Аннотация: Глава 2, в которой Королева принимает участие в страшном ритуале.
Часть 2.
Плод кровавой страсти.
В назначенное время Королева, ни жива ни мертва, с трудом добралась по непроходимому лесу до избушки колдуньи. В эту ночь ей все мерещились страшные тени, скользившие в ветвях вековых сосен, и сопровождавшие ее от безопасной опушки леса до самой глубины чащи. Оставив своего кучера вместе с каретой нежиться на солнышке, пошла она, сбивая ноги в кровь, в путь, который должен был привести ее к исполнению мечты. Или, если быть совсем честными, дать ей право на выживание и право носить корону, которую при наличии сына либо дочери никто у нее не отнимет.
С трудом эти несколько долгих ночей Королева объясняла Королю свое нежелание близости, с трудом убедила его, что жрицы храма Великой Всеблагой Матери велели ей очистить тело, чтобы было готово оно принять в себя посланную Матерью душу, и что близость их должна была случиться ровно в указанный ими день... Король поверил. Или просто сделал вид, что поверил. И ушел ночевать в покои к фаворитке - носатой, востроглазой Долорес, чьим единственным достоинством была поистине гигантская грудь, похожая на две спелые, медового сорта дыни. Королеву Богиня обделила такими роскошными дарами, но не бывает так, чтобы она была милостива во всем.
Наконец, показалась из тумана, из - за переплетения сухих ветвей избушка молодой колдуньи. Королева тихонько вздохнула - плутая несколько часов по чащобе, сбившись с пути, она загадала - если сумеет найти путь, исполнится ее мечта, подарит она королю дитя. А не дойдет... тут свою смерть и примет. Гадание указывало, что ребенок появится на свет.
В избушке ее уже ждали. Колдунья стояла в темном плаще из крапивы, лицо скрыто под капюшоном - одни тонкие руки, расписанные соком ядовитых трав чудными, диковинными узорами, под плащом виднеются. В ладони зажата небольшая свеча, едва - едва света хватает, чтобы лицо в упор стоящего перед тобой разглядеть.
- Все выполнила? - голос ведьмы был глухим и бесцветным. - От мужа ласки не принимала?
- Нет, - с трудом глотнув слюну и смочив пересохшее горло, прошептала Королева. Ибо не девчонка стояла перед ней - сила темная, ведьмина дурманом разливалась по поляне перед домом, могильным саваном давящей тишины ложилась на плечи.
- Пост не держала, все вкушала, что под запретом да греховно?
- Не держала, чревоугодничала, пока никто не видел, только служанки о том знали!
- В храмы нога твоя не ступала?
А вот тут Королева замешкалась на секунду с ответом, но и того было достаточно. Наотмашь ударила ее колдунья, сбив с ног и рассерженной змеей зашипела:
- Тебе что велено было? Ты одного завета сдержать не смогла, темный пост нарушила, к другим Богам прежде Темного властелина обращаясь! Думаешь, подпустит он тебя теперь, простит твою слабость, одарит сыном или дочерью?! Ты ему этим, считай, в лицо плюнула!
- Хозяюшка! - словно из ниоткуда метнулся под ноги ведьме бес. - Хозяюшка, то ее вина, если милостив Владыка - то исполнит мечту, а нет - так никуда она с его алтаря не уйдет, не денется. Там навеки и душою, и телом останется. Не жалей, хозяюшка, не твой грех, не тебе и сердце надрывать, если что не так пойдет...
От этих слов Королеву продрал страшный озноб, показалось, что плоть с костей заживо сдирают - столько равнодушия, безучастности было в словах нечисти. Сама ведьма и то большим человеком показалась в этот миг, хоть и осмелилась руку поднять на нее.
