Аннотация: А если вдруг тебе предложат уйти в прошлое и что-то там подкорректировать? И реальность изменится. Ты готов попасть в свои прошлые годы и сделать так, чтобы настоящее преобразилось... по твоему хотению?
Алексей Корепанов. Ворота из слоновой кости
Никогда
Ничего не вернуть,
Как на солнце не вытравить
пятна,
И, в обратный отправившись путь,
Все равно не вернешься обратно.
Николай Новиков
1.
Июньский полдень в столице был безоблачным и более чем теплым. В воздухе, насыщенном запахами асфальта и выхлопных газов автомобилей, носилась по ветру пыль вперемешку с назойливым вездесущим тополиным пухом.
Кононов сидел под тентом летней пивнушки в чахлом скверике и цедил пиво. В углу вяло переругивалась кучка каких-то восточных людей, а больше в пивном заведении никого не было. Да и кто это будет накачиваться пивом в полдень пятницы? Кононов же сидел здесь потому, что сегодня получил расчет и делать ему было нечего...
Охранником в агентстве 'Вега' он проработал без малого два года. И ушел отнюдь не по своей воле - просто хозяин намеревался пристроить своего, вернувшегося после отсидки. Кононов на него не обижался. Понимал, что босс не мог поступить иначе - был чем-то крепко обязан возвращенцу, на что и намекнул в разговоре с Кононовым. И смотрел виновато...
Да, Кононов не обижался, вернее, старался не обижаться, - но что делать дальше? Как и чем зарабатывать себе на хлеб, пусть даже и без масла? Сорок лет он топтал эту многострадальную землю, и была у него за плечами и работа рекламным агентом, и книготорговля, и перепродажа всякого ходового товара... Думал ли он, заканчивая некогда исторический факультет университета, что никому не будет он нужен со своей специальностью в новую эпоху? В эпоху, черным вороном усевшуюся на развалины великой страны...
Не думал. Ни разу ни единый отзвук не донесся до него из будущего, и никогда не видел он пророческих снов. А назойливые цыганки-гадалки, как обычно, врали.
Он не знал, что делать дальше, и сидел в пивнушке на окраине столицы, в двух кварталах от собственной квартиры.
Можно было, конечно, допить пиво, потом поплакаться жене и, прихватив все свои сбережения, податься куда-нибудь на восток или на север, или на юг, предлагая себя в качестве недорогой рабочей силы. Но и с этим были проблемы.
Во-первых, у него не было жены. Вернее, была когда-то, лет пятнадцать назад, но давно затерялся ее след, и вряд ли он узнал бы ее теперь в вагоне метро или на улице. Во-вторых, никаких сбережений - ни больших, ни маленьких - у него тоже не было. А в-третьих, не хотелось ему уезжать ни на север, ни на юг. Если уж и уезжать куда-то - так только в родную Тверь, которую он помнил еще Калинином... но там его никто не ждал. К тому же, навсегда впечатались в память прочитанные когда-то чьи-то строки: 'Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно...'
Он уже успел убедиться в абсолютной справедливости этих горьких строк.
В общем, никаких перспектив не наблюдалось, и пиво казалось Кононову горьким, как те строки. Горьким, как жизнь.
Мимо скверика медленно, с рычанием, прокатили сразу четыре экскаватора, заглушив привычный уличный шум. Кононов проводил их машинальным взглядом. А повернув голову к своей кружке, обнаружил, что напротив столика стоит пожилой смуглый мужчина. Высокий, довольно крупного телосложения, облаченный в темный, с отливом, костюм без галстука. Редкие волосы мужчины были аккуратно и тщательно зачесаны над изрезанным глубокими складками лбом. Черные 'итальянские' глаза под мохнатыми бровями смотрели на Кононова с каким-то непонятным интересом. Незнакомец был похож на дона Корлеоне из знаменитого фильма.
- Кононов Андрей Николаевич, - слова 'крестного отца' прозвучали скорее утвердительно, чем вопросительно.
Кононов огляделся, недоумевая, как возник здесь этот совершенно незнакомый ему человек. В поле его зрения попало пристроившееся у бордюра наискосок от пивнушки элегантное темно-синее авто с приоткрытой передней дверцей. Кононов не мог сказать, стояло ли оно там и раньше или подъехало только что - погруженный в свои невеселые мысли, он не обращал особого внимания на окружающий мир. Можно было предположить, что 'дон Корлеоне' приехал именно на этом автомобиле и вошел в кафе под рык экскаваторов.
Оставался второй вопрос: откуда этому породистому незнакомцу с гладко выбритыми щеками и подбородком и безукоризненно чистым белым воротником известно имя ничем непримечательного мужчины в обыкновенной серой рубашке с короткими рукавами и потрепанных джинсах? В газетах его фото, вроде бы, не печатали, да и работники телевидения отнюдь не баловали вниманием.
- Вполне возможно, - медленно ответил Кононов, пробежав взглядом по ровным стрелкам брюк дона Корлеоне. - А что, хотите взять интервью?
Да, настроение у него было далеко не самое радужное.
- Можно присесть? - осведомился незнакомец, уже отодвигая стул напротив отставного охранника.
Кононов молча пожал плечами и, уткнувшись в кружку, сделал очередной горький глоток. Почему-то ему подумалось, что дон Корлеоне может иметь отношение не к мафии, а совсем наоборот - к милиции. И хоть Кононов и не чувствовал он себя в чем-то виноватым - разве только в том, что угораздило его родиться на свет божий в преддверии смутных времен, - но в животе возник неприятный холодок.
- Андрей Николаевич, есть два варианта нашего разговора, - голос у дона Корлеоне был глуховатый, но слова он произносил четко и внятно, как хороший преподаватель... или как командир, излагающий суть задания подчиненным. И его манера держаться наводила на мысль о военных, 'красивых, здоровенных'... - Первый вариант, - продолжал дон Корлеоне, - долгое кружение вокруг да около, рассуждения о погоде и видах на урожай. - Он выжидающе замолчал.
