Глава 2

     ***1***

     Все присутствующие, включая солдат, заметно поднапряглись. Особенно Гизмо, он аж подпрыгнул. Хотя – не все. Смоки, втихаря, обходил охрану, с явным намерением перекусить прутьями ограды. Отец, сын и гремлин, одновременно, с немым вопросом в глазах, ткнули себя пальцем в грудь.

     – Нет… жаль. Его время еще не пришло, да и ни для кого из вас тоже, обреченные, – лиловый глаз отвлеченно смотрел в пространство между Редом и Лоуренсом. – Но ваши лица приятны моему взору, заходите, – мужчины синхронно потерли шеи.

     – А, Ка… – прохрипел Гизмо.

     – Маленький собрат, вы верно служили нам, когда наше величие было того достойно. Сегодня тиски воспоминаний сжимают мое сердце. Твой вид тоже приятен моему взору, заходи.

     У гремлина началась гипервентиляция. Послышался скрежет металла. Смоки оторвал кусок чугуна от ограды.

     – В последний раз я видел твою Самость четыре ложных цикла тому. Я так и не поздоровался. Приветствую, бегущий среди теней, – Смоки дожевал и чинно поклонился, встав передними ногами на колени. – Твоя вежливость и грация приятны моему взору, заходи.

     После последней фразы, что прогремела громом, напугав стаю чаек, последовало то, что напугало людей. Огромный глаз вывалился из орбиты и, откатившись на пол метра, рассыпался горой осколков. Тоже самое происходило со всем телом дракона. Оно трескалось и осыпалось. Больше всего разрушение затронуло голову. Из кучи обломков черепа показалась рука, затем и человек целиком. Нет. Просто, существо похожее на человека.

     Черный мужчина. Он подошел к почтовому ящику перед домиком и вынул несколько писем, маленькую книжку и бутылку. Редрик посмотрел на лейтенанта гвардии. У того пот тек из-под шлема. Офицер просто отодвинулся, открывая вход на огороженный участок. Они вошли и осторожно приблизились к человеческой форме Каднификара.

     В таком виде дракон, на удивление, значительно уступал в росте, парню с отцом. Не меньше чем на пол головы. Черты лица его были схожи с оными у жителей княжества Помпасово. Только, если те были просто темнокожи, то кожа Каднификара была чернее угля, даже ладони.

     Было и пару белых пятен – волосы, что собраны в дрэды, стянутые хвостом на макушке, и тонкая линия усов на верхней губе. Лиловые радужки, что заполняли глаза полностью, бегали по строкам рукописного послания.

     Он был гол и толст. Не просто толст – жирен. Настолько необъятен, что его задницу было видно спереди, а живот скрывал наличие или отсутствие половых органов. В сравнении с истинным обликом, что вызывал трепет, эта несуразная форма оставляла лишь замешательство.

     Каднификар дочитал письмо, помотал головой и плюнул черным пламенем в лист бумаги. Тот сгорел за мгновение.

     – Опять работа, – тяжело выдохнул дракон. Затем глянул на гвардейцев у ограды. – Вы свободны, у меня вылет после встречи.

     Командир медлил, но заметив герольда на крупе Смоки, вздрогнул. Он быстро скомандовал своим людям возвращаться в расположение и сам отправился вместе с ними.

     – Зда-зда… – начал заикаться гремлин.

     – Прошу, заходите. Мне приятна любая компания в эти хмурые дни, – сказав это, Каднификар зашел в домик.

     Редрик наконец рассмотрел здание – небольшая провинциальная хибара на одну большую комнату. Беленая, расписанная растительным орнаментом. В таком месте скорее впору жить одинокой сельской старушке, о домике которой заботится вся округа.

     – Вляпались, как обычно, – пробурчал под нос Лоуренс.

     – Ка-каднификар, такой крутой, такой… глыба-глыба, – лопотал Гизмо.

     Смоки воспользовался предложением первым, засунув голову в одно из окошек. Герольд пристроился в оконной раме с другой стороны от двери. Остальные трое поочередно вошли.

     Внутреннее убранство поразило Редрика больше, чем внешняя отделка “логова дракона”. Кухонный уголок, множество шкафчиков, вазочек, сундучков. Повсюду подушки, никакой мебели кроме мягкой, исключая стол. На стенах и полу – ковры. Концентрированный уют. Во рту парня стало приторно.

     – Можете не разуваться – на дворе сухо, а тут каждый день убирают.

     Каднификар стоял у шкафчика с книгами, в который ставил ту, что ему доставили по почте. Бегло осмотрев корешки книг, парень понял, что все чтиво дракона – рыцарские романы и повести. Остальные письма лежали на серванте с посудой. Бутылка стояла на столе.

     Сосуд был наполнен черной жижей, похожей на смолу.

     – Кофе? – дракон повернулся к присутствующим. Те дружно закивали. – Присаживайтесь, я скоро к вам присоединюсь.

     Медный кофейник, наполнился водой из графина, затем дракон достал из горшочка горсть кофейных зерен и перетер их между пальцами. Порошок отправился к воде. Каднификар поставил кофейник себе на живот. Его мамон был до того выпуклым, что посудина стояла практически горизонтально.

     У стола было четыре кресла, гости присели. Гизмо скрылся в подушках. Грузное тело хозяина двигалось невероятно плавно, кофейник и не думал валиться на пол.

     – Без сахара – не интересно, – сказал дракон, подбрасывая в воздух пустую сахарницу.

     Он ловко поймал ее и поставил на стол. Затем, отвернув один из ковров, обнажил голую землю, что заменяла пол. Из очередного горшочка появилась горсть мелких семян. Каднификар бросил их на землю и вдавил пяткой.

     Кофе закипел. Кофейник отправился на стол. Дракон, хмурясь, оглядел землю, а затем проговорил что-то. Грунт разорвало, к потолку устремились побеги сахарного тростника. Хозяин схватил их и вырвал, пока те не начали зреть. Далее он просто постепенно сдавливал их в кулаке, отжимая влагу и выдавливая волокна, а сам сахар, горсть за горстью, сбрасывал в сахарницу. Дракон справился с задачей за пару минут.

     – Не стоило ради нас так напрягаться, господин дракон, – тихо сказал Лоуренс. На его лице застыли смешанные чувства.

     – Ничего, мне в радость дать чему-то жизнь, – он глянул в угол комнаты, Редрик последовал его примеру.

     – Яйцо, – выдохнул парень. Среди подушек лежал шарообразный предмет, аналогичный тому из допросной.

     – Вы правы, юноша. Это – последний живой зародыш. После меня останется лишь он, навеки спящий в предродовом забытые, – дракон разлил кофе по чашкам.

     – Он, что не в силах вылупиться? – Лоуренс, дернул любопытствующего сына за рукав. Редрик потупился. Хозяин расставил кофе перед гостями.

     – Нет. Мой отпрыск – силен, но пламя его матери намного жарче моего. Я не в силах и не в праве помочь ему родиться, но может это и к лучшему. Дети по определению – глупы и невежественны, а если ребенок обладает могуществом… – Каднификар покачал головой. –… он закончит, как все мы, – хозяин расставил кофе перед гостями.

     – Спа-спа, я за-за… – пищал Гизмо.

     – Это похвально, маленький собрат. Я так и не избавился от этой напасти, – дракон вылил черный напиток себе на живот и стал медленно растирать. – Угощайтесь.

     – Премного благодарны, – Лоуренс сделал глоток. – Кстати, если вам интересно, селадейнский сорт снова завозят.

     – Я признателен за сведения, но предпочитаю островной кофе, – сказал дракон. – Не зря же мне пришлось сжечь половину флота этих бедолаг, скоро и с острова Рассвета потянутся товары.

     – Действительно, – почесал подбородок Лоуренс.

     – Вы голодны до знаний, юноша, – лиловые глаза встретились с серыми.

     – Я, простите? – встрепенулся Ред.

     – В вашем взоре множество вопросов, на которые вы не получили ответов. Но еще больше ответов вы жаждете, не зная, как задать вопрос. Я дам вам две попытки. Спрашивайте, что угодно, – отец с сыном, одновременно застучали пятками правых ног под столом.

     – Кого вы ждали? – внезапно для себя, не думая, выпалил Ред. Каднификар хитро прищурился.

     – Человека, что мне ровесник, соратник и друг. Если причина первого приносит мне печаль, то последнее греет мое сердце. Ведь у меня всего двое друзей. Ито, один – сумасшедший старик. Кстати, это от него, – дракон откупорил бутыль и потянул ноздрями.

     – Эс-сес-сес… – залопотал гремлин.

     – Странник меня балует, – улыбнулся дракон, налив в пустую чашку маслянистую жидкость.

     Помотав ее в посудине, он протянул чашку к морде Смоки. Тот понюхал, поморщился и плюнул туда. Черная жижа загорелась. Зарделся румянцем и Редрик. Ему стало смертельно стыдно за манеры своего друга. Но Каднификар, лишь благодарно кивнув, залпом опрокинул странный напиток.

     – Вкус детства, – жирное лицо расплылось в блаженстве, словно у кота, укравшего крынку сметаны. Тонкие усы горели синим пламенем, дракон утер их и налил себе снова.

     – Почему вы назвали нас обреченными? – Редрика сбила с толку странная сцена, он тут же стал корить себя за новый необдуманный вопрос.

     Каднификар перевел взгляд на Лоуренса, тот занервничал. Снова посмотрел на Редрика. Закрыл глаза. Огромное брюхо дернулось. Из толстой шеи вырвались глубокие звуки.

     – Ге-ро-ро-ро-ро-ро-ро, г-хе, г-хе-ро-ро-ро… – жирные телеса, ставшие каскадом подбородков, тряслись в такт смеха дракона. Затем он навалился на стол. – Вы все обречены с рождения, или вам то не ведомо? И это уже от вас не зависит, и винить стоит по большей части его, – он указал на угловатый шлем в окне. – Нашего пленителя и правителя.

     Герольд подлетел чуть ближе. Зависнув в воздухе, он сделал едва-уловимое движение. Редрик готов был поклясться, что были бы под шлемом плечи, смотрящий бы ими пожал.

     – И входите вы тоже без спросу, – повторное движение от шлема, которого не заботило соблюдение манер.

     – А… – начал было Редрик, но его остановил пинок отца.

     – Два вопроса, – прошипел он сквозь зубы.

     – Простите мое невежество, я благодарен за те ответы, что получил, – склонил голову парень.

     – Не берите в голову, юноша, – отмахнулся Каднификар, опрокидывая еще стакан черной жижи. На этот раз он пил не поджигая. – Ох, настоялась же. И на какой глубине он ее нашел. Нужно закусывать.

     Дракон встал из-за стола и откинул другой половой ковер. Под ним находился люк. Потянув за ручку, он открыл его. Петли хорошо смазаны. Хозяин засунул руку в отверстие, загремела цепь. Через секунду взгляду Редрика показался крюк с нанизанным куском замороженного мяса. Довольно крупный кусок, жилистый и жирный.

     – Задняя часть – такое себе, – разглядывал кусок дракон. – Как же мне надоело готовить…

     – Я-я… – вскочил со своего места Гизмо.

     – Что, маленький собрат, хочешь мне помочь?

     – Аг-да-да, – яростно закивал головой гремлин.

     – Сделай одолжение, – дракон протянул мясо своему главному поклоннику.

     Тот выхватил замерзший кусок и, прижав тот к груди, словно мать младенца, выбежал на улицу. Смоки недовольно ржанул. Похоже, гремлин потянул того за хвост.

     – Давай помогай, я тебе скормлю свою следующую зарплату. По-мо-гай, – донеслось с улицы.

     Конь вынул голову из окна. Лоуренс усмехнулся. Дракон взял чашку с кофе гремлина и вылил себе на живот. За окном чередовались оранжевые и синие вспышки.