С трудом поднялась Королева, не глядя на Аделину, прошептала:
- Король бы заподозрил, не ходи я в храм. За колдовство живьем бы в кипятке сварил. Я же ему донесла, что от близости по наущению жриц Великой воздерживаюсь, что ими завет этот дан. Не пойди я в храм - сразу бы нашлись желающие, донесли бы. У меня при дворе врагов много, чуют, падальщики, как трон подо мной с каждым днем все больше шатается.
- Не перед той объяснения держишь, - лишь пожала плечами ведьма. - Пойдем. Да смотри, не отставай, возвращаться и из топи тебя вытаскивать я не стану. И главное - не оглядывайся, с тропинки не сбивайся, ступай за мной вслед. Что бы ты не видела, что бы не слышала, кто бы тебя не звал. Обернешься, отступишь - погубит тебя Лес, и я не спасу.
И они пошли. Ведьма словно кошка ступает, бесшумно, только полы плаща метут пыль дорожную, да кот между ног путается, Королеву словно в спину подталкивает, чтобы с правильного пути не свернула.
Шли они долго, лес вел их темными путями, потайными тропами, где - то через бурелом, где - то через чащу. Она не знала, куда они шли, успевают ли в назначенный колдовской час. Ей было страшно, голодно и хотелось пить. Муть тяжелой волной подступала к горлу при мысли, что достаточно пары неверных шагов - и ведьма бросит ее тут, оставит на погибель, обречет проклятой неупокоенной душой слоняться по лесу, пополнив собою ряды утопленников да висельников.
Мимо скользнула темная тень, кожистым крылом задела по лицу впотьмах - и не сдержалась Королева, вскрикнула от страха - да тут и оступилась. Смотрит, а она по колено в болоте, ведьма рядом на кочке стоит, лицо мертвое да безучастное - словно и не человек, а каменное изваяние перед ней. Холодом могильным от нее веет - а у ног колдовкиных кот стоит, и вид у него, будто в земле издохшим пролежал уже с месяц.
- Я же говорила, - расхохоталась ведьма в лицо тонущей в вонючей ледяной жиже Королеве. - Говорила, что оступишься - так тут и останешься? Не судьба тебе брюхатой ходить, не родишь ты своего супругу, не Богиней данному, первенца!
Заплакала Королева, а сама чувствует - по талию уже в болоте, и ноги ее, под юбки тяжелые, промокшие, прилипшие к ногам - твари какие - то обвивают, сжимают тугими кольцами. Глядит - из болота рядом с ней рука тянется, сама серая, да в бурых пятнах. Утопленница.
- Та тоже хотела, ходила, просила, - ведьма стоит, не шелохнется, хохочет - заливается. - И тоже заветы не все соблюла. Ну вот и сгибла, вот и будет вам теперь вдвоем повеселее...
Тонет Королева, уже по шею в болото ушла, руки на дно тянут холодные, скоро в горло вязкая да мутная жижа польется. И тут словно вспышка перед глазами - мужчина из лесу на тропку вышел. Сам высок, силен, от размаха плеч мужских надежностью веет. А на голове корона странная - металлическая, с острыми зубьями.
- Пустите ее, слуги мои верные, - негромко сказал, словно ветер траву шелохнул тихонечко, а враз все стихло. Топь взбурлила, выкинула Королеву прочь из болота - оглядывается та, руками в землю сухую упираясь, а вокруг - ни души. Ни ведьмы, ни кота проклятого. Только спаситель ее стоит, а лица во тьме и не разберешь. Да и человек ли он?
- Пойдем, - протянул ей ладонь, а она доверчиво взяла, ощутила стылый холод, который вмиг сменился сладостной жаркой истомой, разлившейся по венам, взгорячившей кровь. Сама забыла, зачем и к кому шла, на голос его словно завороженная повлеклась, вслед за душой, сладостным огнем охваченной.