Кононов поставил почти уже опорожненную кружку на столик и не очень приветливо сказал, не глядя на незваного собеседника:
- Представиться бы не мешало.
- Сулимов, - незамедлительно отреагировал незнакомец. - Сергей Александрович.
Кононов был уверен, что никогда раньше не знал человека с такой фамилией. Однако холодок в животе пропал. Экс-охраннику уже не казалось, что собеседник имеет какое-то отношение к милиции.
- Давайте сразу второй вариант, - предложил он, чувствуя, как просыпается в нем что-то, похожее на любопытство.
- Отлично, - дон Корлеоне придавил ладонью крышку столика. Пальцы у него были длинными и тонкими, как у пианиста, а ногти ухоженными. - Я хочу сделать вам одно предложение.
'Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться', - сразу выскочили из памяти крылатые слова 'крестного отца', и Кононову вновь подумалось о мафии. Только не сицилийской или американской, а местной, столичной.
- Вы уверены, что не ошиблись адресом? - осторожно спросил он. - Фамилия у меня не самая экзотическая...
- Мы не ошиблись, Андрей Николаевич, - отчеканил Сулимов, выделив голосом это 'мы'. - Кононов Андрей Николаевич, шестьдесят восьмого года рождения, уроженец города Калинина, русский, - Сулимов говорил, словно читал невидимую анкету, - образование высшее, историческое... - Он сделал короткую паузу и добавил: - Сегодня уволен с должности охранника агентства 'Вега'. По собственному желанию. Я ничего не перепутал, Андрей Николаевич?
- Все верно, - не очень жизнерадостно подтвердил Кононов.
Ему опять стало не по себе, как если бы он голый стоял посреди ярко освещенной арены под пристальными взглядами многочисленной публики. Кто, скорее всего, мог располагать такими сведениями о рядовом гражданине, имеющем, как бы, всякие там конституционные права? Ведь он рассчитался с работы всего лишь два часа назад! Нет, не мафия и не милиция. Чуял Кононов, всеми своими печенками и селезенками чуял, что с целью пока неизвестной его персоной заинтересовалась та самая, хорошо упрятанная от постороннего глаза, втулка-шестеренка государственного механизма, которая во всех странах зовется 'спецслужбами'. А много ли хорошего можно ожидать от спецслужб?
'Хотя кто его знает? - подумал Кононов, исподлобья рассматривая широкоскулое лицо майора или там полковника дона Корлеоне. - С добрыми усталыми глазами, - мысленно усмехнулся он. - Как в книжках. А что, собственно, мне терять?..'
- Мы не ошиблись, Андрей Николаевич, - повторил майор-полковник, уже не налегая голосом на местоимение. - У нас есть для вас работа.
- Работа... - растерянным эхом отозвался Кононов, от неожиданности путаясь в собственных мыслях.
Сулимов вдруг улыбнулся - его итальянские глаза-маслины заблестели, - поднял палец и произнес с характерным акцентом, копируя товарища Саахова из нетленной 'Кавказской пленницы':
- Одно маленькое, но очень ответственное поручение.
От этой его неожиданной, чуть ли не детской выходки Кононов невольно расслабился и уже вполне нормальным голосом предложил:
- Вы бы хоть документы какие-то показали... Ну, удостоверение, что ли...
Сулимов вновь заулыбался:
- Покажем, все покажем, Андрей Николаевич. И расскажем. Давайте поедем к нам и побеседуем более обстоятельно. Допивайте свое пиво - и вперед!
'Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, - мысленно повторил выпускник истфака Кононов слова одного из творцов самой революционной теории. - Не знаю, что приобрету, может - только геморрой, но ничего не потеряю - это точно...'
2.
- Как вы представляете себе время, Андрей Николаевич?
Вопрос дона Корлеоне показался Кононову не то чтобы странным, а просто заданным как бы ни к селу ни к городу. Кононов сидел за большим двухтумбовым столом в просторном помещении со светящимися квадратными плафонами на потолке. Его ладонь приятно холодил высокий бокал с минеральной водой. Сулимов, расстегнув пиджак, устроился за таким же столом у противоположной стены. Композицию завершал третий стол, напротив массивной, как в бункере, входной двери. За ним расположился коллега Сулимова. Был он худощав и лысоват, явно предпенсионного возраста, и фамилию носил на удивление простую и очень распространенную: Иванов. Больше в этом помещении без окон никого не было. У стен стояли заурядные канцелярские шкафы со стеклянными дверцами - их полки пестрели разноцветными папками-накопителями. А на столе Иванова (который на самом деле мог быть и Петровым, и Сидоровым), рядом с телефоном, возвышался большой плоский дисплей компьютера.
- А как его можно представлять? - пожал плечами Кононов. - Вот дни недели я представляю, и месяцы тоже. Дни недели - как две страницы в раскрытой тетради: на левой странице, сверху вниз, понедельник, вторник и среда, на правой - четверг, пятница и суббота. А воскресенье - параллельно субботе, еще правее, но за пределами тетради. А месяцы - по кругу: осенние - снизу вверх, справа, зимние справа налево, весенние - слева, сверху вниз, летние - внизу, слева направо. Такая картинка... А время... Что такое время? Нас как учили? Время - это смена состояний материи, форма следования одного состояния после другого - что-то в этом роде. Поток, река. Но специально представлять как-то не пытался, не философский, видно, у меня склад ума. Да и когда мы диамат-то проходили - на втором или третьем курсе, а в те времена были вещи гораздо более привлекательные: пиво, футбол, вечеринки в общаге...
