Дорогой дневник. Здравствуй. Так неожиданно приходится начинать все заново - твой предшественник утонул и... вот. Может быть, позже расскажу.
А сейчас я хочу с тобой познакомиться.
Меня зовут Шелли. Шелли Уинсток. Мне 15. Я сейчас сижу в чужом доме, в темноте, и греюсь у костра из чужих стульев. Я одна уже два месяца.
Это трудно описать словами - мои чувства. Я вкратце расскажу, что было до этого - ты запомнишь, я знаю. Ты самый лучший молчаливый друг.
Месяц назад я вышла из дома, потому что родители не вернулись из поездки, и я ни до кого не могла дозвониться. Я домоседка, могу месяцами никуда не ходить - но кончился кофе, и сладости, и очень хотелось мармелада. И я уже сильно волновалась, где мама с папой, уехавшие 'в Шарлотт, по делам'.
Вышла из дома - а там, как в фильме ужасов. Слишком тихо на улице. И всюду. Обычно оживленные авеню поражали пустотой, лишь изредка попадались припаркованные машины. Обыденно веселого щебета птиц не нарушал даже отдаленный шум. Я едва нашла дорогу домой поначалу... И сейчас, как вспомню - снова ежусь. Хоть уже и привыкла. А там... дошла до магазина - ни кассира, ни покупателей. Пришлось взять, что хотела, оставив наличные на стойке. И уйти, панически озираясь. Я тогда совсем ничего не поняла, было очень страшно...
Если честно, я и сейчас ничего не понимаю. Знаю только, что все люди куда-то пропали. И в городе сразу стало так неуютно, неприветливо... До жути.
За два месяца парковые газоны заросли и выглядят дико, ходить по ним теперь всякое желание пропало. Я видела, как в маркет заходил гризли и гремел тележками - это было круто, но и страшно. Обычно медведи ходят по пригороду, а глубже в город их точно никто не пустит, скорее пристрелят. Ну вот, лишнее пишу...
Так... В общем, многое произошло. Например, через неделю, как я вышла, не стало света. Да, да. Была гроза - почти шторм - и в ее разгар, наверное, где-то оборвало провода. Или еще что. Но света нет. Так теперь и живу - у костра, как бойскаут. Нашла котелок, в нем грею воду для еды. Три дня назад решилась перейти с быстрой еды на нормальную и сготовить суп. Получился гадкий, не знаю, почему. Раньше готовила хорошо...
Мне очень тоскливо. Когда совсем скучно, я просто лежу и сплю. Когда могу заставить себя что-то делать - хожу по городу, ищу что-нибудь полезное. Или читаю книги.
И все-таки, я не оставляю надежды найти кого-нибудь. Хожу от дома к дому... Не может же быть такого, чтоб я одна осталась в многомиллионном городе!
Да. А два дня назад был ливень и я поскользнулась. Упала в канаву и старый дневник шмыгнул в сток вместе с ручкой. Нелепо так. Я уже даже и не помню, зачем его достала...
Что-то меня разморило у костра. Пора тушить огонь и спать. Доброй ночи, дневник.
Конец записи.
[Тот же почерк, ближе к концу буквы начинают разъезжаться и скакать в размерах.]
29 августа 2007 года, среда.
Дорогой дневник, здравствуй. Сегодня снова есть, что тебе рассказать.
Я проснулась от шума. Шуршание пакетов. Встрепенулась - очень страшно, и вдруг - радостно. Но, все же, испугалась сильнее.
Открываю глаза - собака. Какая-то дворняга рылась в моей еде самым наглым образом. Я села - а она на меня рычать. Совсем сдурела. Хвостом виляет, но рычит - тихо так, жутко. Пришлось гнать ее из квартиры ножкой от стола. А она даже так чуть не покусала.
Страшно было до дрожи в коленках. Теперь буду закрывать двери.