     Не прошло и пары минут, как гремлин внес зажаренный в уголь кусок мяса, что уже не просто пах дымком, а рассыпался в руках.

     – Вот, – выдавил гремлин.

     – А ты – молодец. Замечательная прожарка и мой любимый цвет.

     Дракон принял подношение и, невероятно быстро, ломая руками и не пережевывая, отправил угощение в необъятное брюхо. Это заняло всего пару секунд.

     – Слабый огонь придает мясу особую текстуру. Я скучаю по тем временам, когда наши народы жили вместе.

     Каднификар задумчиво выковыривал мизинцем застрявшие между зубов куски гари. Зубы были черными и острыми.

     – Ра-ра-рад ст-стараться, – похоже, Гизмо постепенно начал брать себя в руки.

     – Что я могу сделать для тебя, маленький собрат? Чего ты хочешь взамен своих трудов?

     После слов дракона, выпученные глаза гремлина забегали по обстановке “логова”. Его взгляд остановился на бутылке. По его виду, можно было сказать, что он сам испугался своей мысли.

     – Ни-не-не, – Гизмо снова утратил самообладание.

     – Хочешь выпить со мной? – дракон потряс бутылкой, затем снова наполнил стакан. – Или же… – его взгляд стал по отечески теплым. –… хочешь стать чем-то большим?

     Гремлин захлопал ушами так, что чуть не взлетел, из его глаз повалил пар. Запах испарений напоминал ацетон. Трясущимися руками он достал из-за пазухи сверток. Развернул ткань. Ред узнал ту самую странную друзу, что гремлин таскал с собой с того дня, как парень встретил дочь Бенджамина Сайдера.

     – Да, я был уверен, что это именно тот запах, – дракон принял из рук гремлина изогнутый кристалл. – Такая хрупкая, эта девушка – нежна словно тлеющая лучина, – он подошел к восточному окну. Рассмотрел предмет на свет. – Столько теплых линий, и каждая напоминает тебя. Она ждала тебя. Но в ней нет твоего запаха, – Гизмо упал на пол, закрыв лицо руками. – Да, я вижу крупный сгусток питательного сока. Прозрачный, но переливается всеми оттенками пламени. Та, что дала тебе его – поистине прекрасное любящее создание.

     Гремлин распластался на полу, его било в экстазе. Он хрипел и шипел. Каднификар присел около него. Черная медуза.

     – Но этого недостаточно, – он опустил руку на голову гремлина.

     – Знаю, – на удивление сдержанно ответил тот. – Но все мои братья очень далеко, – Смоки, просунув голову в окно, обеспокоенно заржал.

     – Нет, шоргон, тут нужен голос, нужны клятвы. А вы всегда бежали от последних, – покачал головой дракон.

     – Что нужно делать? – встал из-за стола Редрик.

     – Родиться в пламени, – вставая, сказал гремлин. Его плечи и голова были опущены. – Я не могу просить о таком, ты искалечишь себя, пацан.

     Редрик снял плащ, стянул через голову рубаху. Присутствующим открылся спрут блокады, что будто пожирал свет и тепло. Редрик ударил себя ладонью в грудь.

     – Мне не страшно пламя, я горел тысячи раз, и обжигаясь, был лишь рад этому, – парень посмотрел на Смоки. Тот весело пряднул ушами. Каднификар задумчиво поднял бровь. Он с интересом разглядывал парня.

     – Нет, нужны… – взгляд гремлина остановился на ладони Редрика. Он поменялся в лице, из глаз его повалил пар.

     – Сейчас узнаем, – сказал дракон. Он подошел к Реду, протянув руку в жесте верхнего рукопожатия.

     Требование было понятным. Редрик встал, зеркально повторяя стойку Каднификара. Он сжал, мягкую на вид, ладонь. Легче было раздавить наковальню.

     – Покажи свою готовность, – спокойно, глядя парню в глаза сказал дракон. Лоуренс, задумчиво наблюдая за действом, не вмешиваясь.

     Редрик силился сжать стальную ладонь. Бицепс и предплечье напряглись. Сухожилия натянулись до рези в мышцах, которые в свою очередь грозились раздавить кости. Ладонь пекло. Было это теплом от тела дракона или результатом усилия, Редрик не знал. Он просто сжимал кулак. Сжимал, пока от руки не повалил дым. Сжимал, пока обливался потом. Сжимал, пока ониксовая плоть не поддалась. Жалкая подвижка – меньше толщины волоса, но дракон улыбнулся. Он вернул рукопожатие до хруста в костях. Редрик поморщился

     – Крепкие руки – для человека, – каскад подбородков снова затрясся в такт глубокому смеху. – Ге-ро-ро-ро-ро-ро-ро, г-хе, г-хе-ро-ро-ро…

     ***2***

     Они стояли в песчаном круге, что был в некотором отдалении от дома Каднификара. Рядом был склон, на котором находился верхний ярус города. Из него выдавался тоннель – вход в коллектор. Человек, гремлин и дракон застыли в центре круга. Отец и скакун человека наблюдали издалека. В облике обоих, даже у беззаботного Смоки, читалось хмурое беспокойство.

     Гизмо стоял раздевшись, по примеру дракона. Его глаза были закрыты, а руки воздеты вверх. Редрик держал над ним изогнутую друзу. Это была часть внешней стенки кладки гремлинов. Внутри кристалла переливался огоньками пузырь с жидкостью.

     Дракон перекидывал бутылку из руки в руку.

     – Юноша, вы должны быть полностью готовы столкнуться с болью и последствиями.

     – Эти две вещи мне знакомы не понаслышке.

     – Сильное заявление, – провел языком по зубам Каднификар. Язык был черным. – Пока ваш маленький приятель входит в транс, вы должны повторять за мной слова ритуала, а затем сделать то, о чем я попрошу. Справитесь?

     – Разумеется, – Редрик попробовал повторить спокойный и слегка нетерпеливый взгляд Странника.

     – Хороший взгляд. Как редко, взор мой его ловит, – улыбнулся дракон. – Начнем же, – он залпом выпил оставшееся содержимое бутылки. Его взгляд слегка помутился.

     Редрик заметил герольда. Шлем летал вокруг, будто подыскивая место с лучшим обзором. Парень снова взглянул на дракона. У того из ноздрей валил черный дым. Его губы раскрылись, Редрик приготовился вторить словам Каднификара:

     – Мы есть – приют и проводник, мы есть источник и чаша, цель и средство. Как был создан и одарен первым пламенем, первый из племени, так и ты прими бремя своего прародителя. Огонь что горит в тебе – слаб и блекл. Он порождение не сердца, но отголоска крови. Пусть кровь твоя вскипит, а пламя окрепнет. Прими жар любви матери, что породила племя твоих создателей, в смешении с любовью, что ты заслужил от той, кто хочет стать матерью, твоему племени. Вкуси нектар, что слаще и темнее, чем ночь, что порождает жизнь, – у Редрика выступили слезы. – Вкуси эссенцию, в которой зрел твой будущий владыка, в смешении с соком той, что зрела для тебя, – живот дракона заходил ходуном. – Вкуси, не проронив ни капли, не уронив достоинства и поглоти мой жар. Я признаю твою лояльность и родство, прими же в дар – перерождающее пламя, – грудная клетка дракона зашлась в судороге. – Ломай… – прошептал он.

     Друза поддалась легко. Пузырь треснул в верхней части, из разрыва просочилось несколько капель сока. И тут Каднификара вырвало. Черная масса, раскаленная в теле чудовища. Она горела ониксовым светом, что был чернее тьмы. Темнейшего мгновенья, самой темной ночи. Смолянистая жидкость полилась на друзу и на руки, что ее держали. Редрик понял, что он не то что не знаком с болью и последствиями – он их только что встретил.

     От жара и агонии в глаза стали бить красные сполохи, а мир стал набором линий. Парню даже не было с чем сравнить, то что он чувствовал. Он не то что, не мог отдернуть руки. Он забыл все: как двигаться, как дышать, кто он, зачем он тут, что он делает. Зачем эта странная тварь со взглядом алкающего зверя повисла на его руках? Зачем она глотает эти сгустки черной боли?

     А, это же Гизмо. Какой он легкий, а руки тяжелые. Хотя, похоже их уже нет. Что-то выскользнуло из ладоней. Последнее ощущение. Боль кончилась. Хруст кристалла на зубах. У Гизмо были желтые зубы, теперь они – черные. Глаза приобретали оттенок радужки Каднификара. Чешуйки мерцали бликами оникса.

     Гремлин упал. Он откатился, схватился за живот и свернулся. Его трясло. Редрик протянул к нему руки. Две смоляные корки покрыли их, чуть выше косточек. Два черных камня вместо рук. Парень понял, что двигается и осознает себя.

     – Гизмо, ты как? – просипела пересохшая глотка.

     – Ему лучше, чем когда-либо. Не трогайте его, юноша. Вам больно?

     – Уже нет, – неуверенно ответил парень.

     Он поднял взгляд, увидел Смоки, что необычайно серьезно глядел ему в лицо. Посмотрел вниз, увидел своего отца, что, ругаясь сквозь зубы, был вжат в землю жирной ступней дракона.

     Словив взгляд сына, Лоуренс покраснел, вены на его лице вылезли и вздулись, кожаная куртка треснула на обеих руках. Он вцепился в ступню дракона с такой силой, что стальная плоть прогнулась под его пальцами. Он силился оттолкнуть ступню, но лишь уходил глубже в песок. Земля была мягче стопы чудовища. Уйдя вглубь, он провернул ногу Каднификара. Тот в изумлении качнулся, и отступил на шаг. Лавочник, тяжело дыша, встал перед сыном.

     – Сожми кулаки, ты что-то чувствуешь? – тихо попросил Лоуренс, его ладони судорожно сжимались и разжимались.

     – Кажется, они итак сжаты, но я не уверен, – Редрик попытался пошевелить пальцами. Ничего, хотя через секунду черная корка пошла трещинами и осыпалась прахом. Надежда, что мелькнула в глазах отца погасла.

     Тонкие, прожженные до кости пальцы, скрюченные в спазме. Взгляду парня открылись, не привычные, вечно обожженные грубые руки, что больше подошли бы гному кузнецу, а костяки обугленного скелета, что торчали из его предплечий. Ни крови, ни боли, ни запаха. Присмотревшись, парень увидел, что опаленные лоскуты кожи с ладоней, вплавились в кости и держат их, не давая рукам рассыпаться.

     Лавочник взял огарки ладоней сына в свои руки. Он долго смотрел на них, затем распрямил ладони Реда большими пальцами. Получилось, но раздался хруст. Фаланга правого мизинца повисла на кусочке кожи и отвалилась. Упала, вместе с ней опустились и руки лавочника. Редрик не мог смотреть в мрачное лицо своего отца. Он проследил за частью своего пальца. Увидел Гизмо.

     Тот стоял и в восхищение разглядывал себя. Гизмо стал будто маленькой копией Каднификара, с оглядкой на тело гремлина. Но тут, в поле зрения обновленного Гизмо попала маленькая косточка. Он в недоумении поднял ее.

     Его пронзило понимание. Взгляд гремлина метнулся на Лоуренса, на Редрика, на руки парня. Воодушевление покинуло Гизмо, он упал на колени, обхватив руками голову. Гремлин тупо хватал ртом воздух, силясь произнести хоть звук.

     – Что, уголек, переживаешь, что теперь тебе придется выполнять еще и мою работу? – засмеялся парень.

     Это был тот же смех, которым он прощался с маленькой рыжей девочкой, которой подарил цветок, что украл у обугленного великана. Видимо, это была расплата за тот случай.

     – Это все, что ты можешь сказать? – едва слышно выдохнул Лавочник.

     – Ну, из дерева я вырезать бросил, а вот курить без рук будет сложно.

     – Как это без рук, вот же они, – дракон подошел на шаг.