- Хм! Понятно, - сказал дон Корлеоне, отвинчивая крышку еще одной двухлитровой бутылки с минеральной водой. - Представлений может быть сколько угодно, но толком мы ничего не знаем. Нет пока научно обоснованной, детально разработанной теории времени.
Сухощавый бесцветный Иванов удрученно покивал за своим столом: увы, мол, чего нет, того нет. В отличие от коллеги, он был без пиджака, и его светлая рубашка не выглядела очень свежей.
- Если вы решили меня привлечь к разработке теории времени, то просчитались, - заметил Кононов. - Я же говорю, не тот у меня склад ума.
- Дело, в данном случае, не в теории, Андрей Николаевич... - Дон Корлеоне сделал длинный глоток и принялся крутить в руках бокал. - Дело в практике.
'Что же это за работа такая у седьмого отдела? - подумал Кононов. - Ловить гипотетические кванты времени? А я им зачем нужен? В качестве учетчика? Палочки карандашом ставить?'
Сулимов уже показал ему свое служебное удостоверение. С фотографией, четкой круглой печатью и витиеватой подписью. С гербом и номером - все честь по чести. С лаконичной 'шапкой': '11-е Управление'. Из удостоверения явствовало, что дон Корлеоне, то бишь Сулимов Сергей Александрович, заведует неким отделом номер семь. Никакие майоры или полковники в удостоверении не упоминались.
Одиннадцатое Управление. Отдел номер семь. Кратко и просто. Но непонятно.
Кононов не задавал ненужных вопросов. Понимал, что скажут ровно столько, сколько ему положено знать, - и ни словом более. Да и зачем ему более? Меньше знаешь - крепче спишь...
Конечно, можно было сразу отмахнуться от предложения, сделанного в пивнушке Сулимовым, неспешно управиться с пивом и взять еще кружечку. Или убрести домой, в свою однокомнатную квартиру, доставшуюся ему после развода-размена. Только вот действительно ли можно было отмахнуться? Еще направляясь вслед за Сулимовым к элегантному обтекаемому авто с тонированными стеклами, Кононов осознал, что никаких других вариантов у него просто нет - фильмов на эту тему крутили по разным телеканалам немало. Если он нужен - от него не отстанут... и вряд ли целесообразно демонстрировать свое упрямство сотрудникам спецслужб. Какое бы ни было тысячелетие на дворе, и как бы ни менялись реалии повседневной жизни, и куда бы ни тыкался вектор общественного развития, спецслужбы оставались спецслужбами. Присно и вовеки веков.
Потом была поездка вглубь столицы, к центру, в компании словно потерявшего дар речи Сулимова и роботоподобного шофера. (Или это и был робот? Лучшие достижения 'народного хозяйства' - на службу спецслужбам!) Остались далеко позади 'спальные' массивы, и старый мост тщетно пытался укрыть от солнца неторопливую реку, и пыльный ветер с разбегу кидался на каменные страницы высотного здания-'книги' - символа ушедшей эпохи... А потом автомобиль запетлял по кривым зеленым переулкам и, въехав под арку, остановился в замызганном дворе.
- Приехали, Андрей Николаевич, - сказал дон Корлеоне, повернувшись к сидящему сзади Кононову. - Добро пожаловать в наш уютный дворик.
'Уютный дворик' ограждали разномастные и разноэтажные здания, выглядевшие лет на семьдесят-восемьдесят, не меньше. Белые переплеты 'европейских' окон контрастировали со стенами - блеклыми, обшарпанными, с пятнами в тех местах, где обвалилась штукатурка. Впрочем, таких 'европейских' окон было немного, преобладали самые заурядные оконные рамы, покрытые облупившейся, выгоревшей на солнце краской. Возле серой железной двери подъезда, у которого остановился автомобиль, теснились ветвистые кусты сирени. Под ними лежал на потрескавшемся асфальте рыжий кот с желтыми сонными глазищами. Кот нисколько не испугался остановившегося чуть ли не впритык автомобиля - видать, привычное это было для него явление - и не намерен был перебираться куда-нибудь в другое место.
Сулимов открыл дверь подъезда своим ключом, посторонился и сделал приглашающий жест. Кононов, бросив взгляд на отрешенного кота, шагнул вперед и вновь ощутил невольный озноб - что такое для спецслужб одна отдельно взятая человеческая жизнь? 'В мире жизнь человека не имеет корней глубоких. Упорхнет она, словно над дорогой легкая пыль...' Разве не прав был древний китайский поэт?
Внутри оказалась широкая лестница, ведущая наверх, и вполне современно выглядевшие полированные двери лифта. Зайдя в кабину, дон Корлеоне проделал какие-то быстрые манипуляции с кнопками - створки сомкнулись, звякнул короткий сигнал и лифт начал движение. И только через несколько секунд до Кононова дошло, что это вовсе не подъем, а спуск! Апартаменты таинственного работодателя находились под землей.
Из кабины лифта Кононов вслед за Сулимовым вышел в широкий длинный коридор, слабо освещенный свисающими с потолка шарообразными матовыми светильниками. Коридор напоминал гостиничный своими расположенными и справа, и слева дверями, только никаких цифр на этих серых дверях не было.
Вот так Кононов оказался в седьмом отделе одиннадцатого Управления, в компании заведующего отделом Сулимова Сергея Александровича и сотрудника того же отдела Иванова, имя-отчество которого он не запомнил. Ни к чему была ему ненужная информация, потому что он сильно подозревал: сейчас его и так загрузят под самую завязку.
И не ошибся...
- Дело в практике, - повторил майор-полковник дон Корлеоне. - Идея путешествия по времени вам, конечно же, знакома, не так ли?
