станут.
- Ладно, посмотрим - успокоился Ербол.
Мы поздоровались со всеми.
- Ну что? Попутного нам ветра в спину - сделал попытку пошутить Калыке.
Надо отметить, что и речь моих спутников в то утро изменилась до неузнаваемости, теперь они выбросили из лексиконов казахские вставки, и говорили просто на русском.
Вот с такой благородной целью мы и покинули коттеджный городок, направляясь прямо к озеру, которое нам предстояло переплыть на лодке.
Ербол и я сели за весла.
Лодка уверенно рассекала голубую водную гладь, и вскоре мы очутились у самого подножья горы. Мои спутники покинули плоскодонку и с ходу принялись бродить по берегу в поисках подходящего камня.
- Такой камень пойдет? - спросил у меня Калыке, точно я был назначен цензором или прокуратором. В руках у него был крупный, увесистый камень.
- Да, это тот, что нужен - ответил я глубокомысленно.
Другие, глядя на грозного Калыке, не осмелились подобрать камни меньшего размера.
Я выбрал для себя самый большой камень, какой только нашел на берегу, весом около пуда. Он лежал наполовину в воде и был угловатым, с выступающими острыми гранями, режущими ладони.
Вскоре все, вооружившись камнями, направились в гору. Подьем оказался крутым.
Я шел впереди, остальные, вытянувшись гуськом, карабкались с видом людей, обреченных по чьей то злой воле, на бесчисленные страдания. Солнце уже поднялось в зенит, а мы преодолели только половину пути. Густой кустарник рвал одежду, идти с каждым шагом становилось все труднее. Я оглянулся назад, мои спутники обливались потом, их футболки были насквозь мокрыми. Позади меня, боролся с подьемом, Ербол. За ним по проложенной тропе скользя кроссовками на мокрой траве, поднимался Калыке, вслед за ним Ореке и замыкал колонну Даке. От напряжения его узенькие глазки превратились в щели и совсем скрылись на безусом, плоском лице, что казалось, у него их никогда и не было. Я почувствовал, что силы их на исходе и стал весело насвистывать.
- Я, пожалуй, возьму камень поменьше - выкрикнул Калыке и тут же к нему, изнемогающему от усталости, бросился Даке. Он схватил небольшой камешек и протянул его всесильному чиновнику:
- Возьмите вот этот, у вас же больное сердце!
Калыке молча взял камешек и продолжил путь. Мы продолжили взбираться. Когда я оглянулся в следующий раз, то заметил, что в руках у Даке уже не тот камень, что он нес вначале. Ореке и Ербол мужественно терпели. Мой камень оттянул мне все руки. Хотелось выбросить его и поднять другой. Мысли, наслаиваясь одна на другую, злобно шептали мне в ухо: "Разве есть разница в величине камня? Важно дойти и принести туда любой камень! Вечно ты вляпаешься со своими фантазиями!".
Но я продолжал идти. Соленый пот уже не просто выступал, он струился по лицу, телу, сбегал к талии. До вершины оставалось совсем немного, как боковым зрением я увидел, что и Ореке нагнулся к земле.
"Берет камень поменьше" - подумал я и не ошибся. И Ербол, дабы не выглядеть "белой вороной", не подчеркивать свое физическое превосходство, не выпячиваться из стаи, отбросил свой камень и поднял другой, маленький.
"Ербола можно понять, они бы ему не простили большого камня" - подумал я, напрягаясь изо всех сил.
Но вот мы на вершине горы. Вымотанные чиновники разжали руки и мокрые от пота камни выпали на землю.
- Уф! Наконец-то! - вымолвил Калыке.
- Да-а-а! - только на это междометие и хватило сил у Ореке.
- Вот так, ты придумал затею, Маке! - в голосе Даке сквозило с трудом скрываемое раздражение.
Калыке неотрывно вглядывался в выступающую впереди громадиной, поросшую лесом гору.
- Это что же получается, нам надо спуститься вниз, подняться на ту гору и снова спуститься? Так что ли? - спросил он.
- Да. - ответил я, с волнением проталкивая слюну в горло. Я боялся, что сейчас они развернутся и пойдут назад, туда, где сытно и тепло и горит свет, и к их услугам исполняются все прихоти!
- Не могли они погибнуть в этом ущелье! - вырвалось в сердцах из уст Даке. Все промолчали.
- Но мы не успеем довести дело до конца. На этот подьем у нас ушло почти два часа, пусть полтора часа уйдет на спуск, еще два на подьем и также полтора на спуск, в итоге уже наступит вечер. А в темноте мы заблудимся и не сможем вернуться назад. Нас станут искать, и не позже чем завтра, наше путешествие обрастет сплетнями на каждом языке! В нашем положении мы не можем себе этого позволить Маке, вы должны правильно понять нас - произнес речь разумный Ореке и я понял, что он высказал мнение всех здесь собравшихся.
- Маке, Ореке умные вещи говорит, не надо упрямиться, надо возвращаться. В следующий раз сходим.
Это произнес мой осторожный друг, Ербол.
- Правильно говорит братишка Ербол, в следующий раз сходим! - Даке несказанно обрадовался.
- В конце концов, мы можем прилететь сюда на вертолете - привел убийственный довод Калыке.
- Вот это дело, на вертолете прилетим! - еще сильней возбудился Даке.
- А как же камни очищения? - вырвалось у меня.
- Да причем тут камни? Что они дают? Это же наши придумки! Привезем имама, это будет больше значить, чем эти камни! - с измотанным Калыке было опасно и невозможно спорить.
- Хорошо, идемте назад - уныло произнес я - но только я свой камень отнесу обратно и положу на то же самое место, откуда я его взял.
- Чтож, это дело твое! Давайте, возвращаемся! - Калыке развернулся и стал спускаться. Остальные двинулись вслед за ним. Мне ничего не оставалось, как уныло поплестись в хвосте.
Но камень свой я не бросил, подумав о том, что если я его верну на то же место, то словно бы и не было попытки дойти до места гибели казахов.
Надо отметить, что для человека очень важно возвращаться с победой, а у меня в течении короткого времени образовалось уже два поражения в схватке с самим собой.
Выяснилось, что путь под гору дается намного легче, и осторожный Даке даже осмелился плоско пошутить:
- Ах, Калыке, лежали бы вы сейчас преспокойно в объятьях вашей красавицы женге! Черт нас дернул сюда тащиться?
Но ему никто не ответил, каждый думал о поражении. А мне отчего-то было неприятно слышать разыгравшуюся фантазию чиновника, всего две встречи с Кульпаш, начисто разбили мою казавшуюся устойчивость в качающемся мире.
Я нес свой камень, а чиновники уговаривали меня бросить его.
- Странный ты человек Маке, необузданный в своих фантазиях, что тебе в камне этом?
Камень я все-же донес до места на берегу, откуда я его изначально вырвал и положил в ту же самую выемку в земле, также, наполовину в воду. Но выемка в душе от этого не исчезла.
Обратная дорога на лодке казалась мне нескончаемой, мокрые весла тяжеленными, вода черной, а не голубой.
На традиционный ужин я не пошел, сказавшись больным, а ночью, как только Ербол уснул, выскользнул из коттеджа, завел машину и уехал домой, в Алматы.
Перед тем как включить скорость, я еще долго глядел на темное окно Кульпаш, раздумывая над тем, чем она занимается в это время, думает ли обо мне?
И вдруг почти материалистически, я осознал главное предназначение собственной жизни: падать - чтобы подниматься, взбираться - чтобы проигрывать, идти к самому горизонту, потому что путь этот бесконечен! И я тронул машину!