|
|
||
Некая заявка на повесть с элементами хоррора и фэнтази |
Хрыч вышел во двор, я вместе с ним.
Стой здесь, велел он, указав на колоду с воткнутым в неё топором и зашёл в курятник. Я послушно осталась возле колоды.
Из курятника донеслось истерическое кудахтанье и Хрыч появился вновь, жмурясь и отряхиваясь. Он был весь в перьях и курином помёте. В руке он держал истошно орущую курицу.
Засранцы, прокомментировал он своё состояние, перехватив курицу поудобней. С кочетом наглядней, но его так просто не уловишь. Да и один он у меня сейчас. Так что покажу на куре.
С этими словами он прижал курицу к колоде и одним ударом топора снёс ей голову.
Я ахнула. Хрыч же подбросил обезглавленное тело, фонтанирующее кровью, высоко в воздух.
И безголовая курица полетела! Захлопала крыльями, спланировала... Но неудачно, тяжело ударившись о землю. Однако, на этом всё не закончилось поднявшись на ноги, она принялась бегать по двору, причём я не могла избавиться от впечатления, что несчастная птица пытается отыскать свою отрубленную голову. Действительно, курица бегала зигзагами но при этом неуклонно приближалась к нам и колоде, возле которой валялась её голова.
Окончательно она умерла, когда до отрубленной головы ей оставалось пробежать всего ничего, рукой подать. Споткнулась, упала, забила крыльями, дёрнулась пару раз, вытянулась и затихла. Я и раньше видела насильственную смерть, отнюдь не только птичью. Но всё же находилась в ступоре и смотрела на мёртвую курицу с неподдельным ужасом. А Хрыч словно бы и не замечал моего состояния. Подобрав мёртвую птицу, он положил её на колоду и сказал:
Запечём на углях. Или сварим. А был бы кочет, он бы показал нам кузькину мать. Видела небось на базаре в центре одноглазых баб?
Я молча кивнула. Действительно, меня всегда удивляло обилие женщин со шрамами на лице среди торговок и покупателей на главном базаре края. Не так, чтобы их было уж очень много но всё же встречались они чаще, чем можно было бы ожидать. И уж точно намного чаще, чем я хотела бы их видеть.
Это залесные, которые про нашу рубежную породу толком не слышали, криво ухмыльнулся Хрыч. Или слышали, да не поверили. Уловит такая дурёха породистого подкурка, отсечёт ему голову и думает, что на этом всё. Ну, если кура, то, может, и всё. А если кочет безголовый прыг да скок, да шпорой в глаз. Может и шею до смерти пробить, бывали случаи...
Но как же он видит? поразилась я. У него же голова отрублена... Или ему этой головой и оттуда видно?
Да причём тут голова... поморщился мой собеседник. Про барабашек рассказывали?.. Или, может быть, сама сталкивалась?.. У них ведь точно ни головы, ни глаз нет. А навалять могут, будь здоров.
Я опять лишь кивнула. Не откровенничать же про моего невидимого друга детства.
То же самое и здесь, продолжил Хрыч, пнув куриную голову так, что она отлетела точно в собачью будку, откуда раздалось недовольное ворчание, быстро сменившееся неприятным хрустом и чавканьем. Ведь безголовый мёртв. Это живой глазами видит, а мёртвый... Да и живой на самом деле не вполне глазами, если разобраться. Ну да речь не о том. Знаешь, почему оттуда к нам давно уже не суются?
Он махнул рукой в сторону реки, вдоль которой неторопливо струился туман. Картина навевала покой и умиротворение, но я знала, что спокойствие это обманчиво. По обоим берегам стояли заставы и воинские части, и вдоль нашего берега, и вдоль того дозорные круглые сутки крались тайными тропами, а часовые вслушивались в плеск воды и вглядывались в противоположную сторону реки.
Мы лучше воюем, ответила я. В последний раз они так отхватили, что до сих пор боятся... Пока ещё боятся. Надеюсь, что боятся.
Хрыч молча смотрел на меня. Затем покачал головой.
То, что я тебе сейчас открою, знают немногие, медленно сказал он, не отводя от меня взгляда. Не то, чтобы это секрет... Давно уже не секрет. Но всё же прошу тебя, дочка, никому об этом не болтать. А если другие начнут трепаться не показывай, что знаешь. Наоборот, изобрази сомнение, будто не поверила. Договорились?
Договорились, согласилась я. Хранить секреты мне не привыкать.
На войне, дочка, не только убивают, но и умирают, сказал Хрыч так, как будто открывал мне великую тайну. Научиться убивать легко. Научиться убивать хорошо труднее, однако и мы, и они умеем это замечательно, великолепно. И неизвестно ещё, кто тут кого превзошёл. И боятся нас вовсе не потому, что мы лучше убиваем.