Кононов сдержанно кивнул. Уэллса он в детстве читал, а потом, начиная со смутных времен девяностых годов, день за днем, день за днем, день за днем захлестывали его, - как и многих-многих других, - бурные телепотоки. Терминаторы... звездные войны... ожившие мертвецы... инопланетяне... свирепые монстры... дыры в иные пространства и времена, в прошлое и будущее... Насмотревшись телепередач, начитавшись сенсационных статей, которыми кишмя кишели газеты, он, - как и многие-многие другие, - был склонен верить в то, что спецслужбы давно наладили контакт с 'серыми', прибывшими на Землю от звезды Дзета Сетки, раскрыли все секреты черной магии, и вообще в курсе всех эзотерических знаний, умеют, если нужно, оживлять мертвецов и общаться с потусторонним миром, а также левитировать, телепатировать и телекинезировать. Как и положено спецслужбам, они не афишировали свои достижения и не внедряли их в быт остальных граждан - такова уж во все времена была специфика их работы. Для спецслужб не существовало ничего невозможного - так почему бы им не освоить и перемещения в прошлое и будущее? Уж, наверное, это не сложнее, чем проникнуть в загробный мир или одним только взглядом завязывать узлом ложки и вилки...
Да, не было, пожалуй, ничего, недоступного спецслужбам - и все-таки Кононов в который уже раз почувствовал, как холодные мурашки пробежали у него по спине.
- Идея путешествия по времени мне знакома, - медленно сказал он, обводя взглядом серьезные лица собеседников.
Ему вдруг показалось, что он выпал из реальности, словно рыбешка из разбитого аквариума. Рыбешка лежит на ковре под столом, в совершенно чуждой для себя среде, и задыхается...
Он судорожно вздохнул и, запинаясь, спросил:
- Не хотите ли вы сказать... что собираетесь использовать меня... в качестве испытателя машины времени?
Сулимов с Ивановым переглянулись, и заведующий седьмым отделом утвердительно кивнул:
- Примерно так, Андрей Николаевич. В сообразительности вам не откажешь.
Кононов с трудом сглотнул застрявший в горле комок:
- Почему именно я? Честное слово, я не специалист по машинам времени.
- А таких специалистов практически и нет, Андрей Николаевич. Допустим, это был произвольный выбор компьютера. Как в лотерее.
- Вы сказали: 'Допустим'. А на самом деле?
Дон Корлеоне перестал крутить бокал и ответил, глядя куда-то поверх головы Кононова:
- На самом деле учитывались и другие обстоятельства.
- Какие? - не унимался Кононов.
- Ну, например, то, что вы одиноки. И остались без работы.
- То есть мне нечего терять? И в случае... э-э... печального исхода никто по мне не заплачет, так?
- Ни о каком печальном исходе речи быть не может, - заверил дон Корлеоне.
'Ну да, как же! - обреченно подумал Кононов. - Не рассказывай басни подопытному кролику, товарищ полковник... С добрыми, усталыми и очень честными глазами...'
А плакать действительно было бы некому. Если и зазвонит прощальный колокол, то уж точно, ни птица, ни ива слезы не прольет... Сначала отец, а потом и мать ушли в иные края, раздавленные бездушным катком одной и той же страшной болезни, а больше у него никого и не было - ни бабушек-дедушек, ни братьев, ни сестер. Правда, был когда-то шанс заполучить младшего брата, но новорожденный не прожил и часа. А потом, чуть ли не сразу после родов, маме сделали операцию - и она больше не могла иметь детей...
- У вас что, действительно есть машина времени, и на ней можно мотаться в прошлое и будущее? - спросил Кононов. - А как же все эти парадоксы с убийством самого себя или собственных родителей? И вообще, разве возможно такое в принципе? Прошлое-то уже прошло. А тут, выходит, являюсь я - в октябре семнадцатого, - перехватываю Ленина по дороге в Смольный...
- В принципе, возможно все, Андрей Николаевич, - не дал ему договорить Сулимов. - Во всяком случае, очень многое, если поменять существующую на данном этапе парадигму. Например, в Средние века атомная энергия была принципиально недостижима, и так далее. Вы же историк, не мне вам говорить...
- Бывший, - вставил Кононов.
- Но что-то же удержалось в голове, Андрей Николаевич! Представления меняются - и 'невозможное стало возможным', как пелось в одной песне моей юности. 'Нам доступны иные миры'. Да, по времени можно передвигаться, - но только назад, в прошлое, и не ранее даты рождения самого путешественника. Так что к Ильичу посылать нужно не вас, Андрей Николаевич, а ровесника прошлого века, если, конечно, остались еще такие. Но, - Сулимов поднял палец, - это есть знания, которыми мы располагаем сегодня. А завтра они могут стать несколько иными. Или и вообще измениться самым коренным образом - вспомним революцию в физике. О времени мы знаем крайне мало, не в философском, а в прикладном смысле. Нет прописанной теории, я уже говорил.
- Но машину времени вам все-таки удалось создать, - заметил Кононов. Им постепенно овладевало ощущение нереальности, абсурдности этого разговора. - Невзирая на отсутствие теории.
- Это не нам удалось, Андрей Николаевич.
- А кому? Неужто инопланетяне подсобили?
- Хорошо держитесь, - одобрительно сказал Сулимов. - Считаете мои разглагольствования сказками Шарля Перро?
- Не знаю, - честно признался Кононов. - На первоапрельский розыгрыш, вроде бы, непохоже - зачем бы вам меня разыгрывать? Но и за правду все это вот так, сразу, с непривычки, трудно принять. Пока мне ясно одно: я вам зачем-то нужен.
- Нужны, очень нужны, Андрей Николаевич, - подтвердил Сулимов, вновь обменявшись взглядом с Ивановым. - И именно в качестве ППВ.
- А что это такое?