     – Ну такое, – выдохнул Редрик. Его лицо не выражало сожалений, на нем был легкий налет грусти и усталости, словно у старика жизнь которого подошла к концу.

     – Что, не нравятся? А чего вы ждали? – захохотал Каднификар.

     – Надеялся, что хоть рыбку половить смогу, зад себе почесать, красивую девку за зад пощупать, – смех человека и дракона слились, дополняя друг друга...

     – Ге-ро-ро-ро-ро-ро-ро, г-хе, г-хе-ро-ро-ро… – грудной веселый смех, колыхающий черные телеса.

     – Хм-хм-кхе-хе-хе-ха-ха-кха, ха-ха, хм-ха-ха... – гортанный, похожий на смешки злодеев из сценок, что дают труппы бродячих актеров. Неужели его прощание с той девочкой звучало так фальшиво и зловеще?

     Черная задница толкнула лавочника, тот отлетел, зашибив собой гремлина. Крепкие руки схватили Реда за предплечья.

     – Рыбку половить, и я люблю, знаешь ли.

     Струя черного пламени накрыла изувеченные кисти. Боль, тепло. Чувства. Выдыхая огонь, дракон слегка разминал руки парня. Когда струя иссякла. Ред в изумлении смотрел на свои ладони. Они стали больше – наросла грубая кожа. Теперь она покрывала руки целиком, а не только ладони. Все было в порядке, лишь правый мизинец стал короче на фалангу. Даже ногти были на месте, хоть и стали белесыми и толстыми, как у дряхлой карги на ногах.

     – Ну как? – протер губы Каднификар.

     – Теперь ими только детей пугать, – парень попытался сжать кулаки, кожа сопротивлялась, не хотела тянуться. – Да и девок теперь буду лапать, словно сквозь варежку.

     Лавочник с гремлином, застыв, смотрели на исцелившиеся руки парня. Смоки лизнул левую ладонь хозяина. Синее пламя бесследно выгорело.

     – Пламя дракона – ранит врагов, и исцеляет…

     – Друзей. – закончил за Лоуренса Каднификар. – Сегодня у меня появился третий друг. И как же его имя?

     – Редрик.

     – Редрик Маккройд, я всегда буду рад разделить с тобой славное угощение и добрый смех, – он протянул руку.

     – Я всегда любил добрый смех, но после нашей встречи, начал ценить славное рукопожатие, – четырехпалая ладонь, сжала черную руку.

     Закончив обмениваться рукопожатиями, дракон и его новый друг, повернулись к человеку и гремлину.

     – Приношу свои извинения за беспокойство, по поводу сына, – слегка склонил голову Каднификар. – А тебе, маленький собрат, достанется моя благодарность. С твоим визитом, я снова отправился в то время, когда мы правили под куполом завесы. Когда вы были нам лояльными вассалами, а некоторые люди были нам друзьями. Мне дороги мысли о времени нашего могущества. Хоть последнее меня и обременяет.

     – Дракон – создание мысли, времени и могущества... – задумчиво повторил Ред то, что услышал от Кэссиди.

     – Истинно так, друг мой, но последних двух радостей меня лишило это существо, – он указал пальцем, на зависшего в воздухе герольда. Тот покачался из стороны в сторону, затем развернулся и улетел в направлении резиденции кайзера. – Теперь, я лишь свободен в своих мыслях, – он провожал взглядом угловаты шлем.

     – Знатное шоу вы тут устроили, – лавочник подошел к сыну, и осторожно ощупал его правую руку.

     – Я-я-я… – залопотал Гизмо.

     – Мне уже пора, – прервал его Каднификар. – До встречи, люди. А ты, маленький собрат, хоть мы и провели ритуал лояльности – ничего мне не должен, я больше никому не господин. Просто, проживи остаток своих дней, как завещала Мико, – дракон отправился к черной насыпи, что осталась от его тела.

     Постепенно его скорость росла, Каднификар перешел на бег. Разогнавшись он подпрыгнул, прижав конечности к телу, превратившись в шар, и ядром упал в угольный холм.

     Черная пыль взметнулась, подхваченная неожиданным вихрем. Она кружила, принимая очертания то дальних гор, то берегов, то грозового фронта. В затмившей солнце буре формировалось тело. Кости, мускулы, чешуя. Взметнулись в небо два черных крыла. Дракон, что породил, но в тоже время сам родился в буре, собрав все части своего истинного тела, завис в воздухе.

     – В моей чаше еще осталась эссенция, я дарю ее тебе, маленький собрат. Используй ее с умом, – гул урагана, затем его порыв. Черный ящер рывками набрал высоту, а затем устремился на восток.

     Что-то потянуло парня за руку. Гизмо пытался повернуть и разглядеть правую ладонь Редрика. Сын лавочника поднял согнутую руку над головой, гремлин повис на ней, словно на перекладине. Их глаза были на одном уровне?

     – Есть что сказать?

     – Есть, Редрик. Только я не знаю нужных слов. Я очень рад, что все так сложилось, но одновременно, мне очень жаль, что такое произошло.

     – Ты, что – назвал меня по имени? – это был первый раз, на памяти парня, когда тот произнес чье-то имя, не считая Каднификара.

     – Я теперь возженный, а ты тлеющий – кемадо и ардиендо. Это ближе чем брат. И мне жаль, что мой брат покалечился из-за меня.

     – Ящики таскать – не на рояле играть, пальцем больше, пальцем меньше, – смущенно отшутился Ред. Гремлин был очень серьезен.

     – Я думал, что у меня один сын с гнусной рожей, теперь их двое, – хохотнул Лоуренс.

     – Рожа у нас одна на двоих, – повернулся к отцу Редрик.

     – Я в курсе.

     – А что ты сделал с моим пальцем? – спросил Ред у гремлина.

     – Съел, – лавочник с сыном, озадаченно глянули на него. – Я был обязан – это акт почтения к жертве.

     – Ладно, – выдохнул Ред.

     – Прости и за это, но этот ритуал – священен, для моего народа. Я даже не думал, что ардиендо может стать человек. То, что ты сделал – значит очень много для меня, – Гизмо спрыгнул на землю. – Возможно даже намного больше, если все получилось.

     – В смысле? – спросил парень.

     – Не буду накликать, если, на то будет воля предков, я расскажу тебе первому, – он сделал ритуальный жест, приложив руку ко лбу.

     – Опять темнишь, – пожаловался Лоуренс.

     – Да-да я, – весело запрыгал гремлин, затем пустился бегом к драконьему логову. – Я был возжен, я всех сильней, я факел среди фитилей! – выкрикивал он, по дороге изрыгая струи, теперь уже, черного пламени в небо.

     – Пойду его словлю, пока он дракону хату не подпалил, – направился лавочник по следу возбужденного гремлина. – Ты идешь?

     – Да, но дай пару минут. Тут еще где-то летают мои старые руки. Нужно попрощаться.

     – Ты вообще, как?

     – Дракон – не баба, улетел – не залетел.

     – Не плохо, – прыснул лавочник. – Но оставь это. Жизнь разных людей складывается по-разному. Когда я ее видел в последний раз, она раскаивалась. Молодая запутавшаяся дурочка, но и тебе рано черстветь.

     – Приму к сведению, – хрустнул новыми пальцами Редрик.

     – Вот, паршивец.

     ***3***

     Оглядев песчаный круг, Редрик присел у маленького завихрения воздуха. Оно носило по спирали черный прах, который недавно был частью парня. Ред сунул в завихрение руки, нарушив воздушный поток. Прах разлетелся, но новый порыв ветра подхватил его и понес к морю.

     – Прощайте, вы мне хорошо послужили, – ему было немного грустно.

     – Эй, дядь, ты что посерить присел? Тут, такое нельзя, дядь. Это – драконий толкан.

     Редрик встал, обернувшись на голос. Вид его обладателя удивил Реда больше, чем человеческая форма Каднификара. Из тоннеля коллектора показался человек. В одной руке он нес надкусанную палку колбасы, другой – толкал перекладину крупной грузовой рикши. Ее содержимое было надежно скрыто плотным отрезком сукна.

     – Сука, поребрик. Никак не запомню. Кто так строит? – послышался скрип, рикша дернулась и остановилась, упершись в каменный выступ.

     Редрик подошел к невысокому мужчине неопределенного возраста. Лицо вырожденца, по которому будто врезали топором, резко контрастировало с осмысленным и искренним взглядом больших карих глаз. Еще больший гротеск человеку придавал карнавальный костюм зеленого дракона и скрипучие клоунские ботинки.

     У парня был похожий, но то был детский костюм гремлина. Он достался Реду, когда тому было лет пять. Гизмо уехал на пару месяцев, а Редрик переодевшись, притворялся им. Благо инспекция, проезжая через Южный, добиралась до кампуса уже в мясе. Подмены никто не заметил.

     – Драконий толкан? Он что, как котик, оправляется в песочек? – только и смог спросить Ред.

     – Ну да, а куда же еще? – пожал плечами вырожденец.

     – Священное место и параша по совместительству, – проворчал себе под нос парень.

     – Для гремлинов – священное, – поправил человек. Затем деловито помахивая колбасой – продолжил. – Фумус – супруг Мико, вылепил первого гремлина из своего кала. Прародительница драконов его все время задалбывала, даже не давала спокойно похезать. Вот у него и фляга засвистела один раз в отхожем месте, да так, что вылетела первая искра творения и зародилась жизнь. С тех пор гремлины и служили драконам верой и правдой. А больше всего слуг было у драконьих королев-матерей.

     – Гонево какое-то, – придя в себя от услышанного, сказал Ред.

     – Чистые факты, я – эксперт, – ткнул себя колбасой в грудь мужчина.

     – Я вижу, – скептически осмотрел собеседника парень.

     – Не надо, дядь, я учился, правда, на прованта. Правда, не доучился, но честные пять лет отсидел на скамье, – человек мечтательно уставился на песчаный круг. Откусив колбасы, он продолжил с набитым ртом. – Меня всегда манили загадочные создания прошлых эпох и места их обитания. Подземелья всякие и прочее. Двадцать лет назад я бросил Шарагу, когда услышал, что Каднификар будет сопровождать легион в переходе к южному Фронтиру. Я записался в войска, и напросился на распределение. Правда пообщаться не вышло, да и на полпути между Фронтиром и Дур-Симой нас ночью прижали мутанты. Мне тогда вмазали в зубы пикардом, правда свои же – приняли за одного из этих.

     – Прикладом?

     – Да, пикардом. Долго потом отлеживался. Стал непригоден к несению службы. Зато, дали выбрать место работы. И вот я здесь, Искандер Залаз – сиделка при последнем драконе.

     – Интересная у вас жизнь. Редрик Маккройд – друг последнего дракона, – представился парень. После слов Реда, глаза человека выпучились:

     – А ведь не лжешь. Я-то чувствую. Да и блокада у тебя знатная, дядь. Это у тебя жизнь интересная.

     – Просто хапнул лишнего, – пожал плечами Ред. – Что правда на прованта учились? И как там в Шараге?

     – Гоняют, кормят слабо, но зато в последнее время баб много.

     – С чего бы?

     – Не знаю, – пожал плечами Залаз. – Ладно, ты мне поможешь, дядь?

     – Подтолкнуть? – парень обошел рикшу, встав сзади.

     – Буду признателен. Могу колбасы дать.

     – Не нужно, кушайте. Хотя, закурить будет?

     – Будет.

     Редрик приподнял рикшу, и та выехала из тоннеля. Он помог дотолкать ее до люка в погреб, под домом дракона. Залаз, отдышавшись, ловко запустил руки себе за спину. Из импровизированной заплечной сумки, сделанной из крыльев костюма, он достал курительные принадлежности и пару свертков табака. Запечатанный отправил назад. Скатал пару самокруток, затем вызвал в воздухе огонек, о который мужчины подкурили папиросы.

     – Только не тяни глубоко, оно дает по шарам.