Еще книжку взяла в магазине. Чарльз Диккенс, 'Большие надежды'. Кажется, не считая этого романа, я прочла всего Диккенса. Учительница по английской литературе оценила бы...
Очень скучаю сейчас по маме. Вчера скучала по папе, но не так сильно. А сейчас хочется от тоски лечь и не двигаться. И так, пока что-нибудь меня не убьет...
Давно ведь бросила идею повеситься или сброситься с крыши. Жить все-таки не так страшно, как бы скучно и тоскливо ни было. Но умереть хочется часто. Парадокс.
Каждый день, кажется, равен вечности. Давно бы сошла тут с ума. Милый дневник, только ты и спасаешь. Спокойной ночи, друг.
Конец записи.
[Неровным почерком.]
31 августа 2007 года, пятница.
Дружище, ты не поверишь! Я видела человека! Наконец-то! Сегодня ходила за консервами и видела в маркете человека! Настоящего!
Конечно, подозрительно немного - силуэт такой, закутанный в плащ до кончика носа, озирается постоянно. На улице пасмурно, конечно, дождь накрапывает - но не холодно совсем! И бояться вроде некого...
Лица не видела, но ходит, как мужчина. Проследила до дома в полквартала отсюда. Вечером в окнах отсвечивал фонарик.
Нужно узнать, кто это и зачем он ходит по домам. Собираю вещи.
Утром пойду искать его - может, он тоже ищет людей...
Пожелай мне удачи, приятель.
Конец записи.
[Нервный, прерывистый почерк]
1 сен 2007
Он чокнутый!!! Едва спряталась.
Похоже, нужно бежать из города - а то меня найдут и убьют.
В общем. Заметил меня этот псих, и побежал ко мне. И ладно бы что, но он на ходу пистолет достал! Я от него - а он стрелять! Ни разу не попал, выстрелов десять сделал, а я все ждала - вот сейчас, бум - и я упаду... Но нет. Перестал стрелять, побежал за мной... И все - молча. Я тут уже за угол свернула и спряталась.
А он так ни слова и не сказал. Только пыхтел, как кипящая кастрюля, когда мимо пробежал. Я тут же тихонько перепряталась в место понадежнее, два квартала шла. Думаю вот, куда дальше идти, и
[Написано дрожащей рукой, ручка едва пишет, поля - в росчерках, повсеместно бурые следы, следующие страницы склеены намертво]
Не знаю даты.
Дорогой дневник. Ты мой спаситель. Похоже, пару дней пролежала без сознания... Не знаю, сколько. Очнулась - в голове мутно и ничего не вспомнить. Рядом тот человек, наверное, о котором писала. Сижу в луже крови, и мне то ли весело, то ли рыдать хочется... Тошнит сильно, голова кружится. Висок и шея болят. Носом дышать больно, и губы разбиты...
Не знаю, как я с ним справилась. Не помню. Но у него в горле моя ручка была... А мужик-то лет сорока, и даже в мертвых глазах - безумие. Его взгляд не передать...
Мне страшно, друг. Я знаю, ты ничего не можешь подсказать, никак не утешишь... Хочется вскочить и убежать, и бежать, подальше, пока сил хватит. А я сижу в уже подсохшей липкой луже и пишу вот это.
А еще ты промок в крови, знаешь? Много страниц слиплось намертво, только первые живы. Но даже те испачканы чуть-чуть.
А страшно - вдруг и правда есть еще люди, но они все вот так же, с катушек посъезжали? Хотя я сама скоро умом поеду. Перечитала - такой сумбур в записях, чем дальше - тем страшней...
Сидела, час наверное, и ревела. Но почти успокоилась. Даже руки не так дрожат.
Нужно переодеться, перебрать вещи в рюкзаке и поискать новую тетрадку. И убраться отсюда подальше...
Место кончилось. Мысли тоже.
[Твердым, красивым мелким женским почерком.]