Надолго запомнила первые две их ночи Королева - и как во дворец свой болотный привел ее, и как поил диковинным вином из трав, птичьей крови, горько - сладкого меда. Как кормил рыбой и устрицами, как украшал жемчугом ее длинные темные косы, которые перебирал стылыми своими пальцами, вдыхая их мускусный, амбровый, сладковато - женский запах. Пил этот запах, словно самое хмельное вино. Дыхание ее пил. Кровь. И страсть, которой она его дарила, принимал жадно, словно веками до этого не знал и не ведал тепла и хмельной бурной радости соития с женщиной.
А на третью ночь все кончилось, будто и не было. Молча, ни слова ей не говоря (да они и до этого не разговаривали, растворившись в тишине и плавной тягучести этих таких длинных и таких коротких ночей), вышел из дворца и повел на поляну в самом сердце болота.
Увидела там вновь Королева, страстью темной ослепленная, и ведьму, и помощника ее - кота. Ведьма одета была, как жрица Всеблагой Матери, только одежды ее были не белыми с золотом, а черными, как ночь. И алые ленты змеились в длинных, до колен, волосах. Босая, тонкая, прозрачная - глаза светом нездешним светятся, в них отражение далеких звезд, чьи названия Королева в детстве с нянюшками учила, которые ее письму да счету обучали.
Странная, далекая, чуждая как людям, так и нечисти - все они давно одним хороводом по миру водят свои танцы, живут в мире и относительном согласии, уравновешивая друг друга, снедаемые страстью и голодом каждый по - своему. А она не там и не тут, между мирами как птица в клетке между прутьями бьется - в одну стену, в другую, - а места себе так и не находит.
- Пришло время, - хрипло сказал ее спаситель, ее возлюбленный, ее муж на эти три ночи. И перед ним словно из воздуха соткался каменный алтарь. А вокруг него - тринадцать дев, вестниц смерти, болотных служек - тех, что людям на болото по ягоду пришедшим аукают, в топь нежными голосами заманивают. Не успела оглянуться Королева - а платье ее уже в ногах валяется, стоит она, обнаженная, волосами до пояса укрытая. И жемчуга, подаренные ее соблазнителем, в прядях волос тускло мерцают от лунного света.
Ведьма подошла к алтарю, провела рукой по мшистой его поверхности. Поманила к себе Королеву - иди, мол, не бойся. Та и рада бы испугаться - да только чувства как отнялись, идет, словно баран на заклание, не видит ничего перед собой. Еще шаг - под обнаженной кожей спины ледяной камень. Тихий вдох - стоит над ней Он, в железной короне, с обсидиановым ножом в руках.
Встали в круг вестницы смерти, встала ведьма по правую руку Его, и запели они странную песню, на языке, неведомом Королеве. И ощутила она, что за зажмуренными ее веками вспыхивают миллионы новых звезд, опаляя ее горячим огнем. И ощутила она холод камня, входящего в потаенное ее женское место, услышала хриплый шепот Болотного Властелина, ощутила его сильные, ставшие каменно - твердыми, с железными когтями, пальцы - на своей коже, груди, шее...
Каменный нож вспарывает напряженное в предвкушении женской истомы чрево - но боли нет. Кровь льется на вековой алтарь, бросаются к ней моровые вестницы, болотные девы - слизывают жадно, часть собирают в чашу, смешивая кровь с семенем Властелина, кровью ведьмы, своей кровью.
Бросают туда жемчуг и сухую землю, смешивают, напевают на своем странном птичьем языке - лепят куклу, похожую на младенца, но безглазую, безрукую, смешную и уродливую, с рыбьим хвостом. Вкладывают в ее чрево, льется в него ледяная кровь Болотного царя.
А дальше ведьма прикладывает обе ладони - горячие, словно раскаленный уголь или само Солнце, - на ее живот, нашептывает, уговаривает, заклинает. И Королева ощущает, как вздрагивает внутри ее тела маленькое тело из земли и крови живых и нечисти. Вздрагивает - и впивается внутрь ее тела сотней маленьких острых клычков.
Последнее, что она помнит, это холодный поцелуй в ее остывшие и посиневшие губы от Болотного царя.