     – Ох епт, – закашлялся Ред. – Я эту гадость всегда узнаю. Это же Дип Фьюм.

     – Приятно встретить знающего человека. Только тихо, – эксперт приложил колбасу к развороченным губам.

     – Откуда он у вас?

     – Выращиваю. Под городом есть несколько неплохих заброшенных коммуникаций. В одной была подземная теплица, я на ней работал, еще до Шараги. Правда, после путча весь подгород завернули, но я восстановил то место. Там и выращиваю.

     – Подгород?

     – Да, людей, как скотов, загоняли и приковывали, заставляли в подпольных цехах делать оружие, варить дурь и прочие прелести. Называли это предприятие – укрытием, для долговых беглецов. Хотя бывало и такое, что люди выходили оттуда живыми, скопив денег на кабальный откуп.

     – Как вас угораздило туда попасть?

     – Да связался с ростовщиками.

     – Гелетами полуросликов? – наугад ткнул Редрик.

     – Вот-вот, сучьи карлики. Но мне повезло, как-то поднялась сильная буча – Север с Бибой трущобы кроили. Вот и сбежал и вынес схрон, заодно. Оплатил учебу и залег на дно в Шараге.

     – А Энвин Хир знает, что вы Дип Фьюм выращиваете?

     – Кто?

     – Эльф – полковник в управе.

     – Так он же – мент, грязный мусор. Топтал его рот. Конечно нет, меня бы давно закрыли, если бы сизопузые унюхали.

     – Просто, он – ценитель данного продукта, и человек толковый, хоть и эльф, – многозначительно постучал себя по уху Ред.

     – Дядь, ты по виду штрих честный, но предложение – мутное.

     – И что же мы с этим будем делать? – скопировал Редрик, одну из любимых фраз отца.

     – Для начала, что ты тут делал, дядь?

     – Ритуал вожжения. Мой, теперь уже, брат стал кемадо, а я – ардиендо.

     – Что Каднификар мэкнул в гремлина? – папироса выпала изо рта Искандера, но тот смог поймать ее на лету.

     – Как-как? А, ну, наверное.

     – А ты, дядь, что по тебе? Обошлось?

     – Нет, руки сгорели, правда потом новые выросли.

     Парень снова внимательно осмотрел свои руки. Они будто были чужими, это подкреплялось четким цветовым переходом, от предплечья к кисти.

     – Вот, сука, все пропустил, – человек в сердцах сплюнул, сквозь щель в зубах.

     – Ну, зрелище не из приятных, – дернул плечом парень. – Так, что по табаку?

     – Ладно, закинь полкану пробную, дядь, – провант-недоучка распознал добрые намерения, подкрепленные уверенностью парня. Он достал запечатанный бумажный сверток с табаком и карандаш.

     “Некое третье лицо посоветовало вас, как ответственного стража правопорядка. Как обеспокоенный гражданин, передаю вам этот сверток, для проверки и разработки, в ключе следствия по делу об обороте запрещенных веществ. Если следствие придет к выводу о недостаточном объеме материала по делу, я готов за вознаграждение передавать нужный объем улик через посредников. Через некоторое время, я с вами свяжусь.”

     – Конспирология – моя вторая страсть, после мифических чудовищ, – явно довольный собой, потряс подписанным свертком Залаз и передал тот Реду.

     – У меня стойкое чувство, что это скорее насмешит полковника, чем озадачит, – парень перечитал запись ряженого конспиратора.

     – Это только к лучшему. И даже если что-то пойдет не так – меня не найти. Я лучше всех знаю эти тоннели, – он осекся, и помрачнел. – Кроме старика крысолюда и тех наглых тартланцев.

     – Это проблема?

     – Нет, – к Искандеру вернулось обыденное выражение. – Просто добрая профессиональная зависть.

     – Зависть никогда не бывает доброй, – потряс свертком парень.

     – Может и так, – пожал плечами Залаз. – Помоги еще немного, дядь, я отогну бортик и отопру погреб, а ты наклони тачку. Подкинем дракону хавчика.

     – Добро.

     Редрик снова обошел рикшу сзади и, навалившись спиной, поддел ее днище. Послышался скрип петель, лязг ударившего о землю люка. Ощутимо потянуло холодом по ногам. Топот скрипучих башмаков.

     – Вот, сука. Кристаллы паленные, третий прогон походу. Все разворовали, так еще и нахлобучивают, – глухо прозвучали жалобы Залаза.

     – У вас все в порядке? – парня напрягало стоять в такой позе.

     – А, прости, дядь. Просто, злоба берет. Наваливай, им уже ничего не будет.

     Колени разогнулись, спина напряглась. Грохот и чваканье. Что-то хрустнуло. Тачка стала легкой, Ред опустил ее и обернулся.

     – Да, им хуже уже не будет, – ошарашено промолвил парень, глядя на лестницу, что уходила вглубь подвала.

     Трупы. Мужчины и женщины. Люди, гномы, зверолюды. Ребенок, года три – совсем худой. Они один за другим пропадали в темноте, сопровождаемые пыхтящими звуками. Человек тяжело трудился, чтоб у монстра было чем перекусить.

     Наконец Залаз выбрался из подвала, его лицо раскраснелось, в правой руке он держал мясницкий крюк. Искандер, взглянув на труп ребенка, пнул его своим клоунским башмаком. Скрип, чвяк, хлоп. Отголосок маленькой жизни скрылся в погребе.

     – Какой мелкий, такого и рубать не надо. Каднификар их “хрустиками” называет.

     Редрик продолжал мрачно смотреть вглубь черного проема. Холод и темнота, нож мясника и зубы чудовища – конец истории.

     – Только эльфов нет в последнее время. Дракон их особенно любит. Они – живучие до голода, ну или их кто другой собирает? Хрен его знает, – обыденным тоном продолжал Залаз.

     – Это, что сейчас, сука, такое было? – Редрик перевел взгляд на гротескного человека.

     – О, дядь, я знаю этот взгляд, – Залаз почесал нос. – Ты не в праве серчать на него. Эти люди не нужны городу, для них здесь нет места. Вот они и оказываются под ним. А в преддверии зимы, спать на мокрых камнях – плохая затея.

     – Почему их не хоронят?

     – Где? Тут везде катакомбы и камень. Кладбища итак переполнены, да и только для благородных они. Кто их будет вывозить?

     – Я видел дворников.

     – Если им не в лом – кидают в коллекторы, если в лом – в переулки. Вывозят только совсем смердящие тела и тех, у кого лепра была. Пойми, дядь, тут и дракон сыт, и улицы трупьем не воняют. Нет заразы и гор гнили. Это может и грязное, но нужное дело.

     – Вы один этим занимаетесь? – Редрик начал брать себя в руки.

     – Нет, дядь, один бы не справился. Гремлины помогают, да и добрые люди, вроде тебя.

     – Что же это за мир такой? – Редрик зажмурился и выдохнул. Открыв глаза, он увидел протянутую левую руку человека.

     – Какой есть, другого то – нет. Но спасибо, дядь, что помог его сделать немного чище.

     Редрик молча осмотрел ладонь человека. Непропорционально большая, в сравнении с габаритами владельца. Вся в старых мозолях, ожогах и царапинах. Похожа на его собственную, за исключением татуировки на тыльной стороне ладони. Ухмыляющаяся харя гремлина в драконьей пасти.

     – А что, у драконов сзади тоже зубы? – с непроницаемым лицом спросил парень, слабо пожимая протянутую руку.

     Залаз, глянув на свое тату, нахмурился. Затем его брови взлетели, и он разразился смехом, еще более скрипучим, чем его ботинки:

     – Скре-е-ке-ке-ке-с-ке, хр-скр, ке-ске-ске...

     Насмеявшись вдоволь, он утер слюну правым рукавом. Крюк звякнул.

     – Ну ты мочишь, дядь. Ладно, мне надо порубать маленько, прикрой за мной люк, и так холод навыпускали.

     Человек, что успел побывать: рабом, аколитом, легионером и драконьей сиделкой, скрылся под закрытым люком в подвал. В то время, что вырожденец смеялся над вопросом Редрика, парень не разделял его веселья. Даже когда тот остался один, его взгляд скользнул в сторону центра города. Ред стоял с таким же лицом, как тогда, когда глядел на то, что осталось от его рук.

     Злости не было. Он не злился ни на Каднификара, ни на Залаза. Они не занимались ничем, в чем Редрик мог бы их порицать. Залаз – странный, но честный и по-своему ответственный. Он просто следит за своими подземельями и никому не мешает. Каднификар – убивает и ест людей. Но он дракон – чудовище, да и первое делает по указке кайзера.

     Сами люди постоянно убивают друг друга, а иногда, как во времена Пожирающего Хлада, другого выхода, кроме как убить и съесть ближнего – нет. Ред не жил в те времена, он не имел права одобрять или не одобрять, то, что тогда делали эльфы ради выживания. Но то, что происходило сейчас вызывало у парня, еще далекий, но надвигающийся, словно волна, гнев.

     Редрик чувствовал, как он медленно подходит, но его приближение звучало не как рокот моря. Это были удары. Глухие удары тяжелого сердца под выжженным шрамом, гулкие удары тяжелого тесака по мясницкой колоде в холодной тьме, гремящие удары черных сапог, сопровождающих печального путника. Он хотел покинуть это место.

     ***4***

     Редрик обошел домик Каднификара. Заглянул внутрь. Никого. Пропали и вещи, что парень оставил, отправляясь проводить ритуал. Милая обстановка. Место, в которое хотелось бы вернуться – лучшая из клеток. Парень обернулся, его ждали в некотором отдалении, за воротами. Трое знакомых, столько же незнакомцев. Редрик направился к ним.

     Лоуренс водил мундштуком трубки по странице атласа-путеводителя своего сына, который всегда лежал в сумке у Смоки. Редрик всегда держал его там, на случай, если его скакун вздумает перенести своего хозяина в незнакомые края.

     Лавочник, слегка наклонившись, что-то разъяснял невысокой девушке. Она стояла спиной к парню. В игривом сплетении черных волос виднелась россыпь заколок в виде цветков фиалки. Завиточки и цветочки.

     Обновленный гремлин уже оделся. Рядом с ним стояла еще одна девушка. Она была выше первой, но легкий наклон не давал возможности определить на сколько. Одной рукой она, зачем-то, завела прядь платиновых волос за ухо, хотя ее свободную прическу итак поддерживала крупная заколка в виде ивовой ветви с парой сережек. Другой рукой она играла с ухом гремлина.

     На лице девушки застыло умиротворенное и нежное выражение, будто та гладит домашнего любимца. Гизмо, отвернувшись, скрестил руки на груди. Он весь надулся, показывая, что эти нежности – ниже его достоинства, но по сальной морде было видно, что ему нравится.

     Смоки же устроил игру в гляделки со светловолосым парнем. Человек глядел задумчиво, шоргон – иронически. Было видно, что даже в этом странном противостоянии с конем, парень пытается держаться уверенно и с некоторым превосходством, хоть и скрывающимся за некоей сдержанностью. Аристократ.

     Улыбка тронула губы Редрика. Идиллия в двух шагах от бойни. Он ступил на мощеную плиткой дорожку. Удар каменной глыбы. Тяжелые шаги выдали его присутствие. От этого звука ребята одновременно дернулись. Они постепенно сходились в кучку, наблюдая за приближающимся Редом.

     Гизмо замахал двумя руками. Смоки приветственно ржанул. Лоуренс, помотав головой, выдохнул.

     – Ну что, нашел что искал? – пустил клуб дыма лавочник.

     – Да, но теперь они часть океана. Горсть черного праха в черных волнах.

     – Ой, мля, – выдохнул отец, прикрыв глаза. Помотав головой, он вновь открыл их, его взгляд был еще ироничнее чем у Смоки. – Ладно, лирик, что же тебя там так задержало, что школьцы от Лицея добежать успели.