Конец записи.[Очень мелкий женский почерк, водостойкие чернила.]
28 августа 2007 года, вторник.
Дорогой дневник. Здравствуй. Так неожиданно приходится начинать все заново - твой предшественник утонул и... вот. Может быть, позже расскажу.
А сейчас я хочу с тобой познакомиться.
Меня зовут Шелли. Шелли Уинсток. Мне 15. Я сейчас сижу в чужом доме, в темноте, и греюсь у костра из чужих стульев. Я одна уже два месяца.
Это трудно описать словами - мои чувства. Я вкратце расскажу, что было до этого - ты запомнишь, я знаю. Ты самый лучший молчаливый друг.
Месяц назад я вышла из дома, потому что родители не вернулись из поездки, и я ни до кого не могла дозвониться. Я домоседка, могу месяцами никуда не ходить - но кончился кофе, и сладости, и очень хотелось мармелада. И я уже сильно волновалась, где мама с папой, уехавшие 'в Шарлотт, по делам'.
Вышла из дома - а там, как в фильме ужасов. Слишком тихо на улице. И всюду. Обычно оживленные авеню поражали пустотой, лишь изредка попадались припаркованные машины. Обыденно веселого щебета птиц не нарушал даже отдаленный шум. Я едва нашла дорогу домой поначалу... И сейчас, как вспомню - снова ежусь. Хоть уже и привыкла. А там... дошла до магазина - ни кассира, ни покупателей. Пришлось взять, что хотела, оставив наличные на стойке. И уйти, панически озираясь. Я тогда совсем ничего не поняла, было очень страшно...
Если честно, я и сейчас ничего не понимаю. Знаю только, что все люди куда-то пропали. И в городе сразу стало так неуютно, неприветливо... До жути.
За два месяца парковые газоны заросли и выглядят дико, ходить по ним теперь всякое желание пропало. Я видела, как в маркет заходил гризли и гремел тележками - это было круто, но и страшно. Обычно медведи ходят по пригороду, а глубже в город их точно никто не пустит, скорее пристрелят. Ну вот, лишнее пишу...
Так... В общем, многое произошло. Например, через неделю, как я вышла, не стало света. Да, да. Была гроза - почти шторм - и в ее разгар, наверное, где-то оборвало провода. Или еще что. Но света нет. Так теперь и живу - у костра, как бойскаут. Нашла котелок, в нем грею воду для еды. Три дня назад решилась перейти с быстрой еды на нормальную и сготовить суп. Получился гадкий, не знаю, почему. Раньше готовила хорошо...
Мне очень тоскливо. Когда совсем скучно, я просто лежу и сплю. Когда могу заставить себя что-то делать - хожу по городу, ищу что-нибудь полезное. Или читаю книги.
И все-таки, я не оставляю надежды найти кого-нибудь. Хожу от дома к дому... Не может же быть такого, чтоб я одна осталась в многомиллионном городе!
Да. А два дня назад был ливень и я поскользнулась. Упала в канаву и старый дневник шмыгнул в сток вместе с ручкой. Нелепо так. Я уже даже и не помню, зачем его достала...
Что-то меня разморило у костра. Пора тушить огонь и спать. Доброй ночи, дневник.
Конец записи.
[Тот же почерк, ближе к концу буквы начинают разъезжаться и скакать в размерах.]
29 августа 2007 года, среда.
Дорогой дневник, здравствуй. Сегодня снова есть, что тебе рассказать.
Я проснулась от шума. Шуршание пакетов. Встрепенулась - очень страшно, и вдруг - радостно. Но, все же, испугалась сильнее.
Открываю глаза - собака. Какая-то дворняга рылась в моей еде самым наглым образом. Я села - а она на меня рычать. Совсем сдурела. Хвостом виляет, но рычит - тихо так, жутко. Пришлось гнать ее из квартиры ножкой от стола. А она даже так чуть не покусала.