- Путешественник по времени, - пояснил Сулимов. - Герберт Уэллс, 'Машина времени', только так короче. У нас же в крови заменять слова аббревиатурами. Это не сказка и не розыгрыш, Андрей Николаевич, заверяю вас. Я говорю о вполне реальных вещах. Нам с Алексеем Дмитриевичем, - Сулимов повел головой в сторону по-прежнему безмолвствовавшего Иванова, - совершенно не до шуток. И не только нам.
- Значит, я у вас буду вместо Белки и Стрелки, - задумчиво сказал Кононов и в три глотка осушил свой бокал. Бокал представился ему чашей с цикутой, некогда поднесенной палачами бедняге Сократу.
Он знал, что возражать бесполезно. Если эти люди выбрали его для такой миссии, то не отступятся, не отпустят из своего засекреченного подземелья. И не помогут ему ни увещевания, ни мольбы, ни слезы, ни симуляция внезапного сумасшествия. Он знал все это, но, тем не менее, не удержался от вопроса:
- А если я не соглашусь? Если при старте специально раскурочу что-нибудь в вашей машине?
Дон Корлеоне сдвинул мохнатые брови, потеребил лацкан пиджака:
- Давайте, я изложу вам суть дела, Андрей Николаевич, а вы послушаете. А потом зададите вопросы. Договорились? И сразу скажу одно: назад вы не вернетесь.
3.
Кононов, сгорбившись на заднем сиденье автомобиля, смотрел в окно, и ему казалось, что вокруг простирается какой-то иной мир. Была пересечена некая невидимая черта - и все волшебным образом изменилось. Там, позади, остался солнечный июньский день, а здесь с мрачного неба хлестал распоясавшийся дождь, неистово, как пьяный хулиган, колотя по листве, подоконникам и асфальту. Там, позади, осталась привычная, пусть и не всегда веселая, - а вернее, только изредка веселая жизнь, а здесь открывались невиданные ранее и потому пугающие горизонты.
Автомобиль разбрызгивал колесами воду вмиг растерявших свой макияж улиц, совершая обратный путь от центра к окраине. Вдоль тротуаров неслись мутные потоки, сплавляя к сточным решеткам окурки и обертки от жвачек и конфет. Народ толпился на троллейбусных остановках, под тентами кафе и козырьками магазинов. То и дело сверкали молнии, и катился над крышами торжествующий рокот грома.
Впереди, рядом с роботоподобным шофером, сидел молодой бугай с могучим бритым затылком и широкими, обтянутыми белой футболкой плечами - еще один сотрудник седьмого отдела, не удосужившийся представиться. Ему было поручено обеспечить целость и сохранность Кононова. Ну, и пресечь любую попытку к бегству, которую мог предпринять бывший охранник, чья должность отныне называлась 'ППВ'. Путешественник по времени. Герберт Уэллс мог довольно потирать руки на небесах. Кононов в последний раз ехал домой, чтобы покопаться в вещах и выбросить всякие личные бумаги, о которых совсем необязательно знать посторонним - тем, кто вселится в эту квартиру после него. А потом он вернется в подземные вместилища отдела номер семь и будет готовиться там к выполнению 'маленького, но очень ответственного поручения'. То бишь к погружению в прошлое. На тридцать семь лет назад, в тысяча девятьсот семьдесят первый год от Рождества Христова.
Кононов отрешенно созерцал грандиозное представление 'летняя гроза в мегаполисе' и никак не мог поверить в реальность происшедших за этот день событий. То, что он услышал от Сулимова, действительно казалось сказкой Перро. Вернее, даже не сказкой, а заурядным фантастическим рассказом эпигонов Уэллса. Но Кононов знал, что это отнюдь не сказка, не выдумка фантастической братии - и он вряд ли когда-нибудь вернется в июнь две тысячи восьмого. Потому что не доживет. А если даже и доживет - это будет уже другой июнь...
Сулимов поведал ему, что есть человек, который изобрел устройство, с подачи Уэллса давным-давно получившее название 'машина времени'. Эта машина могла возвращать человека в прошлое. И путешественник, при соответствующей подготовке, способен был натворить всяких дел в этом прошлом, тем самым внеся коррективы в будущее. Конечно, никто не ответил бы на вопрос, насколько серьезно изменится сегодняшняя реальность, говорил Сулимов, если пришелец вмешается в события прошлого. Вряд ли можно повлиять на будущее, срубив в прошлом березку или стащив на рынке яблоко у зазевавшейся торговки. Вряд ли долетит до будущего звон разбитого стекла в окне дома номер пять по Сретенскому переулку или стук среди ночи в дверь каких-нибудь супругов Рогачевых из Вышнего Волочка, нарушивший сон хозяев...
Но путешественнику под силу учинить не только мелкое хулиганство. Зная о 'судьбоносных' событиях двадцати- или тридцатилетней давности, он может повлиять на ход этих событий. Или же и вовсе предотвратить их.
В Кононове взыграло его не до конца еще забытое историческое образование, и он, не дослушав Сулимова, принялся возражать.
Разве одна-единственная личность - не царь, не президент, не министр обороны, а обыкновенный средний человек способен повлиять на ход истории, а тем более изменить ее? Да еще и не в древние времена, когда что-нибудь такое и могло проскочить, а в двадцатом веке. Разве в состоянии он предотвратить Великую Отчественную или ташкентское землетрясение, чернобыльскую катастрофу или экспансию СПИДа?
Нет, отвечал Сулимов. Путешественнику по времени, конечно же, не под силу оказать решающее воздействие на социальные, техногенные и природные катаклизмы. Но сделать он все-таки может немало. Например, подпоить и спровоцировать на дебош ставропольского комбайнера Горбачева - и прощай, комсомол, и дальнейшая политическая карьера. Отравить в Свердловске паленой водкой молодого строителя Ельцина. Утопить в Днепре двуличного хитрюгу Кравчука. Послать в ЦК КПСС анонимку о том, что на Чернобыльской атомной занимаются опасными экспериментами. Поверят не поверят, но сигнал проверять будут - глядишь, и пропадет охота баловаться с 'мирным атомом'.