     Школяры. Похоже из благородных или просто богатых семей. Парень – в расстегнутой темно-синей шинели, под ней черные гимнастерка и штаны с сапогами, армейского образца. На девушках – теплые платья, цвета его шинели, с юбками до середины колена. Белые пелеринки, фартучки и гольфики. На ножках – черные лакированные туфельки. Редрику понравилась школьная форма.

     – Просто нашел осознание того, что мир для человека сложен настолько – насколько он может себе это представить, но и настолько прекрасен – насколько сильно можно зажмурить глаза, – Ред театрально прикрыл глаза четырехпалой рукой.

     – Ну так сходи еще пару раз, может наберешься уму-разуму. – постучал мундштуком себя по лбу Лоуренс.

     – Нет уж – там темно, холодно и компания неприятная.

     – Вот и зря. Разум – самый весомый атрибут могущества. Следует хвататься за любую возможность, для его обогащения. Ведь знание – это богатство, что всегда влечет за собой остальные блага. А стремление к могуществу – цель каждого, – донесся приятный, хоть и резкий девичий голос.

     Редрик отвел руку и оглядел группу ребят. Взгляд оливковых глаз блондина метался между ужасным шрамом на груди Редрика и покалеченной рукой. Его лицо выражало отстраненную доброжелательность, но Ред видел, что тот что-то обдумывает. Девушка пониже глядела на блокаду Редрика. Хотя ее голубые глаза бегали, она просто откровенно разглядывала обнаженный торс парня. Ее лицо казалось слегка знакомым.

     Ред встретился взглядом с платиновой блондинкой. От нежного выражения на ее лице не осталось и следа – холодная и оценивающая сдержанность. Что в будто созданных мастером-скульптором чертах, что в серых от рождения глазах. Это было видно по темному бархату радужки, что хоть и мягко, но красиво отражал свет осеннего утра. Это в корне отличалось от матовых, слегка белесых, глаз Редрика. Разница, словно между шерстью котенка и бетоном дороги. Это был ее голос.

     – Возможно. Тогда скажи, кто, по-твоему, самый могущественный в нашем мире? – упер руки в бока Редрик, слегка наклонившись, чтоб их глаза были на одном уровне.

     – Странник, – быстро ответила девушка, не отводя глаз.

     – Но исходя из твоих слов – это не так. Он – безумный старик, что бродит по миру, от момента его появления. Он не знает сколько ему лет, какой сейчас год, не различает вкус пищи, не может отличить рот от глаза, странно одевается, груб и любит эльфийскую порнографию, – низкая брюнетка слегка покраснела. – Из вещей у него только блокнот, да старая кастрюля. Он рисует и продает портреты дворян, но тут же отдает деньги в приюты для детей. Нет у него никаких благ и богатств, а жизнь давно превратилась в бремя. Разум лишь отягощает его в пути. Да и возвращаясь к сказанному тобой – знания не являются разумом, это лишь его часть. Разум – это еще и опыт, и воспоминания, также, как и выводы, и размышления о поступках.

     – Вырастил философа, себе на голову, блин, – потер висок Лоуренс. Он с нескрываемым весельем наблюдал за сценкой.

     – И что, нам всем погрузиться в безумие? Отказаться от самих себя, от всего чего мы достигли? Перестать мыслить? Мы превратимся в отвратительных тварей, если перестанем ценить разум. И как ты вообще пришел к этим выводам, фонтанирующая фантазия или Странник к тебе на чай заходит? – девушка была ошарашена словами парня, хоть и держала себя в руках, стараясь выиграть время и собраться с мыслями, засыпав Реда вопросами.

     – Нет. Ты разумеется права, но лишь в целом. А что до Странника. В последний раз, когда мы вместе отвисали, я услышал несколько его историй и долго всматривался в его глаза. В них не было ничего кроме черной ненависти к самому себе и глубокой тоски. Он не ценит ни могущество, ни богатства смертных, ни саму жизнь, свою либо чужую. Остатки разума – его проклятье.

     Непонятно, что озадачило ребят больше, сами слова Редрика или искренняя уверенность, с которой тот говорил. Парень чувствовал некоторую вину за то, что нагрузил школяров такими мыслями. Но отношения с Далилой научили одному – по возможности честно говорить все, о чем думаешь, где угодно и кому угодно. Ложь и молчание заканчиваются слезами и раскаянием.

     – Может, ты и не выдумываешь. Так что, по-твоему, могущество, и кто им владеет? – ее взгляд слегка поменялся, девушка жаждала услышать мнение, отличное от своего.

     Редрик долго ее рассматривал. Гордая осанка, дерзкий тон, слегка задранный подбородок. Учитывая, что с Редриком заговорила именно она, девушка была инициативной и явно неглупой, она это и сама знала. Парень водил по ней взглядом – ни одного изъяна. В такую можно влюбиться, увидев лишь раз. Но какой смысл, они больше не встретятся.

     – Милая моя, ты все прослушала? Я и не собирался давать новых определений словам, – он попытался скопировать манеру речи профессора Урмахера, заодно менторски подняв палец. – Просто могущество – не цель, а средство для достижения целей. Причем, если его в избытке – цели заканчиваются, как у Странника. Если его нет, то единственная цель – не околеть, заснув на каменном полу коллектора. Могущество никогда не будет целью для всех, ведь есть те, кому оно ни к чему, также, как и те, кто им никогда не сможет обладать, – он оглядел ребят, и в сравнении родилась мысль. Он наклонился еще ниже. – Хотя, могущество можно рассматривать и как цель, но лишь мелкую и плоскую – промежуточную. В финале она должна стать крупной и объемной, – Редрик показал на себе, насколько крупной и объемной она должна стать. – Понимаешь? – девушка завороженно повторила жест парня, положив руки себе на грудь. – Именно, она должна стать крупной и объемной, а не остаться мелкой и плоской.

     Ред заметил это, лишь сравнив двух стоявших рядом девушек. Гордая барышня то плоская, как Великая Равнина. Редрик, вначале, не обратил на это внимания, для него это было не особо важно. Но из реакций, работающих в кампусе девчат на формы Далилы, парень узнал, что тема серьезная. Выдав подкол, он выпрямился и уперев руки в бока, и заиграл грудными мышцами.

     Блондин хмыкнул, затем его глаза стали похожи на блюдца. Он медленно наклонил голову, скрывая ползущую вверх улыбку. Также медленно, он повернулся к своей плоской спутнице. Другая, определенно не плоская, его спутница скромно мяла фартук. Из-за сведенных рук, ее выдающиеся формы, выдались еще дальше. Она была вся красная, даже скорее бурячковая.

     Озадаченная блондинка недоверчиво глянула ну бугрящиеся грудные пластины Редрика, перевела взгляд на свою грудь, на грудь подруги, снова на свою, закрыла глаза.

     Раздался свист, напоминающий кипение чайника. Лицо девушки стало похоже на мордочку злого кролика, что втягивает воздух сквозь зубы. Она опустила левую руку, сжав фартук, а правой прикрыла грудь, вцепившись в левый рукав.

     Ее лицо резко стало спокойным, она будто стала еще красивее. Девушка открыла глаза. Лютый холод. Редрику захотелось прыгнуть дракону в пасть, но он не подал виду.

     – Аналогия столь же понятна, сколь отвратительна. Я лишь не понимаю, что отвратительней. Она сама или шевелящиеся червяки, откуда она вылетела. Но несмотря на это, мои принципы, вынуждают выразить благодарность, за это поучение. Даже, если мне придется благодарить озабоченного холопа, либо еще более мерзкое ничтожество…

     – Ну ни хрена себе, а в школе и такому учат? – тихо ухохатывался Лоуренс.

     – Сильви, не надо так. Это просто подколка, добрая – без умысла, – брюнетка приобняла блондинку, так что рука той, оказалась зажатой между грудями подруги. Плоская блондинка дернулась и начала краснеть. Оскорбления неслись потоком, будто прорвав плотину.

     – …даже если мне придется улавливать толковую мысль в мистических движениях отвратительно раздутых мышц потного бугая, даже если все действо будет сопровождаться взаимным ублажением между тобой и Странником, под аккомпанемент эльфийской оргии, я все равно благодарю за мудрые слова… – девушка задохнулась.

     Красная и разгоряченная, она пыталась сохранить ясность ума, заодно преодолевая страшную одышку.

     – Так вот какие мысли лезут девочкам в голову, от сидения за партой. Мужская любовь и межрасовые оргии, – услышав это, девушка поперхнулась, а в Редрика прилетело комом одежды.

     – Прикройся, а то твои вызывающие телеса перевозбудили юную леди, – еле сдерживался лавочник, бросивший сыну вещи.

     – Сейчас. Подержи, – Ред передал сверток с табаком светловолосому парню. Тот молча его принял и, пока Редрик одевался, невзначай прочитал запись Залаза.

     – Да как может меня возбуждать мужская лю… грудь. Эта страшная татуировка, ужасный шрам. Да левая вообще – не грудь, без соска. Просто объемный кусок бугрящейся плоти, – продолжала девушка, после одышки, совсем выбитая из колеи.

     – Вот-вот, милая моя, главное, чтобы сосочки были красивые – объем не важен, – одевшись, с чувством закивал Ред. – Ты уже начинаешь правильно мыслить.

     Девушка на секунду замялась, затем помотала головой. Она переводила взгляд поочередно с отца на сына и наоборот.

     – Да как вы смеете? Да вы, вы... Да вы же одинаковые. Два похотливых старых негодника. Нет вы слишком одинаковые – вы оба, все мужчины в вашем роду – один огромный жалкий старик, я сочувствую женщинам, что имели несчастье носить вас под сердцем. Умрите поскорее.

     – Эй я никакой не старик, и… – внезапно Ред увидел лицо своего отца.

     Это было что-то из тех времен, когда память еще не слушалась маленького ребенка, не хотела запоминать лица любимых людей, что застывали в таких масках бесконечной горечи. Его кулаки сжались так сильно, что кожа на тыльной стороне ладоней треснула и разошлась в россыпи растяжек.

     –... и не смей раскрывать пасть на моего отца, невоспитанная мелочь, – парень обвиняюще указал на девушку пальцем. – Чувство меры – вот теперь твоя цель, я дарю ее тебе. И даже, если это будет твоей единственной положительной чертой – ты уже станешь хорошим человеком.

     – Тебе бы самому не помешало им обзавестись, – послышался усталый голос лавочника. – Прости его, юная леди, ему только вчера стукнуло пятнадцать. В таком возрасте все ребята думают лишь об этом. Даже самая мудрая мысль в конечном итоге сводиться к плотским желаниям.

     – Ничего подобного, просто они так легче запоминаются и лучше доходят до сверстников, – засунув руки в карманы, пробурчал Редрик. Он слегка успокоился, вновь увидев привычное выражение на лице отца.

     – И откуда тебе это знать? Ты же не общаешься со сверстниками, – сделав затяжку, вернул свой обычный ехидный тон отец.

     – Может и так… – Редрик вынул портсигар и достал папиросу.

     Подставив палец Смоки, который его послушно облизал, парень подкурил. Сделав затяжку, продолжил, помахивая горящим пальцем.

     –... зато у меня есть четыре друга: бедный барон, древний шоргон, последний дракон и наглый гремлин. Возможно даже пять, но тут не скажешь наверняка.

     Ребята опешили от такой картины, а платиновая блондинка была еще и подавлена, она казалась маленькой девочкой. Она и была ей, все напускное исчезло. Девушка поняла, что, потеряв самообладание, сильно обидела двух незнакомцев, которые просто обыденно шутили и меньше всего желали ей плохого.

     Ее лицо покраснело от стыда, она убежала. Взметнувшаяся юбочка, платиновая волна, отражение солнца в ивовых сережках.