Страшно было до дрожи в коленках. Теперь буду закрывать двери.
Еще книжку взяла в магазине. Чарльз Диккенс, 'Большие надежды'. Кажется, не считая этого романа, я прочла всего Диккенса. Учительница по английской литературе оценила бы...
Очень скучаю сейчас по маме. Вчера скучала по папе, но не так сильно. А сейчас хочется от тоски лечь и не двигаться. И так, пока что-нибудь меня не убьет...
Давно ведь бросила идею повеситься или сброситься с крыши. Жить все-таки не так страшно, как бы скучно и тоскливо ни было. Но умереть хочется часто. Парадокс.
Каждый день, кажется, равен вечности. Давно бы сошла тут с ума. Милый дневник, только ты и спасаешь. Спокойной ночи, друг.
Конец записи.
[Неровным почерком.]
31 августа 2007 года, пятница.
Дружище, ты не поверишь! Я видела человека! Наконец-то! Сегодня ходила за консервами и видела в маркете человека! Настоящего!
Конечно, подозрительно немного - силуэт такой, закутанный в плащ до кончика носа, озирается постоянно. На улице пасмурно, конечно, дождь накрапывает - но не холодно совсем! И бояться вроде некого...
Лица не видела, но ходит, как мужчина. Проследила до дома в полквартала отсюда. Вечером в окнах отсвечивал фонарик.
Нужно узнать, кто это и зачем он ходит по домам. Собираю вещи.
Утром пойду искать его - может, он тоже ищет людей...
Пожелай мне удачи, приятель.
Конец записи.
[Нервный, прерывистый почерк]
1 сен 2007
Он чокнутый!!! Едва спряталась.
Похоже, нужно бежать из города - а то меня найдут и убьют.
В общем. Заметил меня этот псих, и побежал ко мне. И ладно бы что, но он на ходу пистолет достал! Я от него - а он стрелять! Ни разу не попал, выстрелов десять сделал, а я все ждала - вот сейчас, бум - и я упаду... Но нет. Перестал стрелять, побежал за мной... И все - молча. Я тут уже за угол свернула и спряталась.
А он так ни слова и не сказал. Только пыхтел, как кипящая кастрюля, когда мимо пробежал. Я тут же тихонько перепряталась в место понадежнее, два квартала шла. Думаю вот, куда дальше идти, и
[Написано дрожащей рукой, ручка едва пишет, поля - в росчерках, повсеместно бурые следы, следующие страницы склеены намертво]
Не знаю даты.
Дорогой дневник. Ты мой спаситель. Похоже, пару дней пролежала без сознания... Не знаю, сколько. Очнулась - в голове мутно и ничего не вспомнить. Рядом тот человек, наверное, о котором писала. Сижу в луже крови, и мне то ли весело, то ли рыдать хочется... Тошнит сильно, голова кружится. Висок и шея болят. Носом дышать больно, и губы разбиты...
Не знаю, как я с ним справилась. Не помню. Но у него в горле моя ручка была... А мужик-то лет сорока, и даже в мертвых глазах - безумие. Его взгляд не передать...
Мне страшно, друг. Я знаю, ты ничего не можешь подсказать, никак не утешишь... Хочется вскочить и убежать, и бежать, подальше, пока сил хватит. А я сижу в уже подсохшей липкой луже и пишу вот это.
А еще ты промок в крови, знаешь? Много страниц слиплось намертво, только первые живы. Но даже те испачканы чуть-чуть.
А страшно - вдруг и правда есть еще люди, но они все вот так же, с катушек посъезжали? Хотя я сама скоро умом поеду. Перечитала - такой сумбур в записях, чем дальше - тем страшней...
Сидела, час наверное, и ревела. Но почти успокоилась. Даже руки не так дрожат.
Нужно переодеться, перебрать вещи в рюкзаке и поискать новую тетрадку. И убраться отсюда подальше...