'Так что же в этом плохого?!' - вскинулся Кононов.
Спасти жизнь сотням, уберечь от последствий Чернобыля тысячи и тысячи, не допустить развала Союза и прихода теперешней эры отчаяния и мрака, где человек человеку поистине - волк... Ворвавшись в рубку, изменить гибельный курс 'Адмирала Нахимова'. Напроситься в попутчики к Виктору Цою, не дать ему заснуть за рулем в тот роковой день. Отговорить идти купаться на Волгу Лешку Тарасенко из соседнего подъезда... Разве это плохо - хоть немного уменьшить груз несчастий в подлунном мире?
Сулимов не оставил камня на камне от рассуждений Кононова, представив все с совершенно иной, обратной стороны.
Возможно, говорил он, без Горбачева Союз действительно бы не рассыпался прахом. Продолжалось бы великое противостояние двух сверхдержав, и в конце концов - из-за ошибки, ложной тревоги или чьих-то подкачавших нервов - разразилась бы подобная Армагеддону война с финальной 'ядерной зимой'.
Возможно, чернобыльские экспериментаторы, встревоженные проверкой - или даже простым звонком из ЦК, - отказались бы от своих планов. Но кто даст гарантию, что справиться с зудом в руках сумеют на других атомных, в Центральном регионе или под Ленинградом? Может быть, именно чернобыльская трагедия предотвратила трагедию гораздо большую - превращение половины европейской части России в атомную пустыню...
Кто знает, кем бы стал пятилетний малыш, погибший в тот страшный вечер на 'Адмирале Нахимове'? Что если - создателем вируса, которому суждено через сколько-то лет переполовинить человечество?
Сорвется теракт на Дубровке - и чеченцы пустят в ход запасной вариант, с захватом какой-нибудь областной филармонии, в Саратове или Новосибирске, там ведь нет особой охраны 'культурно-массовых зрелищ'. И погибнет в этом Саратове или Новосибирске человек, который в будущем смог бы раскрыть секрет продления жизни лет на пятьдесят - семьдесят, а то и больше...
Ни в коем случае нельзя вмешиваться в прошлое, говорил Сулимов. Все должно идти своим чередом. Иначе каждое утро мы будем просыпаться в изменившемся мире - и совершенно необязательно изменившемся в лучшую сторону. Мир будет непрерывно меняться - и понедельник принесет нам новые представления о прошлом, а вторник заменит их, а потом вновь заменят среда и четверг... Представления каждый раз будут новыми, но все - ложными по сравнению с первым вариантом...
Нельзя вторгаться в прошлое. Нельзя допустить существование машины времени.
Кононова речь Сулимова впечатлила и обескуражила. Дон Корлеоне противоречил сам себе: выступая сторонником лозунга 'Руки прочь от прошлого!', он, тем не менее, был намерен отправить его, Кононова, в это прошлое, причем навсегда...
Кононов поделился своим недоумением с заведующим седьмым отделом.
- Неувязочка получается, - сказал он, чувствуя себя исполнителем роли в среднего пошиба фантастическом фильме, этакой штампованной американской поделке. - Зачем же вы меня собираетесь зафутболить в прошлое, если его трогать нельзя?
- Затем, чтобы машина времени не была изобретена, - жестким тоном ответил Сулимов, и по этой жесткости Кононов понял, какую именно роль ему уготовили.
- То есть вы намерены моими руками... ликвидировать изобретателя... еще до того, как он создаст свою машину, - это был даже не вопрос, а утверждение.
- Схватываете на лету, Андрей Николаевич, - выдал ему еще один одобрительный отзыв дон Корлеоне, а 'великий немой' Иванов в очередной раз покивал.
- Но мое появление в прошлом, по вашей же версии, изменит будущее... то есть настоящее. Я ведь действительно могу попытаться что-нибудь там предотвратить.
Сулимов развел руками:
- Это неизбежные издержки, от которых никуда не денешься. И я не думаю, что кто-нибудь в начале семидесятых прислушается к вашим призывам не вводить, например, войска в Афганистан. Единственное, что может вас ждать - это 'психушка'. Не в ваших интересах будет привлекать к себе внимание, Андрей Николаевич.
Кононов положил ладони на прохладные подлокотники и медленно откинулся на высокую спинку кресла:
- Так вот, значит, куда вы нацелились меня упечь: в начало семидесятых... И там я и останусь...
- Именно, - кивнул Сулимов.
Семидесятые годы... Еще жив отец, и жива мама... И тишь и благодать царят в огромной, ощетинившейся мощными боевыми ракетами стране, уверенно ведомой к светлым высотам коммунизма мудрым Политбюро во главе с Генеральным секретарем, верным ленинцем, лично дорогим товарищем Леонидом Ильичом. Или Брежнев тогда еще не был 'лично' и 'дорогим'?
- А почему я не смогу вернуться обратно, сюда? Хронокар не имеет заднего хода?
- Как вы сказали? Хронокар? - переспросил Сулимов.
- Ну, да, как в книжках пишут. Я фантастики в школьные годы немало перечитал: деритринитация, хроносинкластическая инфандибула, сигом, оверсан...
Кононов взглянул на него так, как, наверное, в свое время смотрел Валаам на заговорившую человеческим голосом ослицу. И подтвердил:
- Да, полевой синтезатор 'Мидас'. Или скорчер - у тех же Стругацких.
Иванов словно опять лишился дара речи и ограничился традиционной уже серией кивков.