Почему же?
Потому, что мы лучше умеем умирать.
Хрыч быстрым привычным движением стянул с себя полотняную рубаху.
Всё его загорелое, жилистое тело было в шрамах, больших и маленьких. Смотрелось это ужасно; я не понимала, как с таким количеством ранений можно выжить. Мои скромные познания в медицине просто кричали о том, что подобное невозможно.
Хрыч указал на два сдвоенных звездообразных шрама один напротив сердца, другой напротив печени. Похоже, когда-то давно ему по два раза проткнули и то и другое. Но после такого ведь не выживают?..
Это наш выпускной экзамен, пояснил он, встряхивая рубаху и одевая её обратно. Пробивают сердце и ещё какой-нибудь орган. Мне пробивали печень. Это средненький вариант. Хуже всего почку, легче всего лёгкое. Это всё происходит на одном конце такой длинной вытянутой поляны. На другом её конце расположены ворота, в которые нужно пройти. Ворота охраняют два волкодава. По пути к воротам нужно убить хотя бы одного из них. Только тогда экзамен считается сданным.
Но ведь это... Невозможно?
За свою пока ещё короткую жизнь я видела много всего необычного, поэтому втайне считала себя опытной и мудрой. Но рассказ Хрыча поколебал моё чувство реальности. Не верить ему я не могла и мне срочно захотелось убедиться, что я не сплю.
Живому невозможно, согласился Хрыч. Живой экзамен и не сдаст, с такими дырками не живут. Может сдать только мёртвый. Как безголовый кочет.
Но как же тогда...
Как же тогда потом?.. Потом возвращают, усмехнулся Хрыч. Дырки дырками, но пробивают всё же аккуратно, знаючи. И возвращать после такого наши умеют. Это ведь не голову срубленную приживить. Да и на другом берегу, скорее всего, умеют не хуже, не в том разница.
А в чём?
В том, что там ТАКОМУ не учат. И экзамены не сдают. Если их бойцу снести голову он упадёт и больше не встанет. А наш будет биться ещё с четверть минуты, такой норматив. Случалось, что и минуту бились, и даже больше. Не зря ведь на том берегу говорят, что нашего солдата мало убить, его нужно ещё и повалить. Вот поэтому они к нам и не суются. Действительно, боятся. И будут бояться, пока живы те, кто видел это собственными глазами и сказками не считает. Когда твоих бойцов одного за другим укладывает солдатик, у которого черепа нет по середину лба и мозги с каждым шагом выплёскиваются это, знаешь ли, производит впечатление. Даже на привычных к войне. Хотела спросить про ТУ сторону?..
Да.
Ничего не помню, дочка, устало сказал Хрыч, потирая виски. Ну, почти ничего. Это как... Как сон. Понимаешь, мёртвые, они... Они МЕНЯЮТСЯ. По-другому чувствуют, по-другому думают. Им другое нужно, другое кажется важным. Водить мёртвым телом ОТТУДА нетрудно... Трудно понять, ЗАЧЕМ. Наши они, в отличие от всяких-разных чужих, долгом живут. Сверх-долгом. Нашего убей для него мало что изменится... Поначалу, по крайней мере. Потому-то наш и способен сражаться мёртвым. И неживым своим телом править, как живым. Подобно барабашке. Это всё потому, что мы знаем, за что стоим. И себя не жалко. Вот по этой причине женщин на заставы и не берут...
А нам чувство долга не знакомо?! вскинулась я. Женщина недочеловек?!..
Хрыч засмеялся.
Дочка, ты себя очень ценишь. Любишь, внимание себе уделяешь. Так и надо, чё. Так девки да бабы и должны. Иначе матерью будешь плохой. Всё о себе, да о детях, да о себе, да о детях... Такова ваша природа. Мужик иначе...
Он покачал головой и грустно улыбнулся.
Ну, если правильный мужик, конечно. А наш боец он очень правильный. Правильней не бывает. У него одна задача как можно больше недругов, что к нам заявились, в мелкое крошево покрошить. Сверх-идея. Сверх-долг. Стержень такой сквозь время, сквозь жизнь, смерть и всё что ни попадя. Мы не только живых учим всяких, разницы никакой. И живых, и мёртвых. Одному и тому же обучаем. Любой ценой землю нашу отстоять. Вас, девок да баб наших милых, уберечь. Детишек родненьких спасти, стариков... ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Я первый экзамен не сдал в ворота пробежал, да волкодавы живы остались, оба. Сдавал по второму разу... Подлечили, снова к поляне вывели, снова проткнули железками... Справился. Обоих пёсиков положил, и за этот раз, и за тот...