     – Простите ее, она не хотела. Сильви все держит в себе, но, когда ее сбивают с толку – не может себя контролировать. Она добрая, просто очень волнуется перед экзаменами. Не думайте о ней плохо. Простите, – протараторила брюнетка, бросившись за ней вдогонку.

     Догонит, беглянка хочет, чтоб ее догнали. Добрая девушка – лучший утешитель.

      – Да понял я, – пробурчал Редрик, опуская догоревший палец.

      Блондин молча протянул ему сверток, Ред забрал табак, но парень не убрал протянутую руку.

     – Спасибо, – оливковые глаза встретились с серыми. – Для Сильвии это был единственный стоящий урок, за все время нашей совместной учебы. Важный и действительно полезный. Надеюсь вы не в обиде, и впредь сможете общаться с нами, как со сверстниками. Я даже имею смелость просить считать меня вашим пятым или шестым другом.

     – Дружишь с кем попало? Может, хоть представишься, для начала? – сделал затяжку Редрик.

     – Рэнсом Кэбот. А мои спутницы – Сильвия Кернел и Клио де Мур. Мы все ваши одногодки. И нет – ни с кем попало, только с теми, с кем имеет смысл искать встречи.

     – Вот оно что, а я знаком с сестрой Клио – женщина удивительной красоты, жаль влюблена в старого пройдоху, – Редрик почему-то был абсолютно уверен в своем выводе, по поводу родства девушек.

     Ред перебросил сверток в левую руку, а самокрутку отдал коню. Парень повторил недавнюю позу верхнего рукопожатия, что показал ему дракон.

     – Ну давай, Рэнсом Кэбот.

     Светловолосый парень сначала растерялся, сбитый с толку курящим конем, но быстро понял, чего от него хотят. Рэнсом попытался вернуть Редрику жест, но его ждало фиаско. Может, он и не особо уступал Реду в росте, но, если у юного аристократа и было пару мозолей, после уроков фехтования, то рука, что он пожимал, мало того, что была вдвое больше его собственной. Ему казалось, что он пытается обменяться рукопожатием с бронзовой статуей. Редрик увидел потуги Рэнсома и решил его немного подзадорить:

     – Пап, ты случайно не знаешь, где находиться дом одного старого эльфа-законника, – Ред расслабленно повернул голову к отцу, показывая, что даже не ощущает усилий парня.

     – Случайно – знаю, – поднял бровь Лоуренс, а затем, полистав атлас, показал сыну разворот. На схематической карте столицы была всего одна точка. А подпись разворота гласила, на гномьем: “Самый огромный и злобный сукин сын, из всех проклятых дендрофилов, что жили под украденным солнцем.”

     – Похоже, любой уважающий себя гном обходит его дом стороной, – весело пропыхтел трубкой лавочник.

     – Этому атласу – прорва лет, он что там так и живет?

     – Если меня не подводят глаза или память, то – да.

     – Занятно.

     – А зачем тебе?

     – Посылку передать, – он подбросил и словил сверток.

     Редрик наконец ощутил достаточное давление со стороны руки Рэнсома. Он ответил на рукопожатие, почувствовав, как слегка сместились кости в кисти юного аристократа, послышался хруст. Ничего серьезного, просто – крепкое рукопожатие, без травм и увечий.

     – Что-то слабовато. Пока остановимся на сверстниках, – сказал Ред и отпустил руку парня. Тот, сохранив достоинство, не изменился в лице.

     – Так вы скажете мне свое имя?

     – Редрик, сын Лоуренса Маккройда. И еще кое-что – всем есть куда расти. Передай своей подруге, что лишь тогда, когда она обретет чувство меры. Лишь после этого пусть ставит перед собой большие цели. Вырастут цели – сиськи тоже подтянутся.

     – Если, я ей такое скажу, она не будет со мной неделю общаться, – печально улыбнулся Рэнсом.

     – Неделя тишины и спокойствия.

     – Звучит неплохо. До встречи, Редрик, господин Маккройд, – Рэнсом сделав пару шагов назад, кивнул им на прощание.

     – Желаю удачи на экзаменах. Если Сильвия что-то завалит – пускай ищет меня в Южном, я ее поднатаскаю, по самое небалуйся. Опыт есть.

     – Охотно верю. За пожелание – спасибо, мы то надеялись увидеть дракона на удачу, но и так сойдет.

     – Поверь, девочки бы не оценили, – хохотнул Лоуренс.

     – Их бы настигло полное перевозбуждение.

     Отец с сыном засмеялись одинаковым смехом. Рэнсом неуверенно улыбаясь, развернулся и ушел вслед за подругами. Гизмо, до этого откровенно скучающий, сразу оживился.

     – Погнали дальше по плану, потом зайдем в одно место, я угощаю.

     ***5***

     Восточный тракт шел вдоль реки Колымы, что протекала через столицу. Над ней располагался Базарный район, территория крупного авторитета – Севера. Будто потешаясь над этим, полковник поселился прямо посреди бандитской территории, рядом с банным комплексом, что тоже неофициально принадлежал Северу. Угол Закаэля Отрекшегося и Углежогов.

     Работники кампуса подошли к двухэтажному зданию красного кирпича с черепичной крышей. Правда, это едва угадывалось под зарослями плюща. На открытой веранде стояло плетеное кресло-качалка, накрытое пледом. Двор был зелен, несмотря на приближение зимы. По краям его обрамляли трехцветные амаранты. Красный, серебристый, белый – кровь, шрамы, старость. А земля была сплошь устлана барвинком, словно могильник.

     Судя по надписи на почтовом ящике – полковник с капитаном жили вместе. Редрик, не церемонясь, засунул сверток с запрещенным табаком в почтовый ящик главы городского ополчения. Давление в пальце. Парень высунул руку. Под огрубевший ноготь влез шип акации, но не так глубоко, чтоб причинить вред. Лишь странное ощущение, которое, впрочем, прошло, когда гремлин в очередной раз начал ныть и подгонять людей.

     Всего в городе было два крупных общественных банных комплекса. Один находился около Гранд Цирка, к югу от центра, а около второго остался ждать Смоки.

     Ни коней, ни шоргонов. В купальни не пускали никого с копытами, хвостами, повышенной лохматостью и количеством ног отличным от двух. Так было написано на табличке, около которой стоял самый широкомордый орк охранник, которого Редрику приходилось видеть.

     – Зверолюды?

     – Человекообразные.

     – Кентавры?

     – Нет.

     – Арахны?

     – Они выдуманные.

     – Рыболюди?

     – Только русалы, но лишь по приглашению.

     – Людоящеры?

     – Только гремлины и только в отдельное помещение.

     – Мы не людоящеры, – вмешался в разговор Редрика и орка Гизмо.

     – Да мне побоку, – поковырял мизинцем в носу орк.

     – Редрик, ты бы его еще в театр сводил, Смоки конечно практически член семьи, но владелец устанавливает правила, пошли уже, – потирал глаза лавочник.

     – Но тут даже нет стойл.

     – Да у него весь мир – и стойла, и кормушка. Кто-кто, а он не пропадет.

     – У вас есть закурить? – снова спросил Ред у орка.

     – Есть, но внутри курить нельзя.

     – Нет, просто поделитесь с конем папироской, если заскучаете.

     – Да? – орк с интересом глянул на Смоки, тот вопросительно наклонил голову на бок. – Невиданный опыт – залог сохранения себя, – пробухтел охранник себе под нос.

     Орк уже был практически почерневшим. Гоблиноиды верили, что чем больше новых ощущений ты получишь до размножения – тем больше шанс переродиться в более крупную свою ипостась.

     – Так как? – поднял брови Редрик.

     – Ладно, только отстань от меня.

     – Спасибо, браток, – Ред благодарно кивнул, заодно преувеличив зрелость гоблиноида. Тот, хмыкнув, подвинулся с прохода.

     Высокие потолки, колонны, барельефы, фрески изображающие откровенные сцены и каменная кладка. Здание общественных бань было хорошо отделанным и добротным, как изнутри, так и снаружи. Купальщиков в вестибюле оказалось мало, люди отогревались после ночной смены и делились впечатлениями. Скучные и пустые разговоры.

     Троица подошла к стойке. За ней на барных стульях сидели полурослик с гремлином. Они играли в шахматы. Был ход гремлина, но тот наугад тыкал когтем фигуры, следя за реакцией своего соперника и явно не зная, как походить. Его чешуя была светлой и гладенькой – совсем юнец, лет пять-восемь.

     Гизмо подтянувшись, сел на край стойки.

     – Если походишь этой пешкой, а затем сделаешь ракировку, то выстроишь малый хребет Ноктиса, – теперь уже ониксовая рука потыкала в фигуры. Молодой гремлин раздраженно глянул на Гизмо, но тут же сменился в лице.

     – Эль Каднифико, – пропищал он, складывая руки в религиозном жесте, означающем захлопнувшуюся над головой пасть.

     – Не знал, что ты играешь, – задумчиво глядя на доску пробурчал Ред.

     – Все гремлины играют – это древняя традиция, что передали нам создатели. Ноктис всегда говорил, что дрязги мелких людишек похожи на детскую игру. Вот, вместе с Фумусом, он и создал игру для взрослых – шахматы. В то время фигурами были застывшие в породе наши предки, а победитель забирал к себе в свиту все съеденные фигуры соперника.

     – Интересный факт, я об этом не знал, – потер подбородок лавочник.

     – Вот еще один. Каднификар – прямой потомок Ноктиса, и я надеюсь с ним когда-нибудь сыграть, – черный коготь постучал по доске.

     – Ка-ка-каднификар, такой крутой, ко-когда он сделал это с-с вами, Эль Каднифико?

     – Сегодня, молодой брат, – хлопнул по плечу юного гремлина, Гизмо.

     Изо рта гремлинов стали вылетать клубы дыма, сопровождаемые шипением. Интонации молодого гремлина были вопросительными, а Гизмо что-то утверждал. Закончив странный обмен сигналами, Гизмо снова похлопал своего сородича по плечу, а тот спрыгнув со стула, замельтешил вокруг полурослика.

     – Зебулон-Зебулон. Отгул-отгул.

     – Опять? – полурослик, хоть и слегка оживился, но не разделял бурных восторгов коллеги.

     – Ползарплаты и мешок угля. Очень надо.

     – И спиртовые таблетки.

     – Да-да, все будет. Можно? – гремлин нервно дергал полурослика за штанину.

     – Ну беги, только завтра, чтоб не опаздывал.

     – Да-да! – прокричал юный гремлин, уже пробежав полвестибюля.

     – Так, секунду, – Ред ударил кулаком по ладони. – Так эти шипения и скрежетания – ваш язык?

     – Вообще – да, еще дым. Форма клуба – образ эмоций. Правда, у нас есть и второй, его придумали нам вы.

     – Господа хорошие, не задерживайте купающихся своими этническими экскурсами, таки понятно вам? – обратился к ним полурослик, складывающий фигуры.

     Редрик огляделся, очереди не наблюдалось. Лоуренс достал кошель и тряхнул им, привлекая внимание работника бань:

     – Таки, если уважаемый хоббит нас обслужит – не будем.

     – Другой разговор, – потряс рукой Зебулон, доставая гроссбух. – Таки куда вас определить? Мужская, смешанная, свое, наше? Только, я извиняюсь, банщиц в такую пору нет, и бар закрыт, – развел руками коротышка.

     – Смешанная. Полотенца и прочее – ваше. Вот, – не считая бросил Лоуренс монеты на стойку.

     Полурослик посмотрел в глаза лавочнику, а затем пересчитал деньги и выдал сдачу. Далила расказала Редрику, что если уважительно назвать полурослика-торгаша – “хоббитом”, а затем глядя ему в глаза расплатиться, то он не обсчитает, возможно даже возьмет меньше чем нужно. Маленький народец ценил уважение даже больше звонкой монеты. Похоже, лавочник об это прекрасно знал.