- Так что, нет у хронокара заднего хода? - повторил свой вопрос Кононов, обращаясь к заведующему седьмым отделом.
- К сожалению, нет, это ведь не фантастические книжки.
В помещении воцарилась тишина. Внешний мир был далеко, там сновали под июньским солнцем автомобили, там свободно ходили по своим делам люди, там продолжалась жизнь, - а в этом подземелье вершилось какое-то совершенно нереальное действо, срежиссированное кем-то странным.
Кононову неожиданно пришла в голову мысль о том, что он стал участником очередного телевизионного шоу. Каждое слово, каждый жест участников фиксируется скрытой аппаратурой, а через несколько дней - пожалуйста, любуйся на себя в новой передаче 'Билет в прошлое'. Или 'Время, назад!' Он с трудом отогнал это видение и задал очередной вопрос:
- С чего вы взяли, что я способен на убийство?
- А с чего вы взяли, что мы предлагаем вам именно это? - вопросом на вопрос ответил Сулимов, с нажимом произнеся слово 'вы'. - Неужели вам в голову не приходит какой-то иной вариант, Андрей Николаевич?
- А я вовсе не обязан напрягать свои мозги, - с внезапным раздражением огрызнулся Кононов. - Если есть у вас такой вариант - выкладывайте. Впрочем, я и сам знаю. Нужно просто позаботиться о том, чтобы этот Кулибин-Эдисон и вовсе не родился!
- Ну, вот и отлично, Андрей Николаевич, - миролюбиво улыбнулся Сулимов. - Догадались и без особого напряжения мозгов. Вы знаете, где познакомились мои родители? Отец после госпиталя возвращался в часть, на передовую, а мать ехала к своей тетке. А что случилось бы, окажись на месте отца в том поезде какой-то другой человек? Правильно, не было бы меня. То есть, возможно, когда-нибудь кто-нибудь и был бы, но этот 'кто-нибудь' был бы не я. И жизнь у него была бы совсем другая.
- Я, конечно, специфики вашей работы не знаю, - после долгой паузы медленно начал Кононов, блуждая взглядом по белому потолку. - Может, у вас принято не искать легких путей или идти в обход, как 'нормальные герои'. Изобретатель вам известен... Почему нужно навсегда засылать кого-то в прошлое, когда, по-моему, гораздо проще прихлопнуть его здесь, а хронокар разобрать по винтикам и сдать на металлолом? Только не надо заверять меня, что ваша организация неукоснительно блюдет библейскую заповедь, и потому вы не можете прибегнуть к крайним мерам. Заратустра, мол, не позволяет или что-нибудь в этом роде. Насколько я знаю, любая структура, подобная вашей, руководствуется в таких случаях другим принципом: цель оправдывает средства...
- Таким принципом руководствуются далеко не только структуры, подобные нашей, - не сразу ответил Сулимов. - Пожалуй, трудновато будет найти в наше время достаточно серьезную организацию, которая во главу угла ставила бы иные принципы. Какой век, такие и песни. Но мы не идем в обход, Андрей Николаевич. Просто другого пути у нас нет. Дело в том, что Мерцалов исчез. Вы догадываетесь, куда можно отсюда, - он обвел рукой помещение, - исчезнуть?
- Догадываюсь, - пробормотал Кононов. - Нырнул во вчерашний день. Не усмотрели, значит, за этим Мерцаловым... Погодите! - встрепенулся он. - А как же хронокар? Он же, по идее, должен исчезнуть вместе с изобретателем...
Сулимов невесело усмехнулся:
- Копировать мы всегда умели. Вспомните американскую 'летающую крепость' - у Туполева ведь получилось повторить все до последней заклепки, включая пулевые пробоины. А использование нацистского наследия Королевым... Сейчас такое просто делается. А теперь представьте: попадает Мерцалов в начало семидесятых - он семьдесят второго года рождения - и создает копию для кого-нибудь другого, постарше... Например, родившегося в семнадцатом. Что мы с вами о Ленине говорили? Я просто не стал углубляться, хотел все по порядку вам изложить. Вот у вас родители учителями были, жили вы не хуже других, университет закончили... А родители ваши где родились, в каких семьях?
- Отец в Удмуртии, в деревне, и мама тоже в деревне, где-то под Курском.
- А как вы думаете, Андрей Николаевич, не будь того события, что теперь называют 'октябрьским переворотом', выбрались бы ваши родители из своих деревень, сумели бы получить высшее педагогическое образование? Они ведь познакомились-то где, в пединституте?
- Да понял я, понял, - хмуро сказал Кононов. - При другом раскладе меня бы и на свете не было.
- Именно! И меня бы тоже не было, и Алексея Дмитриевича, - Сулимов кивнул на Иванова. - Вполне может случиться так, что завтрашнее утро будет встречать прохладой уже других людей, и нас с вами среди этих людей не окажется! Мы просто не родимся, как не родятся и многие другие. Не знаю, как вас, Андрей Николаевич, а меня такая перспектива совершенно не устраивает.
'Так чего б тебе, полковник, самому не броситься в прошлое себя спасать?' - подумал Кононов, но вслух ничего не сказал. Конечно, Сулимов когда-то начинал простым исполнителем, но теперь был руководителем. Исполнителями были другие. В данном случае - он, Кононов.