Хрыч вздохнул и взял с колоды мёртвую курицу.
Ладно, пошли на кухню. Ощипать сможешь?
Смогу.
Ну, смотри... На тебе тогда весь обед. Если потребуется подсобить командуй.
Хорошо.
Ты не обижайся, дочка, бурчал Хрыч, пока мы заходили в дом. Я ж видел, как ты стреляешь. Видел, как по лесу ходишь... Я человек опытный, много где за своего принятый, но лишь двоих мастеров знаю, кто сравниться может. Но то мужики за сорок, матёрые, учёные, знающие... У тебя, дочка, ДАР. С этим нужно родиться, натаскать невозможно... Ты талант, сокровище... Думаешь, мне такой стрелок в отряде не пригодился бы?.. Ещё как пригодился бы! А что девка так только лучше, больше стыда бойцам, больше рвения...
На кухне Хрыч бросил курицу в стоящий на столе таз.
Вот, сказал он, пододвигая таз ко мне. Будешь ощипывать, помни с полчаса назад она по курятнику бегала. У поилки тёрлась, может, с кочетом шашни крутила... А, может, и нестись уже собиралась. Выпотрошим, увидим. Полчаса назад!.. Голод чувствовала, удобство-неудобство всякое, дышала, гадила... Планы, может быть, какие-то строила в своей куриной головёнке... А теперь она мертва. Тушка здесь валяется, а голову кобель в конуре грызёт.
Зачем мне об этом помнить?
Затем, дочка, что на войне умирают. Как эта курица полчаса назад жизненная жизнь, будущее, планы и мечты всякие. А сейчас глядишь, уже и голову звери по земле катают. Твою мёртвую голову с застывшей кровью и мутными глазами.
Последние слова он произнёс очень внятно, ясно выговаривая каждый слог, отчего у меня мороз пробежал по коже. Про Хрыча рассказывали разное и что он колдун, и что сумасшедший, и что даже не совсем уже человек. Учитывая то, что он мне поведал, может, и не сильно ошибались. С ТОЙ стороны прежним вряд ли вернёшся. Особенно если не один раз там побывал.
Хрыч молчал и пристально смотрел на меня. Мне стало совсем неуютно и я спросила, только бы прервать затянувшуюся паузу:
Ну так что, я её ощиплю? Полешек бы только для печи... Помельче. И щепы на растопку.
Наколю, ответил Хрыч и хлопнул по столу ладонью. Всё. Пообедаем, повечерничаем в саду под яблонькой, да спать. А завтра с рассветом отвезу тебя обратно. Вопросы остались?
Нет.
Ну и славно. Пошёл колоть мелкие полешки, улыбнулся он и вся моя тревога куда-то пропала.
У двери он обернулся и добавил:
Дочка, пойми, ну не для женского полу это. Смерть, она везде, но здесь поближе. А умирать мужская работа. И таковой должна быть всегда. Это наше, коренное, главное. На том стоим. Не будет так не будет нас.
И ушёл. А я осталась ощипывать курицу. Ту самую курицу, которая ещё полчаса назад бегала в курятнике, радовалась, боялась, что-то чувствовала и, может быть, даже строила какие-то планы.
Но эти планы не сбылись. Если только курица не планировала умереть, что вряд ли.
Конечно, Хрыч по-своему прав. И, конечно, в любом случае не позволит мне остаться на заставах. Но я и без него слышала про мёртвых бойцов, продолжавших вести бой. Хотя слышать это одно, а увидеть собственными глазами человека, которого для такого и готовили, того, кто был на ТОЙ стороне и вернулся совсем другое. Сдвоенные шрамы Хрыча так и стояли у меня перед глазами.
Но ещё я слышала про мёртвых санитарок, которые вытаскивали раненых бойцов с поля боя. Не четверть минуты вытаскивали и не минуту, и не две. По многу часов. Оставляя на земле свои внутренности, заливая землю кровью ползли, прикрывая раненых своим телом. И дотаскивали живыми, и уползали обратно, за следующим раненым и так пока не замирали у самых наших позиций истерзанным куском плоти, усиливая собой бруствер.
Может быть, конечно, про санитарок уже сказки. На войне легенды возникают легко... Но даже если и не сказки что из того?.. Всё равно Хрыча не переубедишь, меня предупреждали. Ну да поживём увидим...
Со двора доносились мерные удары топора. Иногда звук удара совпадал с падением очередного куриного пера, и тогда казалось, что это невесомое пёрышко опускается в таз с коротким гулким стуком. А я не могла избавиться от ощущения, что из угла кухни за мной наблюдает взъерошенный призрак несчастной курицы той самой курицы, чьи простенькие куриные планы так никогда уже не осуществятся...
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"