     – Пройдите в третью купальню, уважаемые. Это через галерею, затем направо, там вам все выдадут. Обратно – так и идете, взад-назад. Я сильно извиняюсь, вас бы отвел Пабло, но ваш товарищ его сам куда-то увел.

     – Не заблудятся, – ответил за людей Гизмо. – Ты давай фигуры расставляй, а то руки чешутся сыграть.

     Идя с отцом в купальню, Ред вдруг понял, что в кампусе никогда не было шахматной доски. Они там даже не продавались, как и другие игры: шашки, нарды. Это, не говоря о “Трех королевствах” и “Гномах и Гоблинах”. У парня были лишь карты и набор игральных костей, и то доставшиеся от братьев Жмых, когда те квартировали в кампусе.

     Пройдя по указанному пути, они зашли в просторный предбанник. Там, около металлической дверцы стоял полный человек, с подбородком, что практически заменял ему шею. Если у Каднификара подбородков было штук десять, то у работника бань – один, но размеров со свиной пузырь.

     Он был лыс и одет в тогу. Евнух. В смешанных банях всегда работали евнухи. И хоть традиция делать из мальчиков-слуг евнухов, сохранилась только в юго-восточных княжествах, но некоторая их часть переезжала и на север, где тоже находила себе место.

     Редрику стало слегка не по себе:

     – Слушай. Зачем было идти в смешанную?

     – Так они просторнее, чаще убираются, да и все равно сюда одни мужики ходят. Какая разница? Вот на южных островах… – поднял взгляд лавочник. –... там смешанная баня – это действительно смешанная баня.

     – Действительно, – пробурчал Ред, встречаясь с безразличным и слегка заспанным взглядом евнуха.

     Толстяк, увидев подошедших двоих мужчин “налегке”, дернул пару раз за один из шнуров над дверцей, а затем открыл ее. За ней был желоб. Из глубины здания донесся перезвон. Через несколько секунд, с веселым “у-и-и-и”, по желобу съехал гремлин, держа два банных комплекта.

     – Только из стирки, сам сушил, – отрапортовал он.

     Евнух, забрав их, легонько махнул пальцами, на что гремлин кивнул и ушел.

     – Мыло и прочая парфюмерия – внутри, уносить – запрещено. Одежду оставляйте мне – мы освежим. Приятного омовения, – прозвучал голос восьмилетнего мальчика, из глотки крупного мужчины.

     Купальня состояла из двух помещений. В первом из стен били потоки воды разной температуры, тут можно было помыться встав под один. Второе было за ширмой, там находилась общая ванна, размером с бассейн.

     Мужчины спокойно ополоснулись. Ред давно не стеснялся наготы, ни своей ни чьей-либо. Даже если бы тут находилась женщина, это бы его никак не смутило. Но в первом помещении никого кроме них не было. Никто не мешал.

     Закончив водные процедуры, они пошли к ширме. За ней послышался всплеск. Лавочник вежливо постучал по деревянной части перегородки, а затем спросил:

     – Вы не против компании, ничего если мы к вам присоединимся?

     – Опять вы, а я уже надеялся отдохнуть, – ответил голос Энвина Хира.

     ***6***

     Редрик не особо удивился повторной встрече с полковником. Его больше поразила роспись в виде карты звездного неба на потолке. Еще в глаза сразу бросилось то, что бассейн был отделан не плиткой, а природными камнями, даже глыбами. Об один такой валун и облокотился полковник.

     – Что ж, если не боитесь обвариться или засолиться, то будьте добры – вперед, – махнул рукой эльф.

     От поверхности бассейна подымался пар. Ванна была большой, в ней спокойно могли разместиться человек шесть, совершенно не мешая друг другу. Лоуренс пожал плечами и залез в воду. Глаза лавочника слегка прикрылись, он тяжело выдохнул:

     – М-да, если вы постоянно купаетесь в такой водичке, то круче вас только яйца.

     Редрик окунул руку в воду. Ничего. Ни тепла, ни ощущения влаги, только легкое покалывание в трещинах растяжек.

     – Пойду в цирк работать, буду углями жонглировать, – проворчал Ред себе под нос.

     – Давай лезь, факир, тебе же дракон не зад подпалил, – плеснул лавочник в сына водой. Кипяток.

     – Ладно, но если я себе кое-что обварю, то домой без нового сына не приходи. Фамилия пропадет.

     Эльф и человек молчали, шутки никто не оценил. Редрик задержал дыхание и залез. На удивление, водичка оказалась в самый раз. Парень и не понимал насколько был напряжен, до теперешнего момента. Утро выдалось действительно жестким. Тиски, что сжимали затылок понемногу отпускали, плечи расслабились.

     – Круче только обрыв, выдохнул Ред.

     – Какие комплименты, уже краснею, – как-то устало сказал полковник.

     Ред глянул на Хира. Несмотря на жару, его кожа была белой, как снег. Из воды торчал верх торса и непропорционально длинные, как и у всех эльфов, жилистые руки. Размах – метра два с половиной. Как парень и думал, тело старого эльфа сплошь покрывали шрамы. Особенно было много следов от глубоких порезов, но больше всего в глаза бросалась дуга звездообразных рубцов, что шла через все тело.

     – Такое случается, когда сильнейший в мире лучник, сталкивается с сильнейшим мечником, – сказал эльф, осматривая свои руки. – Я получил их все в одном единственном бою.

     Сотни шрамов. Они пересекались, накладывались, продолжали друг друга.

     – И кем же был тот мечник? Тоже эльф?

     Редрика слегка разморило, но словив холодный взгляд полковника, парень будто протрезвел.

     – Человек, – коротко ответил эльф. – А эти мне оставил дракон, – он указал на дугу шрамов.

     – Укус? А дракону не легче просто сжечь? – как-то зло поинтересовался Лоуренс.

     – Легче. Но Мико тогда только отложила кладку.

     – Мико? Королева-мать драконов? – Редрик аж подскочил.

     – Да, наградила меня за убийство своего первенца – Ноктиса. Мало кто это еще помнит, но, когда самка дракона откладывает яйца, она теряет свое пламя, пока не вылупится последний отпрыск из помета.

     – Слабое пламя, ее горячее… – пробубнил Ред себе под нос, затем его осенило. – Получается лишь пламя отца может вдохнуть жизнь в детеныша дракона?

     – Занятный вывод, – размял плече ельф. – Хватит обо мне, что значила фраза твоего отца, про задницу?

     – Мы заходили к Каднификару.

     – И? Понимаешь ли, знать, что у него и как – часть моей работы.

     – Я стал ардиендо Гизмо. Гизмо Гупербельд, вы его знаете.

     – Знаю. Занятно...

     Эльф пригляделся к рукам парня. На секунду он прищурился, потянув ноздрями воздух. Его левая бровь приподнялась:

     – Занятно, занятно. Похоже ты вел себя правильно, и одинокий малыш решил завести себе нового друга. Что же ты сделал? Что же он в тебе разглядел? Или кого?

     – А это так важно? Он просто не мог поступить по-другому, произошло то, что произошло, – холодно сказал лавочник.

     – Действительно. Не мое это дело, – скучающе похлопал ладонью по поверхности воды эльф.

     – А он знает про вас? – спросил Ред. Он чувствовал что-то в этом разговоре.

     – Каднификар? То, что я так поступил с его предком… с прадедом, хотя у нас бессмертных с этим сложно, – эльф пристально глянул на Редрика и хохотнул. – Нет. И народец его служек не знает. А вот ты теперь знаешь. И что же ты теперь с этим будешь делать, а Маккройд?

     – Не знаю, – хмуро ответил Редрик.

     – Правильно, – поднял палец эльф. – Это дела тех дней, когда ни его, ни кого-либо из них, ни тебя не было. Это не их дело, и тем более не твое. Поэтому ты ничего не можешь сделать. Даже я не могу. А это последствие моих действий, которые привели к тому, что мы можем тут сидеть и перебрасываться вопросами. Может я совершил ошибку? Конечно совершил. Или я не знаю, а я там был. Понимаешь? Даже я не знаю.

     Эльф продолжал шлепать ладонью по воде, он ронял каждое слово будто каплю свинца, и оно подымало кипящие брызги. Редрику стало не по себе. Ему пятнадцать, а эльфу далеко, похоже очень далеко за несколько, возможно за десяток тысяч лет. Куда он лезет? Зачем спрашивает?

     – Простите… – только и смог выдавить парень.

     – Прощаю, – эльф ответил привычным скучающим тоном, будто не в чем небывало.

     – И простите за то, что навел Путников на ваш дом. У вас красивый дом, – Редрик совсем был сбит с толку.

     – Навел? А, не переживай, эти ребятишки конечно дурачки, но не идиоты. Им хватило ума вежливо попросить у меня эту проклятую книжку, они даже ее вернули, после того, как ко мне зашел Странник. А вот он уже конкретно проредил мою коллекцию.

     – Простите, его тоже я навел.

     – Да? Ну ничего, Странник обменял книги на пол тонны сушеных лисичек, я только в плюсе.

     – Лисичек?

     – Грибов. Люблю их.

     – Ясно, я больше люблю шампиньоны, – сказал Редрик первое, что пришло ему в голову.

     – Просто у людей нет вкуса. Кстати, что вы делали у меня дома?

     – Да так, оставили сюрприз в почтовом ящике, – ехидно ответил Лоуренс. Лукавый тон отца, как обычно, успокоил Редрика.

     – Вы в своем уме? Мне такое говорить. Сюрприз оставили начальнику управы, – в иронии эльфа промелькнул интерес.

     – Да так, некий гражданин попросил подбросить вам некие запрещенные вещества, – Ред скопировал тон отца.

     – Я смотрю, тут не только вы страх потеряли, – улыбнулся эльф.

     – Отнюдь, это вещество замечательно сочетается с огнем и кукурузой, еще от него отлично умирают. Учитывая ваши специфические вкусы, мы сделали вывод, что вы найдете это сюрприз крайне... занятным, – продолжил ерничать Ред.

     – Занятным? – прищурился эльф, а затем расхохотался, люди присоединились.

     – Сши-шха-шха-ха-ха, сши-ха, ши-ха-ха… – шелест опавшей листвы.

     – Хм-хм-кхе-хе-хе-ха-ха-кха, ха-ха, хм-ха-ха... – гортанный рокот.

     – А домик – да, домик у меня славный, – отсмеявшись, спокойно произнес эльф.

     – Мне понравился ваш двор, – сказал Ред.

     – Мне тоже он нравиться. Девочка – настоящая умница, привела его в порядок. Я полюбил наблюдать за тем, как она ухаживает за цветами. Яркие цветы, красивая девушка, кресло-качалка, погожий теплый день и добрая трубка. Осталось подождать пол годика, и я снова смогу насладиться жизнью. Спасибо. Порадовали старика.

     – Жить с такой славной девушкой – большая удача, – сказал лавочник, его лицо выражало задумчивость. Далекие мысли.

     – Мне в жизни повезло всего два раза – оба раза с женщинами. Учитывая сколько я живу – мне должно доставаться самое лучшее.

     – Я сегодня познакомился с сестрой капитана, с Клио? У нее же есть сестра? – спросил Ред.

     – Есть, но я никого ни о чем не расспрашиваю, если это меня не касается, и тебе не советую, – сказал эльф. Редрик было посмурнел, но затем увидел, что полковник ему подмигнул:

     – Младшенькая. Симпатичная?

     – Моя одногодка. Тоже очень милая и, похоже, добрая девушка, как и ее сестра.

     – Милая? А поточнее? Похоже девочка хитрит, прячет ее от меня. Поняла, что на старости лет, меня потянуло на молоденьких, – посмеивался полковник.

     – В отличие от сестры, она – брюнетка. У нее задорная прическа, а ее волосы удерживает россыпь серебряных фиалок. Ей очень идет школьная форма, и ну… – замялся Редрик. – Клио – значительно ниже, и ну… у нее слегка значительней “данные”, – парень почему-то пытался подобрать слова помягче.