Да, задавать такой наивный вопрос было совершенно нецелесообразно, и Кононов спросил о другом:
- И все-таки почему в качестве спасителя вам приглянулся именно я? Вполне допускаю, что у вашей фирмы каждая, так сказать, единица народонаселения под колпаком, вы все про всех знаете. В частности, вы в курсе всех моих дел... Увидели, что перспективы на будущее у меня весьма расплывчатые и печальные - и решили использовать. Это я уже понял. Но ведь таких, как я, бесперспективных, - тьмы и тьмы, несть им числа. Вам даже не нужно было бы ехать за мной по такой жарище черт-те куда, на окраину. Достаточно было выйти из вашего 'уютного дворика' и отловить первого попавшегося бомжа. Так почему же именно я столь высокой чести удостоился? Ведь вы же обо мне справки наводили, даже знаете, что сегодня меня с работы поперли. Завидная оперативность - прям, как в кино! Может, я избранный какой-то, может, значусь в ваших досье как потенциальный спаситель человечества? 'Кононов Андрей Николаевич, он же Нео, беспартийный, характер нордический, потенциальный Спаситель человечества'. Так, что ли, Сергей Александрович?
- Будем считать, что вы угадали, - ответил Сулимов.
И Кононов понял, что вся его вдохновенная тирада пропала впустую: ничего они ему не скажут. Не назовут критериев, по которым производился отбор.
- Что ж, воля ваша, - покорно сказал он. - Хотя этот вопрос не будет давать мне покоя там, в прошлом. Между прочим, вы уверены, что я выполню ваше... э-э... поручение? Мне ведь там, в семьдесят первом, все равно будет, каким выдастся две тысячи восьмой. Конечно, каждому хочется верить в собственное бессмертие, но я человек вполне здравомыслящий и знаю, что вряд ли протяну на свете еще чуть ли не сорок лет. Да еще с такой хреновой наследственностью...
- Это не поручение, Андрей Николаевич, - поправил его Сулимов. - Это просьба. Думаю, вы ее обязательно выполните. Во-первых, потому что, как мы уже с вами обсуждали, действия Мерцалова в прошлом могут затронуть еще более глубокие пласты истории. И в результате вы не появитесь на свет божий в шестьдесят восьмом, а значит, исчезнете и вы-хрононавт, прибывший из будущего. Во-вторых... Разве я не убедил вас в том, что прошлое лучше не трогать?
- Вполне убедили.
- Ну, вот. Значит, вы не сможете остаться в стороне.
- Ага, вырисовываются все-таки критерии, - заметил Кононов. - Мой жизненный тупик, инстинкт самосохранения, чувство ответственности... Ничего больше не добавите?
Дон Корлеоне выпрямился в кресле, взгляд его 'итальянских' глаз стал очень серьезным, даже суровым:
- Думаю, этого достаточно, Андрей Николаевич. Нам нужно поторопиться, иначе Мерцалов нас опередит. Давайте завершать все ваши здешние дела и переходить к сугубо практическим вопросам.
Внутри у Кононова словно что-то оборвалось. Сердце его зачастило, и стало ему холодно и жутко, и он с беспощадной отчетливостью понял, что не властен более распоряжаться собой и превратился в исполнителя чужой воли. Ничего он здесь не решал - все решили за него. И с этим нужно было смириться, и это нужно было принять. Не роптать, а сжиться, превратить чужой путь в свой собственный и идти по нему без оглядки, до конца...
Не человек выбирает пути, а пути выбирают человека...
- Я готов, - хрипло сказал Кононов. И, прочистив горло, повторил: - Я готов. Но домой-то вы мне напоследок разрешите вернуться... и вообще, попрощаться?.. Со всем этим попрощаться...
- Разумеется, Андрей Николаевич. Хотя в семьдесят первом вокруг будет почти то же самое. Разве что автомобилей поменьше и радиационный фон пониже.
'Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно', - вспомнилось Кононову.
Выходит - возможно?..
Сулимов поднялся из-за стола и, неслышно шагая по палевому, с бледно-розовыми разводами ковровому покрытию, подошел к столу Кононова. Иванов, сидя на самом краешке своего кресла, будто ему тоже не терпелось встать, провожал его взглядом.
- Спасибо, Андрей Николаевич, - дон Корлеоне протянул Кононову руку. - Вычурные и помпезные словеса неуместны, но, возможно, вы и на самом деле спаситель человечества.
Кононов криво усмехнулся и пожал жесткую ладонь того, кто стал хозяином его судьбы.
- Рад стараться, Сергей Александрович. А вам кто-нибудь говорил, что вы похожи на 'крестного отца' из фильма?
...Асфальт возле подъезда был усеян листьями, сбитыми с ветвей дождем и ветром. Стихия еще не угомонилась, но не было уже в ней прежнего неистовства. Молодой бугай выбрался из автомобиля первым, открыл дверцу Кононову. Кононов, ссутулясь, почти бегом преодолел несколько метров до ступеней, ведущих в подъезд. Покосился на незнакомого парня, застывшего на скамейке в такой позе, словно он играл с кем-то в детскую игру 'Замри!' На парне была совершенно промокшая светлая безрукавка и серые брюки. Дождь выплясывал на его длинноволосой голове, крупные капли непрерывной чередой срывались с носа и подбородка. Глаза у парня были какие-то неестественно белые, как у античных статуй, и смотрели словно в никуда.
'В улете, - мельком подумал Кононов, ныряя в подъезд. - Идиоты несчастные, лучше бы водку жрали, все-таки побезвреднее...'
Бугай следом за ним шагнул в кабину лифта, и Кононов ткнул пальцем в кнопку своего этажа. Представил, как спускался в подземелье седьмого отдела - и будто ножом резануло по сердцу: он возвращается домой в последний раз...
Тяжело было на душе, но ему, как и Сулимову, вовсе не хотелось, чтобы мир потерял устойчивость и каждое утро изменялся, и прошлое каждый раз оказывалось очередным ложным сном. В давние-предавние временa легендарный Гомер говорил о воротах из слоновой кости, через которые в наш мир приходят лживые сны. Нельзя было позволить этим воротам открыться...
Вся книга - на ЛитРесе https://www.litres.ru/aleksey-korepanov/
и в гипермаркете Andronum andronum.com/avtory/korepanov-aleksey-ru-2/