Аннотация: Говорят, что судьбу человек выбирает еще перед рождением. Рассказ - фантазия на эту тему
Один из собеседников имеет мужскую природу, другой - женскую. Впрочем, за многие тысячелетия своих воплощений они успели примерить тела обоих полов - со всеми вытекающими последствиями.
Собеседники обнажены - голые души, сгустки информации, лишенные органов чувств, да и вообще каких-либо органов. Это не мешает им обмениваться визуальными образами, логическими цепочками и сгустками эмоций.
О месте можно сказать лишь, что оно находится одновременно вовне и внутри мужской сущности. Внутри - раз уж оно нематериально и представляет собой информацию, накопленную владельцем за бессчетные воплощения. Снаружи - поскольку для упорядочивания данных оказалось удобным пользоваться визуальной моделью комнаты-хранилища.
Модель упрощена до предела. Понятие стен и полок не уточняется их цветовыми и линейными характеристиками. Данные представлены шаровидными объектами, различными по размеру и яркости, что с более соответствует субъективному отношению к ним владельца, чем их объективному содержанию. Расстояние до объектов тоже характеризует их важность. Комната не имеет формы, но имеет множество углов, куда хозяин прячет то, что идентифицировал как хлам.
Сущности встречались и раньше. Трижды он делал гостье заманчивые предложения, и она соглашалась. Он был ей злейшим врагом, и это была хорошая партия. Через две жизни это были отношения назойливого поклонника и оперной дивы, двадцать лет запутанной истории, в последнем же воплощении он приходился ей сыном-наркоманом. Но никогда раньше он не подпускал ее так близко, не открывал всего себя, не показывал хранилища своих воспоминаний.
Она неторопливо плывет вдоль стеллажей, изредка останавливаясь, чтобы рассмотреть наиболее яркую и крупную сферу.
- Ты не говорил, что был папой, - замечает собеседница. Эмоция уважения сопровождает эту фразу.
- Неудача. Я долго шел к этому воплощению, но моим преемником оказался Родриго Борджиа, так что мне остались лишь крохи славы. Моим надеждам стать самым отвратительным из тех, кто занимал святой престол, не суждено было сбыться.
- Все же ты был неплох, - женская сущность плывет дальше.
Он терпеливо ждет. Наблюдает, какие из его жизней заинтересуют гостью, делает выводы.
- Не знала, что у тебя так много пустышек, - отмечает она через некоторое время.
- У кого их нет, - визуально это могло бы выглядеть как пожимание плечами. Он не стыдится своих обыденных жизней, счастливых браков и выживших в разгар эпидемий детей. После экстремальных воплощений, вроде женщины из дикого африканского племени, умственно отсталого парнишки-монаха или казненного особо изощренным способом китайца, ему нужен отдых, и тогда он выбирает спокойную жизнь.
- У меня их тоже хватает, - соглашается собеседница. - Особенно в Золотой век. Помнишь, какими мы были в Золотой век?
О да, он помнит. Устав от однообразных, наполненных опасностями, коротких жизней первобытных людей, они подняли из глубин новый континент и создали себе новые тела. Но и умные до гениальности, с развитыми телами и идеальным здоровьем, счастливые в любви и не знающие настоящей печали, миролюбивые дети Атлантиды быстро наскучили самим себе. Рождаться идеальным стало дурным тоном, и пороки менее, чем за сто лет заполонили остров, а затем и привели его к гибели, не оставив на земле даже следов своего существования. Лишь смутные легенды, принесенные единственным выжившим. Тем, кто втайне от сородичей выбрал судьбу вечно оплакивать родину, скитаясь средь дикарей. Его душа наверняка ценит это воспоминание дороже всего, ведь оно уникально и имеет сильную эмоциональную окраску.
- Так давно. - прозрачный шар делает оборот вокруг своей оси и удаляется за пределы видимости.
Гостья продолжает экскурсию. Никто и никогда еще не пускал ее так глубоко. Можно было бы сказать, что проходят бессчетные часы, пока она рассматривает особо интересные жизни, но линия времени для чистых сущностей - игрушка, и может бесконечно растягиваться или сжиматься. Единственное, что с ней нельзя сделать - это обратить направление. Прошлое не подчиняется никому.
Когда собеседники возвращаются к разговору, женская сущность изрядно пьяна от впитанной информации. И она ждет предложения.
- Ты когда-нибудь рождалась в одном теле с кем-нибудь? Нет, я не имею ввиду сиамских близнецов. Две души. Две личности. Но это не будет шизофрения. Никаких изменений на физическом уровне. Никаких галлюцинаций. Гендерные проблемы в количестве.
Она слушает долго, смакуя перспективы, и, конечно, соглашается. Это будут непревзойденные переживания, сложная жизнь, почти шедевр.
И в один прекрасный день там, внизу, рождается ребенок с двумя душами. Он чист, он прекрасен, и он ничего не знает о себе. Вокруг него - мир. Счастье матери и усталость врача. Смерть в трех километрах к северу, первый поцелуй в двух кварталах к востоку. Люди, которые любят и ненавидят, желают и стремятся, становятся жертвами депрессий и несчастных случаев, и каждую секунду миллионы голосов взывают к небу с молитвами и надеждой, они просят так немного - что-бы кто-то не уходил, а кто-то выздоровел. И когда небо не отвечает им, когда боль становиться непереносимой, они спрашивают у него - Боже, за что?
Но там, вверху, нет Бога, а есть лишь пресытившиеся души, спускающиеся вниз, чтобы смотреть вверх, и если вы меня спросите, где же смысл, я не отвечу вам.