     – Да говори прямо – у младшенькой сиськи выросли в отличие от старшей.

     – Беглый осмотр показал, что и у старшей все в порядке, – вмешался в обсуждение Лоуренс.

     – У девочки с магией воздуха все в порядке. Школьная форма, цветы в волосах. Занятно, – хохотнул эльф.

     – Неужели это их всю жизнь беспокоит? – опешил Ред.

     – Отнюдь, только тех, у кого спина не болит. Да и далеко не всех. А вообще, слушай, пока я добрый. Девушки, они, в отличие от нас, всегда хотят быть молодыми. Это проявляется и в их поведении, и в мыслях. Если брать человеческую женщину – какая она в десять лет, практически такой и будет до пятидесяти. Если не произойдет чего, из ряда вон, и она не станет умной и хитрой пораньше.

     – Но за это мы их и любим, – улыбнулся лавочник.

     – Есть такое, – кивнул эльф.

     – Это я понял, а что с эльфийками? Они же вечно плоски и вечно молоды, – подхватил настроение Редрик.

     – Кто тебе сказал такую глупость? – поморщился эльф. Редрик только и смог, что повести плечами. – У них все на месте, просто растет медленно и завязано на количестве беременностей.

     – Простите, я не знал, – опять посмурнел Ред.

     – Да откуда тебе знать, – незлобно повинил парня полковник. – Но, со вторым ты угадал.

     Эльф окунулся с головой, зачесал назад седые волосы, и снова облокотившись о скалу, продолжил:

     – Смертные и бессмертные, на самом деле, отличаются лишь одним – отпущенным сроком.

     – В смысле? – переспросил парень.

     – Смотри, вот если я спрошу у центуриона Лонгтона, где он видит себя через сто лет, как думаешь, что он ответит?

     – Передайте ему поздравление с повышением, – сказал Ред, выигрывая время на обдумывание ответа. За него ответил Лоуренс:

     – В паре метров под землей, если повезет.

     Редрик посмотрел на отца. Тот медленно шевеля пальцем, пускал круги по воде, наблюдая, как они расходятся. Действительно, и что тут думать.

     – Определенно, – кивнул полковник. – А если спросить эльфа? Через сто лет? Двести? Тысячу? Что он ответит?

     – Не знаю, – просто сказал парень. Эльф поднял бровь. – Он скажет: “Не знаю”, – уточнил Ред, неожиданно осознав комичность простоты ответа.

     – А знаешь, что значит быть взрослым? – спросил эльф.

     Редрик задумался. Отец четко дал понять, что детство кончилось. Приходит ли после этого взросление, есть ли что-то между? Парень промотал в голове ключевые моменты своей короткой жизни. Сегодняшний день. С минуту поразмыслив, Ред неуверенно заговорил:

     – Я не уверен. Возможно человек становится взрослым – когда начинает понимать, что придется столкнуться с последствиями своих действий. Что эти последствия могут быть крайне неприятны, но из них придется вынести уроки. Что боль бывает полезна. Что лишь жертвуя – обретаешь. Что довольствуясь малым, стоит стремиться к большему. Человек становится взрослым… – Редрик помедлил. – Человек становится взрослым тогда, когда обретает цель, в достижении которой находит себя, а найдя себя… Возможно, возможно это будет цель, достигнув которой – человек обретает счастье.

     – Хорошо сказал, сынок, хорошо, – покивал головой лавочник.

     – Достигнув цели, ты не обретешь счастье, Редрик, – грустно промолвил эльф. – Лишь сам путь к ней может принести тебе это счастье. Лишь когда цель – на грани невозможного, даже невыполнима – так она высоко, лишь в ее достижении человек обретает счастье.

     – Что же происходит в конце пути? – серьезно спросил Ред.

     – Ничего. По пути ты обретаешь силу духа, упорство, а главное волю. Они поддерживают тебя, выводят на пик, доводят до эйфории, до катарсиса. Ты обретаешь понимание мира. Но когда цели не остается, ты понимаешь, что они тебе больше ни к чему. Они исчезают, иссыхают, с ними иссыхает и твое тело, твои стремления, то кем ты был. Ты становишься... старым.

     – А для того, чье время не ограниченно, недостижимых целей – нет, – сделал вывод Ред.

     – Правильно. Эльфы боятся. Боятся не то что ставить цели, они боятся развиваться, боятся даже думать о будущем. Настоящее, одно лишь настоящее. Вижу друга – обнимаю, вижу красавицу – целую, красавица не против – трахаю, проголодался – сорвал плод, устал – сплю, – эльф опять начал ронять свинцовые слова, сопровождая их ударами по воде. – Лишь опасность, лишь внешние враги заставляют думать, а если их нет?

     – Эпоха Свободной Любви, – ответил лавочник.

     – Миллионы озабоченных бессмертных детей, выжимаюших соки друг из друга путем непрерывного сношения, и соки из земли, путем прокорма, новых и новых озабоченных бессмертных детей. Пока не пришел откат. Земля отказалась носить их на своем лоне, ее плоды подошли к концу.

     – Пожирающий Хлад? – спросил Ред.

     – Раньше… Лысендрин со своими экспериментами по уменьшению рождаемости пытался, но все закончилось проклятьем “Черного Колокольчика”. Сама природа отравила чресла моих сородичей. Поголовное бесплодие. Фертильна лишь одна на десять тысяч, а мужчина должен сотни лет копить, хоть каплю семени, в своих высохших шарах.

     Он продолжал бить по воде, она взлетала фонтанами. Горечь и вина, такая, каких Ред не видел или видел, но забыл. Парень не знал, что ему делать, что сказать.

     – Нет больше эльфов, я пережил своих детей, переживу и свой народ. Но… но может это и к лучшему. Этот мир не для детей, точно не для тех, кто никогда не повзрослеет.

     – Но есть же те, кто ушли, есть даже не затронутые проклятьем, – наконец сказал Лоуренс.

     – Даже если так, бессмертие – не неуязвимость. И мы научились любить не только сородичей, но и вас, и всех, кто живет в этом мире. Мы растворяемся. Метисы просто похожи на нас и живут они просто долго – не вечно.

     – А гоблиноиды? Они же тоже бессмертные, – зачем-то вставил фразу Ред.

     – Да плевать мне на них, когда нас не станет, у вас не будет щита от буро-зеленой нечисти, они всех вас сожрут. Если раньше земли империи не поглотит Фронтир. Останутся лишь они и мутанты. Вечная война. Как сейчас – никакой разницы.

     – А вы?

     – Я? Я повзрослел, когда получил это, – он показал на шрам от укуса дракона. – Постарел, когда получил это, – сотни порезов. – Я видел первые дни этого мира, и молю лишь об одном – не увидеть последние. Поэтому всеми силами оттягиваю их. Как? Не твое дело, Маккройд. Ты, даже в худшем случае, не доживешь.

     Энвин Хир осел глубоко в воду, его плечи опустились, он закрыл глаза. Сеть шрамов заменяла древнему эльфу сеть морщин, юное лицо глубокого старика.

     Отец и сын переглянулись, поднялись и вышли.

     – Полковник… – раздался тихий женский голос.

     – Что, девочка?

     Эльф вылез из бассейна и сел на камни. Рядом с ним материализовалась Анна де Мур. Сбросив вуаль невидимости, слишком молодая, как для своего звания, так и для своего мужчины, сидела девушка удивительной красоты. Она была обнажена, ее тело покрывала вода и испарина. Все выше точеных ключиц было красным, от жары и от чувств, что переполняли молодую влюбленную.

     – Я не понимаю, – ее голос дрожал.

     – Чего, девочка?

     – Я ничего не понимаю. Кто эти люди?

     – Да люди, как люди. Те же, что и раньше, те же, что и были всегда.

     – Но я даже не могу дотронуться до воды, в которой вы сидите. Вы заказали четверых гремлинов в нижний зал, вы заказали несколько мешков солей, вы даже попросили меня поднять давление в помещении.

     – Просто, крепкие ребята, вон парнишке вообще дракон руки сжег, и ничего – те снова на месте. Тебя просто разбаловали. Да и нежная ты, девочки должны быть нежными, – пододвинулся к девушке эльф.

     – Не заговаривайте меня, полковник. Почему вы обсуждаете с ними такое? Кто они?

     – Просто мужской разговор, мы постоянно говорим про баб. Если бы я не участвовал в обсуждении, ребята бы что-то заподозрили. Возможно даже раскрыли бы тебя, – шутливо поднял палец эльф. – У тебя осталась школьная форма? Прости, что обговаривал тебя, но неужели я где-то солгал?

     – Нет. Полковник! Я... Причем тут мужские разговоры? Почему вы никогда так не говорите со мной? Почему вы так откровенны с этими чужаками? Два странных великана. Почему у мальчика пятнадцати лет, мускулатура горного гиганта, не говоря уже про отца? Я не понимаю. Почему они одинаковые, вплоть до родинок? Это не нормально.

     Эльф приблизился вплотную, он положил голову девушке на плече. Поцеловал шею. Слизнул капельку влаги.

     – Эта вода такая соленая. Напоминает твой вкус…

     – Полковник, вы дурак!

     Анна попыталась отстраниться, но эльф удержал ее. Его лоб и глаза лежали на плече девушки.

     – Да, с тобой, я – дурак. Просто дурак “здесь и сейчас”. Я обожаю наше “здесь и сейчас”. Я обожаю всю тебя, люблю всем, что еще способно на это, в этом теле. Когда мы встретились, я полюбил тот миг, когда ты полюбила меня, не задумываясь. Не думая о том, кем я был, не зная меня. Это было так приятно. И шло время, а твое отношение не менялось. У меня абсолютная память, девочка. Я вообще не различаю, где явь, а где воспоминания. Проживаю всю свою жизнь разом, каждый миг. Но я почувствовал, как рядом с тобой шло время. День сменял ночь. Свет, тьма, свет, тьма, свет-свет-свет… Ты – свет. Ты – маяк. Когда ты рядом, и я вижу тебя, я знаю, что живу в настоящем. Но столь же сильно, как я обожаю все в тебе, я ненавижу все в них. В них всех. Я обожаю твое лицо, оно лишь твое. Я ненавижу их лица, оно одно на них всех, я сам вижу его в зеркале, каждый раз, когда рядом нет твоего отражения. Я обожаю твои руки, эти маленькие слабые пальчики, до которых боишься лишний раз дотронуться. Я ненавижу их руки, у меня такие же, я даже не знаю чувствую я что-то, когда прикасаюсь к тебе или обманываю себя. Я обожаю твое хрупкое, нежное тело. Я ненавижу такие тела, как у них. У меня такое же. Я боюсь его, боюсь своей силы, что может навредить, но которой может быть недостаточно, чтоб спасти. Я не знаю своей силы. Я боюсь своих шрамов, ведь каждый из них сделал меня лишь злее. Я боюсь своего бессмертия, ведь шрамы что снаружи не идут в сравнение с теми, что внутри. Они – мои рубцы, мои воспоминания. Старый дурак. Я его ненавижу. Зачем он это сделал? Зачем я это сделал? Я эльф – я боюсь будущего, но прошлого я боюсь еще больше. Они заставляют вспомнить, что я старый. Но это – контраст, что разделяет “старого дурака”, на “старого” и “дурака”. С тобой я просто “дурак”, не нужно этих разговоров. Не становись моим прошлым, я хочу и дальше обожать тебя, а не ненавидеть, девочка. Пожалуйста, просто будь со мной, каждый день, каждый миг. Просто будь со мной, – по плечу девушки текла теплая соленая влага.

     – Буду, полковник, буду. Только называйте меня по имени.

     – Хорошо, Анна. Тогда ты – тоже.

     – Хорошо, Энвин.

     – Это не мое имя...